В своей книге я упоминаю историю о подвижниках, которую прочел, и был ей очень вдохновлен – о встрече Рождества в пещере Рождества Христова на Карулях. Это труднодоступное место. Для того чтобы попасть в некоторые кельи, нужно добираться по навесным цепям или карабкаться по ступеням, укрепленным в скале под наклоном 90 градусов. Опасно! И вот юноша описывает свой опыт: тогда он был мирянином и пошел к знаменитому афонскому духовнику посмотреть, как он празднует Рождество. С вечера начали спускаться люди – подвижники, один на цепях, другой по лестнице, третий – опираясь на скалу. Добравшись до места, они крестились, делали поклон, входили внутрь, в храм, то есть в саму пещеру, и садились в ожидании агрипнии. Там не было ничего другого, кроме ожидания агрипнии! И вот агрипния началась. Ее эти десять человек прожили в чисто духовной атмосфере.

У одного из отцов не было даже обуви, ноги обертывала мешковина. Он очень замерз, ночь стояла студеная. Он подошел близко к печке (там была печь, топившаяся дровами) и не заметил, как мешковина загорелась. И в рассказе есть замечание: тотчас бросились к нему трое более молодых монахов и погасили огонь, тогда как пожилые были настолько погружены в молитву, что ничего и не поняли. Юношу это вдохновило: он увидел, как человек может переживать события мистически, выходя за границы человеческих ощущений. Когда агрипния закончилась, они сели и выпили по чашечке кофе, потом была скромная трапеза – рис и соленая треска, которую принесли из скита братья. После каждый поблагодарил и ушел. Вот и весь праздник! Ничего другого! Служение Богу и попытка встретить Его. Великое дело!

(Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай)

На Каруле есть одно особое место, связанное с этим праздником. Это келлия Рождества Христова. Находится она на "Карульском проспекте". Так назвал в его в своей книге митрополит Николай (Хаджиниколау). В наше время один современный греческий монах называл его «московской улицей», вероятно потому, что тогда по нему ходило много паломников из Москвы. На этой улице или проспекте протянуты цепи. Без них ходить здесь было бы довольно опасно и под силу, наверное, только опытным альпинистам. По цепям же может пройти любой, и пишущие всякие ужасы, мягко говоря, преувеличивают. Упасть можно, только выпустив цепь из рук. Тем не менее, хозяин кельи, в которую сейчас нас привел «проспект», монах Пахомий, окончил свой земной путь именно таким образом: тело его выловили из моря. С другим монахом Феологом произошло нечто еще более худшее: он упал и напоролся на дерево. Любителям все объяснять грехами можно напомнить кончину преподобного Афанасия, разбившегося при обрушении сводов нового храма.

Погиб о. Пахомий более двадцати лет назад и, видимо, с тех пор келья эта стоит пустая. Кажется, что нет ни одного уголка в этой келье, которого бы не коснулось разрушение. Говорят, что «время – лучший лекарь», но оно и лучший разрушитель. Каруля, опустевшая в период упадка афонского монашества в 20 веке, сегодня постепенно заполняется монахами и ищущими монашеского жития. Может, когда-нибудь мы встретим насельника кельи Рождества Христова, думалось мне, когда я многократно ходил мимом этой келлии. И действительно потихоньку там начали селиться монахи, кедллия была отреставрирована, пока снова не пришла в запустение. Об о. Пахомие сохранилось интересное воспоминание о. Николая.
"Там жил отец Пахомий. У одного парня из нашей компании на плече висел фотоаппарат. Отец Пахомий сделал ему строгое замечание, чтобы тот не вздумал снимать. Он был явно раздосадован присутствием неподалеку судна, полного туристок, на котором гид в громкоговоритель описывал «величие этих исполинов духа, отвергшихся суеты мира и удостоившихся уникальных видений и редкой духовной опытности!». Несомненно в Каруле нельзя было представить большего кощунства, чем этот отвратительный, чудовищный, сиплый голос, обладатель которого с нарочитой высокопарностью изрекал самые пустые и бессмысленные фразы, которые только можно себе вообразить. К счастью, судно вскоре уплыло.
Отец Пахомий сказал нам несколько слов, в основном о православной вере и экуменизме. Строгий, ничего лишнего ни в словах, ни в наружности, ни в самом образе его жизни. Его одежда — убогое тряпье. Обстановка вокруг едва пригодна для поддержания жизни и — совершенно свободна от лишних вещей (и эта непритязательность тронула, умилила сердце)... Все кругом старенькое, ветхое, поломанное. Материальная нищета во всей ее славе. Отец Пахомий постарался нас угостить. У него было всего-навсего шесть изюминок, а нас — девять человек. Он выложил изюм в жестяную крышку от банки из-под ванили. Вот и поднос для угощения. Троим Из нас угощения не хватило. Они выпили воды. У отца
Пахомия в ведре была собрана дождевая вода, и он нам ее предложил. Мы отказывались, потому что выпили бы ее всю. Но он настоял. Стаканом — одним на всех! — стала банка из-под той же ванили. Те, кто съел изюминку, выпили по одному глотку, остальные — по два. Нельзя было допустить, чтобы вода закончилась. В этом месте ее ценность многократно возрастала. Мы заинтересовались, каким рукоделием занимается отец Пахомий. Он показал нам три деревянных гребенки и несколько ножей для бумаги. Мы спросили, сколько они стоят. Отец Пахомий не знал. Мы забрали все и оставили взамен двести драхм. Он запротестовал — ему показалось, что это слишком много. Теперь настаиваем мы. Отец Пахомий смиренно соглашается...
Выйдя от отца Пахомия, мы увидели прямо перед собой две деревянные лестницы, подобные тем, что используют на стройках. Они были прибиты к скале, спускавшейся к морю под наклоном около 60 градусов. В этом месте скала образует природный покатый выступ шириной около пятидесяти сантиметров. На нем, прибитые толстыми металлическими прутьями, и держались лестницы".