Мы, конечно, не сторонники интеллектуального пиратства, но хотим поделиться с вами исследованием американского психолога Марии Конниковой "Выдающийся ум. Мыслить как Шерлок Холмс". Книгу сейчас не сыскать, а в ней автор рассказывает, как можно достичь безупречной логики и кристальной ясности ума нашего любимого детектива. Мы ведь здесь и за этим.

Christmas guilty pleasure
 
За окном кружатся снежинки в свете фонаря, вы завернулись в пушистый плед с чашкой ароматного глинтвейна и тазиком имбирного печенья, а на экране кругом шаблонные приметы Рождества.
Знакомо?
Многие из нас чертовски любят рождественские и новогодние фильмы несмотря на предсказуемый сюжет, невыносимо банальные диалоги и почти отвратительно воодушевляющие саундтреки. Немного неловко, мы ведь все такие тонко чувствующие интеллектуалы, но, возможно, именно за это мы их и любим.
Воссоединение семьи и неожиданное открытие, что это и есть главная ценность в жизни, любовь как подарок (избежим обсуждения гендерных стереотипов) и обещание лучшей жизни в новом году – какой декабрь без таких клише? «Пижамное» исследование одного бренда подтверждает, что даже у провальных рождественских фильмов есть армия поклонников.
 
Ну и что плохого, если они делают нас счастливыми?
 
Психологи различают два типа счастья: гедоническое и эвдемоническое. Гедоническое счастье — это ощущение удовольствия и наслаждения. Оно обычно преходящее, например, как вкус любимого печенья. Эвдемоническое счастье связано с опытом, создающим чувство смысла и цели, и, как правило, остается с нами дольше. Оба они важны и по-разному способствуют нашему благополучию.
 
Ужасные в своей стереотипности рождественско-новогодние фильмы могут помочь нам испытать и гедоническое, и эвдемоническое счастье. Юмор, романтика, красивые места и люди – наш источник дофамина. Со смыслом посложнее, но, если перестать быть высоколобым скептиком и насладиться простотой, мы окажемся там, где ожидаем – в счастливом финале. А в непредсказуемом мире – предсказуемость нелепого и упрощенного сюжета обеспечивает приятность знакомого и ожидаемого.
 
Постоянная диета из простоты и положительных эмоций может повысить оптимизм и сделать нас более открытыми, креативными и продуктивными, а может и компенсирует весы после новогодних праздников. Приятных вам «запретных удовольствий». Только удостоверьтесь, что все за новогодним столом смотрели ваш любимый фильм, а то обнаженные разговоры Джоанн Пейдж и Мартина Фримена могут шокировать вашу бабушку или свекровь.
 
А вот и меню от Rotten Tomatoes

Смех – удел глупцов!
 
Или вы не согласны с Хорхе Бургосским в том, что «нельзя смеяться над тем, что не подлежит осмеянию»?
 
Мы вот на стороне Вильгельма Баскервильского – «Смех – удел человека».
А черный юмор – удел мыслящего человека!

Главный научный хит о природе смеха сформулировал когда-то Михаил Бахтин - он предложил философско-культурологическую концепцию смеха.
Размышляя о текстах Франсуа Рабле, философ писал, что смех способен перенести человека в мир карнавальной утопии, на время выдернуть его из обыденности. Смех позволяет перевернуть с ног на голову то, что страшит человека, дает возможность вскрыть противоречия и обнажить неочевидные социальные конфликты.
Карнавальный смех – всенароден, он направлен на всё и вся, у него нет запретных тем.
Возможно, есть в модернистском черном юморе народная карнавальность средневековой смеховой культуры. Он тоже переворачивает все вверх тормашками и срывает завесу всего страшного, в том числе и в нас самих.
 
Бахтин выделял три формы в структуре смеховой культуры: обрядово-зрелищная, словесные произведения и фамильярная речь.
 
Звучит сложно, но давайте посмотрим на эти формы на примере «Плохого Санты», а там авось и до Рабле дорастем.
 
Сама традиция встречи с Сантой в торговых центрах и ярмарках явно не отличается серьезностью рождественской службы и, пожалуй, уничтожает сакральность веры в чудо, а образ вдрызг пьяного и обмочившегося Санты, выслушивающего детские хотелки– это точно мир вверх дном, кромешный юмор. Снижение, профанация и шутовское развенчание кока-кольной идиллии, как непрестанные перемещения верха и низа средневекового карнавала, о которых писал Бахтин.
 
Под словесными произведениями он имел ввиду в том числе "parodia sacra" – произведения выворачивающие наизнанку священные тексты, например, как "Вечеря Киприана", в которой, пиршествуя, Ева поедает ребро, а Иуда раздает всем поцелуи. Конечно, «Плохой Санта» не оммаж священным текстам, но карнавальная пародия. Один из продюсеров картины Боб Вайнштейн говорил, что, прочтя сценарий, подумал: «Это было самое отвратительное, мерзкое, женоненавистническое, антирождественское, антидетское, что мы только могли себе представить». Как это было не купить. Но, как и средневековые "parodia sacra", - пародия не просто отрицает. Отрицая, она одновременно возрождает и обновляет.
 
Ругательств в фильме много, а уж в переводе Гоблина – это почти «песнь русского мата». Есть что-то освобождающее в рождественской брани, как в смеховых культах, о которых пишет Бахтин, высмеивавших и срамословивших божество.
А еще Бахтин писал, что «Каждая эпоха мировой истории имела свое отражение в народной культуре. Всегда, во все эпохи прошлого, существовала площадь со смеющимся на ней народом». Теперь – черные комедии одна из наших площадей.
 
Перебор? Давайте посмотрим и обсудим!
 
P.S. А если интересно как связаны «Имя розы» Умберто Эко, Франсуа Рабле и Михаил Бахтин, читайте профессора
Д. Бакстера. Не Шерлок Холмсом едины.

Уже месяц, как «Конклав» вышел в российский прокат.

В нашей рецензии предлагаем вам взглянуть на новый фильм Эдварда Бергера как на тест.
Что сделает с вами концовка? Оставит разочарованным? Недоумевающим? Восхищенным? Равнодушным? Попробуйте проанализировать, чем вызвана именно такая реакция. Может, узнаете нечто доселе неизвестное о себе. А может, только об институте римско-католической церкви и тонкостях порядка избрания папы римского. #Мнения42