Потребительские практики современной цивилизации заставляют потреблять отнюдь не только вещи. Потребляется пространство (туризм), время (сериалы, клубы), власть (Медведев, например, классический пример не власти, но «потребления власти») и, наконец, тело. Все изнурительные практики, направленные на похудение и трансформации себя являются именно примером потребления тела в консьюмеристской культуре, о чем писал еще Ж.Бодрийяр. Такое потребление неудивительно, ибо тело это то, что «под рукой», ближе всего и чем легче и нагляднее всего заниматься, это индикатор, по которому можно сегодня судить в целом об отношении людей к вещам, окружающему миру и даже к власти.
Вообще тело сегодня является ключевым концептом сегодняшнего бытия. Отсюда выстроилась и ценностная шкала – самое ценное в прямом и переносном смысле (то есть «продаваемое») это тело, самое ценное тело - молодое. Соответственно этой шкале вместе с практикой потребления тела возникли практики «телопроизводства», производящие тело без возраста (пластическая хирургия, ботокс, антивозрастные кремы и т.д.), которые бесконечно возвращают тело в «нормальное», то есть идеальное состояние. В связи с этим особое, фетишистское, почти мистическое значение приобретает гигиена, становящаяся формой инвестирования в собственное тело, которое становится настолько совершенным, что его можно без стыда демонстрировать окружающим. Поэтому стремление постоянно и максимально раздеваться на публике у самых разных категорий людей (визуально и словесно, в инстаграме, на пляжах и т.д.) – от «звезд» до обычной молодежи - наполнение телами разной степени обнаженности пространства СМИ свидетельствует не обязательно о распущенности, но связано с более глубокими процессами трансформации отношений к телу. В результате в здоровом теле уже не здоровый дух, а успешность и респектабельность.
Вокруг культа совершенного тела и молодости построено все – от индустрии фастфуда и развлечений до медицинских практик. Эпоху, когда главной социальной и культурной фигурой был взрослый, зрелый человек (дети и подростки были маленькие взрослые, они стремились скорее вырасти и стать такими, как родители, бабушки и дедушки), сменила эпоха господства и ценности молодости (теперь взрослые и пожилые усваивают подростковые привычки и практики - катаются на самокатах, развлекаются, красятся, одевают кроссовки и т.д.), когда дети и подростки не хотят взрослеть и остаются инфантильными до 30-35 лет. Отсюда недавно возникшие характерные субкультуры тамблер-герл и сэдбоев, точно отражающие эти перемены.
Проблеме «молодежного тела» посвящен малодоступный сборник «Pro Тело: молодежный контекст». (СПб., 2014). В нем представлены статьи о различных аспектах телесных практик молодежи – гигиенических, спортивных, пищевых, потребительских, о внутреннем конфликте молодого и зрелого тела. Сегодня на эту тему довольно немного работ и данная может послужить неплохим инструментом для самопознания. Кстати, нужно быть осторожнее со словом «молодежь» - старость начинается с того момента, когда в лексиконе появляется именно это словечко. Будем аккуратнее.
Вообще тело сегодня является ключевым концептом сегодняшнего бытия. Отсюда выстроилась и ценностная шкала – самое ценное в прямом и переносном смысле (то есть «продаваемое») это тело, самое ценное тело - молодое. Соответственно этой шкале вместе с практикой потребления тела возникли практики «телопроизводства», производящие тело без возраста (пластическая хирургия, ботокс, антивозрастные кремы и т.д.), которые бесконечно возвращают тело в «нормальное», то есть идеальное состояние. В связи с этим особое, фетишистское, почти мистическое значение приобретает гигиена, становящаяся формой инвестирования в собственное тело, которое становится настолько совершенным, что его можно без стыда демонстрировать окружающим. Поэтому стремление постоянно и максимально раздеваться на публике у самых разных категорий людей (визуально и словесно, в инстаграме, на пляжах и т.д.) – от «звезд» до обычной молодежи - наполнение телами разной степени обнаженности пространства СМИ свидетельствует не обязательно о распущенности, но связано с более глубокими процессами трансформации отношений к телу. В результате в здоровом теле уже не здоровый дух, а успешность и респектабельность.
Вокруг культа совершенного тела и молодости построено все – от индустрии фастфуда и развлечений до медицинских практик. Эпоху, когда главной социальной и культурной фигурой был взрослый, зрелый человек (дети и подростки были маленькие взрослые, они стремились скорее вырасти и стать такими, как родители, бабушки и дедушки), сменила эпоха господства и ценности молодости (теперь взрослые и пожилые усваивают подростковые привычки и практики - катаются на самокатах, развлекаются, красятся, одевают кроссовки и т.д.), когда дети и подростки не хотят взрослеть и остаются инфантильными до 30-35 лет. Отсюда недавно возникшие характерные субкультуры тамблер-герл и сэдбоев, точно отражающие эти перемены.
Проблеме «молодежного тела» посвящен малодоступный сборник «Pro Тело: молодежный контекст». (СПб., 2014). В нем представлены статьи о различных аспектах телесных практик молодежи – гигиенических, спортивных, пищевых, потребительских, о внутреннем конфликте молодого и зрелого тела. Сегодня на эту тему довольно немного работ и данная может послужить неплохим инструментом для самопознания. Кстати, нужно быть осторожнее со словом «молодежь» - старость начинается с того момента, когда в лексиконе появляется именно это словечко. Будем аккуратнее.
Хотелось бы поздравить всех с Новым годом. Пусть ваш следующий год будет лучше, чем этот, хотя, скорее всего, нас всех ждёт очень непростое время. Но это не страшно. Испытания всегда предлагают выбор - закончить или продолжить, уйти или остаться - и нормальный, «наш» человек, придя в состояние покоя, очень быстро начинает скучать по тому времени, когда был выбор. В окончательном решении всегда есть какая-то эсхатологичность, решенный окончательно вопрос есть зародыш конца мира, который наступит, когда решатся все вопросы или станет ясно, что нет ни одного правильного ответа на них. Поэтому да здравствует недосказанность, без которой нет ни Фауста, ни Онегина, ни «Мертвых душ», ни нашей живой души в целом!
Кроме того, жизнь стоит затруднять и усложнять вполне сознательно, иногда нам, умным людям, скучно жить именно потому, что не хватает сложности, переживаний, дополнительных цветов, полутонов. Мы киснем и протухаем в благостной, кисельной, выцветшей благодати, к которой сегодня стремится большинство и куда нас тащат окружающие, и никак не можем понять, что же это такое - все, наконец-то, хорошо, но почему же так скверно?
Нам хочется страдать страданиями других над старой книгой, любить безответно, нестись, чувствуя, как между ушей коня дует ветер рая, ворваться к кому-нибудь во главе мятежной толпы и «покончить со всем этим» раз и навсегда, чтобы потом… нет, не успокоиться, а опять искать страданий и трудностей. Всякая дорога из Иерусалима должна быть дорогой в Иерусалим – сказано давно, но точно. Однако и увлекаться теми самыми полутонами не стоит: умный человек отличается от глупца тем, что первый видит полутона, а второй не видит ничего, кроме полутонов.
Поэтому хочется пожелать всем тревог и трудностей – это наждак, который счищает ржавчину с сердца. Пожелать не уронить того, что дано с неба. Пожелать чувства вины, что не все сделано, а то, что сделано, далеко от совершенства. Ведь если нет чувства вины - нечего ждать перемен.
С Новым Годом!
Кроме того, жизнь стоит затруднять и усложнять вполне сознательно, иногда нам, умным людям, скучно жить именно потому, что не хватает сложности, переживаний, дополнительных цветов, полутонов. Мы киснем и протухаем в благостной, кисельной, выцветшей благодати, к которой сегодня стремится большинство и куда нас тащат окружающие, и никак не можем понять, что же это такое - все, наконец-то, хорошо, но почему же так скверно?
Нам хочется страдать страданиями других над старой книгой, любить безответно, нестись, чувствуя, как между ушей коня дует ветер рая, ворваться к кому-нибудь во главе мятежной толпы и «покончить со всем этим» раз и навсегда, чтобы потом… нет, не успокоиться, а опять искать страданий и трудностей. Всякая дорога из Иерусалима должна быть дорогой в Иерусалим – сказано давно, но точно. Однако и увлекаться теми самыми полутонами не стоит: умный человек отличается от глупца тем, что первый видит полутона, а второй не видит ничего, кроме полутонов.
Поэтому хочется пожелать всем тревог и трудностей – это наждак, который счищает ржавчину с сердца. Пожелать не уронить того, что дано с неба. Пожелать чувства вины, что не все сделано, а то, что сделано, далеко от совершенства. Ведь если нет чувства вины - нечего ждать перемен.
С Новым Годом!
Сегодня поговорим о жутковатой теме – нацистских концентрационных лагерях в несколько непривычном ракурсе - как феномене социальной жизни и общественной мысли Европы середины прошлого столетия. Почва для возникновения «феномена Освенцима» (назовем его так), считающегося сублимацией концлагеря, как явления, начала готовиться сразу после окончания Первой Мировой войны.
Система концлагерей была выстроена так, что смерть, которая обычно представляется, как некое мгновение перехода из временной жизни в вечную, как отрицание жизни, оказалась внесена непосредственно в жизнь и существовала в ней продолжительное время. То есть человека, которого раньше убивали (или он умирал) один раз в конце жизни, теперь убивали на протяжении жизни. В результате жизнь и смерть становились неразделимы между собой, смерть теряла признак конца жизни. В этой ситуации человек переставал понимать, жив он или мертв, и если жив, то можно ли назвать жизнью то, что хуже смерти.
«Ретроспективное существование» (по выражению Э.Фромма), то есть существование, когда все лучшее, все похожее на жизнь, осталось в прошлом, а будущего нет, лишь подчеркивали «пребывание в смерти». Одним из следствий системы концлагерей становится равнодушие к смерти. Человек оказывался постоянно находящимся между жизнью и смертью – он не имел сил и желания покончить с собой, но и не имел возможности жить. Возникала неизвестная ранее новая, «третья», пограничная форма существования, формировавшая новый тип человека, которого больше интересовало не «что произойдет», а «как произойдет». То есть боялись не смерти, а умирания и его форм.
Люди, немощные телом, но имевшие любую духовную опору, лучше переносили лагерную жизнь и чаще оставались в живых, чем физически сильные натуры. Скептики-интеллектуалы оказывались в Освенциме в ужасном состоянии. Разум, интеллект, образованность, начитанность, то есть то, что прежде составляло фундамент и стержень жизни, теперь превратилось в главного врага заключенного, становилось одним из ключевых факторов, ведущих человека к гибели.
Когда реальная смерть наступала, человек лишался последнего права – права оставить свой след, память о себе в этом мире. Еще при жизни в лагере человек лишался самоидентификации, имени, стереотипов поведения, способности мыслить, а после смерти превращался в пепел, не оставляя после себя даже могилы. В результате, Освенцим, по мнению Х.Арендт, впервые в истории предъявил миру парадоксальный «опыт несуществования», когда человек оказывался не нужен даже самому себе.
Провозгласив устами Ф.Ницше «смерть Бога», то есть абсолютного блага, Европа столкнулась в форме Освенцима с явлением Абсолютного Зла. Зла, которому нечего было противопоставить. В связи с этим после войны общественное сознание Европы столкнулась с неразрешимой задачей. Опыт религиозной оценки такого рода событий был к середине ХХ столетия утрачен, а описать и постичь произошедшее в обычных категориях оказалось невозможно, ибо то, что произошло, находилось за пределами любой рациональности и рассудительности, за границами любой науки. Поэтому данный феномен не понят и не осмыслен до сих пор.
Освенцим стал той чертой, перейдя которую, Европа изменилась навсегда. Исчезнув, «концентрационный мир», поставил перед европейским сознанием несколько вопросов, актуальных и сегодня. Первый сформулировал Т.Адорно, считавший, что Освенцим есть факт тотальной культурной катастрофы Запада. Он спрашивал, можно ли после Освенцима жить дальше? Ответ на этот вопрос давал С.Беккет, персонажи которого после Освенцима не столько «живут», сколько «выживают», словно на настоящую жизнь у них под гнетом памяти уже не хватает сил. Еще один вопрос - неужели нельзя было предвидеть этого? Кафка предвидел, но кто обратил на него внимание? И вопрос – если все тогда согласились с Освенцимом, значит ли это, что и я согласился бы? Попытку ответить на этот вопрос мы видим в конфликте поколений в 1960-е.
На эту тему не так много серьезных книг (П.Леви, Ж.Амери, Э.Фромм), но одна из лучших это «Просвещенное сердце» психолога Бруно Беттельхейма. Она есть в сети.
Система концлагерей была выстроена так, что смерть, которая обычно представляется, как некое мгновение перехода из временной жизни в вечную, как отрицание жизни, оказалась внесена непосредственно в жизнь и существовала в ней продолжительное время. То есть человека, которого раньше убивали (или он умирал) один раз в конце жизни, теперь убивали на протяжении жизни. В результате жизнь и смерть становились неразделимы между собой, смерть теряла признак конца жизни. В этой ситуации человек переставал понимать, жив он или мертв, и если жив, то можно ли назвать жизнью то, что хуже смерти.
«Ретроспективное существование» (по выражению Э.Фромма), то есть существование, когда все лучшее, все похожее на жизнь, осталось в прошлом, а будущего нет, лишь подчеркивали «пребывание в смерти». Одним из следствий системы концлагерей становится равнодушие к смерти. Человек оказывался постоянно находящимся между жизнью и смертью – он не имел сил и желания покончить с собой, но и не имел возможности жить. Возникала неизвестная ранее новая, «третья», пограничная форма существования, формировавшая новый тип человека, которого больше интересовало не «что произойдет», а «как произойдет». То есть боялись не смерти, а умирания и его форм.
Люди, немощные телом, но имевшие любую духовную опору, лучше переносили лагерную жизнь и чаще оставались в живых, чем физически сильные натуры. Скептики-интеллектуалы оказывались в Освенциме в ужасном состоянии. Разум, интеллект, образованность, начитанность, то есть то, что прежде составляло фундамент и стержень жизни, теперь превратилось в главного врага заключенного, становилось одним из ключевых факторов, ведущих человека к гибели.
Когда реальная смерть наступала, человек лишался последнего права – права оставить свой след, память о себе в этом мире. Еще при жизни в лагере человек лишался самоидентификации, имени, стереотипов поведения, способности мыслить, а после смерти превращался в пепел, не оставляя после себя даже могилы. В результате, Освенцим, по мнению Х.Арендт, впервые в истории предъявил миру парадоксальный «опыт несуществования», когда человек оказывался не нужен даже самому себе.
Провозгласив устами Ф.Ницше «смерть Бога», то есть абсолютного блага, Европа столкнулась в форме Освенцима с явлением Абсолютного Зла. Зла, которому нечего было противопоставить. В связи с этим после войны общественное сознание Европы столкнулась с неразрешимой задачей. Опыт религиозной оценки такого рода событий был к середине ХХ столетия утрачен, а описать и постичь произошедшее в обычных категориях оказалось невозможно, ибо то, что произошло, находилось за пределами любой рациональности и рассудительности, за границами любой науки. Поэтому данный феномен не понят и не осмыслен до сих пор.
Освенцим стал той чертой, перейдя которую, Европа изменилась навсегда. Исчезнув, «концентрационный мир», поставил перед европейским сознанием несколько вопросов, актуальных и сегодня. Первый сформулировал Т.Адорно, считавший, что Освенцим есть факт тотальной культурной катастрофы Запада. Он спрашивал, можно ли после Освенцима жить дальше? Ответ на этот вопрос давал С.Беккет, персонажи которого после Освенцима не столько «живут», сколько «выживают», словно на настоящую жизнь у них под гнетом памяти уже не хватает сил. Еще один вопрос - неужели нельзя было предвидеть этого? Кафка предвидел, но кто обратил на него внимание? И вопрос – если все тогда согласились с Освенцимом, значит ли это, что и я согласился бы? Попытку ответить на этот вопрос мы видим в конфликте поколений в 1960-е.
На эту тему не так много серьезных книг (П.Леви, Ж.Амери, Э.Фромм), но одна из лучших это «Просвещенное сердце» психолога Бруно Беттельхейма. Она есть в сети.
#редкаякнига Первого апреля 1908 года в Петербурге вышел первый номер журнала «Сатирикон», открыв новую эпоху в истории русской юмористики. Этот журнал, а за ним и «Новый Сатирикон» стали уникальным явлением в истории русской культуры начала ХХ в. Созданные небольшой группой людей, эти издания на долгие годы определили главное направление отечественной юмористики, не имея себе равных среди юмористических и сатирических изданий начала ХХ века.
Постоянными участниками журнала были заявлены художники Б.Анисфельд, Л.Бакст, И.Билибин, М.Добужинский, Б.Кустодиев, Е.Лансере, Дм.Митрохин, А.П.Остроумова-Лебедева, А.Радаков, Ре-ми, А.Юнгер, А.Яковлев и др. Писатели А.Аверченко, Вл.Азов, И.М.Василевский, Л.М. Василевский, К.Антипов, С.Городецкий, А.Измайлов, М.Кузьмин, А.Кугель, С.Маршак, О.Л.Д.Ор, А.Радаков, Саша Черный, А.Рославлев, Скиталец, А.Толстой, Тэффи, Н.Шебуев, Н.И.Фалеев, А.Яблоновский и др. Кроме них в журнале сотрудничали Д. Моор, А.С.Грин, В.Маяковский, В.А. Ашкинази, А.С. Бродский, А.Бухов. Редактором журнала был А.Аверченко.
Тематика журнала была очень широкой – литература, культура, общественная жизнь. Выходили специальные номера, посвященные Н.В.Гоголю и Л.Н.Толстому. Полное единодушие редакции наблюдалось в отношении к «современным течениям» в литературе и искусстве – бездарность и претенциозность апостолов новых и нетрадиционных направлений высмеивались талантливо, но порой с оттенком жалости (по выражению Аверченко) к «обиженным судьбою и Богом людям». Знаменитой стала карикатура, на которой стойкому подпольщику, перенесшему страшные мучения («иголки под ногти вбивали»), но не выдавшему тайны, в качестве последнего средства читают «стихи одного футуриста» и этого истязания он уже выдержать не в состоянии.
В 1913 г. между группой сотрудников редакции «Сатирикона» и издателем возник конфликт, приведший к расколу журнала. Так возникло товарищество «Новый Сатирикон», которое стало издательским центром, выпускавшим множество книг отечественных и зарубежных юмористов. Февральскую революцию 1917 года «сатириконцы» приняли восторженно. Что важно, свободный от цензуры журнал сумел сохранить художественный и сатирический уровень. В октябре 1917 года редакция «Нового Сатирикона» раскололась. Часть сотрудников перешла на сторону новой власти, оставшиеся в журнале заняли жесткую антибольшевистскую позицию. Журнал начинает выходить все реже и в августе 1918 года он был закрыт.
В 1931 году в Париже бывший издатель «Сатирикона» М.Корнфельд принял решение о возобновлении журнала. Писатель Дон-Аминадо занял в журнале место скончавшегося к тому времени Аверченко. Оформление парижского «Сатирикона» и его внутренняя структура также были выдержаны в стилистике прежнего издания. Точно так же выходили тематические номера. Однако главного совпадения – по духу – не получилось, невзирая на блестящий состав сотрудников, заявленный в объявлении о подписке. С небольшими поправками журнал очень напоминал «Сатирикон» второй половины 1913 г. после ухода Аверченко и почти всей редакции. Однако дело, очевидно, было не только в этом – общая полунищая обстановка эмигрантской жизни, царившие в ней тяжелые настроения, не заживающая боль от вынужденной разлуки с родиной – все это сделало парижский «Сатирикон» не столько юмористическим, сколько сатирическим изданием.
Примечательным явлением стала публикация в парижском «Сатириконе» романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок», печатавшегося по старой орфографии. Парижский «Сатирикон» просуществовал менее года и закрылся по финансовым обстоятельствам. Было выпущено всего 28 номеров.
«Сатирикона» не стало, но почти все советские юмористические журналы – от «Смехача» и «Лаптя» до «Крокодила» десятки лет в разных формах заимствовали его оформление, идеи, авторов. Сегодня стоит ознакомиться с ним, чтобы понять, когда был пройден перевал, с которого теперь «только вниз босиком».
Постоянными участниками журнала были заявлены художники Б.Анисфельд, Л.Бакст, И.Билибин, М.Добужинский, Б.Кустодиев, Е.Лансере, Дм.Митрохин, А.П.Остроумова-Лебедева, А.Радаков, Ре-ми, А.Юнгер, А.Яковлев и др. Писатели А.Аверченко, Вл.Азов, И.М.Василевский, Л.М. Василевский, К.Антипов, С.Городецкий, А.Измайлов, М.Кузьмин, А.Кугель, С.Маршак, О.Л.Д.Ор, А.Радаков, Саша Черный, А.Рославлев, Скиталец, А.Толстой, Тэффи, Н.Шебуев, Н.И.Фалеев, А.Яблоновский и др. Кроме них в журнале сотрудничали Д. Моор, А.С.Грин, В.Маяковский, В.А. Ашкинази, А.С. Бродский, А.Бухов. Редактором журнала был А.Аверченко.
Тематика журнала была очень широкой – литература, культура, общественная жизнь. Выходили специальные номера, посвященные Н.В.Гоголю и Л.Н.Толстому. Полное единодушие редакции наблюдалось в отношении к «современным течениям» в литературе и искусстве – бездарность и претенциозность апостолов новых и нетрадиционных направлений высмеивались талантливо, но порой с оттенком жалости (по выражению Аверченко) к «обиженным судьбою и Богом людям». Знаменитой стала карикатура, на которой стойкому подпольщику, перенесшему страшные мучения («иголки под ногти вбивали»), но не выдавшему тайны, в качестве последнего средства читают «стихи одного футуриста» и этого истязания он уже выдержать не в состоянии.
В 1913 г. между группой сотрудников редакции «Сатирикона» и издателем возник конфликт, приведший к расколу журнала. Так возникло товарищество «Новый Сатирикон», которое стало издательским центром, выпускавшим множество книг отечественных и зарубежных юмористов. Февральскую революцию 1917 года «сатириконцы» приняли восторженно. Что важно, свободный от цензуры журнал сумел сохранить художественный и сатирический уровень. В октябре 1917 года редакция «Нового Сатирикона» раскололась. Часть сотрудников перешла на сторону новой власти, оставшиеся в журнале заняли жесткую антибольшевистскую позицию. Журнал начинает выходить все реже и в августе 1918 года он был закрыт.
В 1931 году в Париже бывший издатель «Сатирикона» М.Корнфельд принял решение о возобновлении журнала. Писатель Дон-Аминадо занял в журнале место скончавшегося к тому времени Аверченко. Оформление парижского «Сатирикона» и его внутренняя структура также были выдержаны в стилистике прежнего издания. Точно так же выходили тематические номера. Однако главного совпадения – по духу – не получилось, невзирая на блестящий состав сотрудников, заявленный в объявлении о подписке. С небольшими поправками журнал очень напоминал «Сатирикон» второй половины 1913 г. после ухода Аверченко и почти всей редакции. Однако дело, очевидно, было не только в этом – общая полунищая обстановка эмигрантской жизни, царившие в ней тяжелые настроения, не заживающая боль от вынужденной разлуки с родиной – все это сделало парижский «Сатирикон» не столько юмористическим, сколько сатирическим изданием.
Примечательным явлением стала публикация в парижском «Сатириконе» романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок», печатавшегося по старой орфографии. Парижский «Сатирикон» просуществовал менее года и закрылся по финансовым обстоятельствам. Было выпущено всего 28 номеров.
«Сатирикона» не стало, но почти все советские юмористические журналы – от «Смехача» и «Лаптя» до «Крокодила» десятки лет в разных формах заимствовали его оформление, идеи, авторов. Сегодня стоит ознакомиться с ним, чтобы понять, когда был пройден перевал, с которого теперь «только вниз босиком».
Каждый из нас наверняка замечал, что темпы приобретения книг часто обгоняют возможности их прочтения. Это заставляет нас страдать. Однако подобного рода антибибиотека, по мнению Нассима Николаса Талеба, тоже нужна. Талеб начинает свои размышления с анекдота о легендарной библиотеке итальянского писателя Умберто Эко, которая содержала 30000 томов. Действительно ли Эко прочел все эти книги?
Конечно же, нет. Библиотека Эко подстегивала его чувство интеллектуального голода и любопытства, постоянно напоминая ему обо всех тех вещах, которые он не знал. Так что растущая коллекция книг, которые вы еще не прочли, может сделать то же самое и для вас, пишет Талеб.
Частная библиотека – не довесок для поднятия самооценки, а инструмент для исследований. Прочитанные книги намного менее ценны, чем непрочитанные. В библиотеке должно быть столько неизвестного для вас, сколько могут позволить ваше финансовое состояние, ипотека и ужесточившийся рынок недвижимости.
По мере взросления вы будете накапливать все больше знаний и книг, непрочитанные книги на полках будут угрожающе взирать на вас, и со временем их будет все больше. В самом деле, чем больше вы знаете, тем длиннее ряды непрочитанных книг. Назовем это собрание непрочитанных книг антибиблиотекой.
Антибиблиотека – мощное напоминание о ваших ограничениях и колоссальном количестве вещей, которых вы не знаете или знаете наполовину. Или же, как может оказаться однажды, о которых вы имели полностью ошибочное мнение. Живя с этим напоминанием изо дня в день, вы потихоньку подталкиваете себя к некой интеллектуальной кротости, которая улучшает ваши способности к принятию решений и стимулирует познание.
«Люди ведь не носят с собой антирезюме, в которых сказано, чего они еще не изучили или не пережили (это дело их конкурентов), но было бы неплохо, если бы они их носили», – говорит Талеб.
Почему? Возможно, потому, что это общеизвестный психологический момент: именно самые некомпетентные люди больше всего уверены в своих способностях, а самые умные, как правило, исполнены сомнений. Также известно, что чем легче вы признаете, что чего-то не знаете, тем быстрее вы учитесь.
Так что, если вы покупаете слишком много книг или если ваш список книг, обязательных к прочтению, настолько длинный, что вам и трех жизней не хватит, чтобы все это прочесть, – перестаньте грызть себя. Все эти книги, которые вы не прочли, действительно являются признаком вашего невежества.
Но если вы осознаете объемы своего невежества, вы уже обогнали большинство людей.
Конечно же, нет. Библиотека Эко подстегивала его чувство интеллектуального голода и любопытства, постоянно напоминая ему обо всех тех вещах, которые он не знал. Так что растущая коллекция книг, которые вы еще не прочли, может сделать то же самое и для вас, пишет Талеб.
Частная библиотека – не довесок для поднятия самооценки, а инструмент для исследований. Прочитанные книги намного менее ценны, чем непрочитанные. В библиотеке должно быть столько неизвестного для вас, сколько могут позволить ваше финансовое состояние, ипотека и ужесточившийся рынок недвижимости.
По мере взросления вы будете накапливать все больше знаний и книг, непрочитанные книги на полках будут угрожающе взирать на вас, и со временем их будет все больше. В самом деле, чем больше вы знаете, тем длиннее ряды непрочитанных книг. Назовем это собрание непрочитанных книг антибиблиотекой.
Антибиблиотека – мощное напоминание о ваших ограничениях и колоссальном количестве вещей, которых вы не знаете или знаете наполовину. Или же, как может оказаться однажды, о которых вы имели полностью ошибочное мнение. Живя с этим напоминанием изо дня в день, вы потихоньку подталкиваете себя к некой интеллектуальной кротости, которая улучшает ваши способности к принятию решений и стимулирует познание.
«Люди ведь не носят с собой антирезюме, в которых сказано, чего они еще не изучили или не пережили (это дело их конкурентов), но было бы неплохо, если бы они их носили», – говорит Талеб.
Почему? Возможно, потому, что это общеизвестный психологический момент: именно самые некомпетентные люди больше всего уверены в своих способностях, а самые умные, как правило, исполнены сомнений. Также известно, что чем легче вы признаете, что чего-то не знаете, тем быстрее вы учитесь.
Так что, если вы покупаете слишком много книг или если ваш список книг, обязательных к прочтению, настолько длинный, что вам и трех жизней не хватит, чтобы все это прочесть, – перестаньте грызть себя. Все эти книги, которые вы не прочли, действительно являются признаком вашего невежества.
Но если вы осознаете объемы своего невежества, вы уже обогнали большинство людей.
Недавно нашли интересный сервис для тех, кто хочет попробовать новые для себя жанры и авторов, но не готов тратить кучу времени на поиски и чтение отзывов.
Get Your Book - это персонализированная подписка на печатные книги. Все что нужно сделать, это заполнить небольшую анкету о своих предпочтениях и получить посылку с книгами, подобранными именно для вас. Что именно окажется внутри - узнаете, только открыв ее.
Отличная альтернатива привычному походу в книжный. Но бонусом идут приятные эмоции, ожидание сюрприза и расширение ваших книжных горизонтов.
Для всех подписчиков «Что читать» ребята дарят промокод на скидку 10% - DUMAI10. Пробуйте!
Get Your Book - это персонализированная подписка на печатные книги. Все что нужно сделать, это заполнить небольшую анкету о своих предпочтениях и получить посылку с книгами, подобранными именно для вас. Что именно окажется внутри - узнаете, только открыв ее.
Отличная альтернатива привычному походу в книжный. Но бонусом идут приятные эмоции, ожидание сюрприза и расширение ваших книжных горизонтов.
Для всех подписчиков «Что читать» ребята дарят промокод на скидку 10% - DUMAI10. Пробуйте!
Журнал Rīgas Laiks (русское издание) издается четыре раза в год на русском языке с весны 2012 года в Риге. Это журнал интеллектуальных разговоров с философами, учеными, музыкантами, политиками, экономистами. Почти в каждом журнале есть статья или беседа с философом А.М.Пятигорским. Журнал имеет одну проблему, свойственную практически всем интеллектуальным, философским, серьезным аналитическим журналам наших дней (Логос, PrimeRussianmagazine, Неприкосновенный запас, Однако и т.д.) – сознательное нежелание видеть или бессознательное непонимание того, кто действительно является интеллектуалом и оригинальным мыслителем, а кто просто принадлежит к субкультурной, часто оппозиционной, и потому безусловно заслуживающей доверия, тусовке. Наделение представителей различных субкультур несвойственными им способностями к сложному осмыслению действительности исходит еще из советского восприятия любого собрания нонконформистов, как сообщества людей, способного сказать нечто большее, чем официальные лица. Именно поэтому среди очень серьезных собеседников Rīgas Laiks можно встретить беседы с заурядным актером Мамоновым, вышедшим в тираж политологом Павловским, скандалистом Куликом, приспосабливающихся под интеллектуалов и мыслителей, иллюстрации маргинальных, но признанных тусовкой, фотографов и художников типа Пивоварова, Мамонова или Михайлова. Встречаются статьи или комментарии «философа» К.Кобрина, который часто говорит сложно о простых вещах, отчего они кажутся откровением, а также многие эти рассуждения сводит к «немытой России», отчего они становятся общим местом и пошлостью. Это делает журнал неровным, добавляет к серьезным, глубоким мыслям и впечатлениям от прочитанного что-то несвойственное этому интеллектуальному пространству. Поэтому обычно, купив новый номер журнала, у первой же урны приходится вырывать из него всех упомянутых выше или подобных им персонажей, а также иллюстрации, после чего журнал можно и нужно читать, не отвлекаясь. В Москве его можно приобрести в книжной лавке на Покровке и в магазинах «Фаланстер» и «Циолковский», однако появляется издание в Москве нерегулярно. Сейчас вообще он недоступен в печатном варианте из за закрытых границ.Есть паблик ВКонтакте https://vk.com/rigaslaiks и Фейсбуке https://ru-ru.facebook.com/RigasLaiksRu/
ВКонтакте
Rīgas Laiks. Русское издание
В Осеннем номере 2019 Яков Якулов, Дебра Граник, Гленн Муллин, Борис Юхананов и Александр Пятигорский.
Forwarded from Кристина Потупчик
Норберт Элиас. «Придворное общество»
Обычно, когда меня спрашивают, какие книжки надо прочесть чтобы резко стать умнее (а так можно, да) я называю две — Элиезер Юдковский «Гарри Поттер и методы рационального мышления» и «Общество» Элиаса. Юдковский до сих пор не издан и издан, видимо, не будет ещё долго. «Джоан Роулинг и авторские права», история о жадности и невозможности издать ничего, что Гарри Поттер, если не хочешь бегать по судам потом. Печальная судьба всех высокохудожественных фанфиков. Подпольно, самиздатовски, конечно, я её печатаю - для друзей и коллег.
Элиаса же, слава Богу, переиздать можно было.
Тоже не без проблем, так что мы проделали огромную работу. Для начала заново перевели и отредактировали текст. Особый квест был с покупками прав. И вот, наконец, дело сделано — в «Издательстве редких книг» вышла действительно очень редкая и ценная книга. Купить ее уже можно в моем любимом книжном «Москва».
«Придворное общество» — это универсальный справочник по элитологии, настольная книга для каждого, кто хочет ориентироваться в понимании процессов, протекающих в околовластных кругах, вне зависимости от времени, страны или правителя.
Изначально Элиас писал «Придворное общество» в качестве докторской диссертации, но в Германии 1933 года работа оказалась не ко двору в основном из-за национальности автора. Позже, получив британское гражданство, Элиас превратит сухой академический текст в полноценную книгу о культурных закономерностях развития общества, которую и сегодня можно читать как хороший учебник по формированию элит в обществе.
Элиас разбирает управление элитами на примере двора Людовика XIV. Двор тогда был единой системой политического господства. Придворный церемониал основывался на символах социальной дистанции: престиже, чести, достоинстве, знатности. И чтобы оставаться правителем, надо было владеть тонким искусством манипуляции и развитым социальным интеллектом.
Кажется, что это так далеко от нас, поэтому не актуально. Но если задуматься, то любое централизованное государство управляется теми же паттернами, что и описывал Элиас.
Закрытое, чувствующее себя в безопасности общество двора вынуждено вырабатывать свои особые правила сосуществования, общения, этикета.
Там, где раньше было письмо, памфлет и вовремя отдавленная нога, там сейчас появились соцсети, мессенджеры и публичные споры «башен». Создание и развитие таких инструментов — признак устойчивости и цивилизованности, их крах — признак разлада и упадка.
И мне кажется, что сейчас самое время об этом напомнить.
Даже если эта книга не станет для вас учебным пособием по феодальной интриге, даже если у вас нет амбиций попасть ко двору, то почитать ее стоит хотя бы для того, чтобы начать понимать, как там «у них» все устроено. Осведомлен — значит вооружен.
Ну, по крайней мере, вы узнаете, зачем каждое утро полсотни знатных придворных мужей помогали королю сходить на горшок.
Обычно, когда меня спрашивают, какие книжки надо прочесть чтобы резко стать умнее (а так можно, да) я называю две — Элиезер Юдковский «Гарри Поттер и методы рационального мышления» и «Общество» Элиаса. Юдковский до сих пор не издан и издан, видимо, не будет ещё долго. «Джоан Роулинг и авторские права», история о жадности и невозможности издать ничего, что Гарри Поттер, если не хочешь бегать по судам потом. Печальная судьба всех высокохудожественных фанфиков. Подпольно, самиздатовски, конечно, я её печатаю - для друзей и коллег.
Элиаса же, слава Богу, переиздать можно было.
Тоже не без проблем, так что мы проделали огромную работу. Для начала заново перевели и отредактировали текст. Особый квест был с покупками прав. И вот, наконец, дело сделано — в «Издательстве редких книг» вышла действительно очень редкая и ценная книга. Купить ее уже можно в моем любимом книжном «Москва».
«Придворное общество» — это универсальный справочник по элитологии, настольная книга для каждого, кто хочет ориентироваться в понимании процессов, протекающих в околовластных кругах, вне зависимости от времени, страны или правителя.
Изначально Элиас писал «Придворное общество» в качестве докторской диссертации, но в Германии 1933 года работа оказалась не ко двору в основном из-за национальности автора. Позже, получив британское гражданство, Элиас превратит сухой академический текст в полноценную книгу о культурных закономерностях развития общества, которую и сегодня можно читать как хороший учебник по формированию элит в обществе.
Элиас разбирает управление элитами на примере двора Людовика XIV. Двор тогда был единой системой политического господства. Придворный церемониал основывался на символах социальной дистанции: престиже, чести, достоинстве, знатности. И чтобы оставаться правителем, надо было владеть тонким искусством манипуляции и развитым социальным интеллектом.
Кажется, что это так далеко от нас, поэтому не актуально. Но если задуматься, то любое централизованное государство управляется теми же паттернами, что и описывал Элиас.
Закрытое, чувствующее себя в безопасности общество двора вынуждено вырабатывать свои особые правила сосуществования, общения, этикета.
Там, где раньше было письмо, памфлет и вовремя отдавленная нога, там сейчас появились соцсети, мессенджеры и публичные споры «башен». Создание и развитие таких инструментов — признак устойчивости и цивилизованности, их крах — признак разлада и упадка.
И мне кажется, что сейчас самое время об этом напомнить.
Даже если эта книга не станет для вас учебным пособием по феодальной интриге, даже если у вас нет амбиций попасть ко двору, то почитать ее стоит хотя бы для того, чтобы начать понимать, как там «у них» все устроено. Осведомлен — значит вооружен.
Ну, по крайней мере, вы узнаете, зачем каждое утро полсотни знатных придворных мужей помогали королю сходить на горшок.
Forwarded from Якеменко
Конец года. Подводим интеллектуальные итоги. Мой краткий список необходимых интеллектуальных книг, чтение коих помогает понять многое:
- Агамбен Д. Монашеские правила и форма жизни.
- Адорно Т. Негативная диалектика.
- Адорно Т. Философия новой музыки
- Барт Р. Как жить вместе.
- Бауман З, Леонидас Д. Моральная слепота.
- Бауман З. Текучая современность.
- Башляр Г. Поэтика пространства.
- Беньямин В. Девять работ.
- Беттельхейм Б. Просвещенное сердце.
- Беттельхейм Б. Пустая крепость. Детский аутизм и рождение «Я»
- Беттельхейм Б. О пользе волшебства. Смысл и значение волшебных сказок.
- Берджер Д. Зачем смотреть на животных.
- Бибихин В. Слово и событие.
- Бибихин В. Мир. Язык философии.
- Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть.
- Браун Д., Крамер И. Корпоративное племя. Чему антрополог может научить топ-менеджера.
- Брюкнер П. Парадокс любви.
- Брюкнер П. Вечная эйфория. Эссе о принудительном счастье.
- Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма.
- Верена Каст. Горевание. Фазы и возможности психологического процесса.
- Витгенштейн Л. Философские исследования.
- Гребер Д. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда.
- Джекет Д. Зачем нам стыд?
- Зебальд В. Campo santo
- Зонтаг С. Болезнь как метафора.
- Зонтаг С. О фотографии.
- Канторович Э . Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии.
- Камю А. Бунтующий человек
- Карьер Ж., Эко У. Не надейтесь избавиться от книг.
- Кафка Ф. Письмо к отцу.
- Кемпински А. Экзистенциальная психиатрия.
- Киттлер Ф. Оптические медиа.
- Клод Леви Стросс, Дидье Эрибон. Издалека и вблизи.
- Клод Леви Стросс. Все мы каннибалы.
- Клод Леви стросс. Узнавать других.Антропология и проблемы современности.
- Кэмпбелл Д. Сила мифа.
- Латур Б. Где приземлиться?
- Леви П. Человек ли это?
- Леви П. Канувшие и спасённые.
- Левинас Э. Время и другой. Гуманизм другого человека.
- Ливайн М. Разбитые окна - разбитый бизнес. Как мельчайшие детали влияют на наши достижения
- Маклюэн М. Галактика Гутенберга.
- Мамардашвили М. Возможный человек.
- Мамардашвили М. Сознание и цивилизация.
- Мортон Т. Гиперобьекты. Философия и экология после конца мира.
- Пигров Т., Секацкий А. Бытие и возраст.
- Подорога В. Время чтения. Быстрое и медленное в эпоху массмедиа.
- Пятигорский А. Что такое политическая философия.
- Рашкофф Д. Корпорация жизнь. Как корпоративизм завоевал мир.
- Салецл Р. О страхе.
- Серр М. Девочка с пальчик
- Седакова О. Вещество человечности.
- Седакова О. Moralia.
- Сеннет Р. Плоть и камень. Тело и город в западной цивилизации.
- Сеннет Р. Мастер.
- Сохань И. Трансформация современной гастрономической культуры и тоталитет фастфуда.
- Стил К. Голодный город. Как еда определяет нашу жизнь.
- Федье Ф. Мир спасёт красота.
- Феррарис М. Ты где? Онтология мобильного телефона
- Флорида Р. Кто твой город? Креативная экономика и выбор места жительства.
- Флюссер В. О положении вещей. Малая философия дизайна.
- Франкл В. Сказать жизни «Да».
- Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления.
- Хиз Д., Поттер Э. Бунт на продажу. Как контркультура создаёт новую культуру потребления.
- Хобсбаум Э. Разломанное время. Культура и общество в двадцатом веке.
- Хоркхаймер М., Адорно Т. Культурная индустрия.
- Хосе Ортега и Гассет. Размышления о Дон Кихоте.
- Эко У. От древа к лабиринту.
- Эко У. Поиски совершенного языка.
- Янкелевич В. Смерть.
Продолжение следует
- Агамбен Д. Монашеские правила и форма жизни.
- Адорно Т. Негативная диалектика.
- Адорно Т. Философия новой музыки
- Барт Р. Как жить вместе.
- Бауман З, Леонидас Д. Моральная слепота.
- Бауман З. Текучая современность.
- Башляр Г. Поэтика пространства.
- Беньямин В. Девять работ.
- Беттельхейм Б. Просвещенное сердце.
- Беттельхейм Б. Пустая крепость. Детский аутизм и рождение «Я»
- Беттельхейм Б. О пользе волшебства. Смысл и значение волшебных сказок.
- Берджер Д. Зачем смотреть на животных.
- Бибихин В. Слово и событие.
- Бибихин В. Мир. Язык философии.
- Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть.
- Браун Д., Крамер И. Корпоративное племя. Чему антрополог может научить топ-менеджера.
- Брюкнер П. Парадокс любви.
- Брюкнер П. Вечная эйфория. Эссе о принудительном счастье.
- Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма.
- Верена Каст. Горевание. Фазы и возможности психологического процесса.
- Витгенштейн Л. Философские исследования.
- Гребер Д. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда.
- Джекет Д. Зачем нам стыд?
- Зебальд В. Campo santo
- Зонтаг С. Болезнь как метафора.
- Зонтаг С. О фотографии.
- Канторович Э . Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии.
- Камю А. Бунтующий человек
- Карьер Ж., Эко У. Не надейтесь избавиться от книг.
- Кафка Ф. Письмо к отцу.
- Кемпински А. Экзистенциальная психиатрия.
- Киттлер Ф. Оптические медиа.
- Клод Леви Стросс, Дидье Эрибон. Издалека и вблизи.
- Клод Леви Стросс. Все мы каннибалы.
- Клод Леви стросс. Узнавать других.Антропология и проблемы современности.
- Кэмпбелл Д. Сила мифа.
- Латур Б. Где приземлиться?
- Леви П. Человек ли это?
- Леви П. Канувшие и спасённые.
- Левинас Э. Время и другой. Гуманизм другого человека.
- Ливайн М. Разбитые окна - разбитый бизнес. Как мельчайшие детали влияют на наши достижения
- Маклюэн М. Галактика Гутенберга.
- Мамардашвили М. Возможный человек.
- Мамардашвили М. Сознание и цивилизация.
- Мортон Т. Гиперобьекты. Философия и экология после конца мира.
- Пигров Т., Секацкий А. Бытие и возраст.
- Подорога В. Время чтения. Быстрое и медленное в эпоху массмедиа.
- Пятигорский А. Что такое политическая философия.
- Рашкофф Д. Корпорация жизнь. Как корпоративизм завоевал мир.
- Салецл Р. О страхе.
- Серр М. Девочка с пальчик
- Седакова О. Вещество человечности.
- Седакова О. Moralia.
- Сеннет Р. Плоть и камень. Тело и город в западной цивилизации.
- Сеннет Р. Мастер.
- Сохань И. Трансформация современной гастрономической культуры и тоталитет фастфуда.
- Стил К. Голодный город. Как еда определяет нашу жизнь.
- Федье Ф. Мир спасёт красота.
- Феррарис М. Ты где? Онтология мобильного телефона
- Флорида Р. Кто твой город? Креативная экономика и выбор места жительства.
- Флюссер В. О положении вещей. Малая философия дизайна.
- Франкл В. Сказать жизни «Да».
- Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления.
- Хиз Д., Поттер Э. Бунт на продажу. Как контркультура создаёт новую культуру потребления.
- Хобсбаум Э. Разломанное время. Культура и общество в двадцатом веке.
- Хоркхаймер М., Адорно Т. Культурная индустрия.
- Хосе Ортега и Гассет. Размышления о Дон Кихоте.
- Эко У. От древа к лабиринту.
- Эко У. Поиски совершенного языка.
- Янкелевич В. Смерть.
Продолжение следует
Forwarded from Якеменко
Есть выдающаяся книга «Возле монастырских стен» авторства Сергея Волкова, одного из последних выпускников старой московской духовной академии. На мой взгляд, одна из лучших работ о Церкви и Троице-Сергиевой лавре периода революции. Волков знал Святителя Тихона, священномученика Илариона Троицкого, слушал лекции Флоренского, видел закрытие Лавры в 1920-х и ее открытие после войны, учительствовал, нищенствовал. Он умер в 1960-х, так и не обзаведясь семьей и всю жизнь проработав над дневниками и воспоминаниями, значительная часть которых пропала. Но даже то, что сохранилось и издано в виде указанной выше книги, поражает объемом знаний и изумительным языком, поэтичным, мягким и глубоким, которым отмечена эпоха модерна.
Но притягательно не только это. Ему заменили семью, бытовые удобства, друзей, круг общения книги. Это был человек, читавший всю жизнь запоем, добывавший в самые безотрадные годы по крупицам редкие, часто запретные книги, анализировавший их, вживавшийся в них, общавшийся с ними, как с живыми людьми. Чтение, систематизация прочитанного, анализ текстов и идей стали для Волкова главным и основным делом жизни.
Мне повезло ознакомиться с его многочисленными тетрадями, блокнотами, где он записывал все, что читал и хотел прочесть, комментировал, анализировал, делал выписки. Эти записи дают возможность понять круг чтения отечественного интеллектуала, сложившегося в начале прошлого века и дожившего в основной массе до 1960-1970-х годов (застой в стране во многом был связан с исчерпанием к 1970-м годам этого уникального слоя людей).
Записи содержат несколько тысяч (!) книг, брошюр и статей с XVIII и до середины ХХ столетия. Волков вспоминал, как он возвращался к книгам в трудные военные годы. «Я опять погрузился в мир познания и подлинно эстетического наслаждения. И опять, как когда-то в академические годы, я увлекся всем этим. Античный мир, Средневековье и Ренессанс; Гёте, Шекспир, Достоевский и Бальзак; персидские, японские и китайские поэты; история Китая и Египта, философские и археологические журналы, мемуары, труды, путешествия — все снова ожило для меня. Я читал новые и перечитывал старые книги… Книги — вещественные сгустки мирового разума и мировой души — вы были истинными учителями и спутниками жизни. Академия и Флоренский, символисты, мистики, мечтатели, визионеры, поэты, музыканты — вы радость и цвет мира, учителя, наставники, друзья, любимые и родные! Все люди, что близко соприкасались со мною, своей добротой, участием, лаской, мудростью влиявшие на меня, все учителя, друзья, знакомые, ученики, товарищи — вижу, помню и благодарен Вам» - так восторженно описывал он свое отношение к книгам. «Как я желал бы знать, - писал он, - что думают, что говорят сейчас такие люди как Ромэн Роллан, Морис Метерлинк, Кнут Гамсун, Бернард Шоу, Герберт Уэльс, Олдингтон, Фейхтвангер? Какие книги они напечатали, что сказали об этой войне и вообще о людях и жизни наших дней? И я — современник этих талантливых и глубоко уважаемых, дорогих моему уму и сердцу людей — не слышу их голоса и их биения сердца «в такие дни». Обидно и горько. А разную болтовню слышишь со всех сторон, и по радио, и через газеты и журналы...»
Среди тех записей, что приходилось видеть, есть целые разделы – поэзия (Княжнин, Соловьев, Агнивцев, Мережсковский, Северянин, Гумилев, Пастернак, Тэффи и еще десятки имен), история искусств, проза (сотни названий – от Олеши, Ильфа и Петрова, Белого, Антокольского, Вересаева до Моруа, Гашека, Локка), древняя история, средневековая история, новейшая история, библиография и, наконец, философия – русская и западная, которые он знал блестяще. Он делал тщательные выписки из разных книг о тех, кого знал – прежде всего, о Флоренском, которого боготворил. Это не считая самой разной периодики и случайных брошюр и статей. Отдельно был составлен список «книг, которые мне хотелось бы иметь». Среди них Мандельштам, Муратов, Мариенгоф, Роллан, Ницше, Шпенглер…
Чтобы «почувствовать» то далекое, трагическое, густо насыщенное и прекрасное время, надо прочесть не так много авторов. Среди них, без сомнения, Сергей Волков.
Но притягательно не только это. Ему заменили семью, бытовые удобства, друзей, круг общения книги. Это был человек, читавший всю жизнь запоем, добывавший в самые безотрадные годы по крупицам редкие, часто запретные книги, анализировавший их, вживавшийся в них, общавшийся с ними, как с живыми людьми. Чтение, систематизация прочитанного, анализ текстов и идей стали для Волкова главным и основным делом жизни.
Мне повезло ознакомиться с его многочисленными тетрадями, блокнотами, где он записывал все, что читал и хотел прочесть, комментировал, анализировал, делал выписки. Эти записи дают возможность понять круг чтения отечественного интеллектуала, сложившегося в начале прошлого века и дожившего в основной массе до 1960-1970-х годов (застой в стране во многом был связан с исчерпанием к 1970-м годам этого уникального слоя людей).
Записи содержат несколько тысяч (!) книг, брошюр и статей с XVIII и до середины ХХ столетия. Волков вспоминал, как он возвращался к книгам в трудные военные годы. «Я опять погрузился в мир познания и подлинно эстетического наслаждения. И опять, как когда-то в академические годы, я увлекся всем этим. Античный мир, Средневековье и Ренессанс; Гёте, Шекспир, Достоевский и Бальзак; персидские, японские и китайские поэты; история Китая и Египта, философские и археологические журналы, мемуары, труды, путешествия — все снова ожило для меня. Я читал новые и перечитывал старые книги… Книги — вещественные сгустки мирового разума и мировой души — вы были истинными учителями и спутниками жизни. Академия и Флоренский, символисты, мистики, мечтатели, визионеры, поэты, музыканты — вы радость и цвет мира, учителя, наставники, друзья, любимые и родные! Все люди, что близко соприкасались со мною, своей добротой, участием, лаской, мудростью влиявшие на меня, все учителя, друзья, знакомые, ученики, товарищи — вижу, помню и благодарен Вам» - так восторженно описывал он свое отношение к книгам. «Как я желал бы знать, - писал он, - что думают, что говорят сейчас такие люди как Ромэн Роллан, Морис Метерлинк, Кнут Гамсун, Бернард Шоу, Герберт Уэльс, Олдингтон, Фейхтвангер? Какие книги они напечатали, что сказали об этой войне и вообще о людях и жизни наших дней? И я — современник этих талантливых и глубоко уважаемых, дорогих моему уму и сердцу людей — не слышу их голоса и их биения сердца «в такие дни». Обидно и горько. А разную болтовню слышишь со всех сторон, и по радио, и через газеты и журналы...»
Среди тех записей, что приходилось видеть, есть целые разделы – поэзия (Княжнин, Соловьев, Агнивцев, Мережсковский, Северянин, Гумилев, Пастернак, Тэффи и еще десятки имен), история искусств, проза (сотни названий – от Олеши, Ильфа и Петрова, Белого, Антокольского, Вересаева до Моруа, Гашека, Локка), древняя история, средневековая история, новейшая история, библиография и, наконец, философия – русская и западная, которые он знал блестяще. Он делал тщательные выписки из разных книг о тех, кого знал – прежде всего, о Флоренском, которого боготворил. Это не считая самой разной периодики и случайных брошюр и статей. Отдельно был составлен список «книг, которые мне хотелось бы иметь». Среди них Мандельштам, Муратов, Мариенгоф, Роллан, Ницше, Шпенглер…
Чтобы «почувствовать» то далекое, трагическое, густо насыщенное и прекрасное время, надо прочесть не так много авторов. Среди них, без сомнения, Сергей Волков.
О Бруно Беттельхейме можно говорить бесконечно, мы уже неоднократно говорили о нем и вот прекрасный повод вернуться к нему вновь. Впервые на русском языке в печатном виде вышла его классическая работа «Просвещенное сердце». Она выпущена «Издательством редких книг» Кристины Потупчик. До этого несколько отдельных глав были опубликованы в журнале «Человек» около 30 лет назад.
Классик психоанализа, в жизни он был гораздо шире своего амплуа. Как проповедник «еврейской порнографии» (так нацисты именовали психоанализ) он оказался в Дахау, где продолжал оставаться психологом, наблюдая за поведением окружавших его заключенных и эсэсовцев и анализируя их душевное состояние.
В предисловии автор признается, что начал интересоваться феноменом немецких концентрационных лагерей задолго до того, как сам оказался их узником. «Когда же это случилось, я стал интенсивно изучать лагерь изнутри» и он стал одним из первых узников, кто проанализировал свой лагерный опыт. С самого первого дня пребывания в лагере Беттельхейм решил исследовать поведение людей в экстремальной ситуации, а поскольку ничего записывать было нельзя, он приучил себя заучивать впечатления и собственные мысли. Из совокупности впечатлений и их анализа и родилась книга.
Исследуя лагерь, Б.Беттельхейм рассуждает в целом о поведении человека в нештатной ситуации, вскрывает механизмы реализации этой ситуации и рассматривает на примере лагеря взаимоотношения личности и государства в условиях тоталитаризма. Согласно автору, человек, способный сохраниться в чрезвычайно ситуации морально, способен сохраниться и физически и наоборот.
Б.Беттельхем указывает, что для этого было необходимо. «Для выживания необходимо, невзирая ни на что, овладеть некоторой свободой действия и свободой мысли, пусть даже незначительной. Две свободы — действия и бездействия — наши самые глубинные духовные потребности, в то время как поглощение и выделение, умственная активность и отдых — наиболее глубинные физиологические потребности. Даже незначительная, символическая возможность действовать или не действовать, но по своей воле (причем к духу и к телу это относится в одинаковой мере) позволяла выжить мне и таким, как я».
Автор подробно рассматривает все формы изменения человека в условиях лагеря – какие виды принимает самоопределение человека, как он приспосабливается к существующим условиям, как работают механизмы психологической защиты, эмоциональные связи, как выбираются «мишени для злости». Одним из первых Б.Беттельхейм на конкретных примерах рассмотрел связку «преследователь – жертва» и зафиксировал механизм взаимной демонизации в рамках этой связки. Проведя глубокий анализ генезиса и форм тоталитарного государства, Б.Беттельхейм продолжил дискуссию о тоталитаризме, начатую ученицей М.Хайдеггера, философом Ханной Арендт, заявив о «психологической притягательности тирании».
«Ясно, что чем менее мы парализованы страхом, - пишет Б.Беттельхейм, - тем больше уверены в самих себе, тем легче нам противостоять враждебному миру. И наоборот, чем меньше у нас сил, и если они к тому же не подкрепляются более уважением нашей семьи, защитой и спокойствием, которые мы черпаем в собственном доме, тем менее мы способны встретить лицом к лицу опасности окружающего мира…»
Важно заслугой Б.Беттельхейма стала его попытка понять, как стали возможны массовые убийства и что представляет собой психология массового убийцы. Не менее важны и рассуждения автора о роли страха, производимого концлагерями и траслируемого на ту часть населения, что оставалась за пределами лагеря. Таким образом, Б.Беттельхейм на много лет невольно предвосхитил не только эксперименты А.Бомбара по выживанию в чрезвычайных условиях, но и исследования, посвященные природе страха, как, например, работу Р.Салецл.
Классик психоанализа, в жизни он был гораздо шире своего амплуа. Как проповедник «еврейской порнографии» (так нацисты именовали психоанализ) он оказался в Дахау, где продолжал оставаться психологом, наблюдая за поведением окружавших его заключенных и эсэсовцев и анализируя их душевное состояние.
В предисловии автор признается, что начал интересоваться феноменом немецких концентрационных лагерей задолго до того, как сам оказался их узником. «Когда же это случилось, я стал интенсивно изучать лагерь изнутри» и он стал одним из первых узников, кто проанализировал свой лагерный опыт. С самого первого дня пребывания в лагере Беттельхейм решил исследовать поведение людей в экстремальной ситуации, а поскольку ничего записывать было нельзя, он приучил себя заучивать впечатления и собственные мысли. Из совокупности впечатлений и их анализа и родилась книга.
Исследуя лагерь, Б.Беттельхейм рассуждает в целом о поведении человека в нештатной ситуации, вскрывает механизмы реализации этой ситуации и рассматривает на примере лагеря взаимоотношения личности и государства в условиях тоталитаризма. Согласно автору, человек, способный сохраниться в чрезвычайно ситуации морально, способен сохраниться и физически и наоборот.
Б.Беттельхем указывает, что для этого было необходимо. «Для выживания необходимо, невзирая ни на что, овладеть некоторой свободой действия и свободой мысли, пусть даже незначительной. Две свободы — действия и бездействия — наши самые глубинные духовные потребности, в то время как поглощение и выделение, умственная активность и отдых — наиболее глубинные физиологические потребности. Даже незначительная, символическая возможность действовать или не действовать, но по своей воле (причем к духу и к телу это относится в одинаковой мере) позволяла выжить мне и таким, как я».
Автор подробно рассматривает все формы изменения человека в условиях лагеря – какие виды принимает самоопределение человека, как он приспосабливается к существующим условиям, как работают механизмы психологической защиты, эмоциональные связи, как выбираются «мишени для злости». Одним из первых Б.Беттельхейм на конкретных примерах рассмотрел связку «преследователь – жертва» и зафиксировал механизм взаимной демонизации в рамках этой связки. Проведя глубокий анализ генезиса и форм тоталитарного государства, Б.Беттельхейм продолжил дискуссию о тоталитаризме, начатую ученицей М.Хайдеггера, философом Ханной Арендт, заявив о «психологической притягательности тирании».
«Ясно, что чем менее мы парализованы страхом, - пишет Б.Беттельхейм, - тем больше уверены в самих себе, тем легче нам противостоять враждебному миру. И наоборот, чем меньше у нас сил, и если они к тому же не подкрепляются более уважением нашей семьи, защитой и спокойствием, которые мы черпаем в собственном доме, тем менее мы способны встретить лицом к лицу опасности окружающего мира…»
Важно заслугой Б.Беттельхейма стала его попытка понять, как стали возможны массовые убийства и что представляет собой психология массового убийцы. Не менее важны и рассуждения автора о роли страха, производимого концлагерями и траслируемого на ту часть населения, что оставалась за пределами лагеря. Таким образом, Б.Беттельхейм на много лет невольно предвосхитил не только эксперименты А.Бомбара по выживанию в чрезвычайных условиях, но и исследования, посвященные природе страха, как, например, работу Р.Салецл.
Forwarded from Якеменко
⚡️⚡️⚡️Я, Борис Якеменко, создатель интеллектуальной студии «Что читать», рад презентовать свой новый проект «Искусство писать книги».
Если
Этот проект для вас.
Уметь сегодня хорошо излагать мысли на бумаге очень важно.
❗️❗️Это возможность сказать другим о том, что вас волнует.
❗️❗️Это возможность взглянуть на себя со стороны.
❗️❗️Это возможность создать произведение. Произведение искусства.
❗️❗️Это возможность упорядочить мышление.
Переходите на сайт https://writebooks.ru выбирайте интересующие вас курсы - и начнём.
Если
• Вы хотите писать литературные и публицистические тексты, но понятия не имеете, с чего начать и как продолжать. • Вы хотите выработать хороший язык, улучшить способности к изложению мыслей. • Понять, что такое хороший и плохой текст. • Создать для себя принципиально новую форму досуга, которая может стать формой работы.Этот проект для вас.
Уметь сегодня хорошо излагать мысли на бумаге очень важно.
❗️❗️Это возможность сказать другим о том, что вас волнует.
❗️❗️Это возможность взглянуть на себя со стороны.
❗️❗️Это возможность создать произведение. Произведение искусства.
❗️❗️Это возможность упорядочить мышление.
Переходите на сайт https://writebooks.ru выбирайте интересующие вас курсы - и начнём.