Еще в 1986 году Михаил Горбачев высказал мысль о том, что ядерное оружие в принципе должно быть уничтожено. Встречаясь в 1987 году с президентом Рейганом в Рейкьявике, он даже говорил с ним об этом. Удивительно, что до сих пор можно встретить оценки этой идеи, как великого, но, к сожалению, не состоявшегося прорыва.

Каким же образом этот прорыв мог состояться? Как Михаил Сергеевич представлял себе запихивание ядерного джинна обратно в бутылку?

Я пишу этот текст в тот момент, когда Израиль и Иран обмениваются ударами и мир в очередной раз оказывается на грани огромной войны.

Пытаюсь представить себе — вот СССР и США в 1987 году начинают демонтаж всех ракетных установок, останавливают производство урана. Звучит, конечно, очень заманчиво. Сегодня у России не было бы ядерного оружия, и Путин не мог бы шантажировать весь мир возможностью «ограниченного ядерного удара».

Хммм… Каким было бы значение в этом мире остальных стран, членов ядерного клуба? Не начали бы Индия и Пакистан диктовать всем свою волю? Насколько в этом ситуации Иран ускорил бы создание собственной бомбы?

Что-то все эти фантастические варианты совершенно мне не нравятся.

Я постоянно слышу от самых разных, очень умных и уважаемых мной людей о том, что ядерное оружие — это средство сдерживания. И это, конечно, так. После Хиросимы мир несколько раз подходил к грани ядерной войны — и каждый раз останавливался. Даже во время Карибского кризиса, когда, казалось, кнопку вот-вот нажмут.

Мне очень хочется думать, что и дальше будет так. Что атомную энергию будут использовать только в мирных целях, что ядерные двигатели обеспечат далекие космические полеты, а атомные электростанции дадут миру огромные объемы света и тепла.

Потом я думаю про Чернобыль и Фукусиму, про ядерные отходы, которые закапывают где-то в Сибири, словно кольцо всевластья, которое может долго лежать спрятанным, а потом все равно выходит наружу.

Я думаю про то, что за последние годы очень многие вещи, которые казались нам совершенно невозможными стали возможны. Почему в нынешнем, вывернутом наизнанку кафкианском мире безумному диктатору не может показаться возможным нанесение ядерного удара? Почему Иран, постоянно нарушающий все обещания, не сможет нарушить их еще раз и все-таки продолжит делать бомбу? Почему террористы, столько раз за последние десятилетия демонстрировавшие свою изобретательность и способность использовать новейшую технику, не смогут создать «грязную бомбу», для которой не нужны огромные заводы и ракетные установки?

«Хочешь я разрушу город или построю дворец?» — спрашивал джинн в сказке. На что прежде всего способен нынешний джинн — на создание нового или разрушение старого?

В любом случае надо смириться с тем, что нам и дальше жить по соседству с этим джинном, а значит, надо думать, как его укротить.

Пока что у меня такое ощущение, что никто ничего осмысленного не придумал. Представители МАГАТЭ говорят правильные слова о том, что надо продолжать вести переговоры с Ираном о сворачивании ядерной программы, но только переговоры снова и снова заходят в тупик. Удары Израиля, безусловно, отбросили иранский ядерный проект далеко назад, но обеспечили ли они безопасность в долгой перспективе? Кто знает, может быть нынешние страшные времена подтолкнут мир к новым идеям и новым решениям?

В новой лекции поговорим о том, каким стал мир, когда в него пришло ядерное оружие. Вряд ли найдем ответ на вопрос о том, что с ним делать, но хотя бы задумаемся.

Что делать с ядерным оружием? Этим вопросом всерьёз задался весь мир в конце 40-х – начале 50-х. Бомба уже была создана, разрушение – продемонстрировано. Оставался выбор: попытаться положить всё под международный контроль и надеяться на честность государств... или признать: назад дороги нет, и теперь единственный путь к безопасности — ядерный паритет.

С одной стороны — благородная идея. С другой — трезвый расчёт. И именно он победил. Началась гонка, джинна уже выпустили из бутылки.

СССР провёл своё первое ядерное испытание в 1949 году. До этого казалось, что монополия США на атомную бомбу может продлиться ещё долго. Но теперь игра стала по-настоящему большой. Балансировать стали не на словах, а на практике: одна сверхдержава — одна бомба, вторая — другая.

Программы обеих стран стремительно развивались. Эдвард Теллер, один из участников Манхэттенского проекта, начал работать над «супербомбой» — так сначала называли водородную.

Теллер вообще считал, что никакого международного контроля быть не может. Он верил: безопасность обеспечивается только силой. И если уж мир устроен так, что оружие всё равно будет, пусть его как можно больше — но только в «правильных руках». С его точки зрения, ядерная бомба — не дьявольское изобретение, а просто более эффективное оружие. Всё равно что заменить старый танк на новый.

Теллеру возражал Андрей Дмитриевич Сахаров. Тогда ещё молодой учёный, участник советской ядерной программы. Он тоже работал над водородной бомбой. Но после одного из успешных испытаний в 1955 году погибли солдат и девочка и у него что-то внутри надломилось.

Во время торжественного банкета Сахаров предложил выпить не за успех, а за то, чтобы такие взрывы никогда не происходили над городами. Реакция была ледяной. Сахаров остро осознал: они, учёные, создают страшное оружие, но совершенно не контролируют, где и когда оно взорвётся. Именно тогда начался его путь — от конструктора бомбы к правозащитнику и борцу за разоружение.

А мир тем временем уже сделал выбор. Контроль, обещания, этика — всё это ушло на второй план. На первый вышло только одно: кто сильнее. И это было только начало.

🎥 Посмотрите фрагмент моей лекции, в котором я подробно рассказываю о поисках баланса в мире, где есть ядерное оружие.

Дорогие друзья, спешу поделиться новостями! Сегодня открылась запись на второй поток моего курса «История древних цивилизаций».

В прошлый раз это было настоящее приключение — с вовлечёнными участниками, интересными вопросами и приятной атмосферой. И я очень рада снова пригласить вас в путешествие по древнему миру.

У каждой древней цивилизации есть своя «визитная карточка» — что-то, что до сих пор её определяет. Эти памятники станут ключами к пониманию прошлого — и, может быть, немного самих себя. Мы будем вместе изучать знаковые памятники древности — пирамиды, города, храмы — не просто как красивые руины, а как отражение мировоззрения, верований и стремлений целых цивилизаций. 

Что вас ждёт:
Базовый тариф — это 8 лекций, вебинары, дополнительные материалы, домашние задания и телеграм-чат, где можно задавать вопросы и делиться мыслями.

А ещё теперь есть премиум-тариф — с 4 дополнительными вебинарами и творческими заданиями, которые я читаю, комментирую и обсуждаю с вами.

Курс стартует 15 сентября. Это будет последний поток, на котором можно принять участие в вебинарах и получить обратную связь. Следующие потоки будут в записи и с заданиями, но уже без живого формата.

До 1 июля курс можно приобрести по цене 69 евро.
Записаться на курс можно тут.
До встречи на занятиях!

930 год. В Киеве правит Игорь, муж княгини Ольги. На Западе империя Карла Великого уже распалась, а до создания Священной Римской империи ещё три десятилетия. Походы викингов в самом разгаре.

И вот в это давнее-предавнее время в Исландии, на широкой равнине у прекрасного озера, среди огромных кусков лавы, впервые собрались представители исландских кланов, чтобы обсудить важнейшие вопросы своей жизни.

С тех пор это собрание — альтинг — собиралось здесь, на «полях тинга» — Тингветлире — в течение многих веков. Исландцы любят говорить, что у них был первый в мире парламент. Это, наверное, не совсем верно, потому что альтинг в X веке мало походил на нынешний исландский парламент. Это было, конечно, очень древнее установление, уходившее корнями в родовой строй Норвегии и, скорее, напоминавшее древние народные собрания.

Около сорока вождей “годи” вместе с наиболее уважаемыми крестьянами из своих округов собирались на поле у Скалы закона. В Исландии, которая иногда кажется нам дикой и неразвитой, существовала должность законоговорителя. Это был уважаемый человек, который в течение трёх лет председательствовал на альтинге, был главным судьёй и, что особенно удивительно, вслух читал законы и комментировал их.

Десятый век! Законодательные системы в большинстве европейских стран тогда были крайне примитивны — центральная власть была слаба. Конечно, в Исландии действовало в основном древнее обычное право, но сама идея поражает: люди собирались не на военный смотр, как у германцев, не на ярмарку, а чтобы вместе обсудить насущные дела и послушать законы.

Кроме годи на Тингветлир приезжали все, кто хотел людей посмотреть и себя показать, найти невесту или поторговать. В общем, тинг был местом, где завязывались новые связи и укреплялись старые.

Конечно, позже альтинг сильно изменился: в XIII веке Исландия перешла под власть Норвегии, затем Дании, и высшая власть оказалась в руках королей и их чиновников. Но судебную функцию альтинг сохранял много столетий — и только в новое время вновь стал парламентом.

Удивительная история, показывающая, как исландцы учились договариваться. Около 1000 года здесь уже было немало христиан, но сохранялась и вера в старых богов — Одина, Тора и других. И вот норвежский король Олаф Трюггвасон прислал исландцам требование немедленно креститься. С ним шутки были плохи — откажешься, пойдёт войной. Но что скажет Один, если они от него отрекутся?

Растерянные исландцы обратились за советом к законоговорителю. Торгейр Торкельссон был язычником, но никто не сомневался, что он примет взвешенное решение. Он удалился в свою палатку, провёл там день и ночь, укрывшись меховым одеялом и молча размышляя. Затем вышел и объявил: нужно креститься, чтобы избежать войны, но дома можно по-прежнему поклоняться старым богам. Так и поступили. Конфликты между христианами и язычниками случались, но большого столкновения удалось избежать.

Что характерно — в сегодняшнем альтинге почти никогда не бывает одной правящей партии, всегда коалиции. Вот он, многовековой навык договариваться.

Приезжаешь в Тингветлир — и видишь дивную природную красоту. Представляешь, как люди неделями ехали на альтинг, как в тех местах, где теперь бродят бодрые туристы, стояли шатры, как здесь разворачивались драмы, описанные в сагах. И понимаешь, кстати, почему здесь снимали сцену из «Игры престолов» — в этих пейзажах всё пронизано драматизмом: и историческим, и природным.

Но на этом драматические пейзажи не закончились — совсем наоборот. После Тингветлира наш путь лежал на полуостров Снайфедльснес, который у меня ассоциируется прежде всего с моим любимым Жюлем Верном. Хоть он и никогда не был в Исландии, именно здесь профессор Лиденброк и его племянник Аксель спустились в жерло вулкана Снайфедльс и добрались до центра Земли. Жюль Верн верил, что Земля полая, и населил её динозаврами. Как же я люблю эту книгу. Как в детстве было здорово с замиранием сердца представлять себе этот спуск!

А теперь мы поднимались на Снайфедльс — ну ладно, не на ту покрытую снегом вершину, откуда якобы можно проникнуть в земные глубины, а на соседнюю. Но там был кратер! Спуска к центру Земли, увы, обнаружено не было, зато открылся поразительный вид на океан. Профессор Лиденброк, по словам Верна, с вершины Снайфедльса якобы видел Гренландию — увы, это невозможно, но сколько потоков лавы, горных пиков и морских пространств видно отсюда!

Полтора дня мы колесили и бродили по Снайфедльснесу. За это время я поняла: здешние пейзажи скорее сочетаются с другим литературным произведением — с одной из величайших исландских саг — «Сагой о людях из Лососёвой долины». Это история о любви и ревности, мести и отчаянии, полная персонажей, будто вышедших из пьес Юджина О’Нила или романов Фолкнера. У меня почему-то такие ассоциации.

Разбитые сердца, любовь братьев к одной и той же женщине, жена, похоронившая четырёх мужей и загадочно ответившая сыну на вопрос, кого она любила больше всех: «Тому, кого я больше всех любила, я принесла больше всего зла» — в средневековой Исландии бушевали настоящие страсти.

Когда идёшь по плоскому берегу океана, а потом вдруг оказываешься на огромном утёсе, когда ветер сбивает с ног, а солнце светит до полуночи, освещая снежные пики и чёрную церковь на берегу — начинаешь чувствовать суровую красоту этих мест. Хотела написать «мрачную», но нет — она не мрачная, хотя именно сюда помещают действия множества детективов и мистических историй. Она… скорее завораживающая.

Когда мы вдоволь нагулялись по фьордам и утёсам, среди базальтов и фиолетовых цветов, пришла пора возвращаться в Рейкьявик. Пейзаж за окном автобуса постепенно смягчался: изгибы гор становились плавными и спокойными. Нам невероятно повезло — почти всю поездку стояла хорошая погода. Исландские чаты ликовали: «Наступило лето! У нас двузначная температура!» — было 12–15 градусов, настоящая жара для здешних мест.

Не случайно исландцы так любят свои горячие источники — мы завершили путешествие двухчасовым отмоканием в горячих ваннах на берегу океана. После лавы и ледников так здорово было лежать в горячей воде и смотреть на солнце. А ещё… быстро забежать в океан, сделать пару гребков — и скорее обратно! Температура воды была плюс два, но почти каждый в нашей группе совершил этот подвиг.

Когда в половине первого ночи, после ужина, мы возвращались в отель по предзакатным — а может, уже предрассветным — улицам (разрыв между закатом и рассветом совсем маленький), в тихом Рейкьявике грохотала музыка. Молодёжь, говорившая на всех возможных языках, отрывалась в полный рост. Это был странный контраст с величавым спокойствием прошедшей недели, но он не раздражал, а только подчёркивал, как прекрасен и разнообразен наш мир…

То, что сейчас происходит между Израилем и Ираном, вызывает у меня — помимо понятного ужаса при мысли о начале новой войны, бомбёжках, гибели людей — какое-то невероятное, и, увы, в последнее время хорошо знакомое, ощущение: на наших глазах сегодня творится история.

Я, как историк, просто физически ощущаю некие “исторические излучения”. Один тектонический сдвиг следует за другим. Прежний мир уходит в прошлое, а новый только зарождается. Как долго он будет формироваться? Каким он станет?

Я не берусь ничего предсказывать, но вижу, как несколько важнейших тенденций существования мира привели нас в ту точку, где мы находимся сегодня. И совершенно ясно: дальше всё будет другим. Большой текст об этом — на моём сайте.

20 июня официально начинается приемная кампания российских университетов. Неутешительные новости о том, что происходит с ними в последние годы, могут вызывать вопросы у абитуриентов — вплоть до сомнений, стоит ли вообще поступать.

Государство все больше подстраивает образование под свои нужды, усиливает пропаганду в вузах, увольняет нелояльных преподавателей и активнее вмешивается в жизнь молодежи. При этом вечные проблемы студентов все еще существуют — их незаконно отчисляют, выселяют из общежитий, заставляют участвовать в «патриотических» мероприятиях и опросах, загоняют в военкоматы, несмотря на отсрочки.

О том, как к этому подготовиться и как выжить студенту в 2025 году, пишет медиа «Гроза»‎.

▪️Специально для абитуриентов «Гроза» подготовила подборку полезных материалов: как выбрать вуз и поступить в него, как должно выглядеть идеальное общежитие для студентов по закону, неочевидные советы будущим студентам от преподавателей и старшекурсников.

▪️«Гроза» рассказывает о правах студентов: как защититься от призыва, пожаловаться на беззаконие университета и добиться справедливости.

▪️Еще в телеграм-канале «Грозы» каждый день выходят новости о том, как меняется высшее образование и молодежная политика — чтобы студенты и поступающие всегда знали, как может измениться их жизнь в университете.

▪️Также издание делится возможностями для молодых людей: стажировками и курсами в независимых медиа и НКО, образовательными программами и инструкциями по поступлению в зарубежные университеты.

Подпишитесь и расскажите о «Грозе» своим близким

На дворе июнь, и в Синтре проходит музыкальный фестиваль. Среди его основателей была Ольга Кадавал — итальянская аристократка, вышедшая замуж за португальского маркиза и переехавшая в Синтру — место, которое всегда любила португальская королевская семья, а значит, и вся аристократия.

Потомки Ольги Кадавал живут неподалёку, в своём поместье рядом с Синтрой, где, как говорят, хранится портрет их родственницы Долли Фикельмон — внучки Кутузова и возлюбленной Пушкина. Интересно было бы разузнать, какие ещё сокровища у них есть… Но пока не зовут.

А фестиваль проходит уже в 59-й раз, и здесь всегда есть что-то интересное. Вот, например — “Дуэль пианистов”.

Это как?

Дуэль была назначена в королевском дворце в Синтре, в зале, где потолок украшен росписями с изображением прекрасных лебедей. В центре стоял рояль. Один! А как же дуэль?

Организатор объявил, что дуэль будет проходить по традиционным правилам музыкальных состязаний. Оказывается, такие соревнования были модны в XVIII–XIX веках — в них участвовали Моцарт, Бетховен, Лист. Правила просты: победителя определяет публика. Организаторы замеряют продолжительность аплодисментов после каждого номера. Единственное слово, которое можно выкрикивать, — “Браво!”. Ещё одно важное правило: “Мы все друзья. Пианисты — друзья, и мы тоже”.

Ну ладно, подумала я, знаем мы этих друзей, сражающихся на дуэли. К тому же, один пианист — американец, другой — португалец. Сейчас, наверное, португальцы своему будут хлопать намного дольше.

Но публика оказалась невероятно доброжелательной к обоим исполнителям, и оба были великолепны. Программу заранее не сообщили, но быстро стало ясно: исход дуэли зависит не только от скорости и мастерства, но и от “гибкости мышления” исполнителей — их способности реагировать, импровизировать, творить музыку прямо на глазах у публики.

Оба участника — Дэн Тепфер и Даниэль Бернандеш — работают на стыке классики и джаза, и всё, что они играли, было очень непривычно — по крайней мере, для меня. Бернандеш был более нежным и изысканным, а Тепфер — более брутальным. Сначала мы вроде бы отдавали предпочтение португальцу, но Тепфер, как мне кажется, переиграл его именно благодаря своему умению импровизировать.

С Дэном Тепфером вообще всё очень интересно. Он уже несколько раз пытался “скрестить” Баха и джаз, и, в частности, выпустил альбом “Гольдберг вариации/вариации”, где исполнял как оригинальные вариации Баха, так и свои собственные, вдохновлённые ими. Во время дуэли он однажды предложил — как поэт в “Египетских ночах” у Пушкина — задать ему тональность, размер и даже напеть основную мелодию. Всё это публика с восторгом сделала, и Тепфер выдал такую импровизацию, что тут-то все и закричали “Браво!”.

Прочитала в программке, что во время ковида он решил, что музыка должна объединять и поддерживать людей, и провёл около двухсот онлайн-концертов прямо из своего дома. Потом разработал специальное приложение, которое позволило ему играть вместе с музыкантами из других стран — в реальном времени.

Даниэль Бернандеш тоже был очень хорош — у него богатый опыт исполнения джазово-классического репертуара, и играл он утончённо, но всё-таки американцу аплодировали на 33 секунды дольше.

После объявления победителя Тепфер сказал, что музыкальная дуэль — это не соперничество, а “взаимообогащение”. И тут же предложил сыграть с Бернандешем вместе. Следующие полчаса оба музыканта демонстрировали потрясающую виртуозность — исполняли джазовые композиции дуэтом, менялись местами прямо во время игры, подменяли друг друга у рояля. Это было нечто неописуемое. Даже лебеди на потолке, по-моему, удивлялись происходящему.

Это было невероятное прославление искусства, дружбы, музыки — и всё это в сказочном дворце одного из самых романтических городов мира.

И над всем этим как будто витали слова ведущего: “Важное правило — мы все друзья”.

Сейчас я пишу этот текст под музыку “Гольдберг вариации/вариации” и думаю о том, как было бы здорово, если бы весь мир прислушался к этим словам — и к этой музыке.

С удивлением узнала, что Twitter вскипел из-за того, что моя команда сократила мой же текст из Telegram (написанный мной) с помощью ChatGPT.
Сократила. Мой. Текст.

Лекция, о которой речь — «Как мы перестали бояться атомной бомбы». Открыта, доступна, проверяема. Ни новых смыслов, ни манипуляций в Twitter посте не было — просто адаптация под формат.

Если вам так важно услышать это от меня лично: да, это техническая ошибка. Приношу извинения всем, кто был травмирован. Все лекции и тексты — мои. Размещением в соцсетях занимается команда.

Меня не пугают шутки. Меня пугает, как легко шутки подменяют разговор о серьёзном.
Надеюсь, теперь можно вернуться к сути.

— Тамара Эйдельман

Удивительно, как сегодня приобретает особую актуальность давняя история с Уотергейтским скандалом, которая началась с ареста пятерых странных людей в отеле «Уотергейт», а закончилась отставкой президента Никсона.

И дело далеко не только в том, что сегодня только ленивый не сравнил Трампа с Никсоном.

Никсон делал — может быть, менее умело и менее резко — то, что сегодня делает Трамп — подчинял себе те институты, которые должны были действовать сами по себе, ставил на разнообразные посты людей, служивших не государству и не стране, а президенту, окружил себя близкими помощниками, которые приобрели власть большую, чем те, кто имел на нее законное право. Ну, а отсюда уже полшага до того, чтобы прийти к выводу, что твои люди имеют право нарушать законы, потому что они ведь работают на тебя, а это важнее законов.

Мы так часто повторяем слова лорда Актона: «власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно», что уже перестали ужасаться этой мысли. С абсолютной властью вроде все понятно — диктаторы они и есть диктаторы. Но страшный смысл заложен в первой части этой фразы.

Мы любим рассуждать о том, «что с человеком делает власть». Вот пришел к власти ясноглазый революционер, рассудительный либерал или прагматичный функционер — симпатичный человек, болеющий за свою страну. Прошло несколько лет — и он уже приказывает арестовывать и казнить, меняет конституцию, проводит референдумы, дающие ему особые полномочия. По такой дорожке проходили самые разные люди в разных концах света — Фидель Кастро со своими романтическими «барбудос», с невероятной скоростью превратившимися в палачей, или Владимир Путин, который в 2000-м году многим казался жестким, но рациональным правителем, а вскоре показал свое истинное звериное лицо.

Вопрос, который мучает меня уже довольно долго: все дело в личных качествах Фиделя Кастро, Уго Чавеса, Лукашенко, Путина? В них изначально была какая-то червоточинка, которая потом проявилась, или же… Или же все дело во власти, которая неминуемо разложит любого человека?

И не менее важная вещь: эти люди пришли к власти в странах со слабыми демократическими традициями и институтами, или же в любой стране политики, оказавшись наверху, начинают нарушать нормы морали и закона, — только делают это более или менее открыто?

Если любая власть — грязное дело, как нам тогда быть? Что-то пока не было никаких примеров успешной жизни без власти — разве что в крошечных анархических коммунах, да и то большой вопрос, насколько они успешны.

История Уотергейтского скандала как раз дает обнадеживающий ответ. Это не просто история о нескольких смелых журналистах, расследовавших злоупотребления власти. Это ситуация, в которой против злоупотреблений выступили — и победили! — свободная пресса, законодательные органы, независимый суд — то есть те самые демократические институты, на которые так хочется опереться.

Правда, сравнение Никсона с Трампом уменьшает оптимизм. Потому что нынешний американский президент не просто странно и непредсказуемо себя ведет. Есть вещи, в которых он вполне предсказуем — в желании подчинить себе те государственные органы и институты, которые не должны ему подчиняться, в стремлении создать систему личной власти, — то есть упразднить ту сложную сеть сдержек и противовесов, которая уже почти триста лет обеспечивает развитие демократии в Америке. Мало того, по похожему принципу действуют правители и в других странах, включая членов ЕС — Венгрию, Словакию… А уж за пределами ЕС их вообще пруд пруди…

Я не знаю, каков в данном случае правильный ответ. Должны ли мы поверить сериалу «Карточный домик» и решить, что любая государственная система порочна? Или стоит сохранять веру в свободные институты, придуманные уже очень давно, — и только попробовать укрепить и осовременить их?

Во всяком случае, история Уотергейта дает очень яркий пример того, как легко начать наступление на эти институты, но и того, как демократия умеет защищаться.

Вышло моё интервью для Most.Media. Правда ли, что Зорге обо всём предупреждал, но Сталин слишком верил Гитлеру? Почему начало войны вышло для СССР катастрофой? И что сейчас способны делать россияне за рубежом и внутри страны, чтобы закончилась нынешняя война?

Друзья, этой осенью я отправляюсь в лекционный тур по Европе — и с радостью приглашаю вас на встречу!

Мы поговорим о том, как работает пропаганда — от древности до наших дней. Почему она оказывается настолько действенной? Как она заставляет миллионы верить в абсурдное, страшное, порой даже бесчеловечное? И главное — можем ли мы научиться распознавать её и защищаться?

Я всегда с нетерпением жду встреч с вами. Мне по-настоящему важно, когда вы приходите, задаёте вопросы, делитесь своими мыслями и наблюдениями. Это не просто лекция — это живой разговор, в котором мы вместе ищем понимание и осмысляем происходящее.

📍 Все города и даты тура — на моём сайте.

С нетерпением жду встречи!

Я прочитала совершенно душераздирающую книгу. Она называется Original Sin — «Первородный грех», и написали её два журналиста, много лет работающие с Белым домом и его обитателями — Джейк Таппер и Алекс Томпсон. Это книга о президенте Джо Байдене и о том, как его родные и помощники пытались скрыть его дряхление.

Первое чувство — ужасно жалко Байдена. Из книги очень ясно видно, что он — хороший, добрый, достойный человек. А ещё Байден — человек, прошедший через череду личных трагедий: смерть первой жены и маленькой дочки в автокатастрофе, когда в больницу попали оба его сына; смерть старшего сына Бо от опухоли мозга в 46 лет.

В итоге у Байдена остался один сын — Хантер, ставший для отца источником постоянного стресса, а, возможно, и отчаяния. Наркоман, развратник, легкомысленный человек, он не платил налоги, был уличён в незаконном хранении оружия. Известно, что каждый его визит к отцу — не говоря уже об уголовных делах — был невероятным испытанием для президента.

Байден пользовался большим уважением — и внутри Демократической партии, и в своей команде. Он был единственным, кому удалось победить Трампа. Хилари не смогла, а он — смог.

Он был президентом, при котором многое складывалось довольно успешно. Единственным серьёзным пятном на его политической репутации стал позорный уход американцев из Афганистана. Но и после этого Байден проявлял себя как разумный и твёрдый политик.

Но он уже был стар. Джо Байден родился в 1942 году. Трамп, конечно, всего на четыре года моложе, но с каждым месяцем разница становилась всё заметнее — энергичный, уверенный в себе Трамп и дряхлеющий на глазах Байден, всё путающий, всё забывающий, с трудом передвигающийся.

Выдвигаясь в президенты в 2020 году, он неоднократно говорил, что он — «всего лишь мост». Сейчас, мол, задача — выгнать Трампа из Белого дома, а дальше придут новые, молодые.

Но, похоже, власть сильно меняет отношение к реальности. Байдену не хотелось уходить. В этом его безоговорочно поддерживала семья — сестра, всегда занимавшаяся его кампаниями, сын, заинтересованный в «прикрытии», и вторая жена, всегда готовая защищать интересы любимого мужа.

Так же и ближайшее окружение Байдена до последнего упорно отрицало, что с ним что-то не так. В результате президент всё чаще говорил по суфлёру, повсюду ходил со «шпаргалками», где было прописано, как и на что отвечать. Его стали снимать на две камеры, чтобы «смазывать» признаки старения. А когда наконец пришлось признать очевидное — времени оставалось уже совсем мало. Всем пришлось, закусив губу, поддержать крайне непопулярную и явно неспособную победить Камалу Харрис.

Сегодня много говорят о кризисе Демократической партии. Хотя среди демократов немало ярких и интересных губернаторов, которые, в принципе, были бы не прочь выдвинуться. Но не сделали этого сначала — из уважения к Байдену, потом — потому что уже было поздно.

Никто не знает, что было бы, если бы, скажем, Джей Би Прицкер, губернатор Иллинойса, который явно хотел попробовать, всё-таки решился. Очень может быть, что Трамп всё равно бы победил. Но за Прицкером могли бы потянуться другие — и началась бы дискуссия.

Теперь все ищут виноватых. На кого указать пальцем? На умирающего от рака Джо Байдена? На его жену Джилл? На руководителей его кампании? Или на двухпартийную систему в целом?

И снова я возвращаюсь к мысли, которая всё чаще не даёт покоя: как сделать так, чтобы на принятие решений влияли не эти загадочные «руководители кампаний», «пиарщики» и прочие фигуры, составляющие вершину айсберга государственной машины — и не только в США? Как добиться того, чтобы мы с вами действительно могли влиять на происходящее? Потому что те, кто наверху, — явно не справляются.

Пока не знаю. Но продолжаю думать.
А Байдена… Байдена ужасно жалко.
#книгамесяца

Сегодняшний день был полон совершенно удивительных событий.

Ко мне приехала подруга, и мы отправились осматривать Лиссабон. Сил на покорение лиссабонских холмов у нас не было. Да и, надо сказать, гордость культурного наследия города — калсада, бело-чёрная, красивая, но ужасно скользкая брусчатка — не способствовала активной ходьбе. Из неё повсюду выложены узоры, и даже ходит байка: мол, там, где калсаду выкладывали волнами, это делали специально для моряков — чтобы на суше они чувствовали себя, как на палубе.

Не знаю, насколько это правда, но мне по калсаде ходить нелегко. Так что мы решили не мучиться и отправились на экскурсию на тук-туке. Если кто не знает, тук-тук — это такая маленькая открытая машинка, в которой возят туристов. Мы заказали двухчасовую прогулку и уже к восьми утра были в центре Лиссабона, где нас встретил прекрасный Рома.

— А почему, Тамара Натановна, вы встаёте в шесть утра и едете на экскурсию к восьми?
Увы, я всё чаще отправляюсь осматривать популярные места рано утром или поздно вечером — чтобы избежать толп. Да, требует усилий, но полностью себя оправдывает.

Мы сидели на площади Рештаурадориш — у подножия памятника тем, кто в 1640 году вернул Португалии независимость от Испании. Рештаурадориш — значит «реставраторы», «восстановители свободы». Неплохое название. Обычно здесь всегда многолюдно, а теперь можно было спокойно оглядываться и разглядывать роскошные здания вокруг.

Потом мы покатили по полупустым улицам. Рома оказался чудесным, интеллигентным рассказчиком, а город был почти что только для нас.

И это было первое, но далеко не последнее удивление.

Вскоре выяснилось, что Рома родом из Винницы — города, где родилась моя подруга и куда её каждое лето отправляли к бабушке. Начались воспоминания, разговоры об ушедшей жизни, а уж когда оказалось, что Рома закончил ту же школу, в которую некоторое время ходила подруга, — удивлению не было предела. Надо же было, чтобы жизнь забросила в Португалию сначала Рому, потом меня, чтобы ко мне приехала гостья — и мы встретились на площади Рештаурадориш.

Но и это ещё не всё. После экскурсии, с лёгким сожалением простившись с Ромой, мы отправились завтракать в кафе, которое нам рекомендовали настоящие гурманы. Наш завтрак проходил в нео-бистро The Capsule, где с нами говорили по-украински, а мы отвечали по-русски — и, похоже, это никого не напрягало. И это было так приятно — в мире, где всё чаще слышны крики и злоба, встретить людей, которые могут просто и по-человечески общаться, видеть друг в друге людей. Хотя в Португалии это, похоже, норма: здесь выходцы из Украины, России, Беларуси, Молдовы живут мирно и спокойно.

У входа в кафе написано, что здесь соединяют украинские корни с португальскими вкусами — и так оно и было. Украинские деруны подали с лососем и кимчхи, а к ним — крокеты из креветок. Фьюжн в самом лучшем виде. Всё было невероятно вкусно — но и это было не самым удивительным.

Когда мы уже собрались уходить, выяснилось, что симпатичная девушка за соседним столиком, ушедшая минут за десять до нас… оплатила наш счёт. Мы просто лишились дара речи. Я даже сомневалась — писать об этом или нет: вроде бы как хвастаюсь — мол, вот, как меня в Лиссабоне узнают и любят. Но всё же решила написать. Вдруг эта девушка прочитает пост и узнает, как мы были польщены, растроганы и благодарны.

Конечно, всё это время, пока мы любовались Лиссабоном и лакомились завтраком, телефон продолжал приносить новости: об очередных прилётах — в Украине и Израиле, об арестах и диких сроках — в России. Но именно поэтому особенно радостно было видеть нормальных, доброжелательных людей — как островок нормальности среди окружающего безумия.

Дмитрий Спирин снова на сцене! После сложных лет эмиграции, переезда в Аргентину — он вернулся с сольным проектом DMITRY SPIRIN.

Прямо сейчас проходит его первый тур по Европе. В программе — песни с дебютного альбома «Горячая война», а также хиты «Тараканов!» и «Приключений Электроников».

Вот как сам Спирин рассказывает об этом:
«После начала войны и распада «Тараканов!» самое последнее, о чём я думал — это что я когда-нибудь вновь смогу заниматься музыкой. Но эти песни как будто бы сами вырвались из меня, появились на свет без спроса, сочинили сами себя. А мне оставалось только записать их и отдать миру».

В новой музыке всё ещё панк, но уже без крика. Рок, но без давления. Здесь слышится уверенный честный голос человека, прочувствовавшего нынешнюю эпоху перемен и переложившего этот опыт в свое творчество. Его композиции – это призыв задуматься каждому из нас о самом главном.

Если у вас есть шанс посетить концерт – не упустите его и испытайте те самые эмоции от той самой музыки, но еще громче и мощнее!