Кто бы мог подумать, что Биософия откроет градность. Это же вообще не связано с бактериями? Или связано! Да, градности не было бы, если бы не биософский метод взращивания идей от корня. И речь не только о корнях слов, но и исторических, космологических, анатомических корнях явлений. Чтобы понять что-то о жизни, пришлось понять ее внутреннюю догматику, принять ее ценности, порой далекие от человеческих.

Жизнь оказалась не вещью в себе, а предстала встроенной в космическое мироздание, но не так, как будто кто-то о ней заботился, а так, как будто ей всего пришлось и в дальнейшем придется добиваться самой. Пришлось взглянуть на атомы, на природу самой материи, чтобы узнать, есть ли у жизни вселенское основание здесь! Оказалось нечто невероятное: вся материя обладает корневыми свойствами жизни. Этим основанием жизнеспособной вселенной стали грады.

Но кто бы мог подумать о том, что градная теория расскажет нам о цивилизации и политике, прыгнув в них прямо из ядра галактики? Кто бы мог подумать, что космос и жизнь, рассмотренные через градную теорию, оказываются политическими полями!

Постепенный рост языка Биософии, раскрытие ее тайной идиоматики подтвердило состоятельность био-политического измерения, и не антропоцентричного (как у Фуко), а присущего всякой жизни. Однако не было достаточных оснований утверждать, что жизнь даже самой простой бактерии обладает какой-то внутренней цивилизацией — и не быть голословным — прежде чем мы не поймем, что цивилизация такое. И мы поняли!

Мы поняли, что сущность всякой цивилизации — это градность. Мы не рассмотрели всех ее явлений, но и тех скромных свидетельств, в контексте всего проделанного пути, достаточно, чтобы обнаружить: цивилизация, жизнь, космос и материя — явления со-градные. Соградность — это общность градных принципов, реализующихся в описываемых явлениях.

Далеко не везде, не во всех явлениях мира, как может показаться, мы столкнемся с этой соградностью: кучевое облако, грязная лужа, пламя огня, свет далекой звезды и абсолютное большинство мировых явлений — не обладают ей. В этих явлениях (как в целостных объектах) отсутствуют соградные ядра! Да, кучевое облако состоит из атомов, оно порождает снежинки, но это — их соградность с жизнью и космосом, а не соградность облака.

Благодаря соградности, можно, наконец, говорить о некой идиоматической равнозначности вселенной, жизни и цивилизации: три этих явления равным образом порождают устойчивые жизнеспособные формы, образующие внутреннюю действительность, будучи средоточиями градных связей, из которых соткано бытие.

Вынужден признать, хотя облако, возможно, и не соградно цивилизации, атмосфера — поле ей вполне соградное!

На самом деле, соградности очень не хватало. Логика роста Биософии, подобно росту дерева, требовала в начале явить зерно. В зерне, точнее в ядре зерна, в нераскрытом, компактном виде содержится все и сразу: то, каким дерево будет в будущем, чем оно закончится, известно уже в зародыше. Поэтому еще на стадии рождения языка биософии мы уже касались всех ее возможных стволов и ветвей, всех ее цветов и плодов, которых еще нет. Мы касались вопросов зарождения жизни и вселенной, смысла существования человечества и цивилизации, вопросов божественных и низменных — пожалуй, почти всего, куда могла бы прорасти биософия — но вкратце.

В зерне зародыш должен быть окружен питательной средой, которая станет первой его почвой, прежде чем начальный росток пробьет оболочку и вопьется в землю, став первым корнем. Питанием для ростка биософии стали плоды полярных школ: естествознания и богословия, эстетики и языкознания, социологии и поэтики. В результате тот бурный рост языка биософии, который произошел на этом канале, был обусловлен ее стремлением как можно прочнее укорениться в мире, завладев средой обитания. Теперь же финалом выхода биософии из зерна можно считать соградность — стволовой концепт, знаменующий конец диктатуры акторно-сетевой ризомы.

Что это было? Спросил я у Биософии, растерявшись в мыслях от увиденного.

Биософия отвечает: моя доктрина.

Доктрина? Во имя чего? Что происходит в ядре? Что в них притягивает все грады? Объясни мне!

Биософия ответила — тем, что промолчала. И тогда я осознал, что теперь мне ясен давно знакомый ответ, который был мне дан по факту собственного рождения: в сердце всякого ядра, в средоточии всякого градоного уравновесия находится покой. Полное соградное состояние,

Именно покой обеспечивает продолжительность всякой жизни во времени.

Всякая целостность находится в со-стоянии. Всякое состояние конечно во времени. Протяженность состояния во времени определяется его жизнеспособностью. Жизнеспособность всякого состояния определяется мерой покоя в градном уравновесии.

Этот покой неполон, и равновесие не может быть абсолютным. Такова проблема бытия, из-за нее жизнь вынуждена умирать и строить градные связи. Чтобы достичь абсолютного стояния, нпр. чтобы остудить частицу до абсолютного нуля, что привело бы к полной остановке движения, потребуется вся энергия Вселенной.

Смерть является не состоянием, напротив — утратой состояния. О смерти частицы можно говорить, когда со-стояние ее градного уравновесия терпит крах, что часто приводит к возникновению новых частиц, к новым состояниям уже других ядер, т. к энергия не может просто исчезнуть по закону ее сохранения. Не являясь состоянием, смерть не является и покоем — напротив, прежде находясь в относительном покое, после гибели объекта градные связи, прежде стабильные, приходят в беспокойство и перестраиваются.

Состояние покоя, т. е с-покойствие — это живое состояние неприкосновенной у-равновешенности ядра, продление которой есть высшая цель жизни, и не только органической, но всякой жизнеспособной сущности. "Гомео-стаз" — это и есть точный перевод слова "со-стояние" на русский, и это о многом говорит: всякая система стремится к со-стоянию, к поддержанию пусть и относительного, но стояния, как можно дольше. Сами элементы системы не находятся в покое, покой — лишь в сердце ее.

Все мы регулярно видим воду в 3 со-стояниях: твердом, жидком и газообразном. Пожалуй, северные люди — чаще всех других видят воду в твердом. Но из всей этой памяти о наших наблюдениях сложнее всего вспомнить те смутные моменты, когда вода меняла свое состояние.

Стоит отвернуться, и вода замерзает, лед тает. И трудно заставить себя поймать этот момент, когда одно состояние переходило в другое. Только стоит попытаться это сделать, как возникает сопротивление внимания — оно тяготится этим и переключается на другое. Поэтому мы помним моря, льды, снега, пар и облака, и с легкостью узнаем свойства этих столь разных состояний, но не воспринимаем как со-стояние момент градного перехода — когда лед превращается в воду, а вода — в пар.

Мы легко распознаем лужу воды, кусок льда или белое облако в синем небе — как цельности, находящиеся в конкретном состоянии. Но видимо, в природе нашего внимания содержится некая мудрость, что для градного перехода нужно НЕ следить за этим, а отвернуться. Со-стояние льда переходит в со-стояние воды, где градные связи подвижны, но все еще крепки — и мы видим водоворот, похожий на галактику, когда вынимаем пробку в ванной.

Состояние воды, близкое к покою и равномерное в пределах ванной, резко нарушается открытием нового ядра тяги — у воды появляется возможность погрузиться чуть глубже к ядру Земли — и появляется галактика. Так мы можем обнаружить, что на крупных масштабах, казалось бы, пустое пространство ведет себя соградно воде, в которой вынимаются пробки, позволяющие материи опуститься чуть глубже к ядру Вселенной.

Соградность облаков мы также видим в космических туманностях, где рождаются звезды. И мы знаем, что в земных облаках также рождаются снежинки, которые похожи на звезды хотя бы в одной плоскости. Очень легко человеческому воображению представить снежинку — и очень трудно представить, как она растет в облаке. Но совершенно ясно, что снежинка растет не со своего края, а из сердцевины, т. е из зерна, из того градного уравновесия молекул, которые смогли перейти в новое со-стояние первыми. К нему уже тянутся новые молекулы, градно налипая на сердцевину, так что потом мы видим настоящее архитектурное чудо, небольшую дворцовую цивилизацию у себя на варежке.

Разогретая в кастрюле вода начинает в начале тихо гудеть от множества микроскопических пузырьков, лопающихся по всему диаметру емкости. Если мы подойдем и взглянем на дно, то увидим, что на нем образуются крошечные пузырьки. В начале они набирают массу. Когда предел градного перехода достигнут, они внезапно подлетают и лопаются на поверхности воды, высвобождая новое поколение микроскопических пузырьков, в которых вода сможет сохранить новое состояние до самого облака, где все такие пузырьки соберутся вновь, подобно популяции.

Хотя переход из одного состояния в другое может идти плавно, как разогревание воды в кастрюле, существует неуловимый предел, когда о-града пузыря больше не может расширяться и резко выпускает наружу свою микро-популяцию. И также наступает момент градного предела, когда снежинка или капля становится слишком тяжела чтобы не упасть, передавая свою энергию падения другим. Каждый раз мы обнаруживаем странные градные явления возле сердца новой системы.

⚡️⚡️Экстренный стрим в 23:00: строим планы на 2025 год!

Поговорим про художественные амбиции и «тёмную оттепель».

Не пропустите)

Вот в этом древе многое хорошо, и хотя поверхностно, но достаточно подробно, градно проиллюстрировано то, что про-изо-шло. Но хватит уже реагировать на человека и обезьяну в этой модели. Давайте спустимся на ядро ниже — и задумаемся, кто ЕЩЕ наши меньшие братья. Это не кошки, не собаки, не лошади, не дельфины, не свиньи и не овцы. Это зайцы и белки, крысы, мыши и хомяки. Бобры, ондатры. Суслики, сурикаты. Грызуны — вот важный компонент биософии человека!

Строительство гнезд, хаток, разветвленных коридоров, запасание зернышек и орехов, территориальность — организованная племенная охрана территории, сложные социальные связи — это мы найдем у грызунов иногда побольше, чем у обезьян! Взглянув на жизнь сурикатов, мы удивимся их даже внешнему сходству с человеком. Сурикат стоит на посту не просто так — он бы мог жить и на четвереньках. Но рост им нужен для эффективности дежурства, для возвышения над травой и врагами. Чтобы научиться стоять — нужно прежде научиться вставать, и вот, в отличие от многих обезьянок именно сурикаты встают на охрану своих границ в прямом смысле! Это может как ничего не значить, так и прояснить причину, почему наши далекие предки начали это делать. Может быть, они охраняли нечто градное?

Необъяснимая милота этих существ показательна в биософском смысле. И речь не только о сурикатах, но вообще о грызунах: о белочках и хомячках, о крысиных ладошках и лицах капибар. Что означает эта милота? Что они действительно в жизни настолько же милые? Или что мы узнаем в них нечто милое про себя? Нечто вроде бы человеческое, но доброе в своей непосредственности, словно это маленькие дети, даже если это взрослые белочки! В каком-то смысле, действительно, учитывая, что на древе жизни наши ветви почти соградны, наше сердце бессознательно узнает в этом нечто милое о своем прошлом.

Кошек мы сделали милыми. И собак тоже — они подвергались нашей непосредственной селекции. Чего не скажешь об этих многих зверьках, которые стремятся к независимости и к собственной суверенной градности, даже несмотря на опыты над крысами.

Мозговые опыты ставятся чаще всего именно на крысах и мышах не спроста! И не только потому что они хорошо и быстро плодятся, что позволяет всегда пополнять клетки новыми подопытными. Но и главное — мы сильно похожи, и поэтому на крысе или на мыши можно действительно опробовать многое, чтобы знать наверняка какие-то вещи про нас самих. Клятва Гиппократа ведь не обещает спасать жизнь мышам и крысам?

Кто как не крысы лучше всего адаптировались к человеческой градности из млекопитающих? Собаки? Нет! Достаточно паре поколений вырасти на улице, и это уже не собаки, а волки, которые рвут людей в клочья, сбиваясь в стаи. Кошки? Кошки безопаснее, но и далеко от людей они не уходят! Крысы же — существа свободные, и суверенные по отношению к человеку. Способные обидеться, наказать человека, устроить ему бойкот, способные выражать к человеку презрение за его ошибки, мстить, но также и прощать, и любить человека. Крысы — очень интересные существа, если заводить их племенем. Не 1-2 крыски в клетке, а большой такой террариум, где 5-6 крыс. Тогда их градность раскрывается в действительно глубокой личности, во внутреннем мире, который у них — есть!

На самом деле опыты на крысах столь же ужасны, что и опыты на обезьянах, ведь у них тоже существует огромная потребность в жизни с сородичами и строить градность, иерархии. Живут только мало! Век крысы краток. Всего 2 года. Именно поэтому им некогда объяснять, поэтому они яростные создания. Подлые, но не друг к другу! В крысином племени раскрывается честь и достоинство, там возникает внутреннее величие. Вожак крыс — это не просто самый пушистый самец, это — моральный и этический авторитет! Кто жил с террариумом, полным крыс, тот поймет.

Мы из всех грызунов, пожалуй, больше всего не любим именно их. И не потому, что их мордашки выглядят менее мило, а потому что они пользуются нашей градностью, не принося мед. Не давая шерсть или мясо. Когда-то мы ели крыс в далеком и трудном прошлом. Нет, наверно, ни в одной граде северных людей такого рода, чей предок бы не съел крысу.

Крысы много навредили людям в бытовом плане на протяжении истории. Сколько пшена в амбарах было ими съедено за тысячелетия? Какие еще существа могли набраться такой наглости, чтобы строить свою градность на нашем поле, не давая никаких благ взамен? Судя по всему, чуму распространяли также именно крысы. Но они ли?

В каком-то смысле винить крыс в распространении чумы — то же самое, что и обвинять летучих мышей в распространении коронавируса. Крыса тоже ведь, если задуматься, "не просила" везти ее на корабле из Китая, и тем более не просила чумных блох жить на ней. Однако крысы хотят и могут успешно выживать там, куда человек их сгонит, даже в самых отвратительных условиях. Жизнь крыс в помойках и канализациях обусловлена не тем, что биософии крыс как-то свойственна жизнь в грязи среди бактерий и блох. Но это — та ниша, которую градное человечество готово, хотя и с отвращением, предоставить грызунам для жизни. Где корень этого презрения? Не в том ли, что крысы готовы выдержать и это?

Корень презрения во многом растет из того, что делает нас похожими с крысами. А именно, 1. корм и 2. градность. Всеядные крысы конкурируют с нами за злаки, орехи, мясо, но крыса не хочет, в отличие от собаки или кошки, прислуживать человеку, например, ловя мух в избе. Крыса не готова сознавать свое несуверенное положение, она может подружиться с человеком, "принять его в свое племя", но также может и "изгнать его", что человек воспримет как поступок "крысы". Ведь все блага, на которых крыса питается, даны человеком.

Крыса, для которой источник благ человека неясен (ей некогда об этом думать, сердце бьется слишком быстро), не воспринимает зерно, хранящееся в амбарах, как вещь, принадлежащую человеку. И при этом крыса достаточно мала и юрка, чтобы забиться в угол и не дать человеку себя изгнать. Более того, крыса обладает непомерной гордостью и яростью, что выражается во многочисленных историях, когда крыса, загнанная в угол, бросалась на человека, показывая мощь суверенной воли так, как будто... за ней, за этой маленькой крыской, стоит нечто большее, некая градность, которой мы даже не представляем, в рамках которой она видит человека как себе равного или даже ниже.

Мы очень мало знаем о крысиной градности, если посудить, хотя при этом свидетельства и мифы говорят о невероятной сплоченности крыс, способных в трудные времена собираться в полчища. Да и места их обитания порой столь дурны, что взгляд наблюдателя их избегает, однако мифы о "крысиных королях", о "полках крыс" уже не выглядят столь фантастичными в свете вышесказанного. И логично, что, сталкиваясь с крысами, ковыряющимися в помойках, мы имеем дело с той частью племени, которой достается самая трудная и опасная работа.

Друзья! Подарки не заканчиваются

В преддверии Нового года решили также обновить нашу вторую папку дружественных телеграм-каналов «Незаныры».

Добавляйте себе в коллекцию – будет, что почитать на новогодних праздниках.

https://www.tgoop.com/addlist/9yDZ5PgnJ_c5ZDYy

Итак, я вижу, что друзей Биософии становится все больше.

Неожиданно!

Но нужно предупредить их: хотя автору и хотелось бы открыть всем ее градные истины, вложить всем в головы сердечную мудрость Биософии, сама мудрость жизни в этом не нуждается, и этому и учит: как дерево на холме, которое, обладая тайной внутренней цивилизацией, превосходящей наши представления, не машет нам ветками, не нуждается в демонстрациях своих эндогенных знаний, так и Биософия, скорее не хочет, чтобы ее тайны вскрылись. Другое дело я, понимая, что мир, возможно, мог бы стать лучше с ними.

И все же, разжевывать я не буду. Биософия порождает свой, более понятный сердцу язык, и если что-то непонятно, то можно пролистать эту живую книгу в прошлое, нажимая по закрепленным сообщениям назад. Закрепленные посты здесь — не просто важные мысли, это — корни, на которых дальнейшие идеи развиваются. Порой требуется прочитать всю ветвь, чтобы понять целое.

Биософии можно задать вопрос в чате, и она работает не хуже искусственного интеллекта, при условии, что вопрос действительно желает быть отвеченным.

То, что космос, жизнь и цивилизация — это со-градности, т. е такие полноценные внутренние вселенные, порождающие градные поля, на которых растут схожие законо-мерности — само по себе удивительно, в этом точно есть какая-то мудрость жизни! Почему вселенную вещей не создают соль или песок? Почему градность, заключенная в атомы водорода, порождает столь многообразный мир из бесчисленных галактик, а углерод — порождает не менее многообразный мир из бесчисленных существ,  обладающих собственной суверенной волей и передающих память предков дольше, чем живут многие звезды в космосе? Почему внезапно именно эта хрупкая органика, покрытая слизью, так зависимой от температуры и энергии, образовала на планете столь долговечную и многообразную вселенную?

И ведь мы присмотрелись к цивилизациям, рассмотрели их градность, так похожую из космоса на древнейшие формы жизни. Но мы разбирали также и разум — венец органических творений, то внутреннее единство многополярного мозга, которое порождается космосом наших нейронных связей! И несмотря на все превосходство наших мозга и интеллекта, мы обнаружили, что цивилизация может и не нуждаться в этом! Это видно не только на примере муравьиных и пчелиных градностей, но и на фоне той де-градации человечества, которая происходит с градным усложнением и развитием самой цивилизации!

Есть некое конвергентное ядро, достигая которого, система образует свою вселенную вещей. И каждый раз это вроде бы разные ядра. Ядро вселенной никто не видел, но космос точно был со-средо-точен, прежде чем раскрыться. Ядро жизни — то существо, которое осталось в предковой памяти абсолютно всех существ на планете, точно было, о чем свидетельствует сама предковая память, исследуемая генетикой. Первозданное ядро цивилизации установить трудно, однако и здесь, если судить по доступным нам источникам, было ядерное событие: поселение обводится оградой. И параллельно с этим рождается целый мир из культурных памятников, технологий, письменности, денег, богов и проч. И каждый раз такой мир начинает стремительно расширяться, но не просто множит свои копии, или бедные одинаковые формы, а дает иерархическое и нишевое многообразие — порождает градности.

При этом не существенны материальные масштабы вселенных. Космос абсолютно велик, а наша органическая жизнь хрупка, капризна и столь субтильна! И при этом они соградны, по образу и подобию. То же можно сказать и о человеческой культуре, которая порождает свою внутреннюю вселенную невероятного многообразия вещей. которое вообще не занимает существенное место в пространстве. Но цивилизация — в ней есть нечто автономное, нечто не зависящее от человечества, от разума и сознания. Но этому мы посвятили уже много абзацев. Наиболее интересно то, что существует такое со-стояние, после которого прежде одномерное и плоское, градно простое, порождает внутреннюю многомернерность, иерархическое и родовое многообразие, и если начало жизни, начало вселенной, начало человечества мы не видели, начало цивилизации нам исторически доступно.

В связи с этим у биософии есть теорема, что всякие соградные множества соградны и в каждой (?) части своей. Т. е рождение цивилизации может помочь нам нащупать недостающие детали картины для других соградных ему явлений. Если мы ее докажем, мы раскроем вселенскую тайну бытия. И займемся более приземленными вопросами.

На самом деле ответ на вопрос, почему космос, жизнь, человек и цивилизация — соградные вселенные, дан еще в доктрине Биософии, т. е в той сложной идиоматике со стрелочками и схемами. Но ясно, что это выглядит как непонятная эзотерическая система. Ну что поделать? Разбираем самые загадочные онтологические вопросы бытия.

Вселенная с ее внутренними законами и градной иерархией явлений возникает там, где есть ядра. Ядра хотя и возникают там, где есть скопления, всевозможные сгущения, в то же время далеко не всегда они образуются. Океан не создает сгущений, где в отдельных местах вода была бы уплотнена неравномерно. Исключение составляет лед, но лед же не будет сопротивляться таянию или формироваться где-то в одному ему интересном месте. Атмосфера Земли не создает стабильных сфер уплотнения. Если бы облако обладало волей к вечной жизни любыми средствами, возможно, мы бы сейчас говорили об особой облачной градности, а не о земной. Но облака текут, меняются, в них не образуется стабильных ядер, и поэтому, даже если мы и угадываем в них какие-то образы, в целом их "жизнь" хаотична.

В прочем, бывают ситуации, когда облако порождает крепкие и достаточно стабильные ядра. Кто-то сейчас засмеется, но не от веселья: эти ядра, образуемые облаками, называются градом. Почему так — мистическая загадка. Разве что язык мудрее нас, и ему известны градные истины. Град выпадает не то что бы редко, но и не так, чтобы часто, но он — вы-падает. Кучевое облако не способно выдержать тяжелые градные связи — любое уплотнение воды в нем ведет к выпадению из скопления. Градность, будучи плотной, со-средо-точенной формой, опускается внутрь поля, и это происходит всегда. Поле закрывает ядро со всех сторон. Поэтому "Ядро Вселенной", вероятно, есть до сих пор, как считал Никола Тесла. Но мы не можем копнуть вглубь пространства, разве что только своим умом.

Возьмем ядро Земли: не получается взять, не правда ли? Оно находится ниже, где бы мы ни находились, и "низ" этот со всех сторон Земли будет отдален одинаково, потому что всякое ядро является центром для своего поля. Градина, выпадающая из облака, слишком мала, и поэтому она выпадет на Землю. Ядро Земли, хотя оно и мало в сравнении с галактическим, все же представляет собой локальное сердце, у него нет конкурентов на миллионы километров вокруг, и Луна, как ядро неравнопарное, (т. е парное, но не равное) уравновешивает, а не выпадает на него, т. к у нее достаточно внутренних сил для поддержания суверенной неприкосновенности.

Ядро цивилизации, город-государство, или, если по-русски — град — знаменует свое ядерное рождение, когда поселение отделяет себя от внешнего мира. Ядро — это всегда закрытая система, обладающая силой неприкосновенности. Речь именно о силе, поскольку чем слабее градные связи, тем проще пролезть внутрь ядра и расковырять его до гибели. Если ядро не способно защитить собственную непрозрачность, собственную тайну, оно не будет суверенным и потеряет свою онтологическую центральность, лишится силы притяжения, не сможет формировать средоточия, перестанет обрастать градными связями — и мы это видим на примере многих городов, которые, вопреки древности своего происхождения, являются такими же маленькими, как и были тысячи дет назад.

В то же время мощное ядро градности способно к стремительному росту и колоссальному притяжению, благодаря которому даже за 100-200 лет такой город способен превратиться в крупнейший мегалополис мира со своей внутренней тайной, притягивающей миллионы людей. При этом мы видим, что города подобны зернам, т е способны внезапно оказаться центром притяжения, если предыдущее градное сердце по тем или иным причинам де-градирует. Когда-то Рим был самым населенным городом мира, с самым большим кол-вом градных связей, т. е "всех дорог, которые ведут в Рим". Сейчас этот город едва ли превзошел населением и градностью себя в прошлом. Когда-то ядром суверенной воли мог быть Владимир, Переславль. Эти города по прежнему живы, но как бы мы искусственно ни пытались перестроить градные связи, руководствуясь разумом и интеллектом, мы едва ли способны изменить логику их развития.

Многие искусственные столицы, созданные в Новое Время, так и остаются маленькими городами: Анкара не способна перетянуть мощь Константинополя, вызвать какую-то невероятную тягу, заставив жителей Стамбула продать дома и переехать в Анкару. Как бы ни был Петербург прекрасен, это — искусственный город, созданный суверенной волей человека, и, хотя проект был успешен, все равно природу этой градности, своим средоточием укорененную в Москве, изменить не удалось. Даже провозгласив себя императором, человек не властен над градностью цивилизации, она развивается по своим, ей одной ведомым принципам.

То, что мы называем органической жизнью, также начинается лишь с отделения себя от внешнего мира, т. е когда образуются пре-грады, порождающие в своем средо-точии особое поле неприкосновенности, которое мы называем клеткой, ядром клетки. Мозг человека — самое закрытое и самое неприкосновенное в теле. Именно мозг и нервные ткани покрыты оградой из скелета. В то же время есть "бессердечные", децентрализованные организмы вроде растений. Но и у растений есть ядро, покрытое плотной, создающей удивительную неприкосновенность, мембраной — орех, желудь, кокос, семячко. Грибная спора столь прочна и хорошо защищена, что способна тысячелетиями ждать часа своего возрождения, включая даже космическое пространство.

Примеров этой ядерной, неприкосновенной основы всякой градности — много, и каждый сам в состоянии найти их. Но если теорема верна, то что предлагает биософия? Достаточно ли образовать ядро, чтобы породить локальную вселенную? Мир, собственных вещей, полностью заполняющих его? Безусловно, нет.

Есть некое загадочное условие, выполнение которого требуется для того, чтобы зерно, лежащее в земле, вдруг открылось и за столетие породило лес. Чтобы город, столетиями до этого живший своей внутренней жизнью, вдруг стал первым, вторым, третьим Римом. Чтобы простейшие археи и бактерии вдруг, спустя миллиарды скучных лет без радикальных скачков эволюции, резко объединились в ядерную клетку — и после этого планета за считанные сотни миллионов лет покрылась бы вселенским многообразием форм и содержаний. Есть некое загадочное условие, выполнение которого внезапно порождает среди множества мозговитых (и порой даже сверх-мозговитых) существ — человека, который за считанные тысячелетия создает собственную внутреннюю вселенную, полную глубоких смыслов.

Есть некое условие, при котором ядро вселенной, до этого цельное и единое, внезапно раскрывается и за считанные миллиарды лет дает все, что мы можем себе представить в мире.

Что же это за условие, которое переводит градность от зацикленного на себе сосредоточения к активному порождению форм и содержаний? Способна ли некая воля Автора сделать это, или Автор сам не способен влиять на происходящее, даже если зерно им посеяно!

Соградная разуму и цивилизации, но в то же время внешняя по отношению к нам "вселенная жизни вечной" тянется непрерывной нитью от мамы к маме — и упирается в некую о-граду, которая идиоматически равна 0 себя (0=0). Эта непрерывная нить рода похожа на очень длинную, свернутую в себя же линейку-рулетку, где каждое деление имеет равно-цельное соотношение с соседними.

Почему равно-цельное, а не просто равное? Вот такой пример: бабушка родила маму в 40, а мама родила дочку в 20. На нашей "рулетке" это будет линия соградных событий (в начале бабушка стала мамой, а вот и ее дочка стала тоже мамой, превратив свою маму в бабушку), но равенства тут не поставить, ведь бабушка-то маму родила, когда ей было 40! Она была зрелым, уже другим, не вполне тем же организмом, каким была бы в 20!

Итак, черточки 1, 2... на нашей свернутой нитеродной рулетке (митоз, "нить") — равноцельны, и потому мы имеем нить с разными, однако вполне себе равноцельными делениями, истинность которых подтверждается независимой жизнью цельных бабушек, мам и дочек по от-дельности. Каждая черточка обозначает момент отцеления без потери цельности.

Каждая наша клетка делится сама из себя, и тело мамы в 20 и мамы в 40 — это два разных поколения клеток. И все эти клетки друг другу не дочерние, а сестринские, ведь у них у всех общее родовое со-знание. Хотя все наши клетки отделились из первой, зерновой клетки, возникшей в результате во-целения семени и яйца в утробе матери, несмотря на многие их поколения в рамках одного тела, родовое со-знание их едино, благодаря чему мама в 20, в 40 и в 60 чувствует себя одной и той же мамой.

Но также наши клетки, хотя и делятся достаточно много раз, все же не могут делать это бесконечно. В структуре предковой памяти уже отведена тело-мера — мера, после которой наши клетки устают делиться, и происходит де-градация тканей.

На идиоматической схеме изображено целение нитеродной ветви, т .е такое деление, которое внутри себя сохраняет цельность предковой памяти, единое родовое сознание, как абстрактная мама в 10, в 20, в 30 и т д. Но также здесь учтен и первородный источник градности — 0-града рода, матриархальная колония до воцеления, о которой мы еще поговорим.

Как же сложно понять воцеление! 🤯

Но все-таки можно, и главное — это понимание, скорее всего, целебно! 😅

Мимоходом мы еще раскроем причину, по которой латинский корень "cell" (клетка) и русский корень "цел" — обладают не только внешней, но и внутренней родственностью.

Но воцеление — это всего лишь условие, необходимое для образования цельности, а не многообразия. Так, допустим, можно было бы представить некую одинаковую, однотипную форму жизни, которая расплодилась бы без какого либо разнообразия, не порождая внутреннюю вселенную бесконечных зримых чудес. Например, такую жизнь рисует нам Лем в Солярисе, который не представляет собой органического многообразия. Также некоторые редкие формы жизни, например, слизевики, порождают внутреннюю градность и без многоклеточности, представляя собой подвижную сетевую одноклеточную структуруру, которая при этом видна невооруженным глазом как шмоть слизи в лесу. Внутри есть довольно разветвленная, вполне "урбаризированная" градность, только в рамках одной суперклетки. Почему же внезапно жизнь, которая могла бы существовать как равномерный Солярис (и, вероятно, существовала так на планете миллиард лет), внезапно начинает развивать градные связи и создает эту прекрасную природу из пейзажей, портретов и натюрмортов?

Становится очевидно, что здесь, в этой матриархальной системе материнских, дочерних, сестринских организмов, рожающих себя из себя, не хватает некоего ди-морфа, второформы, которая была бы носителем верто-градности, т. е такой активной суверенной воли, которая вторглась бы в этот матриархальный мир и заставила бы его разветвиться на множество. Да, речь об Адаме, о жгутиконосце, первом носителе патриархального семени, который когда-то был, вероятно, автономен как клетка и занимался делением из себя наравне с матриархальной клеткой, хранительницей митохондрий. Их "свадьба", произошедшая единожды, породила мир бесконечно сложного многообразия, вселенную жизни смертной, животный мир. Почему смертной? Почему единожды?

Жизнь ведь могла бы оставаться и бессмертной. Матриархальные клетки, и вообще бактерии, они же все — девочки, рожающие своих же сестер. Мы уже обсуждали ранее, что деление бактерий — сестринское, т к нельзя ответить на вопрос, какая клетка была мамой, а какая дочкой — в результате митоза клетка делится на 2 копии себя же, и да, каждая из них может умереть, если произойдет какой-то форс-мажор. Но в идеале бактериальная жизнь способна к бесконечному само-восстановлению, и поэтому она так не прогрессивна, так консервативна и ретроградна, но зато бессмертна. Наши же, животные клетки, обладают тело-мерой, отсекающей нитеродную ветвь: ну хорошо, проживи 100 лет, но устаревание начнется гораздо раньше, и восстановление замедлится еще до первых 50.

Вернемся к архибиологическим Адаму и Еве, т. е тем двум неравнопарным цельностям, которые воцелились лишь однажды, но навечно — и с тех пор повторяют "удачную встречу двух гамет" из раза в раз, снова и снова, поколение за поколением, поскольку жизнь вечная — ретроградна и не отбрасывает благое прошлое. Жизнь не может вырастить человека в утробе матери без эмбриологических стадий с жабрами и хвостом, хотя казалось бы, можно было бы от этого уже отказаться. Но нет! Ретроградный принцип по прежнему порождает человека из одноклеточного зародыша, проходя все предшествующие формы в ускоренном виде.

Но так же как и ребеночек, едва возникший на свет, еще долго будет дозревать до "человечности" и пройдет уже на воздухе стадию обезьянки, также, возможно, события, предшествующие воцелению, коль скоро они из раза в раз зацикленно повторяются — также являются ретроградной частью нашего изначального прошлого! Это — лишь гипотеза, но в ней есть зерно действительности. Ведь древо жизни стоит на двух доменах: археях и бактериях, которые внешне очень похожи, но внутри себя очень разные! И если у архей всегда есть жгутик, с которым они передвигаются в мире, то баткерии, и даже большая их часть — жгутиков лишены. У митохондрий, и у их родственниц, протеобактерий, жгутиков нет. У цианобактерий, родственниц всех пластид, делающих растения зелеными — нет жгутиков. Им не нужно перемещаться, их устраивает стационарное, растительное состояние. И только оно и способно было образовать матриархальную колонию. У яйцеклетки также нет жгутиков, а у сперматозоида — есть.

Это корневое различие среди прокариот (подвижные и статичные) действительно, чем-то напоминает различие между животными и растениями, точнее — видимо это соградные различия. В живом океане, если угодно, в бульоне "Солярисе" миллиарды лет назад — жили два типа прокариот: клетки-жгутиконосцы, пронзающие и подвижные — и матриархальные клетки, которые жили стационарными колониями. Это все напоминает диморфизм цивилизации и государства: цивилизация — это колониальная, градная, культурная форма существования, а есть — князья и их дружины, которые изначально могли быть не цивилизованными, а жить в отдаленном и диком, но воинственном и способном к высокой мобильности племени. Так. например, интересно раскрывается и "норманнская теория" возникновения государства Руси, но это же касается и Египта, где правящий класс морфологически отличался от народа. Это касается и шумеров, которые создали только цивилизацию, а государство появилось уже с приходом Саргона Акадского. Это касается и греков, которых воссоединили воинственные македонцы, и индусов, которых воссоединили арии, и китайцев, последняя империя которых была манчжурской!

Итак, 1-я теорема Биософии (пока не доказанная) о том, что соградные множества соградны и в каждой части своей, очень интересным образом отражается в том зеркале жизни и цивилизации, которое мы нащупали сейчас. И это ведь — не первое из зеркал! Жизнь вечная консервативна, ретроградна, стабильна и статична — но и цивилизация такова. Ничто не мешает ее неразвитию. Разве только мужские игры: война, власть, государство. Рост градных связей у города, ставшего вместилищем некой суверенной воли, некого князя, царя, императора и его рода — напоминает протягивание жгутиков во все стороны. Таким образом город среди других городов, протягивая свои дороги и мосты, маршруты и пути, и делая это не по взаимности, а по воле одного, становится Вавилоном, Римом, Москвой, мегаполисом. Государством, выходящим за пределы градного поля с окружной границей. И именно так можно себе представить возникновение первой животной клетки, где живет множество других, подчиненных клеток и пред-существ в рамках единой "государственности", закрепленной в общей конституции, хранящейся в ядре, в хромосомах, куда когда-то проник воинственный жгутиконосец.

Но и это зеркало соградности, хотя очень интересное, не дает нам в полной мере утверждать точно, что 1-я теорема истинна! Хотя это и достаточное основание для ужесточения поиска. Согласитесь, это зеркало соградности удивительное. Если 1-я теорема Биософии верна, повторюсь — значит, перемещаясь между этих зеркал, мы сможем действительно предсказать ядерное прошлое, а возможно даже и будущее — жизни, разума, космоса и цивилизации, накладывая их друг на друга правильно, а не ошибочно, в местах, где известно одно, и неизвестно второе. 🤯

Но пока что ужмем это изыскание до простого: цивилизация — женщина. Государство — мужчина. Они могут жить друг без друга, но они (кажется) не рождают вселенную вещей по отдельности.