Forwarded from Бункер на Лубянке
Свершилось, друзья!
Точнее, свершится совсем скоро!
В субботу, 13 июля у нас состоится поэтическая СВАДЬБА!
Виновники торжества: молодое семейство Ларионовых!
И, конечно, среди виновников:
🥂Александр Пелевин – автор бессмертных строк (помните, каких? Если нет, приходите, напомним!).
🥂Алексей Колобродов и Олег Демидов (Мастерская Захара Прилепина). Как там было в любимом кино: "Двенадцать браков за истекший период и это при том, что мы не ставим себе это целью!"
Участники:
Дмитрий Молдавский,
Софья Юдина,
Александр Антипов,
Роман Сорокин,
Марк Лешкевич,
Светлана Розналевич,
Матвей Раздельный.
Будем рады видеть Антона Шагина, если у него получится добраться до нас!
Гости дорогие, регистрируйтесь, пожалуйста, нам нужно определить количество фужеров😉.
Ждём вас, начало в 18:00!
Большая Лубянка, 24/15, стр. 3.
Точнее, свершится совсем скоро!
В субботу, 13 июля у нас состоится поэтическая СВАДЬБА!
Виновники торжества: молодое семейство Ларионовых!
И, конечно, среди виновников:
🥂Александр Пелевин – автор бессмертных строк (помните, каких? Если нет, приходите, напомним!).
🥂Алексей Колобродов и Олег Демидов (Мастерская Захара Прилепина). Как там было в любимом кино: "Двенадцать браков за истекший период и это при том, что мы не ставим себе это целью!"
Участники:
Дмитрий Молдавский,
Софья Юдина,
Александр Антипов,
Роман Сорокин,
Марк Лешкевич,
Светлана Розналевич,
Матвей Раздельный.
Будем рады видеть Антона Шагина, если у него получится добраться до нас!
Гости дорогие, регистрируйтесь, пожалуйста, нам нужно определить количество фужеров😉.
Ждём вас, начало в 18:00!
Большая Лубянка, 24/15, стр. 3.
В новых фронтовых сводках увидела сегодня упоминание моего родного Беловского района Курской области. И сердце замерло, хотя там пока ещё относительно тихо.
Родного, потому что там, в селе Долгие Буды, родился мой дед. Там, пережив фашистскую оккупацию, почти сто лет прожила моя прабабка. Там моя двоюродная бабушка варила самую вкусную на свете "каву" и говорила на цветастом журчащем суржике.
В том поистине фантастическом видео, которое разлетелось по ТГ-каналам, водитель, ставший ангелом-хранителем Поддубного, спрашивает его: "Зём, живой?"
Раньше я терпеть не могла этого слова – "Зёма". Оно отталкивало меня своей фамильярностью, этакой нарочитой "гоповатостью". А теперь я чувствую, насколько точное и важное – особенно сейчас – это слово. Потому что именно так обращается суджанский водитель не к тому, кто, возможно, живёт с ним по соседству, не к белгородцу по рождению Поддубному, а к окровавленному русскому человеку, которому надо помочь.
И сердце болит за всех моих зём, всех моих курян, всех моих русских людей.
Она нам очень многое в себе объясняет, эта война. Только вот плату за это объяснение берет немыслимую.
Родного, потому что там, в селе Долгие Буды, родился мой дед. Там, пережив фашистскую оккупацию, почти сто лет прожила моя прабабка. Там моя двоюродная бабушка варила самую вкусную на свете "каву" и говорила на цветастом журчащем суржике.
В том поистине фантастическом видео, которое разлетелось по ТГ-каналам, водитель, ставший ангелом-хранителем Поддубного, спрашивает его: "Зём, живой?"
Раньше я терпеть не могла этого слова – "Зёма". Оно отталкивало меня своей фамильярностью, этакой нарочитой "гоповатостью". А теперь я чувствую, насколько точное и важное – особенно сейчас – это слово. Потому что именно так обращается суджанский водитель не к тому, кто, возможно, живёт с ним по соседству, не к белгородцу по рождению Поддубному, а к окровавленному русскому человеку, которому надо помочь.
И сердце болит за всех моих зём, всех моих курян, всех моих русских людей.
Она нам очень многое в себе объясняет, эта война. Только вот плату за это объяснение берет немыслимую.
"…Но радуюсь солнцу, как ещё одному "дню рождения" — и собственному, и всего вокруг, вернее — каждому солнечному дню, как дню рождения радуюсь. И небу с крутыми облаками, и земле с доверчивыми красками, и этому нежнейшему трепету листвы, и запахам — вянущей травы и цветов в апогее!" – писала об этих местах полвека назад Ариадна Эфрон, моя нежная любовь и непреходящяя боль.
Таруса – город рябин и колокольного звона. И в том, и в другом так много осени, что тарусский воздух кажется сотканным из прохладного, тихого и печального света.
А в Поленово (полчаса тихим ходом по Оке) – сосны до неба, разнотравье да разноцветье и бодрые дамы от проекта "Московское долголетие". Дамы восхищаются и наперебой бегают фотографироваться у большого камня, стоящего в центре главного двора. И практически никто не читает надпись на этом камне...
Осенью Тарусу заняли фашисты, и над Окой шла непрекращающаяся артиллерийская стрельба. А на реке переправщиком работал десятилетний Володя Кузьмин: перевозил на ту сторону и обратно наших разведчиков. Той же осенью Володя будет убит шальной пулей, в декабре 41-го врага отбросят от Тулы, а спустя 30 лет перед главным домом усадьбы, где мальчик был похоронен вместе с павшими в боях рядом с Поленовым минометчиками Кудрявцевым и Чашкиным и политруком Тарасовым, поставят камень с очень простыми, очень страшными (но одновременно радостными) и, пожалуй, главными сейчас словами: "Здесь был остановлен враг".
Лето скоро пройдёт, на старом кладбище наполнится дождевой водой корзина с еловыми шишками у креста Паустовского, сотрутся нежные цвета моего букетика на могиле Али, но "мудрый покой" этих мест по-прежнему будет лечить душу.
Таруса – город рябин и колокольного звона. И в том, и в другом так много осени, что тарусский воздух кажется сотканным из прохладного, тихого и печального света.
А в Поленово (полчаса тихим ходом по Оке) – сосны до неба, разнотравье да разноцветье и бодрые дамы от проекта "Московское долголетие". Дамы восхищаются и наперебой бегают фотографироваться у большого камня, стоящего в центре главного двора. И практически никто не читает надпись на этом камне...
Осенью Тарусу заняли фашисты, и над Окой шла непрекращающаяся артиллерийская стрельба. А на реке переправщиком работал десятилетний Володя Кузьмин: перевозил на ту сторону и обратно наших разведчиков. Той же осенью Володя будет убит шальной пулей, в декабре 41-го врага отбросят от Тулы, а спустя 30 лет перед главным домом усадьбы, где мальчик был похоронен вместе с павшими в боях рядом с Поленовым минометчиками Кудрявцевым и Чашкиным и политруком Тарасовым, поставят камень с очень простыми, очень страшными (но одновременно радостными) и, пожалуй, главными сейчас словами: "Здесь был остановлен враг".
Лето скоро пройдёт, на старом кладбище наполнится дождевой водой корзина с еловыми шишками у креста Паустовского, сотрутся нежные цвета моего букетика на могиле Али, но "мудрый покой" этих мест по-прежнему будет лечить душу.
Forwarded from Дмитрий Ларионов
* * *
Под «Баттерфляй в Китае»
О. Каравайчука
он ласточек считает.
Иные облака
на Набережной Шмидта
/веночек за глаза/:
с оттенками графита
мешается зола
не потому, что вечер
и август над водой,
а — незачем и нечем —
ему на обходной
платить за столбик шота
/за грусть из ничего/.
Он важен для кого-то
на линиях В.О.
Под «Баттерфляй в Китае»
вся жизнь перетечет.
<...> но — облако узнает —
и ласточка не в счет.
27.08.24
Под «Баттерфляй в Китае»
О. Каравайчука
он ласточек считает.
Иные облака
на Набережной Шмидта
/веночек за глаза/:
с оттенками графита
мешается зола
не потому, что вечер
и август над водой,
а — незачем и нечем —
ему на обходной
платить за столбик шота
/за грусть из ничего/.
Он важен для кого-то
на линиях В.О.
Под «Баттерфляй в Китае»
вся жизнь перетечет.
<...> но — облако узнает —
и ласточка не в счет.
27.08.24
Мне кажется, я даже не дышу,
не слышу стрелок, слов, когда пишу
об этих соснах, уходящих в осень.
Об этой тишине, где домовина – дом,
где всё оставленное на потом
не сбудется и не случится. Бросим
слова на ветер, нежность – на закат,
всё догорающий, никак не выгорая.
Здесь где-то, кажется, была тропа другая,
ведущая не в смерть, а в детство. Наугад
иду – по ней ли? – но иду-бреду к тебе.
Туда, где снег лежит на синих ельих лапах,
где лето кружится кругами по воде.
Где существует это слово – "папа".
не слышу стрелок, слов, когда пишу
об этих соснах, уходящих в осень.
Об этой тишине, где домовина – дом,
где всё оставленное на потом
не сбудется и не случится. Бросим
слова на ветер, нежность – на закат,
всё догорающий, никак не выгорая.
Здесь где-то, кажется, была тропа другая,
ведущая не в смерть, а в детство. Наугад
иду – по ней ли? – но иду-бреду к тебе.
Туда, где снег лежит на синих ельих лапах,
где лето кружится кругами по воде.
Где существует это слово – "папа".
В интернет-газете "Ваши новости" вышла моя рецензия на книгу Валерии Троицкой "Донецкое море" – важную и очень нужную сейчас "повесть о настоящем взрослении".
Ваши новости — интернет-газета
Повесть о настоящем взрослении
Татьяна Коптелова о книге Валерии Троицкой…
Друзья! Мне всегда казалось, что в непростые времена важно продолжать честно делать свое дело.
Поэтому сегодня, в Международный день наставничества, я хочу поделиться своим проектом «УЧИТЕЛЬ-МАСТЕР», который на протяжении трех лет существовал на образовательных площадках Москвы и Подмосковья, в рамках дистанционного обучения, а теперь продолжает развиваться в том числе в этом ТГ-канале.
В скором будущем планируется старт учебно-поэтического цикла, посвященного 80-летию Победы, курсы и вебинары для педагогов и многое другое. Словом, "я планов наших люблю громадье, размаха шаги саженьи".
Буду благодарна за вашу поддержку и подписку. А учителям-словесникам и родителям школьников надеюсь быть полезной публикуемыми материалами.
Поэтому сегодня, в Международный день наставничества, я хочу поделиться своим проектом «УЧИТЕЛЬ-МАСТЕР», который на протяжении трех лет существовал на образовательных площадках Москвы и Подмосковья, в рамках дистанционного обучения, а теперь продолжает развиваться в том числе в этом ТГ-канале.
В скором будущем планируется старт учебно-поэтического цикла, посвященного 80-летию Победы, курсы и вебинары для педагогов и многое другое. Словом, "я планов наших люблю громадье, размаха шаги саженьи".
Буду благодарна за вашу поддержку и подписку. А учителям-словесникам и родителям школьников надеюсь быть полезной публикуемыми материалами.
Бывает, после поэтических вечеров возникает чувство растерянности, ощущение неуместности сказанного. Да и «когда в товарищах согласья нет»...
А бывает так, как сегодня. Меньше всего хочется говорить сейчас какие-то громкие и пафосные слова о масштабах и значении проекта. Я уверена лишь в том, что встретившиеся сегодня в зрительном зале МХАТа им. Максима Горького – стоящие на сцене и сидящие в креслах – были очень нужны друг другу.
Спасибо за это коллегам-поэтам, артистам, музыкантам.
Спасибо невероятной команде арт-кластера «Таврида».
Спасибо нашим зрителям, искренним и настоящим.
А бывает так, как сегодня. Меньше всего хочется говорить сейчас какие-то громкие и пафосные слова о масштабах и значении проекта. Я уверена лишь в том, что встретившиеся сегодня в зрительном зале МХАТа им. Максима Горького – стоящие на сцене и сидящие в креслах – были очень нужны друг другу.
Спасибо за это коллегам-поэтам, артистам, музыкантам.
Спасибо невероятной команде арт-кластера «Таврида».
Спасибо нашим зрителям, искренним и настоящим.
Тогда была несносная метель.
(Когда и где – ненужные детали)
И корабли, попавшие на мель,
Дробились, осыпались, воскресали
Крестами мачт. А дом-маяк (туман
Нес бережно его в своих ладонях)
Светил так ненавязчиво, что нам
Казалось: на земле отныне — двое.
Зима в Крыму — в том лучшем из миров,
Где море, свет и звук неотделимы, —
Осталась шуткой сурожских ветров.
И таял снег, как мир, необратимо.
(Когда и где – ненужные детали)
И корабли, попавшие на мель,
Дробились, осыпались, воскресали
Крестами мачт. А дом-маяк (туман
Нес бережно его в своих ладонях)
Светил так ненавязчиво, что нам
Казалось: на земле отныне — двое.
Зима в Крыму — в том лучшем из миров,
Где море, свет и звук неотделимы, —
Осталась шуткой сурожских ветров.
И таял снег, как мир, необратимо.
Forwarded from ХРОНИКА МИНУВШЕГО
|СЕГО ДНЯ|
27 января 1944 – День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады
В «Ленинградском дневнике» Вера Инбер писала: «...Из-за обстрелов и бомбежек одними из первых пострадали уличные часы. Одни из них целиком рухнули вниз, увлекаемые стеной. Другие, полусорванные, покачивались на своей железной основе, как флюгер. Третьи были полны собственных стеклянных осколков, от одного вида которых начиналась резь в глазах. Четвертые были целы на вид, но мертвы».
Живыми часами Ленинграда стали «блокадные гномоны». Древний астрономический инструмент не отстукивал время, впрочем, это и не требовалось городу, чьим пульсом являлся неумолчный метроном.
Насколько неуместной должна была казаться установка солнечных часов в пасмурном Ленинграде. Но фанерные гномоны, весной 1943 года появившиеся на углу Большого проспекта и 9-ой линии Васильевского острова, стали не просто популярным местом встречи ленинградцев-блокадников, в прямом и переносном смысле слова оживляющим и дающим надежду, а символом непобежденного города.
Пожалуй, никому иному не могла прийти в голову такая, казалось бы, простая, но мудрая мысль, кроме как Василию Иосифовичу Прянишникову. Астроном, состоявший в переписке с Константином Циолковским, Прянишников написал книги с говорящими названиями: «Занимательная беседа о винтовке», «Занимательная астрономия в школе» и т.д. Он умел простыми словами объяснить, «что такое Млечный путь» и «почему мерцают звезды», «как образовались горы» и «отчего мы загораем» (все это – названия глав его «Вечеров занимательного мироведения»). Его знали и любили как взрослые, так и маленькие ленинградцы (до войны Василий Иосифович работал в Доме занимательной науки на Фонтанке, задачей которого была популяризация различных областей научного знания в игровой форме).
В номере «Вечерней Москвы» от 25 ноября 1943 года наряду со статьями «Истерические заклинания гитлеровских главарей» и «Диверсионные акты в Румынии» можно найти небольшую заметку «10 тысяч лекций профессора В.И. Прянишникова», в которой говорится, что зимой 1941-42 годов в частях Ленинградского фронта Василий Иосифович читал по 60 лекций в месяц. «Наука в помощь снайперу», «Как ориентироваться по приметам без приборов», «Как наука помогает летчику, артиллеристу и моряку» – это далеко не полный перечень тем его выступлений.
Василий Иосифович проживет долгую жизнь, количество лекций, прочитанных им к 43-му году, увеличится вдвое. История не сохранила ни точных дат установки блокадных гномонов, рождения и смерти их создателя, ни имени его любимой женщины, но в петербургской Президентской библиотеке хранится экземпляр «В помощь разведчику» с дарственной надписью Прянишникова, которая многое говорит об этом замечательном человеке:
«Дорогой друг Заинька! Только благодаря твоим заботам мне удалось в такое тяжелое время написать хорошую книжечку (такова общая оценка). Посвящая тебе этот мой труд, прошу принять на добрую память настоящую книжечку, в знак глубокой благодарности и признательности.
Автор – твой Вася.
14 ноября 1941».
|ХРОНИКА МИНУВШЕГО|
27 января 1944 – День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады
В «Ленинградском дневнике» Вера Инбер писала: «...Из-за обстрелов и бомбежек одними из первых пострадали уличные часы. Одни из них целиком рухнули вниз, увлекаемые стеной. Другие, полусорванные, покачивались на своей железной основе, как флюгер. Третьи были полны собственных стеклянных осколков, от одного вида которых начиналась резь в глазах. Четвертые были целы на вид, но мертвы».
Живыми часами Ленинграда стали «блокадные гномоны». Древний астрономический инструмент не отстукивал время, впрочем, это и не требовалось городу, чьим пульсом являлся неумолчный метроном.
Насколько неуместной должна была казаться установка солнечных часов в пасмурном Ленинграде. Но фанерные гномоны, весной 1943 года появившиеся на углу Большого проспекта и 9-ой линии Васильевского острова, стали не просто популярным местом встречи ленинградцев-блокадников, в прямом и переносном смысле слова оживляющим и дающим надежду, а символом непобежденного города.
Пожалуй, никому иному не могла прийти в голову такая, казалось бы, простая, но мудрая мысль, кроме как Василию Иосифовичу Прянишникову. Астроном, состоявший в переписке с Константином Циолковским, Прянишников написал книги с говорящими названиями: «Занимательная беседа о винтовке», «Занимательная астрономия в школе» и т.д. Он умел простыми словами объяснить, «что такое Млечный путь» и «почему мерцают звезды», «как образовались горы» и «отчего мы загораем» (все это – названия глав его «Вечеров занимательного мироведения»). Его знали и любили как взрослые, так и маленькие ленинградцы (до войны Василий Иосифович работал в Доме занимательной науки на Фонтанке, задачей которого была популяризация различных областей научного знания в игровой форме).
В номере «Вечерней Москвы» от 25 ноября 1943 года наряду со статьями «Истерические заклинания гитлеровских главарей» и «Диверсионные акты в Румынии» можно найти небольшую заметку «10 тысяч лекций профессора В.И. Прянишникова», в которой говорится, что зимой 1941-42 годов в частях Ленинградского фронта Василий Иосифович читал по 60 лекций в месяц. «Наука в помощь снайперу», «Как ориентироваться по приметам без приборов», «Как наука помогает летчику, артиллеристу и моряку» – это далеко не полный перечень тем его выступлений.
Василий Иосифович проживет долгую жизнь, количество лекций, прочитанных им к 43-му году, увеличится вдвое. История не сохранила ни точных дат установки блокадных гномонов, рождения и смерти их создателя, ни имени его любимой женщины, но в петербургской Президентской библиотеке хранится экземпляр «В помощь разведчику» с дарственной надписью Прянишникова, которая многое говорит об этом замечательном человеке:
«Дорогой друг Заинька! Только благодаря твоим заботам мне удалось в такое тяжелое время написать хорошую книжечку (такова общая оценка). Посвящая тебе этот мой труд, прошу принять на добрую память настоящую книжечку, в знак глубокой благодарности и признательности.
Автор – твой Вася.
14 ноября 1941».
|ХРОНИКА МИНУВШЕГО|
Audio
|ГОРОДА И ЛЮДИ|ЛЕНИНГРАД|
Иосиф Орбели. «Артиллерист» в пределах Эрмитажа.
Из стенограммы заседания Международного военного трибунала от 22 февраля 1946 г.
|ХРОНИКА МИНУВШЕГО|
Иосиф Орбели. «Артиллерист» в пределах Эрмитажа.
Из стенограммы заседания Международного военного трибунала от 22 февраля 1946 г.
|ХРОНИКА МИНУВШЕГО|
"Скажете, время сейчас не для искусств. Но прежде книги издавались в самые тяжелые времена <...> Ведь поэзия расширяет представления читателей о жизни, окружающем мире и этим помогает переносить лишения, скудость быта. Она напоминает, что жизнь надо вообще воспринимать как удачу, подарок судьбы".
Говорим о прекрасном Вадиме Шефнере в новом выпуске |ХРОНИКИ МИНУВШЕГО|.
Говорим о прекрасном Вадиме Шефнере в новом выпуске |ХРОНИКИ МИНУВШЕГО|.
Forwarded from Центр Пешков
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM