6 июля 1907 года в Койокане (Мехико) родилась Фрида Кало.
Художница прожила удивительную и в известной степени трагическую жизнь, описав ее емкой фразой: «В моей жизни было две аварии: одна — когда автобус врезался в трамвай, другая — это Диего». На своих картинах она, как правило, изображала себя: «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего».
17 сентября 1925 года Фрида попала в автокатастрофу, в которой получила тройной перелом позвоночника. Тяжелейшие ранения и травмы на целый год приковали ее к постели, с последствиями аварии художница сталкивалась потом всю жизнь. Из-за автокатастрофы Фрида не могла выносить ребенка. Когда 4 июля 1932 года у нее случился второй выкидыш, она посвятила этому трагическому событию картину «Больница Генри Форда».
Важное место в творчестве Фриды занимали сложные отношения с мужем — художником Диего Риверой. К одной из главных картин на эту тему под названием «Диего и я», написанной за пять лет до смерти, существует письменное размышление художницы: «Моя трудная и неясная роль союзника необыкновенного человека носит характер компенсации, которую, например, зеленая точка несет внутри большой площади красного — компенсации равновесия».
Фриде Кало пришлось долго добиваться популярности в родной Мексике, несмотря на то, что еще в 1938 году она наделала много шума в Нью-Йорке, где проходила ее первая персональная выставка в галерее Джулиана Леви. Критики, поначалу отнесшиеся к «миссис Ривере» скептически, были очарованы ею и самобытностью ее картин.
Вскоре после этого Кало отправилась в Париж по приглашению Андре Бретона, пообещавшего художнице устроить ее персональную выставку. Они познакомились во время визита Бретона и его супруги Жаклин Ламба в Мексику. Поэт и художник был поражен работами Фриды Кало, в частности, незавершенной на тот момент картиной «Что мне дала вода», и сообщил художнице, что она пишет в стиле сюрреализма, чем немало ее удивил. Однако, несмотря на обещания, организацией выставки Бретон так и не занялся. Фрида узнала об этом только после приезда в Париж, очень разозлилась на Бретона и стала называть парижских сюрреалистов «чокнутыми сукиными детьми».
Фрида неуютно чувствовала себя вдалеке от родной Мексики. Ни Нью-Йорк, ни Париж ее не впечатлили, она рвалась назад, в свой Голубой дом, где она родилась и прожила почти всю жизнь. С Диего они ссорились и мирились, разводились и женились вновь, жили в разных домах... А тем временем рассыпающееся на части тело Фриды пытались собрать воедино при помощи металлических корсетов, многочисленных операций и лекарств.
Первая персональная выставка Фриды в Мексике состоялась только в 1953 году. К тому моменту художница уже была прикована к постели и постоянно находилась под действием сильных болеутоляющих и алкоголя. Но такое важное событие в своей жизни она пропустить никак не могла. Во время открытия выставки Фриду Кало внесли в Галерею современного искусства на носилках и уложили на кровать в центре зала.
В последние годы Кало становилось все тяжелее рисовать. Она вернулась к тому, с чего начинала — писала натюрморты, лежа в постели. Последней работой Фриды считается картина «Viva la vida! Арбузы». Финальным ее штрихом стала надпись кроваво-красной краской, вырезанная на мякоти арбуза: «Viva la vida!» — «Да здравствует жизнь!».
Фрида Кало умерла 13 июля 1954 года от острого воспаления легких. Незадолго до смерти она оставила в своем дневнике последнюю запись: «Надеюсь, что уход будет удачным, и я больше не вернусь». Прощание с художницей проходило во Дворце изящных искусств. На церемонии, помимо Диего Риверы, присутствовал бывший президент Мексики Ласаро Карденас и многие деятели искусств.
С 1955 года «Голубой дом» Фриды Кало преобразован в музей ее памяти. Здесь же находится ее прах в урне в форме лягушки и посмертная маска художницы, лежащая на кровати.
В галерее:
• Фрида Кало
• Фрида и Диего Ривера
• Автопортрет с обезьянкой, 1940
• Госпиталь Генри Форда, 1932
• Диего и я, 1949
•Что мне дала вода, 1938
•Viva la vida! Арбузы, 1954
Художница прожила удивительную и в известной степени трагическую жизнь, описав ее емкой фразой: «В моей жизни было две аварии: одна — когда автобус врезался в трамвай, другая — это Диего». На своих картинах она, как правило, изображала себя: «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего».
17 сентября 1925 года Фрида попала в автокатастрофу, в которой получила тройной перелом позвоночника. Тяжелейшие ранения и травмы на целый год приковали ее к постели, с последствиями аварии художница сталкивалась потом всю жизнь. Из-за автокатастрофы Фрида не могла выносить ребенка. Когда 4 июля 1932 года у нее случился второй выкидыш, она посвятила этому трагическому событию картину «Больница Генри Форда».
Важное место в творчестве Фриды занимали сложные отношения с мужем — художником Диего Риверой. К одной из главных картин на эту тему под названием «Диего и я», написанной за пять лет до смерти, существует письменное размышление художницы: «Моя трудная и неясная роль союзника необыкновенного человека носит характер компенсации, которую, например, зеленая точка несет внутри большой площади красного — компенсации равновесия».
Фриде Кало пришлось долго добиваться популярности в родной Мексике, несмотря на то, что еще в 1938 году она наделала много шума в Нью-Йорке, где проходила ее первая персональная выставка в галерее Джулиана Леви. Критики, поначалу отнесшиеся к «миссис Ривере» скептически, были очарованы ею и самобытностью ее картин.
Вскоре после этого Кало отправилась в Париж по приглашению Андре Бретона, пообещавшего художнице устроить ее персональную выставку. Они познакомились во время визита Бретона и его супруги Жаклин Ламба в Мексику. Поэт и художник был поражен работами Фриды Кало, в частности, незавершенной на тот момент картиной «Что мне дала вода», и сообщил художнице, что она пишет в стиле сюрреализма, чем немало ее удивил. Однако, несмотря на обещания, организацией выставки Бретон так и не занялся. Фрида узнала об этом только после приезда в Париж, очень разозлилась на Бретона и стала называть парижских сюрреалистов «чокнутыми сукиными детьми».
Фрида неуютно чувствовала себя вдалеке от родной Мексики. Ни Нью-Йорк, ни Париж ее не впечатлили, она рвалась назад, в свой Голубой дом, где она родилась и прожила почти всю жизнь. С Диего они ссорились и мирились, разводились и женились вновь, жили в разных домах... А тем временем рассыпающееся на части тело Фриды пытались собрать воедино при помощи металлических корсетов, многочисленных операций и лекарств.
Первая персональная выставка Фриды в Мексике состоялась только в 1953 году. К тому моменту художница уже была прикована к постели и постоянно находилась под действием сильных болеутоляющих и алкоголя. Но такое важное событие в своей жизни она пропустить никак не могла. Во время открытия выставки Фриду Кало внесли в Галерею современного искусства на носилках и уложили на кровать в центре зала.
В последние годы Кало становилось все тяжелее рисовать. Она вернулась к тому, с чего начинала — писала натюрморты, лежа в постели. Последней работой Фриды считается картина «Viva la vida! Арбузы». Финальным ее штрихом стала надпись кроваво-красной краской, вырезанная на мякоти арбуза: «Viva la vida!» — «Да здравствует жизнь!».
Фрида Кало умерла 13 июля 1954 года от острого воспаления легких. Незадолго до смерти она оставила в своем дневнике последнюю запись: «Надеюсь, что уход будет удачным, и я больше не вернусь». Прощание с художницей проходило во Дворце изящных искусств. На церемонии, помимо Диего Риверы, присутствовал бывший президент Мексики Ласаро Карденас и многие деятели искусств.
С 1955 года «Голубой дом» Фриды Кало преобразован в музей ее памяти. Здесь же находится ее прах в урне в форме лягушки и посмертная маска художницы, лежащая на кровати.
В галерее:
• Фрида Кало
• Фрида и Диего Ривера
• Автопортрет с обезьянкой, 1940
• Госпиталь Генри Форда, 1932
• Диего и я, 1949
•Что мне дала вода, 1938
•Viva la vida! Арбузы, 1954
9 января 1937 года Фрида Кало с группой друзей и единомышленников Льва Троцкого встречала революционера и его жену Наталью Седову в порту мексиканского Тампико. Диего Ривера в тот момент находился в больнице из-за заболевания почек.
Гости и встречавшие погрузились в специальный президентский поезд El Hidalgo («Благородный»), который помчался в Мехико. Затем компания дружно пересела в автомобиль и в сопровождении полицейского эскорта на мотоциклах отправилась в столичный пригород Койоакан, где стоял знаменитый Голубой дом Фриды.
Столкновение под одной крышей Троцкого и Фриды не могло пройти бесследно. Молодая художница, как и ее муж, исповедовала коммунистические взгляды. Семьи проводили много времени вместе: ужинали, ездили на пикники и экскурсии. Скоро взаимный интерес, вспыхнувший между Фридой и Львом, стал очевиден. Троцкий и Кало стали «случайно» встречаться во время прогулок во внутреннем дворе дома, революционер передавал возлюбленной письма при помощи книг. Когда видеться в имении Фриды становилось неудобно, любовники уходили в дом ее сестры Кристины. Неизвестно, что двигало Фридой: желание отомстить мужу за его любовные похождения или настоящие чувства, но Троцкий точно был неравнодушен к темпераментной Кало.
В отношениях Троцких наступило охлаждение, и в конце июня 1937 года пара временно рассталась, чтобы решить, что делать дальше. Троцкий уехал в поместье друга Диего, и между ним и супругой началась переписка. Наталья была подавлена случившимся. «Не хочется видеть людей, жизнь кругом, суету… Не хочется есть… Мне хочется упасть на пол и не вставать больше», — описала она свое состояние в одном из писем мужу. Тот отвечал: «Она для меня — никто. Ты для меня — все. Не надо, Ната, не надо, умоляю тебя».
По возвращении Троцкого в Койоакан любовники разорвали связь. Кто из них это сделал — неизвестно. Подруга Фриды считала, что это сделала художница, исследователи часто указывают на Льва. Фрида вернула Троцкому все его письма и подарила на день рождения свой автопортрет, но, переезжая с виллы Кало, чтобы воссоединиться со своей русской женой, он даже не взял его с собой. Последний раз они увиделись в январе 1939 года.
📷: Лев Троцкий (второй справа) с женой Натальей Седовой и Фрида Кало. 1930-е
Гости и встречавшие погрузились в специальный президентский поезд El Hidalgo («Благородный»), который помчался в Мехико. Затем компания дружно пересела в автомобиль и в сопровождении полицейского эскорта на мотоциклах отправилась в столичный пригород Койоакан, где стоял знаменитый Голубой дом Фриды.
Столкновение под одной крышей Троцкого и Фриды не могло пройти бесследно. Молодая художница, как и ее муж, исповедовала коммунистические взгляды. Семьи проводили много времени вместе: ужинали, ездили на пикники и экскурсии. Скоро взаимный интерес, вспыхнувший между Фридой и Львом, стал очевиден. Троцкий и Кало стали «случайно» встречаться во время прогулок во внутреннем дворе дома, революционер передавал возлюбленной письма при помощи книг. Когда видеться в имении Фриды становилось неудобно, любовники уходили в дом ее сестры Кристины. Неизвестно, что двигало Фридой: желание отомстить мужу за его любовные похождения или настоящие чувства, но Троцкий точно был неравнодушен к темпераментной Кало.
В отношениях Троцких наступило охлаждение, и в конце июня 1937 года пара временно рассталась, чтобы решить, что делать дальше. Троцкий уехал в поместье друга Диего, и между ним и супругой началась переписка. Наталья была подавлена случившимся. «Не хочется видеть людей, жизнь кругом, суету… Не хочется есть… Мне хочется упасть на пол и не вставать больше», — описала она свое состояние в одном из писем мужу. Тот отвечал: «Она для меня — никто. Ты для меня — все. Не надо, Ната, не надо, умоляю тебя».
По возвращении Троцкого в Койоакан любовники разорвали связь. Кто из них это сделал — неизвестно. Подруга Фриды считала, что это сделала художница, исследователи часто указывают на Льва. Фрида вернула Троцкому все его письма и подарила на день рождения свой автопортрет, но, переезжая с виллы Кало, чтобы воссоединиться со своей русской женой, он даже не взял его с собой. Последний раз они увиделись в январе 1939 года.
📷: Лев Троцкий (второй справа) с женой Натальей Седовой и Фрида Кало. 1930-е
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Сегодня Всемирный день поцелуя.
Уже традиционно расскажу историю одного из шедевров искусства. Сегодня это будет «Поцелуй» Огюста Родена.
В 1880 году в Париже строили Музей декоративного искусства, и Роден получил первый государственный заказ — оформление входной двери грандиозных 6 метров в высоту. В качестве источника сюжета для одного из элементов группы «Врата ада» — скульптуры «Поцелуй» — мастер выбрал «Божественную комедию» Данте.
История Паоло и Франчески — вечный сюжет, вызывающий прочные ассоциации: невинная страсть, несостоявшийся роман, несоразмерное, несправедливое, жестокое, но законное вечное наказание. Роден как всегда безошибочно отыскал в нем точку, из которой статическая по сути вещь, скульптура, обрела динамику. Это момент за сотую долю секунды до гибельного поцелуя — губы влюбленных в этой скульптуре не смыкаются.
Роден был скандально откровенен для своего времени: до него в скульптуре не изображали влюбленных пар. Когда мужчина с женщиной оказывались в пределах одного скульптурного сюжета, это были либо сцены яростного овладения, либо похищения, где женщина — жертва. Роден же освободил женское тело, признав за ним способность наслаждаться страстью.
В разное время, даже в XX веке, «Поцелуй» драпировали, устраивали против него общественные протесты, помещали в отдельной музейной комнате, куда впускали зрителей только по специальному разрешению.
Грандиозный же проект «Врат ада» так и остался незавершенным. После смерти Родена, несколько их копий были отлиты по незаконченному гипсовому оригиналу. Сейчас они хранятся в разных городах мира: Цюрихе, Стэнфорде, Филадельфии, Мехико, Токио, Сеуле, в Париже, в музее Родена и в музее Орсе.
#Интересное
Уже традиционно расскажу историю одного из шедевров искусства. Сегодня это будет «Поцелуй» Огюста Родена.
В 1880 году в Париже строили Музей декоративного искусства, и Роден получил первый государственный заказ — оформление входной двери грандиозных 6 метров в высоту. В качестве источника сюжета для одного из элементов группы «Врата ада» — скульптуры «Поцелуй» — мастер выбрал «Божественную комедию» Данте.
История Паоло и Франчески — вечный сюжет, вызывающий прочные ассоциации: невинная страсть, несостоявшийся роман, несоразмерное, несправедливое, жестокое, но законное вечное наказание. Роден как всегда безошибочно отыскал в нем точку, из которой статическая по сути вещь, скульптура, обрела динамику. Это момент за сотую долю секунды до гибельного поцелуя — губы влюбленных в этой скульптуре не смыкаются.
Роден был скандально откровенен для своего времени: до него в скульптуре не изображали влюбленных пар. Когда мужчина с женщиной оказывались в пределах одного скульптурного сюжета, это были либо сцены яростного овладения, либо похищения, где женщина — жертва. Роден же освободил женское тело, признав за ним способность наслаждаться страстью.
В разное время, даже в XX веке, «Поцелуй» драпировали, устраивали против него общественные протесты, помещали в отдельной музейной комнате, куда впускали зрителей только по специальному разрешению.
Грандиозный же проект «Врат ада» так и остался незавершенным. После смерти Родена, несколько их копий были отлиты по незаконченному гипсовому оригиналу. Сейчас они хранятся в разных городах мира: Цюрихе, Стэнфорде, Филадельфии, Мехико, Токио, Сеуле, в Париже, в музее Родена и в музее Орсе.
#Интересное
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Аркадий Райкин — об отношении к званиям. ☝🏻
7 июля 1939 года в Санкт-Петербурге родилась Елена Образцова.
Испанцы называли ее лучшей Кармен в истории театра, американцы — лучшей Амнерис в «Аиде». Сама она больше всего любила свою роль Марфы из «Хованщины». Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко говорил, что певица сделала для советской дипломатии больше, чем целый МИД. А поклонники и любители оперы просто говорили о ней: Елена Великая.
Публикую фрагменты из воспоминаний Елены Васильевны разных лет.
О детстве
«Музыка с детства была для меня не дополнением к жизни, а неотъемлемой ее частью. Но певицу, актрису во мне тогда трудно было угадать: я росла настоящим сорванцом, дружила только с мальчишками»
О поступлении в Ленинградскую консерваторию
«Я спела приемной комиссии третью песню Леля из „Снегурочки“, затем романс Римского-Корсакова „Октава“. Мне говорят: „Спасибо, вы свободны!“, а я упрашивала послушать еще несколько песен, чтобы экзаменаторы могли понять, насколько широк мой диапазон. Комиссия хохотала надо мной, но петь разрешила. Вечером я узнала, что поступила, и всю дорогу домой улыбалась от счастья»
О дебюте на сцене Большого в опере «Борис Годунов»
«Я вышла на сцену Большого театра без единой оркестровой репетиции. <…> У меня было совершенно обморочное состояние, и если бы не паны, которые под руки вывели меня на сцену, может быть, действительно в этот вечер сцены у фонтана и не было бы»
О партии Кармен
«Кармен» — единственная опера, которую я не пою, а которая поет мною. <…> Когда я впервые выступила в ней, то по-настоящему пережила свой дебют. Я перестала себя чувствовать артисткой, в меня словно вселилась душа Кармен. <…> Потом, как в полусне, до меня донеслись крики зрителей и аплодисменты. И они вернули меня к действительности»
О гордости за страну
«Каждый раз, когда я пела на главных сценах мира и получала овации, всегда радовалась: вношу лепту во славу моего Отечества. Особенное было счастье, когда исполняла русские оперы. Гордилась: мы славим свою музыку, своих композиторов»
Об авантюризме в профессии
«Я авантюристка. Я никогда ни одному дирижеру или режиссеру не сказала „нет“. Бывало, что они мне предлагали оперу, о которой я и не знала ничего, меня спрашивали: „Вы поете это?“ Я сразу отвечала: „Конечно“. Иногда мне приходилось учить целую оперу всего за три дня. И если с музыкой проблем не возникало, то текст, особенно иностранный, я не всегда успевала запомнить. Вот и писала шпаргалки, а потом развешивала их среди декораций»
О слагаемых успеха
«Нужен не только голос, а и желание учиться, знание литературы, истории, живописи, я уж не говорю о музыке. Если на сцену выходит человек даже с хорошим голосом, но пустой внутри, его и не слушают. Надо много знать, пережить, увидеть»
О музыке
«Музыка и Бог — это одно и то же».
Испанцы называли ее лучшей Кармен в истории театра, американцы — лучшей Амнерис в «Аиде». Сама она больше всего любила свою роль Марфы из «Хованщины». Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко говорил, что певица сделала для советской дипломатии больше, чем целый МИД. А поклонники и любители оперы просто говорили о ней: Елена Великая.
Публикую фрагменты из воспоминаний Елены Васильевны разных лет.
О детстве
«Музыка с детства была для меня не дополнением к жизни, а неотъемлемой ее частью. Но певицу, актрису во мне тогда трудно было угадать: я росла настоящим сорванцом, дружила только с мальчишками»
О поступлении в Ленинградскую консерваторию
«Я спела приемной комиссии третью песню Леля из „Снегурочки“, затем романс Римского-Корсакова „Октава“. Мне говорят: „Спасибо, вы свободны!“, а я упрашивала послушать еще несколько песен, чтобы экзаменаторы могли понять, насколько широк мой диапазон. Комиссия хохотала надо мной, но петь разрешила. Вечером я узнала, что поступила, и всю дорогу домой улыбалась от счастья»
О дебюте на сцене Большого в опере «Борис Годунов»
«Я вышла на сцену Большого театра без единой оркестровой репетиции. <…> У меня было совершенно обморочное состояние, и если бы не паны, которые под руки вывели меня на сцену, может быть, действительно в этот вечер сцены у фонтана и не было бы»
О партии Кармен
«Кармен» — единственная опера, которую я не пою, а которая поет мною. <…> Когда я впервые выступила в ней, то по-настоящему пережила свой дебют. Я перестала себя чувствовать артисткой, в меня словно вселилась душа Кармен. <…> Потом, как в полусне, до меня донеслись крики зрителей и аплодисменты. И они вернули меня к действительности»
О гордости за страну
«Каждый раз, когда я пела на главных сценах мира и получала овации, всегда радовалась: вношу лепту во славу моего Отечества. Особенное было счастье, когда исполняла русские оперы. Гордилась: мы славим свою музыку, своих композиторов»
Об авантюризме в профессии
«Я авантюристка. Я никогда ни одному дирижеру или режиссеру не сказала „нет“. Бывало, что они мне предлагали оперу, о которой я и не знала ничего, меня спрашивали: „Вы поете это?“ Я сразу отвечала: „Конечно“. Иногда мне приходилось учить целую оперу всего за три дня. И если с музыкой проблем не возникало, то текст, особенно иностранный, я не всегда успевала запомнить. Вот и писала шпаргалки, а потом развешивала их среди декораций»
О слагаемых успеха
«Нужен не только голос, а и желание учиться, знание литературы, истории, живописи, я уж не говорю о музыке. Если на сцену выходит человек даже с хорошим голосом, но пустой внутри, его и не слушают. Надо много знать, пережить, увидеть»
О музыке
«Музыка и Бог — это одно и то же».
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Елена Образцова исполняет Хабанеру из оперы Жоржа Бизе «Кармен». 💃🏻
Фрагмент концерта певицы в Большом зале Московской консерватории. 1972 год.
#МузыкальнаяТерапия #ДляНастроения
Фрагмент концерта певицы в Большом зале Московской консерватории. 1972 год.
#МузыкальнаяТерапия #ДляНастроения
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Минутка зажигательного мамбо от Софи Лорен и сегодняшнего именинника Витторио де Сика. 💃🏽
Фрагмент из комедии Дино Ризи «Хлеб, любовь и…».
#ДляНастроения
Фрагмент из комедии Дино Ризи «Хлеб, любовь и…».
#ДляНастроения
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
7 июля 1990 года в термах Каракаллы три великих тенора — Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррерас — положили начало совместным выступлениям по всему миру, которые они успешно давали следующие 13 лет.
Слушаем «O Sole Mio» с того памятного концерта в сопровождении оркестра Римской оперы под управлением Зубина Меты.
#ДляНастроения
Слушаем «O Sole Mio» с того памятного концерта в сопровождении оркестра Римской оперы под управлением Зубина Меты.
#ДляНастроения