Отдельно хотелось бы написать о художниках. Первые три изображения — акварель и ксилографии художницы Анны Петровны Остроумовой-Лебедевой. В «Историях…» приводится ее трогательное завещание племяннику (она думала, что не переживет блокаду): «Будь добр, благороден и справедлив, мой милый Петя, и главное — люби искусство. Будь счастлив».
Вторые три изображения принадлежат кисти Александра Исааковича Русакова. Чаще всего на его городских пейзажах — родная Петроградка. Наследники художника смогли полностью выкупить его квартиру, ставшую коммуналкой, только к 2000 году.
Последние изображения — картины Мстислава Валериановича Добужинского. Первая, пожалуй, самая известная — «Зима. В Ротах» (имеются в виду роты Измайловского полка). На остальных картинах видно, как Добужинский переживает, что на смену уютным домикам приходят бездушные доходники. На последней фотографии двор между 6-й и 7-й Красноармейской. В соседнем дворе в коммуналке в бездушном доходнике родилась я.
Вторые три изображения принадлежат кисти Александра Исааковича Русакова. Чаще всего на его городских пейзажах — родная Петроградка. Наследники художника смогли полностью выкупить его квартиру, ставшую коммуналкой, только к 2000 году.
Последние изображения — картины Мстислава Валериановича Добужинского. Первая, пожалуй, самая известная — «Зима. В Ротах» (имеются в виду роты Измайловского полка). На остальных картинах видно, как Добужинский переживает, что на смену уютным домикам приходят бездушные доходники. На последней фотографии двор между 6-й и 7-й Красноармейской. В соседнем дворе в коммуналке в бездушном доходнике родилась я.
#imagine
Мартин Макдона «Палачи» (Издательства Яромира Хладика, 2020, перевод с английского Павла Шишина)
Удивительное дело, в самом центре Москвы в опальном Гоголь-Центре при полном зале идет спектакль «Палачи» по пьесе Мартина Макдоны (режиссёр и сценарист «Трёх билбордов…», «Залечь на дно в Брюгге», «7 психопатов»). Премьера состоялась в 2019, но в марте этого года пьеса звучит со сцены еще более зловеще. Особенно когда в конце персонажи говорят, что скучают по давним временам.
Мартин Макдона «Палачи» (Издательства Яромира Хладика, 2020, перевод с английского Павла Шишина)
Удивительное дело, в самом центре Москвы в опальном Гоголь-Центре при полном зале идет спектакль «Палачи» по пьесе Мартина Макдоны (режиссёр и сценарист «Трёх билбордов…», «Залечь на дно в Брюгге», «7 психопатов»). Премьера состоялась в 2019, но в марте этого года пьеса звучит со сцены еще более зловеще. Особенно когда в конце персонажи говорят, что скучают по давним временам.
В 1965 в Великобритании отменили смертную казнь, и бывший палач открывает паб в глубинке. Жена и дочь-подросток помогают обслуживать немногочисленных посетителей, в основном, местных алкашей. Однажды в паб приходят сразу два чужака: журналист, который хочет взять интервью у бывшего палача, и зловещий тип Муни, который сразу не понравился местному инспектору, но понравился дочери-подростку. Диалоги и юмор можно описать так: типичный Макдона.
В адаптации Серебренникова действие переносится в Россию конца 90-х: Ельцин подписывает мораторий в 1996. Спектакль поставлен достаточно точно по тексту и прекрасно ложится на российские реалии. Макдона раскрывает природу человека, которая не зависит от национальности.
Главный мотив проговаривается явно: «палачей бывших не бывает». Но, мне кажется, это какая-то общая фраза, попробую сформулировать по-другому. Есть люди, которые мыслят только категориям власти и силы: без рефлексии и сомнений, с осознанием собственной правоты и права, готовые оправдать любое свое действие или действие начальства. Идеальные палачи, палачи по природе. Как показывает пьеса, любая попытка интеллектуальной игры с этими людьми обречена на провал. Их может расшатать только сила другого порядка. Или трагедия в собственной семье.
***
В переводе встречается несколько диалектных словечек, погуглила, переводчик действительно с Урала. Например, диалектное «стонота» — это прибедняющийся человек.
В адаптации Серебренникова действие переносится в Россию конца 90-х: Ельцин подписывает мораторий в 1996. Спектакль поставлен достаточно точно по тексту и прекрасно ложится на российские реалии. Макдона раскрывает природу человека, которая не зависит от национальности.
Главный мотив проговаривается явно: «палачей бывших не бывает». Но, мне кажется, это какая-то общая фраза, попробую сформулировать по-другому. Есть люди, которые мыслят только категориям власти и силы: без рефлексии и сомнений, с осознанием собственной правоты и права, готовые оправдать любое свое действие или действие начальства. Идеальные палачи, палачи по природе. Как показывает пьеса, любая попытка интеллектуальной игры с этими людьми обречена на провал. Их может расшатать только сила другого порядка. Или трагедия в собственной семье.
***
В переводе встречается несколько диалектных словечек, погуглила, переводчик действительно с Урала. Например, диалектное «стонота» — это прибедняющийся человек.
Гленнон Дойл в книге «Неукротимая» пишет о своей дочке Тиш. В садике воспитательница во время урока на тему дикой природы рассказывала про глобальное потепление и в качестве примера негативных последствий решила рассказать про полярных мишек, которым нечего есть, ну и показала пару фотографий умирающих животных. Детям мишек было жалко, но пришло время прогулки, а игрушки сами в себя не поиграют. Но Тиш осталась сидеть в классе, замерла с искажённым от ужаса лицом. Когда воспитательница вывела все-таки Тиш на улицу, она начала донимать ее вопросами в духе «а взрослые в курсе?». В итоге позвонили маме.
***
Кажется, я уже три месяца сижу, замерев, в каком-то классе. Когда ужас проходит сквозь тебя, то непонятно, как можно от него отмахнуться и пойти на переменку.
У истории Тиш было продолжение. Она проела маме плешь темой мишек, и мама уже недвусмысленно намекала, что пора завязывать. Перед сном состоялся такой диалог:
– Мам, подожди.
Блин.
– Что такое, солнышко?
– Мишки…
ГОСПОДЬ МИЛОСЕРДНЫЙ, ТОЛЬКО НЕ МИШКИ.
Я вернулась, села и уставилась на нее, признаюсь, немного маниакальными глазами. Тиш подняла на меня взгляд и сказала:
– Мамулечка, я не могу перестать думать: сейчас – беда у мишек. И всем все равно. Значит, следующие мы.
А затем она отвернулась и уснула, а я так и осталась сидеть одна в темной комнате, не в силах заставить себя встать.
***
Кажется, я уже три месяца сижу, замерев, в каком-то классе. Когда ужас проходит сквозь тебя, то непонятно, как можно от него отмахнуться и пойти на переменку.
У истории Тиш было продолжение. Она проела маме плешь темой мишек, и мама уже недвусмысленно намекала, что пора завязывать. Перед сном состоялся такой диалог:
– Мам, подожди.
Блин.
– Что такое, солнышко?
– Мишки…
ГОСПОДЬ МИЛОСЕРДНЫЙ, ТОЛЬКО НЕ МИШКИ.
Я вернулась, села и уставилась на нее, признаюсь, немного маниакальными глазами. Тиш подняла на меня взгляд и сказала:
– Мамулечка, я не могу перестать думать: сейчас – беда у мишек. И всем все равно. Значит, следующие мы.
А затем она отвернулась и уснула, а я так и осталась сидеть одна в темной комнате, не в силах заставить себя встать.
#pulpnonfiction
Книга Джулии Шоу «Психология зла» (Альпина Паблишер, 2021) простенькая, но местами даже симпатичная. Это, скорее, «этика для начинающих», а не «что читать после Ханны Арендт». Правда, в 2019 году делать далеко идущие выводы из экспериментов Милгрэма и Зимбардо немного странно. Как и иллюстрировать эффектом Дженовезе рассказ о диффузии ответственности.
В главе о психологии группового мышления Шоу упоминает еще один классический эксперимент: в 1959 году Фестингер и Карлсмит исследовали в Стэнфорде когнитивный диссонанс (собственно, Фестингер является автором этого термина). Коротко можно описать эксперимент так: студентов заставили выполнять скучную работу, а потом попросили соврать следующим испытуемым (подставным), что работа интересная. Студентов разделили на три группы: контрольная группа никому не врала, вторым предложили за ложь один доллар, третьим — 20 долларов. А в конце студентов попросили оценить, насколько работа была интересной. В итоге самый мощный когнитивный диссонанс получили участники, вравшие за 1 доллар: «Неужели я такое говно за 1 доллар? Наверное, мне действительно понравилось». То есть люди скорректировали свои убеждения под поведение.
Бегло погуглив, я не нашла разоблачающих эксперимент статей на русском и английском. Правда, в эксперименте участвовало всего 70 студентов, из них десяток сыграли не по правилам. Интересно было бы его воспроизвести, ведь в отличие от того же Милгрэма или «третьей волны» он вполне этичен. Хотя, может мы сейчас все вместе и воспроизводим.
***
В целом, если вы в последние дни читаете недостаточно текстов про дегуманизацию, ранимый нарциссизм и гипотезу справедливого мира, то Джулия Шоу в своей книге кратко об этом расскажет.
Книга Джулии Шоу «Психология зла» (Альпина Паблишер, 2021) простенькая, но местами даже симпатичная. Это, скорее, «этика для начинающих», а не «что читать после Ханны Арендт». Правда, в 2019 году делать далеко идущие выводы из экспериментов Милгрэма и Зимбардо немного странно. Как и иллюстрировать эффектом Дженовезе рассказ о диффузии ответственности.
В главе о психологии группового мышления Шоу упоминает еще один классический эксперимент: в 1959 году Фестингер и Карлсмит исследовали в Стэнфорде когнитивный диссонанс (собственно, Фестингер является автором этого термина). Коротко можно описать эксперимент так: студентов заставили выполнять скучную работу, а потом попросили соврать следующим испытуемым (подставным), что работа интересная. Студентов разделили на три группы: контрольная группа никому не врала, вторым предложили за ложь один доллар, третьим — 20 долларов. А в конце студентов попросили оценить, насколько работа была интересной. В итоге самый мощный когнитивный диссонанс получили участники, вравшие за 1 доллар: «Неужели я такое говно за 1 доллар? Наверное, мне действительно понравилось». То есть люди скорректировали свои убеждения под поведение.
Бегло погуглив, я не нашла разоблачающих эксперимент статей на русском и английском. Правда, в эксперименте участвовало всего 70 студентов, из них десяток сыграли не по правилам. Интересно было бы его воспроизвести, ведь в отличие от того же Милгрэма или «третьей волны» он вполне этичен. Хотя, может мы сейчас все вместе и воспроизводим.
***
В целом, если вы в последние дни читаете недостаточно текстов про дегуманизацию, ранимый нарциссизм и гипотезу справедливого мира, то Джулия Шоу в своей книге кратко об этом расскажет.
#readymade
1.
Среди работ юного Андрея Губина нашлась песня по мотивам стихотворения Сергея Гандлевского («Картина мира, милая уму…»): https://www.youtube.com/watch?v=J5KgxnQxnc8. Вот так начинаешь с серьезных социальных тем и альбома «Я — бомж», а заканчиваешь плясками «Такие девушки как звезды» и признаниями Малахову, что последние 10 лет за тобой следят.
2.
Василий К. (взявший, кстати, псевдоним из «Замка» Кафки) в 1997 году написал песню по мотивам стихотворения из романа «1984» («Under the spreading chestnut tree I sold you and you sold me»): https://www.youtube.com/watch?v=voK9kVuruko
Оруэлл, в свою очередь, переделал жизнерадостную песню Глена Миллера.
3.
Пит Сигер вдохновился колыбельной из романа «Тихий дон» и написал одну из самых известных антивоенных песен «Where Have All the Flowers Gone»: https://www.youtube.com/watch?v=T1tqtvxG8O4.
(у песни много интересных переводов и исполнителей — это лучше расскажет википедия).
1.
Среди работ юного Андрея Губина нашлась песня по мотивам стихотворения Сергея Гандлевского («Картина мира, милая уму…»): https://www.youtube.com/watch?v=J5KgxnQxnc8. Вот так начинаешь с серьезных социальных тем и альбома «Я — бомж», а заканчиваешь плясками «Такие девушки как звезды» и признаниями Малахову, что последние 10 лет за тобой следят.
2.
Василий К. (взявший, кстати, псевдоним из «Замка» Кафки) в 1997 году написал песню по мотивам стихотворения из романа «1984» («Under the spreading chestnut tree I sold you and you sold me»): https://www.youtube.com/watch?v=voK9kVuruko
Оруэлл, в свою очередь, переделал жизнерадостную песню Глена Миллера.
3.
Пит Сигер вдохновился колыбельной из романа «Тихий дон» и написал одну из самых известных антивоенных песен «Where Have All the Flowers Gone»: https://www.youtube.com/watch?v=T1tqtvxG8O4.
(у песни много интересных переводов и исполнителей — это лучше расскажет википедия).
#реферанс #рекурсия
Искусствовед и художник Елена Герчук рассказывает об интересном издательском эксперименте: в 1994 году роман в письмах «Страдания юного Вертера» был буквально издан в письмах. В соответствии с хронологией романа в течение полугода читатель получал почтой самые настоящие письма с марками. Правда, текст внутри не был стилизован, но всё равно письма создавали новый читательский опыт.
Это же сколько романов можно еще так издать! Эксперимент дорогой, но при должном пиаре может превратиться в модный челлендж / читательский марафон. Можно добавить еще слой восприятия: пусть читатели пишут в определенный срок свои ответные письма. И если в следующем письме окажется, что какая-то мысль перекликается, как будто автор читал ответ, — представляете, какой это эффект!
Или такой проект может запустить современный автор, который в каждом новом письме как будто отвечает коллективному адресату. Похоже на компьютерную игру, где благодаря своим действиям, игрок попадает в один из множества сюжетов.
Искусствовед и художник Елена Герчук рассказывает об интересном издательском эксперименте: в 1994 году роман в письмах «Страдания юного Вертера» был буквально издан в письмах. В соответствии с хронологией романа в течение полугода читатель получал почтой самые настоящие письма с марками. Правда, текст внутри не был стилизован, но всё равно письма создавали новый читательский опыт.
Это же сколько романов можно еще так издать! Эксперимент дорогой, но при должном пиаре может превратиться в модный челлендж / читательский марафон. Можно добавить еще слой восприятия: пусть читатели пишут в определенный срок свои ответные письма. И если в следующем письме окажется, что какая-то мысль перекликается, как будто автор читал ответ, — представляете, какой это эффект!
Или такой проект может запустить современный автор, который в каждом новом письме как будто отвечает коллективному адресату. Похоже на компьютерную игру, где благодаря своим действиям, игрок попадает в один из множества сюжетов.
https://skillbox.ru/media/design/knizhnyy-dizayn-pisma-k-drugu/
Вообще, рекомендую медиа скиллбокса о дизайне, там сейчас сильная редакторская команда. Есть регулярная колонка Елены Герчук и часто встречаются подборки книг.
Вообще, рекомендую медиа скиллбокса о дизайне, там сейчас сильная редакторская команда. Есть регулярная колонка Елены Герчук и часто встречаются подборки книг.
#pulpnonfiction
«Я провел в тюрьме восемь дней. Позже, когда в Германии вышел первый перевод моей книги, издатель написал на обложке, что я сидел месяц; книга плохо продавалась, поэтому на следующей они написали, что я провел в камере три месяца; к выходу третьей книги я „сидел“ уже четыре месяца. Полагаю, если книги и дальше будут плохо продаваться, мне светит пожизненное». — Из интервью чилийского писателя Роберто Боланьо, одного из героев книги «Ночная смена».
«Я провел в тюрьме восемь дней. Позже, когда в Германии вышел первый перевод моей книги, издатель написал на обложке, что я сидел месяц; книга плохо продавалась, поэтому на следующей они написали, что я провел в камере три месяца; к выходу третьей книги я „сидел“ уже четыре месяца. Полагаю, если книги и дальше будут плохо продаваться, мне светит пожизненное». — Из интервью чилийского писателя Роберто Боланьо, одного из героев книги «Ночная смена».
«Ночная смена» Алексея Поляринова вышла в издательстве «Альпина нон-фикшн» в марте 2022 и, мне кажется, незаслуженно обделена вниманием. Понятно, что другие новости были, да и сам автор замолчал и почти не продвигал свою книгу. Но Поляринов — человек, с которым именно сейчас хочется поговорить. Поэтому аудиокнига, начитанная им самим, особенно ценна.
«Ночная смена» — сборник эссе о писательстве, литературе, кино. Это именно эссе, а не рецензии, за каждым из них стоит многомесячное исследование. За некоторыми из эссе стоит ещё тень ненаписанного романа (собственно, идеи романов и подталкивали автора к исследованиям).
От некоторых текстов Поляринова получаешь физическое удовольствие: читаешь, следишь за развитием мысли и думаешь «ой, красиво». Как он рассказывает о переводчике, который в процессе перевода захватывает художественный текст (главу о Бауме и Волкове можно послушать в подкасте «Поляринов говорит»), или как переходит от описания картин Брейгеля к рассказам Кафки, а после в воображаемый рассказ о Грете Замза и бюрократическом аде.
У Поляринова дар: он может увлекательно пересказать любое произведение. Особенно приятно, когда речь идет о тысячестраничном постмодернистком романе, которого жизни не хватит прочесть (у Поляринова, видимо, в ночную смену с 2 до 4 утра открывается портал в другой мир, где время останавливается и он читает). Схожие ощущения у меня вызывают лекции Андрея Алексеевича Аствацатурова, когда он пересказывает большие американские романы (полно лекций на ютюбе или можно послушать целые курсы в приложении «Радио Arzamas»).
Если вам, как и мне, после прочтения захочется еще, то у Поляринова есть более ранняя книга эссе — «Почти два килограмма слов» (Individuum, 2019).
«Ночная смена» — сборник эссе о писательстве, литературе, кино. Это именно эссе, а не рецензии, за каждым из них стоит многомесячное исследование. За некоторыми из эссе стоит ещё тень ненаписанного романа (собственно, идеи романов и подталкивали автора к исследованиям).
От некоторых текстов Поляринова получаешь физическое удовольствие: читаешь, следишь за развитием мысли и думаешь «ой, красиво». Как он рассказывает о переводчике, который в процессе перевода захватывает художественный текст (главу о Бауме и Волкове можно послушать в подкасте «Поляринов говорит»), или как переходит от описания картин Брейгеля к рассказам Кафки, а после в воображаемый рассказ о Грете Замза и бюрократическом аде.
У Поляринова дар: он может увлекательно пересказать любое произведение. Особенно приятно, когда речь идет о тысячестраничном постмодернистком романе, которого жизни не хватит прочесть (у Поляринова, видимо, в ночную смену с 2 до 4 утра открывается портал в другой мир, где время останавливается и он читает). Схожие ощущения у меня вызывают лекции Андрея Алексеевича Аствацатурова, когда он пересказывает большие американские романы (полно лекций на ютюбе или можно послушать целые курсы в приложении «Радио Arzamas»).
Если вам, как и мне, после прочтения захочется еще, то у Поляринова есть более ранняя книга эссе — «Почти два килограмма слов» (Individuum, 2019).
#readymade
У Клайва Льюиса в трактате «Страдание» есть слова, которые меня сейчас очень поддерживают. Извините, цитата длинная, но, может, среди вас найдутся люди с «болезненной сверхчувствительностью».
Не надо оправдывать себя ссылкой на «всех». Вполне естественно почувствовать, что, если все так грешны, как учит христианство, грех очень и очень простителен. Если все ученики проваливаются, учитель может подумать, что билеты слишком трудны, пока не узнает, что в другой школе 90 % из всех школьников выдержали экзамен. Он понимает тогда, что ошибся не экзаменатор. Мы иногда попадаем как бы в карманы, в тупики мира – в школу, в полк, контору, где нравственность очень дурна. Одни вещи считаются здесь обычными («все так делают»), другие – глупым донкихотством. Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире «обычными» вещами гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что в «кармане» представлялось болезненной сверхчувствительностью, оказалось признаком душевного здоровья. Вполне может быть, что весь род человеческий – такой карман зла, школа в глуши, полк на отшибе, где мало-мальская порядочность кажется геройством, а полное падение – простительной слабостью. Есть ли подтверждение этому, кроме христианской догмы? Боюсь, что есть. Прежде всего, мы просто знаем странных людей, которые не принимают этики своего круга, доказывая тем самым, к нашему неудобству, что можно вести себя иначе. Хуже того, эти люди, разделенные пространством и временем, подозрительно согласны в главном, словно руководствуются каким-то более широким общественным мнением, которое царит за пределами нашего кармана.
У Клайва Льюиса в трактате «Страдание» есть слова, которые меня сейчас очень поддерживают. Извините, цитата длинная, но, может, среди вас найдутся люди с «болезненной сверхчувствительностью».
Не надо оправдывать себя ссылкой на «всех». Вполне естественно почувствовать, что, если все так грешны, как учит христианство, грех очень и очень простителен. Если все ученики проваливаются, учитель может подумать, что билеты слишком трудны, пока не узнает, что в другой школе 90 % из всех школьников выдержали экзамен. Он понимает тогда, что ошибся не экзаменатор. Мы иногда попадаем как бы в карманы, в тупики мира – в школу, в полк, контору, где нравственность очень дурна. Одни вещи считаются здесь обычными («все так делают»), другие – глупым донкихотством. Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире «обычными» вещами гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что в «кармане» представлялось болезненной сверхчувствительностью, оказалось признаком душевного здоровья. Вполне может быть, что весь род человеческий – такой карман зла, школа в глуши, полк на отшибе, где мало-мальская порядочность кажется геройством, а полное падение – простительной слабостью. Есть ли подтверждение этому, кроме христианской догмы? Боюсь, что есть. Прежде всего, мы просто знаем странных людей, которые не принимают этики своего круга, доказывая тем самым, к нашему неудобству, что можно вести себя иначе. Хуже того, эти люди, разделенные пространством и временем, подозрительно согласны в главном, словно руководствуются каким-то более широким общественным мнением, которое царит за пределами нашего кармана.
Рада, что прочитала роман Кадзуо Исигуро «Остаток дня» именно сейчас. В иное время, мне кажется, у меня не было бы такой эмпатии к герою и я бы не осознала сложность персонажа.
Рассказ ведется от лица Джеймса Стивенса — дворецкого в аристократическом поместье Дарлингтон-холл. Если переводить на современный язык, то дворецкий — это в одном лице держатель отеля и ивент-менеджер высокого класса. То есть работа сложная и хороший дворецкий на вес золота. События развиваются в основном в 30-е года XX-века. Владелец поместья лорд Дарлингтон мнит себя геополитическим экспертом и собирает в доме высокие чины со всего мира. Лорд думает, что спасает Англию и мир, но, будучи человеком легковерным, начинает симпатизировать фашистской Германии и ее идеологии.
Всю дорогу (дорогу в буквальном смысле — в 50-е, когда у поместья новый владелец, Стивенс отправляется в свой первый отпуск и путешествует на машине по Великобритании; во время путешествия его часто принимают за аристократа) Стивенс размышляет о том, что значит быть хорошим дворецким и что такое достоинство. Он приводит в пример своего отца, тоже дворецкого. У отца был еще один сын, который погиб в англо-бурскую войну, причем погиб бесславно из-за бездарного генерала. Генерала, как это водится, не наказали, просто отстранили, а он потом ходил по аристократическим домам и рассказывал о своих подвигах. И однажды этот генерал прибыл в дом, где служил отец Джеймса, к тому же отца приставили к гостю лакеем. И отец не подал виду, что генерал ему отвратителен, служил блестяще, а щедрые чаевые отправил на благотворительность.
По роману в 1993 снят фильм «На исходе дня» с Энтони Хопкинсом и Эммой Томпсон. Номинировался на Оскар, но остался без наград, всё-таки это год «Списка Шиндлера» и «Филадельфии». Фильм прекрасный, но он теряет в сложности. В романе Джеймс Стивенс — ненадежный рассказчик. Местами он говорит душнильным канцеляритом, не показывает своих чувств (достоинство — не раздеваться у других на глазах), в его рассказе много умолчаний. Читатель должен сам догадаться о его отношениях с мисс Кентон, о его состоянии в день смерти отца (тогда Джеймс и проявил себя как великий дворецкий) и о том, как аристократы относятся к слугам. Деталь про хорошо начищенное серебро ведет к рассказу о приеме в Дарлингтон-холле, где, как можно догадаться, происходит что-то похожее на Мюнхенский сговор.
Джеймс Стивенс постоянно думает о своем бывшем хозяине, пытается найти оправдание ему (многие тогда симпатизировали немцам), найти оправдание себе (профессионализм выше всего). Он задаётся вопросом, можно ли вообще служить и иметь свое мнение (и свои ошибки)? Ему не хватает слов и уже не с кем поговорить, впереди — остаток дня.
Рассказ ведется от лица Джеймса Стивенса — дворецкого в аристократическом поместье Дарлингтон-холл. Если переводить на современный язык, то дворецкий — это в одном лице держатель отеля и ивент-менеджер высокого класса. То есть работа сложная и хороший дворецкий на вес золота. События развиваются в основном в 30-е года XX-века. Владелец поместья лорд Дарлингтон мнит себя геополитическим экспертом и собирает в доме высокие чины со всего мира. Лорд думает, что спасает Англию и мир, но, будучи человеком легковерным, начинает симпатизировать фашистской Германии и ее идеологии.
Всю дорогу (дорогу в буквальном смысле — в 50-е, когда у поместья новый владелец, Стивенс отправляется в свой первый отпуск и путешествует на машине по Великобритании; во время путешествия его часто принимают за аристократа) Стивенс размышляет о том, что значит быть хорошим дворецким и что такое достоинство. Он приводит в пример своего отца, тоже дворецкого. У отца был еще один сын, который погиб в англо-бурскую войну, причем погиб бесславно из-за бездарного генерала. Генерала, как это водится, не наказали, просто отстранили, а он потом ходил по аристократическим домам и рассказывал о своих подвигах. И однажды этот генерал прибыл в дом, где служил отец Джеймса, к тому же отца приставили к гостю лакеем. И отец не подал виду, что генерал ему отвратителен, служил блестяще, а щедрые чаевые отправил на благотворительность.
По роману в 1993 снят фильм «На исходе дня» с Энтони Хопкинсом и Эммой Томпсон. Номинировался на Оскар, но остался без наград, всё-таки это год «Списка Шиндлера» и «Филадельфии». Фильм прекрасный, но он теряет в сложности. В романе Джеймс Стивенс — ненадежный рассказчик. Местами он говорит душнильным канцеляритом, не показывает своих чувств (достоинство — не раздеваться у других на глазах), в его рассказе много умолчаний. Читатель должен сам догадаться о его отношениях с мисс Кентон, о его состоянии в день смерти отца (тогда Джеймс и проявил себя как великий дворецкий) и о том, как аристократы относятся к слугам. Деталь про хорошо начищенное серебро ведет к рассказу о приеме в Дарлингтон-холле, где, как можно догадаться, происходит что-то похожее на Мюнхенский сговор.
Джеймс Стивенс постоянно думает о своем бывшем хозяине, пытается найти оправдание ему (многие тогда симпатизировали немцам), найти оправдание себе (профессионализм выше всего). Он задаётся вопросом, можно ли вообще служить и иметь свое мнение (и свои ошибки)? Ему не хватает слов и уже не с кем поговорить, впереди — остаток дня.