100 ЛЕТ ГЕОРГИЮ ЭФРОНУ, МУРУ, СЫНУ МАРИНЫ
Не быть тебе нулём
Из молодых — да вредным!
Ни медным королём,
Ни по́просту — спортсмедным
Лбом, ни слепцом путей,
Коптителем кают,
Ни парой челюстей,
Которые жуют, —
В сём полагая цель.
Ибо в любую щель —
Я — с моим ветром буйным!
Не быть тебе буржуем.
Ни галльским петухом,
Хвост заложившим в банке,
Ни томным женихом
Седой американки, —
Нет, ни одним из тех,
Дописанных, как лист,
Которым — только смех
Остался, только свист
Достался от отцов!
С той стороны весов
Я — с чернозёмным грузом!
Не быть тебе французом.
Но также — ни одним
Из нас, досадных внукам!
Кем будешь — Бог один…
Не будешь кем — порукой —
Я, что в тебя — всю Русь
Вкачала — как насосом!
Бог видит — побожусь! —
Не будешь ты отбросом
Страны своей.
Марина Цветаева
22 января 1932
Не быть тебе нулём
Из молодых — да вредным!
Ни медным королём,
Ни по́просту — спортсмедным
Лбом, ни слепцом путей,
Коптителем кают,
Ни парой челюстей,
Которые жуют, —
В сём полагая цель.
Ибо в любую щель —
Я — с моим ветром буйным!
Не быть тебе буржуем.
Ни галльским петухом,
Хвост заложившим в банке,
Ни томным женихом
Седой американки, —
Нет, ни одним из тех,
Дописанных, как лист,
Которым — только смех
Остался, только свист
Достался от отцов!
С той стороны весов
Я — с чернозёмным грузом!
Не быть тебе французом.
Но также — ни одним
Из нас, досадных внукам!
Кем будешь — Бог один…
Не будешь кем — порукой —
Я, что в тебя — всю Русь
Вкачала — как насосом!
Бог видит — побожусь! —
Не будешь ты отбросом
Страны своей.
Марина Цветаева
22 января 1932
90 ЛЕТ ВАСИЛИЮ КАЗАНЦЕВУ, ПОЭТУ
***
Рассказ суровый о войне.
О чести. Верности. Коварстве.
В другом краю. В другой стране.
В чужом каком-то государстве.
-
Но что творится в фильме том,
Понять почти что невозможно.
Ужель и вправду всё кругом
Так в мире этом стало сложно?
-
Иль это автор накрутил,
Чураясь ясности заветной,
И чётко грань не прочертил
Меж силой тёмною и светлой?
-
Спешат – бегут… Лицом – к лицу!
Сейчас… сойдутся в рукопашной!
И жарко льнёт малыш к отцу:
– А наши… Наши где? Где – наши?
***
Рассказ суровый о войне.
О чести. Верности. Коварстве.
В другом краю. В другой стране.
В чужом каком-то государстве.
-
Но что творится в фильме том,
Понять почти что невозможно.
Ужель и вправду всё кругом
Так в мире этом стало сложно?
-
Иль это автор накрутил,
Чураясь ясности заветной,
И чётко грань не прочертил
Меж силой тёмною и светлой?
-
Спешат – бегут… Лицом – к лицу!
Сейчас… сойдутся в рукопашной!
И жарко льнёт малыш к отцу:
– А наши… Наши где? Где – наши?
БЛАЖЕННАЯ КСЕНИЯ
"В блокадную зиму 1941 года мне пришлось быть на Смоленском кладбище. Много печального и много скорбей можно было видеть там. Проходя мимо часовни Ксении блаженной, я обратил внимание, как время от времени к ней подходят закутанные до глаз люди. Стоят, молятся, целуют стены и засовывают в щели записочки. Вьюжным ветром записочки выдувало из щелей, и они катились по снегу.
Я подобрал три из них.
На одной было написано:
"Милая Ксеня, устрой так, чтобы я получила рабочую хлебную карточку на 250 граммов. Маня".
На второй записке:
"Дорогая Святая Ксенюшка, моли Бога, чтобы немец не разбомбил наш дом на Малой Посадской, 4. И чтобы мы не умерли голодной смертью. Таня, Вадик и бабушка".
На третьей:
"Дорогая Ксения, проси Бога, чтобы он сохранил моего жениха, шелапутного матроса Аркашку, чтобы он не подорвался на своем тральщике на мине в Финском заливе. ЖЕЛАЮ ТЕБЕ СЧАСТЬЯ В РАЮ. Крепко целую тебя, Ксенюшка. Валентина. 27 октября 1941 года".
Виктор Лялин. "Святая блаженная Ксения Петербургская".
"В блокадную зиму 1941 года мне пришлось быть на Смоленском кладбище. Много печального и много скорбей можно было видеть там. Проходя мимо часовни Ксении блаженной, я обратил внимание, как время от времени к ней подходят закутанные до глаз люди. Стоят, молятся, целуют стены и засовывают в щели записочки. Вьюжным ветром записочки выдувало из щелей, и они катились по снегу.
Я подобрал три из них.
На одной было написано:
"Милая Ксеня, устрой так, чтобы я получила рабочую хлебную карточку на 250 граммов. Маня".
На второй записке:
"Дорогая Святая Ксенюшка, моли Бога, чтобы немец не разбомбил наш дом на Малой Посадской, 4. И чтобы мы не умерли голодной смертью. Таня, Вадик и бабушка".
На третьей:
"Дорогая Ксения, проси Бога, чтобы он сохранил моего жениха, шелапутного матроса Аркашку, чтобы он не подорвался на своем тральщике на мине в Финском заливе. ЖЕЛАЮ ТЕБЕ СЧАСТЬЯ В РАЮ. Крепко целую тебя, Ксенюшка. Валентина. 27 октября 1941 года".
Виктор Лялин. "Святая блаженная Ксения Петербургская".
Forwarded from Берязев
Сегодняшняя статья Кудимовой в "Литературной России"
https://litrossia.ru/item/kuda-idjom-kuda-bezhim/
https://litrossia.ru/item/kuda-idjom-kuda-bezhim/
Литературная Россия
Куда идём, куда бежим?
Еженедельная литературно-публицистическая газета
Forwarded from Игорь Караулов
Очень хорошая статья Марины Кудимовой к предстоящему съезду СПР. По-настоящему острая. Её стоит прочитать всем, кто интересуется или вдруг заинтересовался темой.
Литературная Россия
Куда идём, куда бежим?
Еженедельная литературно-публицистическая газета
Forwarded from Рудалёв
Марина КУДИМОВА о странных починах по перепахиванию литературного поля:
«после 30 лет блужданий по пустыне, настал момент выхода из вавилонского плена разнообразия. То есть мы вернулись в 1934 год – год 1 Съезда советских писателей? Только вместо двух лет на подготовку к съезду отведён 1 месяц. И аналога постановления Политбюро ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» не просматривается. И перестройку, куда более глобальную, мы не столь давно испытали на собственной шкуре, помним. А рефрен «Время, вперёд!», кажется, пронизывал ту, а не эту эпоху».
Впрочем, все странности, возможно, связаны лишь с тем, что никаких серьезных структурных изменений не предполагается. Только декорации, только видимость и движение по самому простому пути с прежними граблями.
С литераторами никто не говорит и не считает нужным это делать. Их голос никто не собирается слышать.
https://litrossia.ru/item/kuda-idjom-kuda-bezhim/
«после 30 лет блужданий по пустыне, настал момент выхода из вавилонского плена разнообразия. То есть мы вернулись в 1934 год – год 1 Съезда советских писателей? Только вместо двух лет на подготовку к съезду отведён 1 месяц. И аналога постановления Политбюро ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» не просматривается. И перестройку, куда более глобальную, мы не столь давно испытали на собственной шкуре, помним. А рефрен «Время, вперёд!», кажется, пронизывал ту, а не эту эпоху».
Впрочем, все странности, возможно, связаны лишь с тем, что никаких серьезных структурных изменений не предполагается. Только декорации, только видимость и движение по самому простому пути с прежними граблями.
С литераторами никто не говорит и не считает нужным это делать. Их голос никто не собирается слышать.
https://litrossia.ru/item/kuda-idjom-kuda-bezhim/
Литературная Россия
Куда идём, куда бежим?
Еженедельная литературно-публицистическая газета
125 ЛЕТ ИВАНОВУ-ВАНО, ВЕЛИКОМУ РУССКОМУ МУЛЬТИПЛИКАТОРУ
10-минутная картина "Сеча при Керженце" гениальна. Ожившие фрески, живые иконы.
"Когда он в 1971 году вместе с Юрием Норштейном делал мультфильм «Сеча при Керженце», и директор студии отказался внести Норштейна в титры, Иванов-Вано пошёл в Министерство. Министру он разбил палкой стекло, которое лежало на столе, и добился своего".
10-минутная картина "Сеча при Керженце" гениальна. Ожившие фрески, живые иконы.
"Когда он в 1971 году вместе с Юрием Норштейном делал мультфильм «Сеча при Керженце», и директор студии отказался внести Норштейна в титры, Иванов-Вано пошёл в Министерство. Министру он разбил палкой стекло, которое лежало на столе, и добился своего".
ЧЕРНАЯ РЕЧКА. ДЕНЬ ДУЭЛИ
"Полициею узнано, что вчера в 5-м часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком кавалергардского Ее Величества полка бароном Геккереном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха. - Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. - О чем Вашему превосходительству имею честь донесть".
Старший полицейский врач статский советник П. Н. Иоделич.
PS Донесение найдено совершенно случайно.
"Полициею узнано, что вчера в 5-м часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком кавалергардского Ее Величества полка бароном Геккереном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха. - Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. - О чем Вашему превосходительству имею честь донесть".
Старший полицейский врач статский советник П. Н. Иоделич.
PS Донесение найдено совершенно случайно.
ДЕНЬ ПАМЯТИ ДОСТОЕВСКОГО
А завтра - Пушкина. Две скорбные даты рядом, две невосполнимые потери. Как всё удивительно...
«Матушка, кровинушка ты моя… знай, что воистину всякий пред всеми за всех и за все виноват. Не знаю я, как истолковать тебе это, но чувствую, что это так, до мучения».
Ф. М. Достоевский. «Братья Карамазовы»
А завтра - Пушкина. Две скорбные даты рядом, две невосполнимые потери. Как всё удивительно...
«Матушка, кровинушка ты моя… знай, что воистину всякий пред всеми за всех и за все виноват. Не знаю я, как истолковать тебе это, но чувствую, что это так, до мучения».
Ф. М. Достоевский. «Братья Карамазовы»
ПОСЛЕДНИЙ ЧАС
«Пушкин заставил всех присутствовавших сдружиться с смертью, так спокойно он ожидал ее, так твердо был уверен, что последний час его ударил. Плетнев говорил: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти»... Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его».
Владимир Даль. Смерть А.С. Пушкина
рис. Нади Рушевой
«Пушкин заставил всех присутствовавших сдружиться с смертью, так спокойно он ожидал ее, так твердо был уверен, что последний час его ударил. Плетнев говорил: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти»... Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его».
Владимир Даль. Смерть А.С. Пушкина
рис. Нади Рушевой
ЮРИЮ ПОЛИКАРПОВИЧУ - 84
* * *
На тёмном склоне медлю, засыпая,
Открыт всему, не помня ничего.
Я как бы сплю – и лошадь голубая
Встаёт у изголовья моего.
Покорно клонит выю голубую,
Копытом бьёт, во лбу блестит огонь.
Небесный блеск и гриву проливную
Я намотал на крепкую ладонь.
А в стороне, земли не узнавая,
Поёт любовь последняя моя.
Слова зовут и гаснут, изнывая,
И вновь звучат из бездны бытия.
ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ
1977
* * *
На тёмном склоне медлю, засыпая,
Открыт всему, не помня ничего.
Я как бы сплю – и лошадь голубая
Встаёт у изголовья моего.
Покорно клонит выю голубую,
Копытом бьёт, во лбу блестит огонь.
Небесный блеск и гриву проливную
Я намотал на крепкую ладонь.
А в стороне, земли не узнавая,
Поёт любовь последняя моя.
Слова зовут и гаснут, изнывая,
И вновь звучат из бездны бытия.
ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ
1977
ВСЕВОЛОД ГАРШИН. 170 ЛЕТ
Гаршина, уроженца Бахмутского уезда, как и Толстого, как в ХХ веке — Бондарева и В. Некрасова, Воробьева и Курочкина — писателем сделала война. «Война решительно не дает мне покоя», — так начинается один из четырех гаршинских военных рассказов — «Трус», который по недоразумению не считается шедевром, безусловно таковым будучи.
Смерть, «стоящая лицом» к человеку, вычлененному из «серого строя» войны, стала главной темой военных гаршинских рассказов.
Как и противопоставление индивидуальной смерти - массовой, безличной: «Пятьдесят мертвых, сто изувеченных — это незначительная вещь! Отчего же мы так возмущаемся, когда газеты приносят известие о каком-нибудь убийстве, когда жертвами являются несколько человек? Отчего вид пронизанных пулями трупов, лежащих на поле битвы, не поражает нас таким ужасом, как вид внутренности дома, разграбленного убийцей?» Кто скажет, что это написано не вчера, когда была придумана фраза: «смерть одного — событие, смерть миллионов — статистика»?
Гаршина, уроженца Бахмутского уезда, как и Толстого, как в ХХ веке — Бондарева и В. Некрасова, Воробьева и Курочкина — писателем сделала война. «Война решительно не дает мне покоя», — так начинается один из четырех гаршинских военных рассказов — «Трус», который по недоразумению не считается шедевром, безусловно таковым будучи.
Смерть, «стоящая лицом» к человеку, вычлененному из «серого строя» войны, стала главной темой военных гаршинских рассказов.
Как и противопоставление индивидуальной смерти - массовой, безличной: «Пятьдесят мертвых, сто изувеченных — это незначительная вещь! Отчего же мы так возмущаемся, когда газеты приносят известие о каком-нибудь убийстве, когда жертвами являются несколько человек? Отчего вид пронизанных пулями трупов, лежащих на поле битвы, не поражает нас таким ужасом, как вид внутренности дома, разграбленного убийцей?» Кто скажет, что это написано не вчера, когда была придумана фраза: «смерть одного — событие, смерть миллионов — статистика»?
ТИМУР КИБИРОВ - 70
Мы можем сколько угодно разбегаться по углам и мрачно молчать (лично я никогда не была вхожа в круг концептуалистов), но в день Светлой Пасхи перепостим - или пробормочем: "Их-то Господь — вон какой!" Цитируемых поэтов мало - пальцев одной руки с избытком хватит!
С юбилеем, Тимур!
ТАБЕЛЬ
В сущности, я не люблю жить.
Я люблю вспоминать.
Но я не могу вспоминать не по лжи,
но всё норовлю я песню сложить,
то есть, в сущности, лгать.
Лгать, сочинять,
песню слагать,
ответственность тоже слагать.
Уд — за старательность.
Неуд — за жизнь.
По пению — с минусом пять.
Тимур Кибиров
Мы можем сколько угодно разбегаться по углам и мрачно молчать (лично я никогда не была вхожа в круг концептуалистов), но в день Светлой Пасхи перепостим - или пробормочем: "Их-то Господь — вон какой!" Цитируемых поэтов мало - пальцев одной руки с избытком хватит!
С юбилеем, Тимур!
ТАБЕЛЬ
В сущности, я не люблю жить.
Я люблю вспоминать.
Но я не могу вспоминать не по лжи,
но всё норовлю я песню сложить,
то есть, в сущности, лгать.
Лгать, сочинять,
песню слагать,
ответственность тоже слагать.
Уд — за старательность.
Неуд — за жизнь.
По пению — с минусом пять.
Тимур Кибиров
ВСЕЛЕНСКАЯ РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА
На иврите «суббота» означает «покой», «покоиться», «прекращаться».
В синаксарии - собрании исторических сведений о празднике или о каком-либо святом - читаем: "Многие весьма не редко умирают неестественною смертию, например, во время странствования в морях, в непроходимых горах, в ущельях и пропастях; случается, гибнут от голода, в пожарах, на войнах, замерзают. И кто перечтет все роды и виды нечаянной и никем не ожидаемой смерти? И все таковые лишаются узаконенного псалмопения и заупокойных молитв. Вот почему святые отцы, движимые человеколюбием, и установили, основываясь на учении апостольском, совершать это общее, вселенское поминовение, чтобы никто, когда бы, где бы и как бы ни кончил земную жизнь, не лишился молитв Церкви".
На иврите «суббота» означает «покой», «покоиться», «прекращаться».
В синаксарии - собрании исторических сведений о празднике или о каком-либо святом - читаем: "Многие весьма не редко умирают неестественною смертию, например, во время странствования в морях, в непроходимых горах, в ущельях и пропастях; случается, гибнут от голода, в пожарах, на войнах, замерзают. И кто перечтет все роды и виды нечаянной и никем не ожидаемой смерти? И все таковые лишаются узаконенного псалмопения и заупокойных молитв. Вот почему святые отцы, движимые человеколюбием, и установили, основываясь на учении апостольском, совершать это общее, вселенское поминовение, чтобы никто, когда бы, где бы и как бы ни кончил земную жизнь, не лишился молитв Церкви".
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Эта девочка в китайском свитере с рыбкой - я. Именно - я, а не то, что потом выросло. И при этом никакого раздвоения...
Стряхиваю, сбиваю
Юношескую спесь,
Но недоумеваю:
Что меня держит здесь?
Нужный ответ затвержен,
Вызубрены азы…
Держит какой-то держень,
Столбик какой-то, стержень,
Колышек для козы.
Я за него цепляюсь,
Он под рукою – тресь!
Думаю – изумляюсь:
Что меня держит здесь?
Первый, второй сочельник,
Зимний бесцветный пчельник,
Мокрые щеки, зуд,
Звездчатое роенье, –
Снежные построенья
Сплющатся, оползут…
Вывернутые хляби,
Неразличимый брод,
В ветре, как будто в кляпе,
Полуоткрытый рот…
Лета медвежий угол,
Дачки в распятьях пугал,
Спутаны свет и цвет…
Может быть, все же осень –
В латках ее, в износе?..
Может быть, все же – нет.
Поворотясь спиною,
Чувствую тут и там –
Родина вслед за мною
Гонится по пятам.
И, завалившись набок,
Точно в груди клинок,
Слушаю этот вабик,
Хлюпающий манок.
Окна уже забила –
Только замок навесь…
Что же я здесь забыла?
Что меня держит здесь?
©
Эта девочка в китайском свитере с рыбкой - я. Именно - я, а не то, что потом выросло. И при этом никакого раздвоения...
Стряхиваю, сбиваю
Юношескую спесь,
Но недоумеваю:
Что меня держит здесь?
Нужный ответ затвержен,
Вызубрены азы…
Держит какой-то держень,
Столбик какой-то, стержень,
Колышек для козы.
Я за него цепляюсь,
Он под рукою – тресь!
Думаю – изумляюсь:
Что меня держит здесь?
Первый, второй сочельник,
Зимний бесцветный пчельник,
Мокрые щеки, зуд,
Звездчатое роенье, –
Снежные построенья
Сплющатся, оползут…
Вывернутые хляби,
Неразличимый брод,
В ветре, как будто в кляпе,
Полуоткрытый рот…
Лета медвежий угол,
Дачки в распятьях пугал,
Спутаны свет и цвет…
Может быть, все же осень –
В латках ее, в износе?..
Может быть, все же – нет.
Поворотясь спиною,
Чувствую тут и там –
Родина вслед за мною
Гонится по пятам.
И, завалившись набок,
Точно в груди клинок,
Слушаю этот вабик,
Хлюпающий манок.
Окна уже забила –
Только замок навесь…
Что же я здесь забыла?
Что меня держит здесь?
©
Forwarded from Надежда Кондакова ПОЭЗИЯ НАШЕЙ ИМПЕРИИ. Вчера. Сегодня. Завтра. (Надежда Васильевна Кондакова)
Сегодня, 25 февраля, день рождения Марины Кудимовой.
Истинную величину поэта в конечном счёте определяет время. И место в поэтической иерархии родной речи назначается этим же строгим надсмотрщиком. Всё остальное - все прижизненные хулы и хвалы, все подкупы и прикупы, все величальные тосты и особенно - все умолчания - исчезают, или по Пушкину - «теряют силу своего чародейства», лишь только пишущий человек преступает черту этого прекрасного и яростного мира, как определил его гений Андрея Платонова.
Платонов - любимый писатель Марины Кудимовой, можно даже сказать - любимый поэт, имея в виду главное - его неизмышленный, голубинно непостижимый роман с языком. Поэзия - это в первую очередь «явление языка», как утверждал академик Потебня. И «то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка» - вторил ему в Нобелевской речи Иосиф Бродский. Эта «абсолютная, деспотическая и одновременно раскрепощающая зависимость поэта от языка» ни у кого из современников не проявляется так ярко, как у Марины Кудимовой. Однажды в веселом застольном разговоре, она шутливо заметила, что написанной ею в 19 лет поэмы «Арысь-поле» достаточно было бы, чтобы остаться в учебнике литературы. Недавно я перечитала поэму и уже без всякой шутки подтверждаю: так и есть - величие замысла, подкрепленное пиршеством языка поэмы, делают ее явлением уникальным в литературе. И только безъязыкое, лозунговое время перестройки, с коей совпала публикация «Арысь-поля», сделали ее невидимой для широкого читателя. Но сокровища такого рода не исчезают, не пропадают втуне.
Скажите мне, кто еще из вчерашних или сегодняшних сохранился бы в литературе, будучи (в доинтернетную пору!) фактически изъят из ее повседневного шума на целых двадцать лет?! Да-да, ровно 20 лет (с 1991 по 2011 год) у Марины Кудимовой не выходили книги, да и журнальных публикации не скажу, чтобы было много. Вот как она сама определила то время:
Довелось забыться, разметаться,
Слава Богу, стать не довелось
Брокерами самопрезентаций,
Маклерами глянцевых полос.
Слава Богу, не довелось… Поэтому у поэта и сохранился преданный читатель, тонкий, теплый, гораздо более искушенный в подлинной поэзии, чем мы порою о нем думаем. Есть он и среди коллег, ценящих заведомую нестайность и самобытное одиночество Марины. Скажу только, что поэт она семантически и лексически сложный , часто музыкально трудный для восприятия. Но ведь в большой музыке рядом с Моцартом и вальсами Штрауса присутствует и Скрябин, и Прокофьев, и Гершвин, и Шнитке! Тем более, что в поэтической палитре Кудимовой есть и стихи такой открытой лирической точности и пронзительности, что сердце замирает, как замирает оно у меня всякий раз, когда перечитываю ее «Одиночество», «Китеж», «Долог август, природа предтленна…» и многое другое. Большой русский поэт живет среди нас. И хотя бы в день рождения мы можем сказать просто и чисто: спасибо, Марина! За стихи спасибо, за бережность, за честность русского слова.
Истинную величину поэта в конечном счёте определяет время. И место в поэтической иерархии родной речи назначается этим же строгим надсмотрщиком. Всё остальное - все прижизненные хулы и хвалы, все подкупы и прикупы, все величальные тосты и особенно - все умолчания - исчезают, или по Пушкину - «теряют силу своего чародейства», лишь только пишущий человек преступает черту этого прекрасного и яростного мира, как определил его гений Андрея Платонова.
Платонов - любимый писатель Марины Кудимовой, можно даже сказать - любимый поэт, имея в виду главное - его неизмышленный, голубинно непостижимый роман с языком. Поэзия - это в первую очередь «явление языка», как утверждал академик Потебня. И «то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка» - вторил ему в Нобелевской речи Иосиф Бродский. Эта «абсолютная, деспотическая и одновременно раскрепощающая зависимость поэта от языка» ни у кого из современников не проявляется так ярко, как у Марины Кудимовой. Однажды в веселом застольном разговоре, она шутливо заметила, что написанной ею в 19 лет поэмы «Арысь-поле» достаточно было бы, чтобы остаться в учебнике литературы. Недавно я перечитала поэму и уже без всякой шутки подтверждаю: так и есть - величие замысла, подкрепленное пиршеством языка поэмы, делают ее явлением уникальным в литературе. И только безъязыкое, лозунговое время перестройки, с коей совпала публикация «Арысь-поля», сделали ее невидимой для широкого читателя. Но сокровища такого рода не исчезают, не пропадают втуне.
Скажите мне, кто еще из вчерашних или сегодняшних сохранился бы в литературе, будучи (в доинтернетную пору!) фактически изъят из ее повседневного шума на целых двадцать лет?! Да-да, ровно 20 лет (с 1991 по 2011 год) у Марины Кудимовой не выходили книги, да и журнальных публикации не скажу, чтобы было много. Вот как она сама определила то время:
Довелось забыться, разметаться,
Слава Богу, стать не довелось
Брокерами самопрезентаций,
Маклерами глянцевых полос.
Слава Богу, не довелось… Поэтому у поэта и сохранился преданный читатель, тонкий, теплый, гораздо более искушенный в подлинной поэзии, чем мы порою о нем думаем. Есть он и среди коллег, ценящих заведомую нестайность и самобытное одиночество Марины. Скажу только, что поэт она семантически и лексически сложный , часто музыкально трудный для восприятия. Но ведь в большой музыке рядом с Моцартом и вальсами Штрауса присутствует и Скрябин, и Прокофьев, и Гершвин, и Шнитке! Тем более, что в поэтической палитре Кудимовой есть и стихи такой открытой лирической точности и пронзительности, что сердце замирает, как замирает оно у меня всякий раз, когда перечитываю ее «Одиночество», «Китеж», «Долог август, природа предтленна…» и многое другое. Большой русский поэт живет среди нас. И хотя бы в день рождения мы можем сказать просто и чисто: спасибо, Марина! За стихи спасибо, за бережность, за честность русского слова.
Forwarded from Надежда Кондакова ПОЭЗИЯ НАШЕЙ ИМПЕРИИ. Вчера. Сегодня. Завтра. (Надежда Васильевна Кондакова)
Марина КУДИМОВА
ОДИНОЧЕСТВО
Накануне беды и разлуки
Так надсадно вопят поезда.
Одиночества русского звуки,
В гулком небе немая звезда.
Нет уже никаких средостений
Для души, поглотившей хулу.
Одиночества русского тени
Бдят навыстойку в каждом углу.
Только совесть натруженно дышит,
Только боль свое бремя несет.
Не стесняйся - никто нас не слышит,
А услышит - никто не спасет.
Присягни на воде и на хлебе,
О Борисе и Глебе взгрустни.
Одиночества русского жребий,
Нам твои предуказаны дни.
Высшей пробы твоей, высшей меры
Нам не внове добротный закал.
И туда не пройдут БТРы,
Где Христос напоследок взалкал.
***
От ячества,
от рвачества
помилуй и спаси!
А жизнь все поворачивается
Вокруг своей оси.
В ногах ее валяюсь -
Я хаоса боюсь.
И заново дроблюсь,
И снова исцеляюсь,
И целой становлюсь.
***
Долог август, природа предтленна,
Лес готовится к сходу листвы,
Отделяя слои постепенно,
Как сползает платок с головы.
Нагота предъявляет резоны, –
Так из выползня лезет змея.
Безмятежно, небольно, сезонно
От себя избавляюсь и я.
Ничего не пропустит Раститель –
Будет золото вам, будет медь.
Только что красота? Загуститель,
Растворимая в сладком камедь.
Весла высушат птичьи триремы,
Годовая сожмётся спираль.
Красота – это память Эдема,
Нагота – выдворенья мораль.
На погост проберёшься понурый,
Загребая покров жёлто-бурый,
Совлечённый, как ветхий Адам...
Все готово к большим холодам:
И деревьев скрипучий акафист,
И оградка на ржавой скобе,
И железнодорожный анапест
С заиканьем на третьей стопе.
ОДИНОЧЕСТВО
Накануне беды и разлуки
Так надсадно вопят поезда.
Одиночества русского звуки,
В гулком небе немая звезда.
Нет уже никаких средостений
Для души, поглотившей хулу.
Одиночества русского тени
Бдят навыстойку в каждом углу.
Только совесть натруженно дышит,
Только боль свое бремя несет.
Не стесняйся - никто нас не слышит,
А услышит - никто не спасет.
Присягни на воде и на хлебе,
О Борисе и Глебе взгрустни.
Одиночества русского жребий,
Нам твои предуказаны дни.
Высшей пробы твоей, высшей меры
Нам не внове добротный закал.
И туда не пройдут БТРы,
Где Христос напоследок взалкал.
***
От ячества,
от рвачества
помилуй и спаси!
А жизнь все поворачивается
Вокруг своей оси.
В ногах ее валяюсь -
Я хаоса боюсь.
И заново дроблюсь,
И снова исцеляюсь,
И целой становлюсь.
***
Долог август, природа предтленна,
Лес готовится к сходу листвы,
Отделяя слои постепенно,
Как сползает платок с головы.
Нагота предъявляет резоны, –
Так из выползня лезет змея.
Безмятежно, небольно, сезонно
От себя избавляюсь и я.
Ничего не пропустит Раститель –
Будет золото вам, будет медь.
Только что красота? Загуститель,
Растворимая в сладком камедь.
Весла высушат птичьи триремы,
Годовая сожмётся спираль.
Красота – это память Эдема,
Нагота – выдворенья мораль.
На погост проберёшься понурый,
Загребая покров жёлто-бурый,
Совлечённый, как ветхий Адам...
Все готово к большим холодам:
И деревьев скрипучий акафист,
И оградка на ржавой скобе,
И железнодорожный анапест
С заиканьем на третьей стопе.