Зато вот хорошее. Алексей написал отличный гайд по современной китайской литературе, от Мо Яня до Мосян Тунсю.

Я бы сюда добавила еще Су Туна: повесть "Луна на дне колодца", по которой Чжан Имоу снял "Подними красный фонарь", и роман "Последний император" тоже отличный. И Ма Боюна, но его все и без наших гайдов прочитают)

Хочется немедленно усадить Алексея писать такой же гайд про XX век, но не всё же ему одному отдуваться, может, как-нибудь сама разрожусь.

В Китае кампания против “правых элементов” проводилась в 57–59 годах, людей отправляли на перевоспитание в трудовые лагеря, пока не перевоспитаются. Многие погибли во время “великого голода” 59-61 годов – голод был страшный, само собой, снабжать заключенных продовольствием перестали раньше всех. В 1963 году кампания против “правых” была свернута, многие заключенные смогли вернуться из лагерей, но окончательная реабилитация была проведена только после смерти Мао. Так вот, после 1977 года бывшие “правые элементы” получали не только справочку о реабилитации – организация, отправившая их в лагерь, обязана была восстановить их на месте работы, выделить жилье и выплатить зарплату за все время, пока они находились на перевоспитании. Если человек умер, зарплату и жилье получала его семья. Кто читает на китайском, на эту тему есть отличные книги 止庵《 受命 》 и 巫宁坤《一滴泪》. Надеюсь, однажды их и на русский переведут.

А в моем любимом романе “Цветение” Цзинь Юйчэна (金宇澄《繁花》) в том числе рассказывается, как партия аккуратно возвращает бывшим “буржуазным элементам” ценности, экспроприированные во время “культурной революции”.

Вот, а вам не нравится перенимать у Китая передовой опыт. Напрасно, товарищи.

Я не всегда верно угадываю, какие китайские реалии знакомы читателю в России, а какие нужно прокомментировать. Понимаю, что про хунвэйбинов, “культурную революцию” и Большой скачок люди немного слышали и понимают, что это не вымысел. А про эпидемию СПИДа в Хэнани вряд ли кто-то знает, это нужно прокомментировать. И с обязательной кремацией в Китае у меня вышел косяк – в основном читатели Янь Лянькэ ставят ее в один ряд с трупным жиром и эпидемией сомнамбулизма – вымышленная хтонь, мрачная метафора. А вот и нетушки, обязательная кремация для Китая – самая обыденная обыденность.

Еще в пятидесятые партия озаботилась проблемой сохранения пахотных земель и взялась активно пропагандировать кремацию вместо традиционного погребения. Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин и другие партийные лидеры завещали кремировать себя после смерти (а вдруг все беды у нас от того, что волю Мао не исполнили и оставили его гнить в мавзолее?). В 1985 году Госсовет КНР выработал временное положение “О порядке погребения”, вводившее обязательную кремацию в районах с высокой плотностью населения. В 1997 году был опубликован закон “О правилах погребения” с тем же содержанием. Закон встретил сильное сопротивление, особенно в деревнях. Кремация противоречила традиционному погребальному обряду, считалась страшным неуважением и жестокостью по отношению к умершему. Согласно традиционным китайским верованиям, каждый человек наделен семью душами (тремя эфирными и четырьмя животными), и после смерти одна из душ остается на месте погребения, а по некоторым источникам – прямо в в теле, поэтому кремация равносильна казни после смерти. И когда У Цзы-сюй выкопал из могилы останки чуского Пин-вана и нанес по ним триста ударов плетью, он это делал не только для того, чтобы утолить гнев. Он действительно был уверен, что какой-то части чуского Пин-вана очень больно.

Янь Лянькэ рассказывал, что в его родных местах однажды вдруг началась эпидемия самоубийств. Причем сводили счеты с жизнью только старики, вполне благополучные, они собирались вместе и топились в реке или принимали яд. Оказалось, их уезд включили в “зону обязательной кремации” (火葬区), и старики спешили умереть, чтобы их похоронили честь по чести, только бы не отправиться после смерти в крематорий. Никому не хочется быть казненным “небесным фонарем”, да еще превратиться после смерти в злого духа и вредить собственной семье (а если пожилого родственника похоронить не по правилам, именно это и случится).

Уклонявшихся от обязательной кремации штрафовали, погребенные тела выкапывали из земли и увозили в крематорий. Люди все равно проводили тайные похороны, носили взятки в крематорий, чтобы им выдали фальшивые свидетельства о кремации. Но закон оказался сильнее: традиционное погребение сохранилось в Китае только в очень немногочисленных районах.

Так что жизнь как всегда хтоничнее литературы. Еще на ту же самую тему есть прекрасный рассказ Су Туна “Скажи, что я улетел на белом журавле” （苏童《告诉他们，我乘白鹤去了》）и одноименный фильм Fly with the Crane Ли Жуйцзюня.

Перечитывала в который раз “Подстрочник”, оттуда пошла читать Виктора Некрасова, потом воспоминания Лунгина о Некрасове и надолго остановилась на этом отрывке:

Да, знаменитая притча о колесе не потеряла смысла и в наше просвещенное время. Вспоминаете, что ответил победителю-фараону плененный царь соседней земли, которого тот, для пущего уничижения, еще и впряг в свою колесницу вместо коня?
— О чем ты задумался? — спросил царя фараон.
— О колесе,— ответил пленник.— Та его часть, что сверкает на солнце, вскоре утонет в дорожной грязи, а та, что сейчас погружена в грязь,— снова засверкает на солнце.

По-моему, не самая знаменитая притча, я нигде ее раньше не встречала. А ведь хорошая)

Вообще, когда окружающая хтонь начинает казаться вечной и неизбывной, я иду читать мемуары (еще почему-то помогает биография барона Унгерна). Унгерна пока рекомендовать не буду, а вот если вы еще не читали “Подстрочник”, обязательно попробуйте, он здорово утешает. Если “Подстрочник” вы и так знаете на иголку и ищете что-то похожее, я бы посоветовала:

1) “Сундук Монтеня” Натальи Мавлевич. Наталья Самойловна уникальная переводчица и замечательная рассказчица, в книге много точных наблюдений про перевод, но не только – прекрасные главы о Шагале, Ромене Гари, о дневнике Элен Берр. Но приготовьтесь, что потом придется закупаться книжками, все упомянутые в “Сундуке” переводы немедленно захочется прочесть.

2) “Русский иероглиф. История жизни Инны Ли, рассказанная ею самой” Александра Архангельского. Инна Ли (Ли Иннань) – дочь Елизаветы Кишкиной, одной из основательниц китайской русистики, и китайского революционера Ли Лисаня, который в конце двадцатых фактически возглавлял КПК. Инна с близкого расстояния видела партийные чистки пятидесятых, великий голод и “культурную революцию”. В 1967 году Ли Лисань погиб, а Инна с сестрой и матерью попали в тюрьму, но это был лучший из возможных исходов, потому что окажись они в руках хунвэйбинов, те бы их просто растерзали. Инна Ли очень умная, живая, цельная, честная и особенно ценно, что она совмещает в себе два мира – русский и китайский. И если вам интересен взгляд на Россию с “той стороны”, “Русский иероглиф” точно понравится.

Вот, а я пойду дальше читать про Романа Федоровича Унгерна, реинкарнацию дхармапалы Махакалы во главе белого движения)

Друзья, скоро новый учебный год, если вдруг кто хотел поучиться у меня переводу, есть целых три способа:

1) Курс в “Азарте” - 10 занятий, практика и теория, домашние задания (около 1000 иероглифов в неделю), обратная связь, занятия на платформе whereby, есть входной тест. Про "Азарт" я уже много рассказывала, а 30 августа школа устраивает день открытых дверей, там мы ответим на все вопросы (подробности будут в группе Азарта @perevodasart).

2) Открывается набор на курс в CWS, там похожий формат, но входного теста нет, занятия в зуме + в конце курса можно будет опубликовать свои работы в Пашне или на Горьком. Да, еще важно: в CWS есть бесплатные и льготные места, а чтобы на них попасть, нужно пройти конкурс: перевести отрывок из 《霸王别姬》и отправить организаторам до 1 сентября. Отрывок сложный, но не бойтесь, все когда-то начинали, не боги горшки обжигают)

3) Раз в месяц я провожу бесплатные онлайн-семинары в Институте Конфуция НГУ. Подробнее о том, что мы там делаем, можно почитать здесь, из минусов: на таких семинарах я очень фрагментарно даю обратную связь, просто не успеваю. Еще нет записи занятий, и анонсы я выкладывать тоже забываю)

В общем, приходите, куда вам больше нравится, я хорошим студентам везде рада)

На Грамоте внезапно нашла замечательную статью Юлии Дрейзис о переводе, там перечислены три барьера, которые мешают переводить китайскую поэзию на русский. И первый – мне кажется, самый неодолимый – формульность, смысловая плотность китайского языка:

Китайский язык по сравнению с русским выражает сложные смыслы меньшим количеством слов (морфем), он больше тяготеет к формульности. А долгая литературная традиция насыщает язык таким количеством легко считываемых аллюзий, что он еще больше «уплотняется».

И с прозой ведь то же самое. Поначалу переводчики больше всего боятся текстов с каламбурами, языковой игрой и всякими частушками. Или с обилием реалий, которые придется распихивать по сноскам. Но бояться надо вообще не этого, страшнее всего – мелкое кружево, когда в оригинале аккуратное предложение на два десятка иероглифов, а на выходе получается целый громоздкий абзац, и у автора текст дышал, а у тебя читателю негде повернуться, всюду углы, приходится либо отсеивать часть смыслов, либо здорово мудрить с синтаксисом, а чаще и то, и другое.

Не все современные авторы пишут плотно, я бы сказала, что такие кружева – примета текстов начала-середины XX века. И то не всех: у Лу Синя плотность почти на нуле, там другие трудности. А вот у Шэнь Цуньвэня она выкручена на максимум, и отсюда перевод, в котором вроде все правильно, но тесно и душно, как в бабкиной квартире.

ПС. Если еще не подписались на Юлин канал, скорее подписывайтесь.

Еще про трудности и непереводимости.

Трудность появляется там, где в языке на месте нужного концепта – пробел. Или другой концепт со своим огородиком коннотаций. Например, слова 流氓 и 通奸犯 чаще всего не хотят переводиться на русский. Наверное, почва у нас слишком сухая.

Первое слово 流氓 люман словарь предлагает переводить как “хулиган”. Но китайский люман – не просто хулиган, обычно этим словом называют подлых, низких и развратных людей без определенных занятий, маргиналов. Люман – ругательство, довольно обидное. Если смотреть на иероглифы, дословно люман означает “бродячий люд”, то есть это бездельники, люди, предоставленные сами себе, а значит, опасные. От них исходит угроза (сюда же 泼皮 и 无赖). Может быть, пока люман никакого преступления не совершил, но ходит по краю, от него лучше держаться подальше.

А наше “хулиган” – бабушкинское и вообще не обидное. Быть хулиганом в школе даже почетно. Синонимы у него тоже вполне себе симпатичные: шпана, шкодник, озорник, забияка, безобразник. Такой трикстер, который шатает рамки и плюет на условности. Никакой угрозы в “хулигане” не чувствуется.

Для второго слова 通奸犯 тунцзяньфань самый подходящий перевод – “разврат” / “развратник”. Но последний иероглиф указывает на то, что это преступление, а первые два переводятся как “прелюбодеяние, адюльтер”. Чаще всего тунцзяньфанями объявляли пару, застуканную на месте преступления, дальше на них надевали белые колпаки, цепляли позорные таблички и водили по улицам. Связь была по обоюдному согласию, между двумя взрослыми людьми, и все равно это позор, разврат и нарушение стиля (作风 , еще одно непереводимое слово).

Такой “разврат” хотели записать в уголовные преступления, но после продолжительных обсуждений новая власть решила оставить его “нарушением стиля”. А вот за шашни с женой военного до сих пор можно присесть на три года (статья 破坏军婚, разрушение военного брака), за двоебрачие грозит срок до двух лет (двоебрачием в том числе считается гражданский брак с любовницей, пока официальный брак не расторгнут).

У нас “разврат” это все-таки что-то более экзотическое. Конечно, и у нас встречаются абсурдные примеры:

Пыталась создать условия для разврата путем госпитализации зэка мужского пола в палату для зэка обратного пола

Но на то они и абсурдные. Было еще “аморальное поведение”, но там градус осуждения намного ниже и последствия не такие фееричные. Ну пропесочат тебя разок на партсобрании, а сослуживцы, наоборот, будут считать тебя ловкачом и хватом.

Если совсем ударяться в спекуляции, оба примера о том, насколько там сильнее коллективное начало: коллективу есть дело до того, работаешь ты или нет и почему, с кем спишь и кого любишь. А у нас пока (или уже) все-таки по-другому.

Спросят меня: Алина, каким своим переводом ты больше всего гордишься? А я скажу: никаким. Хорошо, но за какой перевод тебе меньше всего стыдно? А я тогда: вот за этот, “Дни, месяцы, годы” Янь Лянькэ. Необыкновенный текст, огромная радость была его переводить, и даже верстка читана мной без содроганий.

А если спросят, какую книгу было труднее всего переводить, скажу - “Словарь Мацяо”. Поначалу тяжело было этот огромный мир крючком вывязывать и ближе к концу тоже выдохлась, все-таки полтора года работы. Даже не в том дело, что приходилось придумывать для Мацяо говор и всякие местные словечки, а в философских построениях, которые вокруг этих словечек вырастали. Уважительная задача, как говорил наш губернатор.

Конец шестидесятых, самые яркие пожары культурной революции уже отпылали, теперь студентов и школьников из города отправляют в деревни на бессрочное перевоспитание. Главный герой, интеллигентный пятнадцатилетний мальчик, оказывается в глухой деревне Мацяо, и как рыбак, случайно забредший в деревушку у персикового источника, проваливается в дремучую доконфуцианскую архаику, порой идиллическую, а порой пугающую. Через шесть лет “перевоспитание” закончится, он вернется в город к нормальной жизни, начнет писать и публиковаться, а однажды попытается вернуться в Мацяо, но второй раз персиковый источник уже не отыскать.

Книга построена как словарь говора Мацяо (нет, с “Хазарским словарем” там мало общего), в каждой словарной статье - своя история, они цепляются друг за друга, собираются в сюжет. Я уже писала, что “Словарь Мацяо” похож на “Сандро из Чегема” - райская глухомань, куда нет возврата. И хтонь там тоже есть, куда без нее)

Выйдет в декабре.

📖 Отправили в типографию еще одну книгу — роман китайского писателя Хань Шаогуна «Словарь Мацяо» в переводе Алины Перловой. 

Действие происходит в китайской деревне Мацяо (провинция Хунань) в середине XX века. В то время в деревни, подобные Мацяо, отправляли школьников и студентов «для перевоспитания». Поэтому именно там оказывается пятнадцатилетний главный герой книги, который проведет в деревне долгие шесть лет. Все это время он будет усердно трудиться в поле, учиться местному диалекту, украшать горизонтальные поверхности высказываниями председателя Мао и стремиться вернуться в город. Однако «Словарь Мацяо» — это не только история жизни главного героя, но и анализ языка жителей деревни Мацяо. Вот почему роман написан в виде словаря и включает 115 слов и историй, связанных с ними.

✍️ «Словарь Мацяо» — самое значительное произведение автора, отмеченное Шанхайской литературной премией. Роман входит в список «100 лучших произведений китайской литературы XX века» издания Asia Weekly.

Хоть в "Желтом дворе" побываю, ото всех я слышала про него, а сама ни разу не видела. Приходите, поговорим про Янь Лянькэ и современную китайскую литературу. Про трансляцию не уверена, но запись будет)

Друзья, 3 декабря, во вторник, приглашаем вас на встречу с переводчицей Алиной Перловой!

«И вот тогда я решил, что пройду пятьдесят шесть петляющих ли и взойду на самую высокую гору хребта Фунюшань ради нашей деревни. Ради города. Ради нашей земли и ради людей, что живут на земле, и ради дядюшки Яня, ради Янь Лянькэ, расскажу вам, что случилось тем вечером и той ночью. Прошу вас — боги — сохраните нашу деревню, город и людей. Сохраните день и ночь. Сохраните кошек и собак. Сохраните писателя Янь Лянькэ, у которого сломались все перья и высохли все чернила. Пошлите ему вдохновение и просветление. Пошлите ему столько небесной бумаги и небесных чернил, чтобы вовек не истратить. Чтобы он мог писать и жить дальше. Чтобы он в три счета написал свою книжку "Человечья ночь", и чтобы все мои родные в той книжке были хорошими».

Встреча пройдет в рамках юбилея издательства «Поляндрия». Вход свободный, количество мест ограничено. Пожалуйста, регистрируйтесь заранее.
Начало в 19.00.