Один из золотых стандартов лекций по Общей психологии, на которые я равняюсь, это лекции Валерия Викторовича Петухова.
Помимо нарочито менторских интонаций и приятного тембра, на сохранившихся записях можно найти интересные риторические и содержательные ходы, до которых вряд ли получится додуматься самостоятельно.

Но встречаются угарные моменты) Для того, чтобы донести до студентов простую идею о важности конспектов, Петухов в первой своей лекции ссылается на Леви-Стросса и то, как тот изменил подход к пониманию мифа не как загадки, которую нужно разгадать и получить ответ, а как ответ на пока ненайденный вопрос. Вслед за этим следует рекомендация писать конспекты по общей психологии и представлять себе это как набор ответов на незаданные профессиональные вопросы. С одной стороны очень красивый ход, но при этом через левую пятку.

При этом сейчас практики конспектирования, если не ушли, то сильно трансформировались. Да и беглый факт-чекинг, не позволяет быстро понять, приписано ли здесь Леви-Строссу лишнего или нет) Но крутая иллюстрация вполне теоретической операции инверсии всё равно есть
https://www.youtube.com/watch?v=XiFHpDpzdEQ

Активно слежу за очень крутой исследовательницей Айрис Ван Рой (https://twitter.com/IrisVanRooij). Она периодически поднимает вопросы, которые касаются теоретической работы и целого ряда предрассудков и мифов в этой области, что меня вдохновляет. Я очень редко вижу, чтобы кто-то писал и говорил о подобных заблуждениях в публичном пространстве.

Вот некоторые из тех, на которые я натыкался:
1) Теоретическая работа - это удел каких-то гениальных и суперталантливых людей.
https://pbs.twimg.com/media/FFOJbxyWQAMJQgo?format=jpg&name=large
2) Работа с теорией - это неограниченное ничем фантазирование (часто представляется в позе роденовского "Мыслителя").
3) Теория - это конечный набор взаимосвязанных утверждений, данный уже в готовом виде.

В общем есть ещё куча других мифов и дисфункциональных установок, которыми исследователи сами себя ограничивают. Но есть очень крутой подход, который является удачной альтернативой всему этому. Нечто похожее мне приходило в голову раньше, но как только я наткнулся на работы Айрис Ван Рой, стало понятно, что сложно найти описание лучше.
Работа с теорией - это решение локальных теоретических задач, для каждой из которых есть свой набор инструментов, необходимых для её решения. Главное выверять и развивать свой теоретический toolbox, ну и делиться с коллегами по возможности.

Крутая книга о том, чем всё-таки может отличаться мышление человека от мышления других животных – «A Natural History of Human Thinking» Майкла Томаселло. В последнее время накапливаются разные данные о том, что при желании даже у аквариумных рыбок можно найти некоторые формы логического мышления, не говоря уже о высших приматах. Поэтому здесь граница между человеком и всем остальным миром живого размывается, разрушая миф о том, что человек – это венец творения и «не такой как все».

Но в этой книге Томаселло предлагает взгляд на то, что всё-таки может отличать мышление человека от других высших приматов с учётом наличия культуры и сложной социальной организации у людей. Если коротко, то:
- животные могут репрезентировать ситуацию абстрактно, но только человек способен представлять себе ситуацию одновременно с нескольких, иногда конфликтующих социальных позиций (одновременно «как вижу это я и как другой человек»),
- животные способны делать выводы о причинно-следственных связях и намерениях кого-то в отношении «внешних» событий, но только человек способен делать рефлексивные выводы о собственных психических состояниях,
- животные могут оценивать свои действия с точки зрения инструментального успеха, но только человек может оценивать своё мышление с точки зрения внеситуативных норм и стандартов (принятых в конкретной группе).

Однако эта книга меня привлекла не столько ключевыми идеями и гипотезой, сколько интересной метафорой, с которой сравнивается мышление в самом начале книги. Томаселло сравнивает мышление с джазовой импровизацией музыканта в своей комнате. Мышлением можно заниматься наедине с собой, но как в случае с джазовой импровизацией могут потребоваться:
- культурные средства (инструменты), созданные другими людьми для общей цели,
- годы обучения с другими людьми (как наставниками, так и соучениками)
- богатое культурное наследие в виде повторяющихся мыслительных паттернов / джазовых риффов,
- воображаемая аудитория.

Такие метафоры хороши тем, что подсвечивают то, что нужно объяснять в предмете изучения. Для того, чтобы понять, что значит объяснить мышление с точки зрения этой метафоры стоит описать, какими культурными средствами пользуется человек в рамках мыслительного процесса, как устроена его личная история научения, какие мыслительные паттерны он усвоил и чьим интериоризированным взором (помимо своего собственного) он оценивает процесс и результат мышления.

Это очень сильно напоминает идею Аристотеля из второго тома Физики про 4 типа каузальности, которые тот проиллюстрировал метафорой скульптуры. Чтобы объяснить почему скульптура такая, какая она есть, можно обратиться, либо к материалу, из которого она сделана, либо к её форме, либо к скульптору и его инструментам, либо к конечной цели/замыслу. Каждая из этих переменных может принимать разные значения и приводить к существенным изменениям в самой скульптуре.
В общем хороший пример метафор как точки сборки разных каузальных объяснений.

На практикумах иногда спрашивал студентов о том, с чего начинается научное исследование? Обычно получал в ответ что-то про гипотезы или постановку проблемы. Но это верно лишь отчасти, поскольку справедливо далеко не для всех жанров научного исследования.

Возвращаясь к идее теоретического тулбокса можно сказать, что для каждого жанра есть свой конечный набор теоретических задач, часть из которых определяют начало исследования.
При чём какие-то задачи актуальны для одних жанров и не актуальны для других. Например, для эксплораторного исследования не требуется обязательное формулирование и обоснование гипотез, а для репликаций не нужна классическая постановка научной проблемы через пробел или противоречие.

И именно репликации являются самыми недооценёнными с точки зрения необходимой теоретической работы и представляются многими как «механическое» повторение уже существующих исследований. Но это не совсем так (даже если речь идёт о прямой репликации).

Выбор оригинального исследования, которое нужно реплицировать – это уже теоретическая задача. Количество ресурсов у научного сообщества ограничено, поэтому всё не реплицируешь. И далеко не всякий экспериментальный эффект является настолько ценным, чтобы его реплицировать. Кто-то предлагает опираться при выборе исследования на формальные критерии вроде цитируемости, но это не лучший вариант, поскольку в цитирование вносит вклад не только ценность самого факта, но и репутация авторов, репутация журнала, хайповость темы, стратегии цитирования в предметной области и т.д.

В прошлом году вышла интересная статья "The Role of Replication Studies in Theory Building", в которой Элизабет Ирвин обосновывает важность предварительного теоретического анализа для репликаций, чтобы они имели смысл. Как может быть устроен такой анализ?

1) Было бы не плохо, если бы была предварительная теоретическая оценка вариативности изучаемого эффекта с точки зрения социального, исторического, культурного, демографического, образовательного контекстов и т.д. Какие-то из этих факторов будут нерелевантными с точки зрения модели, а какие-то могут быть критичными для воспроизводимости эффекта на новой выборке. Предполагается проведение своеобразного теоретического анализа робастности (устойчивости) эффекта.

2) Если репликация концептуальная, то требуется ещё более детализированный анализ. Неплохо было бы знать, как использование новых операционализаций и процедур экспериментального воздействия может сказаться на воспроизводимости эффекта. Ирвин называет это теоретическим описанием «общего каузального профиля целевого феномена».

3) Для оценки вероятности успешной репликации необходимо оценить степень "каузальной независимости" репликации от оригинального исследования. При чём речь идёт не просто о том, какое количество неизбежных изменений содержится в дизайне репликации по сравнению с исходным исследованием. Предполагается оценка того, насколько эти вынужденные изменения опять же влияют на общий каузальный профиль целевого феномена.

https://journals.sagepub.com/doi/pdf/10.1177/1745691620970558?casa_token=K2CJ803oXeIAAAAA:IMiKxPYf9nI6XlhRVrJPn0_80RlPE1P6-czeSN3awG2hyYgWu5mhUAGXs2zAjupXBww80yN5Y8us7g

Крутые лекции по философии сознания от Вадима Валерьевича Васильева, правда без ускорения до 1,5 мне было слушать трудновато.

Вообще мне очень нравится деятельность Московского центра изучения сознания и как в самых разных выступлениях философы этого центра так аккуратно обсуждают результаты когнитивных экспериментов (напр. эксперимент Либета). Порой аккуратнее и точнее, чем некоторые психологи и нейробиологи.

В конце первой лекции Васильев со ссылкой на Джона Сёрла указывает на то, как от философии языка аналитическая философия переключилась на изучение сознания. Мне был более-менее понятен первоначальный интерес к языку с учётом позиций того же Витгенштейна, который в какой-то момент считал, что большинство философских проблем – результат проблем со словоупотреблением. Но я не думал, что там был какой-то закономерный переход к заинтересованности сознанием. Если допустить, что словоупотребление является выражением ментальных состояний, то многие проблемы в философии языка и правда могут быть следствием проблемы сознания.

Довольно часто сталкиваюсь с людьми, у которых научная картина мира и в целом представления о науке сильно отличаются от моих собственных. За долгие годы обсуждений и холиваров получилось составить список часто встречающихся отличий. Не уверен, стоят ли за этими отличиями разные ментальные модели производства научного знания и науки в целом. Большая часть пунктов из этого списка больше похожа на ценностные выборы, в отношении которых ты не помнишь, как их совершал, а скорее обнаруживаешь себя выбравшим.

1) Вера в научный прогресс vs концепция «Золотого века»
Некоторые исследователи верят в то, что теории становятся лучше со временем, что меняются стандарты качества теоретической работы. Другим же ближе считать, что есть бессмертные классики (Выготский, Ананьев, Леонтьев и т.д.), которые всё открыли и надо лишь внимательно их читать, чтобы не изобретать велосипед.

2) Дисциплинарный пуризм vs междисциплинарность
Кому-то важны границы собственной дисциплины, задающие границы картины мира (таких людей можно легко отличить по вопросам вроде «а где здесь психология?»), а кто-то более свободно переходит между разными науками (между психологией и нейробиологией, например). Для первых оказывается сложнее сопоставлять результаты исследований вроде бы одного и того же явления из разных дисциплин, а другим сложнее отстаивать качество своей работы, поскольку одновременно соответствовать стандартам нескольких научных дисциплин сложнее.

3) Ориентация на фундаментальные проблемы vs ориентация на прикладные проблемы
Кто-то понимает науку более утилитарно, как инструмент для решения разных прикладных проблем, средство повышение качества жизни людей. Для других же наука - отдельная и самоценная область человеческой деятельности, которая не теряет в ценности, если никому не помогает.

4) Ориентация на теорию vs ориентация на факты
Как показал кризис реплицируемости и то, как его объясняют/понимают разные люди, для некоторых более ценной формой научного знания является факт, а для других более важной оказывается теория. Поэтому одним было бы приятнее сделать научное открытие – найти принципиально новый экспериментальный эффект, например, а другим – продвинуться в общем теоретическом понимании.

5) Ориентация на сложных процессах vs фокус на простых процессах
Некоторые исследователи считают, что нужно сначала разобраться с какими-то более базовыми и простыми процессами, чтобы переходить к более сложным и комплексным. Другие же предполагают, что знание базовых процессов мало чем поможет в изучении комплексных и поэтому можно сразу изучать что-то сложное, вроде высокоуровневых когнитивных процессов или социально-психологических феноменов.

6) Ориентация на вербальные теории vs ориентация на математическую формализацию
Кто-то более склонен ценить математические модели в науке и немного обесценивать классические вербальные теории, а кто-то больше держится за более типичные формы теоретизирования.

7) Ориентация на количественные методы vs ориентация на качественные методы
В современной психологии доминируют количественные методы, и многие психологи из-за этого не могут себе представить научное неколичественное исследование. Сторонники же качественных методов очень часто выстраивают свой способ работы и иногда идентичность вопреки мейнстриму.

8) Ориентация на универсальные (устойчивые во времени) закономерности vs ориентация на изменчивость
Когда-то обнаружил, что представителям социальных наук и когнитивным психологам бывает сложно друг друга понять из-за того, что одни включают в свою картину мира принципиально изменчивые во времени закономерности, а другие – принципиально неизменные. Это немного похоже на соотношение фигуры и фона.

Большая часть этих оппозиций заведомо ложные (часто хочется сказать, что истина где-то по середине), но в случае ценностного выбора компромисс не всегда возможен. Я склонен относится к таким оппозициям как к шкалам с разными полюсами. И каждый исследователь оказывается ближе либо к одному, либо к другому полюсу.

В своих исследованиях я часто обращаюсь к идеям подхода «Воплощённое познание» применительно к мышлению. Общий смысл в том, что нужно учитывать строение тела, двигательную активность и сенсомоторный опыт в изучении познавательных процессов в целом и мышления в частности.

Один из известных авторов в рамках этого направления – Джордж Лакофф. Мне он не очень нравится как теоретик, поскольку ему местами не хватает ясности, строгости изложения и глубины анализа. Но риторически он бывает очень неплох и красочно преподносит некоторые важные идеи. Так, например, в совместной книге с Марком Джонсоном «Philosophy in the flesh: the embodied mind and its challenge to Western thought» Лакофф указывает на то, что наши представления о мышлении тесно связано с базовыми допущениями о природе человека. И взгляд на природу человека в Воплощённом познании вступает в противоречие с многими западно-европейскими философскими традициями.

Сокращённый перевод с попытками сгладить неточности формулировок Лакоффа:
"В этом мире нет места Картезианскому человеку, у которого чётко отделены друг от друга сознание и тело.

Не существует Кантианского человека с абсолютной свободой и «чистым» разумом, выходящим по определению за пределы телесного.

Феноменологический проект человека, который с помощью феноменологический редукции и отказа от натуралистической установки стремится к выявлению структуры сознательного опыта — это фикция, не учитывающая неосознаваемые когнитивные процессы.

Постструктуралистский взгляд на человека не имеет смысла, поскольку для децентрированного субъекта значения слов произвольны, относительны и исторически контингентны, не ограничены мозгом и телом.

Не существует утилитарных людей, для которых рациональность сводится к максимизации полезности. Сознательный контроль за собственным мышлением у человека несколько ограничен.

Не существует Фрегеанского человека, для которого мышление вынесено из тела, а значения слов скорее объективны и соответствуют внешнему миру, а не телу, сознанию и мозгу.

Не существует Хомскианского человека, для которого язык – это чистый синтаксис, свободный от значений, эмоций, контекстов, восприятия, действия и динамической природы коммуникации.

Не существует человека-компьютера, у которого познавательные процессы подобны программному обеспечению, а значения неведомым образом возникают из оперирования абстрактными символами."

Насчёт феноменологии Лакофф, конечно, ошибается и сейчас понятно, что "Воплощённое познание" позволяет при желании сочетать идеи Гуссерля и Мерло-Понти с когнитивными исследованиями. Даже журнал отдельный есть – Phenomenology and the Cognitive Science. Правда для когнитивных исследований в психологии пока выхлоп всего этого неочевиден.

В общем не скажу, что советую эту книгу Лакоффа к прочтению, поскольку сам постоянно спотыкался о неточности и искажения автором чужих идей, но как сборник риторических приёмов сойдёт.

В вялотекущем формате читаю разные материалы про математическое моделирование. Постепенно складывается впечатление, что тренд повсеместного возвращения к этому методу уже наметился и просто в разной степени выражен для разных исследовательских областей в когнитивной психологии. Кажется, что психология мышления в этом отстаёт, хотя это довольно парадоксально, поскольку на заре становление когнитивных наук исследователи мышления были впереди планеты всей в использовании математического моделирования и создавали первые прототипы искусственного интеллекта.

На позапрошлом Нон-фикшене наткнулся на книгу Скотта Пейджа «Модельное мышление». Купил её в основном из-за названия, но содержание приятно удивило. Как оказалось, эта книга написана по мотивам популярного курса по моделированию на Курсере (хоть и не в области когнитивных исследований) и продвигает идею одновременного использования сразу нескольких моделей для понимания конкретного явления. В самом начале там есть несколько любопытных идей, которые меня зацепили, и одна их них – про разные типы моделей.
Пейдж выделяет три общих подхода к моделированию и три соответствующих типа моделей:

1) Метод максимального воплощения
В рамках этого подхода модели строятся так, чтобы лучше отражать сущностные характеристики изучаемого явления. Большая часть моделей, которые создаются в процессе научного исследования и проверяются на соответствие конкретным датасетам, относятся именно к этому методу.

2) Метод аналогий
Как может быть понятно уже из названия, здесь модели одного явления строятся по аналогии с чем-то другим. Например, распространение преступности моделируется по аналогии с распространением заболевания. Или площадь шкуры коня рассчитывается так, как если бы конь был сферическим (аналогия по форме).

3) Метод альтернативной реальности
Этот метод позволяет создавать модели заведомо несуществующих в реальности явлений или закономерностей. Основная идея этих моделей заключается в том, что условия возникновения некоторых явлений, ограничения тех или иных закономерностей становятся заметнее за пределами действия законов физического, биологического, социального и т.д. миров.

Сейчас обсуждаются разные варианты использования моделирования в когнитивных исследованиях. Некоторые радикально настроенные авторы вообще предлагают отказаться от вербальных теорий в пользу математических моделей, другие же предлагают разные варианты их сочетаний и соотношений. В любом случае оптимальный вариант предстоит ещё найти, по крайней мере мне.

Есть одна полезная эвристика – читать работы классиков или основоположников больших подходов, но не там, где они излагают ключевые положения своих концепций, а то, что они пишут перед этим. Именно в этих местах обычно можно найти большое количество крутых наблюдений и идей, от которых отталкивались эти авторы в начале своего пути. Например, Зигмунд Фрейд, замечал, что некоторым больным с соматической симптоматикой становилось лучше после разговоров с врачом. Пытаясь разобраться с конкретными клиническими случаями, Фрейд пришёл к локальным объяснениям, которые дальше уже стали разрастаться и развиваться в стремлении охватить всё на свете. Очень важно в развитии теории ловить такие моменты, когда её «понесло».

Но речь не о Фрейде, в работах классиков когнитивной науки также можно найти очень любопытные «опорные точки». Одной из таких работ является книга Джерри Фодора «The Modularity of Mind». В этой книге Фодор защищает сразу несколько идей, но в начале систематизирует взгляд на то, как могут вообще пониматься ментальные структуры.
Почему это важно? Классическое менталистское объяснение описывает поведение как следствие, а внутренние ментальные структуры как причины. Именно поэтому важно понять, какими они могут быть эти ментальные структуры, приводящие к изменениям в поведении. Фодор выделил четыре возможных понимания ментальных структур:

1) Неокартезианский взгляд
По аналогии с тем, как Декарт искал основания истинности всякого знания и находил их в самоочевидных и непосредственно данных высказываниях («cogito ergo sum»), психологи обращаются к пропозициональному знанию как к объясняющему. Например, для того, чтобы объяснить, как человек может решить простой арифметический пример 2+27, стоит обратиться к содержанию репрезентаций числа и содержанию правил по их оперированию. С точки зрения этого взгляда такие содержания оформлены в виде высказываний, а поведение (ответ для арифметического примера) является выводом из этой системы высказываний.

2) Ментальные структуры как элементы функциональной архитектуры: психологические механизмы
Этот вариант понимания ментальных конструкций предполагает, что психическая реальность в первую очередь состоит из механизмов, результат взаимодействия которых мы и наблюдаем в поведении. Такие механизмы мы можем выделять и классифицировать на основании их типичных эффектов. Для Фодора выделение памяти, мышления, восприятия и т.д. и есть группировка механизмов по их эффектам (хотя сейчас мы понимаем, что если и пытаться их группировать по этому основанию, то классы механизмов будут немного другими и более дробными).

3) Ментальные структуры как элементы функциональной архитектуры: склонности и предрасположенности.
Данный взгляд опирается на идеи Франца Галля, основателя френологии (дисциплины, не считающейся сейчас научной про то, как пощупав скальп человека можно узнать его способности и склонности). С точки зрения Галля нет никаких функциональных механизмов вроде памяти, внимания и т.д. Вместо них существует большое количество разных склонностей, предрасположенностей, диспозиций и способностей. Их стоит выделять и классифицировать по предметным областям – музыка, математика, спорт, преступления вроде убийств и т.д. По мнению Фодора основными ошибками Галля были допущения о том, что эти предрасположенности чётко локализованы в мозге, а структурные характеристики самого мозга хорошо заметны в ложбинках и холмиках на поверхности головы. Но сама идея строить объяснения через способности и предрасположенности на данный момент сильно укоренилась, например, в исследованиях интеллекта или в психологии личности.

4) Ассоцианистский взгляд
Здесь Фодор сравнивает ранних ассоцианистов, которые объясняли возникновение конкретной идеи в сознании через связь этой идеи с другими соседствующими или предшествующими ей, и бихевиористов, которые усматривали разные связи между стимулами и реакциями. Данный принцип объяснения хоть и старый, но довольно живучий. Фодор называет представителей когнитивных наук, которые идут по этому пути, вычислительными ассоцианистами. Из более актуальных примеров кажется, что понимание аффордансов как механизмов сенсомоторного картирования опирается на вполне ассоцианистское взаимодействие элементов моторной и перцептивной систем.

Кажется, что такие номенклатуры могут структурировать и расширять круг объяснительных моделей, которые можно использовать в работе.

Нобелевская премия сейчас считается апогеем признания в научном мире. Хотя она периодически становится мишенью критики за недопредставленность некоторых научных дисциплин, избирательное премирование или за политическую ангажированность. Но статусность и общая репутация премии говорит сама за себя.

В протоколе мероприятий предусмотрено, что лауреат Нобелевской премии должен сделать короткое примерно получасовое выступление о своих исследованиях (если это не Премия мира). Сам жанр таких выступлений кажется сильно недооценённым, поскольку короткая выжимка ключевых идей от интеллектуальных лидеров целых исследовательских областей – очень круто.

Меня больше всего интересуют по понятным причинам те лауреаты Нобелевских премий, которые близки к психологии мышления – Герберт Саймон и Дэниел Канеман.
От лекции Саймона остался только текст:
https://www.nobelprize.org/uploads/2018/06/simon-lecture.pdf

А вот выступление Канемана можно и почитать, и посмотреть:
https://nobelmedia.akamaized.net/flashcontent/lecture_2002_eco_kahneman_01_496.mp4
https://www.nobelprize.org/uploads/2018/06/kahnemann-lecture.pdf

Оба говорят про идею ограниченной рациональности человека, но Канеман по-своему развивает идеи Саймона.

Иногда меня студенты спрашивают, зачем им изучать так много фундаментальной психологической науки (особенно страдают на классической психофизике), если они хотят заниматься практикой, а не наукой и большая часть того, что изучается для них якобы будет бесполезна. Я, конечно, отвечаю что-то назидательное в ответ, но сам потом задаюсь вопросом своей убедительности.

Соотношение академической психологии и практической – сложный и больной вопрос. Сейчас, конечно, развиваются новые формы практической психологии вроде UX, которые могут быть связаны с академической психологией через промежуточный жанр прикладных исследований. Но традиционные варианты психологической практики в виде консультирования и психотерапии преимущественно живут своей жизнью.

Я встречал много исследований, посвящённых сравнительной оценке эффективности разных психотерапевтических подходов, отдельных техник или просто выделения факторов, которые влияют динамику и результат психотерапевтического процесса. Но то, насколько эпистемически достоверные представления о психических процессах у психолога связаны с качеством его работы – непростой вопрос, ответ на который я не находил в работах (возможно плохо искал, конечно).

Для того, чтобы на него ответить (в первую очередь себе) я перевёл его в более знакомую для себя область. Мне он сильно напоминает вопрос из области психологии мышления о том, как соотносятся эпистемическая и инструментальная рациональность. Эпистемическая рациональность часто определяется через точность отдельных убеждений или ментальных моделей, то есть их соответствие каким-то достоверным фактам, когда такое соответствие вообще можно оценить. В то время как инструментальная рациональность часто определяется через эффективность достижения конкретных целей и отклонением от рациональности здесь считается принятие решений, уводящих в сторону от актуальных целей. В общем, вопрос стоит о том, насколько точность представлений о мире определяет успешность в достижении актуальных целей? Мне здесь видятся три возможных варианта, каждый из которых может существовать в реальности:

1) Эпистемическая рациональность помогает инструментальной.
Этот вариант лучше всего соответствует здравому смыслу. Если человек убеждён в существовании глобального потепления и ему важна экология, то он может предпринимать соответствующие эффективные решения, направленные на более бережное отношение к окружающей среде. А если человек считает, что изменение климата – миф, который навязывает мировое правительство, то тут и достижения различных собственных целей будет затруднено в первую очередь неверным пониманием намерений широкого круга людей. Для вариантов психотерапии и консультирования, которые выходят в своём понимании клиента за пределы актуальной ситуации и используют профессиональный язык, научные модели могут служить оптикой или просто инструментом для понимания/объяснения конкретных случаев. Поэтому для таких видов практики смена теоретических инструментов на более выверенные, строгие и современные может по идее повышать качество работы психолога.

2) С эпистемической рациональностью всё хорошо, но с инструментальной плохо.
Большая часть исследований Канемана - про то, что когнитивные искажения могут возникать у человека, исходя из самой механики принятия решений, а не содержания убеждений. Поэтому даже точные представления о мире не являются страховкой от ошибок в принятии решений. Применительно к психологии можно говорить про типичную ситуацию фундаментального научного исследования, которое стремится к максимальной истинности полученных выводов и часто справедливо игнорирует возможности использования этого знания в практике.

3) С инструментальной рациональностью хорошо, а с эпистемической плохо.
Этот вариант очень многим людям кажется контринтуитивным. Но тут существуют целые традиции исследований, начиная от работ про пралогическое мышление аборигенов, которые верят в суеверия, но эффективно справляются с широким спектром бытовых задач, и заканчивая современными исследованиями ментальных моделей. В психологической практике свидетельств в пользу существования такого варианта тоже можно найти уйма. Проведение психологических тренингов, коуч-сессий и консультационных сессий в жанре «Что вы чувствуете? Побудьте в этом.», судя по всему, не требует знания фундаментальных психологических теорий, а требует от психолога обладания определённых чисто процедурных навыков организации и модерации взаимодействия с клиентом, плюс знание каких-то конкретных упражнений. При этом если развитие навыков такого практика опережает его теоретическую грамотность, то в формате рефлексии или для обучения своих учеников у него могут возникать эпистемически недостоверные теории психических процессов.