В 1906 или 1907 г. в армянском поселении Ново-Баязет (с 1930 г. – Нор-Баязет, с 1995 г. – Гавар) рядом с озером Севан был найден клад с предметами, которые принадлежали какому-то аристократическому семейству. Среди них были два иранских серебряных блюда эпохи Сасанидов: одно с изображением грифона, другое – со сценой охоты шаханшаха, что, как известно, было излюбленным сюжетом персидских среброкузнецов. Позднее они оказались в Музее исламского искусства в Берлине. Вместе с ними там находились четыре серебряные ложки с клеймами, ныне входящие в состав коллекции московского Государственного исторического музея. Эти столовые приборы, которые А.В. Банк относила к VII в., имеют уже византийское происхождение. То же самое можно сказать про серебряное блюдо с орнаментальной розеткой VI в.
Такое смешение предметов в некоторой степени отражает промежуточное положение Армении, как и иных стран Южного Кавказа, в позднеантичное время. Большая часть упомянутого региона находилась в сфере влияния или даже прямого контроля Ирана, тогда как Византия соперничала с Сасанидами за господство над ним и стремилась наладить контакты с местными элитами. Как результат, могли возникать причудливые комбинации должностей и титулов. Например, марзбан Армении (то есть иранский наместник) Вард Мамиконян, выходец из могущественного армянского рода, в начале VI в. получил титул патрикия от императора Анастасия I. Известны даже отдельные персоналии, которые за свою жизнь успели послужить и Византии, и Ирану.
Заслуживает внимания свидетельство армяноязычного историка Мовсеса Каганкатваци о Джуаншере, правителе Кавказской Албании (сегодня главным образом территория Республики Азербайджан). Последний под иранскими знаменами сражался против арабов-мусульман в битве при Кадисии в 636 г. Сражение было проиграно персами, что привело к окончательной утрате Месопотамии Сасанидами. Однако Джуаншер все равно получил награды: "трубы, два копья золотых и два щита, отделанных золотом <...> золотой пояс, усыпанный жемчугом и меч с золотой рукоятью <...> браслеты <...> прекрасную диадему <...> жемчужное ожерелье в несколько рядов <...> шаровары голубого цвета с четырьмя кистями и шелковое златотканное одеяние" (пер. Ш.В. Смбатяна).
В 660 г. Джуаншер принял дары уже от византийского императора Константа II, которому нужна была помощь во время войны с халифатом. Надо учесть, что к тому времени Иран был окончательно разгромлен арабами, тогда как последний шаханшах Йездегерд III – погиб. Итак, Констант II, по словам Мовсеса Каганкатваци, "отправил богатые дары – серебряный чеканный трон с позолоченной спинкой, золототканые одеяния и свой собственный меч с ножнами, усыпанными перлами. И возвел он его в сан протон патрикия <...> И даже частицу животворного Креста Христова, которую он постоянно носил на груди, снял и отправил ему" (пер. Ш.В. Смбатяна). Несомненно, подобные дары получал не только Джуаншер и не только обладатель сокровищ из Ново-Баязета, но и многие другие кавказские аристократы в то время.
Такое смешение предметов в некоторой степени отражает промежуточное положение Армении, как и иных стран Южного Кавказа, в позднеантичное время. Большая часть упомянутого региона находилась в сфере влияния или даже прямого контроля Ирана, тогда как Византия соперничала с Сасанидами за господство над ним и стремилась наладить контакты с местными элитами. Как результат, могли возникать причудливые комбинации должностей и титулов. Например, марзбан Армении (то есть иранский наместник) Вард Мамиконян, выходец из могущественного армянского рода, в начале VI в. получил титул патрикия от императора Анастасия I. Известны даже отдельные персоналии, которые за свою жизнь успели послужить и Византии, и Ирану.
Заслуживает внимания свидетельство армяноязычного историка Мовсеса Каганкатваци о Джуаншере, правителе Кавказской Албании (сегодня главным образом территория Республики Азербайджан). Последний под иранскими знаменами сражался против арабов-мусульман в битве при Кадисии в 636 г. Сражение было проиграно персами, что привело к окончательной утрате Месопотамии Сасанидами. Однако Джуаншер все равно получил награды: "трубы, два копья золотых и два щита, отделанных золотом <...> золотой пояс, усыпанный жемчугом и меч с золотой рукоятью <...> браслеты <...> прекрасную диадему <...> жемчужное ожерелье в несколько рядов <...> шаровары голубого цвета с четырьмя кистями и шелковое златотканное одеяние" (пер. Ш.В. Смбатяна).
В 660 г. Джуаншер принял дары уже от византийского императора Константа II, которому нужна была помощь во время войны с халифатом. Надо учесть, что к тому времени Иран был окончательно разгромлен арабами, тогда как последний шаханшах Йездегерд III – погиб. Итак, Констант II, по словам Мовсеса Каганкатваци, "отправил богатые дары – серебряный чеканный трон с позолоченной спинкой, золототканые одеяния и свой собственный меч с ножнами, усыпанными перлами. И возвел он его в сан протон патрикия <...> И даже частицу животворного Креста Христова, которую он постоянно носил на груди, снял и отправил ему" (пер. Ш.В. Смбатяна). Несомненно, подобные дары получал не только Джуаншер и не только обладатель сокровищ из Ново-Баязета, но и многие другие кавказские аристократы в то время.
Не без удивления узнал, что Исма‘ил-шах I, основатель династии Сефевидов в Иране, состоял в родстве с византийским семейством Комнинов, точнее одной из его ветвей – Великих Комнинов. Последние являлись династией, правившей в Трапезунде (сегодня Трабзон в Турции) в 1204–1461 гг. и притом отказавшейся признавать тех императоров, которые занимали Константинополь в то время. Причем ее основатель, Алексей I, приходился внуком печально известному византийскому императору Андронику I. По мере тюркизации и исламизации Малой Азии Трапезундская империя оказалась окружена чуждыми в культурном плане политическими образованиями. Тем не менее с некоторыми из них Великие Комнины установили союзнические отношения. Иоанн IV (правил в 1429–1459 гг.) даже отдал свою дочь Феодору в жены Узун-Хасану, эмиру Ак-Койюнлу.
В браке Феодора стала известна как Деспина-хатун, что в общем-то является плеоназмом, ведь оба слова обозначают 'госпожа' на греческом (δέσποινα) и тюркском (خاتون) языках. Дочь Деспины-хатун и Узун-Хасана по имени Халима-бегум была выдана замуж за Хайдара, шейха тариката (суфийского "ордена") Сефевийе. В результате этого брака в 1487 г. на свет появился сам Исм‘аил (изображен на офорте Андре Теве XVI в., который не претендует на аутентичность). Есть некоторая закономерность в том, что он, придя к власти в Иране в 1501 г., стал непримиримым врагом турок-османов. Ведь султан Мехмед II захватил Трапезунд в 1461 г., а также нанес тяжелейшее поражение Узун-Хасану при Отлукбели в 1473 г., что привело к падению Трапезундской империи и угасанию могущества Ак-Койюнлу соответственно. После неудачи Исма‘ил-шаха I в Чалдыранской битве в 1514 г. (о которой я однажды писал), борьбу с турками-османами продолжили его наследники.
В браке Феодора стала известна как Деспина-хатун, что в общем-то является плеоназмом, ведь оба слова обозначают 'госпожа' на греческом (δέσποινα) и тюркском (خاتون) языках. Дочь Деспины-хатун и Узун-Хасана по имени Халима-бегум была выдана замуж за Хайдара, шейха тариката (суфийского "ордена") Сефевийе. В результате этого брака в 1487 г. на свет появился сам Исм‘аил (изображен на офорте Андре Теве XVI в., который не претендует на аутентичность). Есть некоторая закономерность в том, что он, придя к власти в Иране в 1501 г., стал непримиримым врагом турок-османов. Ведь султан Мехмед II захватил Трапезунд в 1461 г., а также нанес тяжелейшее поражение Узун-Хасану при Отлукбели в 1473 г., что привело к падению Трапезундской империи и угасанию могущества Ак-Койюнлу соответственно. После неудачи Исма‘ил-шаха I в Чалдыранской битве в 1514 г. (о которой я однажды писал), борьбу с турками-османами продолжили его наследники.
Анонс!
Лекция "Армения на рубеже античности и средневековья"
31 августа, 17.00. Книжный магазин "Буквально" (пр. Ленина, 50, ТЦ "Сити-центр", 3-й этаж).
Вход свободный. Необходима предварительная регистрация по ссылке.
Лекция "Армения на рубеже античности и средневековья"
31 августа, 17.00. Книжный магазин "Буквально" (пр. Ленина, 50, ТЦ "Сити-центр", 3-й этаж).
Вход свободный. Необходима предварительная регистрация по ссылке.
О том, каким могло быть отношение к Византии в Московском царстве, можно узнать, например, из челобитной Ивана Пересветова, адресованной Ивану IV Грозному (правил в 1547–1584 гг.). Он представил в ней Византию как failed state, как настоящий антипример. И это не вызывает удивление, ведь прошло около столетия со взятия Константинополя турками-османами в 1453 г. Было бы странно подражать государству, которое в недавнем времени прекратило существование. При этом такие знания, хотя и не вполне достоверные, Пересветов почерпнул еще до появления на службе у Ивана IV. Ранее он состоял при венгерском короле Яноше I Запойяи, императоре Фердинанде I Габсбурге и молдавском господаре Петре IV Рареше.
В челобитной Пересветов прямо ссылался на Петра IV, чьи оценки в значительной мере носили морализаторский характер: "У благоверного царя Константина беднели и нищали воины, а богатели сборщики налогов <...> А вельможи друг перед другом выпрашивали у царя Константина кормления, города и наместничества, бросаясь, как голодные псы, на кровь и на слезы рода христианского <...> Суд был у греков неправедный, торговля у них была бесчестная <...> Во всем гневили они Бога. Потому разгневался на них за это Господь Бог неутолимым и святым своим гневом, предал их в рабство иноплеменнику, турецкому царю султану Магомету, сыну Амурата, низкого разбойничьего рода".
Мехмед II хоть и был отнесен в челобитной к "разбойничьему роду", но вместе с тем удостоился похвалы: "Султан Магомет, турецкий царь, захватив Царьград, во всем своем царстве установил справедливость и справедливый суд, какой любит Бог, и утешил Бога сердечной радостью. И за это помогает ему Бог: многими царствами завладел он с Божьей помощью". Вообще, Мехмед II был весьма и весьма уважаем в Европе. Помнится, французский дипломат и историк Филипп де Коммин (XV в.) назвал его "доблестным и мудрым государем" наряду с венгерским королем Матьяшем I Корвином. Уверен, подобные оценки можно найти в других письменных памятниках того времени.
В челобитной Пересветов прямо ссылался на Петра IV, чьи оценки в значительной мере носили морализаторский характер: "У благоверного царя Константина беднели и нищали воины, а богатели сборщики налогов <...> А вельможи друг перед другом выпрашивали у царя Константина кормления, города и наместничества, бросаясь, как голодные псы, на кровь и на слезы рода христианского <...> Суд был у греков неправедный, торговля у них была бесчестная <...> Во всем гневили они Бога. Потому разгневался на них за это Господь Бог неутолимым и святым своим гневом, предал их в рабство иноплеменнику, турецкому царю султану Магомету, сыну Амурата, низкого разбойничьего рода".
Мехмед II хоть и был отнесен в челобитной к "разбойничьему роду", но вместе с тем удостоился похвалы: "Султан Магомет, турецкий царь, захватив Царьград, во всем своем царстве установил справедливость и справедливый суд, какой любит Бог, и утешил Бога сердечной радостью. И за это помогает ему Бог: многими царствами завладел он с Божьей помощью". Вообще, Мехмед II был весьма и весьма уважаем в Европе. Помнится, французский дипломат и историк Филипп де Коммин (XV в.) назвал его "доблестным и мудрым государем" наряду с венгерским королем Матьяшем I Корвином. Уверен, подобные оценки можно найти в других письменных памятниках того времени.
Сильное впечатление произвела лекция Этьена де ля Вессьера о происхождении раннего новоперсидского языка. Как утверждает этот исследователь, его формирование происходило в Мерве и окрестностях этого города (сегодня Мары в Туркменистане). В эпоху Сасанидов (224–651 гг.) Мерв находился в одном из наиболее милитаризованных регионов Ирана, что объяснялось угрозой со стороны гуннов. Это обусловило приток персоязычных военных в парфяноязычный город. Уже после мусульманского завоевания туда в большом количестве переселялись арабы. Переселенцы и автохтоны активно взаимодействовали друг с другом (воевали под общими знаменами, вступали в совместные браки и т.д.).
Впоследствии в Мерве дважды поднимались мятежи против центральной власти, причем оба раза восставшие одерживали победу. В 747 г. он стал колыбелью "аббасидской революции", когда Абу Муслим (который, кстати, говорил по-персидски) бросил вызов последнему омейядскому халифу Марвану II. Уже в 811 г. из того же Мерва ал-Ма’мун пошел войной на своего брата ал-Амина. Разумеется, эти успехи обеспечили колоссальное влияние тех, кто поддержал указанных предводителей мятежей. В частности, в IX в. Хорасаном начали управлять Тахириды, сторонники ал-Ма’муна и выходцы из старой иранской знати. Так что новоперсидский стал престижным языком на востоке мусульманской державы.
Однако в науках и искусствах он начал использоваться лишь при Саманидах в последней четверти IX в. (см. о них подробнее). Де ля Вессьер считает, что именно этот язык следует называть дари (دری – букв. 'придворный'), но никак не язык, имевший хождение при дворе Сасанидов. Исследователь сравнивает такую ситуацию с формированием языка урду, который сегодня является официальным в Пакистане и некоторых штатах Индии. Происходило это в Дели, где в XVI в. располагался лагерь армии Великих Моголов (кстати, на новоперсидском اردو означает 'войско, орда, лагерь', что является заимствованием из тюркского). Отмечу особо, что триумф новоперсидского языка имел следствием угасанием других иранских языков: бактрийского, согдийского, хорезмийского.
Почему Ктесифон, важнейший политический и экономический центр державы Сасанидов, отвергается в качестве родины новоперсидского языка? Дело в том, что в Месопотамии, где располагался этот мегаполис, проживало огромное число арамеев. Это неизбежно должно было отразиться на местном диалекте среднеперсидского языка, однако в новоперсидском значительное влияние арамейских диалектов не наблюдается. Также маловероятно, что основой стал парфянский язык, распространенный в Хорасане в античности. В "Шахнаме" Фирдоуси, раннем памятнике новоперсидской литературы (рубеж X–XI вв.), только 2,7% слов имеет соответствующее происхождение (для сравнения, арабизмы составляют 9% лексики поэмы).
Впоследствии в Мерве дважды поднимались мятежи против центральной власти, причем оба раза восставшие одерживали победу. В 747 г. он стал колыбелью "аббасидской революции", когда Абу Муслим (который, кстати, говорил по-персидски) бросил вызов последнему омейядскому халифу Марвану II. Уже в 811 г. из того же Мерва ал-Ма’мун пошел войной на своего брата ал-Амина. Разумеется, эти успехи обеспечили колоссальное влияние тех, кто поддержал указанных предводителей мятежей. В частности, в IX в. Хорасаном начали управлять Тахириды, сторонники ал-Ма’муна и выходцы из старой иранской знати. Так что новоперсидский стал престижным языком на востоке мусульманской державы.
Однако в науках и искусствах он начал использоваться лишь при Саманидах в последней четверти IX в. (см. о них подробнее). Де ля Вессьер считает, что именно этот язык следует называть дари (دری – букв. 'придворный'), но никак не язык, имевший хождение при дворе Сасанидов. Исследователь сравнивает такую ситуацию с формированием языка урду, который сегодня является официальным в Пакистане и некоторых штатах Индии. Происходило это в Дели, где в XVI в. располагался лагерь армии Великих Моголов (кстати, на новоперсидском اردو означает 'войско, орда, лагерь', что является заимствованием из тюркского). Отмечу особо, что триумф новоперсидского языка имел следствием угасанием других иранских языков: бактрийского, согдийского, хорезмийского.
Почему Ктесифон, важнейший политический и экономический центр державы Сасанидов, отвергается в качестве родины новоперсидского языка? Дело в том, что в Месопотамии, где располагался этот мегаполис, проживало огромное число арамеев. Это неизбежно должно было отразиться на местном диалекте среднеперсидского языка, однако в новоперсидском значительное влияние арамейских диалектов не наблюдается. Также маловероятно, что основой стал парфянский язык, распространенный в Хорасане в античности. В "Шахнаме" Фирдоуси, раннем памятнике новоперсидской литературы (рубеж X–XI вв.), только 2,7% слов имеет соответствующее происхождение (для сравнения, арабизмы составляют 9% лексики поэмы).
YouTube
The Military Origins of the Persian Language (6th-9th Centuries)
On March 1, 2024, the Circle for Late Antique and Medieval Studies hosted a lecture by Étienne de la Vaissière, professor at the École des Hautes Études en Sciences Sociales, Paris.
Early New Persian was the language of the Early ʿAbbāsid army, an evolved…
Early New Persian was the language of the Early ʿAbbāsid army, an evolved…
"Бессмертные", элитное воинское формирование на службе династии Ахеменидов, стали одним из самых известных атрибутов персидской истории. В их составе, согласно Геродоту, каждый погибший воин заменялся новым, с чем и связано такое название. Что интересно, в последующие эпохи термин "бессмертные" использовался для обозначения различных концепций и понятий, связанных с военной организацией, уже в пределах Средиземноморского мира. Например, Кассий Дион в III в. н.э. назвал римскую армию времен Октавиана Августа (рубеж I в. до н.э. – I в. н.э.) "бессмертными воинами" (στρατιώτας ἀθανάτους). Причем А.В. Махлаюк перевел указанное словосочетание как "постоянное войско". Такой перевод вполне близок по смыслу, ведь римский историк указывал на то, что армию делает бессмертной ее неизменная численность.
О нахождении "бессмертных" в армиях Сасанидов писали позднеантичные греческие авторы Иоанн Малала и Прокопий Кесарийский. Первый из них сообщал о поединке между персидским воином отряда "бессмертных" и комитом федератов Ареобиндом, который закончился победой последнего, во время восточноримско-иранской войны 420–422 гг. Прокопий же упоминал об участии "бессмертных" в битве при Даре в 530 г., успешной для византийской армии. Однако маловероятно, что такое формирование действительно существовало при Сасанидах. По всей видимости, здесь мы имеем дело не столько с ошибками авторов, сколько с сознательной архаизацией как риторическим приемом, целенаправленным подражанием классическим авторам.
В 970 г. византийский император Иоанн I Цимисхий создал кавалерийскую часть под названием "бессмертные". Она приняла участие в войне против русов, ведомых князем Святославом Игоревичем, в том числе в бою при Доростоле в 971 г. Согласно Никифору Вриеннию, Михаил VII Дука (правил в 1071–1078 гг.) вновь сформировал отряд с таким наименованием. Значит, когда-то после смерти Иоанна I в 976 г. "бессмертные" были распущены. Р.М. Шукуров видит в этом названии явную персидскую аллюзию, с чем я вполне согласен. Для красочности добавляю фрагмент из рукописи "Сокращения историй" Иоанна Скилицы, хранящейся в Национальной библиотеке Испании, со сценой преследования византийскими всадниками русов. Манускрипт датируется XII в., поэтому на точность в изображении экипировки и вооружения не претендует.
О нахождении "бессмертных" в армиях Сасанидов писали позднеантичные греческие авторы Иоанн Малала и Прокопий Кесарийский. Первый из них сообщал о поединке между персидским воином отряда "бессмертных" и комитом федератов Ареобиндом, который закончился победой последнего, во время восточноримско-иранской войны 420–422 гг. Прокопий же упоминал об участии "бессмертных" в битве при Даре в 530 г., успешной для византийской армии. Однако маловероятно, что такое формирование действительно существовало при Сасанидах. По всей видимости, здесь мы имеем дело не столько с ошибками авторов, сколько с сознательной архаизацией как риторическим приемом, целенаправленным подражанием классическим авторам.
В 970 г. византийский император Иоанн I Цимисхий создал кавалерийскую часть под названием "бессмертные". Она приняла участие в войне против русов, ведомых князем Святославом Игоревичем, в том числе в бою при Доростоле в 971 г. Согласно Никифору Вриеннию, Михаил VII Дука (правил в 1071–1078 гг.) вновь сформировал отряд с таким наименованием. Значит, когда-то после смерти Иоанна I в 976 г. "бессмертные" были распущены. Р.М. Шукуров видит в этом названии явную персидскую аллюзию, с чем я вполне согласен. Для красочности добавляю фрагмент из рукописи "Сокращения историй" Иоанна Скилицы, хранящейся в Национальной библиотеке Испании, со сценой преследования византийскими всадниками русов. Манускрипт датируется XII в., поэтому на точность в изображении экипировки и вооружения не претендует.
Гиссенский кодекс – один из немногих памятников готской письменности, который мы можем изучать сегодня. Правильнее сказать, даже не саму книгу, а фотографии двух уцелевших листов, сделанные еще в начале XX в. Проблема в том, что сама рукопись погибла во время Второй мировой войны. Кодекс этот представлял собой готско-латинскую билингву с фрагментами Евангелия от Луки, написанную на пергамене. Найден он был в Египте, а именно в поселении Шейх-‘Ибада, где в античности располагался Антинополь. Принято считать, что готско-латинская Библия, от которой уцелела лишь часть, была создана в Италии в VI в. и в том же столетии перевезена в тогда еще византийский Египет. При каких обстоятельствах интересующая нас книга могла оказаться там? Источники свидетельствуют, что в VI в. в Египте при самых разных обстоятельствах обосновалось довольно много германоязычных готов.
Причем прибывали готы в новую для себя страну из разных уголков Средиземноморья. Некоторые из них являлись византийскими военными, родившимися во Фракии и отправленными по приказу начальства на службу в дальнюю провинцию. Другие были италийскими остготами, которые захватили власть на Апеннинском полуострове в 488–493 гг. Уже в ходе войны 535–554 гг. Византия сумела установить контроль над Италией. Некоторых пленных остготов приняли в императорскую армию и отправили в тот же Египет, о чем писал Прокопий Кесарийский. Наконец, готы могли прибывать на юго-восток Средиземноморья в частном порядке. Известно это благодаря одному из папирусов, который упоминает о прибывших из Равенны охранниках поместья Апионов, одного из богатейших семейств позднеантичного Египта. Какая-то группа таких переселенцев из Италии взяла с собой на чужбину готско-латинскую Библию.
Причем прибывали готы в новую для себя страну из разных уголков Средиземноморья. Некоторые из них являлись византийскими военными, родившимися во Фракии и отправленными по приказу начальства на службу в дальнюю провинцию. Другие были италийскими остготами, которые захватили власть на Апеннинском полуострове в 488–493 гг. Уже в ходе войны 535–554 гг. Византия сумела установить контроль над Италией. Некоторых пленных остготов приняли в императорскую армию и отправили в тот же Египет, о чем писал Прокопий Кесарийский. Наконец, готы могли прибывать на юго-восток Средиземноморья в частном порядке. Известно это благодаря одному из папирусов, который упоминает о прибывших из Равенны охранниках поместья Апионов, одного из богатейших семейств позднеантичного Египта. Какая-то группа таких переселенцев из Италии взяла с собой на чужбину готско-латинскую Библию.
В 1130 г. граф Сицилии Рожер II стал королем Сицилии. Спустя три или четыре года после этого события для него была изготовлена великолепная мантия из аксамита (узорчатой ткани из шелка с золотыми либо серебряными нитями). Более того, этот предмет одеяния был декорирован жемчугом, драгоценными и полудрагоценными камнями (рубинами, сапфирами, гранатами), стеклянными и эмалевыми вставками. Не менее примечательная деталь – куфическая арабская надпись на канте, которая сообщает о том, что мантия была изготовлена в королевской мастерской в Палермо в 528 г. хиджры (то есть в 1133/1134 г. н.э.). На обеих половинах ткани присутствует сцена терзания верблюда львом – тема, более характерная для мусульманского искусства того времени, хотя истоки ее можно искать в древнеиранской культуре. Посередине находится пальма.
Не стоит удивляться арабским элементам в одеянии христианского короля. Династия Отвилей, к которой принадлежал Рожер II, достаточно терпимо относилась к мусульманам. На Сицилии в то время проживало немало лиц, исповедовавших ислам, что вполне объяснимо – в 831–1071 гг. там правили арабские амиры. После падения их власти под ударами Роберта Гвискара многие мусульмане начали служить христианским правителям. В 1197 г. королем Сицилии стал Фридрих I из рода Гогенштауфенов (с 1220 г. известный как император Священной Римской империи Фридрих II). При нем или его потомках мантия была вывезена в Германию и впоследствии использовалась во время коронаций императоров. Сегодня она выставлена в Музее истории искусств в Вене.
Не стоит удивляться арабским элементам в одеянии христианского короля. Династия Отвилей, к которой принадлежал Рожер II, достаточно терпимо относилась к мусульманам. На Сицилии в то время проживало немало лиц, исповедовавших ислам, что вполне объяснимо – в 831–1071 гг. там правили арабские амиры. После падения их власти под ударами Роберта Гвискара многие мусульмане начали служить христианским правителям. В 1197 г. королем Сицилии стал Фридрих I из рода Гогенштауфенов (с 1220 г. известный как император Священной Римской империи Фридрих II). При нем или его потомках мантия была вывезена в Германию и впоследствии использовалась во время коронаций императоров. Сегодня она выставлена в Музее истории искусств в Вене.
Самый ранний дошедший до нас памятник грузинской письменности был создан не на Южном Кавказе, а в Палестине, принадлежавшей тогда Византии. Это мозаичная надпись V в., изготовленная на территории монастыря св. Феодора Тирона рядом с нынешним поселением Би’р эл-Кутт. Почти тогда же в том же месте была создана еще одна подобная надпись, но к сегодняшнему дню она утрачена (хотя имеется ее фотография). Какие же причины могли побудить выходцев из Картли, востока современной Грузии, перебраться в столь далекие земли? Прежде всего, причина заключалась в том, что Святая земля являлась крупным центром монашества, равно как и соседний Египет. Туда съезжались паломники со всей христианской ойкумены, в том числе из Картли. Некоторые пилигримы оставались в Палестине навсегда.
Надпись, которая ныне утрачена, упоминает достаточно известного исторического деятеля – св. Петра Ивера, епископа города Майума. Был он представителем картлийского правящего семейства Хосровиани, которого отправили заложником к восточноримскому императору Феодосию II (правил в 408–450 гг.). На родину Петр не вернулся, приняв решение перебраться в Палестину, где активно участвовал в жизни монашеских общин. Любопытно, что Петром его нарекли при постриге. При рождении он, если верить сирийскому житию, получил имя Набарнуг, имеющее иранскую этимологию. В грузинском житии святой называется Мурваном, а в надписи из Би’р эл-Кутта – Марваном, то есть арабским именем. Последнее может указывать на проживание значительного числа носителей соответствующего языка в Майуме и ее окрестностях.
Кстати говоря, Петр Ивер был не единственным членом семейства Хосровиани, оказавшимся в Восточной Римской империи. Это не удивительно, ведь императоры могли предоставить им политическое убежище или даже военную поддержку в междоусобицах и борьбе с Ираном. Некоторые из них с триумфом вернулись на родину. Другие же такой возможности не получили, альтернативой для них стала армейская служба. В поздней Римской империи, равно как и ранней Византийской, в войсках действовали вполне меритократические принципы: успешную карьеру могли сделать как местные уроженцы, так и иммигранты. Хотя, конечно, если говорить о представителях рода Хосровиани, знатность происхождения давала им возможность напрямую контактировать с высшей чиновной и военной знатью империи, а значит, неплохие стартовые возможности.
Надпись, которая ныне утрачена, упоминает достаточно известного исторического деятеля – св. Петра Ивера, епископа города Майума. Был он представителем картлийского правящего семейства Хосровиани, которого отправили заложником к восточноримскому императору Феодосию II (правил в 408–450 гг.). На родину Петр не вернулся, приняв решение перебраться в Палестину, где активно участвовал в жизни монашеских общин. Любопытно, что Петром его нарекли при постриге. При рождении он, если верить сирийскому житию, получил имя Набарнуг, имеющее иранскую этимологию. В грузинском житии святой называется Мурваном, а в надписи из Би’р эл-Кутта – Марваном, то есть арабским именем. Последнее может указывать на проживание значительного числа носителей соответствующего языка в Майуме и ее окрестностях.
Кстати говоря, Петр Ивер был не единственным членом семейства Хосровиани, оказавшимся в Восточной Римской империи. Это не удивительно, ведь императоры могли предоставить им политическое убежище или даже военную поддержку в междоусобицах и борьбе с Ираном. Некоторые из них с триумфом вернулись на родину. Другие же такой возможности не получили, альтернативой для них стала армейская служба. В поздней Римской империи, равно как и ранней Византийской, в войсках действовали вполне меритократические принципы: успешную карьеру могли сделать как местные уроженцы, так и иммигранты. Хотя, конечно, если говорить о представителях рода Хосровиани, знатность происхождения давала им возможность напрямую контактировать с высшей чиновной и военной знатью империи, а значит, неплохие стартовые возможности.
Турецкое информационное агентство "Anadolu" сообщает, что в Хасанкейфе на юго-востоке Турции были обнаружены остатки некоего объекта позднеримской военной инфраструктуры. Новость замечательная, поскольку о существовании крепости в тех местах известно из нескольких позднеантичных письменных источников, тогда как археологически оно до недавнего времени подтверждено не было. Рискну предположить, что связана такая ситуация с сохранением Хасанкейфом своего значения в мусульманское время. Поселение было важным в стратегическом отношении, так как стояло у переправы через реку Тигр, по которой можно было попасть из Месопотамии в Армению. Следовательно, на месте римских построек были возведены новые.
Остается дождаться экспертных комментариев в академических публикациях. Я же со своей стороны ограничусь рассказом о Хасанкейфе в позднеантичное время. О создании крепости в тех местах сообщает сирийское житие Мар Иакова Отшельника. Осуществлено это было в правление Констанция II (337–361 гг.) ввиду угрозы, которая исходила со стороны сасанидского Ирана. Твердыня, возведенная в верховьях Тигра, именовалась Хесна-Кафа (ܚܣܢܐ ܕܟܐܦܐ [ḥesna d-kafa], буквально 'Крепость-скала'), что римляне сократили до простого Кефа или Кифа (Cephae, Κίφας). Она стала одним из самых дальних укрепленных сооружений на Востоке, где фиксировалось римское присутствие (кстати, о самом удаленном пункте империи на юго-востоке см. мой пост про остров Фарасан).
Административный трактат рубежа IV–V вв. Notitia dignitatum свидетельствует, что в Кефе базировался II Парфянский легион. При этом о каких-то персидских попытках захватить ее до начала VII в. в источниках ничего не сообщается. Однако, как свидетельствовал Михаил Сириец, крепость пала зимой 608–609 гг. Речь идет о последней восточноримско-иранской войне, которая пришлась на 602–628 гг. В ходе этого конфликта Византией были утрачены обширные территории на Востоке, которые удалось вернуть благодаря победам императора Ираклия. Увы, источники умалчивают об обстоятельствах обороны Кефы. Уже в 639 г. Месопотамия снова была захвачена противником Византии, на этот раз арабами. Империей была утрачена в том числе и Кефа, причем уже навсегда.
Остается дождаться экспертных комментариев в академических публикациях. Я же со своей стороны ограничусь рассказом о Хасанкейфе в позднеантичное время. О создании крепости в тех местах сообщает сирийское житие Мар Иакова Отшельника. Осуществлено это было в правление Констанция II (337–361 гг.) ввиду угрозы, которая исходила со стороны сасанидского Ирана. Твердыня, возведенная в верховьях Тигра, именовалась Хесна-Кафа (ܚܣܢܐ ܕܟܐܦܐ [ḥesna d-kafa], буквально 'Крепость-скала'), что римляне сократили до простого Кефа или Кифа (Cephae, Κίφας). Она стала одним из самых дальних укрепленных сооружений на Востоке, где фиксировалось римское присутствие (кстати, о самом удаленном пункте империи на юго-востоке см. мой пост про остров Фарасан).
Административный трактат рубежа IV–V вв. Notitia dignitatum свидетельствует, что в Кефе базировался II Парфянский легион. При этом о каких-то персидских попытках захватить ее до начала VII в. в источниках ничего не сообщается. Однако, как свидетельствовал Михаил Сириец, крепость пала зимой 608–609 гг. Речь идет о последней восточноримско-иранской войне, которая пришлась на 602–628 гг. В ходе этого конфликта Византией были утрачены обширные территории на Востоке, которые удалось вернуть благодаря победам императора Ираклия. Увы, источники умалчивают об обстоятельствах обороны Кефы. Уже в 639 г. Месопотамия снова была захвачена противником Византии, на этот раз арабами. Империей была утрачена в том числе и Кефа, причем уже навсегда.
У известного арабского историка и философа Ибн Халдуна (XIV–XV вв.) можно обнаружить интересное свидетельство о подражании обычаям двора Сасанидов со стороны арабской аристократии: "Прибывшего в Сирию ‘Умара Ибн ал‑Хаттаба встретил Му‘авийа (да будет доволен Бог обоими!) по-царски пышно, в богатом и украшенном платье. Тот, сочтя сие неправильным, спросил: «Что за хосровщина (الكسروية), Му‘авийа?» Му‘авийа ответил: «О повелитель правоверных! Мы – в пограничье, лицом к лицу с врагом, и красоваться пред ним в наряде войны и джихада для нас – необходимость»" (пер. А.В. Смирнова). ‘Умар – это второй правитель Арабского халифата из числа праведных халифов (634–644 гг.). Му‘авийа же тогда был наместником Сирии, халифом он стал лишь в 661 г. Под врагом, очевидно, понималась Византия.
А вот "хосровщина" отсылает к династии Сасанидов, правившей Ираном в 224–651 гг. Для ее политической культуры был характерен сложный придворный церемониал, призванный подчеркнуть и закрепить авторитет шаханшахов. Богато украшенная одежда, которую носили правители, сановники, аристократы, указывала на их высокий социальный статус (в качестве примера приведу скульптурное изображение Хосрова II Парвиза (в центре) в Так-е Бостан и фрагмент шелковой ткани с крылатым конем – изображения 1 и 2). Притом подобные одеяния нередко дарились властителям сопредельных территорий (см. пример с Арменией и Кавказской Албанией). Мекканские арабы же носили простые туники из льняной или хлопковой ткани (как вариант, изображение 3 – фреска VIII в. из Каср ал-Хейр ал-Гарби).
Что интересно, в "Книге короны", приписываемой авторству ал-Джахиза (IX в.), Му‘авийа наряду с ‘Абд ал-Маликом и Валидом I, другими представители династии Омейядов, отмечен как человек, сдержанный при выборе одежды и использовании парфюма. Йазид I, Хишам и последующие омейядские халифы, напротив, предпочитали роскошные облачения. Видимо, здесь имел место конфликт между собственно арабскими традициями и иранской политической культурой, блеск которой несколько померк после падения власти Сасанидов под ударами мусульман. Не исключено, что Му‘авийа, став халифом, отказался от персидской одежды, чтобы соответствовать ожиданиям арабского окружения. Однако со временем мусульманские правители все равно подпали под обаяние иранской культуры, причем эстетическая составляющая сыграла в этом не последнюю роль.
А вот "хосровщина" отсылает к династии Сасанидов, правившей Ираном в 224–651 гг. Для ее политической культуры был характерен сложный придворный церемониал, призванный подчеркнуть и закрепить авторитет шаханшахов. Богато украшенная одежда, которую носили правители, сановники, аристократы, указывала на их высокий социальный статус (в качестве примера приведу скульптурное изображение Хосрова II Парвиза (в центре) в Так-е Бостан и фрагмент шелковой ткани с крылатым конем – изображения 1 и 2). Притом подобные одеяния нередко дарились властителям сопредельных территорий (см. пример с Арменией и Кавказской Албанией). Мекканские арабы же носили простые туники из льняной или хлопковой ткани (как вариант, изображение 3 – фреска VIII в. из Каср ал-Хейр ал-Гарби).
Что интересно, в "Книге короны", приписываемой авторству ал-Джахиза (IX в.), Му‘авийа наряду с ‘Абд ал-Маликом и Валидом I, другими представители династии Омейядов, отмечен как человек, сдержанный при выборе одежды и использовании парфюма. Йазид I, Хишам и последующие омейядские халифы, напротив, предпочитали роскошные облачения. Видимо, здесь имел место конфликт между собственно арабскими традициями и иранской политической культурой, блеск которой несколько померк после падения власти Сасанидов под ударами мусульман. Не исключено, что Му‘авийа, став халифом, отказался от персидской одежды, чтобы соответствовать ожиданиям арабского окружения. Однако со временем мусульманские правители все равно подпали под обаяние иранской культуры, причем эстетическая составляющая сыграла в этом не последнюю роль.
В продолжение предшествующей публикации обращаюсь к динару дамасской чеканки 694/695 г. с изображением халифа ‘Абд ал-Малика из династии Омейядов. Примечателен он по следующим причинам. Во-первых, указанный правитель провел денежную реформу. Прежняя практика, когда на монетах халифата находились старые изображения византийских императоров и иранских шаханшахов (см. такой пример), ушла в прошлое. С того момента на динарах, дирхамах и фалсах чаще всего присутствовали религиозные надписи. Как раз на представленной монете имеется шахада. Уже после ‘Абд ал-Малика перестали изображаться халифы (это касается только Омейядов, некоторые ‘Аббасиды на монетах все же появлялись). На реверсе находится некая фигура, которая заменила крест, характерный для византийских солидов.
Во-вторых, стоит обратить внимание на одежду ‘Абд ал-Малика, облаченного в традиционное арабское одеяние, – тунику-’изар (إزار). Как я писал раньше, ал-Джахиз (или тот, кто в действительности являлся автором "Книги короны") отмечал его скромность в подобного рода вопросах, к роскоши этот халиф не был склонен. Отдельно хочу отметить накидку, покрывающую голову ‘Абд ал-Малика, – тайласан (طيلسان). По всей видимости, такая деталь гардероба была распространена на Ближнем Востоке еще в доисламские времена, в том числе среди населения Римской империи (где именовалась pallium или στολή). Сам термин, как принято считать, имеет персидское происхождение. Не исключено, что арабы носили нечто подобное задолго до мусульманских завоеваний.
Во-вторых, стоит обратить внимание на одежду ‘Абд ал-Малика, облаченного в традиционное арабское одеяние, – тунику-’изар (إزار). Как я писал раньше, ал-Джахиз (или тот, кто в действительности являлся автором "Книги короны") отмечал его скромность в подобного рода вопросах, к роскоши этот халиф не был склонен. Отдельно хочу отметить накидку, покрывающую голову ‘Абд ал-Малика, – тайласан (طيلسان). По всей видимости, такая деталь гардероба была распространена на Ближнем Востоке еще в доисламские времена, в том числе среди населения Римской империи (где именовалась pallium или στολή). Сам термин, как принято считать, имеет персидское происхождение. Не исключено, что арабы носили нечто подобное задолго до мусульманских завоеваний.
Представленная напольная мозаика из Умм эр-Расас (Иордания) датируется последней четвертью VI в. Изображает она охотника с довольно необычной внешностью для тех мест, который поймал арканом медведя. Разумеется, такие животные в Палестине не водились. Появление подобного сюжета может объясняться тем, что на строительство здания с этой мозаикой пожертвовал какой-то донатор из Европы. Как уже отмечалось мной ранее, в Палестине находилось множество монастырей, которые привлекали внимание христиан Средиземноморья и других регионов. Немало паломников оставалось там на постоянной основе. Между тем в одной из книг научно-популярного издательства "Osprey Publishing", которое специализируется на военной истории, изображенный охотник был назван воином византийской армейской части Vandali Iustiniani.
Действительно, как писал Прокопий Кесарийский, после разгрома Византией германского королевства вандалов в Африке в 534 г. побежденные бойцы были приняты в императорскую армию. Далее их перевели на Восток, хотя некоторые вандалы дезертировали. О том, что германцы отправлялись туда на службу в позднеримский и ранневизантийский период, я уже ранее упоминал (см. про франков и готов). Однако длинные светлые волосы совсем не обязательно могли быть у вандала (или какого-то иного германца), нельзя исключать алан или славян. Более того, вислые усы – атрибут, более характерный для степных кочевников, который был воспринят некоторыми оседлыми жителями Восточной Европы. Так что, на мой взгляд, на мозаике изображен обитатель Подунавья, варварского или византийского.
Действительно, как писал Прокопий Кесарийский, после разгрома Византией германского королевства вандалов в Африке в 534 г. побежденные бойцы были приняты в императорскую армию. Далее их перевели на Восток, хотя некоторые вандалы дезертировали. О том, что германцы отправлялись туда на службу в позднеримский и ранневизантийский период, я уже ранее упоминал (см. про франков и готов). Однако длинные светлые волосы совсем не обязательно могли быть у вандала (или какого-то иного германца), нельзя исключать алан или славян. Более того, вислые усы – атрибут, более характерный для степных кочевников, который был воспринят некоторыми оседлыми жителями Восточной Европы. Так что, на мой взгляд, на мозаике изображен обитатель Подунавья, варварского или византийского.
В "Истории Армении", авторство которой приписывается Павстосу Бузанду, имеется свидетельство о том, что шаханшах Шапур III в 383 г. отправил дары армянскому спарапету (главнокомандующему) Манвелу Мамиконяну, в том числе соболя (սամույր). Такое пожалование можно рассматривать не только как дипломатический дар, но и как акт инвеституры, то есть введения нижестоящего лица в должность или, как минимум, признание его властных полномочий. Это не удивительно, учитывая ослабший к тому времени авторитет армянских царей из династии Аршакуни (Аршакидов). Дело шло к разделу Армении между Римской империей и Ираном, который был осуществлен в 387 г. (некоторые исследователи называют другие даты: 384 и 385 гг.). Так что именно правители этих великих держав стали сюзеренами для армянской аристократии (о подобных дарах см. также).
Между тем Павстос Бузанд упоминал, что знать в Армении носила соболиные, а также горностаевые, лисьи, волчьи меха. Это, в частности, делал католикос Завен I. Что интересно, в Римской империи ношение шкур животных не приветствовалось и оставалось уделом военных на северном пограничье. Также они использовались в медицинских целях. В 416 г. был обнародован запрет на ношение такой одежды в Риме, хотя вряд ли он строго соблюдался за пределами Вечного города. Археолог М.М. Казанский заявляет, что в V–VI вв. меха вошли в моду в Восточной Римской империи, куда они поступали с севера. Обозначил он в качестве источника Фенноскандию, а конечным пунктом торговых маршрутов, шедших через Данию и Прибалтику, назвал Среднее Подунавье. К этому можно добавить, что шкуры попадали в Византию из Поволжья через Северное Причерноморье.
В, условно говоря, "иранском мире" ношение такой одежды было обычным явлением. Кафтаны с меховой оторочкой или опушкой носили парфяне. Возможно, здесь имелось влияние их кочевого прошлого. Засвидетельствовано использование шкур животных при изготовлении одежды скифами и родственными им носителями пазырыкской археологической культуры (Алтай, VI–III вв. до н.э.). Хотя на том же Кавказе ношение шкур вполне объясняется зимними заморозками, так что это не просто вопрос моды. Примечательно же то, что Шапур III подарил Манвелу Мамиконяну соболя, который не являлся эндемиком ни Южного Кавказа, ни Иранского нагорья. О том, что соболиные меха позднее шли в Арабский халифат через Хорезм, писали ал-Мукаддаси и ал-Истахри (X в.). Попадали они туда через Волжский путь, существование которого в позднеантичных источниках не фиксируется. Однако, видимо, уже в IV в. существовали торговые контакты между Поволжьем и Ираном.
Между тем Павстос Бузанд упоминал, что знать в Армении носила соболиные, а также горностаевые, лисьи, волчьи меха. Это, в частности, делал католикос Завен I. Что интересно, в Римской империи ношение шкур животных не приветствовалось и оставалось уделом военных на северном пограничье. Также они использовались в медицинских целях. В 416 г. был обнародован запрет на ношение такой одежды в Риме, хотя вряд ли он строго соблюдался за пределами Вечного города. Археолог М.М. Казанский заявляет, что в V–VI вв. меха вошли в моду в Восточной Римской империи, куда они поступали с севера. Обозначил он в качестве источника Фенноскандию, а конечным пунктом торговых маршрутов, шедших через Данию и Прибалтику, назвал Среднее Подунавье. К этому можно добавить, что шкуры попадали в Византию из Поволжья через Северное Причерноморье.
В, условно говоря, "иранском мире" ношение такой одежды было обычным явлением. Кафтаны с меховой оторочкой или опушкой носили парфяне. Возможно, здесь имелось влияние их кочевого прошлого. Засвидетельствовано использование шкур животных при изготовлении одежды скифами и родственными им носителями пазырыкской археологической культуры (Алтай, VI–III вв. до н.э.). Хотя на том же Кавказе ношение шкур вполне объясняется зимними заморозками, так что это не просто вопрос моды. Примечательно же то, что Шапур III подарил Манвелу Мамиконяну соболя, который не являлся эндемиком ни Южного Кавказа, ни Иранского нагорья. О том, что соболиные меха позднее шли в Арабский халифат через Хорезм, писали ал-Мукаддаси и ал-Истахри (X в.). Попадали они туда через Волжский путь, существование которого в позднеантичных источниках не фиксируется. Однако, видимо, уже в IV в. существовали торговые контакты между Поволжьем и Ираном.