Города.
Без интро здесь не обойтись.
Я люблю города. Большие и малые по размеру, древние и современные по времени строительства, концентрические и решётчатые по планировке – интереснее всего, если город существенное время был пограничным, переходил из рук в руки разных правителей или принимал у себя множество гостей и был открытым влиянию разных культур.
Как определить, что город из таких?
👣 По названию улиц и городских кварталов (армянский переулок, еврейская улица),
👣 многоголосью архитектурных стилей и функционалу зданий (легче всего привести в пример здания религиозного культа — синагога, костёл),
👣 разнообразию культурного досуга (кафе и рестораны с блюдами разных кухонь, национальные театры),
👣 памятникам и мемориальным табличкам (независимо от того, кто инициатор — их наличие и состояние являются хорошим индикатором того, как относятся к истории в этом городе и почтение кого и чего является легитимным),
👣 блошиным рынкам и барахолкам (ассортимент товаров и их ценность),
👣 количеству разговорных языков.
Конечно, дьявол кроется ещё и в деталях: декор зданий, стиль одежды местного населения, слэнг, юмор, рекламные вывески, городские инновации, товары в магазинах – всё это также может многое сказать о современной жизни города. Ведь город создан его обитателями, его история – это истории людей, которые в нём жили, работали, творили, страдали, умирали. И продолжают это делать. Он наполнен их следами, каждый наш один шаг — это множество других шагов под ним.
🏗 Увлекательно мысленно реконструировать картину, как одни люди разрабатывали и осуществляли план перестройки/отстройки только что приобретённого города, а другие люди, будучи к примеру приглашёнными новой властью для его экономического развития, приезжали в город, адаптировались к нему, находили общий язык с местными жителями, начинали жить полной жизнью и естественным путём как заимствовать что-то у старожилов, так и внедрять в местный обиход свои традиции и обычаи. Такие упражнения неплохо переключают от повседневных мелочей – именно поэтому одним из самых эффективных вариантов отдыха для меня являются городские пешие прогулки.
Между тем есть феномен восприятия одних городов как дружелюбных, а других как неуютных и некомфортных. Причём один и тот же город довольно быстро может изменить статус уютного на неуютный. Об этом и о психологии среды в целом – далее.
Без интро здесь не обойтись.
Я люблю города. Большие и малые по размеру, древние и современные по времени строительства, концентрические и решётчатые по планировке – интереснее всего, если город существенное время был пограничным, переходил из рук в руки разных правителей или принимал у себя множество гостей и был открытым влиянию разных культур.
Как определить, что город из таких?
👣 По названию улиц и городских кварталов (армянский переулок, еврейская улица),
👣 многоголосью архитектурных стилей и функционалу зданий (легче всего привести в пример здания религиозного культа — синагога, костёл),
👣 разнообразию культурного досуга (кафе и рестораны с блюдами разных кухонь, национальные театры),
👣 памятникам и мемориальным табличкам (независимо от того, кто инициатор — их наличие и состояние являются хорошим индикатором того, как относятся к истории в этом городе и почтение кого и чего является легитимным),
👣 блошиным рынкам и барахолкам (ассортимент товаров и их ценность),
👣 количеству разговорных языков.
Конечно, дьявол кроется ещё и в деталях: декор зданий, стиль одежды местного населения, слэнг, юмор, рекламные вывески, городские инновации, товары в магазинах – всё это также может многое сказать о современной жизни города. Ведь город создан его обитателями, его история – это истории людей, которые в нём жили, работали, творили, страдали, умирали. И продолжают это делать. Он наполнен их следами, каждый наш один шаг — это множество других шагов под ним.
🏗 Увлекательно мысленно реконструировать картину, как одни люди разрабатывали и осуществляли план перестройки/отстройки только что приобретённого города, а другие люди, будучи к примеру приглашёнными новой властью для его экономического развития, приезжали в город, адаптировались к нему, находили общий язык с местными жителями, начинали жить полной жизнью и естественным путём как заимствовать что-то у старожилов, так и внедрять в местный обиход свои традиции и обычаи. Такие упражнения неплохо переключают от повседневных мелочей – именно поэтому одним из самых эффективных вариантов отдыха для меня являются городские пешие прогулки.
Между тем есть феномен восприятия одних городов как дружелюбных, а других как неуютных и некомфортных. Причём один и тот же город довольно быстро может изменить статус уютного на неуютный. Об этом и о психологии среды в целом – далее.
Миг 🌪
Не привыкайте к чудесам —
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так — и все не так
Через одно мгновенье.
1964 год, поэт Вадим Шефнер
Не привыкайте к чудесам —
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так — и все не так
Через одно мгновенье.
1964 год, поэт Вадим Шефнер
Про микрорайоны ➕
У меня было два ярких опыта, связанных с микрорайонами:
— однажды, долго гуляя по Берлину, я забрела в микрорайон, в котором жили в основном мигранты. Незадолго до этого я была на музейном острове, ходила по Александер плац, рассматривала военные мемориалы — в общем, была в центре города и ничего не предвещало того, что я войду: во-первых, в жилой спальный район; во-вторых, в неблагополучный жилой район. Прогулка была спокойной, но первое впечатление было тревожным, так как явных ориентиров и границ не было, просто при переходе через дорогу начиналась совсем другая жизнь в небольших, с виду уютных малоэтажных домах. Кстати, похожая история была в Туле: также в непосредственной близости к центру, через квартал от главной площади, есть улица, на которой расположены как будто только магазины и жилые помещения для мигрантов — неплохой контраст.
— вторая история об элитном районе Москвы. Имея свободное, но ограниченное время на северо-западе столицы я искала поблизости спортивный клуб, чтобы посвятить время здоровью тела = ) Нашла его в одной из стекляшек на Международной и, пока до него добиралась, потеряла некоторое количество ментального здоровья. Для меня данное место — это скопление очень высоких, узких, близко расположенных друг к другу зданий с зеркальной поверхностью, среди которых, мягко говоря, неуютно находиться: ориентиров и зелёных зон почти нет, здания своими пропорциями вызывают ощущение подавленности, жёсткие контуры и текстура зданий, холодные цвета усиливают дискомфорт, плюс ко всему в такую среду проникает ограниченное количество света. Если в общем, то мне хотелось поскорее из этого места убежать.
Вывод: знание микрорайонов необходимо любому пешеходу как для личной безопасности, так и для выстраивания целевых маршрутов. А у вас есть подобные истории?
У меня было два ярких опыта, связанных с микрорайонами:
— однажды, долго гуляя по Берлину, я забрела в микрорайон, в котором жили в основном мигранты. Незадолго до этого я была на музейном острове, ходила по Александер плац, рассматривала военные мемориалы — в общем, была в центре города и ничего не предвещало того, что я войду: во-первых, в жилой спальный район; во-вторых, в неблагополучный жилой район. Прогулка была спокойной, но первое впечатление было тревожным, так как явных ориентиров и границ не было, просто при переходе через дорогу начиналась совсем другая жизнь в небольших, с виду уютных малоэтажных домах. Кстати, похожая история была в Туле: также в непосредственной близости к центру, через квартал от главной площади, есть улица, на которой расположены как будто только магазины и жилые помещения для мигрантов — неплохой контраст.
— вторая история об элитном районе Москвы. Имея свободное, но ограниченное время на северо-западе столицы я искала поблизости спортивный клуб, чтобы посвятить время здоровью тела = ) Нашла его в одной из стекляшек на Международной и, пока до него добиралась, потеряла некоторое количество ментального здоровья. Для меня данное место — это скопление очень высоких, узких, близко расположенных друг к другу зданий с зеркальной поверхностью, среди которых, мягко говоря, неуютно находиться: ориентиров и зелёных зон почти нет, здания своими пропорциями вызывают ощущение подавленности, жёсткие контуры и текстура зданий, холодные цвета усиливают дискомфорт, плюс ко всему в такую среду проникает ограниченное количество света. Если в общем, то мне хотелось поскорее из этого места убежать.
Вывод: знание микрорайонов необходимо любому пешеходу как для личной безопасности, так и для выстраивания целевых маршрутов. А у вас есть подобные истории?
Сюжеты на каждом шагу, просто надо суметь их различить.
💭 Начало — это самое сложное, потому что у тебя нет уверенности, что это то самое, что тебе здесь повезёт. Всё заполнено сомнениями. Но есть один момент, который даёт тебе чувство опоры: способен ли ты, оглядывая новую идею, в какой-то точке начать её одушевлять? Когда точка начинает обрастать живой материей, у тебя возникает мощный прилив фантазии — одна точка с другой, потом третьей и дальше — как реакция... Это единственное, что может определить: ты правильно выбрал или всё-таки это к тебе не имеет никакого отношения.
💭 Что такое искусство? Это вообще отдельная история, потому что всё определяется тем, насколько человек способен проникнуться, способен войти в строку...поверьте, большинство богатеев и коллекционеров ничего не понимают об искусстве, о его внутренней сути, они не входят в драматургию искусства. Искусство не для украшения...это то, что в тебя проникает и начинает пробуждать в тебе дремлющие силы — и гармонические, и драматические.
💭 Это очень легко — унизить человека, а возвысить — огромная работа. Мощное искусство даёт человеку силу жить. Если человек лишён переживаний, значит он просто никто...умение переживать должно оставаться в человеке навсегда, и искусство должно этому учить.
💭 Наслаждение от прочтения предложения получаешь тогда, когда слышишь шелест страниц, запах книг. Или: в твоих руках книга, которую ты читал много лет назад, и вдруг она оказывается у тебя в руках, — она в себе хранит время. Компьютер не хранит время как субстанцию, которую ты можешь на ладони подержать...когда ты берёшь страницу книги — она для тебя как чувственная точка.
Юрий Норштейн, творческая встреча в МИП.
Юрий Норштейн, творческая встреча в МИП.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Психотравматология.
Сегодня начинается давно ожидаемая мной программа по психотерапии психической травмы.
Можно сказать, что психологически я к ней шла чуть больше 10 лет, и есть уверенность, что тема травмы и станет той нишей, которая вместит в себя знания психологии, искусства, истории, этнографии, медицины, культурологии etc, которые удалось накопить.
Этот период выжидания выстроился на сопротивлении, а иллюстрация следующая:
Когда я училась на втором курсе клинической психологии, в университете открылась кафедра экстремальной психологии. Многие из нас загорелись этой новинкой, но кафедра была ещё не выпускающей, поэтому о переходе не могло быть речи. Правда, от неё можно было, например, пойти на курсы дайвинга, оказания скорой помощи или на массаж. Что за блажь с дайвингом? Спасение утопающих!
Собственно экстремальные психологи — это люди, которые работают в горячих точках: от автокатастроф до терактов, от цунами до ядерной бомбы. В моём сознании настоящие герои: внезапно появляющиеся, оказывающие необходимую помощь и исчезающие в тумане. Идеальная схема.
Как раз в тот момент я хотела стать военным психологом. Есть чёткая структура и дисциплина — в этом я хороша, Смирнова же, — в моменте важны стрессоустойчивость, выдержка, немногословность, работа с острыми травмами, то есть подразумевает под собой короткие сеансы. Плюс я была фанатом физической активности — мышечная масса до сих пор быстро набирается, закончила школу здоровью и в принципе внешне милитаристские замашки были — даже мачете на один из дней рождений дарили.
Кафедра кафедрой, но в рамках нашей основной учебной программы тоже был курс по экстремальной психологии. Его вёл преподаватель, получивший от нас прозвище "ёжик в тумане" — это была невысокого роста сгорбленная женщина, с кудрявыми волосами, желеобразным телом — в профиль и правда что-то по форме ежиное вырисовывалось. Курс прошёл хорошо, мой интерес только усилился, и я задумала спросить у неё про научное руководство. Собрала волю в кулак, врубила весь свой энтузиазм, оттараторила пожелание и...получила отказ. Она просто посмотрела на меня уставшими глазами и сказала, что я не потяну, у меня слабая психика.
Конечно, я до сих пор помню эту сцену) Но понимаю, почему получила такой ответ. Я написала пару курсовых по нарушениям памяти и локальным травмам в мозге и действительно через пару лет сломалась и ушла из вуза. Можно было бы сказать, что меня довели палаты милосердия, психиатрические больницы с перегоревшими сотрудниками, беседы с жизнерадостными ребятами, жизнь которых оборвётся из-за генетического заболевания через пару месяцев. Но не совсем.
Моим лозунгом тогда было: либо растворяйся, либо стой в стороне, а ещё я понимала, что не смогу в этом направлении работать всю жизнь на полную мощность.
Сейчас уже многое иначе, посмотрим, чему удалось научиться за эти годы!
Сегодня начинается давно ожидаемая мной программа по психотерапии психической травмы.
Можно сказать, что психологически я к ней шла чуть больше 10 лет, и есть уверенность, что тема травмы и станет той нишей, которая вместит в себя знания психологии, искусства, истории, этнографии, медицины, культурологии etc, которые удалось накопить.
Этот период выжидания выстроился на сопротивлении, а иллюстрация следующая:
Когда я училась на втором курсе клинической психологии, в университете открылась кафедра экстремальной психологии. Многие из нас загорелись этой новинкой, но кафедра была ещё не выпускающей, поэтому о переходе не могло быть речи. Правда, от неё можно было, например, пойти на курсы дайвинга, оказания скорой помощи или на массаж. Что за блажь с дайвингом? Спасение утопающих!
Собственно экстремальные психологи — это люди, которые работают в горячих точках: от автокатастроф до терактов, от цунами до ядерной бомбы. В моём сознании настоящие герои: внезапно появляющиеся, оказывающие необходимую помощь и исчезающие в тумане. Идеальная схема.
Как раз в тот момент я хотела стать военным психологом. Есть чёткая структура и дисциплина — в этом я хороша, Смирнова же, — в моменте важны стрессоустойчивость, выдержка, немногословность, работа с острыми травмами, то есть подразумевает под собой короткие сеансы. Плюс я была фанатом физической активности — мышечная масса до сих пор быстро набирается, закончила школу здоровью и в принципе внешне милитаристские замашки были — даже мачете на один из дней рождений дарили.
Кафедра кафедрой, но в рамках нашей основной учебной программы тоже был курс по экстремальной психологии. Его вёл преподаватель, получивший от нас прозвище "ёжик в тумане" — это была невысокого роста сгорбленная женщина, с кудрявыми волосами, желеобразным телом — в профиль и правда что-то по форме ежиное вырисовывалось. Курс прошёл хорошо, мой интерес только усилился, и я задумала спросить у неё про научное руководство. Собрала волю в кулак, врубила весь свой энтузиазм, оттараторила пожелание и...получила отказ. Она просто посмотрела на меня уставшими глазами и сказала, что я не потяну, у меня слабая психика.
Конечно, я до сих пор помню эту сцену) Но понимаю, почему получила такой ответ. Я написала пару курсовых по нарушениям памяти и локальным травмам в мозге и действительно через пару лет сломалась и ушла из вуза. Можно было бы сказать, что меня довели палаты милосердия, психиатрические больницы с перегоревшими сотрудниками, беседы с жизнерадостными ребятами, жизнь которых оборвётся из-за генетического заболевания через пару месяцев. Но не совсем.
Моим лозунгом тогда было: либо растворяйся, либо стой в стороне, а ещё я понимала, что не смогу в этом направлении работать всю жизнь на полную мощность.
Сейчас уже многое иначе, посмотрим, чему удалось научиться за эти годы!
Вы боитесь расти? А кто этого не боится?
В попытке исправить нашу подлинную индивидуальность, начиная процесс переоценки всего, о чём мы думаем, что чувствуем и за что выступаем, мы наталкиваемся на внутреннее сопротивление. В этот опасный момент у нас появляется чувство страха. И именно тогда многие из нас хотят отступить как можно быстрее, так как движение вперёд означает столкновение с правдой, о которой мы уже давно догадывались: мы остались одни.
Мы остались наедине с нашими мыслями и чувствами. Другой человек может соприкоснуться с ними через наш опыт или беседу, но никто другой, кроме нас самих, не сможет реально их усвоить: ни жёны, ни мужья, хотя они могут дополнять нас, ни наставники, ни боссы. Этого не смогут сделать даже наши
родители.
Шихи Гейл. «Возрастные кризисы. Ступени личностного роста»
В попытке исправить нашу подлинную индивидуальность, начиная процесс переоценки всего, о чём мы думаем, что чувствуем и за что выступаем, мы наталкиваемся на внутреннее сопротивление. В этот опасный момент у нас появляется чувство страха. И именно тогда многие из нас хотят отступить как можно быстрее, так как движение вперёд означает столкновение с правдой, о которой мы уже давно догадывались: мы остались одни.
Мы остались наедине с нашими мыслями и чувствами. Другой человек может соприкоснуться с ними через наш опыт или беседу, но никто другой, кроме нас самих, не сможет реально их усвоить: ни жёны, ни мужья, хотя они могут дополнять нас, ни наставники, ни боссы. Этого не смогут сделать даже наши
родители.
Шихи Гейл. «Возрастные кризисы. Ступени личностного роста»
Forwarded from Золотой век
Ничего не хочется.
Ехать не хочется: слишком сильное движение; пешком идти не хочется: устанешь; лечь? — придется или валяться попусту или снова вставать, а ни того, ни другого опять не хочется. Словом, ничего не хочется.
Вот такая ленивая, подстать погоде, философия от Сёрена Кьеркегора.
«Или-или», 1843 г.
Оскар Цвинчер «Мёртвый у моря», 1914 г.
Ехать не хочется: слишком сильное движение; пешком идти не хочется: устанешь; лечь? — придется или валяться попусту или снова вставать, а ни того, ни другого опять не хочется. Словом, ничего не хочется.
Вот такая ленивая, подстать погоде, философия от Сёрена Кьеркегора.
«Или-или», 1843 г.
Оскар Цвинчер «Мёртвый у моря», 1914 г.
Помню, как однажды вечером я ехала после учебных пар домой. Ехала на метро. Загруженность была большая. Я стояла у выхода, прислонившись к одному из боковых поручней.
Память на лица у меня неважная, но я до сих пор помню глаза человека, который стоял передо мной, напротив. Они были большие, карие, неподвижные и бесконечно глубокие. Он как будто остался в каком-то эпизоде, воспоминании, в чём-то, что ему дорого, ценно и что уже неотвратимо утрачено.
Я бесстыдно смотрела на него, пытаясь перехватить взгляд, желая вернуть в реальность. Но всё было бесполезно — я видела лишь стеклянный однополярный взгляд в одну точку.
На какой-то из остановок он вышел, и больше никогда этого человека я не видела.
Память на лица у меня неважная, но я до сих пор помню глаза человека, который стоял передо мной, напротив. Они были большие, карие, неподвижные и бесконечно глубокие. Он как будто остался в каком-то эпизоде, воспоминании, в чём-то, что ему дорого, ценно и что уже неотвратимо утрачено.
Я бесстыдно смотрела на него, пытаясь перехватить взгляд, желая вернуть в реальность. Но всё было бесполезно — я видела лишь стеклянный однополярный взгляд в одну точку.
На какой-то из остановок он вышел, и больше никогда этого человека я не видела.
Экзистенциальный вакуум.
...является широко распространенным явлением в двадцатом веке. Это вполне понятно и может быть объяснено двойной утратой, которую человек претерпел в ходе его становления подлинно человеческим существом.
◽️ В начале своей истории человек утратил некоторые из базисных животных инстинктов, которые определяли и обеспечивали поведение животных. Такая обеспеченность, подобно раю, закрылась для человека навсегда; человек должен осуществлять свой выбор.
◽️ В дополнение к этому, однако, человек претерпел и другую потерю в более недавнем своем развитии: традиции, которые поддерживали его поведение, сейчас быстро ослабевают.
Никакой инстинкт не говорит ему, что ему делать, и никакая традиция не подсказывает, что он должен делать; скоро он уже не будет знать, что он хочет делать. Всё больше и больше он руководствуется тем, чего добиваются от него другие, все больше и больше оказываясь жертвой конформизма.
Виктор Франкл «Основы логотерапии»
...является широко распространенным явлением в двадцатом веке. Это вполне понятно и может быть объяснено двойной утратой, которую человек претерпел в ходе его становления подлинно человеческим существом.
Никакой инстинкт не говорит ему, что ему делать, и никакая традиция не подсказывает, что он должен делать; скоро он уже не будет знать, что он хочет делать. Всё больше и больше он руководствуется тем, чего добиваются от него другие, все больше и больше оказываясь жертвой конформизма.
Виктор Франкл «Основы логотерапии»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Выход за границы себя.
Если меня в какой-то степени увлекло это упражнение, так как я уже сталкивалась с его вариациями, и в целом периодически закапываюсь в личные семейные истории, то некоторых моих коллег оно оставило равнодушными.
Можно предположить, что это связано с расстроенными родственными связями, просто малым количеством информации, неважностью этой темы в жизни или отсутствием сопричастности. И в этом случае возможна такая задача – нащупать то сообщество к которому сопричастность есть: как раз вчера с коллегой обсуждали, что вопросы могут быть связаны с профессиональным кругом, национальной идентичностью, родовой территориальностью – всем тем, что представляет ценность для человека. В конце концов, это просто форма.
Но зачем?
Например, затем, что каким бы сильным, целостным, уверенным в себе в какой-то момент времени каждый из нас себя не чувствовал — или наоборот — за этим всегда стоит нечто большое, чем просто наши сиюминутные мысль, ощущение, эмоции. А это большее и может быть ресурсом, средством самопомощи, в трудные времена.
Если меня в какой-то степени увлекло это упражнение, так как я уже сталкивалась с его вариациями, и в целом периодически закапываюсь в личные семейные истории, то некоторых моих коллег оно оставило равнодушными.
Можно предположить, что это связано с расстроенными родственными связями, просто малым количеством информации, неважностью этой темы в жизни или отсутствием сопричастности. И в этом случае возможна такая задача – нащупать то сообщество к которому сопричастность есть: как раз вчера с коллегой обсуждали, что вопросы могут быть связаны с профессиональным кругом, национальной идентичностью, родовой территориальностью – всем тем, что представляет ценность для человека. В конце концов, это просто форма.
Но зачем?
Например, затем, что каким бы сильным, целостным, уверенным в себе в какой-то момент времени каждый из нас себя не чувствовал — или наоборот — за этим всегда стоит нечто большое, чем просто наши сиюминутные мысль, ощущение, эмоции. А это большее и может быть ресурсом, средством самопомощи, в трудные времена.
Орущая тьма народу диким табуном прянула назад, хлынула в узкие боковые улочки рынка. И тут второй раз рвануло, и как раз – впереди, куда все ринулись, опять шагов за пятьдесят от мамы…
А у нее – так она рассказывает – наступило вдруг странное спокойствие. Абсолютное, незыблемое. Уверяет, что совсем не испугалась, только ноги стали бесчувственными. И на этих ватных ногах она пошла искать свои кошелки, которые не помнила, где бросила.
Кстати, люди по-разному на испуг реагируют. На близость смерти. Там одна старуха, вполне солидная, в очках в золотой оправе, кружилась вокруг себя, как в фуэте, не останавливаясь. Спрашивается: в обычной жизни могла б она так покружиться? У нее же наверняка давление, сердце, радикулит какой-нибудь. Кружится и кружится, как балерина, и всех отталкивает, кто её остановить хочет. А другая – молодая женщина – совершенно целая, только вся как будто в саже, и на ней лохмотья обгорелые, а сама без единой царапины, только какая-то чумная, – сидит, молчит и не отвечает, где она живет и кто она; полицейские даже растерялись, на каком языке к ней обращаться.
Дина Рубина, Вывеска
А у нее – так она рассказывает – наступило вдруг странное спокойствие. Абсолютное, незыблемое. Уверяет, что совсем не испугалась, только ноги стали бесчувственными. И на этих ватных ногах она пошла искать свои кошелки, которые не помнила, где бросила.
Кстати, люди по-разному на испуг реагируют. На близость смерти. Там одна старуха, вполне солидная, в очках в золотой оправе, кружилась вокруг себя, как в фуэте, не останавливаясь. Спрашивается: в обычной жизни могла б она так покружиться? У нее же наверняка давление, сердце, радикулит какой-нибудь. Кружится и кружится, как балерина, и всех отталкивает, кто её остановить хочет. А другая – молодая женщина – совершенно целая, только вся как будто в саже, и на ней лохмотья обгорелые, а сама без единой царапины, только какая-то чумная, – сидит, молчит и не отвечает, где она живет и кто она; полицейские даже растерялись, на каком языке к ней обращаться.
Дина Рубина, Вывеска