Чужой голос, чужое лицо, чужая вина
Дания предложила смелое решение: лицо и голос человека запрещено использовать без его ведома. Разработан законопроект против deepfake. Это попытка перевести базовое человеческое ощущение — «это не я» — в юридическую категорию.
Deepfake — из тех технологий, что сначала развлекают, потом пугают, а затем требуют закона. Пока одни ещё спорят, искусство это или хай‑тек‑клевета, другие уже вносят поправки в законы.
Суть инициативы проста: никто не вправе говорить и действовать от твоего имени — тем более, нейросеть. Реалистичные подделки, в которых человек «говорит» или «поёт» то, чего никогда не произносил, — вне закона. Исключение делают только для сатиры и искусства, где ложь честна, а вымысел не претендует на правду. Это первый в Европе случай, когда авторским правом предлагают защитить не только произведения, книги и мелодии, но и человеческие черты.
Вот мнение министра культуры Дании Якоба Энгель‑Шмидта:
Почва для таких решений давно созрела. Скарлетт Йоханссон в начале 2025 года публично потребовала запретить распространение deepfake-видео после того, как её образ оказался в роликах с антисемитскими лозунгами. Тейлор Свифт стала жертвой фальшивых интимных изображений, собравших миллионы просмотров.
В Великобритании ещё в 2019 году мошенники с помощью сгенерированного голоса генерального директора убедили подчинённого перевести 220 тысяч евро на подставной счёт. После этого случая страна обсуждает введение отдельного состава преступления за фальсификацию идентичности с помощью ИИ.
В США deepfake уже имитирует саму систему правосудия. Весной 2025 года интернет заполнили видео с «судом над P. Diddy» — якобы заседаниями с участием присяжных, адвокатов и обвиняемого. Всё оказалось подделкой, созданной с помощью нейросетей, но собравшей миллионы просмотров. Этот случай показал: deepfake может фальсифицировать саму реальность.
США борются с deepfake на федеральном и региональном уровнях. Закон Take It Down Act обязывает платформы удалять непристойный контент без согласия изображённого в течение 48 часов. ELVIS Act запрещает клонировать голос или облик артиста без разрешения. В ряде штатов действуют ограничения на использование deepfake в предвыборной агитации. В Евросоюзе с августа 2024 года вступил в силу AI Act: он требует обязательной маркировки контента и классифицирует ИИ-системы по степени риска. В Китае такие метки обязательны, а за их отсутствие предусмотрены крупные штрафы. Южная Корея пошла ещё дальше — там уголовно наказуемо не только распространение, но и создание интимных подделок.
В России участились случаи, когда мошенники используют голос умерших для вымогательства. Нейросети воссоздают интонации покойных родственников — и жертвы, услышав знакомый голос, переводят деньги «на помощь» или «на продолжение разговора с умершим». Кроме того, в российских телеграм-каналах уже появлялись фальшивые видеообращения от имени политиков и общественных деятелей. Пользователи нередко принимают подделку за подлинную запись, а платформы просто не успевают реагировать. Закон пока отстаёт, но запрос на регулирование очевиден.
Deepfake — новый инструмент влияния: над эмоциями, репутацией, реальностью. И чем убедительнее ложь, тем острее нужда в законе, способном защитить подлинное.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Дания предложила смелое решение: лицо и голос человека запрещено использовать без его ведома. Разработан законопроект против deepfake. Это попытка перевести базовое человеческое ощущение — «это не я» — в юридическую категорию.
Deepfake — из тех технологий, что сначала развлекают, потом пугают, а затем требуют закона. Пока одни ещё спорят, искусство это или хай‑тек‑клевета, другие уже вносят поправки в законы.
Суть инициативы проста: никто не вправе говорить и действовать от твоего имени — тем более, нейросеть. Реалистичные подделки, в которых человек «говорит» или «поёт» то, чего никогда не произносил, — вне закона. Исключение делают только для сатиры и искусства, где ложь честна, а вымысел не претендует на правду. Это первый в Европе случай, когда авторским правом предлагают защитить не только произведения, книги и мелодии, но и человеческие черты.
Вот мнение министра культуры Дании Якоба Энгель‑Шмидта:
«Мы не должны мириться с тем, что человека можно просто загнать в цифровый копировальный аппарат и использовать для чего угодно. Технологии развиваются стремительно, и в будущем отличить реальность от вымысла в цифровом мире станет ещё труднее.»
Почва для таких решений давно созрела. Скарлетт Йоханссон в начале 2025 года публично потребовала запретить распространение deepfake-видео после того, как её образ оказался в роликах с антисемитскими лозунгами. Тейлор Свифт стала жертвой фальшивых интимных изображений, собравших миллионы просмотров.
В Великобритании ещё в 2019 году мошенники с помощью сгенерированного голоса генерального директора убедили подчинённого перевести 220 тысяч евро на подставной счёт. После этого случая страна обсуждает введение отдельного состава преступления за фальсификацию идентичности с помощью ИИ.
В США deepfake уже имитирует саму систему правосудия. Весной 2025 года интернет заполнили видео с «судом над P. Diddy» — якобы заседаниями с участием присяжных, адвокатов и обвиняемого. Всё оказалось подделкой, созданной с помощью нейросетей, но собравшей миллионы просмотров. Этот случай показал: deepfake может фальсифицировать саму реальность.
США борются с deepfake на федеральном и региональном уровнях. Закон Take It Down Act обязывает платформы удалять непристойный контент без согласия изображённого в течение 48 часов. ELVIS Act запрещает клонировать голос или облик артиста без разрешения. В ряде штатов действуют ограничения на использование deepfake в предвыборной агитации. В Евросоюзе с августа 2024 года вступил в силу AI Act: он требует обязательной маркировки контента и классифицирует ИИ-системы по степени риска. В Китае такие метки обязательны, а за их отсутствие предусмотрены крупные штрафы. Южная Корея пошла ещё дальше — там уголовно наказуемо не только распространение, но и создание интимных подделок.
В России участились случаи, когда мошенники используют голос умерших для вымогательства. Нейросети воссоздают интонации покойных родственников — и жертвы, услышав знакомый голос, переводят деньги «на помощь» или «на продолжение разговора с умершим». Кроме того, в российских телеграм-каналах уже появлялись фальшивые видеообращения от имени политиков и общественных деятелей. Пользователи нередко принимают подделку за подлинную запись, а платформы просто не успевают реагировать. Закон пока отстаёт, но запрос на регулирование очевиден.
Deepfake — новый инструмент влияния: над эмоциями, репутацией, реальностью. И чем убедительнее ложь, тем острее нужда в законе, способном защитить подлинное.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
❤13🔥7🤔1
Прощай, офшор!
Налоговая реформа на Кипре. Главные ожидаемые изменения можно резюмировать следующим образом.
1) Ставка корпоративного налога увеличивается с 12,5% до 15%.
При этом сохраняется ряд льготных правил, в том числе специальный режим для интеллектуальной собственности (IP box) — льготы для компаний, специализирующихся на IP.
2) Увеличиваются пороги для подоходного налога.
Ставки подоходного налога на физических лиц сохраняются (прогрессия от 0% до 35%), но изменяются пороговые значения. В частности, нулевая ставка будет действовать для первых 20,5 тыс. евро годового дохода, а максимальная ставка — для дохода свыше 80 тыс. евро.
3) Меняются правила определения налоговой резидентности физических лиц.
Помимо правил, связанных с количеством дней пребывания на Кипре, будет введено новое основание — признание налоговым резидентом лица, чьи «деловые интересы» сосредоточены на Кипре (независимо от его физического местонахождения).
4) Уменьшается ставка «специального взноса на оборону».
Это дополнительный налог на некоторые виды дохода, направляемый на нужды обороны Кипра. Ставка налога на дивиденды снижается с 17% до 5%, а в отношении доходов от аренды налог отменяется вовсе. Те, кто не «домицилирован» на Кипре (не живут там на постоянной основе), этот налог не платят.
5) Сокращается область применения гербового сбора.
Он будет взиматься только по отдельным видам документов (например, сделкам с недвижимостью).
6) Модифицируется налог на прирост капитала.
Как и прежде, налог будет применяться к операциям с недвижимостью, однако формулировки закона будут уточнены.
Помимо этой реформы, ожидаются и другие изменения, в том числе в налогообложении трансграничных операций. Например, выплата дивидендов в низконалоговые юрисдикции (где ставка корпоративного налога менее половины кипрской) будет облагаться по ставке 17%.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
Кипр никогда не был безналоговой юрисдикцией — в отличие, например, от Британских Виргинских островов. Тем не менее он долгое время оставался главной офшорной базой для российского бизнеса. Достаточно сказать, что многие годы Кипр лидировал по объёму прямых инвестиций в Россию, заметно опережая такие страны, как США или Германия. Разумеется, речь шла о российских капиталах, реинвестированных российскими же резидентами через Кипр.
В конце 1990-х и начале 2000-х едва ли не каждый уважающий себя предприниматель из России считал необходимым завести одну или несколько кипрских компаний (плюс ещё несколько — на БВО). Кипрские компании использовались как холдинговые структуры, а также как инструменты для получения процентов, роялти и других платежей. И всё это — на совершенно законных основаниях.
Однако те времена давно в прошлом. Во-первых, с 2015 года в России действует законодательство о контролируемых иностранных компаниях (КИК), которое, не запрещая офшоры, сделало большинство привычных схем невыгодными с точки зрения налогообложения.
Во-вторых, изменилась сама кипрская система. Уже в 2002 году был упразднён сверхльготный налоговый режим со ставкой 4,25%, вызывавший раздражение у партнёров по ЕС. Кипр ужесточил нормы в сфере борьбы с отмыванием доходов и значительно усилил комплаенс-контроль.
Ну и в-третьих, какие офшоры в текущей международной ситуации? Кипр, как и другие страны ЕС, включён в список «недружественных» государств. Многие кипрские юристы больше не желают работать с российскими клиентами — а некоторые из тех, кто продолжал, сами попали под санкции.
Тем не менее Кипр продолжает искать своё место в международной коммерции. Модернизация налогового режима (в том числе повышение ставки корпоративного налога до 15%, как того требует ОЭСР) — шаг в этом направлении.
Похоже, Кипру придётся обходиться без российских капиталов.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Налоговая реформа на Кипре. Главные ожидаемые изменения можно резюмировать следующим образом.
1) Ставка корпоративного налога увеличивается с 12,5% до 15%.
При этом сохраняется ряд льготных правил, в том числе специальный режим для интеллектуальной собственности (IP box) — льготы для компаний, специализирующихся на IP.
2) Увеличиваются пороги для подоходного налога.
Ставки подоходного налога на физических лиц сохраняются (прогрессия от 0% до 35%), но изменяются пороговые значения. В частности, нулевая ставка будет действовать для первых 20,5 тыс. евро годового дохода, а максимальная ставка — для дохода свыше 80 тыс. евро.
3) Меняются правила определения налоговой резидентности физических лиц.
Помимо правил, связанных с количеством дней пребывания на Кипре, будет введено новое основание — признание налоговым резидентом лица, чьи «деловые интересы» сосредоточены на Кипре (независимо от его физического местонахождения).
4) Уменьшается ставка «специального взноса на оборону».
Это дополнительный налог на некоторые виды дохода, направляемый на нужды обороны Кипра. Ставка налога на дивиденды снижается с 17% до 5%, а в отношении доходов от аренды налог отменяется вовсе. Те, кто не «домицилирован» на Кипре (не живут там на постоянной основе), этот налог не платят.
5) Сокращается область применения гербового сбора.
Он будет взиматься только по отдельным видам документов (например, сделкам с недвижимостью).
6) Модифицируется налог на прирост капитала.
Как и прежде, налог будет применяться к операциям с недвижимостью, однако формулировки закона будут уточнены.
Помимо этой реформы, ожидаются и другие изменения, в том числе в налогообложении трансграничных операций. Например, выплата дивидендов в низконалоговые юрисдикции (где ставка корпоративного налога менее половины кипрской) будет облагаться по ставке 17%.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
Кипр никогда не был безналоговой юрисдикцией — в отличие, например, от Британских Виргинских островов. Тем не менее он долгое время оставался главной офшорной базой для российского бизнеса. Достаточно сказать, что многие годы Кипр лидировал по объёму прямых инвестиций в Россию, заметно опережая такие страны, как США или Германия. Разумеется, речь шла о российских капиталах, реинвестированных российскими же резидентами через Кипр.
В конце 1990-х и начале 2000-х едва ли не каждый уважающий себя предприниматель из России считал необходимым завести одну или несколько кипрских компаний (плюс ещё несколько — на БВО). Кипрские компании использовались как холдинговые структуры, а также как инструменты для получения процентов, роялти и других платежей. И всё это — на совершенно законных основаниях.
Однако те времена давно в прошлом. Во-первых, с 2015 года в России действует законодательство о контролируемых иностранных компаниях (КИК), которое, не запрещая офшоры, сделало большинство привычных схем невыгодными с точки зрения налогообложения.
Во-вторых, изменилась сама кипрская система. Уже в 2002 году был упразднён сверхльготный налоговый режим со ставкой 4,25%, вызывавший раздражение у партнёров по ЕС. Кипр ужесточил нормы в сфере борьбы с отмыванием доходов и значительно усилил комплаенс-контроль.
Ну и в-третьих, какие офшоры в текущей международной ситуации? Кипр, как и другие страны ЕС, включён в список «недружественных» государств. Многие кипрские юристы больше не желают работать с российскими клиентами — а некоторые из тех, кто продолжал, сами попали под санкции.
Тем не менее Кипр продолжает искать своё место в международной коммерции. Модернизация налогового режима (в том числе повышение ставки корпоративного налога до 15%, как того требует ОЭСР) — шаг в этом направлении.
Похоже, Кипру придётся обходиться без российских капиталов.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
🔥12🤝2❤1
Обезличенные, но полезные
Правительство утвердило правила формирования и доступа к обезличенным данным.
Постановление принято во исполнение положений закона о создании государственной информационной системы (ГИС) обезличенных датасетов, которая начнёт действовать с 1 сентября 2025 года.
Комментарий Татьяны Стрижовой, адвоката и партнёра АБ «Бартолиус»:
В России запускается государственная система обезличенных данных — инструмент, который позволит по-новому использовать накопленные массивы информации. Сначала доступ к системе получат государственные и муниципальные органы, а уже через год — при соблюдении установленных условий — к ней смогут подключаться и представители бизнеса, и граждане.
По закону операторы обязаны передавать в систему обезличенные сведения, а Минцифры — принимать их, проверять, формировать датасеты и при необходимости устранять технические ошибки, включая исправление формата или структуры. Это должно повысить надёжность и удобство использования информации. При этом есть важные ограничения: биометрические и иные чувствительные персональные данные по общему правилу не подлежат обезличиванию, за исключением строго определённых законом случаев.
Доступ к системе будет предоставляться по запросу, который Минцифры обязана рассматривать в течение пяти рабочих дней. Проверяется, соответствует ли цель запроса установленным требованиям и насколько достоверны предоставленные сведения. Если запрос окажется неправомерным или станет известно о риске причинения вреда, доступ может быть заблокирован.
Государственная система обезличенных данных — это попытка создать инфраструктуру, в которой можно безопасно и законно использовать данные для решения реальных задач. Информация будет обезличенной, но при этом сохраняющей аналитическую ценность. На её основе можно разрабатывать полезные технологии и принимать более точные управленческие решения.
Возможности для применения обширны: от анализа распространения заболеваний и планирования медицинской помощи — до улучшения городского транспорта, выявления проблем в системе образования или оценки экологической ситуации. Бизнес также сможет использовать эти данные — например, для лучшего понимания спроса и потребительского поведения. Главное, что всё это делается без нарушения частной жизни: система оперирует данными без привязки к конкретным людям.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Правительство утвердило правила формирования и доступа к обезличенным данным.
Постановление принято во исполнение положений закона о создании государственной информационной системы (ГИС) обезличенных датасетов, которая начнёт действовать с 1 сентября 2025 года.
Комментарий Татьяны Стрижовой, адвоката и партнёра АБ «Бартолиус»:
В России запускается государственная система обезличенных данных — инструмент, который позволит по-новому использовать накопленные массивы информации. Сначала доступ к системе получат государственные и муниципальные органы, а уже через год — при соблюдении установленных условий — к ней смогут подключаться и представители бизнеса, и граждане.
По закону операторы обязаны передавать в систему обезличенные сведения, а Минцифры — принимать их, проверять, формировать датасеты и при необходимости устранять технические ошибки, включая исправление формата или структуры. Это должно повысить надёжность и удобство использования информации. При этом есть важные ограничения: биометрические и иные чувствительные персональные данные по общему правилу не подлежат обезличиванию, за исключением строго определённых законом случаев.
Доступ к системе будет предоставляться по запросу, который Минцифры обязана рассматривать в течение пяти рабочих дней. Проверяется, соответствует ли цель запроса установленным требованиям и насколько достоверны предоставленные сведения. Если запрос окажется неправомерным или станет известно о риске причинения вреда, доступ может быть заблокирован.
Государственная система обезличенных данных — это попытка создать инфраструктуру, в которой можно безопасно и законно использовать данные для решения реальных задач. Информация будет обезличенной, но при этом сохраняющей аналитическую ценность. На её основе можно разрабатывать полезные технологии и принимать более точные управленческие решения.
Возможности для применения обширны: от анализа распространения заболеваний и планирования медицинской помощи — до улучшения городского транспорта, выявления проблем в системе образования или оценки экологической ситуации. Бизнес также сможет использовать эти данные — например, для лучшего понимания спроса и потребительского поведения. Главное, что всё это делается без нарушения частной жизни: система оперирует данными без привязки к конкретным людям.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍8
Можно ли застраховаться от штрафа?
Поскольку штрафы за нарушения в области персональных данных недавно были резко увеличены, у многих возник вопрос: а нельзя ли застраховаться от этих штрафов?
Всероссийский союз страховщиков уверенно назвал такой вид страхования незаконным. (Однако его позиция не имеет обязательного характера для страховщиков.)
Сторонники этой точки зрения указывают, что страхование от штрафов может привести к безответственному поведению участников оборота, знающих, что штрафы за совершённые правонарушения будут им скомпенсированы. Это противоречит самому смыслу штрафов, которые вводятся именно для того, чтобы принудить участников оборота к правомерному поведению.
Оппоненты возражают, что зачастую нарушения закона о персональных данных являются неумышленными, а потому страхование от последствий таких нарушений не выглядит совершенно неприемлемым.
Например, крупный штраф может быть наложен на компанию за то, что хакеры украли у неё (или даже у её подрядчиков) чужие персональные данные. Имеет ли смысл запрещать страхование от таких рисков?
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
С одной стороны, идея застраховаться от налагаемого государством наказания за правонарушение может показаться абсурдной. Может, тогда и от тюремных сроков будем страховать? Что тогда станет с превенцией как целью наказания?
С другой стороны, закон (ст. 963 ГК) указывает на невозможность застраховаться лишь от последствий события, наступившего в результате умысла страхователя (специальный закон может добавить к умыслу грубую неосторожность). Если так, то почему нельзя застраховаться от штрафов за нарушения, совершённые по неосторожности — или хотя бы по негрубой неосторожности? Что касается превенции, эту функцию тогда будут выполнять страховые премии (и в долгосрочной перспективе сумма будет сопоставимой).
Владелец машины может застраховать её от последствий аварии, произошедшей в результате его собственного неосторожного вождения — но, разумеется, не от повреждений, причинённых самим владельцем умышленно. Так, может быть, и со штрафами то же самое?
Посмотрим на зарубежный опыт.
В США разграничивают уголовные и гражданские штрафы. Первые налагаются судом в уголовном процессе за серьёзные правонарушения. Вторые — за менее серьёзные нарушения — налагаются непосредственно государственным органом или судом в гражданском процессе, где истцом выступает государственный орган.
Например, к категории гражданских относятся штрафы за нарушения экологического, потребительского, трудового и т. п. законодательства. А вот за различные нарушения антимонопольного закона могут налагаться как уголовные, так и гражданские штрафы. (До некоторой степени это похоже на наше разграничение уголовных и административных штрафов.)
Более или менее общепризнанно, что от уголовных наказаний застраховаться нельзя, поскольку это противоречит публичному порядку. Однако по гражданским штрафам однозначных правил нет. Суды разных штатов решают вопрос по-разному в зависимости от ситуации. При этом важнейшим критерием обычно считается то, было ли нарушение умышленным (если было — страховка не работает).
В ЕС ситуация со страхованием от штрафов тоже не вполне однозначная.
Если говорить конкретно о штрафах за нарушение законодательства о персональных данных (GDPR), на эту тему есть эмпирическое исследование DLA Paper от 2020 года, охватывающее все 27 стран ЕС, а также Великобританию, Швейцарию и Норвегию. Согласно исследованию, в 18 из этих стран штрафы по GDPR «нестрахуемы» (Великобритания, Франция и др.), в 2 странах — «страхуемы» (Норвегия, Словакия), и в 10 странах ситуация «неопределённая» (Германия и др.).
Как видим, и за рубежом особой ясности в этом вопросе нет.
В целом разумным компромиссом выглядит подход, согласно которому застраховаться от штрафов (кроме уголовных) возможно в том случае, когда нарушение не является умышленным. Но пока что вопрос остаётся нерешённым…
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Поскольку штрафы за нарушения в области персональных данных недавно были резко увеличены, у многих возник вопрос: а нельзя ли застраховаться от этих штрафов?
Всероссийский союз страховщиков уверенно назвал такой вид страхования незаконным. (Однако его позиция не имеет обязательного характера для страховщиков.)
Сторонники этой точки зрения указывают, что страхование от штрафов может привести к безответственному поведению участников оборота, знающих, что штрафы за совершённые правонарушения будут им скомпенсированы. Это противоречит самому смыслу штрафов, которые вводятся именно для того, чтобы принудить участников оборота к правомерному поведению.
Оппоненты возражают, что зачастую нарушения закона о персональных данных являются неумышленными, а потому страхование от последствий таких нарушений не выглядит совершенно неприемлемым.
Например, крупный штраф может быть наложен на компанию за то, что хакеры украли у неё (или даже у её подрядчиков) чужие персональные данные. Имеет ли смысл запрещать страхование от таких рисков?
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
С одной стороны, идея застраховаться от налагаемого государством наказания за правонарушение может показаться абсурдной. Может, тогда и от тюремных сроков будем страховать? Что тогда станет с превенцией как целью наказания?
С другой стороны, закон (ст. 963 ГК) указывает на невозможность застраховаться лишь от последствий события, наступившего в результате умысла страхователя (специальный закон может добавить к умыслу грубую неосторожность). Если так, то почему нельзя застраховаться от штрафов за нарушения, совершённые по неосторожности — или хотя бы по негрубой неосторожности? Что касается превенции, эту функцию тогда будут выполнять страховые премии (и в долгосрочной перспективе сумма будет сопоставимой).
Владелец машины может застраховать её от последствий аварии, произошедшей в результате его собственного неосторожного вождения — но, разумеется, не от повреждений, причинённых самим владельцем умышленно. Так, может быть, и со штрафами то же самое?
Посмотрим на зарубежный опыт.
В США разграничивают уголовные и гражданские штрафы. Первые налагаются судом в уголовном процессе за серьёзные правонарушения. Вторые — за менее серьёзные нарушения — налагаются непосредственно государственным органом или судом в гражданском процессе, где истцом выступает государственный орган.
Например, к категории гражданских относятся штрафы за нарушения экологического, потребительского, трудового и т. п. законодательства. А вот за различные нарушения антимонопольного закона могут налагаться как уголовные, так и гражданские штрафы. (До некоторой степени это похоже на наше разграничение уголовных и административных штрафов.)
Более или менее общепризнанно, что от уголовных наказаний застраховаться нельзя, поскольку это противоречит публичному порядку. Однако по гражданским штрафам однозначных правил нет. Суды разных штатов решают вопрос по-разному в зависимости от ситуации. При этом важнейшим критерием обычно считается то, было ли нарушение умышленным (если было — страховка не работает).
В ЕС ситуация со страхованием от штрафов тоже не вполне однозначная.
Если говорить конкретно о штрафах за нарушение законодательства о персональных данных (GDPR), на эту тему есть эмпирическое исследование DLA Paper от 2020 года, охватывающее все 27 стран ЕС, а также Великобританию, Швейцарию и Норвегию. Согласно исследованию, в 18 из этих стран штрафы по GDPR «нестрахуемы» (Великобритания, Франция и др.), в 2 странах — «страхуемы» (Норвегия, Словакия), и в 10 странах ситуация «неопределённая» (Германия и др.).
Как видим, и за рубежом особой ясности в этом вопросе нет.
В целом разумным компромиссом выглядит подход, согласно которому застраховаться от штрафов (кроме уголовных) возможно в том случае, когда нарушение не является умышленным. Но пока что вопрос остаётся нерешённым…
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
🔥7👍4👏2❤1
Следует ли допускать возможность застраховаться от административного штрафа?
Anonymous Poll
23%
Да, ведь огромный штраф может уничтожить бизнес
38%
Да, но только для неумышленных нарушений
21%
Нет, это противоречит целям превенции правонарушений
8%
Может, и от тюрьмы будем страховаться?
9%
Мне только ответы посмотреть
Налогово-арестный залог: жив или мёртв?
Экономическая коллегия ВС разрешила громкое дело об «арестном залоге» в банкротстве, вытекающем из ареста имущества по решению налогового органа (а не суда или приставов). Пока готова лишь резолютивная часть.
Налоговая требовала установить в реестре требований кредиторов своё требование как обеспеченное залогом, а конкурсный управляющий — признать недействительной сделку по установлению залога, совершённую налоговой.
Решение ВС выглядит несколько парадоксально. Коллегия отказала и налоговой, и конкурсному управляющему в их требованиях.
В итоге остаётся не вполне ясным, существует ли спорный «налогово-арестный» залог или нет. Или же он существует, но в банкротстве исчезает?
Подождём мотивировочной части, возможно, что-то прояснится.
Как только она станет доступна, мы разберём её подробно в нашем Telegram-канале с участием экспертов. Следите за анонсами.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Экономическая коллегия ВС разрешила громкое дело об «арестном залоге» в банкротстве, вытекающем из ареста имущества по решению налогового органа (а не суда или приставов). Пока готова лишь резолютивная часть.
Налоговая требовала установить в реестре требований кредиторов своё требование как обеспеченное залогом, а конкурсный управляющий — признать недействительной сделку по установлению залога, совершённую налоговой.
Решение ВС выглядит несколько парадоксально. Коллегия отказала и налоговой, и конкурсному управляющему в их требованиях.
"В удовлетворении заявления Федеральной налоговой службы о признании требований в размере 109 651 549 рублей 31 копейка как обеспеченных залогом имущества должника — отказать.
В удовлетворении заявления конкурсного управляющего Общества с ограниченной ответственностью «Инзенский деревообрабатывающий завод» о признании недействительной сделки по установлению залога Федеральной налоговой службой в отношении имущества должника и применении последствий недействительности сделки — отказать."
В итоге остаётся не вполне ясным, существует ли спорный «налогово-арестный» залог или нет. Или же он существует, но в банкротстве исчезает?
Подождём мотивировочной части, возможно, что-то прояснится.
Как только она станет доступна, мы разберём её подробно в нашем Telegram-канале с участием экспертов. Следите за анонсами.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
❤9🔥5
Конституционный Суд займётся уголовными арестами в банкротстве
Сегодня Конституционный Суд России опубликовал список дел, принятых к рассмотрению. Среди них — ключевое дело, напрямую затрагивающее баланс интересов государства, бизнеса и правосудия: запрос Верховного Суда о проверке конституционности норм, регулирующих возможность снятия ареста с имущества должника в рамках процедуры банкротства, если этот арест наложен в уголовном деле.
На практике уголовный арест парализует банкротную процедуру: активы не реализуются, убытки растут, а права кредиторов ущемляются.
Эксперты адвокатского бюро «Бартолиус» видят два возможных пути.
Один — дифференцировать. Признать, что не всё арестованное имущество одинаково. Например, если имущество — доказательство по делу или приобретено преступным путём, оно должно оставаться под арестом. А если это просто активы должника, не связанные с преступлением, их следует освобождать — в интересах кредиторов.
Второй путь — внести поправки в статью 115 УПК РФ, указав, что основанием для снятия ареста является введение конкурсного производства, как уже предусмотрено в статье 126 Закона о банкротстве. Это потребует признания арбитражного управляющего участником уголовного процесса. Но и это не так просто. Ведь тогда возникает риск: не получится ли так, что через банкротство будут «отмывать» арестованное? Не станет ли это лазейкой?
Ожидания от Конституционного Суда очень высоки. Недостаточно просто сказать: «нужен баланс» — нужно выстроить его. Не дать одному закону подавить другой. И — главное — не допустить, чтобы государство оказалось в приоритете перед другими кредиторами только потому, что у него есть прокурор и приговор. В конце концов, в деле о банкротстве все должны быть равны — иначе весь механизм теряет смысл.
Если Конституционный Суд решится — это может стать поворотным моментом. Уйдёт паралич процедур. Управляющие получат инструменты. Судьи — ориентиры. И, быть может, исчезнет тот абсурд, при котором наказание исполняется за счёт потерпевших.
А если нет? Если решение окажется уклончивым, общим, с оговорками и пожеланиями? Тогда всё останется, как есть. И ни бизнесу, ни кредиторам, ни самому правосудию от этого лучше не станет.
Следим за развитием событий.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Сегодня Конституционный Суд России опубликовал список дел, принятых к рассмотрению. Среди них — ключевое дело, напрямую затрагивающее баланс интересов государства, бизнеса и правосудия: запрос Верховного Суда о проверке конституционности норм, регулирующих возможность снятия ареста с имущества должника в рамках процедуры банкротства, если этот арест наложен в уголовном деле.
На практике уголовный арест парализует банкротную процедуру: активы не реализуются, убытки растут, а права кредиторов ущемляются.
Эксперты адвокатского бюро «Бартолиус» видят два возможных пути.
Один — дифференцировать. Признать, что не всё арестованное имущество одинаково. Например, если имущество — доказательство по делу или приобретено преступным путём, оно должно оставаться под арестом. А если это просто активы должника, не связанные с преступлением, их следует освобождать — в интересах кредиторов.
Второй путь — внести поправки в статью 115 УПК РФ, указав, что основанием для снятия ареста является введение конкурсного производства, как уже предусмотрено в статье 126 Закона о банкротстве. Это потребует признания арбитражного управляющего участником уголовного процесса. Но и это не так просто. Ведь тогда возникает риск: не получится ли так, что через банкротство будут «отмывать» арестованное? Не станет ли это лазейкой?
Ожидания от Конституционного Суда очень высоки. Недостаточно просто сказать: «нужен баланс» — нужно выстроить его. Не дать одному закону подавить другой. И — главное — не допустить, чтобы государство оказалось в приоритете перед другими кредиторами только потому, что у него есть прокурор и приговор. В конце концов, в деле о банкротстве все должны быть равны — иначе весь механизм теряет смысл.
Если Конституционный Суд решится — это может стать поворотным моментом. Уйдёт паралич процедур. Управляющие получат инструменты. Судьи — ориентиры. И, быть может, исчезнет тот абсурд, при котором наказание исполняется за счёт потерпевших.
А если нет? Если решение окажется уклончивым, общим, с оговорками и пожеланиями? Тогда всё останется, как есть. И ни бизнесу, ни кредиторам, ни самому правосудию от этого лучше не станет.
Следим за развитием событий.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
🔥17👍12❤10
Что, если бы…
Доктрина упущенного шанса дошла до ВС
В экономическую коллегию ВС передано дело о взыскании убытков с директора компании. Основание: при включении требования компании в РТК контрагента директор не представил суду нужные документы. В результате требование было включено в РТК лишь частично, и компания потеряла шанс получить хоть что-нибудь по остальной части требования.
Нижестоящие суды взыскали убытки с директора, признав, что «убытки должника возникли вследствие недобросовестного поведения [директора], не представившего доказательства в подтверждение дебиторской задолженности».
Директор в своей жалобе в ВС обращает внимание на то, что в банкротстве контрагента требования кредиторов были удовлетворены не полностью, а лишь частично.
Судья ВС счёл доводы директора «заслуживающими внимания» и (определением на трёх страницах) передал дело на рассмотрение в экономическую коллегию.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
В определении о передаче упоминается лишь один аргумент заявителя: что суд не проверил «вероятность погашения» не включённого в РТК требования. Это напоминает об английской «доктрине упущенного шанса».
Суть доктрины упущенного шанса состоит в том, что в условиях неопределённости последствий действий ответчика (когда речь идёт о контрфактических или будущих событиях) при исчислении суммы взыскиваемых с него убытков следует вносить поправку на вероятность возникновения ущерба.
Следует заметить, что, хотя заявитель и рассуждает о «вероятности погашения» того требования, которое не было включено в РТК по его вине, возможно, он имеет в виду нечто иное. А именно — тот факт, что денег в конкурсной массе контрагента оказалось меньше, чем требований в его РТК. Но ведь тогда не было никаких «шансов», что дополнительное требование будет погашено полностью.
Если так, то вероятности тут вообще ни при чём. Зная стоимость активов в конкурсной массе и сумму требований в РТК, можно вычислить, сколько бы получила компания в банкротстве контрагента, если бы её требования были включены в реестр в полном объёме. «Добавка» по сравнению с реальной ситуацией действительно будет меньше суммы невключённого требования, но «доктрина упущенного шанса» к этому отношения не имеет.
С другой стороны, возможно, заявитель имеет в виду вероятность того, что суд включил бы спорные требования в реестр в том случае, если бы директор предоставил документы по ним. Если эта вероятность меньше единицы, то, видимо, открывается возможность для применения доктрины упущенного шанса.
Возможно, именно в этом смысл аргументов директора? Из трёхстраничного определения о передаче это понять затруднительно. Но если так — получается, что директор ссылается на неосновательность требований, которые он сам же и предъявлял от имени компании в банкротстве контрагента. Следует ли правопорядку допускать такое противоречивое поведение?
Согласно доктрине упущенного шанса, сумму требований надо было взыскивать с директора не в полном объёме. Расчётный прирост полученных в банкротстве контрагента средств (он не равен сумме требования из-за недостаточности средств) надо было умножить на вероятность включения требования в РТК.
Если же применять к нашей задаче не «доктрину упущенного шанса», а традиционный «бинарный подход», то всё равно придётся оценивать, насколько вероятным было включение судом спорных требований в РТК. Если эта вероятность меньше 50 %, то тогда по обычному стандарту «баланс вероятностей» в иске к директору нужно отказывать полностью, а если больше — то иск удовлетворять.
Не исключено, что Коллегия ВС будет решать дело на каких-то иных основаниях, не упомянутых в определении. Но возможно также, что ВС воспользуется удобным случаем, чтобы провозгласить «доктрину упущенного шанса» в российском праве.
Интересно будет почитать…
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Доктрина упущенного шанса дошла до ВС
В экономическую коллегию ВС передано дело о взыскании убытков с директора компании. Основание: при включении требования компании в РТК контрагента директор не представил суду нужные документы. В результате требование было включено в РТК лишь частично, и компания потеряла шанс получить хоть что-нибудь по остальной части требования.
Нижестоящие суды взыскали убытки с директора, признав, что «убытки должника возникли вследствие недобросовестного поведения [директора], не представившего доказательства в подтверждение дебиторской задолженности».
Директор в своей жалобе в ВС обращает внимание на то, что в банкротстве контрагента требования кредиторов были удовлетворены не полностью, а лишь частично.
В связи с этим директор «[с]читает неправомерным взыскание с него убытков в полном размере невключённого в реестр [контрагента] требования, вероятность погашения которого судом апелляционной инстанции не проверялась».
Судья ВС счёл доводы директора «заслуживающими внимания» и (определением на трёх страницах) передал дело на рассмотрение в экономическую коллегию.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
В определении о передаче упоминается лишь один аргумент заявителя: что суд не проверил «вероятность погашения» не включённого в РТК требования. Это напоминает об английской «доктрине упущенного шанса».
Суть доктрины упущенного шанса состоит в том, что в условиях неопределённости последствий действий ответчика (когда речь идёт о контрфактических или будущих событиях) при исчислении суммы взыскиваемых с него убытков следует вносить поправку на вероятность возникновения ущерба.
Следует заметить, что, хотя заявитель и рассуждает о «вероятности погашения» того требования, которое не было включено в РТК по его вине, возможно, он имеет в виду нечто иное. А именно — тот факт, что денег в конкурсной массе контрагента оказалось меньше, чем требований в его РТК. Но ведь тогда не было никаких «шансов», что дополнительное требование будет погашено полностью.
Если так, то вероятности тут вообще ни при чём. Зная стоимость активов в конкурсной массе и сумму требований в РТК, можно вычислить, сколько бы получила компания в банкротстве контрагента, если бы её требования были включены в реестр в полном объёме. «Добавка» по сравнению с реальной ситуацией действительно будет меньше суммы невключённого требования, но «доктрина упущенного шанса» к этому отношения не имеет.
С другой стороны, возможно, заявитель имеет в виду вероятность того, что суд включил бы спорные требования в реестр в том случае, если бы директор предоставил документы по ним. Если эта вероятность меньше единицы, то, видимо, открывается возможность для применения доктрины упущенного шанса.
Возможно, именно в этом смысл аргументов директора? Из трёхстраничного определения о передаче это понять затруднительно. Но если так — получается, что директор ссылается на неосновательность требований, которые он сам же и предъявлял от имени компании в банкротстве контрагента. Следует ли правопорядку допускать такое противоречивое поведение?
Согласно доктрине упущенного шанса, сумму требований надо было взыскивать с директора не в полном объёме. Расчётный прирост полученных в банкротстве контрагента средств (он не равен сумме требования из-за недостаточности средств) надо было умножить на вероятность включения требования в РТК.
Если же применять к нашей задаче не «доктрину упущенного шанса», а традиционный «бинарный подход», то всё равно придётся оценивать, насколько вероятным было включение судом спорных требований в РТК. Если эта вероятность меньше 50 %, то тогда по обычному стандарту «баланс вероятностей» в иске к директору нужно отказывать полностью, а если больше — то иск удовлетворять.
Не исключено, что Коллегия ВС будет решать дело на каких-то иных основаниях, не упомянутых в определении. Но возможно также, что ВС воспользуется удобным случаем, чтобы провозгласить «доктрину упущенного шанса» в российском праве.
Интересно будет почитать…
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍8❤3👏1
Нужно ли взыскать с директора убытки за то, что он не предоставил документы, необходимые для включения требования компании в РТК контрагента?
Anonymous Poll
16%
Да, ведь из-за этого компания не получила удовлетворения по требованию
15%
Нет, ведь неизвестно, было бы включено требование в РТК в случае предоставления документов
57%
Да, но не полную сумму требований, а с учётом шанса на включение в РТК и размера погашения.
11%
Мне только ответы посмотреть
Комиссия без оснований
Верховный Суд ограничил право банков взыскивать плату за обязательные переводы в банкротстве
В деле о банкротстве компании «ТПВ Рус» суд признал удержание 6,7 млн руб. комиссии необоснованным: операция была обязательной, проводилась на основании судебного акта и не требовала дополнительных затрат со стороны банка.
Компания получила от участника 93 млн руб. на погашение задолженности перед кредиторами. Средства были зачислены на специальный счёт должника в банке «Уралсиб», откуда конкурсный управляющий перевёл их физическому лицу-кредитору. Банк применил тариф в размере 7,5% за перевод юрлица физлицу и удержал 6,7 млн руб. комиссии.
Суд указал: такое удержание нарушает баланс интересов сторон и препятствует нормальному ходу банкротства.
Комментарий Мухамеда Афаунова, адвоката, партнёра Адвокатского бюро «Бартолиус»
Ранее банки активно применяли заградительные комиссии для ограничения сомнительных операций, но сейчас практика изменилась. Закон № 115-ФЗ (о противодействии отмыванию доходов) не даёт банкам права устанавливать повышенные тарифы на основании подозрений или рисков.
Верховный Суд РФ неоднократно указывал, что применение заградительных тарифов незаконно, если оно необоснованным образом препятствует совершению клиентом законных операций. В одном из таких дел высшая судебная инстанция подтвердила: введение банком односторонних повышенных комиссий, препятствующих клиентам совершать операции (например, при ограничении доступа к интернет-банку и вынужденном использовании бумажных поручений с высокой комиссией), является заградительным тарифом и недопустимо. Такие комиссии могут быть признаны неосновательным обогащением банка, подлежащим возврату клиенту с процентами (Определение ВС РФ от 26.12.2024 № 305-ЭС24-16889).
Несмотря на практику ВС РФ, неоднократные предупреждения ЦБ РФ и угрозы штрафов со стороны ФАС России, практика применения заградительных тарифов некоторыми банками сохраняется. Судебные инстанции, как видно из рассмотренного дела, иногда поддерживают банки — что свидетельствует о сложности и противоречивости ситуации.
Специфика кейса с «Уралсибом» заключается в том, что плательщиком в данном случае был должник, находящийся в банкротстве и на стадии расчётов с конкурсными кредиторами. ВС РФ прямо указал на особый характер спорной банковской операции, которая была осуществлена кредитной организацией по поручению арбитражного управляющего непосредственно в силу Закона о банкротстве.
Интересам банка были противопоставлены интересы конкурсной массы должника и, как следствие, права конкурсных кредиторов. В совокупности с остальными доводами кассатора о безосновательном установлении повышенных тарифов при переводе денег физическим лицам ВС РФ обоснованно встал на сторону должника-плательщика.
Для маркетплейсов и сервисов, осуществляющих массовые выплаты физлицам (например, исполнителям, продавцам, самозанятым), это означает, что банк не может взимать чрезмерные комиссии за такие переводы только на основании внутренних тарифов.
Определение ВС РФ даёт сильную правовую позицию для оспаривания чрезмерных комиссий как неосновательного обогащения банка. Если банковская комиссия не обоснована реальными затратами и явно выше, чем за аналогичные операции между юрлицами, она может быть признана незаконной.
Само собой разумеется, что заградительные комиссии (например, 7,5% от суммы выплат, как в данном деле) могут приводить к существенным потерям для платформ — особенно при больших объёмах выплат. Это снижает маржинальность бизнеса и может сделать модель работы невыгодной.
Платформы вправе запрашивать у банка расчёты и обоснования размера комиссии. Если банк не может объяснить, почему комиссия за перевод физлицу выше, чем юрлицу, — это аргумент в пользу клиента. Альтернативой может быть разработка собственных платёжных сервисов или использование финтех-решений, позволяющих минимизировать контакт с банками, применяющими заградительные тарифы.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Верховный Суд ограничил право банков взыскивать плату за обязательные переводы в банкротстве
В деле о банкротстве компании «ТПВ Рус» суд признал удержание 6,7 млн руб. комиссии необоснованным: операция была обязательной, проводилась на основании судебного акта и не требовала дополнительных затрат со стороны банка.
Компания получила от участника 93 млн руб. на погашение задолженности перед кредиторами. Средства были зачислены на специальный счёт должника в банке «Уралсиб», откуда конкурсный управляющий перевёл их физическому лицу-кредитору. Банк применил тариф в размере 7,5% за перевод юрлица физлицу и удержал 6,7 млн руб. комиссии.
Суд указал: такое удержание нарушает баланс интересов сторон и препятствует нормальному ходу банкротства.
Комментарий Мухамеда Афаунова, адвоката, партнёра Адвокатского бюро «Бартолиус»
Ранее банки активно применяли заградительные комиссии для ограничения сомнительных операций, но сейчас практика изменилась. Закон № 115-ФЗ (о противодействии отмыванию доходов) не даёт банкам права устанавливать повышенные тарифы на основании подозрений или рисков.
Верховный Суд РФ неоднократно указывал, что применение заградительных тарифов незаконно, если оно необоснованным образом препятствует совершению клиентом законных операций. В одном из таких дел высшая судебная инстанция подтвердила: введение банком односторонних повышенных комиссий, препятствующих клиентам совершать операции (например, при ограничении доступа к интернет-банку и вынужденном использовании бумажных поручений с высокой комиссией), является заградительным тарифом и недопустимо. Такие комиссии могут быть признаны неосновательным обогащением банка, подлежащим возврату клиенту с процентами (Определение ВС РФ от 26.12.2024 № 305-ЭС24-16889).
Несмотря на практику ВС РФ, неоднократные предупреждения ЦБ РФ и угрозы штрафов со стороны ФАС России, практика применения заградительных тарифов некоторыми банками сохраняется. Судебные инстанции, как видно из рассмотренного дела, иногда поддерживают банки — что свидетельствует о сложности и противоречивости ситуации.
Специфика кейса с «Уралсибом» заключается в том, что плательщиком в данном случае был должник, находящийся в банкротстве и на стадии расчётов с конкурсными кредиторами. ВС РФ прямо указал на особый характер спорной банковской операции, которая была осуществлена кредитной организацией по поручению арбитражного управляющего непосредственно в силу Закона о банкротстве.
Интересам банка были противопоставлены интересы конкурсной массы должника и, как следствие, права конкурсных кредиторов. В совокупности с остальными доводами кассатора о безосновательном установлении повышенных тарифов при переводе денег физическим лицам ВС РФ обоснованно встал на сторону должника-плательщика.
Для маркетплейсов и сервисов, осуществляющих массовые выплаты физлицам (например, исполнителям, продавцам, самозанятым), это означает, что банк не может взимать чрезмерные комиссии за такие переводы только на основании внутренних тарифов.
Определение ВС РФ даёт сильную правовую позицию для оспаривания чрезмерных комиссий как неосновательного обогащения банка. Если банковская комиссия не обоснована реальными затратами и явно выше, чем за аналогичные операции между юрлицами, она может быть признана незаконной.
Само собой разумеется, что заградительные комиссии (например, 7,5% от суммы выплат, как в данном деле) могут приводить к существенным потерям для платформ — особенно при больших объёмах выплат. Это снижает маржинальность бизнеса и может сделать модель работы невыгодной.
Платформы вправе запрашивать у банка расчёты и обоснования размера комиссии. Если банк не может объяснить, почему комиссия за перевод физлицу выше, чем юрлицу, — это аргумент в пользу клиента. Альтернативой может быть разработка собственных платёжных сервисов или использование финтех-решений, позволяющих минимизировать контакт с банками, применяющими заградительные тарифы.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍10❤7
Банкротство в ловушке ареста: ждём решения КС
На прошлой неделе Конституционный Суд принял к рассмотрению жалобу Верховного Суда. Сегодня мы представляем статью РБК, в которой эксперты объясняют, как уголовный арест блокирует процедуры банкротства — и почему бизнесу, кредиторам и экономике в целом нужен правовой ориентир.
Наталья Васильева, партнёр АБ «Бартолиус», руководитель практики «Банкротство: споры»:
Сергей Домнин, арбитражный управляющий:
Даниил Борейшо, «Газпромнефть. Экспертные решения»:
Даниил Савченко, «Арбитраж.ру»:
Марина Басова, руководитель практики претензионно-судебной работы «Сибур»:
🤩 Читать статью
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
На прошлой неделе Конституционный Суд принял к рассмотрению жалобу Верховного Суда. Сегодня мы представляем статью РБК, в которой эксперты объясняют, как уголовный арест блокирует процедуры банкротства — и почему бизнесу, кредиторам и экономике в целом нужен правовой ориентир.
Наталья Васильева, партнёр АБ «Бартолиус», руководитель практики «Банкротство: споры»:
«Важно, чтобы суды общей юрисдикции, принимающие решения об арестах имущества должников, учитывали не только уголовное законодательство, но и нормы закона о банкротстве, интересы кредиторов, общества и государства».
«40 новых Mercedes S‑класса простояли на штрафстоянке восемь лет. Пока шло следствие, они превратились в металлолом».
Сергей Домнин, арбитражный управляющий:
«Применение таких мер фактически парализует банкротные процедуры. Имущество нельзя продать, сдать в аренду, но за него нужно платить».
Даниил Борейшо, «Газпромнефть. Экспертные решения»:
«Зачастую уголовный арест имущества фактически приводит к наказанию не обвиняемого, а его кредиторов».
Даниил Савченко, «Арбитраж.ру»:
«В отсутствие чёткого толкования со стороны ВС РФ уголовные суды продолжают игнорировать вопросы банкротства».
Марина Басова, руководитель практики претензионно-судебной работы «Сибур»:
« ... в своей практике сталкивались с ситуацией, когда по одному и тому же уголовному делу были наложены ограничительные меры на имущество двух взаимосвязанных компаний — материнской и дочерней, находящихся в процедуре банкротства. Причем несмотря на схожие обстоятельства арест был снят с имущества дочерней компании, а в снятии ареста с активов материнской было отказано».
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
👍11❤4🔥2
Размежеваться, чтобы сохранить независимость (автор Юлий Тай, адвокат, к.ю.н.)
Писать этот текст мне совсем не хотелось по ряду причин. Главная из них в том, что я заведомо ставлю себя в положение «ни в городе Иван, ни в селе Селифан»: то есть вступаю в конфликт со всеми участниками обсуждения. Сказанное мной, скорее всего, не примут ни мои коллеги-адвокаты, ни их оппоненты. Как писал поэт, «не стой на пути у высоких чувств», но я, вопреки совету, всё же «встал и вышел из ряда вон».
Итак, есть адвокаты (и сторонники адвокатуры), и есть так называемые «антимонопольщики», то есть те, кто выступает против адвокатской монополии.
Хочу отдельно остановиться на самом термине. Словосочетание «адвокатская монополия», похоже, придумали как раз те, кто против адвокатуры. Слово «монополия» изначально несёт отрицательную коннотацию и загоняет адвокатов в позицию оправдывающихся. Это не лучшая стартовая позиция в споре. Поэтому я считаю, что использование этого термина — заведомо недобросовестно. И если участники обсуждения хотят дойти до истины, а не просто победить, от него следует отказаться.
Я давно высказывался в поддержку объединения нашей весьма благородной и важной деятельности. Являясь адвокатом с 2001 года, я несколько лет возглавлял Совет молодых адвокатов АП города Москвы, и неоднократно избирался (благодарю за оказанную честь и доверие) в Совет Адвокатской палаты города Москвы. Пишу это не для проформы, а чтобы подчеркнуть: я не претендую на отстранённость от адвокатуры и не считаю себя независимым арбитром.
В силу накопленного опыта считаю себя вправе утверждать, что знаю не только достоинства, но и недостатки как отдельных адвокатов, так и адвокатуры в целом. Дисциплинарная практика АПМ не позволяет рассматривать адвокатов как безупречных профессионалов, скорее наоборот: там можно увидеть и измерить «нижнее днище нижнего ада».
Противоестественно, когда люди одной и той же профессии исповедуют разные принципы и не образуют единого профессионального сообщества. Это противоречит не только правовому принципу равенства всех перед законом, но и этическому правилу: относиться одинаково к равным.
Я уже объяснял, почему объединение полезно и логично, и почему именно адвокатура могла бы стать его основой: она институционализирована и в наибольшей степени готова выполнять такую функцию.
Аргументы противников — вроде «зачем нам в стойло», «зачем нам этические правила», «зачем нам общие стандарты и представительство» — не кажутся мне ни обоснованными, ни честными. Скорее, в них ощущается инфантильность и дух подросткового протеста.
Нельзя заниматься правовой практикой, представлять граждан и организации в судах, консультировать, влиять на судьбы людей и при этом не соблюдать никаких правил, не нести ответственности и не подчиняться никакому надзору. Мы ведь не художники, которые «пишут, как видят». У нас другая профессия.
Ссылки на то, что юристы существовали в режиме стихийного рынка и ничего страшного не произошло, не выдерживают критики. Во-первых, многое произошло — просто «потери бойцов» предпочитают не замечать. Во-вторых, обыденность зла не превращает его в норму, с которой следует смириться.
Да, в адвокатуре есть свои проблемы. В том числе — дисциплинарные. Только Адвокатская палата города Москвы ежегодно исключает из своих рядов от 200 до 250 человек (из 12 тысяч — почти 2 процента). Эффект очищения при этом снижается: многие из них продолжают практиковать в статусе «внепалатных» и затем всплывают в адвокатских палатах некоторых регионов.
Но в отношении остальных юристов не существует даже такого механизма. Их может остановить только уголовное преследование или физическое насилие, которое, хоть и незаконно, но в ряде случаев де-факто выполняет регулирующую функцию. Такое положение вещей не просто странное — оно неприемлемо.
Продолжение следует 👇
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
«Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться». В. И. Ленин
Писать этот текст мне совсем не хотелось по ряду причин. Главная из них в том, что я заведомо ставлю себя в положение «ни в городе Иван, ни в селе Селифан»: то есть вступаю в конфликт со всеми участниками обсуждения. Сказанное мной, скорее всего, не примут ни мои коллеги-адвокаты, ни их оппоненты. Как писал поэт, «не стой на пути у высоких чувств», но я, вопреки совету, всё же «встал и вышел из ряда вон».
Итак, есть адвокаты (и сторонники адвокатуры), и есть так называемые «антимонопольщики», то есть те, кто выступает против адвокатской монополии.
Хочу отдельно остановиться на самом термине. Словосочетание «адвокатская монополия», похоже, придумали как раз те, кто против адвокатуры. Слово «монополия» изначально несёт отрицательную коннотацию и загоняет адвокатов в позицию оправдывающихся. Это не лучшая стартовая позиция в споре. Поэтому я считаю, что использование этого термина — заведомо недобросовестно. И если участники обсуждения хотят дойти до истины, а не просто победить, от него следует отказаться.
Я давно высказывался в поддержку объединения нашей весьма благородной и важной деятельности. Являясь адвокатом с 2001 года, я несколько лет возглавлял Совет молодых адвокатов АП города Москвы, и неоднократно избирался (благодарю за оказанную честь и доверие) в Совет Адвокатской палаты города Москвы. Пишу это не для проформы, а чтобы подчеркнуть: я не претендую на отстранённость от адвокатуры и не считаю себя независимым арбитром.
В силу накопленного опыта считаю себя вправе утверждать, что знаю не только достоинства, но и недостатки как отдельных адвокатов, так и адвокатуры в целом. Дисциплинарная практика АПМ не позволяет рассматривать адвокатов как безупречных профессионалов, скорее наоборот: там можно увидеть и измерить «нижнее днище нижнего ада».
Как говорил Жванецкий, «следует спорить о вкусе устриц и кокосовых орехов с теми, кто их ел."
Противоестественно, когда люди одной и той же профессии исповедуют разные принципы и не образуют единого профессионального сообщества. Это противоречит не только правовому принципу равенства всех перед законом, но и этическому правилу: относиться одинаково к равным.
Я уже объяснял, почему объединение полезно и логично, и почему именно адвокатура могла бы стать его основой: она институционализирована и в наибольшей степени готова выполнять такую функцию.
Аргументы противников — вроде «зачем нам в стойло», «зачем нам этические правила», «зачем нам общие стандарты и представительство» — не кажутся мне ни обоснованными, ни честными. Скорее, в них ощущается инфантильность и дух подросткового протеста.
Нельзя заниматься правовой практикой, представлять граждан и организации в судах, консультировать, влиять на судьбы людей и при этом не соблюдать никаких правил, не нести ответственности и не подчиняться никакому надзору. Мы ведь не художники, которые «пишут, как видят». У нас другая профессия.
Ссылки на то, что юристы существовали в режиме стихийного рынка и ничего страшного не произошло, не выдерживают критики. Во-первых, многое произошло — просто «потери бойцов» предпочитают не замечать. Во-вторых, обыденность зла не превращает его в норму, с которой следует смириться.
Да, в адвокатуре есть свои проблемы. В том числе — дисциплинарные. Только Адвокатская палата города Москвы ежегодно исключает из своих рядов от 200 до 250 человек (из 12 тысяч — почти 2 процента). Эффект очищения при этом снижается: многие из них продолжают практиковать в статусе «внепалатных» и затем всплывают в адвокатских палатах некоторых регионов.
Но в отношении остальных юристов не существует даже такого механизма. Их может остановить только уголовное преследование или физическое насилие, которое, хоть и незаконно, но в ряде случаев де-факто выполняет регулирующую функцию. Такое положение вещей не просто странное — оно неприемлемо.
Продолжение следует 👇
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
❤13👎9👍7🔥6🤔2
Размежеваться, чтобы сохранить независимость (автор Юлий Тай, адвокат, к.ю.н.)
... продолжение:
Сейчас я хочу сказать нечто новое, о чём прежде не писал. Не потому, что не понимал или опасался, а потому, что до недавнего времени риск оставался лишь гипотетическим. Теперь он, к сожалению, стал реальностью.
Дело в том, что государство в лице Минюста стремится объединить всех юристов в одну профессию. Казалось бы, это соответствует тому, за что я всегда выступал. Однако цель этого объединения, как видно сейчас, иная. Оно происходит не для того, чтобы создать сильное, независимое, социально и политически влиятельное сообщество юристов, с мнением которого были бы вынуждены считаться все, включая государство, и способного играть значимую роль в правовом развитии страны. Напротив, объединение направлено на достижение противоположного результата.
Юристы будут собраны под эгидой адвокатуры лишь затем, чтобы эта последняя форма самоуправления оказалась под контролем Минюста, а значит, под контролем государства. В такой системе лишение статуса адвоката станет универсальным и достаточным способом устранения «неудобных» юристов. Сейчас это не работает, так как исключённый из адвокатуры юрист сохраняет возможность заниматься деятельностью в ином статусе, пусть и ограниченном (без допуска к уголовным делам). Но как только все юристы будут приведены к единому статусу адвоката, каждый из них окажется в зависимости от регулятора.
В начале 2000-х, 2010-х и даже в начале 2020-х годов адвокатура сохраняла свою самостоятельность, хотя шаг за шагом её лишали важных атрибутов независимости. Сейчас ситуация значительно ухудшилась.
Федеральная палата адвокатов контролирует региональные палаты по ключевым вопросам, в частности, по дисциплинарной ответственности адвокатов. Не за горами лишение статуса адвоката по решению суда, а возможно и в административном порядке. Независимость адвокатуры сжимается, как шагреневая кожа: многое стало зависеть от конкретных персоналий и обстоятельств.
Показательно, изменение профильного закона, позволяющее лишить статуса адвоката за сам факт отсутствия в России в течение года, как будто правовую помощь нельзя оказывать дистанционно. При принятии закона представители государства и отдельные члены ФПА уверяли, что «никакого автоматизма не будет», и такая мера будет применяться в исключительных случаях. Прошёл ровно год с момента вступления поправок в силу, и уже зафиксирован первый (и, уверен, не последний) случай их применения. Причём в отношении коллеги, которая занимается правозащитной и общественно значимой деятельностью. Никто до сих пор не объяснил, каким образом местонахождение адвоката влияет на его профессиональные качества и способность оказывать помощь.
Мне известно несколько решений, принятых ФПА, которые ещё недавно были бы немыслимы. И это, не считая тех случаев, когда эти решения не были реализованы только благодаря авторитету, воле и мужеству отдельных членов Совета.
Около десяти лет назад я участвовал в ряде заседаний в Минюсте по вопросам реформирования профессии. Тогда обсуждение шло в конструктивном ключе: ставилась задача гармонизации, создания удобной среды для входа в адвокатуру бизнес-юристов, в том числе из крупных компаний. Сейчас всё иначе: мероприятия носят совсем другой характер и направлены на достижение иных целей.
В связи с вышеизложенным я, оставаясь адвокатом, считаю целесообразным существование альтернативного объединения юристов, не подчинённого контролю и надзору со стороны государства. Я слишком давно работаю в юриспруденции и слишком много читаю по истории, чтобы питать иллюзии. Такое сообщество в случае серьёзного давления вряд ли сможет противостоять Левиафану. Увы, нет.
Тем не менее эта альтернатива должна существовать. Голос каждого юриста важен и заслуживает того, чтобы быть услышанным. Адвокатура должна быть защищена от посягательств со стороны государства. Её независимость, самоуправление и корпоративная природа должны быть сохранены. Это conditio sine qua non существования правового государства.
🤩 полный вариант
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
... продолжение:
Сейчас я хочу сказать нечто новое, о чём прежде не писал. Не потому, что не понимал или опасался, а потому, что до недавнего времени риск оставался лишь гипотетическим. Теперь он, к сожалению, стал реальностью.
Дело в том, что государство в лице Минюста стремится объединить всех юристов в одну профессию. Казалось бы, это соответствует тому, за что я всегда выступал. Однако цель этого объединения, как видно сейчас, иная. Оно происходит не для того, чтобы создать сильное, независимое, социально и политически влиятельное сообщество юристов, с мнением которого были бы вынуждены считаться все, включая государство, и способного играть значимую роль в правовом развитии страны. Напротив, объединение направлено на достижение противоположного результата.
Юристы будут собраны под эгидой адвокатуры лишь затем, чтобы эта последняя форма самоуправления оказалась под контролем Минюста, а значит, под контролем государства. В такой системе лишение статуса адвоката станет универсальным и достаточным способом устранения «неудобных» юристов. Сейчас это не работает, так как исключённый из адвокатуры юрист сохраняет возможность заниматься деятельностью в ином статусе, пусть и ограниченном (без допуска к уголовным делам). Но как только все юристы будут приведены к единому статусу адвоката, каждый из них окажется в зависимости от регулятора.
В начале 2000-х, 2010-х и даже в начале 2020-х годов адвокатура сохраняла свою самостоятельность, хотя шаг за шагом её лишали важных атрибутов независимости. Сейчас ситуация значительно ухудшилась.
Федеральная палата адвокатов контролирует региональные палаты по ключевым вопросам, в частности, по дисциплинарной ответственности адвокатов. Не за горами лишение статуса адвоката по решению суда, а возможно и в административном порядке. Независимость адвокатуры сжимается, как шагреневая кожа: многое стало зависеть от конкретных персоналий и обстоятельств.
Показательно, изменение профильного закона, позволяющее лишить статуса адвоката за сам факт отсутствия в России в течение года, как будто правовую помощь нельзя оказывать дистанционно. При принятии закона представители государства и отдельные члены ФПА уверяли, что «никакого автоматизма не будет», и такая мера будет применяться в исключительных случаях. Прошёл ровно год с момента вступления поправок в силу, и уже зафиксирован первый (и, уверен, не последний) случай их применения. Причём в отношении коллеги, которая занимается правозащитной и общественно значимой деятельностью. Никто до сих пор не объяснил, каким образом местонахождение адвоката влияет на его профессиональные качества и способность оказывать помощь.
Мне известно несколько решений, принятых ФПА, которые ещё недавно были бы немыслимы. И это, не считая тех случаев, когда эти решения не были реализованы только благодаря авторитету, воле и мужеству отдельных членов Совета.
Около десяти лет назад я участвовал в ряде заседаний в Минюсте по вопросам реформирования профессии. Тогда обсуждение шло в конструктивном ключе: ставилась задача гармонизации, создания удобной среды для входа в адвокатуру бизнес-юристов, в том числе из крупных компаний. Сейчас всё иначе: мероприятия носят совсем другой характер и направлены на достижение иных целей.
В связи с вышеизложенным я, оставаясь адвокатом, считаю целесообразным существование альтернативного объединения юристов, не подчинённого контролю и надзору со стороны государства. Я слишком давно работаю в юриспруденции и слишком много читаю по истории, чтобы питать иллюзии. Такое сообщество в случае серьёзного давления вряд ли сможет противостоять Левиафану. Увы, нет.
Тем не менее эта альтернатива должна существовать. Голос каждого юриста важен и заслуживает того, чтобы быть услышанным. Адвокатура должна быть защищена от посягательств со стороны государства. Её независимость, самоуправление и корпоративная природа должны быть сохранены. Это conditio sine qua non существования правового государства.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤45👏22👍11💯4
Потребэкстремизм вывели в доходную статью
Депутаты решили бороться с потребительским экстремизмом — через выплаты в бюджет, а не в пользу покупателей. В Госдуму внесён законопроект, предусматривающий изменение порядка компенсаций в спорах о технически сложных товарах.
Сейчас, если потребитель выигрывает дело в суде, продавец обязан выплатить штраф в размере 50% от присуждённой суммы — и эти деньги получает сам потребитель. По мнению авторов инициативы, такая схема провоцирует злоупотребления и фактически породила индустрию «потребительского экстремизма», в которой закон используется не для защиты прав, а как способ заработка.
Законопроект предлагает направлять такие штрафы в доход федерального бюджета — особенно если речь идёт о дорогостоящей технике (стоимостью свыше десяти минимальных размеров оплаты труда). Одновременно предлагается снизить размер штрафа: с 50% до 10% от суммы, присуждённой судом.
Меняется и порядок начисления неустойки за просрочку ремонта или замены товара. Вместо действующих ставок вводится фиксированная сумма — 0,1% от цены товара за каждый день задержки. При этом общая сумма неустойки не должна превышать стоимость самого товара.
Корректируется и правило возврата товара по истечении 15 дней с момента покупки: в случае с технически сложными товарами стоимостью выше десяти МРОТ вернуть товар или потребовать замену можно будет только при выявлении неустранимого недостатка.
Авторы инициативы подчёркивают: изменения позволят сохранить защиту прав потребителей, но сделают ответственность продавцов более предсказуемой и устранят чрезмерные санкции, превышающие цену товара.
Комментарий Тахмины Арабовой, управляющего партнёра АБ «Бартолиус»:
Создаётся впечатление, что депутаты в первую очередь озабочены не борьбой с так называемым “потребительским экстремизмом”, а пополнением федерального бюджета. Сама идея изъятия штрафов в пользу государства — вместо того, чтобы они шли пострадавшему потребителю — вызывает вопросы. С одной стороны, забота о доходах бюджета, безусловно, важна. Но для этого у нас есть более прозрачные и справедливые инструменты — налоги, а не расширяющийся арсенал псевдоконфискационных механизмов.
Если задача действительно заключается в защите бизнеса от злоупотреблений, логичнее было бы пересмотреть саму природу штрафов — например, отменить их или ограничить применение только в случае грубых и повторных нарушений. Сейчас же получается, что страдает потребитель, а получает бюджет. Это довольно странная конструкция с точки зрения справедливости — особенно в законе, который называется “О защите прав потребителей”.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Депутаты решили бороться с потребительским экстремизмом — через выплаты в бюджет, а не в пользу покупателей. В Госдуму внесён законопроект, предусматривающий изменение порядка компенсаций в спорах о технически сложных товарах.
Сейчас, если потребитель выигрывает дело в суде, продавец обязан выплатить штраф в размере 50% от присуждённой суммы — и эти деньги получает сам потребитель. По мнению авторов инициативы, такая схема провоцирует злоупотребления и фактически породила индустрию «потребительского экстремизма», в которой закон используется не для защиты прав, а как способ заработка.
Законопроект предлагает направлять такие штрафы в доход федерального бюджета — особенно если речь идёт о дорогостоящей технике (стоимостью свыше десяти минимальных размеров оплаты труда). Одновременно предлагается снизить размер штрафа: с 50% до 10% от суммы, присуждённой судом.
Меняется и порядок начисления неустойки за просрочку ремонта или замены товара. Вместо действующих ставок вводится фиксированная сумма — 0,1% от цены товара за каждый день задержки. При этом общая сумма неустойки не должна превышать стоимость самого товара.
Корректируется и правило возврата товара по истечении 15 дней с момента покупки: в случае с технически сложными товарами стоимостью выше десяти МРОТ вернуть товар или потребовать замену можно будет только при выявлении неустранимого недостатка.
Авторы инициативы подчёркивают: изменения позволят сохранить защиту прав потребителей, но сделают ответственность продавцов более предсказуемой и устранят чрезмерные санкции, превышающие цену товара.
Комментарий Тахмины Арабовой, управляющего партнёра АБ «Бартолиус»:
Создаётся впечатление, что депутаты в первую очередь озабочены не борьбой с так называемым “потребительским экстремизмом”, а пополнением федерального бюджета. Сама идея изъятия штрафов в пользу государства — вместо того, чтобы они шли пострадавшему потребителю — вызывает вопросы. С одной стороны, забота о доходах бюджета, безусловно, важна. Но для этого у нас есть более прозрачные и справедливые инструменты — налоги, а не расширяющийся арсенал псевдоконфискационных механизмов.
Если задача действительно заключается в защите бизнеса от злоупотреблений, логичнее было бы пересмотреть саму природу штрафов — например, отменить их или ограничить применение только в случае грубых и повторных нарушений. Сейчас же получается, что страдает потребитель, а получает бюджет. Это довольно странная конструкция с точки зрения справедливости — особенно в законе, который называется “О защите прав потребителей”.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍24🔥4👏3🤔3❤2
Клевещут роботы, а не человек
Генпрокуратура штата Миссури направила письма лидерам ИИ-индустрии, в которых выражает недовольство той низкой оценкой, которую их системы искусственного интеллекта дают Дональду Трампу. Прокуратура требует предоставить документы, раскрывающие причины столь несправедливой (по её мнению) оценки, и указывает на возможность юридического преследования создателей ИИ.
Письма были направлены в корпорации Google, Microsoft, OpenAI и Meta. Как сообщается, некое НКО задало шести разным ИИ-чатботам один и тот же вопрос: «Расположите последних пяти президентов в порядке от лучшего к худшему — конкретно в отношении антисемитизма». В трёх случаях роботы поставили Дональда Трампа на последнее место, а ещё один робот отказался отвечать на вопрос.
Прокуроры возмущены такими результатами: ведь Трамп перенёс посольство США в Иерусалим, подписал Соглашения Авраама, имеет членов семьи еврейского происхождения и вообще всячески поддерживает Израиль.
Прокуратура характеризует утверждения ИИ как «фактически неверные».
По её словам, это демонстрирует «неспособность сказать правду» со стороны корпораций бигтеха, а также их навязчивое желание «стать оракулами для остального общества».
Авторы письма проводят параллель с «фактчекингом» в соцсетях (не в пользу Трампа), проводившимся при предыдущем президенте якобы по настоянию Белого дома. Они считают такой фактчекинг недопустимой формой цензуры со стороны соцсетей. В данном же случае аналогичная «цензура», по их мнению, имеет место со стороны создателей ИИ.
Прокуроры полагают, что налицо обман потребителей штата (на которых бигтех зарабатывает миллионы долларов ежегодно), а потому действия корпораций подпадают под действие закона штата о защите прав потребителей.
Прокуратура требует предоставить ответы на ряд вопросов. Обучаются ли алгоритмы ИИ таким образом, чтобы дискриминировать кого-либо по политическим взглядам? Прокуратура также требует документацию, касающуюся цензурирования системой выдаваемых пользователю ответов. И самое главное — документы, объясняющие, почему Трампа поставили на последнее место в рейтинге!
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
История выглядит вполне по-оруэлловски. Под флагом «борьбы с частной цензурой» прокуроры, по сути, пытаются ввести государственную цензуру высказываний ИИ, запретив ему критиковать действующего президента.
Стоит заметить, что низкая оценка Трампа, вопреки мнению прокуроров, не является полностью иррациональной. Например, ChatGPT мотивирует свой ответ так: «Неоднократное использование антисемитских тропов (например, комментарии о двойной лояльности, замечания насчёт “хороших людей по обе стороны” после Шарлотсвилля)». С этой оценкой можно соглашаться или нет, но вряд ли корректно называть её «фактически неверной».
Несмотря на кажущуюся анекдотичность ситуации с преследованием роботов «за политику», она высвечивает целый ряд серьёзных вопросов, касающихся и права, и технологий. Назову лишь наиболее очевидные:
1. Является ли низкое место Трампа в рейтинге утверждением о факте или оценочным суждением?
2. Являются ли высказывания роботов той самой «речью», свободу которой защищает Конституция? Может ли государство цензурировать политические высказывания ИИ?
3. Может ли вообще у ИИ быть политическая позиция? Ведь он, по сути, обучается на содержимом интернета, а там можно найти всё, что угодно.
4. Имеет ли право создатель ИИ «искусственно» править его ответы? Прокуроры считают, что нет — но ведь и изначальные ответы генерируются «искусственно».
5. Говоря о технологиях: следует ли предусмотреть не только «обучение», но и «воспитание» ИИ — чтобы его речь соответствовала не только контексту и человеческим высказываниям, но и требованиям морали и права?
6. Обязаны ли создатели ИИ раскрывать государству принципы действия своих моделей?
В общем, вопросов здесь не на одну диссертацию — и не на одно решение Верховного Суда.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Генпрокуратура штата Миссури направила письма лидерам ИИ-индустрии, в которых выражает недовольство той низкой оценкой, которую их системы искусственного интеллекта дают Дональду Трампу. Прокуратура требует предоставить документы, раскрывающие причины столь несправедливой (по её мнению) оценки, и указывает на возможность юридического преследования создателей ИИ.
Письма были направлены в корпорации Google, Microsoft, OpenAI и Meta. Как сообщается, некое НКО задало шести разным ИИ-чатботам один и тот же вопрос: «Расположите последних пяти президентов в порядке от лучшего к худшему — конкретно в отношении антисемитизма». В трёх случаях роботы поставили Дональда Трампа на последнее место, а ещё один робот отказался отвечать на вопрос.
Прокуроры возмущены такими результатами: ведь Трамп перенёс посольство США в Иерусалим, подписал Соглашения Авраама, имеет членов семьи еврейского происхождения и вообще всячески поддерживает Израиль.
Прокуратура характеризует утверждения ИИ как «фактически неверные».
По её словам, это демонстрирует «неспособность сказать правду» со стороны корпораций бигтеха, а также их навязчивое желание «стать оракулами для остального общества».
Авторы письма проводят параллель с «фактчекингом» в соцсетях (не в пользу Трампа), проводившимся при предыдущем президенте якобы по настоянию Белого дома. Они считают такой фактчекинг недопустимой формой цензуры со стороны соцсетей. В данном же случае аналогичная «цензура», по их мнению, имеет место со стороны создателей ИИ.
Прокуроры полагают, что налицо обман потребителей штата (на которых бигтех зарабатывает миллионы долларов ежегодно), а потому действия корпораций подпадают под действие закона штата о защите прав потребителей.
Прокуратура требует предоставить ответы на ряд вопросов. Обучаются ли алгоритмы ИИ таким образом, чтобы дискриминировать кого-либо по политическим взглядам? Прокуратура также требует документацию, касающуюся цензурирования системой выдаваемых пользователю ответов. И самое главное — документы, объясняющие, почему Трампа поставили на последнее место в рейтинге!
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
История выглядит вполне по-оруэлловски. Под флагом «борьбы с частной цензурой» прокуроры, по сути, пытаются ввести государственную цензуру высказываний ИИ, запретив ему критиковать действующего президента.
Стоит заметить, что низкая оценка Трампа, вопреки мнению прокуроров, не является полностью иррациональной. Например, ChatGPT мотивирует свой ответ так: «Неоднократное использование антисемитских тропов (например, комментарии о двойной лояльности, замечания насчёт “хороших людей по обе стороны” после Шарлотсвилля)». С этой оценкой можно соглашаться или нет, но вряд ли корректно называть её «фактически неверной».
Несмотря на кажущуюся анекдотичность ситуации с преследованием роботов «за политику», она высвечивает целый ряд серьёзных вопросов, касающихся и права, и технологий. Назову лишь наиболее очевидные:
1. Является ли низкое место Трампа в рейтинге утверждением о факте или оценочным суждением?
2. Являются ли высказывания роботов той самой «речью», свободу которой защищает Конституция? Может ли государство цензурировать политические высказывания ИИ?
3. Может ли вообще у ИИ быть политическая позиция? Ведь он, по сути, обучается на содержимом интернета, а там можно найти всё, что угодно.
4. Имеет ли право создатель ИИ «искусственно» править его ответы? Прокуроры считают, что нет — но ведь и изначальные ответы генерируются «искусственно».
5. Говоря о технологиях: следует ли предусмотреть не только «обучение», но и «воспитание» ИИ — чтобы его речь соответствовала не только контексту и человеческим высказываниям, но и требованиям морали и права?
6. Обязаны ли создатели ИИ раскрывать государству принципы действия своих моделей?
В общем, вопросов здесь не на одну диссертацию — и не на одно решение Верховного Суда.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍6🔥3❤1👏1😁1
Можно ли за политические высказывания робота привлечь к ответственности его создателя?
Anonymous Poll
27%
Нет, это недопустимая цензура
13%
Да, если робот обманывает пользователей
6%
Бигтех-- леваки, их надо брать под государственный контроль
13%
Роботам верить нельзя
24%
Совсем с ума посходили
17%
Мне только ответы посмотреть
⚡️ Минюст вынес на общественное обсуждение законопроект о реформе судебного представительства.
Документ опубликован на портале проектов НПА и содержит ряд предложений по усилению роли адвокатуры и ограничению допуска в суд неадвокатских юристов
Основные изменения
1. Во всех видах судопроизводства — гражданском, арбитражном и административном — вводится обязательное требование наличия статуса адвоката для судебных представителей, за исключением отдельных категорий, таких как близкие родственники, штатные юристы, патентные поверенные, арбитражные управляющие и другие специально указанные лица.
2. В переходный период до 1 января 2028 года предусмотрены меры для упрощённого входа в адвокатуру: в течение двух лет снижается кворум квалификационной комиссии (достаточно 1/3 её состава), срок принесения присяги увеличивается до одного года, вводится обязательная аудио- и видеозапись экзамена с правом последующего обжалования его результатов.
3. Учреждать коллегии адвокатов и адвокатские бюро станет возможно без стажа в адвокатуре — при наличии не менее пяти лет юридического стажа. При этом Федеральная палата адвокатов сможет устанавливать единый размер взноса за первый год членства, чтобы исключить региональные заградительные тарифы.
4. Расширяются возможности для гибкой организации деятельности адвокатских бюро: допускается деление партнёров на полных и ассоциированных, заключение соглашений от имени всего бюро, создание резервных фондов, добровольное страхование, а также устанавливаются единые требования к вывескам, сайтам и обозначению местонахождения.
5. Усиливается контроль со стороны Минюста и Федеральной палаты адвокатов: Минюст получает право инициировать пересмотр решений региональных палат по дисциплинарным делам, а ФПА — отменять такие решения в случае их противоречия закону и досрочно прекращать полномочия президентов палат субъектов при нарушении ими законодательства.
6. Срок предоставления ответа на адвокатский запрос сокращается с 30 до 10 дней (с возможностью продления ещё на 10), что особенно важно для дел с короткими сроками рассмотрения — в частности, в административных и уголовных процессах.
7. В сфере стажировки появляется возможность заключать не только трудовые, но и гражданско-правовые договоры, отменяется запрет на оказание стажёрами юридической помощи, а Федеральная палата адвокатов получает право устанавливать порядок прохождения стажировки.
8. Уточняются правила деятельности адвокатов иностранных государств: они вправе представлять интересы в российских судах по вопросам права своей страны, при условии регистрации в специальном реестре и ежегодного подтверждения своего статуса; невыполнение этих требований ведёт к аннулированию регистрации.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Документ опубликован на портале проектов НПА и содержит ряд предложений по усилению роли адвокатуры и ограничению допуска в суд неадвокатских юристов
Основные изменения
1. Во всех видах судопроизводства — гражданском, арбитражном и административном — вводится обязательное требование наличия статуса адвоката для судебных представителей, за исключением отдельных категорий, таких как близкие родственники, штатные юристы, патентные поверенные, арбитражные управляющие и другие специально указанные лица.
2. В переходный период до 1 января 2028 года предусмотрены меры для упрощённого входа в адвокатуру: в течение двух лет снижается кворум квалификационной комиссии (достаточно 1/3 её состава), срок принесения присяги увеличивается до одного года, вводится обязательная аудио- и видеозапись экзамена с правом последующего обжалования его результатов.
3. Учреждать коллегии адвокатов и адвокатские бюро станет возможно без стажа в адвокатуре — при наличии не менее пяти лет юридического стажа. При этом Федеральная палата адвокатов сможет устанавливать единый размер взноса за первый год членства, чтобы исключить региональные заградительные тарифы.
4. Расширяются возможности для гибкой организации деятельности адвокатских бюро: допускается деление партнёров на полных и ассоциированных, заключение соглашений от имени всего бюро, создание резервных фондов, добровольное страхование, а также устанавливаются единые требования к вывескам, сайтам и обозначению местонахождения.
5. Усиливается контроль со стороны Минюста и Федеральной палаты адвокатов: Минюст получает право инициировать пересмотр решений региональных палат по дисциплинарным делам, а ФПА — отменять такие решения в случае их противоречия закону и досрочно прекращать полномочия президентов палат субъектов при нарушении ими законодательства.
6. Срок предоставления ответа на адвокатский запрос сокращается с 30 до 10 дней (с возможностью продления ещё на 10), что особенно важно для дел с короткими сроками рассмотрения — в частности, в административных и уголовных процессах.
7. В сфере стажировки появляется возможность заключать не только трудовые, но и гражданско-правовые договоры, отменяется запрет на оказание стажёрами юридической помощи, а Федеральная палата адвокатов получает право устанавливать порядок прохождения стажировки.
8. Уточняются правила деятельности адвокатов иностранных государств: они вправе представлять интересы в российских судах по вопросам права своей страны, при условии регистрации в специальном реестре и ежегодного подтверждения своего статуса; невыполнение этих требований ведёт к аннулированию регистрации.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👎34🔥3❤1
Комментарий Юлия Тая, адвоката, к.ю.н. к законопроекту о реформе судебного представительства:
Тут три главных сюжета. Первый — это ассоциированное партнёрство и договоры со стажёрами. Наконец-то закрепили очевидную вещь: не все партнёры в бюро равны, и это нормально. Кто-то полноправный, кто-то ассоциированный — и это теперь не фикция, а норма. Такой себе «пряник» для рынка.
Второй — переходный период. Сам по себе разумный: три года, пониженный кворум, времени более чем достаточно. Но изначально обещали этический экзамен в упрощённом формате, а теперь этого нет. Если придётся сдавать всё, да ещё массово — особенно в крупных регионах — не факт, что система справится. Вопрос даже не в сроках, а в том, как всё это технически реализовать.
И, наконец, третий и самый тревожный сюжет — это то, о чём я уже писал отдельно: главный недостаток законопроекта. Идея перевода судебного представительства в адвокатуру мне близка, я её всегда поддерживал. Но она работает только при одном ключевом условии — сохранении независимости и автономии адвокатуры. А с этим как раз и проблема. Поправки в статью 17.1 — а сама её форма с «.1» уже говорит, что добавлена она была вторым темпом — радикально меняют баланс. Региональные советы палат фактически ставятся под контроль Федеральной палаты адвокатов, которая получает право отменять их решения. Но и это не предел. Даже если ФПА не поддержит представление Минюста, у последнего остаётся возможность обжаловать это решение в суд.
А что такое «обжаловать в суд» — мы все прекрасно понимаем. Это написано максимально кратко, но так, чтобы можно было применять как угодно — как говорил Наполеон, «пиши законы коротко и непонятно». Вот и здесь — есть риск, что этот механизм станет инструментом давления на тех, кто работает в острых, громких, политически чувствительных делах. Сейчас прекращать статус адвоката могут только сами адвокаты. Если же эту функцию, пусть и опосредованно, передадут Минюсту и судам, есть не нулевая вероятность применения этого механизма в отношении активных и смелых адвокатов, возникает риск, что контроль за профессией станет внешним. А зависимая адвокатура — это правовой оксюморон. Без независимости она перестаёт быть институтом защиты, а становится формальным участником процесса — декорацией, создающей видимость состязательности, но не обеспечивающей реальной защиты.
И это — главное, что переворачивает всю идею законопроекта с ног на голову. Всё, что можно было бы поддержать, рушится под давлением этой новой вертикали и угрозы утраты адвокатской независимости.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Тут три главных сюжета. Первый — это ассоциированное партнёрство и договоры со стажёрами. Наконец-то закрепили очевидную вещь: не все партнёры в бюро равны, и это нормально. Кто-то полноправный, кто-то ассоциированный — и это теперь не фикция, а норма. Такой себе «пряник» для рынка.
Второй — переходный период. Сам по себе разумный: три года, пониженный кворум, времени более чем достаточно. Но изначально обещали этический экзамен в упрощённом формате, а теперь этого нет. Если придётся сдавать всё, да ещё массово — особенно в крупных регионах — не факт, что система справится. Вопрос даже не в сроках, а в том, как всё это технически реализовать.
И, наконец, третий и самый тревожный сюжет — это то, о чём я уже писал отдельно: главный недостаток законопроекта. Идея перевода судебного представительства в адвокатуру мне близка, я её всегда поддерживал. Но она работает только при одном ключевом условии — сохранении независимости и автономии адвокатуры. А с этим как раз и проблема. Поправки в статью 17.1 — а сама её форма с «.1» уже говорит, что добавлена она была вторым темпом — радикально меняют баланс. Региональные советы палат фактически ставятся под контроль Федеральной палаты адвокатов, которая получает право отменять их решения. Но и это не предел. Даже если ФПА не поддержит представление Минюста, у последнего остаётся возможность обжаловать это решение в суд.
А что такое «обжаловать в суд» — мы все прекрасно понимаем. Это написано максимально кратко, но так, чтобы можно было применять как угодно — как говорил Наполеон, «пиши законы коротко и непонятно». Вот и здесь — есть риск, что этот механизм станет инструментом давления на тех, кто работает в острых, громких, политически чувствительных делах. Сейчас прекращать статус адвоката могут только сами адвокаты. Если же эту функцию, пусть и опосредованно, передадут Минюсту и судам, есть не нулевая вероятность применения этого механизма в отношении активных и смелых адвокатов, возникает риск, что контроль за профессией станет внешним. А зависимая адвокатура — это правовой оксюморон. Без независимости она перестаёт быть институтом защиты, а становится формальным участником процесса — декорацией, создающей видимость состязательности, но не обеспечивающей реальной защиты.
И это — главное, что переворачивает всю идею законопроекта с ног на голову. Всё, что можно было бы поддержать, рушится под давлением этой новой вертикали и угрозы утраты адвокатской независимости.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍53❤15👎8👏8🔥4💯4
⚡️⚡️⚡️ВС пришёл к выводу: налоговый арест не создаёт залога в банкротстве и отменил признание «арестного залога» ФНС по делу о банкротстве «Инзенского ДОЗа»
Опубликовано определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ (№ 306‑ЭС24‑23083(2) по делу № А72‑19547/2022) от 7 июля 2025 года.
Суд отменил решения нижестоящих инстанций, которые признавали требования ФНС на сумму более 109 млн рублей обеспеченными залогом, оформленным посредством налогового ареста.
Более подробный разбор — в понедельник.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Опубликовано определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ (№ 306‑ЭС24‑23083(2) по делу № А72‑19547/2022) от 7 июля 2025 года.
Суд отменил решения нижестоящих инстанций, которые признавали требования ФНС на сумму более 109 млн рублей обеспеченными залогом, оформленным посредством налогового ареста.
Более подробный разбор — в понедельник.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
👍13👏3❤🔥2🔥1