Стоит ли ввести в российское процессуальное право норму о предварительном ознакомлении сторон с проектом судебного акта, когда полный его текст изготовляется постфактум?
Anonymous Poll
29%
Да, это позволит исправить очевидные ошибки
21%
Нет, это лишь затянет процесс
27%
А что толку, всё равно ничего не исправят
14%
Совсем с ума посходили
9%
Мне только ответы посмотреть
Нужно ли адвокату сообщить суду о том, что его клиент неумышленно нарушил судебный запрет?
Anonymous Poll
20%
Да, этого требует адвокатская этика
38%
Нет, это противоречит обязанностям адвоката перед клиентом
8%
Это каким же надо быть простофилей
11%
Совсем с ума посходили
22%
Мне только ответы посмотреть
AI и fair use: допустимая граница переработки
Решение федерального суда Северного округа Калифорнии по делу Bartz v. Anthropic PBC вновь поставило в центр внимания важный вопрос: можно ли считать законным использование охраняемых авторским правом произведений для обучения языковых моделей ИИ?
Судья Уильям Алсап, рассматривавший иск ряда американских авторов к разработчику модели Claude, пришёл к выводу, что сама по себе последующая переработка и использование текстов в процессе обучения модели подпадает под доктрину добросовестного использования (fair use). При этом он допустил, что первоначальное копирование книг — особенно если они получены из неавторизованных источников — может представлять собой нарушение.
Было проведено разграничение между простым копированием произведения и его использованием при обучении модели ИИ. Такой процесс не приводит к воспроизведению оригинала, а формирует новую языковую систему, что придаёт использованию трансформирующий характер. В связи с этим оно может рассматриваться как добросовестное, поскольку цель и результат существенно отличаются от первоначального произведения.
Для индустрии ИИ это важный прецедент. В последние месяцы аналогичные аргументы о допустимости обучения на неразрешённом контенте были выдвинуты в делах против OpenAI, Meta и других компаний.
Является ли факт отсутствия дословного воспроизведения достаточным основанием для отказа в защите авторских прав? И насколько допустимым является извлечение экономической выгоды из моделей, обученных на охраняемых произведениях без согласия их авторов?
Суд в деле Anthropic занял умеренно прагматичную позицию: он не стал закрывать глаза на способ получения материалов, но признал правомерность их использования в иной, функционально новой форме. Эта логика, впрочем, лишь частично разрешает конфликт: с юридической точки зрения остаётся открытым вопрос о том, может ли сам факт обучения на нелицензионном контенте быть оправдан ex post достигнутым эффектом «переработки».
В американской системе авторского права доктрина fair use традиционно допускает гибкое толкование: допустимость использования оценивается с учётом целей, характера и последствий. Однако такая гибкость оборачивается и правовой неопределённостью — в похожих делах суды могут приходить к разным выводам.
В других правопорядках, включая континентальную Европу и Россию, подобный подход неприменим: там отсутствует аналогичная доктрина, а использование охраняемых произведений без согласия правообладателя, как правило, прямо запрещено. Это делает перенос американской логики в другие юрисдикции затруднительным не только юридически, но и концептуально.
Отсюда более общий вопрос: достаточно ли уточнения существующих норм или необходима переоценка всей конструкции авторского права с учётом вызовов, связанных с ИИ? Очевидно, что напряжение между авторскими правами и развитием технологий будет только усиливаться. Сейчас в судах рассматривается множество аналогичных исков, и не исключено, что итоговые ориентиры по этим вопросам в перспективе придётся формулировать уже Верховному суду США. Решение по Anthropic — не ответ, а начало дискуссии.
Очевидно, что напряжение между авторскими правами и развитием технологий будет только усиливаться. Сейчас в судах рассматривается множество аналогичных исков, и не исключено, что итоговые ориентиры по этим вопросам в перспективе придётся формулировать уже Верховному суду США. Решение по делу Anthropic — важный шаг, но не завершение дискуссии, а её начало.
Подписывайтесь: @bartoliuslawoffice
Решение федерального суда Северного округа Калифорнии по делу Bartz v. Anthropic PBC вновь поставило в центр внимания важный вопрос: можно ли считать законным использование охраняемых авторским правом произведений для обучения языковых моделей ИИ?
Судья Уильям Алсап, рассматривавший иск ряда американских авторов к разработчику модели Claude, пришёл к выводу, что сама по себе последующая переработка и использование текстов в процессе обучения модели подпадает под доктрину добросовестного использования (fair use). При этом он допустил, что первоначальное копирование книг — особенно если они получены из неавторизованных источников — может представлять собой нарушение.
Было проведено разграничение между простым копированием произведения и его использованием при обучении модели ИИ. Такой процесс не приводит к воспроизведению оригинала, а формирует новую языковую систему, что придаёт использованию трансформирующий характер. В связи с этим оно может рассматриваться как добросовестное, поскольку цель и результат существенно отличаются от первоначального произведения.
Для индустрии ИИ это важный прецедент. В последние месяцы аналогичные аргументы о допустимости обучения на неразрешённом контенте были выдвинуты в делах против OpenAI, Meta и других компаний.
Является ли факт отсутствия дословного воспроизведения достаточным основанием для отказа в защите авторских прав? И насколько допустимым является извлечение экономической выгоды из моделей, обученных на охраняемых произведениях без согласия их авторов?
Суд в деле Anthropic занял умеренно прагматичную позицию: он не стал закрывать глаза на способ получения материалов, но признал правомерность их использования в иной, функционально новой форме. Эта логика, впрочем, лишь частично разрешает конфликт: с юридической точки зрения остаётся открытым вопрос о том, может ли сам факт обучения на нелицензионном контенте быть оправдан ex post достигнутым эффектом «переработки».
В американской системе авторского права доктрина fair use традиционно допускает гибкое толкование: допустимость использования оценивается с учётом целей, характера и последствий. Однако такая гибкость оборачивается и правовой неопределённостью — в похожих делах суды могут приходить к разным выводам.
В других правопорядках, включая континентальную Европу и Россию, подобный подход неприменим: там отсутствует аналогичная доктрина, а использование охраняемых произведений без согласия правообладателя, как правило, прямо запрещено. Это делает перенос американской логики в другие юрисдикции затруднительным не только юридически, но и концептуально.
Отсюда более общий вопрос: достаточно ли уточнения существующих норм или необходима переоценка всей конструкции авторского права с учётом вызовов, связанных с ИИ? Очевидно, что напряжение между авторскими правами и развитием технологий будет только усиливаться. Сейчас в судах рассматривается множество аналогичных исков, и не исключено, что итоговые ориентиры по этим вопросам в перспективе придётся формулировать уже Верховному суду США. Решение по Anthropic — не ответ, а начало дискуссии.
Очевидно, что напряжение между авторскими правами и развитием технологий будет только усиливаться. Сейчас в судах рассматривается множество аналогичных исков, и не исключено, что итоговые ориентиры по этим вопросам в перспективе придётся формулировать уже Верховному суду США. Решение по делу Anthropic — важный шаг, но не завершение дискуссии, а её начало.
Подписывайтесь: @bartoliuslawoffice
Обжаловать или оспаривать? Правительство против суда
Администрация Трампа предъявила иск федеральному районному суду и ко всем его судьям, одновременно заявив отвод каждому из них как потенциально заинтересованному в исходе дела.
Действующее правительство США активно проводит политику по депортации иммигрантов, нередко вызывая юридические споры. Иммигранты при поддержке правозащитных организаций оспаривают такие действия, и в ряде случаев суды удовлетворяют их требования. Для обеспечения возможности рассмотрения дела по существу суды зачастую принимают временные меры, приостанавливая депортацию.
В некоторых судах таких дел очень много, причём ввиду срочности вопроса судьям зачастую приходится рассматривать вопрос обеспечительных мер во внеурочные часы. Между тем никаких спорных вопросов при этом не решается, судья просто подписывает стандартные формы.
Один из федеральных судов (U.S. District Court for the District of Maryland), по-видимому, решил упростить процесс и выпустил «постоянно действующий приказ» за подписью председателя. Теперь при подаче ходатайства о habeas corpus запрет на депортацию вводится автоматически до 16:00 следующего рабочего дня, если судья не продлит срок. Клерку поручено оформлять необходимые документы.
Правительству приказ не понравился, и оно подало иск. Истцами выступили США и Департамент внутренней безопасности, ответчиками – сам районный суд, его 15 судей и клерк. Иск подан в тот же суд.
По мнению истцов, суд превысил полномочия: обеспечительные меры должны применяться в каждом деле отдельно, а не автоматически.
Истцы жалуются, что суды мешают работать правительству. Так, за первые 100 дней второго президентства Трампа федеральные суды ввели больше общенациональных обеспечительных запретов, чем в период с 1900 до 2000 года. А теперь вот суд и вовсе придумал какие-то «автоматические» обеспечительные меры!
«Каждый незаконный приказ, выпущенный районными судами, крадёт у Исполнительной Власти её наиболее ценный ресурс: время, необходимое для проведения в жизнь её политики», – говорится в исковом заявлении.
Истцы требуют признать спорный приказ незаконным и запретить его применение.
Но кто же будет рассматривать этот иск? Правительство заявило ходатайство, где просит всех 15 судей районного суда (они же ответчики по делу) взять самоотвод. По мысли истцов, после этого апелляционный суд (Fourth Circuit) должен передать дело на рассмотрение судье из другого районного суда.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н. LL.M:
Процессуалисту эта история может показаться бредом сумасшедшего. Почему правительство оспаривает судебный акт, вместо того чтобы обжаловать его в вышестоящей инстанции? Можно ли вообще предъявлять иск суду, тем более в этот же самый суд?
Однако некоторая логика в этом есть. Ведь «постоянно действующий приказ» не привязан к какому-либо конкретному делу, а потому вряд ли возможно подать на него апелляционную жалобу. Скорее этот «приказ» похож на нормативный акт. А если так, его нужно именно оспаривать по первой инстанции, а компетентный суд определять по общим правилам (в данном случае по месту нахождения ответчиков).
Сам поднятый истцами вопрос права довольно любопытен. С одной стороны, кажется довольно глупым будить судей по ночам лишь для того, чтобы они механически подписали стандартный бланк судебного запрета. С другой стороны, имеет ли право суд исключить эту формальность ради удобства судей? Процессуальное право ведь во многом и состоит из формальностей!
Ну а насчёт того, что суды мешают работать правительству… Когда суды решают дела против тебя, это не обязательно значит, что суды плохие. Возможно, ты сам делаешь что-то не то.
Так или иначе, запасаемся поп-корном и следим за горячими новостями процессуального права США…
🤩 Карточка дела
Подписывайтесь: @bartoliuslawoffice
Администрация Трампа предъявила иск федеральному районному суду и ко всем его судьям, одновременно заявив отвод каждому из них как потенциально заинтересованному в исходе дела.
Действующее правительство США активно проводит политику по депортации иммигрантов, нередко вызывая юридические споры. Иммигранты при поддержке правозащитных организаций оспаривают такие действия, и в ряде случаев суды удовлетворяют их требования. Для обеспечения возможности рассмотрения дела по существу суды зачастую принимают временные меры, приостанавливая депортацию.
В некоторых судах таких дел очень много, причём ввиду срочности вопроса судьям зачастую приходится рассматривать вопрос обеспечительных мер во внеурочные часы. Между тем никаких спорных вопросов при этом не решается, судья просто подписывает стандартные формы.
Один из федеральных судов (U.S. District Court for the District of Maryland), по-видимому, решил упростить процесс и выпустил «постоянно действующий приказ» за подписью председателя. Теперь при подаче ходатайства о habeas corpus запрет на депортацию вводится автоматически до 16:00 следующего рабочего дня, если судья не продлит срок. Клерку поручено оформлять необходимые документы.
Правительству приказ не понравился, и оно подало иск. Истцами выступили США и Департамент внутренней безопасности, ответчиками – сам районный суд, его 15 судей и клерк. Иск подан в тот же суд.
По мнению истцов, суд превысил полномочия: обеспечительные меры должны применяться в каждом деле отдельно, а не автоматически.
Истцы жалуются, что суды мешают работать правительству. Так, за первые 100 дней второго президентства Трампа федеральные суды ввели больше общенациональных обеспечительных запретов, чем в период с 1900 до 2000 года. А теперь вот суд и вовсе придумал какие-то «автоматические» обеспечительные меры!
«Каждый незаконный приказ, выпущенный районными судами, крадёт у Исполнительной Власти её наиболее ценный ресурс: время, необходимое для проведения в жизнь её политики», – говорится в исковом заявлении.
Истцы требуют признать спорный приказ незаконным и запретить его применение.
Но кто же будет рассматривать этот иск? Правительство заявило ходатайство, где просит всех 15 судей районного суда (они же ответчики по делу) взять самоотвод. По мысли истцов, после этого апелляционный суд (Fourth Circuit) должен передать дело на рассмотрение судье из другого районного суда.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н. LL.M:
Процессуалисту эта история может показаться бредом сумасшедшего. Почему правительство оспаривает судебный акт, вместо того чтобы обжаловать его в вышестоящей инстанции? Можно ли вообще предъявлять иск суду, тем более в этот же самый суд?
Однако некоторая логика в этом есть. Ведь «постоянно действующий приказ» не привязан к какому-либо конкретному делу, а потому вряд ли возможно подать на него апелляционную жалобу. Скорее этот «приказ» похож на нормативный акт. А если так, его нужно именно оспаривать по первой инстанции, а компетентный суд определять по общим правилам (в данном случае по месту нахождения ответчиков).
Сам поднятый истцами вопрос права довольно любопытен. С одной стороны, кажется довольно глупым будить судей по ночам лишь для того, чтобы они механически подписали стандартный бланк судебного запрета. С другой стороны, имеет ли право суд исключить эту формальность ради удобства судей? Процессуальное право ведь во многом и состоит из формальностей!
Ну а насчёт того, что суды мешают работать правительству… Когда суды решают дела против тебя, это не обязательно значит, что суды плохие. Возможно, ты сам делаешь что-то не то.
Так или иначе, запасаемся поп-корном и следим за горячими новостями процессуального права США…
Подписывайтесь: @bartoliuslawoffice
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Былина о Соловье Разбойнике – часть цикла о подвигах Ильи Муромца. В ней богатырь, направляясь в Киев, встречает в лесу жуткого свистуна, который пугает народ.
Исследователи спорят, кем был Соловей на самом деле. Есть версия, что он вовсе не разбойник, а брат князя Владимира, отказавшийся креститься и ушедший в леса. Тогда это история не о победе над злом, а о Крещении Руси с мечом и подавлением инакомыслия.
Современники видят в этом образе разное. Для одних это славянский Робин Гуд, для других – прототип таможенника, взимающего «мыт» на тракте. Некоторые и вовсе узнают в нём инспектора ГИБДД со свистком. Но образ Соловья стал однозначным: пугающим, подозрительным, чужим.
После небольшой паузы в защиту несправедливо обвинённых героев русских сказаний вновь вступает партнёр и руководитель уголовной практики Адвокатского бюро «Бартолиус» Сергей Гревцов.
И вот его речь:
Уважаемые судьи и вы, люди добрые. Я расскажу не былину, а правдивую историю одной судьбы.
Перед вами стоит не чудовище, не главарь банды, не персонаж из страшилки. Просто человек. Старый, замкнутый, со странным даром. Говорят, он свистит так, что пугается даже конь и гнутся деревья. Но разве наличие странной способности – это уже преступление?
Зовут его Соловей. А “Разбойником” прозвали те, кто слышали откуда-то свист, да не поняли откуда он. А дальше понеслась молва: у него, мол, и дочки в дозоре, и зятья с рогатинами по тракту шастают. Сидит, дескать, Соловей у дороги, прохожих пугает, плату взимает. А теперь вот обвиняют его в бандитизме (ст. 209 УК РФ)
Только где в этом деле преступление? Не перед вами ли семья, скрепа, ячейка общества: Соловей, три дочери, трое зятьёв? Жили они у Леванидова креста, в стороне от дороги, вечерами грелись у огня и пели. Жили, как могли, и никому зла не желали.
А свист – так это дар с детства. Не оружие, а музыкальный талант. Художественный свист, как сказали бы на конкурсе самодеятельности. Люди, конечно, пугались. Не всякий привык к такому жанру. Но ведь испуг – это всего лишь эмоция, а не основание для уголовного преследования.
Также моему подзащитному приписывают, что он якобы преградил путь между Черниговом и Киевом, будто завладел великим трактом, сидел у обочины, никого не пропускал и с каждого проходящего взыскивал плату — мыт.
На деле же — просто жил рядом. Свист его был как дыхание — лёгкое, радостное, свободное. А кто-то, проходя мимо, чего-то испугался, напридумывал, приукрасил. Так родился слух. А за слухом пришли доносы и обвинение.
О Соловье рассказали Илье Муромцу. Мол, сидит в лесу страшилище, свистит, путь «держит», людей пугает. Вот и правду говорят: сила есть, ума не надо. Не задав ни одного вопроса, Илья врывается в чащу и без предупреждения, без разговора, пускает стрелу прямо в глаз моему подзащитному.
Это разве богатырский поступок? Где необходимость, где угроза, где повод для такой меры? Нет ничего. Есть только тяжкий вред, причинённый человеку.
Но на этом история не заканчивается. Раненого, едва видящего Соловья Илья Муромец тащит за собой сквозь чащу, словно пойманного злодея. Вместо суда он везёт его прямиком к князю: не ради правосудия, а ради зрелища. Князь, взглянув сверху вниз, произносит коротко: «Засвищи». Словно перед ним не человек, а забава.
И Соловей свистит. Несмотря на боль и унижение. И за это, его хотят казнить?
Что же в итоге произошло? Илья Муромец, услышав рассказы о страшилище, поспешил в чащу, надеясь совершить подвиг. Он шёл за славой, а вышел за рамки закона, заменив суд собственной волей и одобрением толпы.
Перед вами стоит Соловей. Без глаза. Без голоса. Без семьи. И с надеждой на вас.
Уважаемый суд, люди добрые,
Прошу признать Соловья невиновным, вернуть ему свободу, доброе имя и уважение, которого он был лишён.
Прошу дать правовую оценку действиям Ильи Муромца: квалифицировать применение силы как превышение полномочий и обязать его возместить ущерб, причинённый здоровью моего подзащитного.
Всё, что совершено не в бою, должно быть рассмотрено по нормам права, а не преданий.
Подписывайтесь: @bartoliuslawoffice
Исследователи спорят, кем был Соловей на самом деле. Есть версия, что он вовсе не разбойник, а брат князя Владимира, отказавшийся креститься и ушедший в леса. Тогда это история не о победе над злом, а о Крещении Руси с мечом и подавлением инакомыслия.
Современники видят в этом образе разное. Для одних это славянский Робин Гуд, для других – прототип таможенника, взимающего «мыт» на тракте. Некоторые и вовсе узнают в нём инспектора ГИБДД со свистком. Но образ Соловья стал однозначным: пугающим, подозрительным, чужим.
После небольшой паузы в защиту несправедливо обвинённых героев русских сказаний вновь вступает партнёр и руководитель уголовной практики Адвокатского бюро «Бартолиус» Сергей Гревцов.
И вот его речь:
Уважаемые судьи и вы, люди добрые. Я расскажу не былину, а правдивую историю одной судьбы.
Перед вами стоит не чудовище, не главарь банды, не персонаж из страшилки. Просто человек. Старый, замкнутый, со странным даром. Говорят, он свистит так, что пугается даже конь и гнутся деревья. Но разве наличие странной способности – это уже преступление?
Зовут его Соловей. А “Разбойником” прозвали те, кто слышали откуда-то свист, да не поняли откуда он. А дальше понеслась молва: у него, мол, и дочки в дозоре, и зятья с рогатинами по тракту шастают. Сидит, дескать, Соловей у дороги, прохожих пугает, плату взимает. А теперь вот обвиняют его в бандитизме (ст. 209 УК РФ)
Только где в этом деле преступление? Не перед вами ли семья, скрепа, ячейка общества: Соловей, три дочери, трое зятьёв? Жили они у Леванидова креста, в стороне от дороги, вечерами грелись у огня и пели. Жили, как могли, и никому зла не желали.
А свист – так это дар с детства. Не оружие, а музыкальный талант. Художественный свист, как сказали бы на конкурсе самодеятельности. Люди, конечно, пугались. Не всякий привык к такому жанру. Но ведь испуг – это всего лишь эмоция, а не основание для уголовного преследования.
Также моему подзащитному приписывают, что он якобы преградил путь между Черниговом и Киевом, будто завладел великим трактом, сидел у обочины, никого не пропускал и с каждого проходящего взыскивал плату — мыт.
На деле же — просто жил рядом. Свист его был как дыхание — лёгкое, радостное, свободное. А кто-то, проходя мимо, чего-то испугался, напридумывал, приукрасил. Так родился слух. А за слухом пришли доносы и обвинение.
О Соловье рассказали Илье Муромцу. Мол, сидит в лесу страшилище, свистит, путь «держит», людей пугает. Вот и правду говорят: сила есть, ума не надо. Не задав ни одного вопроса, Илья врывается в чащу и без предупреждения, без разговора, пускает стрелу прямо в глаз моему подзащитному.
Это разве богатырский поступок? Где необходимость, где угроза, где повод для такой меры? Нет ничего. Есть только тяжкий вред, причинённый человеку.
Но на этом история не заканчивается. Раненого, едва видящего Соловья Илья Муромец тащит за собой сквозь чащу, словно пойманного злодея. Вместо суда он везёт его прямиком к князю: не ради правосудия, а ради зрелища. Князь, взглянув сверху вниз, произносит коротко: «Засвищи». Словно перед ним не человек, а забава.
И Соловей свистит. Несмотря на боль и унижение. И за это, его хотят казнить?
Что же в итоге произошло? Илья Муромец, услышав рассказы о страшилище, поспешил в чащу, надеясь совершить подвиг. Он шёл за славой, а вышел за рамки закона, заменив суд собственной волей и одобрением толпы.
Перед вами стоит Соловей. Без глаза. Без голоса. Без семьи. И с надеждой на вас.
Уважаемый суд, люди добрые,
Прошу признать Соловья невиновным, вернуть ему свободу, доброе имя и уважение, которого он был лишён.
Прошу дать правовую оценку действиям Ильи Муромца: квалифицировать применение силы как превышение полномочий и обязать его возместить ущерб, причинённый здоровью моего подзащитного.
Всё, что совершено не в бою, должно быть рассмотрено по нормам права, а не преданий.
Подписывайтесь: @bartoliuslawoffice
Кибердеревня в законе: административка теперь тоже по wifi
С 1 июля начнут действовать изменения в КоАП, посвящённые электронному взаимодействию с госорганами и с судами (Федеральный закон от 07.04.2025 № 59-ФЗ). Они касаются возможности направления и получения документов в электронном виде, участия в рассмотрении дела посредством веб-конференции.
Комментарий Анны Смолы, адвоката, партнера АБ "Бартолиус":
С одной стороны, КоАП «догоняет» другие кодексы, регламентирующие производство в судах (ГПК, АПК, УПК). С другой – КоАП ведь, строго говоря, процессуальным кодексом не является.
Производство по делам об административных правонарушениях исторически мыслится у нас как явление особого рода, которое почему-то не следует по умолчанию процессуальным трендам – в части процедуры, базовых гарантий. Поэтому его постоянно приходится подтягивать до уровня, который уже реализован в других процессах, но и то – вследствие вмешательства Конституционного Суда. Выбиться из этих рамок удалось только в АПК, где рассмотрение и пересмотр дел об административных правонарушениях урегулированы для экономической сферы.
Взяться и переписать весь КоАП заново пока никто не смог как следует. По этим причинам, а также в силу характера самого кодекса как инструмента привлечения к административной ответственности, изменения в него вносятся постоянно – чуть ли не ежедневно.
Вот и современные технологии также не могут остаться вне КоАП. Но есть важное отличие от процессуальных кодексов: он про общение с госорганами, а не только с судами. Более того, административная ответственность устанавливается и региональными актами. И здесь уже сложнее, потому что каждый орган – точнее, система органов в своей сфере – устанавливает свои практики.
Отдельные положения об электронных документах в КоАП вносились и ранее, но точечно и с упоминанием электронной подписи. Предусматривалась и возможность участия посредством видеоконференц-связи (но не веб-конференции и только в суде).
Что же теперь?
Логика законодателя примерно такая: электронное взаимодействие требуется и для дел об административных правонарушениях, но везде разные правила – поэтому давайте узаконим разное. В результате, если для судов всё же есть одна платформа – будь то «Мой Арбитр» для арбитражных судов или система электронного правосудия для всех остальных, – то в этой части единой системы не будет вообще.
Наверное, такой универсальной системой могли бы стать Госуслуги, но помимо них в законе значатся не только региональные Госуслуги, но и другие системы электронного документооборота (через СМЭВ), а также утверждённые ВС РФ системы либо даже личный кабинет на сайте госоргана (для юрлиц и предпринимателей). Разумеется, новшества будут работать со стандартной оговоркой: «при наличии технической возможности» (то есть где-то будут, где-то нет).
При отсутствии в КоАП подробной регламентации процессуальной части и гарантий для участников (как в процессуальных кодексах) норма о подаче процессуальных документов появляется лишь для того, чтобы разрешить их подачу в электронном виде («на бумажном носителе» там тоже сказано).
Но главное – под соусом «электронных» дополнений в КоАП вносятся правила о фикции извещения, знакомые нам опять же по процессуальным кодексам. При этом есть новая статья о направлении процессуальных документов властным субъектом и изменения в статье об извещениях – с отсылкой к способам, указанным в нормах о получении документов частным лицом. Получение может быть зафиксировано вследствие размещения документов в личном кабинете, например. Кроме того, если документ в электронном виде должен быть подписан, то подписать его можно посредством направления уведомления плюс отметка о согласии либо несогласии с содержанием документа.
Фикция извещения работала в таких делах через разъяснения ВС РФ и ранее. Теперь многообразие способов уведомить о привлечении к административной ответственности, в том числе электронно, должно быть тщательно изучено каждым – ведь отменить акт госоргана вследствие несоблюдения гарантий извещения станет гораздо сложнее.
@bartoliuslawoffice
С 1 июля начнут действовать изменения в КоАП, посвящённые электронному взаимодействию с госорганами и с судами (Федеральный закон от 07.04.2025 № 59-ФЗ). Они касаются возможности направления и получения документов в электронном виде, участия в рассмотрении дела посредством веб-конференции.
Комментарий Анны Смолы, адвоката, партнера АБ "Бартолиус":
С одной стороны, КоАП «догоняет» другие кодексы, регламентирующие производство в судах (ГПК, АПК, УПК). С другой – КоАП ведь, строго говоря, процессуальным кодексом не является.
Производство по делам об административных правонарушениях исторически мыслится у нас как явление особого рода, которое почему-то не следует по умолчанию процессуальным трендам – в части процедуры, базовых гарантий. Поэтому его постоянно приходится подтягивать до уровня, который уже реализован в других процессах, но и то – вследствие вмешательства Конституционного Суда. Выбиться из этих рамок удалось только в АПК, где рассмотрение и пересмотр дел об административных правонарушениях урегулированы для экономической сферы.
Взяться и переписать весь КоАП заново пока никто не смог как следует. По этим причинам, а также в силу характера самого кодекса как инструмента привлечения к административной ответственности, изменения в него вносятся постоянно – чуть ли не ежедневно.
Вот и современные технологии также не могут остаться вне КоАП. Но есть важное отличие от процессуальных кодексов: он про общение с госорганами, а не только с судами. Более того, административная ответственность устанавливается и региональными актами. И здесь уже сложнее, потому что каждый орган – точнее, система органов в своей сфере – устанавливает свои практики.
Отдельные положения об электронных документах в КоАП вносились и ранее, но точечно и с упоминанием электронной подписи. Предусматривалась и возможность участия посредством видеоконференц-связи (но не веб-конференции и только в суде).
Что же теперь?
Логика законодателя примерно такая: электронное взаимодействие требуется и для дел об административных правонарушениях, но везде разные правила – поэтому давайте узаконим разное. В результате, если для судов всё же есть одна платформа – будь то «Мой Арбитр» для арбитражных судов или система электронного правосудия для всех остальных, – то в этой части единой системы не будет вообще.
Наверное, такой универсальной системой могли бы стать Госуслуги, но помимо них в законе значатся не только региональные Госуслуги, но и другие системы электронного документооборота (через СМЭВ), а также утверждённые ВС РФ системы либо даже личный кабинет на сайте госоргана (для юрлиц и предпринимателей). Разумеется, новшества будут работать со стандартной оговоркой: «при наличии технической возможности» (то есть где-то будут, где-то нет).
При отсутствии в КоАП подробной регламентации процессуальной части и гарантий для участников (как в процессуальных кодексах) норма о подаче процессуальных документов появляется лишь для того, чтобы разрешить их подачу в электронном виде («на бумажном носителе» там тоже сказано).
Но главное – под соусом «электронных» дополнений в КоАП вносятся правила о фикции извещения, знакомые нам опять же по процессуальным кодексам. При этом есть новая статья о направлении процессуальных документов властным субъектом и изменения в статье об извещениях – с отсылкой к способам, указанным в нормах о получении документов частным лицом. Получение может быть зафиксировано вследствие размещения документов в личном кабинете, например. Кроме того, если документ в электронном виде должен быть подписан, то подписать его можно посредством направления уведомления плюс отметка о согласии либо несогласии с содержанием документа.
Фикция извещения работала в таких делах через разъяснения ВС РФ и ранее. Теперь многообразие способов уведомить о привлечении к административной ответственности, в том числе электронно, должно быть тщательно изучено каждым – ведь отменить акт госоргана вследствие несоблюдения гарантий извещения станет гораздо сложнее.
@bartoliuslawoffice
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Прощай, офшор!
Налоговая реформа на Кипре. Главные ожидаемые изменения можно резюмировать следующим образом.
1) Ставка корпоративного налога увеличивается с 12,5% до 15%.
При этом сохраняется ряд льготных правил, в том числе специальный режим для интеллектуальной собственности (IP box) — льготы для компаний, специализирующихся на IP.
2) Увеличиваются пороги для подоходного налога.
Ставки подоходного налога на физических лиц сохраняются (прогрессия от 0% до 35%), но изменяются пороговые значения. В частности, нулевая ставка будет действовать для первых 20,5 тыс. евро годового дохода, а максимальная ставка — для дохода свыше 80 тыс. евро.
3) Меняются правила определения налоговой резидентности физических лиц.
Помимо правил, связанных с количеством дней пребывания на Кипре, будет введено новое основание — признание налоговым резидентом лица, чьи «деловые интересы» сосредоточены на Кипре (независимо от его физического местонахождения).
4) Уменьшается ставка «специального взноса на оборону».
Это дополнительный налог на некоторые виды дохода, направляемый на нужды обороны Кипра. Ставка налога на дивиденды снижается с 17% до 5%, а в отношении доходов от аренды налог отменяется вовсе. Те, кто не «домицилирован» на Кипре (не живут там на постоянной основе), этот налог не платят.
5) Сокращается область применения гербового сбора.
Он будет взиматься только по отдельным видам документов (например, сделкам с недвижимостью).
6) Модифицируется налог на прирост капитала.
Как и прежде, налог будет применяться к операциям с недвижимостью, однако формулировки закона будут уточнены.
Помимо этой реформы, ожидаются и другие изменения, в том числе в налогообложении трансграничных операций. Например, выплата дивидендов в низконалоговые юрисдикции (где ставка корпоративного налога менее половины кипрской) будет облагаться по ставке 17%.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
Кипр никогда не был безналоговой юрисдикцией — в отличие, например, от Британских Виргинских островов. Тем не менее он долгое время оставался главной офшорной базой для российского бизнеса. Достаточно сказать, что многие годы Кипр лидировал по объёму прямых инвестиций в Россию, заметно опережая такие страны, как США или Германия. Разумеется, речь шла о российских капиталах, реинвестированных российскими же резидентами через Кипр.
В конце 1990-х и начале 2000-х едва ли не каждый уважающий себя предприниматель из России считал необходимым завести одну или несколько кипрских компаний (плюс ещё несколько — на БВО). Кипрские компании использовались как холдинговые структуры, а также как инструменты для получения процентов, роялти и других платежей. И всё это — на совершенно законных основаниях.
Однако те времена давно в прошлом. Во-первых, с 2015 года в России действует законодательство о контролируемых иностранных компаниях (КИК), которое, не запрещая офшоры, сделало большинство привычных схем невыгодными с точки зрения налогообложения.
Во-вторых, изменилась сама кипрская система. Уже в 2002 году был упразднён сверхльготный налоговый режим со ставкой 4,25%, вызывавший раздражение у партнёров по ЕС. Кипр ужесточил нормы в сфере борьбы с отмыванием доходов и значительно усилил комплаенс-контроль.
Ну и в-третьих, какие офшоры в текущей международной ситуации? Кипр, как и другие страны ЕС, включён в список «недружественных» государств. Многие кипрские юристы больше не желают работать с российскими клиентами — а некоторые из тех, кто продолжал, сами попали под санкции.
Тем не менее Кипр продолжает искать своё место в международной коммерции. Модернизация налогового режима (в том числе повышение ставки корпоративного налога до 15%, как того требует ОЭСР) — шаг в этом направлении.
Похоже, Кипру придётся обходиться без российских капиталов.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Налоговая реформа на Кипре. Главные ожидаемые изменения можно резюмировать следующим образом.
1) Ставка корпоративного налога увеличивается с 12,5% до 15%.
При этом сохраняется ряд льготных правил, в том числе специальный режим для интеллектуальной собственности (IP box) — льготы для компаний, специализирующихся на IP.
2) Увеличиваются пороги для подоходного налога.
Ставки подоходного налога на физических лиц сохраняются (прогрессия от 0% до 35%), но изменяются пороговые значения. В частности, нулевая ставка будет действовать для первых 20,5 тыс. евро годового дохода, а максимальная ставка — для дохода свыше 80 тыс. евро.
3) Меняются правила определения налоговой резидентности физических лиц.
Помимо правил, связанных с количеством дней пребывания на Кипре, будет введено новое основание — признание налоговым резидентом лица, чьи «деловые интересы» сосредоточены на Кипре (независимо от его физического местонахождения).
4) Уменьшается ставка «специального взноса на оборону».
Это дополнительный налог на некоторые виды дохода, направляемый на нужды обороны Кипра. Ставка налога на дивиденды снижается с 17% до 5%, а в отношении доходов от аренды налог отменяется вовсе. Те, кто не «домицилирован» на Кипре (не живут там на постоянной основе), этот налог не платят.
5) Сокращается область применения гербового сбора.
Он будет взиматься только по отдельным видам документов (например, сделкам с недвижимостью).
6) Модифицируется налог на прирост капитала.
Как и прежде, налог будет применяться к операциям с недвижимостью, однако формулировки закона будут уточнены.
Помимо этой реформы, ожидаются и другие изменения, в том числе в налогообложении трансграничных операций. Например, выплата дивидендов в низконалоговые юрисдикции (где ставка корпоративного налога менее половины кипрской) будет облагаться по ставке 17%.
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
Кипр никогда не был безналоговой юрисдикцией — в отличие, например, от Британских Виргинских островов. Тем не менее он долгое время оставался главной офшорной базой для российского бизнеса. Достаточно сказать, что многие годы Кипр лидировал по объёму прямых инвестиций в Россию, заметно опережая такие страны, как США или Германия. Разумеется, речь шла о российских капиталах, реинвестированных российскими же резидентами через Кипр.
В конце 1990-х и начале 2000-х едва ли не каждый уважающий себя предприниматель из России считал необходимым завести одну или несколько кипрских компаний (плюс ещё несколько — на БВО). Кипрские компании использовались как холдинговые структуры, а также как инструменты для получения процентов, роялти и других платежей. И всё это — на совершенно законных основаниях.
Однако те времена давно в прошлом. Во-первых, с 2015 года в России действует законодательство о контролируемых иностранных компаниях (КИК), которое, не запрещая офшоры, сделало большинство привычных схем невыгодными с точки зрения налогообложения.
Во-вторых, изменилась сама кипрская система. Уже в 2002 году был упразднён сверхльготный налоговый режим со ставкой 4,25%, вызывавший раздражение у партнёров по ЕС. Кипр ужесточил нормы в сфере борьбы с отмыванием доходов и значительно усилил комплаенс-контроль.
Ну и в-третьих, какие офшоры в текущей международной ситуации? Кипр, как и другие страны ЕС, включён в список «недружественных» государств. Многие кипрские юристы больше не желают работать с российскими клиентами — а некоторые из тех, кто продолжал, сами попали под санкции.
Тем не менее Кипр продолжает искать своё место в международной коммерции. Модернизация налогового режима (в том числе повышение ставки корпоративного налога до 15%, как того требует ОЭСР) — шаг в этом направлении.
Похоже, Кипру придётся обходиться без российских капиталов.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Обезличенные, но полезные
Правительство утвердило правила формирования и доступа к обезличенным данным.
Постановление принято во исполнение положений закона о создании государственной информационной системы (ГИС) обезличенных датасетов, которая начнёт действовать с 1 сентября 2025 года.
Комментарий Татьяны Стрижовой, адвоката и партнёра АБ «Бартолиус»:
В России запускается государственная система обезличенных данных — инструмент, который позволит по-новому использовать накопленные массивы информации. Сначала доступ к системе получат государственные и муниципальные органы, а уже через год — при соблюдении установленных условий — к ней смогут подключаться и представители бизнеса, и граждане.
По закону операторы обязаны передавать в систему обезличенные сведения, а Минцифры — принимать их, проверять, формировать датасеты и при необходимости устранять технические ошибки, включая исправление формата или структуры. Это должно повысить надёжность и удобство использования информации. При этом есть важные ограничения: биометрические и иные чувствительные персональные данные по общему правилу не подлежат обезличиванию, за исключением строго определённых законом случаев.
Доступ к системе будет предоставляться по запросу, который Минцифры обязана рассматривать в течение пяти рабочих дней. Проверяется, соответствует ли цель запроса установленным требованиям и насколько достоверны предоставленные сведения. Если запрос окажется неправомерным или станет известно о риске причинения вреда, доступ может быть заблокирован.
Государственная система обезличенных данных — это попытка создать инфраструктуру, в которой можно безопасно и законно использовать данные для решения реальных задач. Информация будет обезличенной, но при этом сохраняющей аналитическую ценность. На её основе можно разрабатывать полезные технологии и принимать более точные управленческие решения.
Возможности для применения обширны: от анализа распространения заболеваний и планирования медицинской помощи — до улучшения городского транспорта, выявления проблем в системе образования или оценки экологической ситуации. Бизнес также сможет использовать эти данные — например, для лучшего понимания спроса и потребительского поведения. Главное, что всё это делается без нарушения частной жизни: система оперирует данными без привязки к конкретным людям.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Правительство утвердило правила формирования и доступа к обезличенным данным.
Постановление принято во исполнение положений закона о создании государственной информационной системы (ГИС) обезличенных датасетов, которая начнёт действовать с 1 сентября 2025 года.
Комментарий Татьяны Стрижовой, адвоката и партнёра АБ «Бартолиус»:
В России запускается государственная система обезличенных данных — инструмент, который позволит по-новому использовать накопленные массивы информации. Сначала доступ к системе получат государственные и муниципальные органы, а уже через год — при соблюдении установленных условий — к ней смогут подключаться и представители бизнеса, и граждане.
По закону операторы обязаны передавать в систему обезличенные сведения, а Минцифры — принимать их, проверять, формировать датасеты и при необходимости устранять технические ошибки, включая исправление формата или структуры. Это должно повысить надёжность и удобство использования информации. При этом есть важные ограничения: биометрические и иные чувствительные персональные данные по общему правилу не подлежат обезличиванию, за исключением строго определённых законом случаев.
Доступ к системе будет предоставляться по запросу, который Минцифры обязана рассматривать в течение пяти рабочих дней. Проверяется, соответствует ли цель запроса установленным требованиям и насколько достоверны предоставленные сведения. Если запрос окажется неправомерным или станет известно о риске причинения вреда, доступ может быть заблокирован.
Государственная система обезличенных данных — это попытка создать инфраструктуру, в которой можно безопасно и законно использовать данные для решения реальных задач. Информация будет обезличенной, но при этом сохраняющей аналитическую ценность. На её основе можно разрабатывать полезные технологии и принимать более точные управленческие решения.
Возможности для применения обширны: от анализа распространения заболеваний и планирования медицинской помощи — до улучшения городского транспорта, выявления проблем в системе образования или оценки экологической ситуации. Бизнес также сможет использовать эти данные — например, для лучшего понимания спроса и потребительского поведения. Главное, что всё это делается без нарушения частной жизни: система оперирует данными без привязки к конкретным людям.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Можно ли застраховаться от штрафа?
Поскольку штрафы за нарушения в области персональных данных недавно были резко увеличены, у многих возник вопрос: а нельзя ли застраховаться от этих штрафов?
Всероссийский союз страховщиков уверенно назвал такой вид страхования незаконным. (Однако его позиция не имеет обязательного характера для страховщиков.)
Сторонники этой точки зрения указывают, что страхование от штрафов может привести к безответственному поведению участников оборота, знающих, что штрафы за совершённые правонарушения будут им скомпенсированы. Это противоречит самому смыслу штрафов, которые вводятся именно для того, чтобы принудить участников оборота к правомерному поведению.
Оппоненты возражают, что зачастую нарушения закона о персональных данных являются неумышленными, а потому страхование от последствий таких нарушений не выглядит совершенно неприемлемым.
Например, крупный штраф может быть наложен на компанию за то, что хакеры украли у неё (или даже у её подрядчиков) чужие персональные данные. Имеет ли смысл запрещать страхование от таких рисков?
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
С одной стороны, идея застраховаться от налагаемого государством наказания за правонарушение может показаться абсурдной. Может, тогда и от тюремных сроков будем страховать? Что тогда станет с превенцией как целью наказания?
С другой стороны, закон (ст. 963 ГК) указывает на невозможность застраховаться лишь от последствий события, наступившего в результате умысла страхователя (специальный закон может добавить к умыслу грубую неосторожность). Если так, то почему нельзя застраховаться от штрафов за нарушения, совершённые по неосторожности — или хотя бы по негрубой неосторожности? Что касается превенции, эту функцию тогда будут выполнять страховые премии (и в долгосрочной перспективе сумма будет сопоставимой).
Владелец машины может застраховать её от последствий аварии, произошедшей в результате его собственного неосторожного вождения — но, разумеется, не от повреждений, причинённых самим владельцем умышленно. Так, может быть, и со штрафами то же самое?
Посмотрим на зарубежный опыт.
В США разграничивают уголовные и гражданские штрафы. Первые налагаются судом в уголовном процессе за серьёзные правонарушения. Вторые — за менее серьёзные нарушения — налагаются непосредственно государственным органом или судом в гражданском процессе, где истцом выступает государственный орган.
Например, к категории гражданских относятся штрафы за нарушения экологического, потребительского, трудового и т. п. законодательства. А вот за различные нарушения антимонопольного закона могут налагаться как уголовные, так и гражданские штрафы. (До некоторой степени это похоже на наше разграничение уголовных и административных штрафов.)
Более или менее общепризнанно, что от уголовных наказаний застраховаться нельзя, поскольку это противоречит публичному порядку. Однако по гражданским штрафам однозначных правил нет. Суды разных штатов решают вопрос по-разному в зависимости от ситуации. При этом важнейшим критерием обычно считается то, было ли нарушение умышленным (если было — страховка не работает).
В ЕС ситуация со страхованием от штрафов тоже не вполне однозначная.
Если говорить конкретно о штрафах за нарушение законодательства о персональных данных (GDPR), на эту тему есть эмпирическое исследование DLA Paper от 2020 года, охватывающее все 27 стран ЕС, а также Великобританию, Швейцарию и Норвегию. Согласно исследованию, в 18 из этих стран штрафы по GDPR «нестрахуемы» (Великобритания, Франция и др.), в 2 странах — «страхуемы» (Норвегия, Словакия), и в 10 странах ситуация «неопределённая» (Германия и др.).
Как видим, и за рубежом особой ясности в этом вопросе нет.
В целом разумным компромиссом выглядит подход, согласно которому застраховаться от штрафов (кроме уголовных) возможно в том случае, когда нарушение не является умышленным. Но пока что вопрос остаётся нерешённым…
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Поскольку штрафы за нарушения в области персональных данных недавно были резко увеличены, у многих возник вопрос: а нельзя ли застраховаться от этих штрафов?
Всероссийский союз страховщиков уверенно назвал такой вид страхования незаконным. (Однако его позиция не имеет обязательного характера для страховщиков.)
Сторонники этой точки зрения указывают, что страхование от штрафов может привести к безответственному поведению участников оборота, знающих, что штрафы за совершённые правонарушения будут им скомпенсированы. Это противоречит самому смыслу штрафов, которые вводятся именно для того, чтобы принудить участников оборота к правомерному поведению.
Оппоненты возражают, что зачастую нарушения закона о персональных данных являются неумышленными, а потому страхование от последствий таких нарушений не выглядит совершенно неприемлемым.
Например, крупный штраф может быть наложен на компанию за то, что хакеры украли у неё (или даже у её подрядчиков) чужие персональные данные. Имеет ли смысл запрещать страхование от таких рисков?
Комментарий Сергея Будылина, советника Адвокатского бюро «Бартолиус», к.ф.-м.н., LL.M:
С одной стороны, идея застраховаться от налагаемого государством наказания за правонарушение может показаться абсурдной. Может, тогда и от тюремных сроков будем страховать? Что тогда станет с превенцией как целью наказания?
С другой стороны, закон (ст. 963 ГК) указывает на невозможность застраховаться лишь от последствий события, наступившего в результате умысла страхователя (специальный закон может добавить к умыслу грубую неосторожность). Если так, то почему нельзя застраховаться от штрафов за нарушения, совершённые по неосторожности — или хотя бы по негрубой неосторожности? Что касается превенции, эту функцию тогда будут выполнять страховые премии (и в долгосрочной перспективе сумма будет сопоставимой).
Владелец машины может застраховать её от последствий аварии, произошедшей в результате его собственного неосторожного вождения — но, разумеется, не от повреждений, причинённых самим владельцем умышленно. Так, может быть, и со штрафами то же самое?
Посмотрим на зарубежный опыт.
В США разграничивают уголовные и гражданские штрафы. Первые налагаются судом в уголовном процессе за серьёзные правонарушения. Вторые — за менее серьёзные нарушения — налагаются непосредственно государственным органом или судом в гражданском процессе, где истцом выступает государственный орган.
Например, к категории гражданских относятся штрафы за нарушения экологического, потребительского, трудового и т. п. законодательства. А вот за различные нарушения антимонопольного закона могут налагаться как уголовные, так и гражданские штрафы. (До некоторой степени это похоже на наше разграничение уголовных и административных штрафов.)
Более или менее общепризнанно, что от уголовных наказаний застраховаться нельзя, поскольку это противоречит публичному порядку. Однако по гражданским штрафам однозначных правил нет. Суды разных штатов решают вопрос по-разному в зависимости от ситуации. При этом важнейшим критерием обычно считается то, было ли нарушение умышленным (если было — страховка не работает).
В ЕС ситуация со страхованием от штрафов тоже не вполне однозначная.
Если говорить конкретно о штрафах за нарушение законодательства о персональных данных (GDPR), на эту тему есть эмпирическое исследование DLA Paper от 2020 года, охватывающее все 27 стран ЕС, а также Великобританию, Швейцарию и Норвегию. Согласно исследованию, в 18 из этих стран штрафы по GDPR «нестрахуемы» (Великобритания, Франция и др.), в 2 странах — «страхуемы» (Норвегия, Словакия), и в 10 странах ситуация «неопределённая» (Германия и др.).
Как видим, и за рубежом особой ясности в этом вопросе нет.
В целом разумным компромиссом выглядит подход, согласно которому застраховаться от штрафов (кроме уголовных) возможно в том случае, когда нарушение не является умышленным. Но пока что вопрос остаётся нерешённым…
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Следует ли допускать возможность застраховаться от административного штрафа?
Anonymous Poll
23%
Да, ведь огромный штраф может уничтожить бизнес
37%
Да, но только для неумышленных нарушений
21%
Нет, это противоречит целям превенции правонарушений
9%
Может, и от тюрьмы будем страховаться?
9%
Мне только ответы посмотреть
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Конституционный Суд займётся уголовными арестами в банкротстве
Сегодня Конституционный Суд России опубликовал список дел, принятых к рассмотрению. Среди них — ключевое дело, напрямую затрагивающее баланс интересов государства, бизнеса и правосудия: запрос Верховного Суда о проверке конституционности норм, регулирующих возможность снятия ареста с имущества должника в рамках процедуры банкротства, если этот арест наложен в уголовном деле.
На практике уголовный арест парализует банкротную процедуру: активы не реализуются, убытки растут, а права кредиторов ущемляются.
Эксперты адвокатского бюро «Бартолиус» видят два возможных пути.
Один — дифференцировать. Признать, что не всё арестованное имущество одинаково. Например, если имущество — доказательство по делу или приобретено преступным путём, оно должно оставаться под арестом. А если это просто активы должника, не связанные с преступлением, их следует освобождать — в интересах кредиторов.
Второй путь — внести поправки в статью 115 УПК РФ, указав, что основанием для снятия ареста является введение конкурсного производства, как уже предусмотрено в статье 126 Закона о банкротстве. Это потребует признания арбитражного управляющего участником уголовного процесса. Но и это не так просто. Ведь тогда возникает риск: не получится ли так, что через банкротство будут «отмывать» арестованное? Не станет ли это лазейкой?
Ожидания от Конституционного Суда очень высоки. Недостаточно просто сказать: «нужен баланс» — нужно выстроить его. Не дать одному закону подавить другой. И — главное — не допустить, чтобы государство оказалось в приоритете перед другими кредиторами только потому, что у него есть прокурор и приговор. В конце концов, в деле о банкротстве все должны быть равны — иначе весь механизм теряет смысл.
Если Конституционный Суд решится — это может стать поворотным моментом. Уйдёт паралич процедур. Управляющие получат инструменты. Судьи — ориентиры. И, быть может, исчезнет тот абсурд, при котором наказание исполняется за счёт потерпевших.
А если нет? Если решение окажется уклончивым, общим, с оговорками и пожеланиями? Тогда всё останется, как есть. И ни бизнесу, ни кредиторам, ни самому правосудию от этого лучше не станет.
Следим за развитием событий.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Сегодня Конституционный Суд России опубликовал список дел, принятых к рассмотрению. Среди них — ключевое дело, напрямую затрагивающее баланс интересов государства, бизнеса и правосудия: запрос Верховного Суда о проверке конституционности норм, регулирующих возможность снятия ареста с имущества должника в рамках процедуры банкротства, если этот арест наложен в уголовном деле.
На практике уголовный арест парализует банкротную процедуру: активы не реализуются, убытки растут, а права кредиторов ущемляются.
Эксперты адвокатского бюро «Бартолиус» видят два возможных пути.
Один — дифференцировать. Признать, что не всё арестованное имущество одинаково. Например, если имущество — доказательство по делу или приобретено преступным путём, оно должно оставаться под арестом. А если это просто активы должника, не связанные с преступлением, их следует освобождать — в интересах кредиторов.
Второй путь — внести поправки в статью 115 УПК РФ, указав, что основанием для снятия ареста является введение конкурсного производства, как уже предусмотрено в статье 126 Закона о банкротстве. Это потребует признания арбитражного управляющего участником уголовного процесса. Но и это не так просто. Ведь тогда возникает риск: не получится ли так, что через банкротство будут «отмывать» арестованное? Не станет ли это лазейкой?
Ожидания от Конституционного Суда очень высоки. Недостаточно просто сказать: «нужен баланс» — нужно выстроить его. Не дать одному закону подавить другой. И — главное — не допустить, чтобы государство оказалось в приоритете перед другими кредиторами только потому, что у него есть прокурор и приговор. В конце концов, в деле о банкротстве все должны быть равны — иначе весь механизм теряет смысл.
Если Конституционный Суд решится — это может стать поворотным моментом. Уйдёт паралич процедур. Управляющие получат инструменты. Судьи — ориентиры. И, быть может, исчезнет тот абсурд, при котором наказание исполняется за счёт потерпевших.
А если нет? Если решение окажется уклончивым, общим, с оговорками и пожеланиями? Тогда всё останется, как есть. И ни бизнесу, ни кредиторам, ни самому правосудию от этого лучше не станет.
Следим за развитием событий.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Нужно ли взыскать с директора убытки за то, что он не предоставил документы, необходимые для включения требования компании в РТК контрагента?
Anonymous Poll
17%
Да, ведь из-за этого компания не получила удовлетворения по требованию
17%
Нет, ведь неизвестно, было бы включено требование в РТК в случае предоставления документов
55%
Да, но не полную сумму требований, а с учётом шанса на включение в РТК и размера погашения.
11%
Мне только ответы посмотреть
Комиссия без оснований
Верховный Суд ограничил право банков взыскивать плату за обязательные переводы в банкротстве
В деле о банкротстве компании «ТПВ Рус» суд признал удержание 6,7 млн руб. комиссии необоснованным: операция была обязательной, проводилась на основании судебного акта и не требовала дополнительных затрат со стороны банка.
Компания получила от участника 93 млн руб. на погашение задолженности перед кредиторами. Средства были зачислены на специальный счёт должника в банке «Уралсиб», откуда конкурсный управляющий перевёл их физическому лицу-кредитору. Банк применил тариф в размере 7,5% за перевод юрлица физлицу и удержал 6,7 млн руб. комиссии.
Суд указал: такое удержание нарушает баланс интересов сторон и препятствует нормальному ходу банкротства.
Комментарий Мухамеда Афаунова, адвоката, партнёра Адвокатского бюро «Бартолиус»
Ранее банки активно применяли заградительные комиссии для ограничения сомнительных операций, но сейчас практика изменилась. Закон № 115-ФЗ (о противодействии отмыванию доходов) не даёт банкам права устанавливать повышенные тарифы на основании подозрений или рисков.
Верховный Суд РФ неоднократно указывал, что применение заградительных тарифов незаконно, если оно необоснованным образом препятствует совершению клиентом законных операций. В одном из таких дел высшая судебная инстанция подтвердила: введение банком односторонних повышенных комиссий, препятствующих клиентам совершать операции (например, при ограничении доступа к интернет-банку и вынужденном использовании бумажных поручений с высокой комиссией), является заградительным тарифом и недопустимо. Такие комиссии могут быть признаны неосновательным обогащением банка, подлежащим возврату клиенту с процентами (Определение ВС РФ от 26.12.2024 № 305-ЭС24-16889).
Несмотря на практику ВС РФ, неоднократные предупреждения ЦБ РФ и угрозы штрафов со стороны ФАС России, практика применения заградительных тарифов некоторыми банками сохраняется. Судебные инстанции, как видно из рассмотренного дела, иногда поддерживают банки — что свидетельствует о сложности и противоречивости ситуации.
Специфика кейса с «Уралсибом» заключается в том, что плательщиком в данном случае был должник, находящийся в банкротстве и на стадии расчётов с конкурсными кредиторами. ВС РФ прямо указал на особый характер спорной банковской операции, которая была осуществлена кредитной организацией по поручению арбитражного управляющего непосредственно в силу Закона о банкротстве.
Интересам банка были противопоставлены интересы конкурсной массы должника и, как следствие, права конкурсных кредиторов. В совокупности с остальными доводами кассатора о безосновательном установлении повышенных тарифов при переводе денег физическим лицам ВС РФ обоснованно встал на сторону должника-плательщика.
Для маркетплейсов и сервисов, осуществляющих массовые выплаты физлицам (например, исполнителям, продавцам, самозанятым), это означает, что банк не может взимать чрезмерные комиссии за такие переводы только на основании внутренних тарифов.
Определение ВС РФ даёт сильную правовую позицию для оспаривания чрезмерных комиссий как неосновательного обогащения банка. Если банковская комиссия не обоснована реальными затратами и явно выше, чем за аналогичные операции между юрлицами, она может быть признана незаконной.
Само собой разумеется, что заградительные комиссии (например, 7,5% от суммы выплат, как в данном деле) могут приводить к существенным потерям для платформ — особенно при больших объёмах выплат. Это снижает маржинальность бизнеса и может сделать модель работы невыгодной.
Платформы вправе запрашивать у банка расчёты и обоснования размера комиссии. Если банк не может объяснить, почему комиссия за перевод физлицу выше, чем юрлицу, — это аргумент в пользу клиента. Альтернативой может быть разработка собственных платёжных сервисов или использование финтех-решений, позволяющих минимизировать контакт с банками, применяющими заградительные тарифы.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice
Верховный Суд ограничил право банков взыскивать плату за обязательные переводы в банкротстве
В деле о банкротстве компании «ТПВ Рус» суд признал удержание 6,7 млн руб. комиссии необоснованным: операция была обязательной, проводилась на основании судебного акта и не требовала дополнительных затрат со стороны банка.
Компания получила от участника 93 млн руб. на погашение задолженности перед кредиторами. Средства были зачислены на специальный счёт должника в банке «Уралсиб», откуда конкурсный управляющий перевёл их физическому лицу-кредитору. Банк применил тариф в размере 7,5% за перевод юрлица физлицу и удержал 6,7 млн руб. комиссии.
Суд указал: такое удержание нарушает баланс интересов сторон и препятствует нормальному ходу банкротства.
Комментарий Мухамеда Афаунова, адвоката, партнёра Адвокатского бюро «Бартолиус»
Ранее банки активно применяли заградительные комиссии для ограничения сомнительных операций, но сейчас практика изменилась. Закон № 115-ФЗ (о противодействии отмыванию доходов) не даёт банкам права устанавливать повышенные тарифы на основании подозрений или рисков.
Верховный Суд РФ неоднократно указывал, что применение заградительных тарифов незаконно, если оно необоснованным образом препятствует совершению клиентом законных операций. В одном из таких дел высшая судебная инстанция подтвердила: введение банком односторонних повышенных комиссий, препятствующих клиентам совершать операции (например, при ограничении доступа к интернет-банку и вынужденном использовании бумажных поручений с высокой комиссией), является заградительным тарифом и недопустимо. Такие комиссии могут быть признаны неосновательным обогащением банка, подлежащим возврату клиенту с процентами (Определение ВС РФ от 26.12.2024 № 305-ЭС24-16889).
Несмотря на практику ВС РФ, неоднократные предупреждения ЦБ РФ и угрозы штрафов со стороны ФАС России, практика применения заградительных тарифов некоторыми банками сохраняется. Судебные инстанции, как видно из рассмотренного дела, иногда поддерживают банки — что свидетельствует о сложности и противоречивости ситуации.
Специфика кейса с «Уралсибом» заключается в том, что плательщиком в данном случае был должник, находящийся в банкротстве и на стадии расчётов с конкурсными кредиторами. ВС РФ прямо указал на особый характер спорной банковской операции, которая была осуществлена кредитной организацией по поручению арбитражного управляющего непосредственно в силу Закона о банкротстве.
Интересам банка были противопоставлены интересы конкурсной массы должника и, как следствие, права конкурсных кредиторов. В совокупности с остальными доводами кассатора о безосновательном установлении повышенных тарифов при переводе денег физическим лицам ВС РФ обоснованно встал на сторону должника-плательщика.
Для маркетплейсов и сервисов, осуществляющих массовые выплаты физлицам (например, исполнителям, продавцам, самозанятым), это означает, что банк не может взимать чрезмерные комиссии за такие переводы только на основании внутренних тарифов.
Определение ВС РФ даёт сильную правовую позицию для оспаривания чрезмерных комиссий как неосновательного обогащения банка. Если банковская комиссия не обоснована реальными затратами и явно выше, чем за аналогичные операции между юрлицами, она может быть признана незаконной.
Само собой разумеется, что заградительные комиссии (например, 7,5% от суммы выплат, как в данном деле) могут приводить к существенным потерям для платформ — особенно при больших объёмах выплат. Это снижает маржинальность бизнеса и может сделать модель работы невыгодной.
Платформы вправе запрашивать у банка расчёты и обоснования размера комиссии. Если банк не может объяснить, почему комиссия за перевод физлицу выше, чем юрлицу, — это аргумент в пользу клиента. Альтернативой может быть разработка собственных платёжных сервисов или использование финтех-решений, позволяющих минимизировать контакт с банками, применяющими заградительные тарифы.
Подписывайтесь:@bartoliuslawoffice