Зеботтендорф приехал в Германию не просто так, а с огромными суммами денег. Их происхождение неизвестно, потому что, как уже говорилось, биографы понятия не имеют, чем он занимался на Ближнем Востоке – и, скромно повторюсь я, занимался ли вообще. Немного пожив в Берлине, он переехал под Дрезден, где купил усадьбу за 50 тысяч марок. Поскольку интересный иностранец, сорящий деньгами в разгар мировой войны, обязательно привлек бы внимание и вызвал бы ненужные вопросы, Зеботтендорф отправился в Вену, где оперативно женился на дочери богатого берлинского предпринимателя Берте Иффлянд. С этого момента все вопросы о происхождении денег был закрыты.

- Вы так богаты, герр Зеботтендорф. А откуда, собственно…?

- Я удачно вложился в биткоин женился. Вот, извольте видеть, документы.

При этом, узнать подробнее о счастливой супруге турецкоподданного – или хотя бы посмотреть, сколько длился брак – мне не удалось. Что ж, опять поверим на слово.

Окончательно легитимизировав себя, Зеботтендорф занялся делом: в 1916 году он вступил в Германский орден и начал активно его спонсировать. А еще через два года, летом 1918-го, основал в Мюнхене собственное баварское отделение ордена, известное как Общество Туле.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и объяснить, о чем собственно идет речь. Что такое Германский орден?

Незадолго до ПМВ, в 1912 году в Германии были созданы две организации. Одна называлась Имперский союз молота (Reichshammerbund), вторая – Германский орден (Germanenorden). Они имели друг к другу такое же отношение, как Лейбористская партия в Британии и Фабианское общество; то есть, массовая организация для трудящихся и небольшой закрытый клуб для ее руководителей. В основе идеологии Союза и Ордена лежало фёлькише – импортный английский продукт низовой этнический национализм, появившийся в Германии в качестве альтернативы насаждавшемуся сверху национализму гражданскому.

(Да, в кайзеровской Германии сверху мог идти только гражданский национализм – а как иначе? Как иначе объяснить народам с разными языками, религиями, культурами и столетиями взаимных войн, что с 1871 года они все – новая историческая общность aka «немцы единой Германии»? Бисмарк вон пытался форсировать интеграцию католической части Германии «культуркампфом»; эффект вышел обратным)

Культура фёлькише позже активно использовалась нацистами, отсюда, в том числе, все эти бесконечные „volk(s)-„ в названиях: «Фёлькишер Беобахтер», «Фольксваген», «фольксштурм»…

Обе организации, разумеется, были расистскими и антисемитскими: важной частью их программы была борьба еврейским заговором и защита северогерманских ариев – «самой разумной и самой способной расы на Земле». Всё это густо сдабривалось ариософией и псевдотрадиционализмом : Гвидо фон Лист, руны и свастика, Вотаны-Фригги, «колдуны-ученые понастроили заводов», «народ – он в деревне, свеклу пашет», etc. Но самым важным аспектом транслируемой через оба общества пропаганды стал джингоизм. Немцы перед ПМВ колебались – а вдруг не получится? Два фронта, как-никак. Добрые люди из Имперского союза молота и Германского ордена их подбадривали: «Не робей, всё будет отлично!».

Рассказывать об основании обеих организаций слишком подробно я не буду, иначе отклонюсь от темы слишком сильно. Укажу на два момента:

- об основателях Союза и Ордена известно мало. Официально считается, что обе организации создал некий саксонский машинист слесарь Теодор Фрич. С физическим трудом у него не заладилось, зато откуда-то появились деньги на издание журнала. Дело оказалось настолько выгодным, что Фрич начал активно заниматься политикой, проводить всякие антисемитские съезды, а перед войной взял да и основал аж два общества. Об их руководителях, назначенных Фричем, известно еще меньше. «Какие-то нацистские немцы, пффф».

- наибольшая активность обеих организаций наблюдалась на тесно связанном с Англией севере – в Гамбурге и Бремерхафене

(Конечно, только этими организациями военная раскачка Германии не ограничивалась; в качестве внеклассного чтения рекомендую ознакомиться с биографией ганноверского бизнесмена Альфреда Хугенберга:-)

Во время Первой мировой войны в Германском ордене заметили, что на юге организация оказалась представлена слабо. Пока северные арийцы разоблачали еврейский заговор и рисовали границы тысячелетних рейхов, их непутевые южные братья проявляли вопиющую политическую несознательность. Тут-то Зеботтендорф и предложил Ордену свою помощь. Он получил права на франшизу и летом 1918 года (когда исход войны уже был ясен) создал в Мюнхене Общество Туле – фактически, просто филиал Германского ордена. Тогда же он приобрел «Франц-Эер-Ферлаг», выкупив его у вдовы Франца Эера – малоуспешного мюнхенского издателя. Его главным продуктом была антисемитская газета «Мюнхенер Беобахтер», не имевшая в баварской столице («родина нацизма, уууу!») совершенно никакого успеха. Она печаталась мизерным тиражами и с каждым годом всё реже; к 1916 году газета выходила два раза в месяц. К сожалению, полной информации о деятельности «Мюнхенер Беобахтер» не сохранилось, потому что в 1919 году документы редакции кто-то уничтожил.

(А откуда у Зеботтендорфа средства на такие покупки, мы уже обсуждали. Он удачно женился! Ещё у него было множество богатых подруг – так и пишут – которые швырялись в него деньгами. Например, Катарина Бирбаумер. Кто это? Вроде бы австрийка из Бургенланда, пограничного с Венгрией региона. Только вот информации о её семье нет. Понимаете, ее родители уехали в Турцию, но сама Катарина перед Первой Мировой вернулась и поселилась в Баварии. Знакомый сюжет? Там она познакомилась с Зеботтендорфом, поучаствовала в покупке «Франц-Эер-Ферлага», а позже помогала деньгами молодой нацистской партии в самом начале двадцатых. В тридцатые годы фрау Бирбаумер неожиданно оказалась в Великобритании с австрийским паспортом, выданным в Мюнхене. Перед Второй Мировой ее вроде бы собирались интернировать, но отчего-то отпустили, а потом ее следы совершенно потерялись. Эти англичане такие путаники, ай-яй-яй…)

О составе и деятельности Общества Туле обычно говорят мало и скороговоркой. То ли это группа фриков, стучавшая Мьёльниром по Иггдрасилю, то ли Секретное Общество Тайн и Загадок, управлявшее миром из дорогого отеля «Четыре сезона» на Максимилианштрассе. Сойдемся на том, что это была закрытая организация, устроенная по масонским принципам. В ней уже тогда использовалась практически вся будущая нацистская символика, включая ритуальные приветствия: нацистский «Зиг хайль» в Туле изначально звучал как «Зиг унд хайль!»

Однако одного Общества Туле было недостаточно: к любому Фабианскому обществу должна прилагаться Лейбористская партия. Поэтому Зеботтендорф поручил молодому журналисту Карлу Харреру создать массовую низовую организацию; это было оформлено как «конфликт» и «раскол», хотя в реальности ничего подобного не происходило. По заданию Зеботттендорфа Харрер создал так называемое «Рабочее кольцо Туле» – для трудящихся. Основной упор делался на железнодорожных рабочих, поскольку Мюнхен являлся важнейшим логистическим центром на юге Германии. Незадолго до Ноябрьской революции «Рабочее кольцо Туле» объединилось с небольшой организацией ж/д рабочих, которой руководил токарь из семьи железнодорожников Антон Дрекслер. Новую организацию назвали «Политический рабочий кружок». 5 января 1919 года она была преобразована в полноценную (хотя и пока маленькую) политическую партию ДАП – Немецкую Рабочую Партию. У нее имелась выстроенная структура, стабильное финансирование и покровители в лице Общества Туле. Политический локомотив был заполнен водой и заряжен углем, оставалось присоединить к нему вагончик. Как все знают, вагончик прицепился осенью 1919 года – ну и пошло-поехало. С зигами и хайлями.

(Гитлер в «Майн Кампф», кстати, будет утверждать, что ДАП была маленьким и неорганизованным кружком чудаков – и только он, такой молодой-волевой-энергичный, смог превратить кучку охламонов в Движение. Как и в остальных автобиографических частях своей книги, он бесстыдно врёт. У ДАП, как я уже сказал, было всё, включая печать – «Франц-Эер-Ферлаг», хотя и не принадлежал ей официально, но уже работал на партию. Просто людям велели ждать важного пассажира – и они его дождались)

В 1920 году ДАП отрастила себе НС, а в 1925-м – продемонстрировала выход на проектную мощность: Гитлер, выйдя из тюрьмы, смог собрать распущенную партию заново и заняться политикой уже на уровне целого Рейха, а не одной Баварии. Зеботтендорф стал не нужен, и его из Германии убрали обратно в Турцию. Известно о его появлении в Германии в 1933 году, где он пытался издавать свою книгу «До прихода Гитлера»: вещь не менее путаную и завиральную, чем гитлеровский «Майн Кампф». Зеботтендорфа даже вроде как арестовали, но затем неожиданно освободили благодаря вмешательству упомянутой выше Катарины Бирбаумер. Что там случилось на самом деле, можно только предполагать. У шпионов всё одновременно очень просто и очень сложно.

После этого Зеботтендорф окончательно уехал в Турцию. Считается, что он там «выполнял важные поручения абвера, касающиеся деятельности англичан» – то есть, банально шпионил на Британию, изображая двойного агента. А аккурат 9 мая 1945 года таинственный герр Зеботтендорф испарился. Упал в Босфор. Так и пишут, да. Тело, конечно же, не нашли.

(Французские источники к этому вопросу подходят более трезво, полагая, что Зеботтендорф после этого еще двенадцать лет прожил в Египте. Вот в это верю, вполне похоже на правду)

Ну, хорошо. Зеботтендорф объясняет, отчего у нацистов дела с самого старта пошли в гору. Но ведь интересно посмотреть, как это выглядело, так сказать, в поле. Не сам же Зеботтендорф бегал по Мюнхену с мешком жениных денег. Поэтому посмотрим на еще одного восточного гостя. Точнее, гостью.

Видите ли, с 1920 года рядом с Гитлером находился добрый ангел в монашеском одеянии – «сестра Пия». Ее биографию подают как забавный курьез, дескать, «чего только не бывает». А это никакой не курьез. Это работа.

По документам «сестру Пию» звали Элеонорой Баур, в девичестве – Майр. А о её биографии до 1919 года, прямо как у Гитлера, почти ничего не известно – кроме отдельных обрывков со слов самой Баур во время послевоенных допросов. Вроде бы Баур родилась в 1885 году под Розенхаймом, мать умерла, отец женился второй раз (т.е. воспитывалась в чужой семье). После семи классов Баур подрабатывала то тут, то там, а в 1905 году – внимание! – уехала в Египет. Там она выучилась на медсестру, а через два года вернулась обратно. Здесь, как и у Зеботтендорфа, хочется обрезать повествование, чтобы резюмировать: в 1907 году в Германию из британского Египта приехала некая иностранка, утверждавшая, что она «тутошняя». Но у Баур автобиография вышла кудрявее, чем у турецкоподданного Зеботендорфа: она заявила, что в 1905 году, ещё до отъезда, родила внебрачного сына Вильгельма, оставив его на попечение своей мачехи. Об отце она ничего не знала – на допросах у американцев Баур выдавила, что это был некий студент юрфака, но следов от него никаких не осталось; и вообще, он погиб в 1938 году.

«Вернувшись» из Египта, она вышла замуж за инженера Людвига Баура. По ее словам, брак был фиктивным (интересно, зачем? :-) и через пять или шесть лет они развелись. Даты тут плавают, потому что Баур на допросах не смогла вспомнить ни год заключения брака, ни развода. Всё это время она работала в Мюнхене медсестрой, политикой не интересовалась, и т.п. А «сестрой Пией» ей вот отчего-то стали называть коллеги-санитарки.

(Вообще-то, в Германии «сестра Пия», как и «тетушка Ольга» – это такие имена для выдуманных людей, вроде «поручика Киже». В конце пятидесятых годов в ФРГ был большой скандал, когда выяснилось, что хитрый коммерсант Фридрих Баур использовал вымышленных «Пий» и «Ольг» для уклонения от уплаты налогов при пересылке и распространении товаров)

С Гитлером Баур познакомилась в феврале 1920 года, когда ехала в трамвае:-) Вот эта сцену она описывала очень живо и в подробностях: случайно проехала свою остановку и была вынуждена доплатить за билет, а денег-то с собой не оказалось. Тут подошли два обаятельных джентльмена: Гитлер с Дрекслером и помогли даме в беде.

(Баур на допросе запамятовала имя Дрекслера и назвала его Алоисом)

Ну и слово за слово, рассказали милой барышне о Движении, Партии, Программе; показали свастику, научили зиговать, выдали партийный билет номер №506 – в общем, романтика.

(«№506» означает просто №6 – в ранней НСДАП нумерация начиналась билетов начиналась с пятисотого номера; однако учтите, что всё это тоже записано с её слов. Сама Баур искомый номер вспомнила только с третьего раза, и речь идет, вероятно, о той комбинации цифр, которую следователи просто не смогли опровергнуть)

Ну, хорошо. Допустим. Странная медсестра без биографии, приехавшая в Германию из Египта. Поучаствовала в создании НСДАП, послужила санитаркой в (созданном, кстати, благодаря Зеботтендорфу) фрайкоре «Оберланд» во время подавления третьего Силезского восстания, прошлась с Гитлером до Фельдхернхалле. А зачем всё это?

Вы, вероятно, помните, что рассуждая о ранней биографии Гитлера, я отметил, что точкой разделяющей «наблюдаемого» Гитлера (1919—1945) и «ненаблюдаемого» (1889—1918) является военный госпиталь в Пазевальке, куда тот попал после отравления газом на фронте. А что такое тыловой лазарет во время мировой войны и уж тем боле революции? Это фабрика по производству новых людей. Поступил в госпиталь раненый ослепший ефрейтор, умер, но его документы получил другой человек. И вышел оттуда живым и здоровым. Вслед ему машет платочком «сестра Пия» – но не очень долго, ей ещё целую роту таких умерших солдатиков воскрешать.

Это, конечно, чистые спекуляции. Но совершенно точно, что Баур возле Гитлера находилась не просто так. Если не как помощник, то, например, как контроллер – ведь каждому настоящему фюреру полагается не только собственное ФБК, но и лондонский куратор «размером с овчарку»:-)

(Баур, как я уже сказал, участвовала в «Пивном путче», и уже в тридцатые стала одной из немногих женщин, награжденных орденом Крови. Иногда её ошибочно называют единственной женщиной, получившей эту награду – но, судя по спискам, таких женщин насчитывалось шестнадцать; причем четырнадцать из них были австрийками)

Как и Зеботтендорф, Баур исчерпала полезность после 1923 года – оба они были частью отстрелянной ступени, которая вывела ракету НСДАП на федеральный уровень. Баур тоже забросила политику, вышла замуж за какого-то директора гостиницы и более-менее успешно торговала косметикой собственного производства по «египетским рецептам». Ситуация изменилась после прихода нацистов к власти: если Зеботтендорф полез обниматься со старинными партайгеноссен сам, то о Баур вдруг вспомнил сам Гитлер: отсюда и награждение орденом Крови, восстановление в партии задним числом, а также странная история с назначением в Дахау.

Считается, что Гиммлер по поручению Гитлера назначил Баур «сестрой-попечительницей» при руководстве СС, дав ей «привилегии оберфюрера СС» (звания между полковником и генералом), после чего Баур по её же просьбе определили медицинской сестрой в концлагере Дахау. Некоторые даже утверждают, что Баур всерьёз выдали звание оберфюрера, но никаких документов, подтверждающих это – экая жалость! – не сохранилось.

Внятных данных о её деятельности в Дахау тоже нет. Понятно, что после войны первым делом рассказали, как полоумная нацистская психопатка издевалась над заключенными, и утаскивала из лагеря всё, что не приколочено: еду с кухни, белье со склада, продукцию из тюремных мастерских, да и просто заключенных для работы в своем доме – Баур жила относительно недалеко: в Оберхахинге, южном пригороде Мюнхена. У неё, дескать, был свободный доступ в лагерь и полномочия, сравнимые с комендантскими, а персонал приветствовал Баур как взаправдашнего оберфюрера. Кроме того, она, несомненно – а как же иначе? – помогала Зигмунду Рашеру в его псевдомедицинских экспериментах над заключенными.

С другой стороны, во время проведенного американцами следствия, выяснились и другие факты. Нашлись свидетели, утверждавшие, что Баур пыталась облегчить условия содержания в лагере, добилась замены слишком жестокого коменданта в 1943 году, раздавала заключенным рождественские подарки и даже тайно выносила их письма из лагеря. Американцы, взвесив «за» и «против», приняли разумное решение не рисковать, и Баур в 1949 году в рамках денацификации получила десять лет принудительных работ с конфискацией. Однако уже через восемь месяцев её неожиданно (по некоторым данным, поступила вежливая просьба от британских коллег) освободили по состоянию здоровья и даже вернули дом в Оберхахинге, где она спокойно прожила до 1981 года.

Чем Баур реально занималась в Дахау – хороший вопрос. Тут можно вспомнить, что Дахау был первым концлагерем, созданным нацистами – прототипом и моделью для последующих – и его заключенными сначала стали сами немцы: коммунисты, недружественные социалисты, центристы, аристократы – в общем, все, кто выступали против режима. Ситуация изменилась в 1938 году, когда в лагерь начали массово поступать евреи, и в 1941-м, когда там появилось множество военнопленных. При этом, Дахау не был лагерем смерти, и там до вплоть самого конца войны содержались Очень Важные Персоны. Ну а теперь представьте, что есть вот некая «сестра Пия», которая в этот лагерь ходит, как к себе домой, имеет доступ к любому заключенному – причем это нигде и никем не отмечается. Очень, очень удобно.

Биографии Зеботтендорфа и Баур – это один из вариантов ответа на вопрос «Как это Гитлер взял такой резвый старт в 1919-м году?». А вот так. Вокруг него было много хороших людей, готовых помочь: деньгами, связями, советом, в конце концов. Эти люди имели такое же размытое прошлое, как сам Гитлер; и как сам Гитлер являлись иностранцами в небрежном камуфляже. Загадочными гостями с Востока. Ex oriente lux

В качестве заключительного бонуса расскажу о сыне (точнее, «сыне») Баур – Вильгельме. Помните, был у неё такой? Рожденный от Святого Духа аккурат перед «отъездом в Египет». Упомянутый выше инженер Людвиг Баур, фамилию которого «сестра Пия» носила до конца жизни, усыновил Вильгельма, так что тот тоже стал Бауром. Шустрый юноша уже в 15 лет вступил в НСДАП, и с 1922 года активно работал в том самом Франц-Эер-Ферлаг, который для нужд будущей партии приобрел Зеботтендорф. После прихода НСДАП к власти Вильгельм сделал карьеру в министерстве пропаганды, где, фактически, руководил всей книжной отраслью Германии, а в 1943 году возглавил и Франц-Эер-Ферлаг. Такая вот преемственность поколений: от Зеботтендорфа к Бауру.

После разрушительных бомбардировок Лейпцига, где находился административный центр книгоиздания Рейха, Геббельс фактически отстранил Баура от руководства книжной отраслью, что обычно трактуется, как опала. Но «гражданское» книгоиздание в Германии к этому времени доживало последние месяцы, там уже было нечем руководить (в отличие от партийного издательства).

Этим сходство Зеботтендорфа с Бауром, кстати, не ограничивается: дело в том, что Баур также куда-то исчез в начале мая 1945 года. Официальная версия – «погиб во время боев за Берлин». Но вообще-то это такой эвфемизм для «сумел сделать ноги». Вот хорошая история о таком «погибшем»; ну и вполне очевидно, что это никак не единичный случай. Зеботтендорфа, как вы помните, вроде бы видели в Египте – так что не исключено, что и Баур подался куда-то в те же края.

(Самым известным потеряшкой периода битвы за Берлин является Мартин Борман. О его судьбе существует множество версий, могу привести ещё одну – «сестра Пия» незадолго до смерти вдруг вспомнила, что Борман-де гостил у неё в начале мая 1945 года перед вояжем в Южную Америку. Впрочем, лично я в неё не верю – больно уж сомнительный источник)

А может быть и нет, кстати. Ведь отдельные гости с Востока всё же получали заветный билет до Острова. Как известно, уроженeц британской Александрии, личный секретарь фюрера Рудольф Гесс всё же улетел в Англию. Но вот вернулся ли? Тут есть разные теории (все конспирологические и глубоко ошибочные, само собой:-)

Читатели попросили поделиться впечатлениями от новой части вильнёвской Дюны. Недоуменно развожу руками: всё, что я мог и хотел сказать, я уже сказал два с половиной года назад. Ту заметку я ведь не просто так назвал «Би ла каифа!»; это был, кхм, намёк. Но раз публика так настойчиво требует, остается только воскликнуть «Кул вахад!», хлопнуть Воды жизни и попытаться продолжить разговор.

Хотя про само кино мне сказать больше нечего. Вильнёв всё так же снимает невероятно скучный фильм по интересной книге. Проблема в том, что удачный роман у Герберта ровно один; поэтому новости о готовящейся третьей части по сюжету второй книги у меня никакого энтузиазма не вызвали.

Я и на этот-то фильм пошёл только ради эпичной битвы в финале, где фримены верхом на Шаи-Хулудах должны были штурмовать ставку императора. В итоге, в трехчасовом фильме Вильнёв уделил кульминационному сражению минуты полторы. Даже харконенновский харвестер в начале взрывали дольше (но там всё вышло очень камерно). Как я уже говорил, сравните с Питером Джексоном, который умудрялся из трех абзацев Толкиена выжимать батальные сцены на час.

В прошлый раз я ворчал, что Вильнёв экранизирует Герберта слишком «в лоб». Во второй части он обращается с первоисточником свободнее – например, изменил концовку для Чани (это плюс) и выкинул всю линию с ментатами (а вот это обидно). Но, как бы там ни было, вильнёвская Дюна – это всё ещё скучно до зевоты. Кино по книге Герберта должно быть динамичным, полным саспенса и внезапных сюжетных поворотов (у самого Герберта с этим плохо, но на то и экранизация, чтобы помочь автору), эпичнейших сражений и дуэлей, снятых без драматической тряски камерой.

Однако ограничиваться недовольным брюзжанием в адрес неизбежного обладателя полудюжины Оскаров было бы неправильно. Читатели хотят интересных историй. Про Фрэнка Герберта мне добавить, в общем-то, нечего; но я могу немного рассказать о его главном романе.

Вы все, конечно, уже много раз слышали, что при написании «Дюны» Герберт вдохновлялся книгой английской писательницы Лесли Бланч (Бланш?) «Сабли рая». Это полубиографическая книга об имаме Шамиле и Кавказской войне; события последней описаны чрезмерно романтизировано, и, конечно, с большим сочувствием к маленькому горному народу, сражавшемуся против целой империи. Тон подсвечивается уже в подзаголовке: «Так мушкеты царя встретились с саблями рая». Ooooh, dramatic!

Влияние «Сабель рая» на «Дюну» огромно. Герберт позаимствовал не только расстановку сил и атмосферу мусульманского востока, но и кучу экзотичных терминов: «канли», «чакобса», «сиридар»… «Дюну» с непривычки читать тяжело из-за огромного количества незнакомых слов; это следствие подражания стилю «Сабель». Для англоязычного читателя половина предложений в книге Бланч выглядела примерно так: «Cossacks, свистя nagaikas, ворвались в aoul и поскакали к высокой saklia, где dzhigits в просторных bourkas танцевали lesghinka». Довольно нелепая (на мой взгляд) идея предварять каждую главу эпиграфом с каким-нибудь глубокомысленным афоризмом тоже была подсмотрена Гербертом у Бланч. Местами Герберт цитирует Бланч целыми предложениями, особенно когда речь идет о каких-то удачных bon mot в духе «Блеск приходит из города, мудрость из гор/пустыни» или «В убийстве острием [клинка] нет артистизма». Однако я повторюсь, что речь идёт лишь о серьёзном влиянии «Сабель» на «Дюну», а не о плагиате, как могут подумать некоторые. Я неоднократно имел возможность убедиться лично, что в последнее время публика несколько утратила понимание того, что такое плагиат на самом деле, и с готовностью называет им оммажи, заимствования, подражания, отсылки и даже пародии. «Дюна» не является плагиатом «Сабель», но она во многом основана на них и совершенно точно ими вдохновлена.

И крайне любопытно, что Герберт выбрал именно эту книгу. Дело в том, что «Сабли» были опубликованы в 1960 году. Смотрите: в конце пятидесятых у Герберта появляется идея истории про пустынную планету, в 60-м году выходят «Сабли», а еще через три года появляется журнальная версия «Дюны» (полноценное издание опубликуют в 1965-м году). То есть, Герберт обратился не к проверенной классике, а к свежему роману современницы, который он разобрал на части, переварил и деконструировал. При этом, каким-то невероятным бестселлером «Сабли» не были – книга осталась, в общем-то, без внимания читателей. Если бы не «Дюна» Фрэнка Герберта, о ней бы вообще никто и не вспоминал.

Возникает закономерный вопрос: а кто такая эта Лесли Бланч? Ну, вы уже понимаете, каким будет ответ: сотрудница британских спецслужб, конечно. Во-первых, потому что «любой английский писатель является сотрудником Конторы». А во-вторых, это закономерно вытекает из её биографии.

Бланч работала в поле, но не за границей, а дома – в Англии. Она начала карьеру в театре Фёдора Комиссаржеского, где следила за русскими актерами-эмигрантами; затем Бланч перевели на уровень выше: она стала «светской львицей». Как сотрудник Vogue, Бланч много вращалась в кругах британской богемы, отслеживая настроения и собирая сведения. Таких Бланчей Лондон производил серийно: вот, например, «лучшие подруги» самой Бланч:

- старшая из «сестричек Митфорд» Нэнси (уже всё понятно)

- любовница Герберта Уэллса Ребекка Уэст

- дочь любовницы короля Эдуарда VII Вайолет Трефузис

А «лучшие друзья» Бланч – сплошь кадровые офицеры британской армии. Кон-то-ра.

Бланч работала явно успешно, потому что ей в какой-то момент поручили приглядывать за «отрекшимся» от престола Эдуардом VIII. Приказ есть приказ: она исправно ездила во Францию, посещая Эдуарда и Уоллис Симпсон до самой их смерти.

В 1944 году она вышла замуж за Ромена Гари. Считается, что Гари родился в Вильне, а его настоящее имя – Роман Лейбович Кацев, но не стоит торопиться с выводами: речь идет о мистификаторе и авантюристе. Во Франции, где начался более-менее наблюдаемый период Гари, его вполне открыто считали подозрительным иностранцем; скажем, он вспоминал, что по окончанию летной школы в 1939 году ему, в отличие от остальных почти трехсот кадетов, не дали офицерского звания. Впрочем, не исключено, что и это тоже враньё, а реальная биография Гари начинается позже – когда после капитуляции Франции в 1940 году он вдруг оказался в Англии и сначала сделал стремительную карьеру в войсках проанглийского де Голля, а потом, уже по окончанию войны, пошел наверх по дипломатической линии. После брака с Гари у Бланч сменился профиль работы: теперь она возникала в самых разных точках планеты. В СССР, кстати, Бланч тоже ездила – еще при живом Сталине. Потому что вот очень интересовалась русской культурой, обожала Пушкина (см. эпиграф к «Саблям рая»), ну и просто с детства сходила с ума по России.

(Свой внезапный интерес к далекой Russia Бланч объясняет так: ещё когда она была маленькой девочкой, их дом часто навещал загадочный друг семьи. Его имя она принципиально не раскрывает, называя просто «Странником». Этот Странник регулярно бывал в России – речь идёт о еще дореволюционном периоде – и привозил оттуда гостинцы: меха, яйца Фаберже, иконы и тому подобную экзотику. Он же рассказывал маленькой Лесли удивительные истории об своих русских похождениях. В общем, не просто шпионка, а потомственная)

Свою книгу она написала тоже исключительно из любви к России. Чтобы помочь той разобраться в сложном историческом вопросе:-) Цитирую из эпилога:

«После смерти Сталина официальная позиция по <…> Шамилю сменилась ещё раз. <…> Шамиля больше не обвиняют в том, что он агент британского капитализма, и не разоблачают, как «восточно-теократического-феодально-монархического, деспотического, военно-религиозного правителя».
<…>
… в Дагестане и Москве его реабилитировали, подчеркнув анти-царистскую, но не антирусскую сущность его борьбы».

Да, а прожила эта Лесли Бланч почти 103 года. Сто три без одного месяца. Родилась в 1904-м, умерла в 2007-м. «Шпионы живут долго».

Вот такой интересный человек написал книгу «Сабли рая». Вообще, Бланч автор многих книг – почти каждая из них про Романтику Загадочного Востока – но «Сабли рая» она сама называла своим лучшим произведением и очень им гордилась. И именно на фундаменте этой книги Герберт построил свою «Дюну». Ну, так совпало. Мир полон случайностей.

Я в прошлый раз шутил, как бы выглядело происхождение Герберта с точки зрения его собственного мира. Разовьём идею дальше: свой magnum opus он создает после того, как трактат одной из сестёр ордена Бене Гессерит запускает в нём забытую, но рабочую программу. Гхола снова слышит свист. «Произошла Защитная миссионерия» :-)

А роман Герберта, в отличие от книги Бланч, стал весьма популярен. В США бытует мнение, что важным фактором его успеха стала вопиющая неформатность. Представьте, на дворе золотой век научной фантастики. Вокруг пишут про грядущее торжество Науки, которая точно сделает всё лучше — и машины, и людей. А новые лучшие люди с новыми лучшими машинами уж точно разберутся с нашими проблемами; конечно, появятся новые лучшие проблемы — но их тоже решат. Наука ведь всесильна! И тут выходит толстенный роман о возмутительно всемогущем юноше, который вляпался в гигантский клубок из многосоставных планов, которые самые разные организации осуществляли на протяжении поколений; причем вскоре выясняется, что эти планы уже никто особо и не понимает – кроме упомянутого юноши, но даже он, несмотря на свои сверхспособности, оказывается не способен привести дела в порядок, и всё заканчивается галактической бойней с миллиардами погибших. Это выглядело невероятно странно, и настолько не соответствовало образцам тогдашнего сай-фая, что неожиданно привлекло аудиторию.

(В аниме схожая история произошла в девяностые, когда вышел «Евангелион»)

Но на самом деле вселенная Герберта вполне себе сай-фай, просто другой. Там, конечно, много путаницы и проблем в деталях, но на макроуровне картина довольно складная.

Например, есть логичное объяснение могущества Пола Атрейдеса, которое очень просто и чётко сформулировал Лоренцо ДиТоммазо в своей преинтереснейшей статье «История и исторический эффект в «Дюне» Фрэнка Герберта».

(Читая подобное, каждый раз жалею, что когда-то позволил отговорить себя от учёбы на теологическом факультете. Я определенно многого лишился:-)

Мир Герберта построен на концепции принципиального неравенства людей; это его основа, из которой вытекает остальное. Принцип изначального неравенства закреплен феодально-кастовой системой и кодексом Фафрелах, который в самом романе точно резюмируют одной фразой: «Место для каждого, и каждый — на своём месте».

(В оригинале «Фафрелах» – это faufreluches, искаженное «фанфрелюш», fanfreluche. Так по-французски называли всякие маленькие украшения на одежде или мебели. Это слово Герберт тоже утащил из «Сабель»: Бланч его использовала, описывая драгоценные русские безделушки, вроде яиц Фаберже. Такая неожиданная трансформация понятия мне кажется очень красивой)

Все личные качества каждого во вселенной Герберта зависят от его социального статуса. Скажем, члены великих домов или верхушка Бене Гессерит подготовлены лучше, чем даже сардаукары и фримены. Последние, в свою очередь, превосходят кадровую армию Харконненов/Атрейдесов, а та наголову выше ландсраадовских рекрутов, которые все ещё намного лучше рядового населения планет. Тот, кто родился в определенной касте/страте, получит соответствующую подготовку; и чем эта каста/страта выше, чем лучше она будет. В случае великих домов в игру вступает генетический фактор, так как идеей-фикс в «Дюне» является создание сверхчеловека за счет отбора лучших генов. Барон Владимир Харконнен, конечно, выглядит как жирный вырожденец с нехорошими наклонностями – но он, в первую очередь, носитель ценных генов. Поэтому (а также благодаря обучению, соответствующего его статусу) он всё равно превосходит большинство обитателей мира Герберта. В дискуссии о «мыслящих машинах прошлого» (то есть, компьютерах, существовавших до Батлерианского джихада), ментат барона говорит следующее: «Даже вы, барон, могли бы обставить те машины…»

Невероятная крутизна Пола объясняется не его мэрисьюшностью, а сочетанием всех возможных бонусов этого мира. Он владеет техниками Бене Гессерит (Джессика), ментатов (Зуфир Хават), фрименов, а также получил полный курс обучения, как наследник герцога; кроме того, у него идеальный набор генов, благодаря евгенической программе всё тех же Бене Гессерит.

(Отчего подобное сочетание всего наилучшего не произошло раньше? Ну, можно предположить, что дело в крайней обособленности организаций во вселенной Герберта. Они мало взаимодействуют друг с другом и почти не пересекаются. Там вообще нет социальной мобильности. Какой-нибудь пеон с Арракиса никогда не сможет накопить денег, чтобы перебраться на другую планету; поэтому он до конца жизни будет ограничен своей стратой/профессией/местом жительства. Как следствие, одни организации почти ничего не знают о других, кроме самых базовых вещей. Поэтому и Харконнены, и Атрейдесы, несмотря на развитую разведку, имеют лишь ограниченные сведения о фрименах; отлично подготовленная Бене Гессерит Джессика не может понять боевой язык Харконненов; а превосходный ментат Зуфир Хават даже не представляет возможности Бене Гессерит)

Как вы понимаете, подобный взгляд на вещи американцам не свойственен. Я бы даже сказал, что это антиамериканский подход. Герберт в интервью изображал из себя демократа и республиканца, но в более доверительной беседе он проговаривал своё мировоззрение чётко: «Люди не созданы равными». И добавлял:

«На самом деле, я считаю, что попытки создать некое абстрактное равенство породят массу несправедливостей, которые ударят по самим уравнителям».

«Дюна» это в каком-то смысле манифест мировоззрения Фрэнка Герберта. Очень, очень странного мировоззрения для американца. Но совершенно логичного для англичанина.

Завершить по традиции нужно каким-нибудь анекдотом с отсылкой к актуальным новостям, чтобы сгладить аутичность последней дюжины абзацев. Я думал пошутить про спайс-микропроцессоры и Тайвань-Арракис, но решил, что это будет слишком очевидно. Поэтому попробую по-другому.

Вы все знаете, что в мире «Дюны» наши земные религии сильно изменились за прошедшие тысячелетия. Там в ходу дзенсуннитский католицизм, буддислам, махаянское христианство и тому подобное. Но вот иудаизм уцелел в почти оригинальном виде. Евреи расселились небольшими группами по галактике, тщательно скрывая свою этническую и религиозную принадлежность – потому что опасались погромов и преследований:-) При этом, они успешно влияли на различные политические и религиозные процессы, например приняли участие в формализации священных текстов Оранжевой Католической Библии. Термин «Квизац Хадерах» тоже появился не без их участия – это буквально слегка искаженный иврит. Более того, евреи заключили тайный договор с Бене Гессерит – орден будет помогать им скрываться, а разбросанная по тысячам планет еврейская община, в свою очередь, окажет содействие сестрам ордена в беде. В общем, пока всё по Крылову.

(Я бы почитал «Факап» по «Дюне», кстати. Эх…)

А вот чего вы, скорее всего, не знаете – так это того, что священные еврейские тексты Тора и Тегилим тайно хранятся на Салузе Секундус: планете сардаукаров, из которых набирается гвардия падишаха-императора. Разумно предположить, что подземное галактическое еврейское правительство находится там же. Место, конечно, так себе; но, если подумать: а как еще должен выглядеть небесный Израиль будущего? Вопрос о национальной принадлежности сардаукаров пока оставим открытым – тут есть разные лингвистические толкования самого слова «сардаукар» – но, в конце концов, даже в ЦАХАЛ ведь служат не только евреи.

С этим новым знанием эзотерическая фантастика Герберта начинает всё больше напоминать выпуски недавних новостей:-) Скажем, сцена из книги, где падишах-император жалуется барону Харконнену, что отряд сардаукаров, отправленный проводить спецоперацию во фрименском сьетче, перебили женщины и дети, получает неожиданное дополнительное измерение. А комментировать финальную битву между фрименами Муад'диба и сардаукарами в ставке императора, пожалуй, не стоит вообще. Просто на всякий случай.

Коломбо Макс: «Непобедимый вермахт бесстрашно выводит Германию из пучин ада», 1944 год, холст, масло.

На самом деле, конечно, нет. Картина называется «Они умерли за свободу», и изображены на ней члены «Белой розы»: Ганс и Софи Шолль, а также Кристоф Пробст. Вопрос, почему они попали в ад, оставим на совести художника – Коломбо Макса. Но, увидев этот портрет впервые, я, естественно, подумал совсем о другом. Нет, даже не о скорпионе-Гитлере под ногами троицы.

И я такой явно не один. После войны культ «Белой розы» инкрустировали в облик мюнхенского университета LMU – по вполне практическим соображениям: нужно было восстанавливать репутацию баварской столицы, изгаженную нацизмом. Поэтому в честь членов «Розы» названа университетская площадь, в брусчатку перед центральным зданием университета вмурованы бронзовые копии их листовок (отполированные миллионами студенческих подошв – идею мемориала придумал, видимо, тот же криптонацист, что предложил вмонтировать в тротуары камни с именами погибших в Холокосте евреев), а в самом здании c середины девяностых размещено главное святилище культа: мемориал «Белой розы». Там подробно, хотя и излишне пафосно, изложена история студенческой группы. При этом вещей героев-подпольщиков демонстрируют ровно три: пишущую машинку, блокнот Вилли Графа и его же православный крест. А вот картине места не нашлось. И нетрудно догадаться почему:-)

Это хорошая иллюстрация того, что называют «контекстом эпохи». Уже изрядно пожилому Коломбо (вообще-то, Колумбусу Йозефу) Максу в 1944 году просто не могло прийти в голову, что спустя десятилетия лет люди будут автоматически ставить знак равенства между вермахтом и нацистским режимом. И он, ничтоже сумняшеся, нарисовал Ганса и Кристофа в форме; это при том, что

- сам Макс, побывав на фронте в Первую мировую, стал убежденным пацифистом и всё связанное с войной очень не любил

- Ганс и Кристоф прямого отношения к армии не имели – оба отслужили срочную службу в тридцатых, а потом, как студенты-медики, несколько раз отправлялись в командировки на фронт. И всё

Но в сороковые даже художник-пацифист видел только в вермахте (или его части) силу, способную сбросить режим. «А кто ещё?».

В итоге вышло, как с участниками Заговора 20 июля: «они, конечно, молодцы – но показывать их вам мы не будем, потому что они носили форму злодейского режима». Или как с фотографией бывшего канцлера Гельмута Шмидта в гамбургском университете бундесвера. Её в 2017 году убрали в разгар очередной зачистки бундесвера от «праворадикальных экстремистов». А то курсанты насмотрятся на всяких Шмидтов в форме лейтенанта вермахта и зигуют потом как ненормальные.

(Потом, правда, кто-то вспомнил, что университет бундесвера в Гамбурге, вообще-то, носит имя этого самого Гельмута Шмидта. Поэтому нужно либо не ограничиваться выносом портрета, либо перестать заниматься ерундой. В ситуацию вмешался лично Олаф Шольц – тогда бургомистр Гамбурга – и распорядился портрет вернуть. «Мы с пониманием относимся к необходимости критически пересмотреть ряд процессов в бундесвере, но, похоже, что здесь мы перегнули палку». А чтобы никто, упаси боже, не подумал, что Шмидт всегда ходил в униформе вермахта, рядом повесили еще одно фото – экс-канцлер сидит в своем кабинете. В штатском костюме. Видите? Не нацист)

В итоге, самый ранний портрет героических героев Сопротивления публике просто не показывали. Не очень понятно, когда и как он вообще попал в LMU – об этом не знают даже в самом университете, осторожно предполагая, что его подарил кто-то из семьи Макса после его смерти в 1970 году. Если бы биография Макса была менее исследована, я бы вообще предположил, что речь идет о мистификации из девяностых в духе Смагона – но тут к портрету даже прилагаются черновые наброски гуашью.

С конца восьмидесятых картина точно висела в деканате химфака; а в 2002-м её всё же рискнули явить миру – но не в главном здании, а как можно дальше от него. Поэтому сейчас она висит за стеклом у входа в аудиторию имени Юстуса фон Либиха: в фойе всё того же факультета химии и фармацевтики, который в конце девяностых выселили из центра Мюнхена к черту на рога в Гроссхадерн – на южную окраину города.

Судьба розы быть sub rosa :-)

За невинный сериал «Пикард», прелюдией к которому стал зимний марафон лучшего из «Стар Треков», общество расквиталось со мной сначала последней экранизацией «Ани из Зелёных Крыш», а потом объявило, что следующим будет новый, четвертый, сезон «Шарите». Поскольку от третьего сезона «Ани» меня начало мутить не хуже, чем саму Люси Монтгомери сто лет назад от американской экранизации, я, конечно же, согласился. Пожалуй, слишком поспешно.

«Шарите» – это такой неторопливый сериал о разных эпохах знаменитой берлинской клиники, который я посмотрел, кажется, ещё в докороновирусные времена.

В первом сезоне (время действия: конец XIX века) Роберт Кох лечит туберкулёз, Эмиль Беринг травит кроликов дифтеритом, а Пауль Эрлих экспериментирует с красителями. Но это не главное: куда больше времени уделяется рассуждениям о социализме, равенстве и правах женщин.

Во втором сезоне (1943–1945) Фердинанд Зауэрбрух проводит сложнейшие операции, а Макс де Кринис, по-нацистски ухмыляясь, убивает детишек-инвалидов. Но это тоже не главное: все разговоры будут про неправильный («национал-») социализм, равенство и права женщин.

Ну и в третьем сезоне (1961 год, строительство Берлинской стены) Гельмут Краац и Ингеборга Рапопорт принимают самые тяжелые роды, а Отто Прокоп творчески развивает судебную медицину. Как вы понимаете, это всё ещё только фон для бесконечных разговоров про сорта социализма, равенство и права женщин.

Поэтому когда меня поставили перед фактом, что впереди четвертый сезон «Шарите», я совершенно точно знал время его действия и общий сюжет. 2020 год, в клинику привозят бездыханного Навального, из Шпре под покровом ночи лезут аквалангисты ГРУ с канистрами «новичка»…. И все вокруг, разумеется, обсуждают социализм, равенство и права женщин. Как же я оказался посрамлён!

Оказывается, новое «Шарите» – это про недалекое будущее; действие происходит в 2049 году. Чем же будут заниматься берлинские врачи, пока Райан Гослинг на другом берегу океана ловит беглых репликантов?

(2049 год – это, разумеется, не случайность. Авторы пытались кокетничать, дескать – «мы просто заглянули в будущее на умеренную четверть века», но для любого немца выбор даты совершенно очевиден. В 2049-м бундесреспублике исполнится сто лет. А этой весной, соответственно, отмечают 75-летний юбилей – но отмечают скромно, упор всё больше на годовщину принятия конституции. Причина такой застенчивости не только в действующем уже сорок лет принципе Хабермаса: «Единственный патриотизм, который не отчуждает нас от Запада, это патриотизм конституции». Просто созданного в 1949-м году государства уже нет: нынешняя Германия родилась в 1990-м; в конце концов, и Рейх отсчитывался с 1871 года, а не c 1867-го, например. Сам Рейх, кстати, не пережил свою 75-ю весну, но по европейским меркам и это считается приличным сроком. Так что я бы не спешил отвечать на вопрос, что именно будут праздновать в 2049 году. А уж тем более в 2090-м)

Да, так какие же трудности ждут врачей Шарите в отчётном сезоне, снятом к Важной Государственной Дате? Ну, во-первых, их будет мучать глобальное потепление. Климат на Земле совсем сломался (и виноват лично ты, любитель авокадо и авиаперелётов. Стыдись!), так что все изнывают от зноя и засухи. В Берлине растут пальмы и орут попугаи, клубятся малярийные комары, вокруг хронически горят леса, тают арктические льды, а в Германию бегут толпы климатических беженцев. В основном, из Калифорнии :-) Я смотрел на всё это в конце апреля, когда за окном валил снег, и переживал за героев сильнее, чем за свою рассаду под сугробами. Ну, потому что первая же пара ночей, когда температура достигла невероятных 270 градусов Кельвина, отправила все посевы в тыквенный рай – и волноваться о них больше не требовалось.

(Тропический антураж объясняется не только модным алармизмом. Сюжет требовал показать больницу будущего: всю такую футуристичную, стеклянную, с мониторами и роботами. Ближайшая нашлась лишь в Португалии – лиссабонская клиника Шампалимо. Где-то там же, вероятно, можно найти и другие атрибуты будущего: скоростные поезда и мобильную связь за деревенской околицей)

Во-вторых, Германия будущего полна социальных несправедливостей. Одна из сюжетных линий посвящена готовящейся реформе здравоохранения. В сериальной бундесреспублике уже действует система «скоринга»: когда обладатели медицинской страховки получают баллы за здоровый образ жизни и следование рекомендациям врачей (и лишаются их, если едят конфеты при диабете, не борются с лишним весом и пр.). Тем, у кого баллов мало, отказывают в операциях, оставляя лишь паллиативную помощь; причём, как я понял, сугубо в воспитательных целях – особого недостатка в ресурсах там нет, всякие почки-печени-сердца элементарно печатают на 3D-принтерах. Тамошний министр здравоохранения, улыбчивый технократ, хочет этот подход расширить и углубить, что вызывает народное возмущение борцов за социальную справедливость. Борцы – судя по их виду, только что вышедшие из «Бергхайна» – протестуют возле клиники и мешают работать врачам, замечательно иллюстрируя старый анекдот про «ну надо ведь же что-то делать!». Прекрасная деталь: протестующие знают по-немецки ровно одну фразу: «Stoppt die Reform!» («Остановите реформу!»), всё остальное они говорят по-английски. Это не сценарная лень, а глубокое понимание берлинских реалий:-)

Другая важная социальная проблема – это отсутствие страховки у некоторых пациентов, например, упомянутых «климатических беженцев» из Калифорнии. Чтобы помочь и тем, и другим, сердобольные немецкие врачи организуют «теневую клинику» в похожих на декорации к «Списку Шиндлера» старых помещениях Шарите, где втихаря лечат жертв социального рейтинга и спасающихся в Европе американцев.

(От каких именно «климатических» ужасов американцы бегут в Европу, кстати, косвенно намекает их внешний вид: они все возмутительно белые и носят стандартные английские фамилии. Небось, ещё и протестанты. Персонал же Шарите, напротив, образцово мультикультурен и состоит из людей, которых зовут Мараль Сафади, Ферхат Уильямсон или Лу Мельник. Классических немцев там представляет дебелая санитарка, общающаяся на берлинише :-) Социальный прогресс тоже не стоит на месте: скажем, за одного из пациентов сжимают кулачки оба его супруга – муж и жена. Согласитесь, совершенно логично – раз уж вступающим в брак дозволяется любая комбинация полов, то к чему эта архаичная дискриминация по числу партнёров? ;-)

Ну и полный набор модных тревог: палеобактерии, проснувшиеся в потёкших льдах Гренландии; заражения микропластиком; бунтующие нейрочипы; etc.

Безусловно, новый сезон мне понравился ещё меньше, чем предыдущие – но вовсе не из-за упомянутых выше моментов. Как раз в них я как раз ничего вопиющего не вижу. Население Германии в 2049 году и вправду будет выглядеть иначе, чем сейчас (и тем более чем тридцать лет назад), но для самих немцев это норма: они постоянно жили в одном государстве с людьми, имевшими другую культуру, веру и язык (скажем, в Рейхе прекрасно соседствовали Бавария и Пруссия; последнюю, в свою очередь, населяли не только титульные пруссы, но и поляки, немцы Рейна, фризы, и т.д. и т.п.). Система «скоринга» уже так или иначе применяется при пересадке органов или оказании помощи в чрезвычайных ситуациях, так что генерализация этого принципа не выглядит таким уж невероятным допущением; впрочем, создатели сериала уже на всякий случай сказали, что вдохновлялись китайской системой. Люди без вообще-то обязательных медстраховок живут в Германии прямо сейчас и это, как правило, даже не сирийско-украинские беженцы, как вы могли подумать, а вполне себе коренные немцы творческих профессий: актеры, писатели и тому подобное – в немецкой системе стоимость страховки привязана к профессии и доходу, так что в самом невыгодном положении оказываются самозанятые с нерегулярным доходом. Просто ни сценарий, ни актерская игра не цепляют – вещь вышла скучная и штампованная; и вообще это просто отчётный продукт к казённому юбилею. Но если бы всё было настолько плохо, я бы даже не стал вам об этом сериале рассказывать. Там всё-таки есть несколько интересных моментов: забавных проговорок и мелочей, которые в контексте сериала выглядят не так, как планировали создатели.

Скажем, фамилия того министра, продвигающего реформу здравоохранения – вьетнамская: Нуен. При этом, по поведению, манере разговора и даже внешности, это вылитый Роберт Хабек. Который, вообще-то, датчанин. И в вымышленном мире будущего это, вне всякого сомнения, означает, что прогрессивные немцы принимают вьетнамцев как своих северных соседей; однако в нашей бренной реальности это выглядит иначе: датчанин воспринимается как экзотический иностранец – даже если он возглавляет министерство экономики и климата:-)

Интересно также отношение авторов к тайной полиции и армии. Как вы помните, по неписанному канону в немецкой масскультуре плохой является тайная полиция любой эпохи, кроме нынешней; ведь кто, кроме федерального ведомства по защите конституции спасет бундесреспублику от неонацистов и «ультраправых»? Но по «Шарите» в 2049 году тайная полиция называется «Штаатсшуц» (Staatsschutz – аналогия кристально ясна) и состоит из мрачных мужчин в черных мундирах, которые сначала арестовывают невиновных, а потом уже разбираются. С армией случилась такая же история: в сериале упоминаются «Европейские силы быстрого реагирования», воюющие за свет демократии где-то на востоке, и куда однополая пара женщин-врачей боится отдавать своего сына – ему там «вживят в голову чип» и «превратят в машину для убийства». Смешно же: государство тратит кучу усилий на рекламу бундесвера и BfV, а из сценаристов всё равно лезут бессознательные клише прошлого: вермахт и гестапо, гестапо и вермахт. \0\0\0

Или, например, забавный момент с некими хакерами, воплощающими народный гнев – они взламывают системы госпиталя, когда там оперируют ненавистного Хабека Нуена. Выясняется, что взлом осуществляет один из молодых врачей, Лу Мельник. Но не со зла – у него тоже в голове чип, на который удаленно влияют неназванные негодяи, заставляя творить всякие безобразия. В Германии фамилия «Мельник» одно время была очень на слуху, поэтому в элементарное совпадение верится с трудом. Следовательно, это такое объяснение для трудящихся: бывший украинский посол did nothing wrong. Это всё чип у него в голове. Beep-boop.

(Я во время просмотра не преминул заметить, что авторы, стараясь набрать побольше нетфликсных галочек, допустили фатальную ошибку. Поскольку большая часть персонажей – это сильные и независимые женщины, то, разумеется, и руководящие должности тоже отданы им: бундесканцлер – женщина, бургомистр Берлина – женщина, главврач Шарите – тоже женщина.

- То есть, получается, что все эти проблемы в здравоохранении, социальной сфере и политике происходят во время женского руководства? – удивился я. – Сексизм какой-то.

Общество возмущенно надулось)

Ну и в завершение можно ещё раз сравнить, как всё-таки по-разному понимают жанр антиутопии в Европе и США – да, создатели «Шарите» снимали не чистую антиутопию, но множество элементов так или иначе использованы были. Так вот европейская антиутопия – это американский соцреализм: основным ужасом всегда является социальное неравенство. У бедных нет такого же доступа к медицине, образованию и белочкам в парке, как у богатых – ужас, кошмар, ад на земле. Американец бы пожал плечами, просто не понимая, в чем проблема: «ха-ха, я тут живу». В то же время, американская антиутопия всегда связана с наличием сильного государства, которое безжалостно навязывает свою волю гражданам. Эта проблема неясна уже европейцам, которые существовали в таком государстве всю сознательную жизнь; если присмотреться, видно, что в европейской культуре осуждается на государственное насилие как таковое, а насилие неправильное. Скажем, Третьим Рейхом управляли злодеи, потому что там сжигали хорошие книги, запрещали хорошие мнения и репрессировали хороших людей. Если же государство сжигает плохие книги, запрещает плохие мнения и репрессирует плохих людей, то тогда всё в полном порядке.

(Впрочем, европейский подход получает всё большое распространение в США. А вот обратного не происходит – даже немецкие рейхсбюргеры отвергают не государство, как таковое, а лишь нынешнюю бундесреспублику, отличаясь от мейнстрима лишь точкой приложения своих симпатий/антипатий)

Из этого так же следует, что с точки зрения европейца есть вещь бесконечно хуже любой нацистской диктатуры – полное отсутствие государства как такого. Этот тезис, кстати, лёг в основание сюжета отличного сериала «Слёборн», пришедшего на смену «Шарите» (моя очередь выбирать, ха!). Смотрел его с большим удовольствием. Неожиданное спасибо Дмитрию «РедДеволу» за удачный совет.

(Да, можно совершенно не разделять чьи-то взгляды, но пользоваться их рекомендациями. Сплошной вин-вин же.

Я в своё время от Дарьи «8 декабря» узнал о «Скибиди-унитазах» – одном из лучших, на мой взгляд, проектов, сделанных в SFM. А по наводке, извините, «Роттен Кепкена», посмотрел уморительный «Дедлох». И то, и другое мне понравилось; и я абсолютно ни о чём не сожалею.

Ni le bien, qu'on m'a fait
Ni le mal, tout ça m'est bien égal!)

Возможно, на наших глазах рождается новая мюнхенская традиция: каждую весну запрещать какую-нибудь песню к исполнению на Октоберфесте – чтобы сделать её в итоге бессмертным хитом праздника. В прошлом и позапрошлом году все силы были брошены на борьбу с ужасной, отвратительной, сексистско-мизогинной «Лайлой» – которая уже два Октоберфеста бодро звучит из каждого шатра. Но, как говорится, a new challenger appears: теперь общественному спокойствию угрожает совсем вопиющий «Лямур тужур»!

Предыстория, если вы вдруг не знаете, такова: была невинная композиция L’Amour Toujours от известного итальянского диджея Джиджи Д’Агостино. Записанная ещё в благословленном 1999-м, кстати. Но в конце прошлого года отвратительные «ультраправые» негодяи повадились петь под мелодию Д’Агостино ужасное «Deutschland den Deutschen, Ausländer raus» (категорически осуждаем!). Последней каплей стала вечеринка на Зильте, где к кощунственным словам добавились богохульные жесты и дьяволопоклонничество. Ну и песню, в итоге, на Октоберфесте (да и не только на нём) запретили совсем. Ведь кто-то может начать петь совсем не то!

В общем-то, запрет сейчас совершенно не означает, что Визн-2024 пройдёт без «Лямур тужура». «Лайлу» два назад запретили к исполнению примерно в то же время, но в итоге запрет отменили. Потом её опять запретили – и опять передумали. Так что в сентябре будет виднее; в любом случае, благодаря «эффекту Стрейзанд» песня стала супер-популярной и полезла вверх в народных чартах: теперь её послушали даже те, кто подобной музыкой не интересуется. Спасибо федеральному правительству за музыкальный ликбез.

Но кого-то, вероятно, интересует – а что это было? Откуда такая серия нелепых выходок с нехорошими лозунгами на видео и не менее нелепая реакция наверху, благодаря которой о новом ремиксе узнали все? Очевидный ответ: BfV досрочно выполняет годовой план по борьбе с врагами конституции. Видимо, все премии за разоблачение заговора принца Генриха уже раздали; теперь нужно предъявить новые подвиги. Ну и вот.

Немцы – люди прямые и честные, они всегда всё озвучивают открытым текстом. Глава BfV Томас Хальденванг выступил ещё в январе и был предельно ясен:

«Немецкое общество, как мне кажется, сильно обленилось. Люди погрузились в свою комфортную частную жизнь и не осознают, не понимают, насколько серьезными стали угрозы для нашей демократии.
<…>
И я хотел бы, чтобы эта часть общества, молчаливое большинство страны, проснулось и, наконец, заняла четкую позицию против экстремизма в Германии, против правого экстремизма в Германии, против антисемитизма в Германии, а не оставляла это поле для периферийных экстремистов».

Немец сказал – немец сделал. Сначала в Гамбурге прошёл «марш исламистов» с требованием срочно построить халифат, потом в Зильте провели веселую майскую вечеринку (нехорошие лозунги под «Лямур тужур» кричали ещё с ноября прошлого года, но черту подвёл именно Зильт). Уверен, что в обоих случаях сотрудники тайной полиции оторвались от души.

(Мой тезис о методах немецкой тайной полиции вы слышали много раз, могу повторить его ещё раз: всё «экстремистское» подполье Германии на 9/10 состоит из сотрудников и агентов спецслужб. В девяностые это вышло наружу – потому что люди потеряли берега и начали создавать «неонацистские группировки» с нуля, просто для хорошей отчётности. Сейчас они ведут себя скромнее, но методы не изменились)

BfV работает как часы. Посмотрим баланс: «обленившееся» общество гневно стучит ножками и требует бескомпромиссной борьбы с антисемитскими исламистами и неонацистскими экстремистами; спецслужбы в который раз доказывают свою необходимость; немцы, как и много лет назад, знакомятся с итальянской музыкой – в этот раз с ленто-виоленто. Потери: хоровое исполнение «Лямур тужур» в шатре «Лёвенброя» (уточняется).

Ах да, ну и «Лайлу» теперь уже не отменят. Кстати, её авторы держат нос по ветру и, похвалив мелодию Д’Агостино, горячо поддержали её запрет. «Нормальный диджей эту песню играть не будет даже без запрета – и никто с мозгами в голове не станет петь такие отвратительные слова». Буквально, vade retro, Satana :-)

Я всё собирался присоединиться к вспыхивавшим тут и там дискуссиям про «ИИ», но постоянно чего-то не хватало: то слов, то времени, то духа. А потом я вспомнил, что был человек, который уже высказался – и намного лучше, чем мог бы я сам.

Уступаю кафедру ему.

Австрийская пресса задается грустным вопросом – отчего в Европе всё так плохо с ИИ? У американцев-то и «ОпенАИ» есть, и «Гугл» с «Метой». Чат наш Гепете скоро в американские президенты сможет баллотироваться, а где европейские продукты? Европейцы, где же ваш Бог генеративный ИИ, где большие языковые модели?

И действительно, их нет.

(Почти, но об этом ниже)

Причины совершенно тривиальны, и «Штандарт» их называет сам: чрезвычайная зарегулированность всего в ЕС, евробюрократия, драконовские законы о «личных данных», а также совсем недавний гвоздь в киберботинок – принятый в мае регламент об искусственном интеллекте. О каком же прогрессе тут может идти речь? Пока выжившая из ума Европа пользуется бумажной почтой или скрипит факсами, передовые американцы вместе с технократами-китайцами покоряют очередной «последний фронтир». Дело раскрыто: проблемы европейцев порождены их дурацкой Европой. Опять:-)

Но что, если это не так? Вдруг странная политика ЕС в отношении ИИ имеет рациональное объяснение? Ну, то есть не сумасшедшие немцы взяли и просто так закрыли все АЭС (потому что сумасшедшие и немцы), а это следствие некой стратегии: разумной и выгодной в текущих условиях. Что, если и отношения ЕС и ИИ можно трактовать так же?

Давайте посмотрим на этот самый регламент об ИИ. Прежде всего, он делит ИИ на несколько категорий риска, от «неприемлемого» до «минимального». ИИ, отнесенные к категории «неприемлемых» фактически запрещены. Речь идет системах, которые способны манипулировать поведением людей; собирать биометрические данные в общественных местах; и заниматься составлением «социального рейтинга». По мере снижения уровня риска смягчаются требования к системе; к «минимальному» риску отнесены ИИ для игр или спам-фильтров. Но это не самое главное. Куда важнее, что регламент также требует документации того, откуда берутся данные для обучения модели; чем выше степень риска, тем полнее и точнее должна быть документация.

На это в статье жалуется Йозеф Хохрайтер, один из ведущих немецких специалистов в области ИИ: языковая модель, которую он разрабатывает, из-за регламента попадает в категорию высокого риска, что накладывает на него обязательства по подробной документации данных для обучения модели. И это одновременно лишает его возможности кормить свою модель теми же данными, что и американцы. Почему? Потому что это не может быть достаточно задокументировано.

- Мы могли бы иметь технологию лучше, чем у «ЧатГПТ», но нам не разрешают её использовать, - возмущается Хохрайтер, - Я считаю это абсурдным.

Да, абсурд, безумие, мракобесие. Но давайте ещё раз сформулируем требования ЕС: нельзя кормить модель чем попало. И уж точно не надо кормить её американскими данными. На что это похоже? Совершенно верно, на сельское хозяйство. И разный подход к нему по обе стороны океана.

Я как-то уже говорил, что американцы – глубоко религиозные материалисты. Следствием этого является пренебрежение к нематериальным сущностям; например – информации. Если что-то нельзя пощупать, этого как бы и не существует; а несуществующие вещи нет смысла учитывать при планировании. У американцев тут слепое пятно. Положительным следствием такого подхода является американская свобода слова, совершенно невозможная в Европе. Отрицательным – пущенная на самотек культура, например. Очевидно, что к обучению ИИ американцы относятся так же, как своей пищевой промышленности («побольше и подешевле»); европейцы же, верные старым принципам, отправились регулировать «кривизну огурцов» и в сфере машинного обучения. Причины на то у них есть, причём самые веские. Ознакомиться с ними можно в любом школьном учебнике европейской истории, описывающем последние лет четыреста. Уж если для государств чрезвычайно важно, что говорят (и о чём думают) люди, то машины и вовсе будут ходить по струнке.

(Ну и, разумеется, нельзя забывать про частный случай такого подхода – «коэффициент Мавроди»)

Продолжу сельскохозяйственную аналогию: США, безусловно, производят больше сыра, чем Франция и Германия. Но лучше ли он? Американцы-то убеждены, что да:-) Не буду спорить. «Жираф большой, ему видней».

Строгие регуляции ЕС осложняют жизнь для частных компаний, однако посреди выстриженного газона к небу всё же тянутся отдельные ростки. «Штандарт» пишет и о них: это немецкий «Алеф Альфа» и французская «Мистраль». Последняя описывается как, в общем-то, единственный успех ЕС в сфере ИИ: на фоне американских колоссов она выглядит более чем скромно (два миллиарда евро капитализации против семидесяти пяти у «ОпенАИ»), но ничего лучше пока нет.

Однако что это за компания? Как ей удалось так развиться? Её ведь тоже должно было придавить бетонной плитой европейских регулирований, как остальных. Всё просто: «Мистраль» – это французский правительственный проект. По бумагам ей руководит вундеркинд из парижских предместий Артюр Менш (идеальная фамилия для директора конторы, занимающейся ИИ :-), но в соучредителях отчего-то появляются люди из Елисейского дворца. Например, Седрик О: советник Макрона и бывший госсекретарь по вопросам цифровизации; человек настолько скромный что в статье о «Мистрали» на Википедии он не упоминается. Во ковидные времена он курировал проект приложения TousAntiCovid, который даже самая лоялистская пресса назвала провалом; но, похоже, с «Мистралью» он вполне реабилитировался.

Однако политика ЕС не сводится к удушению частных огородиков в сфере ИИ ради строительства государственных колхозов. Раз «Мистраль» всё же выросла, её, наверное, приспособят к делу на родине? Будет документы в межведомственной переписке обрабатывать: французский и немецкий у нее получше, чем у «ЧатГПТ» – несмотря на отставание по производительности. Не совсем. «Мистраль» недавно заключила договор с «Микрософтом», её главный продукт – Mistral Large – появится в сервисах «Микрософта», точно так же, как раньше продукты «ОпенАИ», например. Зачем «Микрософту» несколько разных больших языковых моделей тоже понятно: для разных аудиторий. Очевидно, что в Европе он будет продвигать именно «Мистраль», имеющую благословление от Брюсселя.

(Как вы понимаете, с «Алеф Альфа» ситуация точно такая же, только у немцев труба пониже. Основан при небрежно замаскированной поддержке немецкого правительства и по достижению зрелости сосватан «Хьюллет-Паккарду». Немецкие сыры уступают французским, но тоже весьма неплохи)

(А пионерами этой схемы, вероятно, являются англичане, впихнувшие в «Гугл» свой DeepMind)

Таким образом, следите за руками: ЕС делает фактически невозможным разработку ИИ вне государственного контроля, одновременно жестко регулируя использование иностранных моделей (тот же «ГПТ» находится в градации рисков посередине). Затем выращивает свои правильные проекты на экспорт – для американцев, которым, в силу европейских регуляций, будут нужны продукты, сертифицированные для использования в Европе самой же Европой. Все они будут воспитаны на превосходных данных: чистых, как альпийская вода и зеленых, как луга Прованса. Не удивлюсь, если однажды для европейских ИИ введут защищённое наименования мест происхождения, как для шампанского и рокфора :-)

P.S.

Немецкая пресса с утра порадовала хорошими новостями. Помните нашумевшую майскую вечеринку на Зильте — где под «Лямур Тужур» очень плохие люди кричали «Ауслендер раус!» и энергично взмахивали правой рукой? Перечисляя потери от бурной деятельности спецслужбистов, определенно решивших выполнить годовой план за шесть месяцев, я об одной умолчал. Пострадала не только итальянская электронная музыка, но и некая студентка гамбургского политехникума HAW, которую, после идентификации на видео — снятом и слитом в Сеть доблестным BfV, кем же ещё? — решили из вуза исключить. Мысли на этот счёт у меня имелись самые разные, но я решил помолчать и выждать, чем же всё кончится.

И вот он, хеппи-энд: безымянную студентку исключать из политехникума не будут. Проступок её, безусловно, ужасен, но лишение доступа к образованию — наказание несоразмерное. В Германии исключение студента «за поведение» регулируется земельными законами, которые разнятся от одного бундесланда к другому (в Берлине, например, требуется, чтобы суд сначала признал учащегося виновным в уголовном преступлении; на севере законы оставляют университетам больше пространства для маневра). Гамбургский HAW в мае запустил процесс исключения, заодно запретив студентке появляться на кампусе (хаусфербот), но, в итоге, всё отменил. Комиссия сослалась на собственные правила: чтобы быть исключенным, студент должен совершить не просто «тяжелый проступок», а ещё и «наносящий урон вузу». HAW благородно решил, что ему урона нанесено не было — в конце концов, богохульством девушка занималась в свободное от учебы время в баре «Пони», а не на кампусе.

(BfV тоже можно похвалить — не стали топить, вероятно, единственного постороннего человека, забредшего на их отчётную вечеринку. Впечатлительную дурочку пожурили и отпустили доучиваться с миром)

К слову, решение верное не только из соображений гуманистических (не наказывать за неправильные мысли), но и вполне практических. Колумнистка «Шпигеля» напоминает, что люди с университетским дипломом за АдГ — которая, разумеется, считается подлинным виновником всего это безобразия — голосуют реже. Соответственно, чем больше молодых людей учатся в вузах, тем меньше голосов достанется плохой партии, и тем больше — хорошей. Поэтому, продолжает автор статьи, не стоит переживать, что молодежь, надравшись шампанского, кричит «Иностранцев вон!» — поступят в университет, перебесятся и поумнеют. Главное не опускать руки и продолжать работать с ними.

Этот тон — не просто damage control после недавних выборов в Европарламент, на которых впервые получившие право голоса школьники вместо полагающихся им «Зеленых» проголосовали за мемную АдГ. Некоторое время назад пресса с удвоенной силой начала писать о том, что в Германии хромает политическое воспитание молодежи. «Оно хорошее, но почему-то хромает».

Тот же «Шпигель» в качестве антитезы публикует рядом дивное интервью с восемнадцатилетней гимназисткой Луизой Баснер, генеральным секретарем федеральной школьной конференции. Барышня сурово топает ножкой: мало, мало в школах занимаются политикой! Типичный немецкий школьник не просто возмутительно аполитичен и идеологически безграмотен, он ещё и зависим от политических взглядов своих родителей! Образовательные учреждения должны ещё активнее проводить воспитательную работу среди учащихся; в первую очередь, обучать школьников медиаграмотности (то есть, умению отличить правдивую правду от вражеских пропагандистских «фейк-ньюс») нужно не в седьмом классе, а сразу в начальной школе! А то насмотрятся своих тиктоков, и голосуют потом за неправильные партии.

(И, добавлю я, ходят в неправильные бары, где слушают неправильную музыку, подпевают ей неправильными словами, да и руками двигают тоже совершенно неправильно. Вот что значит отсутствие образования)

И становится ясно — эта девушка пойдет далеко. У нее есть политическое чутье и понимание момента:-) Впрочем, и зильтскую грешницу со счетов я бы списывать не стал. Может, это тот самый сюжет про барышню с улицы, случайно заглянувшую внутрь государственного механизма. Тогда помилование — лишь начало интересного пути.