Я знаю, что границы моей нации лежат
внутри меня
но когда я смотрю старые фильмы
об освобождении Парижа
где французские танки
ползут с грохотом
по отвоеванной земле
и старики французы рыдают
прижимая шляпы к сердцам
поют победный национальный гимн

мои глаза наполняются мутными слезами
и нет земли на которую они могли бы упасть

Одри Лорд (перевод Кирилла Медведева)

Теперь я с трудом представляю, откуда отсчитывать свою жизнь. Я живу внутри неполной копии московской жизни (след на сетчатке), общаюсь только с эмигрантами, говорю только по-русски; но, так или иначе, я чувствую, что в Тбилиси это неуместно.

Я начинал учить грузинский, но моя учительница перестала отвечать на мои сообщения.
Я перегружен работой, потому что у меня больше не будет академического финансирования.

Утром хочется просыпаться в основном для того, чтобы закутаться в одеяло посильнее и провести так час или два: на ночь мы выключаем отопление. Я лежу под одеялом и радуюсь, что тепло. Думаю о том, как я подойду к котлу и включу его.

Я не уверен, что справляюсь с тем, чтобы поддерживать важные мне связи.

Я пишу о революционных проектах в образовании, но на самом деле я не вижу даже своего будущего. Я пишу, чтобы сделать хотя бы маленький шаг, зафиксироваться на новом месте. Чтобы что-то сделать, мне нужны: смелость, глупость и наглость. В союзе с глупостью: чтобы вообще хоть что-нибудь сделать.

В субботу у меня новый урок грузинского.

По этим табличкам я научусь говорить.

(anxiety reports)

В этот четверг (22 декабря) у меня будет воркшоп по генеративной поэзии в garage.digital. Все будет в зуме, участие бесплатное. Приходите! Не забудьте зарегистрироваться.

Я расскажу про то, как с помощью алгоритмов можно сделать живое из неживого: пересобрать мертвый язык бюрократии так, чтобы в нем совсем не осталось смысла, но появились пространства свободы.

В скобках замечу: умные люди рассказали мне, что деколонизация — это не метафора. Поэтому писать (как я в анонсе) о «деколонизации воображения» — имея в виду освобождение воображения от бюрократического бреда — некорректно.

По следам воркшопа я решил сделать небольшой generative poetry reader — список книг/статей по теории и практике генеративной поэзии. В notion

Месяц назад я придумал синопсис книги о генеративной поэзии — расписав вкратце содержание глав и составив список работ, о которых я хочу рассказать. Я хотел выиграть грант и сделать такую небольшую книжку: кажется, в российском контексте ничего такого не было. Но грант я не выиграл, поэтому публикую синопсис в открытом доступе — мне кажется, его можно использовать как неплохое введение в тему.

На «Ноже» вышел мой текст про школы — точнее, про то, почему их не должно быть. Внутри истоки школьной дисциплины в России, анархистские педагогики, Паулу Фрейре, Жак Рансьер и Иван Иллич.

Летом я понял, что война начинается не на фронте, но гораздо раньше — с парт в рядочек и флага в кабинете директора. Она начинается с чувства беспомощности, которому учат в школе. С подавленной ярости, которая становится неврозом или депрессией — с выученной уверенности, что можно измениться самому, а не изменить мир.

Еще я понял — после недавнего интервью Юдина на Кольте — что в наше время нельзя не хотеть невозможного: подло «быть реалистом», требуя «умеренных реформ». И еще я чувствовал гнев, смешанный с бессилием. Из этого появился этот текст, который я начал в Москве, а закончил в Тбилиси.

Наткнулся на классный гайд по чтению от исследователя науки и технологий Пола Эдвардса. Внутри овервью разных стратегий чтения академической литературы (не всегда осмысленно читать полностью).

В рассылке KIT вышел мой текст про этику искусственного интеллекта. Это о том, как все мы превратились в цели для дрона; о том, что за красивым кодом в Питоне скрываются истощающиеся природные ресурсы и рабский труд; и о том, как на место машинной этики вернуть человеческую.

Если вы на нее не подписаны, то прочитать его можно по ссылке.

Собрал самые классные работы по этике ИИ в notion — на мой взгляд. МакКензи Уорк, Маттео Пасквинелли, Кейт Кроуфорд — и всякое другое; я попробовал разбить на темы (труд, дата-активизм, деколонизация).

Я хочу написать серию коротких заметок про разные произведения массовой культуры — которые будоражат меня, заставляют думать и выстраивать параллели. Я досмотрел «Атаку титанов» месяц назад, но кое-что меня не отпускает до сих пор. К концу третьего сезона становится понятно, что это все — про революцию, обернувшуюся реакцией; про мужской мир и невидимых женщин; про войну вместо секса; про дурную зацикленность истории.

***

Прародительница Имир — это женщина-созидательница, которая остаётся невидимой: в тени мужчин, занимающихся «политикой». Тем не менее, традиционно мужские дела — война и строительство государства — невозможны без скрытого женского труда: это как бы невидимые строительные леса.

У Сэди Плант это женщина-ткачиха (до изобретения ткацкого станка). В «Атаке титанов» прародительница Имир не ткет, а делает оружие: из песка она лепит титанов, огромных человекообразных монстров (почти всегда — в форме мужчин!), внутри которых сидят люди. Правители-мужчины веками борются за право владеть титанами, а она тратит века на их производство — в месте вне времени и пространства, куда в конце концов попадает главный герой, Эрен Йегер.

Йегер хочет прекратить страдания своего народа, эльдийцев, против которого ополчился весь мир. Чтобы получить от прародительницы ее силу — возможность контролировать титанов — Йегер манипулирует ей: ты всегда жила ради других, но теперь — впервые — можешь сделать собственный выбор. Но в итоге он использует силу титанов в своих целях — для того чтобы отомстить за смерть матери. Отомстить не выборочно, но всем сразу: все, кроме эльдийцев, должны быть растоптаны огромными титанами.

И это как будто ключевой — и самый разочаровывающий — момент в сериале: нет, это не революция, нет, это не настоящее отмщение; это дурной призрак прошлого — войны и геноцида —, который преследует будущее. Наделенный силой титана-прародителя, Йегер больше не отличает будущее от прошлого: не замечая, что своими руками он отправляет в будущее бумеранг насилия. Это несдержанное обещание эмансипации для всех — в том числе эмансипации для главной женщины Эльдии. И это о том, что некрополитика начинается там, где появляются те, кому лучше знать: те, чей голос всегда громче; те, чья жизнь заведомо стоит больше.