К сожалению, и в этот раз мне придется перенести лекцию, которая теперь пройдет 28 июня в 19:30. А между тем вторая и, надеюсь, заключительная лекция о «Рождении трагедии» должна быть более содержательно важной.
Вслед за Шопенгауэром, Ницше возвращается к трагическому мировоззрению, которое есть основание праисконного бытия. Забвение бытия, о котором будет говорить Хайдеггер, не в последнею очередь означает и забвение трагического мироощущения, которое также нельзя не мыслить в свете смерти Бога или крушения верховных ценностей. Поговорим об этом и, конечно, о фигуре мудрейшего Эдипа. Давно я ставлю этот вопрос: в чем же трагизм судьбы Эдипа? В том ли, что он убил отца и женился на своей матери? Мы здесь вспомним то, что должны уже знать о кажимости, - для человека, созерцающего кажимость, последнее всегда есть полнота его опыта, и, стало быть, со стороны самого Эдина он не был убийцей отца, все это дано в реальности божественной воли и зрителя трагедии, и что немного запутывает нас. Но нам, кажется, важно не это, - убивал ли он или нет, - существенное в этой фигуре иное, и без чего трагедия не состоялась бы. В чем тогда его трагизм? Не в том ли, что все это время, считая себя мудрым, он все это время был далеко от самого себя, был не тем, кем казался для самого себя. На протяжении трагедии он ищет убийцу царя, ставшему причиной чумы, не понимая, что ищет самого себя. Все это время он пребывал в кажимости самого себя, был далек от себя. Он не мог узнать самого себя, а именно в этом и заключается высшая мудрость, а не в том, чтобы разгадывать загадки Сфинкса. И, как следствие, не понимание механизма судьбы, пытаясь избежать которую, он только лишь тем самым разворачивал ее осуществление. Не в этом ли трагедия человеческого бытия, что он мнит себя способным проломить стену бытия своим лбом?

О пацифизме Льва Толстого

Я вот до сих пор не решил для себя, нужно ли критиковать и как-то уделять внимание лицам, пытающимся казаться философами, но при этом ни по типу мышления, ни по степени открытости оного, к философии не имеют никакого отношения. Я уже писал как-то, что большая их часть сейчас это типичные дилетанты, не имеющие даже базового философского образования,
- это крайне важно. Важны не
дипломы и звания, - хотя среди дилетантов полно и профессоров, - но умение хотя бы немного держаться берегов разума.
Вот один мой постоянный подписчик обратился ко мне с вопросом, скинув пост одного из таковых дилетантов, в котором он пытается отмыть Льва Толстого от его пацифизма. Ничего кроме кринжа такие опусы у меня не вызывают, но раз обращаются, то, как знать, не будет ли кому это еще важно. Конечно, сводить мировоззрение Толстого только лишь к пацифизму было бы крайне наивно. Толстой это сложная, многогранная фигура, чье мироощущение не сводится ни к руссоизму, кем он был, ни к толстовству, кем он не был. Но нельзя отрицать, что великий писатель всегда был противником войны, - что мы и понимаем под словом пацифизм. И как им не может быть тот, кто вскрывает ложные основания церкви и государства, благодаря чему за Толстым закрепляется и анархические настроение. Этой теме посвящено сотни текстов, что и говорить обратное означает проявлять крайнее невежество. Утверждение, что Толстой не был пацифистом несет на себе скрытый отпечаток желания не сводить великое имя со всеми теми, кто сейчас отстаивает ценности свободы и признание за каждым человек его абсолютной ценности.
Понятно с какой целью автор пытается указать на то, что Толстой не был пацифистом, - с целью лишний раз указать, что сама идея пацифизма в корне нам чужда и противоречит природе русского мышления. Пои этом основной тезис автора в том, что Толстой, мол, не знал такого слова «пацифизм», и что сам термин пришел в наш лексикон только в XX веке и обозначает совсем не то, что сейчас. Конечно, ценности и смыслы, и слова не стоят на месте, поэтому мерить мерилом актуального настоящего феномены далекого прошлого не совсем корректно, - мысль в корне антиконсервативная, может поэтому наш автор этот аргумент явно не использует. Однако если бы он хоть немного понимал в философии и в генезисе идей, то знал бы и то, что отсутствие слова не гарантирует отсутствия явления, - понятия это следствия развития идей, а не их предпосылки. Если бы автор хоть немного знал историю философии, то ему было бы известно, что родоначальник идеализма Платона нигде и никогда не называет себя идеалистом, да и слова такого не знал. Так же ему было бы известно, что автор «Метафизики» Аристотель также не знал такого слова и понятия как метафизика. Таких примеров крайне много. Ни один постмодернист не называл себя постмодернистом, - и что ж теперь? Нам теперь переписывать всю историю философии или может быть как-то нужно искоренять из себя невежество и дилетантизм?

Поскольку я не историк эстетики, для меня было неожиданным прийти к мысли о том, что красота в искусстве первичнее красоты в природе. И что только через красоту, схваченную художником на холсте, мы вообще способны замечать красоту окружающего мира. Относится ли это к человеку?
Безусловно, поскольку как еще объяснить постоянно меняющиеся вкусы общей красоты в различные времена и культуры? Вы же прекрасно знаете, что эталон красоты во времена Рубенса слишком отличается от эталона ХХ века. Отдельные черты человеческой телесности только потому мы и замечаем, что гений художника заметил это впервые, и обращает наше внимание. Бывает, что мы едва ли не влюбляемся в портрет и пытаемся найти его черты в реальных людях, и, конечно, находим, как это было, скажем, в «Поисках утраченного времени», когда герой находил поразительное сходство своей возлюбленной с портретом Сепфоры «с картины того самого Сандро ди Мариано, которого чаще стали называть расхожим прозвищем Боттичелли».

О людях и нелюдях Писания

Вот словно в продолжении предпоследнего поста о невежестве и дилетантизме среди не просто общества, но даже тех, кто мнит себя интеллектуалами. Но вопрос я бы поставил таким образом: Стоит ли вводить в школах курсы по основам религии? Думаю, что это было бы полезно не только в школах, но и во всех учебных заведениях. И было бы хорошо, если бы их ввел ни какой-нибудь приходской поп, а религиовед или философ, хоть немного
понимающий в религии.
Поскольку мы живем в мире, в котором соседствуют различные религиозные представители и с ними как-то нужно уметь взаимодействовать, то есть выстраивать диалог, то знакомство с основами религий мира просто необходимо для каждого образованного человека. Возможно, тогда не приходилось бы то и дело сталкиваться с откровенной ложью, очевидно направленной на раздувания ненависти, как, к примеру, в тех случаях, когда некоторые диванные феелософы с позиция якобы христианства, полагают, что для ислама христианство это язычество. Понятно, что делается это с целью разжигания ненависти и провокаций. Впрочем, что с них взять, если при случае они и братьев-единоверцев готовы штыками заколоть.

Но, что касается отношения ислама к христианству, - в исламе есть такое понятие - Люди писания. Это последователи иудаизма и христианства, и это понятие в исламе позволяет отделить их от собственно язычников. В исламе запрещено оскорблять и покушаться на людей Писания, им можно иметь с ними дело, а мужчины-мусульмане могут жениться на представительницах этих религий, не переводя при этом их в ислам. Но, к сожалению, не все люди изучают основы мировых религий, предпочитая плодить ненависть и разногласия между людьми, вводя их в грубое заблуждение.

PS
Кстати, моя педагогическая практика начиналась именно с этого курса, когда я, будучи студентом, проходил практику в одной из СОШ г. Санкт-Петербурга и рассказывал детям об общем понимании буддизма.

О свободе наедине с собой

Как говорил Заратустра «Попыткой и дерзновением казалось мне всякое повелевание, и, повелевая, живущий всегда рискует самим собою».
Воля к власти, о которой пойдет речь у Ницше после, как заметит Хайдеггер, является бытием сущего. Я часто повторяю, что мы редко в нашей жизни чем-то рискуем. По существу, рисковать можно только жизнь, все остальное это какая-то степень компромисса. Риск это про возможность столкнуться с собственной свободой. Но вот что интересно, возможна ли свобода наедине с собой? Если она является категорией практической философии, то есть этики, свобода наедине с собой столь же абсурдна, насколько абсурдна свобода на необитаемом острове. Помните эту романтическую позицию, благодаря которой у нас сформировалось то понимание природы, которое сохраняется до сих пор, и которая противопоставляет героя и толпу, вынуждая первого «пуститься в темный лес». В своей крайней степени это приводит к отрицанию свободы, а именно к безумию. Вся эти мнимая свобода оборачивается тем, что тебя как героя Пушкина «Посадят на цепь дурака /И сквозь решетку как зверка/Дразнить тебя придут».
Так почему же нельзя быть свободным наедине с собой? Мы не можем говорить о чистой свободе, говоря о ней как об этической категории, но она есть условие поступка. От свободы нет никакого толку если мы ей не пользуемся, и в строгом смысле, мы не можем говорить о свободе, если нет воли к поступку. Мы можем говорить о свободном или несвободном поступке. Так вот наедине с собой я никак не поступаю. К примеру, я не могу себя обмануть, – если я себя обманываю, зная при этом о своем обмане, то это приводит к противоречию, так же, как я не могу украсть у себя, или испытывать чувства стыда, – как говорится, стыдно когда видно, то есть когда есть Другой. Не получится быть глупым или мудрым наедине с собой, – ведь кто или что оценит степень твоей глупости или мудрости? Секс наедине с собой превращается в онанизм и никакого риска.