Край признали экстремистским.
Злюсь. Хочется что-то сказать, но кроме как повторить саму себя сказать особо нечего. Каждый раз, когда я оказываюсь права, я предпочту ошибиться. Суд прошел в полной тишине, хотя про него было известно в начале месяца. Сейчас пишут как новость, и удивляются, ой, а что случилось. Даже не буду спрашивать где все те федеральные либеральные журналисты и политики, кто раздувал протест...
С написания того текста пришел образ, как объяснять, насколько жители столицы не понимают, что такое дальний восток. Помните, как запад снимает клюкву про россию (водка, ушанка, плохой русский и бессмысленица из кириллицы)? И каздый раз возмущает, как можно так топорно освещать страну, и как можно не озаботиться хотя бы переводчиком. А там не надо разбираться... Вот примерно так же москвичи понимают что происходит за уралом. И где-то на таком же уровне хотят понимать.
Злюсь. Хочется что-то сказать, но кроме как повторить саму себя сказать особо нечего. Каждый раз, когда я оказываюсь права, я предпочту ошибиться. Суд прошел в полной тишине, хотя про него было известно в начале месяца. Сейчас пишут как новость, и удивляются, ой, а что случилось. Даже не буду спрашивать где все те федеральные либеральные журналисты и политики, кто раздувал протест...
С написания того текста пришел образ, как объяснять, насколько жители столицы не понимают, что такое дальний восток. Помните, как запад снимает клюкву про россию (водка, ушанка, плохой русский и бессмысленица из кириллицы)? И каздый раз возмущает, как можно так топорно освещать страну, и как можно не озаботиться хотя бы переводчиком. А там не надо разбираться... Вот примерно так же москвичи понимают что происходит за уралом. И где-то на таком же уровне хотят понимать.
Forwarded from Песня цветных осколков
А помните были такие хабаровские протесты?
Я начала писать этот текст наблюдая за динамикой вокруг протестов в Башкирии, а дописываю сегодня, когда стало известно что движение в защиту фургала планируют признать экстремистским. И чем больше я про это думаю, тем больше во мне таежной злости.
Накопилось несколько мыслей, про регионы, столицы и либеральный дискурс.
То до какой степени сюди с другого конца россии не представляют как живет Дальний восток завораживает меня по сей день. Даже в мелочах. Например про меня когда пишут в сми, часто пишут “амурская” художница. Не понимая, что есть Амурск город и Амурская область а есть Комсомольск-на-Амуре и это все разные вещи. Ну так, где-то с Амура, ок, сойдет.
Региональный вопрос часто звучит в дискусстях про россию и россиян, звучат слова про национальные республики, но очень редко говорят про Дальний восток. Редко и отностиельно того какой это большой регион, и того, какие там настороения.
Я вот не очень чувствую себя россиянкой. Я дальневосточник. А это, поверьте, это не одно и то же. И когда после начала войны зазвучали голоса региональный активистов, мне было очень обидно, что про мой край забыли. Тем более после протестов 20ого года. Мой край был “Протестным и свободным” для всей страны и прозвучал в мире. Блин, вот только не смейтесь, но меня правда в Литве как-то водитель спросил про хабаровск и настроения там, после всех протестов.
В двадцатом году я уже год как была под уголовкой. Я даже успела обратиться за помощью к тогда еще неарестованному фургалу, и мне рассказывали, что он хотел бы помочь, но не может из-за того, что сам ходит под угрозами. Настроения во время протестов были реально революционные. Я это чувствовала даже в комсомольске. Даже в комсомольске горожане ходили маршами, и ох какие горожане. Да блин, в куче поселков ходили, реально весь край участвовал. Люди говорили, и верили, что режим падет вот сейчас. Вот завтра. Чувство свободы и собственной правоты переполняло. Свободы, того, что можно вот так взять и победить, того что мы “вольный край”. Символька “я-мы” была просто повсюду. На домах, на машинах, на плакатах. Абсолютно аполитичные и аккуратные люди подключались к движу. Сейчас думаю, что сложновато будет найти кого-то, кого можно будет не зацепить, при желании, за экстремизм.
Пока хабаровский край был просто каем он был не нужен. Я много писала и про игнор от федералов, и рпо пренебрежение, и про отмахивание как от назойливой мошки. Но когда край вдруг стал свободным, то началась вакханалия. Федеральные сми тогда, уж извините, надрачивали на край. Я впервые за свою активитскую карьеру и за все дло видела реальный интерес к нашим таежным делам. Почти все “хорошие журналисты” по разу скатались в хабаровск. Писали, говорили, клепали мемы, брали интервью и так по новой. Было потрясающе видеть, как деятели прямым текстом говорившие мне “ваш край не интересен”, становились экспертами по краю, патриотами края, фанатами края. Отдельно доставляло как эксперты по краю не могут произнести фамилию Фургал, не сделав в ней ошибку.
А потом постепенно протесты стали неизбежно уменьшаться. Потому что ну невозможно месяцами ходить, не получая итога. Люди, которые не пытались строить политическую карьеру или те, кто быстро осознал риски, начали переставать ходить. Когда людей стало меньше, активистов стали штрафовать. Чем больше протесты маргинализировались, тем больше они маргинализировались. Их хабаровска и комсомольска уехала почти вся правозащитная тусовка, вместе с немногими либеральными журналистами. Кейсов себе понаделали абсолютно удивительные персонажи.
Потом губернатором поставили быстрого мишу, москосвского назначенца, и если честно казалось чтоо это приведет к новой волне протестов. Придумать больший плевок в лицо было тяжело. Однако….Через год были перевыборы дягтерева. Люди голосовали за него, или нет. Но не было никаких недовольств. Сми и блогеров почистили. Насколько я помню кому то платили за непубликации о губернаторе, или за комплиментарные тексты, кого-то запугивали.
Я начала писать этот текст наблюдая за динамикой вокруг протестов в Башкирии, а дописываю сегодня, когда стало известно что движение в защиту фургала планируют признать экстремистским. И чем больше я про это думаю, тем больше во мне таежной злости.
Накопилось несколько мыслей, про регионы, столицы и либеральный дискурс.
То до какой степени сюди с другого конца россии не представляют как живет Дальний восток завораживает меня по сей день. Даже в мелочах. Например про меня когда пишут в сми, часто пишут “амурская” художница. Не понимая, что есть Амурск город и Амурская область а есть Комсомольск-на-Амуре и это все разные вещи. Ну так, где-то с Амура, ок, сойдет.
Региональный вопрос часто звучит в дискусстях про россию и россиян, звучат слова про национальные республики, но очень редко говорят про Дальний восток. Редко и отностиельно того какой это большой регион, и того, какие там настороения.
Я вот не очень чувствую себя россиянкой. Я дальневосточник. А это, поверьте, это не одно и то же. И когда после начала войны зазвучали голоса региональный активистов, мне было очень обидно, что про мой край забыли. Тем более после протестов 20ого года. Мой край был “Протестным и свободным” для всей страны и прозвучал в мире. Блин, вот только не смейтесь, но меня правда в Литве как-то водитель спросил про хабаровск и настроения там, после всех протестов.
В двадцатом году я уже год как была под уголовкой. Я даже успела обратиться за помощью к тогда еще неарестованному фургалу, и мне рассказывали, что он хотел бы помочь, но не может из-за того, что сам ходит под угрозами. Настроения во время протестов были реально революционные. Я это чувствовала даже в комсомольске. Даже в комсомольске горожане ходили маршами, и ох какие горожане. Да блин, в куче поселков ходили, реально весь край участвовал. Люди говорили, и верили, что режим падет вот сейчас. Вот завтра. Чувство свободы и собственной правоты переполняло. Свободы, того, что можно вот так взять и победить, того что мы “вольный край”. Символька “я-мы” была просто повсюду. На домах, на машинах, на плакатах. Абсолютно аполитичные и аккуратные люди подключались к движу. Сейчас думаю, что сложновато будет найти кого-то, кого можно будет не зацепить, при желании, за экстремизм.
Пока хабаровский край был просто каем он был не нужен. Я много писала и про игнор от федералов, и рпо пренебрежение, и про отмахивание как от назойливой мошки. Но когда край вдруг стал свободным, то началась вакханалия. Федеральные сми тогда, уж извините, надрачивали на край. Я впервые за свою активитскую карьеру и за все дло видела реальный интерес к нашим таежным делам. Почти все “хорошие журналисты” по разу скатались в хабаровск. Писали, говорили, клепали мемы, брали интервью и так по новой. Было потрясающе видеть, как деятели прямым текстом говорившие мне “ваш край не интересен”, становились экспертами по краю, патриотами края, фанатами края. Отдельно доставляло как эксперты по краю не могут произнести фамилию Фургал, не сделав в ней ошибку.
А потом постепенно протесты стали неизбежно уменьшаться. Потому что ну невозможно месяцами ходить, не получая итога. Люди, которые не пытались строить политическую карьеру или те, кто быстро осознал риски, начали переставать ходить. Когда людей стало меньше, активистов стали штрафовать. Чем больше протесты маргинализировались, тем больше они маргинализировались. Их хабаровска и комсомольска уехала почти вся правозащитная тусовка, вместе с немногими либеральными журналистами. Кейсов себе понаделали абсолютно удивительные персонажи.
Потом губернатором поставили быстрого мишу, москосвского назначенца, и если честно казалось чтоо это приведет к новой волне протестов. Придумать больший плевок в лицо было тяжело. Однако….Через год были перевыборы дягтерева. Люди голосовали за него, или нет. Но не было никаких недовольств. Сми и блогеров почистили. Насколько я помню кому то платили за непубликации о губернаторе, или за комплиментарные тексты, кого-то запугивали.
Forwarded from Песня цветных осколков
Итог один, сейчас в крае все чинно-прилично, дягтерев вызывает недовольство так редко что почти никогда, в крае все стало если не хуже, то без перемен.
Федеральные сми отвели глаза в сторону, как только протесты стали стихать. Меня не покидает чувство, что сытые люди ждали революции руками региона, а когда не вышло сказали, ах так, вы не достойны нашего благородного внимания. Люди, которых несли как героев россии бросили всей страной, как только стало понятно, что легко не будет. Нарратив от “свободный край” сместился к какие-то отщепенцы ходят за какого-то политика, а с ним все не так однозначно, у них там все в криминале замешаны. Протесты списали в утиль, край провалился как нация, конец.
А ведь люди стояли на пороге революции. Просто ее не случилось. А могла. Немного помощи, немного внешних факторов, немного организации. Как по мне так всей стране стоило бы внимательнее отнестись к тому как это произошло и какой след оставило в обществе. А не отводить глаза, как только история перестала быть удобной. Не идеализируя происходящее (там было много и мути и фальши и глупости и эксплуатации) отрицать значимость того что было нельзя. Именно так, достаточно хаотично, и работают настоящие народные протесты. Целый край встал и сказал “пошел вон вавилон”. Вавилон тогда промолчал. Но планомерно отвечает вот уже несколько лет.
Вот как так, что когда протестует москва, к регионам несут мерку “а что вы не вышли за нас”. Всякие политики-политологи часто буквально обвиняют жителей дальних регионов, что они не вперглись в московский движ. А дальневосточникам такую мерку было некуда и некому нести. Но разве это не одно и то же? Целый край протестовал много месяцев подряд, за ценности свободы. Почему рядом не встала Москва? Ведь могла….
Я не исследователь, я (на тот момент) житель города и края. Как по мне, так след протесты оставили крайне болезненный. Вижу тут немного поараллелй со своим делом, когда крупнейшие акции не заокнчились быстрым успехом и привели к разочарованию, тишине и отрицанию. Край остался еще более изолирован, потому что люди, которые состояли во всяких сетевых полит-организаций, и работали какой никакой связью края и протестной москвы, уехали в сша через мексику нелегалами. А уехав, начали поливать грязью родной край и его жителей, чем обидели очень многих. По классике, пока простые люди боролись за нашу и вашу свободу, карьеристы думали про кейс. И вот например сейчас, я наблюдаю за реакцией на экстремизм в городе-крае и у меня закрадывается подозрение, что люди не очень понимают, чем это им грозит. Там мало такой практики. Вспоминаю как местные фсбшники методично регистрировали всех и каждого на протестах и думаю с ужасом о том, что будет когда суд примет решение. А для этих людей никто даже карточек, просит господи, не сделает.
То ,что хабаровские протесты коллективно предали забвению для меня подчеркивает история протестов Белоруси того же года. Белорусы своими, заметим также неудавшимися, протестами в общественном сознании отделили себя от режима. А что Хабаровск-не-Россия люди даже после протестов не считают. И вот сейчас на целый край ляжет угрозы уголовных статей (вполне себе, кстати, практика от соседней Беларуси) а страна молчит.
Сейчас я наблюдаю за громкой тишиной вокруг башкирских протестов, где несколько десятков человек пошли по уголовным статьям, где же есть смерти, где есть подтвержденные птыки. С сегодня, еще и думаю про свой край. И не могу не вспомнить, как вся страна переживала за повинченных московских мальчиков. И вот почему локальные московские протесты и всякие их брошенные стаканчики это важно и достояние всей страны. А небольшая революция в крае с настоящими жертвами, трагедиями, смертями, это так, фигня, все равно вы там орки все. Или почему, когда московского политика задерживают, это трагедия. А у Фургала, вот, второй суд идет сейчас, там нарушение на нарешении, птыки, давление на присяжных обвинением, и так, тихо, почти незаметно.
Федеральные сми отвели глаза в сторону, как только протесты стали стихать. Меня не покидает чувство, что сытые люди ждали революции руками региона, а когда не вышло сказали, ах так, вы не достойны нашего благородного внимания. Люди, которых несли как героев россии бросили всей страной, как только стало понятно, что легко не будет. Нарратив от “свободный край” сместился к какие-то отщепенцы ходят за какого-то политика, а с ним все не так однозначно, у них там все в криминале замешаны. Протесты списали в утиль, край провалился как нация, конец.
А ведь люди стояли на пороге революции. Просто ее не случилось. А могла. Немного помощи, немного внешних факторов, немного организации. Как по мне так всей стране стоило бы внимательнее отнестись к тому как это произошло и какой след оставило в обществе. А не отводить глаза, как только история перестала быть удобной. Не идеализируя происходящее (там было много и мути и фальши и глупости и эксплуатации) отрицать значимость того что было нельзя. Именно так, достаточно хаотично, и работают настоящие народные протесты. Целый край встал и сказал “пошел вон вавилон”. Вавилон тогда промолчал. Но планомерно отвечает вот уже несколько лет.
Вот как так, что когда протестует москва, к регионам несут мерку “а что вы не вышли за нас”. Всякие политики-политологи часто буквально обвиняют жителей дальних регионов, что они не вперглись в московский движ. А дальневосточникам такую мерку было некуда и некому нести. Но разве это не одно и то же? Целый край протестовал много месяцев подряд, за ценности свободы. Почему рядом не встала Москва? Ведь могла….
Я не исследователь, я (на тот момент) житель города и края. Как по мне, так след протесты оставили крайне болезненный. Вижу тут немного поараллелй со своим делом, когда крупнейшие акции не заокнчились быстрым успехом и привели к разочарованию, тишине и отрицанию. Край остался еще более изолирован, потому что люди, которые состояли во всяких сетевых полит-организаций, и работали какой никакой связью края и протестной москвы, уехали в сша через мексику нелегалами. А уехав, начали поливать грязью родной край и его жителей, чем обидели очень многих. По классике, пока простые люди боролись за нашу и вашу свободу, карьеристы думали про кейс. И вот например сейчас, я наблюдаю за реакцией на экстремизм в городе-крае и у меня закрадывается подозрение, что люди не очень понимают, чем это им грозит. Там мало такой практики. Вспоминаю как местные фсбшники методично регистрировали всех и каждого на протестах и думаю с ужасом о том, что будет когда суд примет решение. А для этих людей никто даже карточек, просит господи, не сделает.
То ,что хабаровские протесты коллективно предали забвению для меня подчеркивает история протестов Белоруси того же года. Белорусы своими, заметим также неудавшимися, протестами в общественном сознании отделили себя от режима. А что Хабаровск-не-Россия люди даже после протестов не считают. И вот сейчас на целый край ляжет угрозы уголовных статей (вполне себе, кстати, практика от соседней Беларуси) а страна молчит.
Сейчас я наблюдаю за громкой тишиной вокруг башкирских протестов, где несколько десятков человек пошли по уголовным статьям, где же есть смерти, где есть подтвержденные птыки. С сегодня, еще и думаю про свой край. И не могу не вспомнить, как вся страна переживала за повинченных московских мальчиков. И вот почему локальные московские протесты и всякие их брошенные стаканчики это важно и достояние всей страны. А небольшая революция в крае с настоящими жертвами, трагедиями, смертями, это так, фигня, все равно вы там орки все. Или почему, когда московского политика задерживают, это трагедия. А у Фургала, вот, второй суд идет сейчас, там нарушение на нарешении, птыки, давление на присяжных обвинением, и так, тихо, почти незаметно.
Forwarded from Песня цветных осколков
И невольно возникает вопрос, кто и в какой момент дал людям право считать, что жизнь столичный мальчиков ценнее жизни человека из Башкирии или Хабаровска. Кто сказал, что их свобода дороже нашей свободы, Кто сказал, что их борьба ценнее нашей борьбы.
Или вот, мне вот очень интересно слышать, когда говорят, что тот или иной политик легитимен для страны потому что ходил на выборы в москве. А я вот, жившая всю жизнь у себя в тайге думаю, ну офигеть теперь, а мне что до ваших московских выборов. Для региона этот человек вообще кто? Сиди у себя там в Москве, кто мешает, но страна тут причем…
Даже как то стыдно говорить, но у нас по сей день большая часть публичных спикеров вспоминает про регионы только когда им что то нужно от этих самых регионов. Будь то политики из кремля, или из Вильнюса. Чаще всего у них есть несколько токенизированных активистов представляющих ряд регионов на всяких конференциях, а дальше не идет. И это от публичного, до до смешно-мелочного. Я так случайно узнала, что одна медийная московская феминистка, которая в моем дел проявила потрясающую нечувствительность к региональной специфике, несет в своем кейсе, что она из хабаровска, из региона и за регион, чтобы получить визу в европе. А что она в это самом хабаровске жила сколько-то там лет в детстве, чуть ли не в семье военных, удобно умалчивает, и что регион у нее не звучал ни разу, никогда и нигде то того момента как внж захотелось. Посмотрела бы я как она бы при настоящих дальневосточниках такое сказала.
Ладно бы сидели у себя в Москве. Но когда надо им и выгодно им, регион у них звучит.
Я коллекционирую эпизоды, в которых регион, конкретно мой например, опережал бы столицы. И да, это эпизоды радикализации консерватизма, гонения свободы выражения и прочих радостей. И моя гипотеза в том, что на регионы нужно смотреть, чтобы видеть куда идет тренд и что происходит с обществом. Если моя гипотеза верна, то если движения “я-мы фургал” признают экстремистским, то такая практика может перекочевать в любое место где есть или были свои “я-мы”. У меня, вон, целые я-мы цветкова до сих пор открыты.
А реалии в том, что по сей день, при всех словах о регионализме, верхушка российской оппозиции в упор не видит регионы. Не воспринимает, не уважает, и даже не пытается разобраться. А когда пытаешься поймать за грудки и рассказать как живет регион отмахиваются или не верят. А если начинают задавать вопросы или высказываться по теме, то понимаешь, что они в своем познании части страны ушли не дальше чем водитель из Литвы. Водитель из Литвы помнит что Хабаровский край протестовал. Российская оппозиция - нет.
Уважаемые российские политики, оппозиционеры, лидеры мнений. У вас там целый край вольных людей хотят признать экстремистами. Вы где? Это ведь даже не экстремистское лгбт. Это не стыдно, не остро, никто не подумает что вы “из этих”. Это край суровых людей, вольных людей. Целый карй экстремистов. Опаснейший прецедент криминализации протестов, криминализации групп поддержки зк. И что, все видные политики промолчат? А потом опять потребует выйти за москву, донатить москве и подумать о москве….
Остается только сказать, если хочешь пожать то посей но не ходи у меня по голове, фарисей. Очень надеюсь, что однажды вольный край встанет по настоящему, чтобы сказать “Вон!” любому варягу, из кремля ли, или из конференц-холла отеля в европейской столице. И очень надеюсь, что у меня будет возможность поспособствовать этому делу.
Или вот, мне вот очень интересно слышать, когда говорят, что тот или иной политик легитимен для страны потому что ходил на выборы в москве. А я вот, жившая всю жизнь у себя в тайге думаю, ну офигеть теперь, а мне что до ваших московских выборов. Для региона этот человек вообще кто? Сиди у себя там в Москве, кто мешает, но страна тут причем…
Даже как то стыдно говорить, но у нас по сей день большая часть публичных спикеров вспоминает про регионы только когда им что то нужно от этих самых регионов. Будь то политики из кремля, или из Вильнюса. Чаще всего у них есть несколько токенизированных активистов представляющих ряд регионов на всяких конференциях, а дальше не идет. И это от публичного, до до смешно-мелочного. Я так случайно узнала, что одна медийная московская феминистка, которая в моем дел проявила потрясающую нечувствительность к региональной специфике, несет в своем кейсе, что она из хабаровска, из региона и за регион, чтобы получить визу в европе. А что она в это самом хабаровске жила сколько-то там лет в детстве, чуть ли не в семье военных, удобно умалчивает, и что регион у нее не звучал ни разу, никогда и нигде то того момента как внж захотелось. Посмотрела бы я как она бы при настоящих дальневосточниках такое сказала.
Ладно бы сидели у себя в Москве. Но когда надо им и выгодно им, регион у них звучит.
Я коллекционирую эпизоды, в которых регион, конкретно мой например, опережал бы столицы. И да, это эпизоды радикализации консерватизма, гонения свободы выражения и прочих радостей. И моя гипотеза в том, что на регионы нужно смотреть, чтобы видеть куда идет тренд и что происходит с обществом. Если моя гипотеза верна, то если движения “я-мы фургал” признают экстремистским, то такая практика может перекочевать в любое место где есть или были свои “я-мы”. У меня, вон, целые я-мы цветкова до сих пор открыты.
А реалии в том, что по сей день, при всех словах о регионализме, верхушка российской оппозиции в упор не видит регионы. Не воспринимает, не уважает, и даже не пытается разобраться. А когда пытаешься поймать за грудки и рассказать как живет регион отмахиваются или не верят. А если начинают задавать вопросы или высказываться по теме, то понимаешь, что они в своем познании части страны ушли не дальше чем водитель из Литвы. Водитель из Литвы помнит что Хабаровский край протестовал. Российская оппозиция - нет.
Уважаемые российские политики, оппозиционеры, лидеры мнений. У вас там целый край вольных людей хотят признать экстремистами. Вы где? Это ведь даже не экстремистское лгбт. Это не стыдно, не остро, никто не подумает что вы “из этих”. Это край суровых людей, вольных людей. Целый карй экстремистов. Опаснейший прецедент криминализации протестов, криминализации групп поддержки зк. И что, все видные политики промолчат? А потом опять потребует выйти за москву, донатить москве и подумать о москве….
Остается только сказать, если хочешь пожать то посей но не ходи у меня по голове, фарисей. Очень надеюсь, что однажды вольный край встанет по настоящему, чтобы сказать “Вон!” любому варягу, из кремля ли, или из конференц-холла отеля в европейской столице. И очень надеюсь, что у меня будет возможность поспособствовать этому делу.
Герои и злодеи.
Меня тут накрыло неожиданным пластом иронии. То, за что меня называли многократной женщиной года, давали всякие премии, писали большие статьи, и называли героиней по стране и миру, есть ровно то же самое, за что сегодня называют сумасшедшей, обиженной и отменяют меня и саму суть моего дела. Причем делают это часто одни и те же люди.
Под “одно и то же” и имею виду принципы, правду, свободу слова, право личности на достоинство и прочие штуки. То, что в моем поведении так нравилось обществу, когда я сопротивлялась государству, внезапно стало неприемлемым, когда я продолжила делать все то же самое в отношении правозащитной тусовки. Блин, это же потрясающе. Я в этом плане вообще не изменилась. Меня не устраивало лицемерие и попытки задушить все живое тогда, и не устраивают сейчас. Не устраивали слова “не пишите и от вас отстанут” тогда и сейчас. Я боролась за право личности на свободу тогда, и продолжаю делать это сейчас. Вообще ничего не поменялось. А восприятие моих действий диаметрально противоположное.
Схожее было когда мои картины называли “детскими рисуночками” а потом эти “рисуночки” купил Амстердамский музей и люди такие “ооо, эт искусство”, а потом я стала не рукопожатной и люди такие “оооо, эт опять рисуночки”. А рисунки не поменялись.
Меня тут тянет сделать вывод, что для либералов “герой” это не тот, кто за свои принципы, а тот кто за некие Наши принципы и абстрактные западные ценности. Не тот кто за правду а тот, кто на нашей стороне. Не тот кто борется, а тот кто свой. И что герой может сегодня быть героем, а завтра перестать им быть. И что, если так подумать, у любой из сторон, может быть свой пул героев, и мучеников, и святых. И что в итоге герой - это вопрос контеста, а не что-то фиксированное. Герой как социальный конструкт….
Не думаю, что открываю америку этим наблюдением, но вот так, через себя пропустив, теперь немного по другому смотрю на героизацию и ее динамику.
Для меня либерализм про свободу личности и отстаивание ценностей свободы а не про “Будь собой. нет не так”. Если бы отдельные либеральные деятели знали как они похожи на чиновников администрации города или на товарища подполковника, или на тех, кто пишет угрозы в личку…Мне грустно видеть одни и те же методы (методички?) у тех, кто по идее за разное. Те за демократию, эти за путина, а по факту “чьих будешь?” и “ты знаешь кто я!?” спрашивают и те и те.
Забавно, что от героя до развинчивания в злодея один шаг. И насколько герой в глазах смотрящего. Такому “Путь героя” не учит.
Меня тут накрыло неожиданным пластом иронии. То, за что меня называли многократной женщиной года, давали всякие премии, писали большие статьи, и называли героиней по стране и миру, есть ровно то же самое, за что сегодня называют сумасшедшей, обиженной и отменяют меня и саму суть моего дела. Причем делают это часто одни и те же люди.
Под “одно и то же” и имею виду принципы, правду, свободу слова, право личности на достоинство и прочие штуки. То, что в моем поведении так нравилось обществу, когда я сопротивлялась государству, внезапно стало неприемлемым, когда я продолжила делать все то же самое в отношении правозащитной тусовки. Блин, это же потрясающе. Я в этом плане вообще не изменилась. Меня не устраивало лицемерие и попытки задушить все живое тогда, и не устраивают сейчас. Не устраивали слова “не пишите и от вас отстанут” тогда и сейчас. Я боролась за право личности на свободу тогда, и продолжаю делать это сейчас. Вообще ничего не поменялось. А восприятие моих действий диаметрально противоположное.
Схожее было когда мои картины называли “детскими рисуночками” а потом эти “рисуночки” купил Амстердамский музей и люди такие “ооо, эт искусство”, а потом я стала не рукопожатной и люди такие “оооо, эт опять рисуночки”. А рисунки не поменялись.
Меня тут тянет сделать вывод, что для либералов “герой” это не тот, кто за свои принципы, а тот кто за некие Наши принципы и абстрактные западные ценности. Не тот кто за правду а тот, кто на нашей стороне. Не тот кто борется, а тот кто свой. И что герой может сегодня быть героем, а завтра перестать им быть. И что, если так подумать, у любой из сторон, может быть свой пул героев, и мучеников, и святых. И что в итоге герой - это вопрос контеста, а не что-то фиксированное. Герой как социальный конструкт….
Не думаю, что открываю америку этим наблюдением, но вот так, через себя пропустив, теперь немного по другому смотрю на героизацию и ее динамику.
Для меня либерализм про свободу личности и отстаивание ценностей свободы а не про “Будь собой. нет не так”. Если бы отдельные либеральные деятели знали как они похожи на чиновников администрации города или на товарища подполковника, или на тех, кто пишет угрозы в личку…Мне грустно видеть одни и те же методы (методички?) у тех, кто по идее за разное. Те за демократию, эти за путина, а по факту “чьих будешь?” и “ты знаешь кто я!?” спрашивают и те и те.
Забавно, что от героя до развинчивания в злодея один шаг. И насколько герой в глазах смотрящего. Такому “Путь героя” не учит.
Один из самых сложных вопросов с которым я сталкиваюсь за последнее время это “зачем”.
Вообще “зачем” на удивление политический вопрос. Зачем протестовать, зачем голосовать, зачем говорить... В моей жизни было много “зачем”, зачем рисовать, зачем делать активистский театр, зачем идти в политику, зачем возвращаться в родной город и пытаться его изменить… И чаще всего я могла найти ответы на это “зачем”.
5 лет назад, когда администрация комсомольска запретила наш фестиваль и слово за слово мы оказались в кабинете той самой администрации. Я, моя мама, и несколько детей, как представители театра. Сели мы все значит, что-то там стали говорить, они все обращаются к моей маме, как к старшей, что меня забавляет, потому что проект то мой, но, думаю, может им так просто удобнее. И тут на какой-то вопрос от чиновников отвечаю я. А мне и говорят “а ты девочка помолчи, пока взрослые разговаривают”.
А я такая О_о
И дети такие О_о
И мама такая О_о
Справедливости ради, да, я всегда молодо выглядела, и на фоне наших актеров не сильно выделялась. Но люди даже не попросили нас представиться, не спросили “а кто тут у вас режиссер”. Увидели относительно взрослого человека и какую-то молодежь в странных нарядах, и все, обратились к старшему. В такие моменты понимаешь как то все и сразу, и про то с кем ты говоришь и про то, насколько у вас разные миры и про то, как тебя не слышат, и про иерархию. Люди делают выводы, основываясь на своих представлениях, как правильно. И зачем им что-то объяснять, если там стена. Высокая бетонная стена, которой бы позавидовали многие страны, борющиеся с мигрантами.
И вот примерно так я себя чувствую очень часто, слишком часто, всю дорогу дела и сейчас.
Вот это вот “а зачем”.
Пара недавних примеров.
Искусствовед из тусовки дает интервью крупному тематическому порталу и рассказывает что “сделал первым экспертизу по делу цветковой и привел в ее защиту других искусствоведов”. Дескать, вот какой я молодец, за защиту искусства и правды.
А у меня другая история.
Сделал мужик экспертизу за 3 дня и крупную сумму денег.
Экспертиза была в самом начале дела, и не на те изображения по которым меня судили через полтора года.
Сил экспертизу в сми (спросив разрешения у активистов) и подвел меня под проверку об уголовном деле о распространении закрытых материалов дела (от которой я в одиночку отбрехивалась). А когда к нему пришли с вопросом, обиделся, что его ограничивают.
Когда мне искали экспертов на суд, пришел в комментарии, и начал писать, что в деле его экспертиза и больше не надо, одной хватит.
Даже не знает, что его экспертиза не использовалась защитой и не звучала на суде. Даже не попытался узнать.
Или вот, пишут
“к цветковой много лет летали адвокаты, и ее не волновало на чьи деньги они летали, где жили и сколько это стоило”.
А я полтора года была в принципе без нормальной защиты, везде ходила одна. Мой какой-то там по счету защитник сбежал перед судом, в какой-то следующий по счету украл крупную сумму денег. А потом, да, защита появилась.
Вот только деньги на прилеты искала я сама, моя мама, наши знакомые, друзья и неравнодушные. Что суд этот съел миллионы рублей, и у меня есть все чеки это подтверждающие. Что каждое продление суда мысленно обращалось в деньги, и я понимала, что вот на этот прилет защиты еще есть, а на следующий уже нет, все, конец. А комментаторы только и делали что спрашивали “нет а зачем юле адвокат”.
И что комфортное проживание защитнику обеспечивали как могли. Потому что знаем что такое дорога в Комсомольск.
Или когда снова и снова и снова пишут что дело завели по доносу хейтера и из-за желания участкового. А я уже правда не знаю как, какими словами, какими документами объяснять, что дело было политическое, за политику и заведенное вторым отделом фсб….
….
И все это не где-то там у хейтеров а вполне близко к телу. И пишут не боты, а вполне живые иногда даже знакомые люди. И я сижу и не понимаю что делать. Прийти в комменты? Зачем…. Написать у себя…. Да вроде мелко…. Промолчать….
Вообще “зачем” на удивление политический вопрос. Зачем протестовать, зачем голосовать, зачем говорить... В моей жизни было много “зачем”, зачем рисовать, зачем делать активистский театр, зачем идти в политику, зачем возвращаться в родной город и пытаться его изменить… И чаще всего я могла найти ответы на это “зачем”.
5 лет назад, когда администрация комсомольска запретила наш фестиваль и слово за слово мы оказались в кабинете той самой администрации. Я, моя мама, и несколько детей, как представители театра. Сели мы все значит, что-то там стали говорить, они все обращаются к моей маме, как к старшей, что меня забавляет, потому что проект то мой, но, думаю, может им так просто удобнее. И тут на какой-то вопрос от чиновников отвечаю я. А мне и говорят “а ты девочка помолчи, пока взрослые разговаривают”.
А я такая О_о
И дети такие О_о
И мама такая О_о
Справедливости ради, да, я всегда молодо выглядела, и на фоне наших актеров не сильно выделялась. Но люди даже не попросили нас представиться, не спросили “а кто тут у вас режиссер”. Увидели относительно взрослого человека и какую-то молодежь в странных нарядах, и все, обратились к старшему. В такие моменты понимаешь как то все и сразу, и про то с кем ты говоришь и про то, насколько у вас разные миры и про то, как тебя не слышат, и про иерархию. Люди делают выводы, основываясь на своих представлениях, как правильно. И зачем им что-то объяснять, если там стена. Высокая бетонная стена, которой бы позавидовали многие страны, борющиеся с мигрантами.
И вот примерно так я себя чувствую очень часто, слишком часто, всю дорогу дела и сейчас.
Вот это вот “а зачем”.
Пара недавних примеров.
Искусствовед из тусовки дает интервью крупному тематическому порталу и рассказывает что “сделал первым экспертизу по делу цветковой и привел в ее защиту других искусствоведов”. Дескать, вот какой я молодец, за защиту искусства и правды.
А у меня другая история.
Сделал мужик экспертизу за 3 дня и крупную сумму денег.
Экспертиза была в самом начале дела, и не на те изображения по которым меня судили через полтора года.
Сил экспертизу в сми (спросив разрешения у активистов) и подвел меня под проверку об уголовном деле о распространении закрытых материалов дела (от которой я в одиночку отбрехивалась). А когда к нему пришли с вопросом, обиделся, что его ограничивают.
Когда мне искали экспертов на суд, пришел в комментарии, и начал писать, что в деле его экспертиза и больше не надо, одной хватит.
Даже не знает, что его экспертиза не использовалась защитой и не звучала на суде. Даже не попытался узнать.
Или вот, пишут
“к цветковой много лет летали адвокаты, и ее не волновало на чьи деньги они летали, где жили и сколько это стоило”.
А я полтора года была в принципе без нормальной защиты, везде ходила одна. Мой какой-то там по счету защитник сбежал перед судом, в какой-то следующий по счету украл крупную сумму денег. А потом, да, защита появилась.
Вот только деньги на прилеты искала я сама, моя мама, наши знакомые, друзья и неравнодушные. Что суд этот съел миллионы рублей, и у меня есть все чеки это подтверждающие. Что каждое продление суда мысленно обращалось в деньги, и я понимала, что вот на этот прилет защиты еще есть, а на следующий уже нет, все, конец. А комментаторы только и делали что спрашивали “нет а зачем юле адвокат”.
И что комфортное проживание защитнику обеспечивали как могли. Потому что знаем что такое дорога в Комсомольск.
Или когда снова и снова и снова пишут что дело завели по доносу хейтера и из-за желания участкового. А я уже правда не знаю как, какими словами, какими документами объяснять, что дело было политическое, за политику и заведенное вторым отделом фсб….
….
И все это не где-то там у хейтеров а вполне близко к телу. И пишут не боты, а вполне живые иногда даже знакомые люди. И я сижу и не понимаю что делать. Прийти в комменты? Зачем…. Написать у себя…. Да вроде мелко…. Промолчать….
вроде тоже плохая идея, я так один раз промолчала, и уже год переживаю.… Попытаться объяснить? А зачем. Все равно не попытаются понять и услышать. Просто не читать…. Просто не обращать внимания? Но ведь люди врут, врут и не краснеют….Но и что, зачем туда влезать….
Я так устала от постоянного газлайтинга, когда мне не верят в моей собственной истории. И так устала снова и снова доказывать что я режиссер в ответ на “а ты девочка помолчи”.
Зачем что то говорить, если мои слова все равно сводятся, перекручиваются, размываются и перебираются.
Зачем говорить, если люди не хотят разбираться.
Зачем говорить, если мне приходится тратить много, весьма ограниченного ресурса, на аргументы, факты, образы, чтобы донести мысль, а мне на том конце одним словом “а, ну фемка ущемилась”.
Мне вот это зачем?
Когда я начинала канал я думала, что может быть мои слова поколеблют правозащитное инфополе. Что может просто никто не был достаточно смел, или достаточно отбит, или достаточно в ресурсе, чтобы ответить на нарушения в правозащите. Мне казалось, что просто мало информации, просто немного жертв готовых говорить, просто люди не понимают. И что вот я, сама активистка, педагог, режиссер социального театра, всякий там герой-борец и женщина года, скажу, слушайте а вот мой опыт и личный и профессиональный, так не надо, давайте про это поговорим то меня услышат.
А спустя год я вижу, что нет, можно говорить что угодно, как угодно громко, а системе все равно. Если ты на неудобном конце, то кем бы ты ни был, тебя сотрут. От людей отскакивает и они идут дальше.
Я билась с государством пять лет, и более менее понимала зачем. И выбора большого не было, и за детей билась и за правду и за ценности. А сейчас мне с “зачем” вот прям тяжело.
Мне больно, когда я слышу все те же нотки, только про другие дела. Когда говорят что того-то “отбили”, когда у человека там на самом деле срок. Когда говорят про помощь, там, где явно просматривается нарушение прав. Когда организации, которые людей мучали-мучали продолжают это делать.
Мне обидно что моя экспертиза пропадает. Что мой опыт просто задвинули, как бракованный, перепрошили историю моего дела, стерли часть фактов моей биографии. Дескать вот и не было ничего. Я столько могла бы рассказать про регион, про зк, про правозащиту, про женщин и квиров, про креативные и юридические стратегии борьбы, про травму. Но кажется что профессиональному комьюнити этого не надо.
Мое дело началось со слов “не пишите” сказанных подполковником полиции. Мой канал начался со слов “не говорите” от бывших коллег по активизму. Да вы правы. Да все так. Но не пишите. Просто не надо.
….
На то “девочка помолчи” от администрации, мы вышли из кабинета, посмеялись, обсудили эйджизм, и поговорили о том, что из комсомольска надо уезжать. Сейчас я думаю, как тогда было легко. Видеть бетонную стену со стороны чиновников, или полиции, или хейтеров всегда было проще. Есть они, а есть мы.
А спустя пять лет я понимаю, что продолжаю биться во всю ту же стену. И, зачем? Наверное затем что это важно. Затем, что за себя и за тех, кто не может высказаться сам. Затем, что эта стена на крови. Затем, что эта стена искажает реальность. Затем, что это стены там просто не должно быть. Затем что эту стену построили там, где мне важно, и не спросили меня. Затем, что эта стена делит людей на сорта. Затем, что обществу нужны веревки, не заборы…. Затем, что я вижу, что иногда мои слова все же на что-то влияют, иногда слышу отклики от людей...
Но как же бывает тяжело найти ответ на очередное “зачем”.
Я так устала от постоянного газлайтинга, когда мне не верят в моей собственной истории. И так устала снова и снова доказывать что я режиссер в ответ на “а ты девочка помолчи”.
Зачем что то говорить, если мои слова все равно сводятся, перекручиваются, размываются и перебираются.
Зачем говорить, если люди не хотят разбираться.
Зачем говорить, если мне приходится тратить много, весьма ограниченного ресурса, на аргументы, факты, образы, чтобы донести мысль, а мне на том конце одним словом “а, ну фемка ущемилась”.
Мне вот это зачем?
Когда я начинала канал я думала, что может быть мои слова поколеблют правозащитное инфополе. Что может просто никто не был достаточно смел, или достаточно отбит, или достаточно в ресурсе, чтобы ответить на нарушения в правозащите. Мне казалось, что просто мало информации, просто немного жертв готовых говорить, просто люди не понимают. И что вот я, сама активистка, педагог, режиссер социального театра, всякий там герой-борец и женщина года, скажу, слушайте а вот мой опыт и личный и профессиональный, так не надо, давайте про это поговорим то меня услышат.
А спустя год я вижу, что нет, можно говорить что угодно, как угодно громко, а системе все равно. Если ты на неудобном конце, то кем бы ты ни был, тебя сотрут. От людей отскакивает и они идут дальше.
Я билась с государством пять лет, и более менее понимала зачем. И выбора большого не было, и за детей билась и за правду и за ценности. А сейчас мне с “зачем” вот прям тяжело.
Мне больно, когда я слышу все те же нотки, только про другие дела. Когда говорят что того-то “отбили”, когда у человека там на самом деле срок. Когда говорят про помощь, там, где явно просматривается нарушение прав. Когда организации, которые людей мучали-мучали продолжают это делать.
Мне обидно что моя экспертиза пропадает. Что мой опыт просто задвинули, как бракованный, перепрошили историю моего дела, стерли часть фактов моей биографии. Дескать вот и не было ничего. Я столько могла бы рассказать про регион, про зк, про правозащиту, про женщин и квиров, про креативные и юридические стратегии борьбы, про травму. Но кажется что профессиональному комьюнити этого не надо.
Мое дело началось со слов “не пишите” сказанных подполковником полиции. Мой канал начался со слов “не говорите” от бывших коллег по активизму. Да вы правы. Да все так. Но не пишите. Просто не надо.
….
На то “девочка помолчи” от администрации, мы вышли из кабинета, посмеялись, обсудили эйджизм, и поговорили о том, что из комсомольска надо уезжать. Сейчас я думаю, как тогда было легко. Видеть бетонную стену со стороны чиновников, или полиции, или хейтеров всегда было проще. Есть они, а есть мы.
А спустя пять лет я понимаю, что продолжаю биться во всю ту же стену. И, зачем? Наверное затем что это важно. Затем, что за себя и за тех, кто не может высказаться сам. Затем, что эта стена на крови. Затем, что эта стена искажает реальность. Затем, что это стены там просто не должно быть. Затем что эту стену построили там, где мне важно, и не спросили меня. Затем, что эта стена делит людей на сорта. Затем, что обществу нужны веревки, не заборы…. Затем, что я вижу, что иногда мои слова все же на что-то влияют, иногда слышу отклики от людей...
Но как же бывает тяжело найти ответ на очередное “зачем”.
Солидарность и помощь
Мне помогают. Сегодня незнакомый мне неравнодушный человек сделал для меня маленькое чудо. А до этого еще один. И еще. …
И в очередной раз испытывая целый спектр эмоций я задумалась о явном противоречии в сфере помощи и поддержки, противоречии в том, что я все время пишу про то, как нет солидарности и все время мне все время кто-то помогает. А потом я поняла, что как раз противоречия нет.
С начала дела я видела акты добра. От знакомых и незнакомых, от своих и от чужих. От маленьких, когда меня узнают в ремонте принтеров и предлагают помочь починить картриджи, до больших, когда человек спонсирует несколько приездов адвоката на суд, сохраняя свою анонимность. Мне помогали юристы и эксперты, художники и феминистки. Мне продолжают помогать уже после дела, откликаясь на мои истории, переживая о том, как я там.
И тем не менее я продолжаю говорить об отсутствии солидарности. И системы.
На сайте комсомольского сизо висела надпись “в связи с тем, что заключенные не обеспечены качественным питанием во время заключения, просьба взять ответственность за обеспечение питания родственников осужденных”. Помню меня тогда так покоробило от того, что они прямым текстом говорят “да, конечно, мы не выполняем свои функции и зк голодают, а вы, мать-жена зк будьте добры теперь грейте всю камеру по нами же закрученным ценам”. И именно этот образ мне приходит, когда я думаю, о солидарности и поддержке.
Акт добра от одного человека бесценен. И именно дело показало мне как много в мире добра, наравне с тем, что в мире много ужаса. И именно бесконечные бесчеловечные заходы заставляют ценить добро еще больше.
Но.
Один человек не может остановить зло. И два не могут. И три не могут. И даже 10-15 не могут.
Помощь от одного неравнодушного - бесценна. Компетенции одного человека, ресурсы или связи одного человека, время одного человека… Это все может встать между жизнью и смертью. Так шла вся моя защита. Один человек совершил одно чудо, второй второе, третий третье. Но это не солидарность. Это чудеса, это добро. Но в сути, это тот же героизм, что требуют от зк. Это один неравнодушный против серой массы инерции. Наравне с фразой “ты же герой” я очень много раз слышала “ну, вам обязательно помогут”, и много раз оставалась с заданным вопросом “кто? как? чем?”.
Даже когда таких неравнодушных не один а два, три, десять, это не солидарность. Солидарностью, в моем понимании, была бы системная гражданская позиция. Структура, поддерживающая самою себя. Структура завязанная не на актах личного героизма, а на общем понимании что своих не бросают. Будь то солидарность цеховая, локальная или солидарность общегражданская.
Один человек может выйти из строя, и знаете. я и этого много видела. Люди уезжали, заболевали, меняли жизнь, сами попадали под преследование. И это нормально. Ни один человек не обязан был быть со мной от начала и до конца. И каждый помог на своем этапе и чем мог. Я видела как люди отдают существенные суммы денег, или времени или ресурсов, когда легко могли бы сказать “я выгорел, мне нужнее”. Даже один раз чуда добра - центися.
Я несколько раз видела, как к людям добрым и хорошим и помогающим приходило фсб и говорило “прекратите помогать”. И люди прекращали. И как бы больно мне ни было, я всегда понимала что они должны прекратить, и я бы первая настояла на том, что помощь мне не стоит того. Но с уходом каждого человека я понимала что барьер между мной и верной смертью все тоньше. И враги это понимали, поэтому и ходили с угрозами.
И я очень много раз слышала от хороших людей уже сделавших очень много “простите что не можем больше”. И каждый раз возвращалась к мысли что на одном человеке не должна лежать эта ответственность.
И я слишком много раз слышала, как люди кричащие о солидарности, просто присваивали сделанное неравнодушным человеком, говоря “это все мы помогли”. Все феминистки помогли. Нет, не все. Вот те конкретные несколько персон и одни и не благодаря вам, а вопреки. А вы пришли пожать плоды их неравнодушия.
Мне помогают. Сегодня незнакомый мне неравнодушный человек сделал для меня маленькое чудо. А до этого еще один. И еще. …
И в очередной раз испытывая целый спектр эмоций я задумалась о явном противоречии в сфере помощи и поддержки, противоречии в том, что я все время пишу про то, как нет солидарности и все время мне все время кто-то помогает. А потом я поняла, что как раз противоречия нет.
С начала дела я видела акты добра. От знакомых и незнакомых, от своих и от чужих. От маленьких, когда меня узнают в ремонте принтеров и предлагают помочь починить картриджи, до больших, когда человек спонсирует несколько приездов адвоката на суд, сохраняя свою анонимность. Мне помогали юристы и эксперты, художники и феминистки. Мне продолжают помогать уже после дела, откликаясь на мои истории, переживая о том, как я там.
И тем не менее я продолжаю говорить об отсутствии солидарности. И системы.
На сайте комсомольского сизо висела надпись “в связи с тем, что заключенные не обеспечены качественным питанием во время заключения, просьба взять ответственность за обеспечение питания родственников осужденных”. Помню меня тогда так покоробило от того, что они прямым текстом говорят “да, конечно, мы не выполняем свои функции и зк голодают, а вы, мать-жена зк будьте добры теперь грейте всю камеру по нами же закрученным ценам”. И именно этот образ мне приходит, когда я думаю, о солидарности и поддержке.
Акт добра от одного человека бесценен. И именно дело показало мне как много в мире добра, наравне с тем, что в мире много ужаса. И именно бесконечные бесчеловечные заходы заставляют ценить добро еще больше.
Но.
Один человек не может остановить зло. И два не могут. И три не могут. И даже 10-15 не могут.
Помощь от одного неравнодушного - бесценна. Компетенции одного человека, ресурсы или связи одного человека, время одного человека… Это все может встать между жизнью и смертью. Так шла вся моя защита. Один человек совершил одно чудо, второй второе, третий третье. Но это не солидарность. Это чудеса, это добро. Но в сути, это тот же героизм, что требуют от зк. Это один неравнодушный против серой массы инерции. Наравне с фразой “ты же герой” я очень много раз слышала “ну, вам обязательно помогут”, и много раз оставалась с заданным вопросом “кто? как? чем?”.
Даже когда таких неравнодушных не один а два, три, десять, это не солидарность. Солидарностью, в моем понимании, была бы системная гражданская позиция. Структура, поддерживающая самою себя. Структура завязанная не на актах личного героизма, а на общем понимании что своих не бросают. Будь то солидарность цеховая, локальная или солидарность общегражданская.
Один человек может выйти из строя, и знаете. я и этого много видела. Люди уезжали, заболевали, меняли жизнь, сами попадали под преследование. И это нормально. Ни один человек не обязан был быть со мной от начала и до конца. И каждый помог на своем этапе и чем мог. Я видела как люди отдают существенные суммы денег, или времени или ресурсов, когда легко могли бы сказать “я выгорел, мне нужнее”. Даже один раз чуда добра - центися.
Я несколько раз видела, как к людям добрым и хорошим и помогающим приходило фсб и говорило “прекратите помогать”. И люди прекращали. И как бы больно мне ни было, я всегда понимала что они должны прекратить, и я бы первая настояла на том, что помощь мне не стоит того. Но с уходом каждого человека я понимала что барьер между мной и верной смертью все тоньше. И враги это понимали, поэтому и ходили с угрозами.
И я очень много раз слышала от хороших людей уже сделавших очень много “простите что не можем больше”. И каждый раз возвращалась к мысли что на одном человеке не должна лежать эта ответственность.
И я слишком много раз слышала, как люди кричащие о солидарности, просто присваивали сделанное неравнодушным человеком, говоря “это все мы помогли”. Все феминистки помогли. Нет, не все. Вот те конкретные несколько персон и одни и не благодаря вам, а вопреки. А вы пришли пожать плоды их неравнодушия.
Мне не нравится, что по факту помогают единицы, а пользуются этим те, кто не сделал ничего.
Акты добра - это настоящее чудо. Но как любое чудо, оно слабо воспроизводимо. В моем деле было много чудес, но не было системы. Были герои но не было структуры. И я видела, над какой пропастью мы все проскочили. Я видела сколько было развилок, когда все бы закончилось верной смертью. Помните историю про то, как мальчик заткнут пальцеем плотину и спас город от наводнения. Вот как-то так мне иногда видятся акты помощи. Люди заткнули плотину пальцем, да. Но неужели кто то правда скажет что так победим….
Это не солидарность. Это май персонал джизас. Ждать, что к человеку в беде придет два-три-четыре-десять неравнодушных героев и будут греть его всем, чем необходимо, так же наивно как ждать, что герой-одиночка переломит ядерную автократию об колено. Снова и снова хорошие люди платят что-то вроде налога на свою хорошесть, тратят силы и время и нередко несут риски просто потому, что не могут инаге. А окружающие ждут от них этого, геройского, система бесправия пользуется тем, что кто-то приходит затыкать щели пальцем.
Общество должно обращать внимание на самых слабых, и не должно бросать своих. Это выгодно обществу, только это и выгодно. Настоящая солидарность должна отстраиваться горизонтально, устойчиво, институционально, прозрачно. И на самом деле нам до нее недалеко. Те же индивидуальные акты добра - это же поти оно. Потому что один человек может привести своих знакомых, а те своих, а те своих. Где-то там пролегает невидимая граница между индивидуальным актом и актом общественным. За меня так почти 300 тыщ человек петицию подписали. Но и это количество - это не про систему.
Я знаю что есть очень много добрых и неравнодушных людей. И знаю я так же что вопрос “а что мы можем” не звучал бы так часто, если бы была существующая система поддержки и солидарности. Не стихийные акты, ни надежда на то, что какой-то герой придет и поможет. Даже когда есть много неравнодушных, им все равно нужна адекватная система, в которую они могут встроить свое посильное действие.
Мое дело было очень громким, оно открыло мне двери, приносило ресурсы и вело зеленым коридором. Благодаря цепочке из добра, людей и чудес мы смогли победить там, где можно было только умереть. Но именно по этому я и могу говорить, что нет там системы. Это ниточка над пропастью, игра в кальмара, лотерея.
Мне повезло, а кому-то кто рядом нет. А я не хочу так. Я хочу, чтобы был ответ на вопрос “а что мы можем”. Не говорю, что солидарности нет от слова совсем. Есть, бывает, то тут то там, есть элементы сообщества, есть элементы системности. Но мне, как художнику это все напоминает эскиз карандашиком. А как человек побывавшей на той стороне политики и активизма я вижу, как выживший, как фигурант громкого, медийного дела что до настоящей солидарности нам еще далеко.
И важно научиться разделять акты единичного добра, чуда, везения, от системы. Если повезло мне и еще кому-то это не значит, что в мире нет зла. Это значит, что нам повезло, не больше и не меньше.
Я благодарна тем, на чьей помощи жива по сей день. Я горжусь тем, что рядом со мной столько восхитительных персон. Я счастлива, что видела много добра. Но вместе с тем, мне кажется нечестно большой нагрузкой требовать от хороших людей снова и снова проявлять свою хорошесть просто потому, что они не могут пройти мимо.
Нам нужна система. Нам нужна солидарность. Нам нужна устойчивость.
Акты добра - это настоящее чудо. Но как любое чудо, оно слабо воспроизводимо. В моем деле было много чудес, но не было системы. Были герои но не было структуры. И я видела, над какой пропастью мы все проскочили. Я видела сколько было развилок, когда все бы закончилось верной смертью. Помните историю про то, как мальчик заткнут пальцеем плотину и спас город от наводнения. Вот как-то так мне иногда видятся акты помощи. Люди заткнули плотину пальцем, да. Но неужели кто то правда скажет что так победим….
Это не солидарность. Это май персонал джизас. Ждать, что к человеку в беде придет два-три-четыре-десять неравнодушных героев и будут греть его всем, чем необходимо, так же наивно как ждать, что герой-одиночка переломит ядерную автократию об колено. Снова и снова хорошие люди платят что-то вроде налога на свою хорошесть, тратят силы и время и нередко несут риски просто потому, что не могут инаге. А окружающие ждут от них этого, геройского, система бесправия пользуется тем, что кто-то приходит затыкать щели пальцем.
Общество должно обращать внимание на самых слабых, и не должно бросать своих. Это выгодно обществу, только это и выгодно. Настоящая солидарность должна отстраиваться горизонтально, устойчиво, институционально, прозрачно. И на самом деле нам до нее недалеко. Те же индивидуальные акты добра - это же поти оно. Потому что один человек может привести своих знакомых, а те своих, а те своих. Где-то там пролегает невидимая граница между индивидуальным актом и актом общественным. За меня так почти 300 тыщ человек петицию подписали. Но и это количество - это не про систему.
Я знаю что есть очень много добрых и неравнодушных людей. И знаю я так же что вопрос “а что мы можем” не звучал бы так часто, если бы была существующая система поддержки и солидарности. Не стихийные акты, ни надежда на то, что какой-то герой придет и поможет. Даже когда есть много неравнодушных, им все равно нужна адекватная система, в которую они могут встроить свое посильное действие.
Мое дело было очень громким, оно открыло мне двери, приносило ресурсы и вело зеленым коридором. Благодаря цепочке из добра, людей и чудес мы смогли победить там, где можно было только умереть. Но именно по этому я и могу говорить, что нет там системы. Это ниточка над пропастью, игра в кальмара, лотерея.
Мне повезло, а кому-то кто рядом нет. А я не хочу так. Я хочу, чтобы был ответ на вопрос “а что мы можем”. Не говорю, что солидарности нет от слова совсем. Есть, бывает, то тут то там, есть элементы сообщества, есть элементы системности. Но мне, как художнику это все напоминает эскиз карандашиком. А как человек побывавшей на той стороне политики и активизма я вижу, как выживший, как фигурант громкого, медийного дела что до настоящей солидарности нам еще далеко.
И важно научиться разделять акты единичного добра, чуда, везения, от системы. Если повезло мне и еще кому-то это не значит, что в мире нет зла. Это значит, что нам повезло, не больше и не меньше.
Я благодарна тем, на чьей помощи жива по сей день. Я горжусь тем, что рядом со мной столько восхитительных персон. Я счастлива, что видела много добра. Но вместе с тем, мне кажется нечестно большой нагрузкой требовать от хороших людей снова и снова проявлять свою хорошесть просто потому, что они не могут пройти мимо.
Нам нужна система. Нам нужна солидарность. Нам нужна устойчивость.
Копия_черновик_созвон
Я нашла потрясающий документ эпохи. Это 8 июля 2020 года, делу чуть больше полугода. На мне уголовка, я хожу на все следственные действия одна, на меня заводят вторую административку. Параллельно идет активная фаза войны со сталкером, на которого я одна пишу почти что по заявлению в день. Параллельно идут постоянные провокации, крутятся несколько проверок на новые уголовки. И где-то в москве сидят люди, которые берут на мое дело гранты, и ругают меня за то, что я не так защищаюсь, плохо фотаю дело и даю не те интервью. На нас физически нападают эшники, а глава организации вместо того, чтобы сказать “какой капец” отчитывает меня, как первоклашку, за то, что я общаюсь с адвокатом на стороне. И я пишу в “чат поддержки цветковой”, один из чатов, вот такое сообщение. Сейчас это страшно читать. То, что я оправдываюсь за поиски помощи, то, что я отчитываюсь за то, что люди со стороны помогают и это хорошо. Я там, сука, еще и извиняюсь перед ними за неудобство….
Когда меня будут обвинять в плохой коммуникации, и писать всякие там “да вы просто не озвучили”, “не сказали словами через рот”, я буду отправлять вот это. Вся моя коммуникация того времени выглядит плюс минус так. Не побоюсь этого слова, бережная, такая коммуникация. По пунктам, по фактам, уважительно, делово, человечески, с вилкой выборов и действий. Со мной бы так кто….
…
Всем доброго дня.
Я решила прописать ряд своих соображений_пожеланий перед созвоном. 1) чтобы не тратить время на созвоне 2) чтобы это было в письменном виде.
Многое из того, что я хочу сказать это новые убеждения, появившиеся за последние месяцы. В ноябре я была другой, и соображения у меня были другими. За эти почти 9 месяцев, я думаю все согласятся, дело и все, что вокруг него увеличилось, а уровень поддержки стал беспрецедентным. Так же мы четко поняли, что в деле фсб ,и прочие большие силы, и что в одиночку с этим не справится.
Итак:
1). Я убеждена, что план действий по ВСЕМ делам нужно обговаривать каждый раз заново. Есть новая администртивка - сразу начинаем писать_говорить кто ей занимается и что делаем. То есть к каждому делу подходить гибко, в противоположность концепции “все дела ведет (организация Х)” и точка.
Почему я считаю, что это важно?
Концепция “дела” и “ведет” расплывчата. (Организация Х) вступили в дело, когда на меня была 1 уголовка. Сейчас есть 4 дела, куча хейтеров, дело на маму…. Ресурсы могут меняться. Цели-задачи могут меняться. Сегодня заняты (Х) , завтра (юрист 1), послезавтра (юрист 2)...возможно будут приходить еще помощники-защитники. Сильные стороны и компетенции у всех разные. И гибкая позиция сделает нас устойчивее.
2). Я много раз говорила про это, и хочу повторить. Я не готова сотрудничать без прозрачности, и когда меня не слышат. Для меня это не просто важно, а жизненно важно. Это касается всех дел, моей позиции (иду ли я обжаловать приговоры, иду ли я в еспч, что я думаю, что я делаю) новых шагов, новых людей которых вводят в дело. Я на связи почти 24 на 7, и спросить “Юля что ты думаешь об этом” мне не кажется слишком сложным.
Если кому-то это покажется эгоцентричным, пойму. Но дела заводят против меня, и срок светит мне. Единственное, что у меня сохраняется это свобода мнения и мой голос. И даже на йоту терять это я не готова.
3). Предыдущий пункт затрагивает в том числе вопрос финансов_ресурсов. Я узнаю, что на мое дело взят уже четвертый грант, и спасибо за это. Но я не знаю, какие обязательства это налагает на меня. Или как это влияет на дело. А хотелось бы понимать. Потому что а вдруг, это те обязательства, которые я взять попросту не готова?
4). Меня категорически не устраивает когда вопросы о делах решаются в последний день, в том случае если о деле известно заранее. Я не могу переносить неизвестность. Я уже два раза за последнее время видела такое (с моей административкой и с маминой) когда о следственном действии было известно заранее, а помощь по нему поступила за день до. Я не прошу, чтобы кто-то срывался и бежал заниматься моим делом. Ни в коем случае! Но, опять же, прописать “я не могу это сделать сейчас.
Я нашла потрясающий документ эпохи. Это 8 июля 2020 года, делу чуть больше полугода. На мне уголовка, я хожу на все следственные действия одна, на меня заводят вторую административку. Параллельно идет активная фаза войны со сталкером, на которого я одна пишу почти что по заявлению в день. Параллельно идут постоянные провокации, крутятся несколько проверок на новые уголовки. И где-то в москве сидят люди, которые берут на мое дело гранты, и ругают меня за то, что я не так защищаюсь, плохо фотаю дело и даю не те интервью. На нас физически нападают эшники, а глава организации вместо того, чтобы сказать “какой капец” отчитывает меня, как первоклашку, за то, что я общаюсь с адвокатом на стороне. И я пишу в “чат поддержки цветковой”, один из чатов, вот такое сообщение. Сейчас это страшно читать. То, что я оправдываюсь за поиски помощи, то, что я отчитываюсь за то, что люди со стороны помогают и это хорошо. Я там, сука, еще и извиняюсь перед ними за неудобство….
Когда меня будут обвинять в плохой коммуникации, и писать всякие там “да вы просто не озвучили”, “не сказали словами через рот”, я буду отправлять вот это. Вся моя коммуникация того времени выглядит плюс минус так. Не побоюсь этого слова, бережная, такая коммуникация. По пунктам, по фактам, уважительно, делово, человечески, с вилкой выборов и действий. Со мной бы так кто….
…
Всем доброго дня.
Я решила прописать ряд своих соображений_пожеланий перед созвоном. 1) чтобы не тратить время на созвоне 2) чтобы это было в письменном виде.
Многое из того, что я хочу сказать это новые убеждения, появившиеся за последние месяцы. В ноябре я была другой, и соображения у меня были другими. За эти почти 9 месяцев, я думаю все согласятся, дело и все, что вокруг него увеличилось, а уровень поддержки стал беспрецедентным. Так же мы четко поняли, что в деле фсб ,и прочие большие силы, и что в одиночку с этим не справится.
Итак:
1). Я убеждена, что план действий по ВСЕМ делам нужно обговаривать каждый раз заново. Есть новая администртивка - сразу начинаем писать_говорить кто ей занимается и что делаем. То есть к каждому делу подходить гибко, в противоположность концепции “все дела ведет (организация Х)” и точка.
Почему я считаю, что это важно?
Концепция “дела” и “ведет” расплывчата. (Организация Х) вступили в дело, когда на меня была 1 уголовка. Сейчас есть 4 дела, куча хейтеров, дело на маму…. Ресурсы могут меняться. Цели-задачи могут меняться. Сегодня заняты (Х) , завтра (юрист 1), послезавтра (юрист 2)...возможно будут приходить еще помощники-защитники. Сильные стороны и компетенции у всех разные. И гибкая позиция сделает нас устойчивее.
2). Я много раз говорила про это, и хочу повторить. Я не готова сотрудничать без прозрачности, и когда меня не слышат. Для меня это не просто важно, а жизненно важно. Это касается всех дел, моей позиции (иду ли я обжаловать приговоры, иду ли я в еспч, что я думаю, что я делаю) новых шагов, новых людей которых вводят в дело. Я на связи почти 24 на 7, и спросить “Юля что ты думаешь об этом” мне не кажется слишком сложным.
Если кому-то это покажется эгоцентричным, пойму. Но дела заводят против меня, и срок светит мне. Единственное, что у меня сохраняется это свобода мнения и мой голос. И даже на йоту терять это я не готова.
3). Предыдущий пункт затрагивает в том числе вопрос финансов_ресурсов. Я узнаю, что на мое дело взят уже четвертый грант, и спасибо за это. Но я не знаю, какие обязательства это налагает на меня. Или как это влияет на дело. А хотелось бы понимать. Потому что а вдруг, это те обязательства, которые я взять попросту не готова?
4). Меня категорически не устраивает когда вопросы о делах решаются в последний день, в том случае если о деле известно заранее. Я не могу переносить неизвестность. Я уже два раза за последнее время видела такое (с моей административкой и с маминой) когда о следственном действии было известно заранее, а помощь по нему поступила за день до. Я не прошу, чтобы кто-то срывался и бежал заниматься моим делом. Ни в коем случае! Но, опять же, прописать “я не могу это сделать сейчас.
смогу успеть только в притык к следственному действию” это не сложно. Я не могу переносить неизвестность. А вот быстро реагировать могу)
5). Я не хочу слышать про то, что меня посадят_закроют_обвинят_навесят новых дел. Я большая девочка и все понимаю. И в чем-то я понимаю больше, чем все здесь, потому что я прямой участник событий. Есть реальность? да, и мы все ее понимаем. Нужно ли ее мусолить, и нагнетать краски? нет.
6). Я прошу терпения в отношении ВСЕХ, кто пытается помочь в деле. У меня есть враг. А есть те, кто на нашей стороне. Да, иногда они могут задавать глупые вопросы, быть навязчивыми, отвлекать. Но отказываться от помощи я считаю не правильно. Будь то представитель евро-комиссии, статусный эксперт или девы-феминистки, важны все, важен каждый голос. Я рада, что в моем деле сошлись разные люди. И что эти разные люди, разных взглядов, остаются в деле, несмотря на разногласия. Спасибо всем за терпение.
Если мы (я или мама) просим о помощи на стороне, это не значит, что мы пытаемся кого-то обидеть. Или не верим в чью-то компетенцию. Это наш подход ко всем делам. Что нужно услышать много мнений, и потом делать свои выводы. Опять же, я убеждена, что отказываться от помощи попросту глупо, особенно когда люди сами приходят и предлагают свою помощь, ничего не прося взамен.
Если что, готова брать коммуникацию на себя.
...
На данном этапе треш начинает усиливаться. Новые дела, ночные стуки в дверь, провокации, хейтеры...много всего. И возможно будет хуже. И мне важен крепкий тыл, чтобы в критический момент не приходилось биться на 2 фронта.
Я за то, чтобы если есть какие-то вопросы_претензии ко мне, они так же озвучивались.
….
Конец.
Меня тогда не услышали, как не услышат еще много раз потом, уже другие люди. Когда я из точки сегодня удивляюсь “а почему мне так сложно кому-то что то объяснять”, буду вспоминать этот текст, как пример того как долго и тщательно я пыталась.
Мне самой с трудом вериться что находясь под тем стрессом который был тогда, я выписывала такие филигранные “да, я конечно тварь дрожащая, вы правы, но и немножко прав все же имею”.
Сейчас читаю, и волосы дыбом от того, сколько инсайтов о российской правозащите в этом маленьком тексте, от запретов дышать, до теневых действий и посредственной помощи в ночь перед судом. И вот эти бесконечные эмоциональные манипуляции, впечатывание стыда и вины в мозги.
Боже я силовиков так не боялась как некоторых защитников в кавычках.
Вобщем делюсь с вами. Перетрясу архив может еще что примечательное найду.
5). Я не хочу слышать про то, что меня посадят_закроют_обвинят_навесят новых дел. Я большая девочка и все понимаю. И в чем-то я понимаю больше, чем все здесь, потому что я прямой участник событий. Есть реальность? да, и мы все ее понимаем. Нужно ли ее мусолить, и нагнетать краски? нет.
6). Я прошу терпения в отношении ВСЕХ, кто пытается помочь в деле. У меня есть враг. А есть те, кто на нашей стороне. Да, иногда они могут задавать глупые вопросы, быть навязчивыми, отвлекать. Но отказываться от помощи я считаю не правильно. Будь то представитель евро-комиссии, статусный эксперт или девы-феминистки, важны все, важен каждый голос. Я рада, что в моем деле сошлись разные люди. И что эти разные люди, разных взглядов, остаются в деле, несмотря на разногласия. Спасибо всем за терпение.
Если мы (я или мама) просим о помощи на стороне, это не значит, что мы пытаемся кого-то обидеть. Или не верим в чью-то компетенцию. Это наш подход ко всем делам. Что нужно услышать много мнений, и потом делать свои выводы. Опять же, я убеждена, что отказываться от помощи попросту глупо, особенно когда люди сами приходят и предлагают свою помощь, ничего не прося взамен.
Если что, готова брать коммуникацию на себя.
...
На данном этапе треш начинает усиливаться. Новые дела, ночные стуки в дверь, провокации, хейтеры...много всего. И возможно будет хуже. И мне важен крепкий тыл, чтобы в критический момент не приходилось биться на 2 фронта.
Я за то, чтобы если есть какие-то вопросы_претензии ко мне, они так же озвучивались.
….
Конец.
Меня тогда не услышали, как не услышат еще много раз потом, уже другие люди. Когда я из точки сегодня удивляюсь “а почему мне так сложно кому-то что то объяснять”, буду вспоминать этот текст, как пример того как долго и тщательно я пыталась.
Мне самой с трудом вериться что находясь под тем стрессом который был тогда, я выписывала такие филигранные “да, я конечно тварь дрожащая, вы правы, но и немножко прав все же имею”.
Сейчас читаю, и волосы дыбом от того, сколько инсайтов о российской правозащите в этом маленьком тексте, от запретов дышать, до теневых действий и посредственной помощи в ночь перед судом. И вот эти бесконечные эмоциональные манипуляции, впечатывание стыда и вины в мозги.
Боже я силовиков так не боялась как некоторых защитников в кавычках.
Вобщем делюсь с вами. Перетрясу архив может еще что примечательное найду.
Медийность, как анастезия.
Я с удивлением стала обращать внимание на то, что у некоторые деятели оппозиции, похоже что словили самую всамделешную звездную болезнь. С еще большим удивлением я заметила схожее у ряда политзэков (если опираться на их публичные высказывания). И вновь задумалась о роли публичности.
К моменту начала дела у меня за спиной была многолетняя работа на тв, модные показы, публикации в глянце, газетах, журналах, куча профессиональных инервью и в целом достаточно уверенная позиция. Я общалась с селебрили, с уважаемыми мастерами, и в стране и за границей. Я видела закулисье театра, кино и телевидения. Я учила людей в два-три раза старше себя. Я была вундеркиндом в маленьком городе то, что такое чрезмерное внимание я видела с лихвой.
Когда началось преследывание, я видела в бесконечной череде публикаций в сми инструмент. Информационный, политический. Еще одно оружее в битве с врагом.
Мне было странновато с заходами некотрых журналистов, когда мне говорили, что они святые и меня спасают, что без них я никто, и только они стоят между мной и посадкоой. Ну ок, думала я, я как-то убирала листья со двора и понаставила себе синяков граблями. Так же и со сми, инструмент может нести неудобство. Я постила в канал упоминания себя в сми, понимая, что это повышает мой статус в глаза поддерживающих и в глазах нападавших. Из моих “достижений” за время дела, всех этих наград, титулов, списков, я реально считаю таковыми всего несколько, причем именно они чаще всего проходили тише всего. А хайповой статуэткой “женщина года” я подпирала дверь….
А уже после конца своего дела, наблюдая за рядом политических процессов (в сысле как уголовных так и каких-то событий) я задумалась, что возможно моя, еще детская прививка, от медных труб помогла мне не попасть в очень сомнительный коллективный договор.
Договор состоящий в том, что человеку предлагают обменять жизнь на 15 минут славы. Вот это, о чем я пишу, что вас будут сажать, и мы будем усугублять вашу жизнь, но вы перед смертью увидите свое лицо в газете.
Когда-то одна персона отправила мне по почте подарок. Причем долго не могла сорганизоваться, выносила мозг мне и маме. А когда посылка дошла, в ней лежала одна помятая афиша с моим лицом. И я тогда абсолютно офигела от того о чем надо думать, чтобы всерьез отправить человеку мятый кусок бумаги и потом ждать искренней благодарности. А недавно, когда задумалась про 15 минут славы поняла, что может быть это было про то. Что в картине мира той персоны я должна была быть счастлива одним тем, что мое плохо нарисованное искаженное лицо поместили на мятую бумагу….
Чем больше про это думаю, тем больше понимаю, что мне сложно отойти от собственного контекста, что я могу его попросту недооценивать. А что люди, не избалованные публичностью и влиянием могут действительно попадаться на крючок 15и минут. Это не в коем случае не потому, что они какие-то недалекие. Всем людям хочется голоса, значимости, видимости и признания. Это абсолютно естественно. А когда человек еще и в беде, и все его мысли и взгляды обострены, очень легко попасть в ловушку. Человек может искренне решить, что его поддерживают, в то время как ему предлагают принять участие в реалити шоу по игре в кальмара.
Я как раньше не смотрела на политзэков или активистов через призму медных труб. Может быть по наивности своей думала, что все отделяют дела от хайпа. А это интересный угол обзора, так многое видится в ином свете. Практика показывает, что огонь и воду пройти легче, чем свалившуюся из ниоткуда славу.
Или вот политики. Мне казалось, что они не могут не видеть, что они просто ходят друг другу в гости на всякие стримы в ютьюбе. А вдруг они, сконструировав свой собственный альтернативный телек словили “мама я в телевизоре”. А инагенты? Мне казалось что “лучшие люди страны” это самоирония, а если так подумать, может они говорят именно то, что думают? А активистки со всякими европейскими премиями? Они скромно тупят глаз реально понимая свой мизерный вклад, или в приступе инстаграмного кокетства? Что если акции правда делаются для публикации в новостях? И далее
Я с удивлением стала обращать внимание на то, что у некоторые деятели оппозиции, похоже что словили самую всамделешную звездную болезнь. С еще большим удивлением я заметила схожее у ряда политзэков (если опираться на их публичные высказывания). И вновь задумалась о роли публичности.
К моменту начала дела у меня за спиной была многолетняя работа на тв, модные показы, публикации в глянце, газетах, журналах, куча профессиональных инервью и в целом достаточно уверенная позиция. Я общалась с селебрили, с уважаемыми мастерами, и в стране и за границей. Я видела закулисье театра, кино и телевидения. Я учила людей в два-три раза старше себя. Я была вундеркиндом в маленьком городе то, что такое чрезмерное внимание я видела с лихвой.
Когда началось преследывание, я видела в бесконечной череде публикаций в сми инструмент. Информационный, политический. Еще одно оружее в битве с врагом.
Мне было странновато с заходами некотрых журналистов, когда мне говорили, что они святые и меня спасают, что без них я никто, и только они стоят между мной и посадкоой. Ну ок, думала я, я как-то убирала листья со двора и понаставила себе синяков граблями. Так же и со сми, инструмент может нести неудобство. Я постила в канал упоминания себя в сми, понимая, что это повышает мой статус в глаза поддерживающих и в глазах нападавших. Из моих “достижений” за время дела, всех этих наград, титулов, списков, я реально считаю таковыми всего несколько, причем именно они чаще всего проходили тише всего. А хайповой статуэткой “женщина года” я подпирала дверь….
А уже после конца своего дела, наблюдая за рядом политических процессов (в сысле как уголовных так и каких-то событий) я задумалась, что возможно моя, еще детская прививка, от медных труб помогла мне не попасть в очень сомнительный коллективный договор.
Договор состоящий в том, что человеку предлагают обменять жизнь на 15 минут славы. Вот это, о чем я пишу, что вас будут сажать, и мы будем усугублять вашу жизнь, но вы перед смертью увидите свое лицо в газете.
Когда-то одна персона отправила мне по почте подарок. Причем долго не могла сорганизоваться, выносила мозг мне и маме. А когда посылка дошла, в ней лежала одна помятая афиша с моим лицом. И я тогда абсолютно офигела от того о чем надо думать, чтобы всерьез отправить человеку мятый кусок бумаги и потом ждать искренней благодарности. А недавно, когда задумалась про 15 минут славы поняла, что может быть это было про то. Что в картине мира той персоны я должна была быть счастлива одним тем, что мое плохо нарисованное искаженное лицо поместили на мятую бумагу….
Чем больше про это думаю, тем больше понимаю, что мне сложно отойти от собственного контекста, что я могу его попросту недооценивать. А что люди, не избалованные публичностью и влиянием могут действительно попадаться на крючок 15и минут. Это не в коем случае не потому, что они какие-то недалекие. Всем людям хочется голоса, значимости, видимости и признания. Это абсолютно естественно. А когда человек еще и в беде, и все его мысли и взгляды обострены, очень легко попасть в ловушку. Человек может искренне решить, что его поддерживают, в то время как ему предлагают принять участие в реалити шоу по игре в кальмара.
Я как раньше не смотрела на политзэков или активистов через призму медных труб. Может быть по наивности своей думала, что все отделяют дела от хайпа. А это интересный угол обзора, так многое видится в ином свете. Практика показывает, что огонь и воду пройти легче, чем свалившуюся из ниоткуда славу.
Или вот политики. Мне казалось, что они не могут не видеть, что они просто ходят друг другу в гости на всякие стримы в ютьюбе. А вдруг они, сконструировав свой собственный альтернативный телек словили “мама я в телевизоре”. А инагенты? Мне казалось что “лучшие люди страны” это самоирония, а если так подумать, может они говорят именно то, что думают? А активистки со всякими европейскими премиями? Они скромно тупят глаз реально понимая свой мизерный вклад, или в приступе инстаграмного кокетства? Что если акции правда делаются для публикации в новостях? И далее
и далее.
Что-то глубоко гнилое есть в том, как какие-то, нередко сомнительные, люди, с барского плеча и нехотя, делятся крупицами внимания и эфирного времени и ждут за это безропотного послушания а иногда самой жизни взамен. Мне не раз предъявляли, что я не могу жаловаться ни на что, после того, как у меня взяли столько интервью. А я говорю, что интервью - это просто работа, которую наши журналисты нередко делают спустя рукава, и уж если кому и повезло, то тем, кто получил повышение просмотров за счет моего громкого дела. Системно я тут вижу проблему в нарративах известности-популярности, в монополии сми на мысли и в отсутствии у людей полноты жизни. Будь у каждого свой кусочек свободы с самовыражения, на удочку 15и минут возможно попадаться было бы сложнее. Децентрализация и девертикализация, как же они нужны…
Я не уверена, что газетные заголовки - это честный обмен на честь и совбоду. Честным обменом, насколько он может быть, была бы системная и достаточная поддержка. Пп этому мне кажется важным переосмыслить концепцию публичности, и тюрьмы как новой фабрики звезд.
Как надо? Навскидку, более горизонтальный вход в публичное поле, развинчивание ряда культов личностей, десакрализация либеральных сми, и честный разговор. И помощь основанная на системах а не на медийных-соцсеточных стратегиях. Чтобы у человека не сносило крышу от внезапной славы, кто-то обязательно должен стоять рядом и говорить “ты всего лишь человек”.
Что-то глубоко гнилое есть в том, как какие-то, нередко сомнительные, люди, с барского плеча и нехотя, делятся крупицами внимания и эфирного времени и ждут за это безропотного послушания а иногда самой жизни взамен. Мне не раз предъявляли, что я не могу жаловаться ни на что, после того, как у меня взяли столько интервью. А я говорю, что интервью - это просто работа, которую наши журналисты нередко делают спустя рукава, и уж если кому и повезло, то тем, кто получил повышение просмотров за счет моего громкого дела. Системно я тут вижу проблему в нарративах известности-популярности, в монополии сми на мысли и в отсутствии у людей полноты жизни. Будь у каждого свой кусочек свободы с самовыражения, на удочку 15и минут возможно попадаться было бы сложнее. Децентрализация и девертикализация, как же они нужны…
Я не уверена, что газетные заголовки - это честный обмен на честь и совбоду. Честным обменом, насколько он может быть, была бы системная и достаточная поддержка. Пп этому мне кажется важным переосмыслить концепцию публичности, и тюрьмы как новой фабрики звезд.
Как надо? Навскидку, более горизонтальный вход в публичное поле, развинчивание ряда культов личностей, десакрализация либеральных сми, и честный разговор. И помощь основанная на системах а не на медийных-соцсеточных стратегиях. Чтобы у человека не сносило крышу от внезапной славы, кто-то обязательно должен стоять рядом и говорить “ты всего лишь человек”.
4 года назад я подняла вопрос о роли женщин политзеков, после того, как на 23 февраля все писали и говорили про мальчиков. Мне стало интересно, а мы тогда кто? Защитницы отечества? Кто-то другой?
Думаю, что и без меня оно бы начало звучать, просто я была редким зк с активистским бэкграундом, публичностью и неотрезанным голосом.
Тогда 8 марта прошли чуть ли не первые публичные мероприятия о женщинах политзеках. Еще доковидные, публичные.Первые открытки с лицами из за решеток. Тогда же начались робкие дискуссии о том, кого из женщин считать политическими, если у нас женщин в принципе несправедливо стдят за самооборону и преступления мужчин.
Женщин политзеков тогда публично называли 5.
(оставим тот факт, что их было больше, просто говорили только про громкие дела).
Сегодня видела цифру 91 заключенная. Женщины по самым разным статьям, на разных стадиях заключения. Посмотрела, даже если (как иногда делают) отделить в отдельные списки тех, кого преследуют за войну и религию, останется человек 50...
От 5 к 50и.
За 4 года.
Не хотела ничего писать специально под дату, но эти цифры как ножем по сердцу.
Как же хочется дожить до того времени, когда восьмомарт снова будет про права трудящихся, зарплаты, неженские професии и солидарность. А не про списки зк.
Свободы, свободы, свободы. Свободы им, нам, вам.
Для начала свободы. А там посмотрим...
Думаю, что и без меня оно бы начало звучать, просто я была редким зк с активистским бэкграундом, публичностью и неотрезанным голосом.
Тогда 8 марта прошли чуть ли не первые публичные мероприятия о женщинах политзеках. Еще доковидные, публичные.Первые открытки с лицами из за решеток. Тогда же начались робкие дискуссии о том, кого из женщин считать политическими, если у нас женщин в принципе несправедливо стдят за самооборону и преступления мужчин.
Женщин политзеков тогда публично называли 5.
(оставим тот факт, что их было больше, просто говорили только про громкие дела).
Сегодня видела цифру 91 заключенная. Женщины по самым разным статьям, на разных стадиях заключения. Посмотрела, даже если (как иногда делают) отделить в отдельные списки тех, кого преследуют за войну и религию, останется человек 50...
От 5 к 50и.
За 4 года.
Не хотела ничего писать специально под дату, но эти цифры как ножем по сердцу.
Как же хочется дожить до того времени, когда восьмомарт снова будет про права трудящихся, зарплаты, неженские професии и солидарность. А не про списки зк.
Свободы, свободы, свободы. Свободы им, нам, вам.
Для начала свободы. А там посмотрим...
Без меня меня судили.
Полгода назад меня заочно арестовали. Незаконно, необоснованно, и почти смешно. Дело, завернутое на новый круг после двух оправданий и всех возможных экспертиз и доказательств. Но возмущаться на незаконность или нелогичность российской карательной системы, кажется, что почти моветон.
Что мне интересно. За полгода меня не объявили в международный розыск (в федеральный да), хотя мне казалось, что это произойдет чуть ли не автоматом. У них есть все данные о том, где я, и розыском легко осложнить человеку жизнь. Как я поняла, после многих попыток получить консультацию, сейчас процедура объявления в международный розыск для россии усложнилась.Напрягает, что обычно все пишут, что “не переживайте, не могут разыскивать по статье, которой нет в законодательстве другой страны” подразумевая всякие фейки, дискредитации итд. А мне с моей порнографической статьей по прежнему страшновато, если честно. Я знаю, что из литвы меня не должны экстрадировать, а вот поездки, пересадки и ряд близких к россии стран стоит под большим вопросом. Неясность моего статуса мешает мне строить долгосрочные планы и меня это раздражает.
Я не особо не в курсе, что с судом в комсомольске, по моему в мое формальное отсутствие он встал на паузу. По моим наблюдениям заочные суды идут до года-полутора. Но тут понятно, что это индивидуально-регионально и вообще. На днях мне подкинули мысль, что суд может ничем не закончится. Что суду выгодна ситуация неприятия никакого решения, что судить человека при его отсутствии требует особых оснований, и что они там могут бесконечно откладываться, перекидывая ответственности и перекладывая бумажки. Не могу сказать, что мне тут не видится определенный резон. Решения у нас никто не любит.
Например. Я не могла понять, почему верховный суд странно ответил на жалобу по моему делу. Даже не прочитав документы, просто скинул дело обратно в регион. А теперь прояснилось. Лебедев, бессменный глава верховного суда весь тот год болел, и без него решения в суде фактически парализовали. А я, в своем системном подходе, иногда забываю, что персоналии важны, иногда очень важны.
Мое преследование отметило пятилетнюю отметку, делу 4.5 лет, и дело по сей день не получило завершения. Есть люди которые за это время успели сесть-отсидеть-выйти, или сесть отсидеть и получить новый срок. А мое дело все никак не пройдет стадию суда. И минимум несколько лет не пройдет, а там глядишь и новое набежит. Иметь финал важно. От этого зависит многое, как психологическое, так и стратегическое.
Инагентсоке дело ушло к приставам и штраф 30 000 теперь висит как долг. Мне интересно что бывает, если-когда человек не оплачивает штрафы. По идее должны пойти за имуществом, но у меня его нет. Потенциально выглядит, как еще один долгий суд.
Интересно, как для самой системы ощущаются такие вот долгие суды без потенциального итога. Мне кажется что не для каких систем нехорошо делать откровенно бессмысленные дела. Система наказаний у нас и так не особо осмысленную деятельность веда, а сейчас, кажется, что стало еще хуже.
Вновь задумалась про ЕСПЧ. Повторюсь, как по мне звучит мало рефлексии о том, как отрезание от еспч повлияло на людей. Мой суд закончился после даты, которую выставили как край подачи заявлений. А даже успей мы податься, выплат увидеть будет невозможно. И даже мне сложно уложить в голове, что вот эти пять вырванных из жизни лет преследования не закончатся ничем. Вообще ничем.
За 5 лет я видела разные формы преследования. Тихое и негласное, прокси и прямое, физическое и психологическое, юридическое и медицинское. От наружки и прослежки до взломов в квартиру, от угроз и вбросов в подментованные сми до провокаций на улицах и посылания шпионов, от судов одним днем до бесконечно растянутого процесса. Сейчас пытаюсь освоиться в преследовании которого вроде нет, но оно есть. Заочные суды, заочные штрафы и заочные аресты, это что-то странное, с чем пока не очень понятно как сосуществовать. Я всегда больше всего не любила в преследовании имитацию. Когда преследуют за одно, а говорят, что за другое.
Полгода назад меня заочно арестовали. Незаконно, необоснованно, и почти смешно. Дело, завернутое на новый круг после двух оправданий и всех возможных экспертиз и доказательств. Но возмущаться на незаконность или нелогичность российской карательной системы, кажется, что почти моветон.
Что мне интересно. За полгода меня не объявили в международный розыск (в федеральный да), хотя мне казалось, что это произойдет чуть ли не автоматом. У них есть все данные о том, где я, и розыском легко осложнить человеку жизнь. Как я поняла, после многих попыток получить консультацию, сейчас процедура объявления в международный розыск для россии усложнилась.Напрягает, что обычно все пишут, что “не переживайте, не могут разыскивать по статье, которой нет в законодательстве другой страны” подразумевая всякие фейки, дискредитации итд. А мне с моей порнографической статьей по прежнему страшновато, если честно. Я знаю, что из литвы меня не должны экстрадировать, а вот поездки, пересадки и ряд близких к россии стран стоит под большим вопросом. Неясность моего статуса мешает мне строить долгосрочные планы и меня это раздражает.
Я не особо не в курсе, что с судом в комсомольске, по моему в мое формальное отсутствие он встал на паузу. По моим наблюдениям заочные суды идут до года-полутора. Но тут понятно, что это индивидуально-регионально и вообще. На днях мне подкинули мысль, что суд может ничем не закончится. Что суду выгодна ситуация неприятия никакого решения, что судить человека при его отсутствии требует особых оснований, и что они там могут бесконечно откладываться, перекидывая ответственности и перекладывая бумажки. Не могу сказать, что мне тут не видится определенный резон. Решения у нас никто не любит.
Например. Я не могла понять, почему верховный суд странно ответил на жалобу по моему делу. Даже не прочитав документы, просто скинул дело обратно в регион. А теперь прояснилось. Лебедев, бессменный глава верховного суда весь тот год болел, и без него решения в суде фактически парализовали. А я, в своем системном подходе, иногда забываю, что персоналии важны, иногда очень важны.
Мое преследование отметило пятилетнюю отметку, делу 4.5 лет, и дело по сей день не получило завершения. Есть люди которые за это время успели сесть-отсидеть-выйти, или сесть отсидеть и получить новый срок. А мое дело все никак не пройдет стадию суда. И минимум несколько лет не пройдет, а там глядишь и новое набежит. Иметь финал важно. От этого зависит многое, как психологическое, так и стратегическое.
Инагентсоке дело ушло к приставам и штраф 30 000 теперь висит как долг. Мне интересно что бывает, если-когда человек не оплачивает штрафы. По идее должны пойти за имуществом, но у меня его нет. Потенциально выглядит, как еще один долгий суд.
Интересно, как для самой системы ощущаются такие вот долгие суды без потенциального итога. Мне кажется что не для каких систем нехорошо делать откровенно бессмысленные дела. Система наказаний у нас и так не особо осмысленную деятельность веда, а сейчас, кажется, что стало еще хуже.
Вновь задумалась про ЕСПЧ. Повторюсь, как по мне звучит мало рефлексии о том, как отрезание от еспч повлияло на людей. Мой суд закончился после даты, которую выставили как край подачи заявлений. А даже успей мы податься, выплат увидеть будет невозможно. И даже мне сложно уложить в голове, что вот эти пять вырванных из жизни лет преследования не закончатся ничем. Вообще ничем.
За 5 лет я видела разные формы преследования. Тихое и негласное, прокси и прямое, физическое и психологическое, юридическое и медицинское. От наружки и прослежки до взломов в квартиру, от угроз и вбросов в подментованные сми до провокаций на улицах и посылания шпионов, от судов одним днем до бесконечно растянутого процесса. Сейчас пытаюсь освоиться в преследовании которого вроде нет, но оно есть. Заочные суды, заочные штрафы и заочные аресты, это что-то странное, с чем пока не очень понятно как сосуществовать. Я всегда больше всего не любила в преследовании имитацию. Когда преследуют за одно, а говорят, что за другое.
Когда пытают, но под наблюдением правозащитников. Когда не нападают в прямую, а тянут и тянут бесконечно длинным ужасом. Сейчас эта имитация выходит на новый уровень, от чего как-то по новому тошно.
И да, это проблемы первого мира. Меня не посадили. Я выжила. Я уехала. Я могу жить.
Но немного обидно, нет, очень обидно и неприятно, не иметь нормального финала. Может быть это мое режиссерское болит. У нормальной истории должен быть финал. А тут какой-то арт хаус, с мутным началом, фантасмагорической серединой и оборванным затянутым финалом, от которого горькое послевкусие во рту. Кино с которого уходят на середине, а те, кто досидел возмущаются в соц.сетях “на что я потратил свое время!? верните деньги за билет!”.
Пока как-то так. Дальше посмотрим.
И да, это проблемы первого мира. Меня не посадили. Я выжила. Я уехала. Я могу жить.
Но немного обидно, нет, очень обидно и неприятно, не иметь нормального финала. Может быть это мое режиссерское болит. У нормальной истории должен быть финал. А тут какой-то арт хаус, с мутным началом, фантасмагорической серединой и оборванным затянутым финалом, от которого горькое послевкусие во рту. Кино с которого уходят на середине, а те, кто досидел возмущаются в соц.сетях “на что я потратил свое время!? верните деньги за билет!”.
Пока как-то так. Дальше посмотрим.
Ко мне тут пришли с просьбой дать комментарий по ситуации с доносами в россии.
Что примечательно. Ко мне сми уже больше года как не ходят. И тут приходят не с вопросами про политзеков, инагентов, квир или эмиграцию. А про доносы…
Я не знаю почему у нас либеральные журналисты так любят доносы. Вот ей богу... Я почти пять лет не могу им объяснить что мое дело не по доносу, а по желанию фсб. Все лезут и лезут с этой темой. Толи это желание раскрутить русофобский нарратив про народ-орк. Толи какой то гештальт незакрытый. Но как оголтелые с доносами.
Я не считаю, что система работает по доносам. И вот, конкретика.
Донос на меня был написан за полгода до моего ареста. Много доносов от разных людей. Так вот полиция их не рассматривала всерьез, писала отписки (я их видела в деле) и вместе со мной смеялась над нелепыми жалобами. По тем же “монологам”, по которым меня по сей день судят проводилась проверка, менты смеялись и говорили что нечего проверять и проверку свернули.
Доносы вписали в мое дело, как притащили туда же подставных свидетелей и фейковых экспертов, пытаясь создать иллюзию народного возмущения. И меня лично подставные свидетели напрягли куда больше доносчиков. И сюжеты на гос тв. Но само дело стояло на экспертизе. И вокруг нее же и крутиться по сей день. Все остальное-белый шум.
У меня было 3 дела о пропаганде. Во всех трех было заявление от неравнодушных граждан. В двух - был интерес фсб. И вот эти два, дошли до суда, закончились штрафами и ушли в уголовку. А третье - заглохло.
Не меня были доносы за публикацию дела и за разглашение личных данных, и по полгода каждое мусолить. Но дела не завели.
На меня в гомофобной кампании написали больше 200 доносов за, по моему неделю. Не 1 донос. Две сотни доносов. По логике либеральных журналистов меня должно было размазать под весом уголовок, потому что система в 200 раз активнее взялась бы за меня. Но нет. Дела вообще не случилось. Даже одного. А это я уже была под колпаком, под первой уголовкой, уже была инагентом. Но нет.
На меня за четыре года я не знаю сколько доносов писалось, и кто только не. А дела заводились только когда этого хотело второе управление. Я писала, уж простите, многократные доносы, и тоже ничего. На меня в ответ писали о ложных доносах. И, не поверите, тоже тихо. Даже когда система очень и очень хотела меня добить, на меня не разу не открыли дело чисто “по доносу”.
А еще, даже если представить, что у доноса есть сила чуть больше чем нулевая, меня изначально было за что судить. Была деятельность, была статья под нее. Я писала в своем втором канале, как полиция пыталась возбудить дело на феминитивы в 19 году и не смогла. Статьи такой не было (и нет). Чтобы донос и желание органов сошлись, еще у человека должна быть деятельность.
Да, конечно, бывает по всякому. Донос, потенциально, может привлечь внимание товарища майора к человеку, а дальше могут сойтись звезды, и человека потянут по статье. Но чаще всего там все равно должны сойтись несколько факторов. Не сойдутся - по доносу напишут отписку. Вот пример, далеко не ходя. Мой город. Мои фсбешники, скшники и полицейские, те, которые создавали мои дела. Женщина пишет жалобу на радужный торт. И что? И ничего. Интернет повозбухал, комсомольск появился в федеральных новостях третий раз за месяц (второй был про самолет у которого оторвалось колесо, третьей про какую-то большую драку) и все, конец. Торт стоит, торговая сеть стоит.
Можем мы представить, как при желании отжать бизнес к той сети бы пришли, и по мотивам доноса начали бы вешать проверку за проверкой. Да, можем. Но на поверхности лежит, что если бы не донос, то все равно бы пришли, сфальсифицировали бы донос, у них нет с этим проблем. Но должно быть желание.
Наша система не открыта для людей. Не для тех, кто жалуется на радужные торты, не для тех, кто жалуется что у соседей муж избивает жену. Работать не будут в обоих случаях, за очень редкими исключениями. Я слышала, как полиция обсуждает доносчиков. Без тепла, скажем прямо. Есть люди, которые пытаются присвоить себе статус почетных доносчиков? да.
Что примечательно. Ко мне сми уже больше года как не ходят. И тут приходят не с вопросами про политзеков, инагентов, квир или эмиграцию. А про доносы…
Я не знаю почему у нас либеральные журналисты так любят доносы. Вот ей богу... Я почти пять лет не могу им объяснить что мое дело не по доносу, а по желанию фсб. Все лезут и лезут с этой темой. Толи это желание раскрутить русофобский нарратив про народ-орк. Толи какой то гештальт незакрытый. Но как оголтелые с доносами.
Я не считаю, что система работает по доносам. И вот, конкретика.
Донос на меня был написан за полгода до моего ареста. Много доносов от разных людей. Так вот полиция их не рассматривала всерьез, писала отписки (я их видела в деле) и вместе со мной смеялась над нелепыми жалобами. По тем же “монологам”, по которым меня по сей день судят проводилась проверка, менты смеялись и говорили что нечего проверять и проверку свернули.
Доносы вписали в мое дело, как притащили туда же подставных свидетелей и фейковых экспертов, пытаясь создать иллюзию народного возмущения. И меня лично подставные свидетели напрягли куда больше доносчиков. И сюжеты на гос тв. Но само дело стояло на экспертизе. И вокруг нее же и крутиться по сей день. Все остальное-белый шум.
У меня было 3 дела о пропаганде. Во всех трех было заявление от неравнодушных граждан. В двух - был интерес фсб. И вот эти два, дошли до суда, закончились штрафами и ушли в уголовку. А третье - заглохло.
Не меня были доносы за публикацию дела и за разглашение личных данных, и по полгода каждое мусолить. Но дела не завели.
На меня в гомофобной кампании написали больше 200 доносов за, по моему неделю. Не 1 донос. Две сотни доносов. По логике либеральных журналистов меня должно было размазать под весом уголовок, потому что система в 200 раз активнее взялась бы за меня. Но нет. Дела вообще не случилось. Даже одного. А это я уже была под колпаком, под первой уголовкой, уже была инагентом. Но нет.
На меня за четыре года я не знаю сколько доносов писалось, и кто только не. А дела заводились только когда этого хотело второе управление. Я писала, уж простите, многократные доносы, и тоже ничего. На меня в ответ писали о ложных доносах. И, не поверите, тоже тихо. Даже когда система очень и очень хотела меня добить, на меня не разу не открыли дело чисто “по доносу”.
А еще, даже если представить, что у доноса есть сила чуть больше чем нулевая, меня изначально было за что судить. Была деятельность, была статья под нее. Я писала в своем втором канале, как полиция пыталась возбудить дело на феминитивы в 19 году и не смогла. Статьи такой не было (и нет). Чтобы донос и желание органов сошлись, еще у человека должна быть деятельность.
Да, конечно, бывает по всякому. Донос, потенциально, может привлечь внимание товарища майора к человеку, а дальше могут сойтись звезды, и человека потянут по статье. Но чаще всего там все равно должны сойтись несколько факторов. Не сойдутся - по доносу напишут отписку. Вот пример, далеко не ходя. Мой город. Мои фсбешники, скшники и полицейские, те, которые создавали мои дела. Женщина пишет жалобу на радужный торт. И что? И ничего. Интернет повозбухал, комсомольск появился в федеральных новостях третий раз за месяц (второй был про самолет у которого оторвалось колесо, третьей про какую-то большую драку) и все, конец. Торт стоит, торговая сеть стоит.
Можем мы представить, как при желании отжать бизнес к той сети бы пришли, и по мотивам доноса начали бы вешать проверку за проверкой. Да, можем. Но на поверхности лежит, что если бы не донос, то все равно бы пришли, сфальсифицировали бы донос, у них нет с этим проблем. Но должно быть желание.
Наша система не открыта для людей. Не для тех, кто жалуется на радужные торты, не для тех, кто жалуется что у соседей муж избивает жену. Работать не будут в обоих случаях, за очень редкими исключениями. Я слышала, как полиция обсуждает доносчиков. Без тепла, скажем прямо. Есть люди, которые пытаются присвоить себе статус почетных доносчиков? да.
И там каждый пример надо разбирать отдельно, потому что такие товарищи ох как любят раздувать свой образ в соцсетях, а журналист перепечатывают не проверяя. Могут сходиться личности таких вот вигилантов и похожих по типу ментов. Да. У меня так соседский прокурор и депутат со сталкером подружились. Но это не примеры “доносов”, когда гражданин озаботился проблемой, и пошел с ней в милицию.
И еще, а что считать “доносом”. Это ведь тоже большой вопрос. Если я звоню в полицию что соседи бьют друг друга это донос? с их точки зрения да. Или когда я пишу заяву на гомофоба. Для него - ложный донос. Для меня - гражданская активность.
А когда европейцы пишут заявления в полицию направо и налево. Это донос? Это другое? Это хороший донос?
Я понимаю откуда ножки этого извращенного отношения, но от этого не начинаю больше его любить. Я с недавнего времени когда слышу про доносы, понимаю, что люди вообще не пытаются разобраться. Мне кажется откровенно вредным не пытаться анализировать как работает силовой аппарат, а выставлять врагами каких-то маргиналов или женщин глубоко пенсионного возраста. Не они тут враги. Система - враг.
И еще, а что считать “доносом”. Это ведь тоже большой вопрос. Если я звоню в полицию что соседи бьют друг друга это донос? с их точки зрения да. Или когда я пишу заяву на гомофоба. Для него - ложный донос. Для меня - гражданская активность.
А когда европейцы пишут заявления в полицию направо и налево. Это донос? Это другое? Это хороший донос?
Я понимаю откуда ножки этого извращенного отношения, но от этого не начинаю больше его любить. Я с недавнего времени когда слышу про доносы, понимаю, что люди вообще не пытаются разобраться. Мне кажется откровенно вредным не пытаться анализировать как работает силовой аппарат, а выставлять врагами каких-то маргиналов или женщин глубоко пенсионного возраста. Не они тут враги. Система - враг.
Про опасность и безопасность.
Вчера я засыпала прочитав новость про нападение на российского политика в Вильнюсе. Пока не открыла новости утром, не понимала насколько мне было важно услышать, что скажут местные чиновники. Услышав, я поняла насколько мне важно высказать то, что болит.
У нас дома дни когда я пишу посты со словами начинающимися на Лит и заканчивающимися на Ва проходят в напряжении. Так было в России, когда я писала про город, писала про лгбт и шла в политику, а мама скрепя сердце стояла рядом, но из раза в раз напоминала что это опасно. Мы шутим про депортацию, и новые угрозы. Мы оглядываемся, когда ходим по улицам. Мы повторяем друг другу, что если нас депортируют из-за слов, значит лучше понять про это быстро, нежели успеть окончательно пустить тут корни.
Нам никто прямо не запрещает ничего говорить или писать. Оно где-то в воздухе. Между политикой страны, чувством небезопасности вынужденного мигранта и тишиной в русскоговорящей среде. Между угрозами и собственными страхами. В понимании что в россии ждет тюрьма, дома нет и возвращаться некуда. А тут вам не рады…
Перехлестывающее через край чувство угрозы, опасности, небезопасности.
Я никогда не жила безопасно. Жила в бандитском городе. где за неверный взгляд или слово ты мог огрести, где ты огребал за одежду и внешность. Где человека могли убить, а потом прийти за его семьей. Где людей по сей день вывозят в лес и поджигают в собственных машинах. Где в разборках из раза в раз убивают детей. Очень долго мы говорили себе, что хотя бы у нас есть дом, куда никто не имеет права зайти. Всю жизнь мне снятся сны, как за мной гонятся, а я не успеваю закрыть дверь в квартиру и дальше происходит страшное.
Последние годы я жила под постоянным преследованием от фсб. И вот эти их методы….Мой паспорт задерживается так, что мне не ставят визу и мы месяц гадаем - удержали паспорт или нет. И нет ответа. За нами следят, но вроде и не следят. Нас слушают, но вроде и нет. К детям ходят в школы и по домам. Кто-то сливает данные о моих перемещениях, но кто - непонятно. Они похищают мою кошку….
Уже после обыска к нам регулярно наведываются домой. Видно, что пока нас не было кто-то приходил - тут след, тут что-то лежит не на месте. Я ищу камеры и жучки, потом устаю от этого и просто продолжаю жить как было. ом перестает быть безопасным местом.
В отеле где селятся защитники мы предполагаем прослушку. Стараемся ничего не обсуждать вслух. Они нападают на оператора-украинца и чем-то таким ему угрожают, что он не может рассказать.
Страх.
Ты постепенно понимаешь, что у них нет границ. Что у них те методы, о которых можно услышать в анекдотах про кгб. Только это не анекдоты, и это не смешно.
Мне кажется, что я схожу с ума. Как в фильме газовый свет, кто-то выключает лампы.
Слежка. Снова взлом двери. Слив инфы о которой никто не мог знать. Постоянные провокаторы и засланцы, которых учишься вычислять с двух фраз.
Угрозы. Нападения. Звонки моей маме по ночам.
Зачем? А потом перестаешь спрашивать.
И так много лет.
На днях у меня было несколько острых триггеров в попытке получить свои документы. Меня просят написать объяснительную, а последняя объяснительная которую я писала делалась в кабинете майора фсб. Я не могу заставить себя написать текст на полстранички. И понимаю, что это может мне стоить нахождения в этой стране.
Я не могу заполнить документы на сайте, я знаю что за это мне грозит штраф, и все равно не могу. Не могу выдать гос.органам данные своего счета, потому что не верю, что его не заблокируют. Не могу прописать свой адрес. Мне плохо меня трясет, перед глазами темнеет.
На это я обычно слышу, вам тут нечего боятся, забудьте и живите дальше.
Я слышу “а вам чего бояться, вы за границей”.
Я слышу что в вильнюсе ничего и никогда не может произойти.
А потом происходит. И где вся их безопасность? Их анкеты? Их проверки?
Что-то по моему анкеты “чей крым” работают куда-то не туда.
Вчера я засыпала прочитав новость про нападение на российского политика в Вильнюсе. Пока не открыла новости утром, не понимала насколько мне было важно услышать, что скажут местные чиновники. Услышав, я поняла насколько мне важно высказать то, что болит.
У нас дома дни когда я пишу посты со словами начинающимися на Лит и заканчивающимися на Ва проходят в напряжении. Так было в России, когда я писала про город, писала про лгбт и шла в политику, а мама скрепя сердце стояла рядом, но из раза в раз напоминала что это опасно. Мы шутим про депортацию, и новые угрозы. Мы оглядываемся, когда ходим по улицам. Мы повторяем друг другу, что если нас депортируют из-за слов, значит лучше понять про это быстро, нежели успеть окончательно пустить тут корни.
Нам никто прямо не запрещает ничего говорить или писать. Оно где-то в воздухе. Между политикой страны, чувством небезопасности вынужденного мигранта и тишиной в русскоговорящей среде. Между угрозами и собственными страхами. В понимании что в россии ждет тюрьма, дома нет и возвращаться некуда. А тут вам не рады…
Перехлестывающее через край чувство угрозы, опасности, небезопасности.
Я никогда не жила безопасно. Жила в бандитском городе. где за неверный взгляд или слово ты мог огрести, где ты огребал за одежду и внешность. Где человека могли убить, а потом прийти за его семьей. Где людей по сей день вывозят в лес и поджигают в собственных машинах. Где в разборках из раза в раз убивают детей. Очень долго мы говорили себе, что хотя бы у нас есть дом, куда никто не имеет права зайти. Всю жизнь мне снятся сны, как за мной гонятся, а я не успеваю закрыть дверь в квартиру и дальше происходит страшное.
Последние годы я жила под постоянным преследованием от фсб. И вот эти их методы….Мой паспорт задерживается так, что мне не ставят визу и мы месяц гадаем - удержали паспорт или нет. И нет ответа. За нами следят, но вроде и не следят. Нас слушают, но вроде и нет. К детям ходят в школы и по домам. Кто-то сливает данные о моих перемещениях, но кто - непонятно. Они похищают мою кошку….
Уже после обыска к нам регулярно наведываются домой. Видно, что пока нас не было кто-то приходил - тут след, тут что-то лежит не на месте. Я ищу камеры и жучки, потом устаю от этого и просто продолжаю жить как было. ом перестает быть безопасным местом.
В отеле где селятся защитники мы предполагаем прослушку. Стараемся ничего не обсуждать вслух. Они нападают на оператора-украинца и чем-то таким ему угрожают, что он не может рассказать.
Страх.
Ты постепенно понимаешь, что у них нет границ. Что у них те методы, о которых можно услышать в анекдотах про кгб. Только это не анекдоты, и это не смешно.
Мне кажется, что я схожу с ума. Как в фильме газовый свет, кто-то выключает лампы.
Слежка. Снова взлом двери. Слив инфы о которой никто не мог знать. Постоянные провокаторы и засланцы, которых учишься вычислять с двух фраз.
Угрозы. Нападения. Звонки моей маме по ночам.
Зачем? А потом перестаешь спрашивать.
И так много лет.
На днях у меня было несколько острых триггеров в попытке получить свои документы. Меня просят написать объяснительную, а последняя объяснительная которую я писала делалась в кабинете майора фсб. Я не могу заставить себя написать текст на полстранички. И понимаю, что это может мне стоить нахождения в этой стране.
Я не могу заполнить документы на сайте, я знаю что за это мне грозит штраф, и все равно не могу. Не могу выдать гос.органам данные своего счета, потому что не верю, что его не заблокируют. Не могу прописать свой адрес. Мне плохо меня трясет, перед глазами темнеет.
На это я обычно слышу, вам тут нечего боятся, забудьте и живите дальше.
Я слышу “а вам чего бояться, вы за границей”.
Я слышу что в вильнюсе ничего и никогда не может произойти.
А потом происходит. И где вся их безопасность? Их анкеты? Их проверки?
Что-то по моему анкеты “чей крым” работают куда-то не туда.
То есть ради какой-то чей-то безопасности тут отменяют меня с мамой, увольняют работников театра, кошмарят русские бизнесы, заставляют людей заполнять глупые и бессмысленные анкеты, за неправильный ответ выдворяя из страны, ограничивают деньги-карты, блокируют переводы простым людям, отбирают машины… Чтобы что?
Местные чиновники говорят “мы не боимся”. Да уж наверное. Я б тоже не боялась, будь я европейцем.
Очередное “мы озабочены”, которое я слышал во время своего дела. Которое мы из раза в раз слышим на убийства и пытки.
Мы озабочены и не боимся. После вчерашнего нападения я не могу исключать ,что против всех русских здесь попробуют еще сильнее ужесточить проверки. Интересно будет посмотреть.
За без малого полтора года на меня с мамой три раза нападали подвыпившие литовцы, с криками “возвращайтесь в россию” услышав, что мы говорим по русски. И мы каждый раз обсуждаем ,что так работает дискриминация. Озлобленным людям показали врага, которого можно бить. Когда этот враг две женщины еще лучше. Мы боимся. Я иду за мамой на вокзал и на меня прет наркоман в людном месте. И знаете, я боюсь. Мне звонят в дверь и я боюсь. Теперь у меня даже нет своего дома.
Мне пишут угрозы с российской стороны и знаете, я боюсь. Мне не стыдно бояться. я знаю как бывает. Страх - это то, что помогло мне остаться в живых. И отдельно мне грустно, что мне не к кому пойти. Несуществующая диаспора такими вопросами не занимается, они там все меряются кого лично путин больше запресовал. А литовцам не до нас. Меня люди из другой страны спрашивают “ну вас же защищают в литве?” а мне хочется плакать в ответ.
Знаю, в этом тексте все в кучу - фсб, политики, нацики, гомофобы, расисты, литовцы, наркоманы. Для меня это реальность. Может быть будь что-то одно я бы реагировала не так. Будь что-то два. Ну три. Но оно все вместе, и у меня не нервов не злости не хватает.
Иногда мы утешаемся тем, что у соседей еще хуже. Что-то глубоко неправильное в этом.
Знаю что на это мне скажут “уезжайте”.
А я спрошу куда….
Мне скажут “вы знали куда ехали”
А я скажу, что не знала. Может это и не правильно, но многие вещи я представляла, если представляла, не так.
Я не выбирала эту страну, я бежала от преследования а не за хорошей жизнью. Я много слышала про то, что здесь таким как я безопасно. Я пытаюсь прижиться здесь, параллельно оглядываясь по сторонам. Я выбралась сюда после многих лет медленной пытки, вытратив ресурсы, психику и здоровье в ноль. И у меня нет лишних тысяч евро на переезды. Я экономлю на еде и боюсь квартирного счета каждый месяц.
Мне важно поделиться с вами своими мыслями. Думаю по тексту видно, что мысли в хаосе.
Пока я вижу как реальную угрозу от российских спецслужб недооценивают, а мифологические угрозы раздувают. Вижу как за словами про безопасность скрывается двойное дно. Вижу как те, кто торговал и торгует с россией требует от россиян свергнуть диктатуру и остановить войну. Вижу сытых людей, вижу голодных людей, покупающих просрочку. Вижу хороших людей.
И много много политического булшита.
Я устала так жить. Казалось бы переезд в европейскую столицу должен подводить черту под чувством страха. Полиция тут должна быть на стороне людей, улицы безопасными, политики с человеческим лицом. Я стараюсь документировать вот такой опыт вынужденной миграции.
В последнее время модно говорить “я не боюсь”. А я проживя всю жизнь в страхе считаю, что это не бинарный конструкт. Нет рубильника - вкл-выкл. Можно бояться и делать, можно бояться и злиться, можно бояться по разному. Но именно зная разные оттенки страха я знаю что так жить не нормально. Так не должны жить жертвы репрессий, не должны жить женщины и дети, не должны жить, да собственно никто.
Я все надеюсь, что во мне говорит больше травмы, и что я пойму что я не права относительно текущего положения вещей. А может меня за этот пост лишат внж, и на этом все закончится. Посмотрим.
Местные чиновники говорят “мы не боимся”. Да уж наверное. Я б тоже не боялась, будь я европейцем.
Очередное “мы озабочены”, которое я слышал во время своего дела. Которое мы из раза в раз слышим на убийства и пытки.
Мы озабочены и не боимся. После вчерашнего нападения я не могу исключать ,что против всех русских здесь попробуют еще сильнее ужесточить проверки. Интересно будет посмотреть.
За без малого полтора года на меня с мамой три раза нападали подвыпившие литовцы, с криками “возвращайтесь в россию” услышав, что мы говорим по русски. И мы каждый раз обсуждаем ,что так работает дискриминация. Озлобленным людям показали врага, которого можно бить. Когда этот враг две женщины еще лучше. Мы боимся. Я иду за мамой на вокзал и на меня прет наркоман в людном месте. И знаете, я боюсь. Мне звонят в дверь и я боюсь. Теперь у меня даже нет своего дома.
Мне пишут угрозы с российской стороны и знаете, я боюсь. Мне не стыдно бояться. я знаю как бывает. Страх - это то, что помогло мне остаться в живых. И отдельно мне грустно, что мне не к кому пойти. Несуществующая диаспора такими вопросами не занимается, они там все меряются кого лично путин больше запресовал. А литовцам не до нас. Меня люди из другой страны спрашивают “ну вас же защищают в литве?” а мне хочется плакать в ответ.
Знаю, в этом тексте все в кучу - фсб, политики, нацики, гомофобы, расисты, литовцы, наркоманы. Для меня это реальность. Может быть будь что-то одно я бы реагировала не так. Будь что-то два. Ну три. Но оно все вместе, и у меня не нервов не злости не хватает.
Иногда мы утешаемся тем, что у соседей еще хуже. Что-то глубоко неправильное в этом.
Знаю что на это мне скажут “уезжайте”.
А я спрошу куда….
Мне скажут “вы знали куда ехали”
А я скажу, что не знала. Может это и не правильно, но многие вещи я представляла, если представляла, не так.
Я не выбирала эту страну, я бежала от преследования а не за хорошей жизнью. Я много слышала про то, что здесь таким как я безопасно. Я пытаюсь прижиться здесь, параллельно оглядываясь по сторонам. Я выбралась сюда после многих лет медленной пытки, вытратив ресурсы, психику и здоровье в ноль. И у меня нет лишних тысяч евро на переезды. Я экономлю на еде и боюсь квартирного счета каждый месяц.
Мне важно поделиться с вами своими мыслями. Думаю по тексту видно, что мысли в хаосе.
Пока я вижу как реальную угрозу от российских спецслужб недооценивают, а мифологические угрозы раздувают. Вижу как за словами про безопасность скрывается двойное дно. Вижу как те, кто торговал и торгует с россией требует от россиян свергнуть диктатуру и остановить войну. Вижу сытых людей, вижу голодных людей, покупающих просрочку. Вижу хороших людей.
И много много политического булшита.
Я устала так жить. Казалось бы переезд в европейскую столицу должен подводить черту под чувством страха. Полиция тут должна быть на стороне людей, улицы безопасными, политики с человеческим лицом. Я стараюсь документировать вот такой опыт вынужденной миграции.
В последнее время модно говорить “я не боюсь”. А я проживя всю жизнь в страхе считаю, что это не бинарный конструкт. Нет рубильника - вкл-выкл. Можно бояться и делать, можно бояться и злиться, можно бояться по разному. Но именно зная разные оттенки страха я знаю что так жить не нормально. Так не должны жить жертвы репрессий, не должны жить женщины и дети, не должны жить, да собственно никто.
Я все надеюсь, что во мне говорит больше травмы, и что я пойму что я не права относительно текущего положения вещей. А может меня за этот пост лишат внж, и на этом все закончится. Посмотрим.