Передайте Анне Ивановне, что не присылал я ей до сих пор своей новой повести, потому что не отдавал еще в набор последней главы, которую исправляю. Повесть, или, как выражается Анна Ивановна, «труд», выйдет в свет в марте.
Передайте Алексею Алексеевичу, что я послал ему письмо насчет статьи д-ра Святловского и нетерпеливо жду ответа. Статья хорошая, и я боюсь, как бы Алексей Алексеевич не охладел к ней.
Днем валит снег, а ночью во всю ивановскую светит луна, роскошная, изумительная луна. Великолепно. Но тем не менее все-таки я удивляюсь выносливости помещиков, которые поневоле живут зимою в деревне. Зимою в деревне до такой степени мало дела, что если кто не причастен так или иначе к умственному труду, тот неизбежно должен сделаться обжорой и пьяницей или тургеневским Пегасовым. Однообразие сугробов и голых деревьев, длинные ночи, лунный свет, гробовая тишина днем и ночью, бабы, старухи — всё это располагает к лени, равнодушию и к большой печени. Если Вам когда-нибудь случится в своих «маленьких письмах» посылать интеллигенцию в деревню, то ставьте непременным условием, чтобы люди, не умеющие писать, читать, лечить, работать на фабрике, учить в школе или, как покойный Голохвастов, копаться в истории, оставались бы в городе, иначе они очутятся в дураках. Один мой сосед, молодой интеллигент, сознавался мне, что он очень любит читать, но не в состоянии дочитать книгу до конца. Что он делает в зимние вечера, для меня непостижимо.
Как Ваши головокружения? Если Вы уже забыли о них, то слава небесам. Пишите роман! Пишите роман! Пусть у Вас кружится голова, но пишите романы и пьесы.
Мережковский ничего не писал мне о журнале. Литературный журнал составляет теперь гвоздь его мечтаний, и, очевидно, он согласен со мной, что я не гожусь в редакторы. Сотрудником и советником я был бы охотно, и охотно отдал бы 4—5 зимних месяцев новому делу, если бы оно обещало быть серьезным.
«Дон-Жуан» в прозе — волшебная штука. В этой громадине всё есть: и Пушкин, и Толстой, и даже Буренин, похищавший у Байрона каламбуры. «Манфред» эффектен по обстановке, но в сравнении с гётевским «Фаустом» совсем жидок. Я видел «Манфреда» на сцене Большого театра, когда в Москве был Поссарт, и тогда он произвел на меня сильное впечатление.
Из Петербурга в последний раз я ехал в спальном вагоне III класса. Сосед курил вонючую сигару, спать пришлось наверху, рядом с полкой, которая всю ночь резала мне бок. У меня были деньги на курьерский поезд, и почему мне пришла охота разыграть из себя скрягу, не могу понять.
В Москве такая масса охотников покупать небольшие имения, а имений продажных так мало, что я, если б захотел, мог бы устроить хороший гешефт. За второй участок мне дают уже дороже, чем он стоит, но я бегу от финансовых искушений. Со временем десятин десять я отдам под земскую больницу, а остальное разделю между членами своей фамилии. Я подохну старым холостяком.
Холеры в Московской губернии уже нет.
Напишите мне что-нибудь веселенькое. Жажду Вас видеть. Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️22 ноября 1892 г.
📍г. Мелихово
Передайте Алексею Алексеевичу, что я послал ему письмо насчет статьи д-ра Святловского и нетерпеливо жду ответа. Статья хорошая, и я боюсь, как бы Алексей Алексеевич не охладел к ней.
Днем валит снег, а ночью во всю ивановскую светит луна, роскошная, изумительная луна. Великолепно. Но тем не менее все-таки я удивляюсь выносливости помещиков, которые поневоле живут зимою в деревне. Зимою в деревне до такой степени мало дела, что если кто не причастен так или иначе к умственному труду, тот неизбежно должен сделаться обжорой и пьяницей или тургеневским Пегасовым. Однообразие сугробов и голых деревьев, длинные ночи, лунный свет, гробовая тишина днем и ночью, бабы, старухи — всё это располагает к лени, равнодушию и к большой печени. Если Вам когда-нибудь случится в своих «маленьких письмах» посылать интеллигенцию в деревню, то ставьте непременным условием, чтобы люди, не умеющие писать, читать, лечить, работать на фабрике, учить в школе или, как покойный Голохвастов, копаться в истории, оставались бы в городе, иначе они очутятся в дураках. Один мой сосед, молодой интеллигент, сознавался мне, что он очень любит читать, но не в состоянии дочитать книгу до конца. Что он делает в зимние вечера, для меня непостижимо.
Как Ваши головокружения? Если Вы уже забыли о них, то слава небесам. Пишите роман! Пишите роман! Пусть у Вас кружится голова, но пишите романы и пьесы.
Мережковский ничего не писал мне о журнале. Литературный журнал составляет теперь гвоздь его мечтаний, и, очевидно, он согласен со мной, что я не гожусь в редакторы. Сотрудником и советником я был бы охотно, и охотно отдал бы 4—5 зимних месяцев новому делу, если бы оно обещало быть серьезным.
«Дон-Жуан» в прозе — волшебная штука. В этой громадине всё есть: и Пушкин, и Толстой, и даже Буренин, похищавший у Байрона каламбуры. «Манфред» эффектен по обстановке, но в сравнении с гётевским «Фаустом» совсем жидок. Я видел «Манфреда» на сцене Большого театра, когда в Москве был Поссарт, и тогда он произвел на меня сильное впечатление.
Из Петербурга в последний раз я ехал в спальном вагоне III класса. Сосед курил вонючую сигару, спать пришлось наверху, рядом с полкой, которая всю ночь резала мне бок. У меня были деньги на курьерский поезд, и почему мне пришла охота разыграть из себя скрягу, не могу понять.
В Москве такая масса охотников покупать небольшие имения, а имений продажных так мало, что я, если б захотел, мог бы устроить хороший гешефт. За второй участок мне дают уже дороже, чем он стоит, но я бегу от финансовых искушений. Со временем десятин десять я отдам под земскую больницу, а остальное разделю между членами своей фамилии. Я подохну старым холостяком.
Холеры в Московской губернии уже нет.
Напишите мне что-нибудь веселенькое. Жажду Вас видеть. Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️22 ноября 1892 г.
📍г. Мелихово
Уважаемый
Николай Александрович!
Завтра я улетучиваюсь из Москвы дня на 2—3. Не знаю, успею ли что-нибудь создать в этот раз для «Осколков» или нет, но письмо все-таки посылаю, ввиду срочности вопросов и событий, в нем затрогиваемых. Primo1: Левитан живет в «Гатчине». Полный его адрес таков: «Сретенка, Колокольный переулок, меблированные комнаты „Гатчина“, в доме Малюшина, № 28. Адольф Ильич Левитан». Кстати говоря, Левитан в Москве нравится. Рисовальщик он не из плохих... Secondo2: если не боитесь лишнего багажа и сами на лишний багаж напрашиваетесь, то привезите мне «Осколки» за прошлый 84-й год. Прошу сие переплета и потомства ради. Не забудьте также, что Вы обещали мне Вашу новую книжицу.
Теперь о злосчастном «Тапере». Знай я, что этот мой «Тапер» послужит достаточным поводом для обвинения меня в злокачественности, я, конечно, не написал бы его, не написал бы, несмотря даже на то, что я сильно расхожусь с Вами во взгляде относительно 400 сбежавших сотрудников и проч. Знай я, что «Осколки» держатся таких-то и таких правил, я не стал бы в чужой монастырь со своим уставом ходить и или вовсе бы не дал «Будильнику» рассказ, или попросил бы напечатать его с другой подписью... Но беда в том, что я не знал еще до сих пор тех журнально-дипломатических тонкостей, которые Вы перечисляете... Чёрт возьми, почем я знаю, что «Будильник» печатает меня теперь только потому, что теперь время подписки? Попросил он у меня рассказа, как всегда просит, я и дал, ничего не подозревая и не желая подозревать, тем более что и летом я давал им рассказы, — летом, когда подписка и не снится... Печатает меня «Будильник», правда, редко, ибо я для него дорог, но не думаю, что последние номера его стараются теперь казаться более дорогими, чем они были в июле. То же самое могу сказать и о «Развлечении»...
«Тапера» я дал в октябре... Не дать чего-нибудь не мог, ибо «Будильнику» я должен с самого лета. Должен пустяки, но все-таки отдать надо... Но как бы то ни было, обещаю в декабре, январе и в конце ноября ничего не давать в юмористические журналы с подписью А. Чехонте и вообще подписью, известною читателям «Осколков».
Я, пожалуй, могу и совсем бросить работать в «Будильнике», но думаю, что Вы этого не захотите. Лишние 30—40, а иногда и 50 в месяц, ей-богу, годятся такому пролетарию, как я. Вы удивляетесь, отчего я не послал «Тапера» в «Осколки», где он был бы помещен, когда мне угодно, и за которого я мог бы взять аванс. От души Вам спасибо, но ведь это паллиативы... Аванс отрабатывать надо, а один полный (для меня) номер та же одна ласточка, которая весны не делает. Сколько бы я ни писал и как бы часто ни посылал Вам свою прозу, мой гонорар не перестанет колебаться между 45 и 65 в месяц... Пошли я Вам сейчас целый мешок статей, и мой гонорар от этого не станет толще, ибо предел ему положен не Вами, а рамками журнала... Впрочем, мы скоро увидимся и решим всё это словесно...
Спасибо за открытие, что у Вас имеется «Сон». Если это что-нибудь путевое и достойное праздничного номера, то пришлите его мне. Я подвергну его переделке и вышлю немедленно...
За разговор с Худековым спасибо. Хотя я все-таки еще продолжаю ждать, но все-таки знаю, что час получки грядет...
Идет дождь. Боюсь, что он изгадит санный путь. Николая видел в среду. Видел его лежащим в постели и прописал ему морфий.
Сегодня имел честь лечить одного редактора от геморроя.
Много курьезных новостей. Когда приедете, расскажу, а пока будьте здравы, забудьте всех таперов в свете и не сердитесь. Ну стоит ли из-за пустяков... Впрочем, не оканчиваю эту фразу, ибо вспоминаю, что вся жизнь человеческая состоит из пустяков.
Иду есть.
А. Чехов.
📩Н. А. Лейкину
🗓️23 ноября 1885 г.
📍г. Москва
Николай Александрович!
Завтра я улетучиваюсь из Москвы дня на 2—3. Не знаю, успею ли что-нибудь создать в этот раз для «Осколков» или нет, но письмо все-таки посылаю, ввиду срочности вопросов и событий, в нем затрогиваемых. Primo1: Левитан живет в «Гатчине». Полный его адрес таков: «Сретенка, Колокольный переулок, меблированные комнаты „Гатчина“, в доме Малюшина, № 28. Адольф Ильич Левитан». Кстати говоря, Левитан в Москве нравится. Рисовальщик он не из плохих... Secondo2: если не боитесь лишнего багажа и сами на лишний багаж напрашиваетесь, то привезите мне «Осколки» за прошлый 84-й год. Прошу сие переплета и потомства ради. Не забудьте также, что Вы обещали мне Вашу новую книжицу.
Теперь о злосчастном «Тапере». Знай я, что этот мой «Тапер» послужит достаточным поводом для обвинения меня в злокачественности, я, конечно, не написал бы его, не написал бы, несмотря даже на то, что я сильно расхожусь с Вами во взгляде относительно 400 сбежавших сотрудников и проч. Знай я, что «Осколки» держатся таких-то и таких правил, я не стал бы в чужой монастырь со своим уставом ходить и или вовсе бы не дал «Будильнику» рассказ, или попросил бы напечатать его с другой подписью... Но беда в том, что я не знал еще до сих пор тех журнально-дипломатических тонкостей, которые Вы перечисляете... Чёрт возьми, почем я знаю, что «Будильник» печатает меня теперь только потому, что теперь время подписки? Попросил он у меня рассказа, как всегда просит, я и дал, ничего не подозревая и не желая подозревать, тем более что и летом я давал им рассказы, — летом, когда подписка и не снится... Печатает меня «Будильник», правда, редко, ибо я для него дорог, но не думаю, что последние номера его стараются теперь казаться более дорогими, чем они были в июле. То же самое могу сказать и о «Развлечении»...
«Тапера» я дал в октябре... Не дать чего-нибудь не мог, ибо «Будильнику» я должен с самого лета. Должен пустяки, но все-таки отдать надо... Но как бы то ни было, обещаю в декабре, январе и в конце ноября ничего не давать в юмористические журналы с подписью А. Чехонте и вообще подписью, известною читателям «Осколков».
Я, пожалуй, могу и совсем бросить работать в «Будильнике», но думаю, что Вы этого не захотите. Лишние 30—40, а иногда и 50 в месяц, ей-богу, годятся такому пролетарию, как я. Вы удивляетесь, отчего я не послал «Тапера» в «Осколки», где он был бы помещен, когда мне угодно, и за которого я мог бы взять аванс. От души Вам спасибо, но ведь это паллиативы... Аванс отрабатывать надо, а один полный (для меня) номер та же одна ласточка, которая весны не делает. Сколько бы я ни писал и как бы часто ни посылал Вам свою прозу, мой гонорар не перестанет колебаться между 45 и 65 в месяц... Пошли я Вам сейчас целый мешок статей, и мой гонорар от этого не станет толще, ибо предел ему положен не Вами, а рамками журнала... Впрочем, мы скоро увидимся и решим всё это словесно...
Спасибо за открытие, что у Вас имеется «Сон». Если это что-нибудь путевое и достойное праздничного номера, то пришлите его мне. Я подвергну его переделке и вышлю немедленно...
За разговор с Худековым спасибо. Хотя я все-таки еще продолжаю ждать, но все-таки знаю, что час получки грядет...
Идет дождь. Боюсь, что он изгадит санный путь. Николая видел в среду. Видел его лежащим в постели и прописал ему морфий.
Сегодня имел честь лечить одного редактора от геморроя.
Много курьезных новостей. Когда приедете, расскажу, а пока будьте здравы, забудьте всех таперов в свете и не сердитесь. Ну стоит ли из-за пустяков... Впрочем, не оканчиваю эту фразу, ибо вспоминаю, что вся жизнь человеческая состоит из пустяков.
Иду есть.
А. Чехов.
📩Н. А. Лейкину
🗓️23 ноября 1885 г.
📍г. Москва
Милая Маша, студент приехал и привез валик для марок. Студента устроим как-нибудь, я сдам его M-me Бонье и думаю, что он будет жить хорошо со своими 40 р. в месяц. Тут много бедняков, у которых нет и 4 руб. Вчера Марфуша докладывает мне: «Ергатический артист». Оказывается, «драматический артист», пришел просить. Московский поэт Епифанов умирает здесь в приюте. Одним словом, от сих бед никуда не спрячешься и прятаться грех; приходится мириться с этим кошмаром и пускаться на разные фокусы. Будем печатать воззвание насчет чахоточных, приезжающих сюда без гроша.
На террасе вставляют стекла. Воды в водопроводе много, бак полон. Та собака, о которой я писал тебе, огородницкой породы, окончательно поселилась под маслиной. Решили не гнать ее, пусть живет. А кошек будем стрелять.
Из Сухума прислали лимон в 2 аршина, апельсин, 2 олеандра, драцены и проч. и проч. Кипарис выпрямили. Посадили 11 камелий.
Мать ждала, что ты пришлешь ей теплые полусапоги, которые я когда-то прислал ей из Ялты.
Марфа старается. Новый работник, тихоход, читает жития. Тоже старается. Пока всё тихо и благополучно.
Рецепт прилагаю.
Меня снимал здешний фотограф два раза. Говорят, похож. Портрет громадный, в аршин. Вишневский писал мне, что Ольга Леонардовна выразилась про меня так: «Не говорите мне об этом мерзавце». Вот если бы она так не выражалась, то я прислал бы ей свой портрет, который она могла бы продать за 3 копейки.
Нового ничего нет. Будь здорова.
Твой Antoine.
📩М. П. Чеховой
🗓️24 ноября 1899 г.
📍г. Ялта
На террасе вставляют стекла. Воды в водопроводе много, бак полон. Та собака, о которой я писал тебе, огородницкой породы, окончательно поселилась под маслиной. Решили не гнать ее, пусть живет. А кошек будем стрелять.
Из Сухума прислали лимон в 2 аршина, апельсин, 2 олеандра, драцены и проч. и проч. Кипарис выпрямили. Посадили 11 камелий.
Мать ждала, что ты пришлешь ей теплые полусапоги, которые я когда-то прислал ей из Ялты.
Марфа старается. Новый работник, тихоход, читает жития. Тоже старается. Пока всё тихо и благополучно.
Рецепт прилагаю.
Меня снимал здешний фотограф два раза. Говорят, похож. Портрет громадный, в аршин. Вишневский писал мне, что Ольга Леонардовна выразилась про меня так: «Не говорите мне об этом мерзавце». Вот если бы она так не выражалась, то я прислал бы ей свой портрет, который она могла бы продать за 3 копейки.
Нового ничего нет. Будь здорова.
Твой Antoine.
📩М. П. Чеховой
🗓️24 ноября 1899 г.
📍г. Ялта
Милый Лев Антонович, большое Вам спасибо за то, что наконец собрались написать, Ваше письмо доставило мне немалое удовольствие. Хотелось бы повидаться с Вами и потолковать о том о сем, о хохлах, о Вашем будущем имении, о редиске и бобах, которые будут произрастать под Вашим наблюдением. Очень рад, что Вы стали Думать иначе о нас, хохлах; и теперь бы мне еще хотелось сбить Вас с мысли об Орловской и Курской губернии. Для чего забираться так далеко, если можно найти подходящий клочок земли в Московской? Вам надо поближе к Москве, в 3—5 верстах от станции, около реки или пруда, десятин 5—10 — не больше, нужен сад и огород. Если Вы насадите яблонь (антоновка, зимняя), десятины две, если затеете огород и парник, то у Вас будут заняты и лето, и зима, и через пять лет maximum Вы уже будете получать доход, задавать балы и носить на животе золотую цепочку. Главное — возможность ежедневного сбыта, имейте сие в виду. А без сбыта никак нельзя, как бы просто Вы ни жили; сбыт вдохновляет — это раз, а во-вторых, читайте Г. Джорджа, буде мне не верите. При свидании поговорим очень обстоятельно, а пока умолкаю. Приеду скоро, очень скоро, должно быть, в начале будущей недели.
О недоразумениях в Художественном театре ничего не слышал, мне ничего не пишут неприятного, все благополучно, по-видимому.
Трофимов на Вас не похож ни капельки.
Жене Вашей и великолепному сыну, Вашему наследнику и кормильцу в старости, мой поклон.
Крепко жму Вам руку. О том, когда приеду, сообщу Вам. Будьте благополучны.
Ваш А. Чехов.
В Московской губернии и построиться можно дешевле и лучше.
Я кашляю.
Вы живете в Молочном переулке, дом Градобоевой. Какое предзнаменование! Очевидно, Вам надо будет иметь побольше коров и избегать посевов.
📩Л. А. Сулержицкому
🗓️25 ноября 1903 г.
📍г. Ялта
О недоразумениях в Художественном театре ничего не слышал, мне ничего не пишут неприятного, все благополучно, по-видимому.
Трофимов на Вас не похож ни капельки.
Жене Вашей и великолепному сыну, Вашему наследнику и кормильцу в старости, мой поклон.
Крепко жму Вам руку. О том, когда приеду, сообщу Вам. Будьте благополучны.
Ваш А. Чехов.
В Московской губернии и построиться можно дешевле и лучше.
Я кашляю.
Вы живете в Молочном переулке, дом Градобоевой. Какое предзнаменование! Очевидно, Вам надо будет иметь побольше коров и избегать посевов.
📩Л. А. Сулержицкому
🗓️25 ноября 1903 г.
📍г. Ялта
Милый друг, отвечаю на главную суть твоего письма — почему мы вообще так редко ведем серьезные разговоры. Когда люди молчат, то это значит, что им не о чем говорить или что они стесняются. О чем говорить? У нас нет политики, у нас нет ни общественной, ни кружковой, ни даже уличной жизни, наше городское существование бедно, однообразно, тягуче, неинтересно — и говорить об этом так же скучно, как переписываться с Луговым. Ты скажешь, что мы литераторы и что это уже само по себе делает нашу жизнь богатой. Так ли? Мы увязли в нашу профессию по уши, она исподволь изолировала нас от внешнего мира — и в результате у нас мало свободного времени, мало денег, мало книг, мы мало и неохотно читаем, мало слышим, редко уезжаем... Говорить о литературе? Но ведь мы о ней уже говорили... Каждый год одно и то же, одно и то же, и всё, что мы обыкновенно говорим о литературе, сводится к тому, кто написал лучше и кто хуже; разговоры же на более общие, более широкие темы никогда не клеятся, потому что когда кругом тебя тундра и эскимосы, то общие идеи, как неприменимые к настоящему, так же быстро расплываются и ускользают, как мысли о вечном блаженстве. Говорить о своей личной жизни? Да, это иногда может быть интересно, и мы, пожалуй, поговорили бы, но тут уж мы стесняемся, мы скрытны, неискренни, нас удерживает инстинкт самосохранения, и мы боимся. Мы боимся, что во время нашего разговора нас подслушает какой-нибудь некультурный эскимос, который нас не любит и которого мы тоже не любим; я лично боюсь, что мой приятель Сергеенко, ум которого тебе нравится, во всех вагонах и домах будет громко, подняв кверху палец, решать вопрос, почему я сошелся с N в то время, как меня любит Z. Я боюсь нашей морали, боюсь наших дам... Короче, в нашем молчании, в несерьезности и в неинтересности наших бесед не обвиняй ни себя, ни меня, а обвиняй, как говорит критика, «эпоху», обвиняй климат, пространство, что хочешь, и предоставь обстоятельства их собственному роковому, неумолимому течению, уповая на лучшее будущее.
А за Гольцева я, конечно, рад и завидую ему, ибо в его годы я уже буду не способен. Гольцев мне очень нравится, и я его люблю.
За письмо благодарю тебя от всего сердца и крепко жму тебе руку. Увидимся после 12-го декабря, а до этого времени тебя не сыщешь. Кланяйся Екатерине Николаевне и будь здоров. Пиши, буде придет охота. Отвечу с превеликим удовольствием.
Твой А. Чехов.
📩Вл. И. Немировичу-Данченко
🗓️26 ноября 1896 г.
📍г. Мелихово
А за Гольцева я, конечно, рад и завидую ему, ибо в его годы я уже буду не способен. Гольцев мне очень нравится, и я его люблю.
За письмо благодарю тебя от всего сердца и крепко жму тебе руку. Увидимся после 12-го декабря, а до этого времени тебя не сыщешь. Кланяйся Екатерине Николаевне и будь здоров. Пиши, буде придет охота. Отвечу с превеликим удовольствием.
Твой А. Чехов.
📩Вл. И. Немировичу-Данченко
🗓️26 ноября 1896 г.
📍г. Мелихово
26-го ноября в 6-м часу вечера у нас в доме произошел пожар. Загорелось в коридоре около материной печи. С обеда до вечера воняло дымом, жаловались на угар, вечером в щели между печью и стеной увидели огненные языки. Сначала трудно было понять, где горит: в печи или в стене. В гостях был князь, который стал рубить стену топором. Стена не поддавалась, вода не проникала в щель; огненные языки имели направление кверху, значит была тяга, между тем горела не сажа, а, очевидно, дерево. Звон в колокол. Дым. Толкотня. Воют собаки. Мужики тащат во двор пожарную машину. Шумят в коридоре. Шумят на чердаке. Шипит кишка. Стучит топором князь. Баба с иконой. Рассуждающий Воронцов. В результате: сломанная печь, сломанная стена (против ватера), содранные обои в комнате матери около печи, сломанная дверь, загаженные полы, вонь сажей — и матери негде спать. А еще, кроме всего, новый повод известному тебе лицу нести чепуху и орать.
Заявляю убытков на 200 руб.
У нас Лика. Кланяюсь.
Ваш папаша
А. Чехов.
Печка была сделана ужасно глупо.
📩Михаилу Павловичу Чехову
🗓️27 ноября 1896 г.
📍г. Мелихово
Заявляю убытков на 200 руб.
У нас Лика. Кланяюсь.
Ваш папаша
А. Чехов.
Печка была сделана ужасно глупо.
📩Михаилу Павловичу Чехову
🗓️27 ноября 1896 г.
📍г. Мелихово
Мне известно, что Гуревич теперь в Москве, известен и ее адрес, но так как она телеграфировала мне, что платеж ей предстоит в Петербурге, то и деньги она должна получить в Петербурге, а то будущий историк может подумать, что большой платеж — чистейшая выдумка.
Вернулся Потапенко с радостным известием, что все мои книжки на днях выходят новым изданием. Это необыкновенный человек. Он может писать по печатному листу в день без одной помарки. Однажды в 5 дней он написал на 1100 руб. И по-моему, это курьерское скорописание есть вовсе не недостаток, как думает Григорович, а особенность дарования. Одна баба два дня ревет белугой, пока родит, а другой родить — всё равно, что в нужное место сбегать.
Я приеду в Петербург в декабре. В условленный день Вы телеграфируете мне, что мое присутствие в Петербурге весьма необходимо. Так нужно, иначе меня не пустят. По причинам таинственным и важным в Петербурге я должен буду остановиться не у Вас, а на Мойке в гостинице «Россия». Цель моего приезда в Петербург: следить за Вами и за m-me Мережковской, в которую Вы влюблены. Этот роман меня очень интересует.
Наступило время, самое тягостное для моего тела. Я не терплю холода.
Благослови Вас господь бог. Напишите мне что-нибудь. Анне Ивановне нижайший поклон и благодарность за то, что она, как Вы пишете, приглашает меня в Петербург.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️28 ноября 1893 г.
📍г. Москва
Вернулся Потапенко с радостным известием, что все мои книжки на днях выходят новым изданием. Это необыкновенный человек. Он может писать по печатному листу в день без одной помарки. Однажды в 5 дней он написал на 1100 руб. И по-моему, это курьерское скорописание есть вовсе не недостаток, как думает Григорович, а особенность дарования. Одна баба два дня ревет белугой, пока родит, а другой родить — всё равно, что в нужное место сбегать.
Я приеду в Петербург в декабре. В условленный день Вы телеграфируете мне, что мое присутствие в Петербурге весьма необходимо. Так нужно, иначе меня не пустят. По причинам таинственным и важным в Петербурге я должен буду остановиться не у Вас, а на Мойке в гостинице «Россия». Цель моего приезда в Петербург: следить за Вами и за m-me Мережковской, в которую Вы влюблены. Этот роман меня очень интересует.
Наступило время, самое тягостное для моего тела. Я не терплю холода.
Благослови Вас господь бог. Напишите мне что-нибудь. Анне Ивановне нижайший поклон и благодарность за то, что она, как Вы пишете, приглашает меня в Петербург.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️28 ноября 1893 г.
📍г. Москва
Милый, бедный Жоржик, судьба загнала тебя в Анапу! Но нет худа без добра: во-первых, ты теперь как-никак все-таки агент, вроде вашего превосходительства, и, во-вторых, никогда так не ценишь и не любишь родины, как на чужой стороне. Хуже всего, что эту зиму к нам не приедешь.
Чтобы доставить тебе, изгнаннику, хотя минутное развлечение, буду с каждой почтой высылать тебе какую-нибудь чепушенцию — отдельные номера газет, каких (предположительно) нет в Анапе, и разные брошюрки вроде «Битвы русских с кабардинцами» и «лечения мозолей». На сей раз посылаю книжку «Читателя». Я буду посылать, а ты, когда разбогатеешь, возвратишь мне почтовые расходы.
У нас ничего нового. Впрочем, 26 вечером у нас в доме был пожар. Звонили в колокол, работала пожарная машина, толкались в доме и на дворе мужики, но дело обошлось благополучно; сгорела только часть стены и пришлось сломать печь.
Приезжает изредка Миша с женой, которая оказалась очень милой, простодушной женщиной и искусной поварихой.
Моя «Чайка» нигде еще не была напечатана. Был у меня один рукописный экземпляр, но я отослал его в Киев, где пьеса имела большой успех. По какой же рукописи играли в Таганроге? Воображаю, что и как они играли!
Получается ли в Анапе «Нива»? Пиши от скуки. Ведь по вечерам тебе должно быть адски скучно.
Марку Федоровичу поклонись и передай ему, что я его очень, очень помню. Будь здоров, не скучай.
Твой А. Чехов.
Почему Анапа Кубанской области, а не Черноморской губернии?
📩Г. М. Чехову
🗓️29 ноября 1896 г.
📍г. Мелихово
Чтобы доставить тебе, изгнаннику, хотя минутное развлечение, буду с каждой почтой высылать тебе какую-нибудь чепушенцию — отдельные номера газет, каких (предположительно) нет в Анапе, и разные брошюрки вроде «Битвы русских с кабардинцами» и «лечения мозолей». На сей раз посылаю книжку «Читателя». Я буду посылать, а ты, когда разбогатеешь, возвратишь мне почтовые расходы.
У нас ничего нового. Впрочем, 26 вечером у нас в доме был пожар. Звонили в колокол, работала пожарная машина, толкались в доме и на дворе мужики, но дело обошлось благополучно; сгорела только часть стены и пришлось сломать печь.
Приезжает изредка Миша с женой, которая оказалась очень милой, простодушной женщиной и искусной поварихой.
Моя «Чайка» нигде еще не была напечатана. Был у меня один рукописный экземпляр, но я отослал его в Киев, где пьеса имела большой успех. По какой же рукописи играли в Таганроге? Воображаю, что и как они играли!
Получается ли в Анапе «Нива»? Пиши от скуки. Ведь по вечерам тебе должно быть адски скучно.
Марку Федоровичу поклонись и передай ему, что я его очень, очень помню. Будь здоров, не скучай.
Твой А. Чехов.
Почему Анапа Кубанской области, а не Черноморской губернии?
📩Г. М. Чехову
🗓️29 ноября 1896 г.
📍г. Мелихово
Милостивая государыня
Мария Павловна!
Посылаю вексель на сто рублей. Из ста выдайте Мише за пианино десять. В лавочку, если хотите, можете вместо сорока отдать тридцать. Через неделю еще вышлю.
Живу у Александра. Анна Ивановна больна (бугорчатка). Грязно, воняет и проч. Душно. Подробное письмо напишу завтра или послезавтра.
Александр не унывает.
Кланяюсь всем.
А. Чехов.
📩М. П. Чеховой
🗓️30 ноября 1887 г.
📍г. Санкт-Петербург
Мария Павловна!
Посылаю вексель на сто рублей. Из ста выдайте Мише за пианино десять. В лавочку, если хотите, можете вместо сорока отдать тридцать. Через неделю еще вышлю.
Живу у Александра. Анна Ивановна больна (бугорчатка). Грязно, воняет и проч. Душно. Подробное письмо напишу завтра или послезавтра.
Александр не унывает.
Кланяюсь всем.
А. Чехов.
📩М. П. Чеховой
🗓️30 ноября 1887 г.
📍г. Санкт-Петербург
Многоуважаемый Евгений Петрович, я не собрался до сих пор ответить на Ваше письмо, потому что всё никак не мог придумать ответа, мало-мальски удовлетворительного, который уместился бы в одном письме. Сюжет такого рода, что надо не писать, а говорить, притом говорить много. К тому же посетители и дурная погода, которая тянется почти с сентября, так раздражают, что я всё не попадаю в настроение и не чувствую себя способным написать Вам что-нибудь бодрое. Итак, отложим до весны, когда я приеду в Москву и повидаюсь с Вами.
Я напишу о Вас «Журналу для всех», «России» и «Жизни». Мне кажется, что, например, в «России» Вы могли бы печататься каждую неделю, — там, по слухам, хорошо платят и порядки хорошие. Можно печататься и в «Северном курьере», повидавшись предварительно с Т. Л. Щепкиной-Куперник, которая знакома с редакцией. Приглашений специальных не ждите. Одни ленивы, других утомила суета, и не ждите, чтобы Вам отворили дверь, отворяйте ее сами. С редактором «Нивы» я знаком очень мало, но, если желаете, напишу ему. Весной я буду видеться с ним и тогда поговорю.
Спасибо Вам за доброе, сердечное письмо и простите, что я так не скоро ответил.
Редактора «Жизни» зовут так: Владимир Александрович Поссе. Редактора «Журнала для всех»: Виктор Сергеевич Миролюбов. В «России» главенствует Александр Валентинович Амфитеатров.
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
📩Е. П. Гославскому
🗓️1 декабря 1899 г.
📍г. Ялта
Я напишу о Вас «Журналу для всех», «России» и «Жизни». Мне кажется, что, например, в «России» Вы могли бы печататься каждую неделю, — там, по слухам, хорошо платят и порядки хорошие. Можно печататься и в «Северном курьере», повидавшись предварительно с Т. Л. Щепкиной-Куперник, которая знакома с редакцией. Приглашений специальных не ждите. Одни ленивы, других утомила суета, и не ждите, чтобы Вам отворили дверь, отворяйте ее сами. С редактором «Нивы» я знаком очень мало, но, если желаете, напишу ему. Весной я буду видеться с ним и тогда поговорю.
Спасибо Вам за доброе, сердечное письмо и простите, что я так не скоро ответил.
Редактора «Жизни» зовут так: Владимир Александрович Поссе. Редактора «Журнала для всех»: Виктор Сергеевич Миролюбов. В «России» главенствует Александр Валентинович Амфитеатров.
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
📩Е. П. Гославскому
🗓️1 декабря 1899 г.
📍г. Ялта
Многоуважаемая коллега! Вы пишете, что хотите славы гораздо больше, чем любви; а я наоборот: хочу любви гораздо больше, чем славы. Впрочем, это дело вкуса. Кто любит попа, а кто попову наймичку.
Возвращаю Вам святочный рассказ. Мне кажется, ввиду святочности, следовало бы сделать его несколько живее. Доктор и Катя всё время как-то киснут около елки. Вот Вы собираетесь написать огромный роман, где «будет одна любовь, взятая со всех сторон и во всех видах». Так нельзя ли один вид какой-нибудь уделить доктору и Кате. А то их любовь не имеет ни сторон, ни вида.
Когда начнете писать роман? Буду ждать.
Я пошел со своими часами к Буре, хотел отдать в починку. Буре, заглянув в часы и повертев их в руках, улыбнулся и сказал сладковатым голосом: — Вы, мсье, забыли их завести...
Я завел — и часы опять пошли. Так иногда причину своих бедствий ищешь в мелочах, забыв о главном.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш верный cher maître
А. Чехов.
📩Ее высокоблагородию
Елене Михайловне Юст
🗓️2 декабря 1896 г.
📍г. Мелихово
Возвращаю Вам святочный рассказ. Мне кажется, ввиду святочности, следовало бы сделать его несколько живее. Доктор и Катя всё время как-то киснут около елки. Вот Вы собираетесь написать огромный роман, где «будет одна любовь, взятая со всех сторон и во всех видах». Так нельзя ли один вид какой-нибудь уделить доктору и Кате. А то их любовь не имеет ни сторон, ни вида.
Когда начнете писать роман? Буду ждать.
Я пошел со своими часами к Буре, хотел отдать в починку. Буре, заглянув в часы и повертев их в руках, улыбнулся и сказал сладковатым голосом: — Вы, мсье, забыли их завести...
Я завел — и часы опять пошли. Так иногда причину своих бедствий ищешь в мелочах, забыв о главном.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш верный cher maître
А. Чехов.
📩Ее высокоблагородию
Елене Михайловне Юст
🗓️2 декабря 1896 г.
📍г. Мелихово
Милостивые государи
и милостивые государыни!
Пишу сие в редакции «Осколков» в ожидании Голике, к которому иду обедать. Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка.
Зато Питер великолепен. Я чувствую себя на седьмом небе. Улицы, извозчики, провизия — всё это отлично, а умных и порядочных людей столько, хоть выбирай. Каждый день знакомлюсь. Вчера, например, с 10½ часов утра до трех я сидел у Михайловского (критиковавшего меня в «Северном вестнике») в компании Глеба Успенского и Короленко: ели, пили и дружески болтали. Ежедневно видаюсь с Сувориным, Бурениным и проч. Все наперерыв приглашают меня и курят мне фимиам. От пьесы моей все положительно в восторге, хотя и бранят меня за небрежность. Мой единственный оттиск ходит теперь по рукам, и я никак не могу поймать его, чтобы отдать в цензуру.
Суворин злится за то, что я свою пьесу отдал Коршу; по его мнению, ни труппа Корша, ни московская публика (?) не могут понять «Иванова». Московские рецензии возбуждают здесь смех. Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно. Как только вспомню, как коршевские г<...> пакостили «Иванова», как они его коверкали и ломали, так тошно делается и начинаешь жалеть публику, которая уходила из театра не солоно хлебавши. Жаль и себя и Давыдова.
Суворин возбужден моей пьесой. Замечательно: после коршевской игры ни один человек из публики не понял Иванова, бранили меня и жалели, здесь же все в один голос уверяют, что мой Иванов обрисован достаточно, что нет надобности ни прибавлять, ни убавлять его.
Анна Аркадьевна похорошела. Я привезу ее карточку для Ивана: не нужна ли ему супруга? Подходящая.
Александр у нововременцев на хорошем счету. Живется ему у них очень недурно. Дети его здоровы, но не говорят ни слова.
Вчера я ночевал и обедал у Лейкина. Вот где я наелся, выспался и отдохнул от грязи!
В декабрьской книге «Вестника Европы» есть большая статья о моей особе.
Я за три дня пополнел. Как я жалею, что не могу всегда жить здесь! Воспоминание о предстоящем возвращении в Москву, кишащую Гавриловыми и Кичеевыми, портит мне кровь.
Знакомлюсь с дамами. Получил от некоторых приглашение. Пойду, хотя в каждой фразе их хвалебных речей слышится «психопатия» (о коей писал Буренин).
Привезу с собой много книг.
Моя пьеса едва ли пойдет еще раз у Корша. Один нововременский балбес, подслушавший мой разговор с Сувориным и К° и не понявший, поднес в газете такую фигу коршевской труппе, что я поднял гвалт, Суворин назвал балбеса «безыдейной скотиной», а Корш, наверное, упал в обморок. Балбес хотел прислужиться мне, а вышло чёрт знает что. Если Корш снимет с репертуара мою пьесу, тем лучше. К чему срамиться? Ну их к чёрту!
Я пишу. Получил ли Миша посылку? Пришел Голике. Ухожу обедать.
Поклон всем. Деньги буду высылать понемногу, но возможно чаще.
M-me Билибина, когда я бываю у ее супруга, не выходит ко мне.
Желаю всем здравия и отличнейшего расположения духа. Всё, что говорилось у Корнеева о Петербургском университете (оплеуха), оказывается чистейшим вздором. Вообще на свете много лганья.
А. Чехов.
📩Чеховым
🗓️3 декабря 1887 г.
📍г. Санкт-Петербург
и милостивые государыни!
Пишу сие в редакции «Осколков» в ожидании Голике, к которому иду обедать. Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка.
Зато Питер великолепен. Я чувствую себя на седьмом небе. Улицы, извозчики, провизия — всё это отлично, а умных и порядочных людей столько, хоть выбирай. Каждый день знакомлюсь. Вчера, например, с 10½ часов утра до трех я сидел у Михайловского (критиковавшего меня в «Северном вестнике») в компании Глеба Успенского и Короленко: ели, пили и дружески болтали. Ежедневно видаюсь с Сувориным, Бурениным и проч. Все наперерыв приглашают меня и курят мне фимиам. От пьесы моей все положительно в восторге, хотя и бранят меня за небрежность. Мой единственный оттиск ходит теперь по рукам, и я никак не могу поймать его, чтобы отдать в цензуру.
Суворин злится за то, что я свою пьесу отдал Коршу; по его мнению, ни труппа Корша, ни московская публика (?) не могут понять «Иванова». Московские рецензии возбуждают здесь смех. Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно. Как только вспомню, как коршевские г<...> пакостили «Иванова», как они его коверкали и ломали, так тошно делается и начинаешь жалеть публику, которая уходила из театра не солоно хлебавши. Жаль и себя и Давыдова.
Суворин возбужден моей пьесой. Замечательно: после коршевской игры ни один человек из публики не понял Иванова, бранили меня и жалели, здесь же все в один голос уверяют, что мой Иванов обрисован достаточно, что нет надобности ни прибавлять, ни убавлять его.
Анна Аркадьевна похорошела. Я привезу ее карточку для Ивана: не нужна ли ему супруга? Подходящая.
Александр у нововременцев на хорошем счету. Живется ему у них очень недурно. Дети его здоровы, но не говорят ни слова.
Вчера я ночевал и обедал у Лейкина. Вот где я наелся, выспался и отдохнул от грязи!
В декабрьской книге «Вестника Европы» есть большая статья о моей особе.
Я за три дня пополнел. Как я жалею, что не могу всегда жить здесь! Воспоминание о предстоящем возвращении в Москву, кишащую Гавриловыми и Кичеевыми, портит мне кровь.
Знакомлюсь с дамами. Получил от некоторых приглашение. Пойду, хотя в каждой фразе их хвалебных речей слышится «психопатия» (о коей писал Буренин).
Привезу с собой много книг.
Моя пьеса едва ли пойдет еще раз у Корша. Один нововременский балбес, подслушавший мой разговор с Сувориным и К° и не понявший, поднес в газете такую фигу коршевской труппе, что я поднял гвалт, Суворин назвал балбеса «безыдейной скотиной», а Корш, наверное, упал в обморок. Балбес хотел прислужиться мне, а вышло чёрт знает что. Если Корш снимет с репертуара мою пьесу, тем лучше. К чему срамиться? Ну их к чёрту!
Я пишу. Получил ли Миша посылку? Пришел Голике. Ухожу обедать.
Поклон всем. Деньги буду высылать понемногу, но возможно чаще.
M-me Билибина, когда я бываю у ее супруга, не выходит ко мне.
Желаю всем здравия и отличнейшего расположения духа. Всё, что говорилось у Корнеева о Петербургском университете (оплеуха), оказывается чистейшим вздором. Вообще на свете много лганья.
А. Чехов.
📩Чеховым
🗓️3 декабря 1887 г.
📍г. Санкт-Петербург
Приеду Москву субботу курьерским. Чехов.
📩М. П. Чехову
🗓️5 декабря 1890 г.
📍г. Ст. Раздельная
📩М. П. Чехову
🗓️5 декабря 1890 г.
📍г. Ст. Раздельная
Девица с ремингтоном жестоко меня подвела. Едучи в Москву, я рассчитывал, что пьеса моя уже давно напечатана и послана, куда нужно, — ведь прошло уже две недели, как я послал ее девице. Оказалось же, что пьеса далеко не кончена... Я взял рукопись обратно, а девица прислала мне извинительное письмо. Завтра я пошлю Вам пьесу, но в рукописи. Если печатать, то опять придется ждать, а это надоело, и терпение мое лопнуло. Пьесу прочтите и скажите, что и как. До будущего сезона времени еще много, так что возможны самые коренные изменения. Если бы экземпляр был печатный, то я попросил бы дать прочесть и Потапенке, буде ему сие занятие не очень скучно. Значит, пьесу Вы получите в пятницу. Велите в этот день вывесить флаги.
Вы пишете, что приедете в Москву через 10 дней. Значит, подождать Вас в Москве? Вы напишите наверное. Я буду ожидать с превеликим удовольствием, лишь бы Вы не обманули. Если же Вы не приедете, то я уберусь из Москвы этак числа 10—12. Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбосской любви тоже нет... Бррр!! Воспоминание о тех особах, о которых Вы пишете мне, вызывает во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет — и чудесно.
Юбилей Чупрова прошел удивительно. В нем чествовали чистоту, и энтузиазм был всеобщий. Речи говорились вполне искренно, от всей души — ничего подобного я не слышал никогда раньше. На стипендию собрали 7 тысяч в какие-нибудь три дня. И выходит, что масса тяготеет к порядочности и жадно набрасывается на нее со своими ласками при первой возможности.
Сегодня св. Николая, в Москве малиновый звон. Я встал рано, зажег свечи и сел писать, а на дворе звонили, было приятно.
Желаю здравия. Анне Ивановне, Насте и Боре нижайший поклон. Будьте счастливы.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️6 декабря 1895 г.
📍г. Москва
Вы пишете, что приедете в Москву через 10 дней. Значит, подождать Вас в Москве? Вы напишите наверное. Я буду ожидать с превеликим удовольствием, лишь бы Вы не обманули. Если же Вы не приедете, то я уберусь из Москвы этак числа 10—12. Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбосской любви тоже нет... Бррр!! Воспоминание о тех особах, о которых Вы пишете мне, вызывает во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет — и чудесно.
Юбилей Чупрова прошел удивительно. В нем чествовали чистоту, и энтузиазм был всеобщий. Речи говорились вполне искренно, от всей души — ничего подобного я не слышал никогда раньше. На стипендию собрали 7 тысяч в какие-нибудь три дня. И выходит, что масса тяготеет к порядочности и жадно набрасывается на нее со своими ласками при первой возможности.
Сегодня св. Николая, в Москве малиновый звон. Я встал рано, зажег свечи и сел писать, а на дворе звонили, было приятно.
Желаю здравия. Анне Ивановне, Насте и Боре нижайший поклон. Будьте счастливы.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️6 декабря 1895 г.
📍г. Москва
Любезнейший Брат
Михаил Михаилович!
Я имел честь и удовольствие на днях получить Ваше письмо. В этом письме Вы протягиваете мне руку брата; с чувством достоинства и гордости я пожимаю ее, как руку старшего брата. Вы первые намекнули о братской дружбе, это с моей стороны дерзость. Обязанность младшего просить старшего о таком предмете, но не старшего; поэтому прошу меня извинить. Но во всяком случае одной из первых моих мыслей, из моих планов — была эта дружба.
Я желал найти подходящий случай, чтоб с Вами короче познакомиться, я мечтал о этом и наконец получил Ваше письмо. В письмах моего отца, матери и братьев Вы занимали первое место. Мамаша видит в Вас больше чем племянника, она ставит Вас наравне с дядей Митрофаном Егоровичем, которого я очень хорошо знаю и про которого я буду всегда говорить хорошо за его добрую душу и хороший, чистый, веселый характер. О братьях и говорить нечего. Вы их уже изучили, наверно, и поймете сами. Следовательно, Вы дороги нашей семье. Я изучил Вас по письмам. С какой же я стати буду отставать и не ловить благого случая, чтоб познакомиться с таким человеком, как Вы, и вдобавок я считал и считаю своею обязанностью почитать самого старшего из своих братьев и почитать того, кого так горячо почитает наша семья. Можете судить, как приятно подействовало на меня Ваше письмо.
Я о себе ничего не скажу, разве только что я жив и здоров. Наверно, про меня Вы наслушались много от моей мамаши и в особенности от Саши и Коли. Будьте так добры, передайте от меня поклон многоуважаемой сестре Елизавете Михайловне и брату Григорию Михаиловичу. Скажите им, что на Юге есть у них брат, который собирает коллекцию разнородных писем. Желалось бы, если только возможно, получить от них письма. Я Вас без церемонии попрошу, чтоб Вы мне писали хоть раз в месяц. Будьте так добры, пишите мне по-братски, без церемонии, дабы не существовала какая-то натянутость. Я же, разумеется, от Вас не отстану и, как говорится, «долг платежом красен», буду Вам писать таким же тоном. Когда уже пошло на пословицы, так еще скажу: «Вперед батьки в петлю не суйся». Следовательно, Вам первому нужно начать. Я такая же птица, как и Коля с Сашей.
Примите от меня пожелание всевозможных благ и нижайший поклон, а затем:
Имею честь быть Вас уважающим младшим братом и покорным слугою
А. Чехов.
18 VII/XII 76 года.
Поклон Саше и Коле.
Скажите Саше, что я прочел «Космос». Жаль мне Сашу: он не достиг своей цели, прося, чтоб я прочел его. Я остаюсь тем же и по прочтении «Космоса».
Скажите Коле, что его картины еще на Курском вокзале в Москве, пусть пойдет поцелуется с ними. Как вредна эта война! Картины его в ход не пускает!
📩М. М. Чехова
🗓️7 декабря 1876 г.
📍г. Таганрог
Михаил Михаилович!
Я имел честь и удовольствие на днях получить Ваше письмо. В этом письме Вы протягиваете мне руку брата; с чувством достоинства и гордости я пожимаю ее, как руку старшего брата. Вы первые намекнули о братской дружбе, это с моей стороны дерзость. Обязанность младшего просить старшего о таком предмете, но не старшего; поэтому прошу меня извинить. Но во всяком случае одной из первых моих мыслей, из моих планов — была эта дружба.
Я желал найти подходящий случай, чтоб с Вами короче познакомиться, я мечтал о этом и наконец получил Ваше письмо. В письмах моего отца, матери и братьев Вы занимали первое место. Мамаша видит в Вас больше чем племянника, она ставит Вас наравне с дядей Митрофаном Егоровичем, которого я очень хорошо знаю и про которого я буду всегда говорить хорошо за его добрую душу и хороший, чистый, веселый характер. О братьях и говорить нечего. Вы их уже изучили, наверно, и поймете сами. Следовательно, Вы дороги нашей семье. Я изучил Вас по письмам. С какой же я стати буду отставать и не ловить благого случая, чтоб познакомиться с таким человеком, как Вы, и вдобавок я считал и считаю своею обязанностью почитать самого старшего из своих братьев и почитать того, кого так горячо почитает наша семья. Можете судить, как приятно подействовало на меня Ваше письмо.
Я о себе ничего не скажу, разве только что я жив и здоров. Наверно, про меня Вы наслушались много от моей мамаши и в особенности от Саши и Коли. Будьте так добры, передайте от меня поклон многоуважаемой сестре Елизавете Михайловне и брату Григорию Михаиловичу. Скажите им, что на Юге есть у них брат, который собирает коллекцию разнородных писем. Желалось бы, если только возможно, получить от них письма. Я Вас без церемонии попрошу, чтоб Вы мне писали хоть раз в месяц. Будьте так добры, пишите мне по-братски, без церемонии, дабы не существовала какая-то натянутость. Я же, разумеется, от Вас не отстану и, как говорится, «долг платежом красен», буду Вам писать таким же тоном. Когда уже пошло на пословицы, так еще скажу: «Вперед батьки в петлю не суйся». Следовательно, Вам первому нужно начать. Я такая же птица, как и Коля с Сашей.
Примите от меня пожелание всевозможных благ и нижайший поклон, а затем:
Имею честь быть Вас уважающим младшим братом и покорным слугою
А. Чехов.
18 VII/XII 76 года.
Поклон Саше и Коле.
Скажите Саше, что я прочел «Космос». Жаль мне Сашу: он не достиг своей цели, прося, чтоб я прочел его. Я остаюсь тем же и по прочтении «Космоса».
Скажите Коле, что его картины еще на Курском вокзале в Москве, пусть пойдет поцелуется с ними. Как вредна эта война! Картины его в ход не пускает!
📩М. М. Чехова
🗓️7 декабря 1876 г.
📍г. Таганрог
Возвращаю Вам рукопись П. Боткина. В ней следует всё вычеркнуть или же ничего. Я бы не напечатал такого рассказа. Это потуга на обличительную сценку и довольно плохая.
Теперь просьба. Будьте добры послать прилагаемую при сем накладную Д. В. Григоровичу. Напомните ему, что однажды, когда он водил меня по музею на Б. Морской, я обещал ему выписать для музея хохлацкие гончарные изделия, которые мне когда-то нравились. В Полтавской губернии, Миргородском уезде, в селе Хомутец есть гончар, знаменитый в своем муравейнике; он делал очень красивые и характерные вещи, но скоро, понюхавши образцов, стал сбиваться на казенщину: делал двуглавых орлов, вензеля и т. п. Не знаю, что он прислал теперь, так как вещи пошли прямо в Петербург. Попросите Дмитрия Васильевича послать человека на вокзал (не знаю, какой), на товарную станцию; если придется заплатить какие-нибудь копейки, то при свидании я заплачу. Если вещи сгодятся, то очень рад, если же окажутся дрянными — то пусть Дмитрий Васильевич извинит великодушно. Я заслуживаю тем большего снисхождения, что не сам выбирал вещи.
Ах, если б Вы знали, как я утомлен! Утомлен до напряжения. Гости, гости, гости... Моя усадьба стоит как раз на Каширском тракте, и всякий проезжий интеллигент считает должным и нужным заехать ко мне и погреться, а иногда даже и ночевать остаться. Одних докторов целый легион! Приятно, конечно, быть гостеприимством, но ведь душа меру знает. Я ведь и из Москвы-то ушел от гостей. А сейчас приехала астрономка и осталась ночевать... Вот язык!
А мне надо писать, писать и спешить на почтовых, так как для меня не писать значит жить в долг и хандрить. Пишу вещь, в которой сотня действующих лиц, лето, осень — и всё это у меня обрывается, путается, забывается... Тьфу ты пропасть. В Питер ехать? Но в Питере я работаю вяло и мало. В Москву податься и взять там номер? Но в Москве в номере я издохну от скуки. Должно быть, кончу тем, что приеду в Петербург, не написав даже пол-листа и рассыпавши по пути всё, что было в голове. Завидую Вам, имеющему квартиру в Царском Селе, но не верится, что Вы там будете одиноки. Вас и там сыщут.
У меня в голове брезжит дерзкая мысль: не нанимать ли мне ежегодно по зимам комнаты две-три на даче Громова, т. е. не соделаться ли мне Ясинским в миниатюре? Там и деревня, и от Вас близко. Как Вы думаете?
Всё хочется мне устроить свою внешнюю жизнь, я и так и этак, и вся эта возня с собственной особой кончится тем, что какой-нибудь строгий Икс скажет: как Вы ни садитесь, а всё в музыканты не годитесь!
Астрономка была на Кавказе и теперь едет в Петербург заниматься математикой. Хочет она заняться литературой — давать компиляции, каких еще никогда не бывало в русских журналах, но говорит, что тотчас же приступить к этому нельзя, так как на подготовительные работы нужно minimum 4 года. Эта особа, очевидно, думает, что она будет жить 386 лет.
Вы кончили свое письмо с шиком: «Morituri te salutant!»1* Все мы morituri, потому что никто из нас не может сказать про себя: naturus sum2*.
Одначе будьте здоровы и благополучны. Сие письмо повезет на почту астрономка.
Всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
А то еще лучше: если можно, пошлите Василия за гончарными вещами на Николаевский вокзал (в накладной назван именно этот вокзал), посмотрите их, коли охота, и отошлите Григоровичу. А то он, пожалуй, рассердится за хлопоты.
1* «Обреченные на смерть приветствуют тебя!» (лат.).
2*имеющий родиться (лат.).
📩А. С. Суворину
🗓️8 декабря 1892 г.
📍г. Мелихово
Теперь просьба. Будьте добры послать прилагаемую при сем накладную Д. В. Григоровичу. Напомните ему, что однажды, когда он водил меня по музею на Б. Морской, я обещал ему выписать для музея хохлацкие гончарные изделия, которые мне когда-то нравились. В Полтавской губернии, Миргородском уезде, в селе Хомутец есть гончар, знаменитый в своем муравейнике; он делал очень красивые и характерные вещи, но скоро, понюхавши образцов, стал сбиваться на казенщину: делал двуглавых орлов, вензеля и т. п. Не знаю, что он прислал теперь, так как вещи пошли прямо в Петербург. Попросите Дмитрия Васильевича послать человека на вокзал (не знаю, какой), на товарную станцию; если придется заплатить какие-нибудь копейки, то при свидании я заплачу. Если вещи сгодятся, то очень рад, если же окажутся дрянными — то пусть Дмитрий Васильевич извинит великодушно. Я заслуживаю тем большего снисхождения, что не сам выбирал вещи.
Ах, если б Вы знали, как я утомлен! Утомлен до напряжения. Гости, гости, гости... Моя усадьба стоит как раз на Каширском тракте, и всякий проезжий интеллигент считает должным и нужным заехать ко мне и погреться, а иногда даже и ночевать остаться. Одних докторов целый легион! Приятно, конечно, быть гостеприимством, но ведь душа меру знает. Я ведь и из Москвы-то ушел от гостей. А сейчас приехала астрономка и осталась ночевать... Вот язык!
А мне надо писать, писать и спешить на почтовых, так как для меня не писать значит жить в долг и хандрить. Пишу вещь, в которой сотня действующих лиц, лето, осень — и всё это у меня обрывается, путается, забывается... Тьфу ты пропасть. В Питер ехать? Но в Питере я работаю вяло и мало. В Москву податься и взять там номер? Но в Москве в номере я издохну от скуки. Должно быть, кончу тем, что приеду в Петербург, не написав даже пол-листа и рассыпавши по пути всё, что было в голове. Завидую Вам, имеющему квартиру в Царском Селе, но не верится, что Вы там будете одиноки. Вас и там сыщут.
У меня в голове брезжит дерзкая мысль: не нанимать ли мне ежегодно по зимам комнаты две-три на даче Громова, т. е. не соделаться ли мне Ясинским в миниатюре? Там и деревня, и от Вас близко. Как Вы думаете?
Всё хочется мне устроить свою внешнюю жизнь, я и так и этак, и вся эта возня с собственной особой кончится тем, что какой-нибудь строгий Икс скажет: как Вы ни садитесь, а всё в музыканты не годитесь!
Астрономка была на Кавказе и теперь едет в Петербург заниматься математикой. Хочет она заняться литературой — давать компиляции, каких еще никогда не бывало в русских журналах, но говорит, что тотчас же приступить к этому нельзя, так как на подготовительные работы нужно minimum 4 года. Эта особа, очевидно, думает, что она будет жить 386 лет.
Вы кончили свое письмо с шиком: «Morituri te salutant!»1* Все мы morituri, потому что никто из нас не может сказать про себя: naturus sum2*.
Одначе будьте здоровы и благополучны. Сие письмо повезет на почту астрономка.
Всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
А то еще лучше: если можно, пошлите Василия за гончарными вещами на Николаевский вокзал (в накладной назван именно этот вокзал), посмотрите их, коли охота, и отошлите Григоровичу. А то он, пожалуй, рассердится за хлопоты.
1* «Обреченные на смерть приветствуют тебя!» (лат.).
2*имеющий родиться (лат.).
📩А. С. Суворину
🗓️8 декабря 1892 г.
📍г. Мелихово
Здравствуйте, мой драгоценный!
Ура! Ну вот, наконец, я опять сижу у себя за столом, молюсь своим линяющим пенатам и пишу к Вам. У меня теперь такое хорошее чувство, как будто я совсем не уезжал из дому. Здоров и благополучен до мозга костей. Вот Вам кратчайший отчет. Пробыл я на Сахалине не 2 месяца, как напечатано у Вас, а 3 плюс 2 дня. Работа у меня была напряженная; я сделал полную и подробную перепись всего сахалинского населения и видел всё, кроме смертной казни. Когда мы увидимся, я покажу Вам целый сундук всякой каторжной всячины, которая, как сырой материал, стоит чрезвычайно дорого. Знаю я теперь очень многое, чувство же привез я с собою нехорошее. Пока я жил на Сахалине, моя утроба испытывала только некоторую горечь, как от прогорклого масла, теперь же, по воспоминаниям, Сахалин представляется мне целым адом. Два месяца я работал напряженно, не щадя живота, в третьем же месяце стал изнемогать от помянутой горечи, скуки и от мысли, что из Владивостока на Сахалин идет холера и что я таким образом рискую прозимовать на каторге. Но, слава небесам, холера прекратилась, и 13 октября пароход увез меня из Сахалина. Был я во Владивостоке. О Приморской области и вообще о нашем восточном побережье с его флотами, задачами и тихоокеанскими мечтаниями скажу только одно: вопиющая бедность! Бедность, невежество и ничтожество, могущие довести до отчаяния. Один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя... Японию мы миновали, ибо в ней холера; посему я не купил Вам ничего японского, и 500 рублей, выданные мне на покупки, истратил на собственные нужды, за что Вы по закону имеете право сослать меня в Сибирь на поселение. Первым заграничным портом на пути моем был Гонг-Конг. Бухта чудная, движение на море такое, какого я никогда не видел даже на картинках; прекрасные дороги, конки, железная дорога на гору, музеи, ботанические сады; куда ни взглянешь, всюду видишь самую нежную заботливость англичан о своих служащих, есть даже клуб для матросов. Ездил я на дженерихче, т. е. на людях, покупал у китайцев всякую дребедень и возмущался, слушая, как мои спутники россияне бранят англичан за эксплоатацию инородцев. Я думал: да, англичанин эксплоатирует китайцев, сипаев, индусов, но зато дает им дороги, водопроводы, музеи, христианство, вы тоже эксплоатируете, но что вы даете?
Когда вышли из Гонг-Конга, нас начало качать. Пароход был пустой и делал размахи в 38 градусов, так что мы боялись, что он опрокинется. Морской болезни я не подвержен — это открытие меня приятно поразило. По пути к Сингапуру бросили в море двух покойников. Когда глядишь, как мертвый человек, завороченный в парусину, летит, кувыркаясь, в воду, и когда вспоминаешь, что до дна несколько верст, то становится страшно и почему-то начинает казаться, что сам умрешь и будешь брошен в море. Заболел у нас рогатый скот. По приговору доктора Щербака и Вашего покорнейшего слуги, скот убили и бросили в море.
Сингапур я плохо помню, так как, когда я объезжал его, мне почему-то было грустно; я чуть не плакал. Затем следует Цейлон — место, где был рай. Здесь в раю я сделал больше 100 верст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. <...> От Цейлона безостановочно плыли 13 суток и обалдели от скуки. Жару выношу я хорошо. Красное море уныло; глядя на Синай, я умилялся.
Хорош божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм! Пьяный, истасканный забулдыга муж любит свою жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний — нахальство и самомнение паче меры, вместо труда — лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых. Работать надо, а всё остальное к чёрту. Главное — надо быть справедливым, а остальное всё приложится.
Мне страстно хочется поговорить с Вами. Душа у меня кипит. Никого не хочу, кроме Вас, ибо с Вами только и можно говорить. Плещеева к чёрту.
Ура! Ну вот, наконец, я опять сижу у себя за столом, молюсь своим линяющим пенатам и пишу к Вам. У меня теперь такое хорошее чувство, как будто я совсем не уезжал из дому. Здоров и благополучен до мозга костей. Вот Вам кратчайший отчет. Пробыл я на Сахалине не 2 месяца, как напечатано у Вас, а 3 плюс 2 дня. Работа у меня была напряженная; я сделал полную и подробную перепись всего сахалинского населения и видел всё, кроме смертной казни. Когда мы увидимся, я покажу Вам целый сундук всякой каторжной всячины, которая, как сырой материал, стоит чрезвычайно дорого. Знаю я теперь очень многое, чувство же привез я с собою нехорошее. Пока я жил на Сахалине, моя утроба испытывала только некоторую горечь, как от прогорклого масла, теперь же, по воспоминаниям, Сахалин представляется мне целым адом. Два месяца я работал напряженно, не щадя живота, в третьем же месяце стал изнемогать от помянутой горечи, скуки и от мысли, что из Владивостока на Сахалин идет холера и что я таким образом рискую прозимовать на каторге. Но, слава небесам, холера прекратилась, и 13 октября пароход увез меня из Сахалина. Был я во Владивостоке. О Приморской области и вообще о нашем восточном побережье с его флотами, задачами и тихоокеанскими мечтаниями скажу только одно: вопиющая бедность! Бедность, невежество и ничтожество, могущие довести до отчаяния. Один честный человек на 99 воров, оскверняющих русское имя... Японию мы миновали, ибо в ней холера; посему я не купил Вам ничего японского, и 500 рублей, выданные мне на покупки, истратил на собственные нужды, за что Вы по закону имеете право сослать меня в Сибирь на поселение. Первым заграничным портом на пути моем был Гонг-Конг. Бухта чудная, движение на море такое, какого я никогда не видел даже на картинках; прекрасные дороги, конки, железная дорога на гору, музеи, ботанические сады; куда ни взглянешь, всюду видишь самую нежную заботливость англичан о своих служащих, есть даже клуб для матросов. Ездил я на дженерихче, т. е. на людях, покупал у китайцев всякую дребедень и возмущался, слушая, как мои спутники россияне бранят англичан за эксплоатацию инородцев. Я думал: да, англичанин эксплоатирует китайцев, сипаев, индусов, но зато дает им дороги, водопроводы, музеи, христианство, вы тоже эксплоатируете, но что вы даете?
Когда вышли из Гонг-Конга, нас начало качать. Пароход был пустой и делал размахи в 38 градусов, так что мы боялись, что он опрокинется. Морской болезни я не подвержен — это открытие меня приятно поразило. По пути к Сингапуру бросили в море двух покойников. Когда глядишь, как мертвый человек, завороченный в парусину, летит, кувыркаясь, в воду, и когда вспоминаешь, что до дна несколько верст, то становится страшно и почему-то начинает казаться, что сам умрешь и будешь брошен в море. Заболел у нас рогатый скот. По приговору доктора Щербака и Вашего покорнейшего слуги, скот убили и бросили в море.
Сингапур я плохо помню, так как, когда я объезжал его, мне почему-то было грустно; я чуть не плакал. Затем следует Цейлон — место, где был рай. Здесь в раю я сделал больше 100 верст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. <...> От Цейлона безостановочно плыли 13 суток и обалдели от скуки. Жару выношу я хорошо. Красное море уныло; глядя на Синай, я умилялся.
Хорош божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм! Пьяный, истасканный забулдыга муж любит свою жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний — нахальство и самомнение паче меры, вместо труда — лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых. Работать надо, а всё остальное к чёрту. Главное — надо быть справедливым, а остальное всё приложится.
Мне страстно хочется поговорить с Вами. Душа у меня кипит. Никого не хочу, кроме Вас, ибо с Вами только и можно говорить. Плещеева к чёрту.
Актеров тоже к чёрту.
Ваши телеграммы получал я в невозможном виде. Все перевраны.
Я ехал из Владивостока до Москвы с сыном баронессы Икскуль (она же Выхухоль), морским офицером. Маменька остановилась в «Слав<янском> базаре». Сейчас поеду к ней, зовет зачем-то. Она хорошая женщина; по крайней мере сын от нее в восторге, а сын чистый и честный мальчик.
Как я рад, что всё обошлось без Галкина-Враского! Он не написал обо мне ни одной строчки, и я явился на Сахалин совершенным незнакомцем.
Когда я увижу Вас и Анну Ивановну? Что Анна Ивановна? Напишите подробнее обо всем, ибо я едва ли попаду к вам раньше праздников. Насте и Боре поклон; в доказательство, что я был на каторге, я, когда приеду к вам, брошусь на них с ножом и закричу диким голосом. Анне Ивановне я подожгу ее комнату, а бедному прокурору Косте буду проповедовать возмутительные идеи.
Крепко обнимаю Вас и весь Ваш дом, за исключением Жителя и Буренина, которым прошу только кланяться и которых давно бы уж пора сослать на Сахалин.
О Маслове часто приходилось говорить со Щербаком. Мне Маслов очень симпатичен.
Будьте хранимы небом.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️9 декабря 1890 г.
📍г. Москва
Ваши телеграммы получал я в невозможном виде. Все перевраны.
Я ехал из Владивостока до Москвы с сыном баронессы Икскуль (она же Выхухоль), морским офицером. Маменька остановилась в «Слав<янском> базаре». Сейчас поеду к ней, зовет зачем-то. Она хорошая женщина; по крайней мере сын от нее в восторге, а сын чистый и честный мальчик.
Как я рад, что всё обошлось без Галкина-Враского! Он не написал обо мне ни одной строчки, и я явился на Сахалин совершенным незнакомцем.
Когда я увижу Вас и Анну Ивановну? Что Анна Ивановна? Напишите подробнее обо всем, ибо я едва ли попаду к вам раньше праздников. Насте и Боре поклон; в доказательство, что я был на каторге, я, когда приеду к вам, брошусь на них с ножом и закричу диким голосом. Анне Ивановне я подожгу ее комнату, а бедному прокурору Косте буду проповедовать возмутительные идеи.
Крепко обнимаю Вас и весь Ваш дом, за исключением Жителя и Буренина, которым прошу только кланяться и которых давно бы уж пора сослать на Сахалин.
О Маслове часто приходилось говорить со Щербаком. Мне Маслов очень симпатичен.
Будьте хранимы небом.
Ваш А. Чехов.
📩А. С. Суворину
🗓️9 декабря 1890 г.
📍г. Москва
Простите, многоуважаемый Павел Федорович, что так долго не писал Вам и не отвечал на письма. У меня подвалило столько дел чисто личного свойства, так меня, выражаясь по-таганрогски, затуркали, что приходилось всё это время не писать, а только отписываться.
Я не ответил Вам ничего насчет Ежова. Да и что было отвечать? Обезопасить себя от корреспондентов — ни от умных, ни от глупых — никак нельзя, а опровергать корреспондента, который, по неряшеству или по безграмотству, надменно наврал, это всё равно, что стараться перекричать злую бабу.
Я не поблагодарил Вас за избрание меня в попечители библиотеки, и меня мучает совесть. Что принято делать в таких случаях? Не нужно ли написать письмо городскому голове? Поучите, пожалуйста.
Помнится, Вы хотели сделать меня членом приюта. Пожалуйста, делайте из меня и со мной всё, что только для Таганрога из меня можно сделать, отдаю себя в полное Ваше распоряжение. Членский взнос для приюта — 100 р. посылаю переводом по почте. Если эти деньги нужно подавать при заявлении, то пришлите — я подпишу. Тараховский писал, что в Таганроге открылись воскресные классы (кажется, так) и что мне следовало бы записаться в члены. Против этого я тоже ничего не имею.
В конце декабря я вышлю Вам список книг, какие я, согласно полученному от Вас списку, выслал летом. Проверьте, все ли книги получены. Скидка сделана гигантская, так что библиотека должна мне очень немного.
Меня попы окрутили: сделали членом епархиального училищного совета. Это в Таврической губ. А из Серпуховского уезда, где я попечительствую, шлют истерические письма.
Читал, что судебная палата будет в Ростове. Читал, что Таганрог опять присоединят к Екатеринославской губернии. А как же усиленная охрана? Без казаков кто же будет охранять?
Как-то в Дубках я говорил Вам о том, что в Московской губернии близ самой Москвы есть школа, куда уездные земства и города командируют учителей на летнее время для изучения основ садоводства и огородничества; потом в Москве я справлялся у сведущих людей, они сказали, что и Вы можете прислать летом одного-двух и присылать так ежегодно, чтобы и в Таганроге мало-помалу выработался штат скромных, среднего звания людей, умеющих судить о том, так ли посажено дерево — и было бы кому наблюдать за Дубками, Карантином, Казенным Садом и городскими насаждениями. Когда я постарею, то буду проситься у Вас в городские садовники. Условие: комната в саду, в ротонде, что ли, и запрещение касперовцам ходить домой через сад. Кстати сказать, я выписывал из Одессы деревья для своего ялтинского садишки. Деревья великолепные, каких я не видел в таганрогском саду. Вот выпишите себе для дачи пирамидальные акации и пирамидальные шелковицы. Это прелесть.
Надеюсь, Ваша жена и дети здоровы, чего от души им и Вам желаю.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Устав школы я послал Вам. Получили?
📩Павлу Федоровичу Иорданову
🗓️11 декабря 1899 г.
📍г. Ялта
Я не ответил Вам ничего насчет Ежова. Да и что было отвечать? Обезопасить себя от корреспондентов — ни от умных, ни от глупых — никак нельзя, а опровергать корреспондента, который, по неряшеству или по безграмотству, надменно наврал, это всё равно, что стараться перекричать злую бабу.
Я не поблагодарил Вас за избрание меня в попечители библиотеки, и меня мучает совесть. Что принято делать в таких случаях? Не нужно ли написать письмо городскому голове? Поучите, пожалуйста.
Помнится, Вы хотели сделать меня членом приюта. Пожалуйста, делайте из меня и со мной всё, что только для Таганрога из меня можно сделать, отдаю себя в полное Ваше распоряжение. Членский взнос для приюта — 100 р. посылаю переводом по почте. Если эти деньги нужно подавать при заявлении, то пришлите — я подпишу. Тараховский писал, что в Таганроге открылись воскресные классы (кажется, так) и что мне следовало бы записаться в члены. Против этого я тоже ничего не имею.
В конце декабря я вышлю Вам список книг, какие я, согласно полученному от Вас списку, выслал летом. Проверьте, все ли книги получены. Скидка сделана гигантская, так что библиотека должна мне очень немного.
Меня попы окрутили: сделали членом епархиального училищного совета. Это в Таврической губ. А из Серпуховского уезда, где я попечительствую, шлют истерические письма.
Читал, что судебная палата будет в Ростове. Читал, что Таганрог опять присоединят к Екатеринославской губернии. А как же усиленная охрана? Без казаков кто же будет охранять?
Как-то в Дубках я говорил Вам о том, что в Московской губернии близ самой Москвы есть школа, куда уездные земства и города командируют учителей на летнее время для изучения основ садоводства и огородничества; потом в Москве я справлялся у сведущих людей, они сказали, что и Вы можете прислать летом одного-двух и присылать так ежегодно, чтобы и в Таганроге мало-помалу выработался штат скромных, среднего звания людей, умеющих судить о том, так ли посажено дерево — и было бы кому наблюдать за Дубками, Карантином, Казенным Садом и городскими насаждениями. Когда я постарею, то буду проситься у Вас в городские садовники. Условие: комната в саду, в ротонде, что ли, и запрещение касперовцам ходить домой через сад. Кстати сказать, я выписывал из Одессы деревья для своего ялтинского садишки. Деревья великолепные, каких я не видел в таганрогском саду. Вот выпишите себе для дачи пирамидальные акации и пирамидальные шелковицы. Это прелесть.
Надеюсь, Ваша жена и дети здоровы, чего от души им и Вам желаю.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Устав школы я послал Вам. Получили?
📩Павлу Федоровичу Иорданову
🗓️11 декабря 1899 г.
📍г. Ялта
Актрисуля, здравствуй! Г-жа Швабе приходила, мыло я получил, спасибо тебе. По словам Альтшуллера, с которым я говорил в телефон, Швабе больна чахоткой, серьезно. Сегодня пошла к тебе и рукопись Майер. Конечно, Майер очень хорошая женщина и ее дело — святое дело; если можно, то хорошо бы поговорить об ее отчете и в «Русской мысли» и в ежедневных газетах, в «Новостях дня», если хочешь, но лучше бы и в «Русских ведомостях». Кстати, скажи Эфросу, чтобы он высылал мне «Новости дня» в будущем 1903 году, и «Курьеру» тоже скажи. В «Курьере» власть имеет Леонид Андреев.
В Ялте стрельба. Холод нагнал сюда дроздов, и их теперь стреляют, о гостеприимстве не думают.
Пишу я рассказ, но он выходит таким страшным, что даже Леонида Андреева заткну за пояс. Хотелось бы водевиль написать, да все никак не соберусь, да и писать холодно; в комнатах так холодно, что приходится все шагать, чтобы согреться. В Москве несравненно теплее. В комнатах здесь холодно до гадости, а взглянешь в окно — там снег, мерзлые кочки, пасмурное небо. Солнца нет и нет. Одно утешение, что сегодня начинают дни увеличиваться, стало быть, к весне пошло.
У меня ногти стали длинные, обрезать некому... Зуб во рту сломался. Пуговица на жилетке оторвалась.
На праздниках я буду писать тебе непременно каждый день, а то и дважды в день — это чтобы ты меньше скучала.
Матвей Штраух получил орден.
Сегодня приходили покупать Кучук-Кой. Я сказал, что это не мое дело, что скоро приедет Маша, к которой пусть и обращаются.
Я еще ни разу не был в городе!!
Обнимаю мою жену превосходную, порядочную, умную, необыкновенную, поднимаю ее вверх ногами и переворачиваю несколько раз, потом еще раз обнимаю и целую крепко.
Твой А.
Мать все ходит и благодарит за шляпу. Шляпа ей нравится очень.
📩Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой
🗓️12 декабря 1902 г.
📍г. Ялта
В Ялте стрельба. Холод нагнал сюда дроздов, и их теперь стреляют, о гостеприимстве не думают.
Пишу я рассказ, но он выходит таким страшным, что даже Леонида Андреева заткну за пояс. Хотелось бы водевиль написать, да все никак не соберусь, да и писать холодно; в комнатах так холодно, что приходится все шагать, чтобы согреться. В Москве несравненно теплее. В комнатах здесь холодно до гадости, а взглянешь в окно — там снег, мерзлые кочки, пасмурное небо. Солнца нет и нет. Одно утешение, что сегодня начинают дни увеличиваться, стало быть, к весне пошло.
У меня ногти стали длинные, обрезать некому... Зуб во рту сломался. Пуговица на жилетке оторвалась.
На праздниках я буду писать тебе непременно каждый день, а то и дважды в день — это чтобы ты меньше скучала.
Матвей Штраух получил орден.
Сегодня приходили покупать Кучук-Кой. Я сказал, что это не мое дело, что скоро приедет Маша, к которой пусть и обращаются.
Я еще ни разу не был в городе!!
Обнимаю мою жену превосходную, порядочную, умную, необыкновенную, поднимаю ее вверх ногами и переворачиваю несколько раз, потом еще раз обнимаю и целую крепко.
Твой А.
Мать все ходит и благодарит за шляпу. Шляпа ей нравится очень.
📩Ее высокоблагородию
Ольге Леонардовне Чеховой
🗓️12 декабря 1902 г.
📍г. Ялта