А вообще я закончил текст о блужданиях в Великом Новгороде. В нём три части. Вам всё и сразу или по кусочкам?

ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД (1)

1

Поездка в Великий Новгород — долбежка под крестами.
На главной площади влепили огромную сцену — напротив памятника Ильичу, а между ними — елку. Дети кругом бегают, орут, на каталках снег уминают. Взрослые из картонных стаканчиков хлебают всякое. Сцена пуста, музыка орет что-то типа — "ДАВАЙ РОССИЯ! ДАВАЙ! ДАВАЙ!". У заборчика топчется амбал в жилеточке тоненькой, на пуховик она натянута и предупреждает вежливо — "НАРОДНАЯ ДРУЖИНА".
Здравствуй, думаю, моя пост-советия.

2
Мы, конечно, в музей пошли.
Но перед культурой художественной — окунулись в барную. Выпили по пиву и закусили, проще говоря. Занесло нас в английский паб. Ребята сказали — в таком месте надо заказывать фиш-энд-чипс. И заказали. Смельчаки! Какие блюда им принесли — мое уважение! Гора рыбы золотистой, картошка фри, соус блестит. Но фиш плавал только в названии. За пышным кляром — призраки трески. Такого рыбного наебалова мы не знали со времен рокового признания — в крабовых палочках нет крабов.
Я трусливо заказал острый чизбургер. Принесли скучный чизбургер. Всё на месте — от булки до огурчиков. И на вкус вполне ничего. Если, конечно, питаться воздухом полдня.

3
А в музее светло и чисто. Пить бы в нем, глядя тоскливо сквозь дымку потерянных лет. Составить собой главный экспонат фантомной ностальгии. Как в песенке известной, того-этого — с зубами из унитаза. Потягаться смазанностью лица с подмалевками Репина. Диско-диско человечек.
Налить воды в уши собеседникам, будто Айвазовский на холст. Вон у него картина — тройка по степи скачет, клубы пыли от копыт на треть холста. Отойдешь на пять шагов, а степь уже и не степь, а море в штиль. На клубы пыли взглянешь — облака закатные — почти как на соседней работе мастера. Короче, красиво налить, подытожить: всё вода — бегло, бегло, убежало.
Мрак такой берет, словно на пейзажах Верещагина. И с азиатчинкой безумной, китайщиной. Стильный мрак, завораживающий.
Или соврать — в юности был элегантен, как господин с полотна Брюллова. А в пубертате соперничал невинностью личика с портретом, прости Господи, Иоанна Крестителя. Никогда не встречал его таким хорни. Обычно Иоанн без тела, голова на блюде лежит, борода свисает. Или во власянице своей хиповой — с глазами полными предчувствия святости.
В музее светло и чисто, наполняться в нем духовно — занятие верное и приятное, но не третьего января. Каникулы зимние — скользкое время. Третьего января праздник, гремит на пустой сцене музыка, а стекла в залах дрожат и дребезжат, будто стая девяток на перекрестке застряла, затопляя волнами баса пространство.
В окно глянешь с лимонной усмешкой — месяц рогами острыми небо пробует. Небо прочное, и звезду яркую держит, вон она над месяцем — зажглась нахальная, собой любуется. А по центру — Кремль блестит крестами, величественно, православно.
И ТУЦ!
ТУЦ!
ТУЦ!
Так и получается — долбежка под крестами.

#наблюдения_краба

ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД (2)

3
Объедки тосковали на тарелках, выдыхалось недопитое пиво. Мы отяжелили от позднего ужина и устали от дикого рандома. Чтобы ни заказывали в ресторанчике — оно мало совпадало с описанием в меню. Коллективный отзыв следующим утром спустил рейтинг с 5.0 до 4,9.
Мы хотели празднично поужинать. Слишком много захотели. Понаехали из своих столиц — капризули. Но вообще мы не скандалили. И официантке на чай оставили. Мы воспитанные капризули. 
На прощание нам предложили взять бумажки с пожеланиями. Не помню что выпало ребятам, а мне досталась какая-то херня. И всё же она была лучше бледной насмешки над пивом, которую льют за три сотни в ресторанчике.

Проветрились в сторону жилья, снегом похрустели. А ночь холодна, тела ленивы. Вызвали такси, покатили в разговоре.
Водитель уточнил:
— А вы приезжие, м?
— Мы с Питера отдохнуть. А че — знакомый адрес?
— Ага.
— Траходром?
— Траходром.
И точнее квартирку земных наслаждений не описать.

4
Когда заселялись — выполнили квест. Хозяйка сначала написала "код 32". Но домофон не открывался. Нашли у скамейки потерянные ключи с крупным брелоком "НОВГОРОДСКИЙ БЕКОН". Решили — вряд ли наши.
"32" оказался не код, а квартира. Хозяйка открыла. Но съемное жилище не номер 32, а направо из лифта на девятом этаже. После витка переговоров — ключ оказался под ковриком.

Встретил черно-красный интерьер, батарея гелей для душа в ванной, пара бокальчиков в гарнитуре, белый диванчик на кухне и двуспальная кроватища в комнате, а над ложем греха — черный зеркальный потолок. Я в нем выглядел как расплывчатый бочонок с ручками и ножками.
Само собой, одеяла тонкие, панелька продувается насквозь, но и ладно. А вот белье — восторг, а не белье. Застиранные лепестки алых роз. Аллегория увядающего желания.
Когда приехали ночевать — выполнили новый квест. Только у подъезда сообразили — ключ есть от двери в квартиру, а не от домофона. Но выручила связка с "НОВГОРОДСКИМ БЕКОНОМ". Домофонная таблетка оказалась от нашей двери.
Перед сном мы выпили зеленого чая, благо походный набор для церемонии взяли, сыграли пару раз в покер и расползлись в зыбкие сны.
Утром напились пуэра и покатились окультуриваться дальше.

#наблюдения_краба

ГОСПОДИН ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД (3)

5
Оставили машину на обочине, месили ногами снежную кашу, лавировали между стихийной парковкой и потоком авто. Поступили мудро — люди в авто маялись, не находя свободного места рядом с обителью.
Юрьев монастырь появился степенно. Стены у него белые и плотные. Он стар, приземист, могуч. Ворота распахнуты. Мы вошли на территорию вместе с другими туристами.
Взгляд уперся в центральный храм. Белый, вытянутый, с простыми серебристыми куполами. Он впечатляет строгостью, радует внешним дружелюбием — под крышей собора живут говорливые галки.
Мы вошли в ледяной полумрак храма. Из наших ртов полетели облака пара. Таяли они пугающе медленно. Островком света — слева от входа — свечная лавка. Если бы не привычная к холоду и русской готике женщина за прилавком, совершенно спокойно читавшая какую-то душеспасительную брошюру, я бы провалился в божье нигде.
Неровные каменные плиты, потертые стены и колонны, уводящие глаза к девятисотлетней темноте под куполом, чуткая шерсть на затылке, покалывание в ладонях, шепот крови в ушах — реальность здесь истончилась. Ангельское место.
Отчужденность Георгиевского собора, его особенная пустотность отступили, когда к полумраку привыкли глаза. На стенах заметил тусклое золото. Святые взглянули с росписей.
Когда мы вышли на улицу, я тихонько рассмеялся — не замечал как тепло на улице, какой ясный день и сладкий воздух.

6
Нашли цепочку кошачьих следов, пока обходили монастырь. Но хозяина мягких лап не встретили, как и монахов.
Я увидел знак "пирожки" и потащил ребят за собой. В крошечном закутке взял четыре "с красной рыбой и рисом" и два "с капустой и селедкой".
Предложил выйти на берег Волхова и перекусить. Ребята с желанием моим смирились, благо дошли мы за пару минут.
Река ползла к озеру. Заледенела только кромка. Ильмень казался белым блюдцем — таким же близким и одновременно далеким, как детство и бабушкин сервиз.
Мы съели пироги "с красной рыбой и рисом", обсуждая — кто поймал у себя рыбу, а кому достался урожай риса. Селедочные пробовать не рискнули. Через много часов они достались молчаливым питерским воронам. Допили утренний пуэр — каждому по глотку и поехали к дому.

7
Я упустил "музей * цех * фарфора" и прогулку по вечернему городу — от храма к храму, от окна к окну,. Как мы скользили по улицам, любуясь огнями и пугаясь черных провалов. А еще скрюченного в запятую дедушку и белого пуделя, который вставал на задние лапы и держался ровно, будто восклицательный знак. Бар "джаз и блюз", где я выступал несколько лет назад, когда "литературная гостиная" выпустила общую книжку и каталась в маленький тур. Бар всё такой же уютный, а внутри по-прежнему пахнет сигаретами.
Как мы решили поправить крест у макета храма, а крест прыгнул к нам в руки, но мы его воткнули обратно — как можно аккуратнее и ровнее. И, наверное, много чего еще. Палату церковного золота. Падающую башню. Миллиард странных шуток. И невидимый парк.
Думаю, любой из участников спонтанной экспедиции (куда пойти, где поесть и т.п. решали в дороге) рассказал бы свою версию. Еще и разыграл комедию в лицах.
На мой вкус — хорошее приключение.
Два дня отдыха промелькнули как тизер настоящего отпуска, я в таком еще никогда не был.
Кто знает — может быть когда-то и побываю?

#наблюдения_краба

Вернулся с перерыва в аудиторию, а у студентов обсуждение грядущих зачётов бурлит и клокочет. Прислушался к группке ребят во втором ряду.
Парень говорит, будто себя убеждает:
— Это не ЕГЭ — нечего волноваться.
— Да-а, ничего не отбирают, — поддерживает его девчонка.
Они, знаете ли, робко влюблены. Видел как под партой цепляются друг за друга мизинчиками и розовеют щеками. Милые такие, что я молчу. Но в подобных кружка всегда должен быть третий — всем дорогой человек — душа компании и свидетель любви.
По этому принципу с ними бойкая подружка, у которой на любой случай готова байка:
— У нас в школе у девочки икона запищала. Ну, когда она через эту рамку проходила...
— Нифига...
— Ей сказали — бери в руку, — студентка показал как прикрывает ладошкой образ, пряча его от чужих глаз, — и проходи тихонько.
— А я нормально, — парень ткнул себя в нагрудный карман, — вот тут иконку пронёс.

Идёт сессия — время тревог, надежд, чудес и ах-каких-историй. Студенты дрожат в коридорах, а в аудиториях вспоминают то, чего ранее не знали. Проверяют свою удачу и терпение преподавателей. Люблю это время — каждый день свои приколы.

#наблюдения_краба

Жестяной свет, алюминиевый воздух, взгляд — ржавый консервный нож. Вскрываю пространство комнаты. Обстановка серая, как куски курицы. Даже сосульки на ёлке блестят тускло. Хочется есть, но вставать — не хочется. Ощущение, будто отпиздили. А ведь не пиздили. Даже не били.

*

Льется пуэр струйкой черноты из чайника в пиалу. Тычется кот шелковым лбом в голень. День мчится, я не пытаюсь успеть. Медленно читаю Пополавского, кулаком подпирая щеку. В стихах летают ангелы, строки пропитаны чувством заброшенности. Никак не получается уловить смысла, только мучительное отчуждение, зябкий неуют чужбины.
В сознании возникают и распадаются картинки жизней, которые я не прожил. Кухня наполняется призраками.

Я прихлебываю из пиалы. Пуэр заземляет, стихи уносят прочь, тело трещит.
Ёлка в комнате неслышно роняет иголки.

*

Включаю подкаст.
Ведущие расспрашивают ученую про эксперименты. Я делаю упражнения. Сначала разминаюсь, затем немного тягаю гантели, потом основные — приседания, отжимания, пресс. Три круга сопения. Дыхание сбивается на втором, пот лезет в глаза, а кровь разгоняется. Боль отступает постепенно.
Ученая рассказывает про мышек, которым в мозг втыкают штуки, чтоб напрямую измерить окситоцин. Но мышкам не больно, нет, всё этично. Правда в конце их все равно... Девушки неловко замолкают. Никто не решается сказать слово — убивают. Я криво усмехаюсь. Милые люди убивают мышек, потому что нельзя убивать людей. Всё требует жертвы — от познания до красоты. Как много танцев и пестрых речей, чтоб спрятать жадную банальность — постоянство насилия. Веселья и грязи, как говорил поэт.

Старый табурет скрипит под моим весом, пока делаю обратные отжимания. Сегодня он снова выдерживает эту пытку, как и я — выдерживаю пытку этого дня.

*

Принимаю зачёт у студентов. Лучше бы принял на грудь сто пятьдесят. Студенты сдают. И я потихоньку сдаю. Впадаю в философию.

*

В баре людно и душно. Читают стихи. Я слушаю, потом читаю, снова слушаю. Топчусь в курилке, крупные капли стучат по капюшону.

Через много лет кто-то будет копаться в ошметках этой культуры, удивляться и радоваться открытиям. Но в настоящем трудно поверить — между нытьём, ворчанием, стрелянием сигарет, питьем всех мыслимых напитков, обнимашками, комплиментами, распеванием песен, всей дневной жизнью и ответственностью, всяческим копошением и суетой — вот эти ребята иногда пишут гениальные стихи. А иногда дрянные, иногда — самые обыкновенные.
Я, кажется, не пишу уже никаких.

*

Ночью хорошо. Метро пустынно, улицы стихают.
Мистер Ватсон встречает, бодро дерет когтеточку. Кот весь день отсыпался. Мы играем — я бросаю Ватсону мячик, а он за ним бегает.
Мы ложимся. Я неспешно тыкаю большим пальцем в экран. Сегодня становится завтра. Появляется текст, а глаза слипаются. Очень скоро я спрячу лицо в подушку, как ржавую открывашку — в посудный ящик.
Может быть, мне приснится медовое солнце или парижский притон. Никогда не знаешь наверняка — что прячется в жестяных коробочках снов. Поэтому больше всего я люблю мирно храпеть без мультиков от Морфея.

Пусть ваши сны будут добрыми.

#наблюдения_краба

Каждый день праздник, как говорится. А завтра праздник двойной и пьянящий. Что ещё нужно в свинцовом питерском январе?


🐈 веду клуб [не]анонимных поэтов в баре ГЛАГОЛ (возле метро Петроградская с 20:00 до 01:00) — приходите читать стихи и общаться

🌿 у друзей поэтический вечер РАСКАПУСТИЛИСЬ в грустном баре (возле метро Площадь Восстания с 20:00 до 21:00) — приходите слушать плотные выступления кайфовых поэтов

(...или полежите за нас всех на диване, а то сколько можно праздновать 😁)

Добрый вечер, друзья!

Такая история получилась, не знаю как и сказать...

...поэтому скажу как есть.

У мамы скоро юбилей.
Она любит после долгого дня тихонько посидеть в кресле с кошкой и поиграть в elder scrolls online. Поиграла бы и в baldurs gate 3, но железо не тянет.
Картинки в мониторе отвлекают маму от проблем с давлением и рыбинских будней — готовки и уборки на два дома — им с папой и бабушке с дедушкой, которые сами не вывозят хозяйство в последние годы.
Трудно найти радость, когда даже кофе выпить не позволяет здоровье. У мамы поэта больное сердце. В этом какая-то чудовищная ирония.

Компьютер раньше служил развлечением, но теперь работает плохо — игра часто вылетает. 
Системник старый — собирали его, когда я ещё в школе учился. Время безжалостно к вещам, как и к людям. Великое равенство сущего.

Я хочу подарить маме компьютер получше, который без вылетов покажет волшебные миры на мониторе.

Присмотрел пару вариантов и скопил большую часть денег, но мне все ещё не хватает около 10 тысяч.
Поэтому обращаюсь к вам.

У меня осталась часть тиража дебютной книги метод ангела.
Если вы давно сомневались, то сейчас идеальный момент её приобрести для себя или в подарок.
В Питере отдам лично в руки, по РФ отправлю почтой.

Пишите в личку @ne_kiselev

Если вы просто хотите поддержать мою идею и поблагодарить копейкой за все наблюдения краба и прочую живность в канале (без мамы ни меня, ни этих текстов бы никогда бы не было), то можете просто отправить копейку на сбер 2202 2050 4238 5895 Николай Евгеньевич К.

А я найду — как и чем отблагодарить за поддержку.

.
.
.


p.s. через несколько часов я сяду в поезд и напишу для вас о скрипачке с лицом помидорки, рыбе-воздухе и причудах матрицы в метро и, может быть, воскрешении мёртвых.

четыре этюда для разбитого пианино

1
Всю ночь она пиликала и выла, панически мерцала синим огоньком и всеми фарами отчаянно моргала.

Серебристая субару звала — далекого папу-конструктора, водителя-раздолбая или Японию-маму, не знаю, но к утру какофония сигналки не прекратилась. Вопли рвались на кухню сквозь закрытое окно и херили моё чаепитие.

Когда я двинул по мёрзлой слякоти в универ, они перебили даже плотный речитатив Нины Потехиной, хотя хтоническая принцесса наваливала — будь здоров:

тесно между пальцами магазинов
тесно в колыбели продуктовой корзины
хватит, не видеть то, что видно и слепому
бесит, что всё ебано так и по-тупому


Я поскользнулся и невнятно выругался. Субару залилась:
— ВИУУУУУУУУ!

Сжечь бы тебя, тарантайка гребаная, и на крыше сплясать, мстительно подумал я и сразу устыдился.
Машину жаль нечеловечески.
Кто из нас не был одинок и заброшен — в лучшем городе на земле?

Нина Потехина, меж тем, уносилась по биту в бездны Сибири.

Ледяной ветер Питера бил машину в бок с упрямством ребенка-садиста.

А на далёкой Окинаве, где я не был никогда, светило ласковое солнце.

2
Лицо скрипачки — черри-помидорка — блестит на станции, как в "ленте" на лотке.
Девчонка пытает смычком инструмент, зелень рук мельтешит, струны стонут быстрей и быстрей, Вивальди ускоряется в гробу.
Лязг состава сносит скрипичный стон, уже и не разобрать — какое "время года" звучит.
На миг станцией правит оглушительное безвременье.

Вспоминаю, как обычно, вдруг: идём мы с Л. по снежной кашице дворцовой. Я вздыхаю о лете, но Л. парирует — летом жара, духота, пылища. Тянусь к осени золотой, но — фу, дожди и мрак. А зима, мороз и солнце, классика? Зимой холодно, пипец. Весной оттаивает — что? — всё...
Мы выходим на миллионную. Нам, человекам, постоянно что-то не так. И только атлантам величественно похуй. Что с них взять? Мраморные. А мы ещё чувствуем — пока не забронзовели.

Л. резюмирует — в каждом времени года есть что-то отвратительное. И мы смеёмся.

Студент кладет скрипачке мятый полтинник и розовеет, как томат.
Я спасаюсь в поезд (а лучше бы — под).
Лицо в стекле плывет — гримаса умиления и боли. От скрипки у меня ужасно болят зубы.

3
Мужчина у остановки качается и мычит. На обед пил водку — морда свекольная, взгляд соловый.
Город — суповая кастрюля.
Я в обеденный перерыв пил воду. И принимал пересдачу, а теперь — спустя ещё две пары — ощущаю себя куском рыхлого картофеля, пригораю на дне.
Медленно кипячусь на огоньке сарказма.
Густое варево повседневности — моя стихия.

Я улыбаюсь пустой коробке, ползущей по пустырю, как иные улыбаются цветам. Она шуршит себе тихо, но уверенно, задавая настроение пейзажу.
Был перекати-пакет, будет и перекати-коробка.
Честно говоря, я очарован культурой — второй природой.
И меня всё устраивает.

4
Воздух-рыба плывет над башней, воздух-рыба хвостом шевелит, и чешуйки дождя блестят.
Подвижен океан ночи, течения его быстры, улица говорлива.
Я облизываю губы.
Вкус будней — сух и солоноват.
Воздух-рыба велика и неуловима.

#наблюдения_краба