просто музыкальный #фаунд_перформанс

дурачок ходит под «ходит дурачок»

Ваша админка сегодня стала на год старше и наконец своим евклидовым умом поняла, как славно, что, несмотря на все свои хулиганства, постоянное стремление к смерти и мировой коллапс, осталась жива. Хочется теперь эту счастливую случайность не упустить за пустым тщеславием, гордыней и завистью. Ура?

Еще в далекой юности приметила, что споры с мужчинами имеют одну пикантную деталь: если им нужно привести конкретный пример для подтверждения своей позиции, довольно часто этот пример будет так или иначе связан с дефекацией, как будто душа человеческая не выдерживает гнета рациональности.

Я обычно делилась этим глупым наблюдением на унылых свиданиях, чтобы разрушить чрезвычайную серьезность моих визави, но теперь планы более глобальные ржомбные — провести исследование.

Что вам первое приходит в голову, когда вы думаете об иконических знаках? Вот Эдуардо Кону, например, вспоминаются изображения на двери в уборную («Как мыслят леса», с. 128, «Гараж»).

А если вам нужно будет разъебать примеры профанации, которые приводит Агамбен, какие вы выберете? Бëн-Чхоль Хан, разумеется, выбирает пример с профанацией дефекации («Агония эроса», глава «Порно»).

Конечно, скудное образование пока не дает мне возможности привести больше примеров, но начало положено! Вдруг и у моих дорогих папищеков найдутся такие обезьяньи примеры для пополнения коллекции «философии говна».

Обратитесь к своему сердцу и подумайте как следует, отчего мужчины-папищеки так взбудоражились...

Никто меня, конечно, не спрашивал, но я все равно решила раскрыть тайну названия этого канала и одного моего тоту. Ну и напомнить вам о существовании этой чудной группы, что способна успокоить ум в начале очередной РАБочей недели.

Ужасно обрадовалась найти у Летова в интервью ощущение грязного тряпья внутри — каждый раз встречала удивленные (иногда и негодующие) взгляды, когда говорила об этом окружающим. Теперь ощущаю себя не такой одинокой и как будто бы понятой (и только! Было бы смешно, если бы я ощущала себя поэтом уровня Летова, не подумайте), хоть и эфемерно и ретроспективно:

«Что в жизни со мной происходило, это такая череда иррациональных всплесков. Я не могу сказать, что я, например, автор сам себя. Единственное, что я сделал, — это привел в какой-то порядок все то иррациональное, что происходило со мной.

Лет в 16 у меня были такие вещи — я их называю озарения. Со мной постоянно происходили какие-то депрессии, всплески какой-то радости. Я находился внутри себя — как бы в большой зеркальной комнате, где были только одни мои личные отражения. Это сопровождалось время от времени чудовищными упадками духа и попытками все это разрушить, вернуться обратно: самоубийство или просто забыться — словом, вернуться в первоначальное какое-то состояние. И когда я реально дошел до этого состояния, со мной случилась очень странная вещь. Я однажды посмотрел на себя несколько со стороны. И понял, что я — это огромное количество очень конкретных частных представлений о том, как оно все есть. Они выглядят как ворох грязного тряпья, какой-то одежды, каких-то салфеток, разноцветные тряпочки, разноцветные стеклышки».

На ум пришла вот такая концепцию для снафф-видео: в нем работник медиа одномоментно решает отказаться от сигарет, алкоголя и джанк-фуда. Не слишком ли жестко?

План максимум на оставшуюся жизнь.

Спустя месяц перездной и новокотеночной суеты наконец поняла, что, чтобы жить не тужить, надо как минимум иметь достоинство, а точнее, придавать значение тому, как ты выглядишь в глазах окружающих. По какой-то удивительной причине природа не наделила меня вообще никакими механизмами подкрепления безопасного взаимодействия с ними, кроме стыда, а в таком случае лучше ничего не делать, чтобы потом не спасаться от гнева на себя режущими предметами.

Думала обмануть мозг и прекратить страдания от патологических неудач с миром легким путем — мозг же любит легкие пути и дешевые удовольствия. Вот и я надеялась, что симулякрами смогу восполнить дофамин и окситоцин, раз уж дедовские методы не работают, объятья неприятны, а разговоры слишком эгоцентричны. Не получилось, конечно, что привело меня в глубокое отчаяние.

Нет, для отчаяния тоже нужно достоинство, точнее, надежда на будущее или скорбь по ушедшему прошлому — сожаления в этом смысле совсем не подходят, как и всеобъемлющая скука.

И вновь, спустя годы странствий, я оказалась на разъебанной кухоньке в Царицыно — и тут не изменилось ничего. Тогда зачем все это было?

Несколько дней хотела написать одно непопулярное мнение по поводу трагедии с тем, как мужчина излился в женщину, но штефановгейт поставил крест на моих планах окончательно, поэтому лучше расскажу о вреде плохой осанки: когда ты горбатый, кошки начинают использовать тебя как сидушку. С другой стороны, это все еще более разумное использование этой головы, чем любые мои рассуждения о том, что отношения с другим вообще-то и должны быть небезопасными, иначе получится не жизнь человеческая, а эксплуататорская пародия на Love and Deepspace.

Придумала новую тему для интервью Саше Сулим: как геншин излечил меня от алкоголизма.

На самом деле страшно хочу написать большой пост о добродетели и скромности, но пока не понимаю, насколько сильно вы меня обоссыте, дорогие папищеки.

Вместо поздравления. О жажде скромности

Дисклеймер. Этот пост рождался очень долго, потому что, во-первых, его наверняка сочтут пошлым. Во-вторых, он получится дидактичным, и мне нужно было найти тысячу оправданий и уловок, чтобы меня нельзя было счесть самозваным гуру. В-третьих, мне было просто досадно. Я позволила себе все-таки написать это, потому что так подвожу черту под почти пятнадцатилетним периодом заблуждений.
Два года назад после очередной свинской попойки справилась о состоянии безымянного незнакомца, а еще попутно выразила сочувствие, если он страдает от похмельного стыда. Он же в недоумении спросил, от чего он должен его, стыд, испытывать.
Все же, что я испытываю в жизни, — это пресловутый стыд, а вдобавок к нему вину и долг.
Каждого смертного я должна привечать и уважить, а лучше развлечь, чтобы он не посчитал, что драгоценное время, уделенное мне, потрачено не впустую. Стоит ли говорить, что моя схема нерабочая и что я получаю только холод и отстранение? Именно в этот момент долг сменяется стыдом, а досада из-за очередного промаха — виной.
Я билась головой о стену буквально и переносно достаточно долго и не понимала, что не так со мной и почему одиночество выгрызает меня до костей, пока наконец ослепляющий свет человеческого самолюбия не развеял туман в моей голове.
Я уже писала прежде о том, как были растоптаны впитанные с телевидением и образованием нулевых либеральные ценности. Одна осталась. Мол, всякий человек — личность и сам по себе ценен.
Теперь после всех вводных можно переходить к стыдному и пошлому. Видите ли, человек ценен не сам по себе, а ценен лишь в тех отношениях, в которые он вступает. Увы, сосредоточенность на себе и, хуже, нарциссизм вступать в отношения не позволяют — только в механистический обмен статусами. В таком обмене рождаются не новые смыслы, а лишь «звезды на погонах»: «Пизда Ивановна, известнейший и интеллигентнейший человек, мой друг».
В таких отношениях, разумеется, нет любви, нет Другого, с которым плохо и некомфортно, есть только один субъект, человеческие объекты и одиночество. У меня есть смутное подозрение, что Человек все-таки не таков. Он не про саморазвитие, амбиции, успех и что-то еще, что можно объективно измерить. И как только получится у него, у человека, перестать взвешивать свою душу на весах, может быть, что-нибудь выйдет.
Теперь я согласилась быть одинокой, потому что в этом мире я ничего не стою — меня не добавишь на погон. Более того, жизнь моя тоже ничего не стоит, потому что я не хочу участвовать в этих крысиных бегах.

Один нюанс отделяет этот перечень от набора героев сериала «Сообщество».

Наверное, неудивительно, но увидела в мемуарах Вернера Херцога еще одно упоминание этого чарующего надмирного состояния, всепоглощающего стремления к смерти, которое тем не менее делает человека по-настоящему живым:

«Первые часы ночи прошли в неподвижном ожидании, пока в какой-то момент лампа, эта искусственная луна, не сработала. Надо мной был купол Вселенной, звезды — хоть руками хватай, и весь мир мягко качал меня в колыбели бесконечности. А подо мной в ярком свете карбидной лампы мерцали глубины океана, и небосвод словно сливался с ними в единый шар. Вместо звезд в глубине повсюду вспыхивали серебром мелкие рыбешки. И, оказавшись объят непостижимой Вселенной, где от каждого звука захватывает дух, — сверху, снизу, со всех сторон, — я испытал тогда неизъяснимое изумление. Я точно знал в тот момент, что здесь и сейчас мне стало ведомо все. Моя судьба была мне совершенно ясна. Я точно знал, что после той ночи мне едва ли грозит старость. Был совершенно уверен, что не доживу и до восемнадцати: ведь тому, кто озарен светом такой благодати, жить в обычном времени уже не дано».

I.

Мы долго искали на табло поезд Москва — Город с музеем «Новой хронологии», но оно упрямо указывало одно: поезд с таким же номером, что и у нас в билете, едет самую малость дальше — до Владивостока. Даже три с половиной часа в замкнутом помещении с вахтовиками не сулили ничего хорошего для наших очкастых интеллигентских рож. Ситуация, однако, оказалась несколько сложнее — нашими попутчиками оказались два вэдэвэшники, ехавшие на побывку.
Сине-белые полоски рябили в глазах, мат заглушал панические мысли в голове. Полумрак плацкарта рассеивала только полируемая одним из них бляха.
Их восемнадцатилетняя попутчица была не такой робкой, как мы, впрочем как и вэдэвэшник с бляхой, постарше и стыдливее, — лишь спустя время стало ясно, что матерился он отчасти из-за нее — страшно нервничал. Я даже позавидовала его способности болтать без умолку — о детях, о семье... а затем и об экзистенции. Мысль уловить было сложно и мне, и его товарищу, который в раздражении крикнул: «У тебя что, говно во рту?!» — и продолжил звонить семье, не желающей встречать его на вокзале.
Звонить пытался и тот, что постарше, но безуспешно. И тут меня объяла такая жалость, будто я должна принести себя в жертву и стать ушами для этого несуразного человека, который не мог спать от того, насколько рад он был вернуться домой, и эту радость хотел разделить с другими живыми существами. Но духота, эгоизм и страх деятельной жизни и ее последствий подавили во мне народнический пыл, пусть наградой мне наверняка и была бы банка теплого жигулевского, купленная у на удивление заботливой проводницы.

Ужасно любопытная ситуация: выходит, что государство у нас и впрямь социальное, раз генетический материал тоже имеет право (или обязан) генерить пенсию.

TW: по женский

Гинеколог полагает, что месячные у меня могут не идти из-за поликистоза. Я, наоборот, считаю, что мы с моей маткой на самом деле не враги и она решила оставить это бессмысленное братоубийственное кровопролитие.