КНБ съел Антикор. В свое время чекисты поглотили Пограничные войска (1999) и Службу внешней разведки (дважды - в 1998 и 2019).
У 57-летнего Ермека Сагимбаева в настоящее время рекордное число замов - 9 человек, включая одного первого (бывшего главу КГД Алтынбаева), причем все - генералы.
Биографии опубликованы очень краткие. Только в отношении одного из зампредов упоминается, что он в 2003-2004 был начальником ГРУ ВС РК (Далматов).
КНБ имеет 5 ведомств (Пограничная служба, Служба правительственной связи, Служба специального назначения "А", Служба внешней разведки, Авиационная служба), а также несколько структурных подразделений с аналогичными названиями. При Масимове были созданы 4 службы (контрразведки, антитеррора, экономической безопасности, информации и кибербезопасности), в которые были объединены профильные департаменты и начальниками которых были зампреды КНБ. Если эти службы в настоящее время - неизвестно, хотя в некоторых документах они упоминаются.
Теперь в число структурных подразделений КНБ вошла Служба по противодействию коррупции, директор которой по логике должен будет стать еще одним зампредом.
Агентство по противодействию коррупции существовало под разными названиями с 1994 г. (налоговая полиция, финансовая полиция), некоторое время было объединено с АДГС, а летом 2019 г. президент вновь сделал его самостоятельным.
До недавнего времени курсировали слухи о слиянии Антикора и АФМ, но Токаев выбрал иной сценарий. В итоге были объединены две структуры, которые достаточно долгое время друг с другом конкурировали.
Сагимбаев, который с 2019 г. возглавлял его охрану, а в разгар январских событий возглавил КНБ, считается одним из самых ближайших и доверенных фигур президента Токаева. Теперь в его руках сконцентрированы еще большие полномочия, что особенно интересно в контексте управления политическими и, скажем так, элитарными процессами на ближайшие годы.

Нацбанк: По итогам июня курс тенге ослаб на 1,7%, до 519,73 тенге за доллар США. Среднедневной объем торгов на Казахстанской фондовой бирже за месяц снизился с 238 млн долл. США до 235 млн долл. США. Общий объем торгов составил 4,7 млрд долл. США.
Продажи валюты из Национального фонда за июнь составили 800 млн долларов США, что позволило обеспечить выделение трансфертов в республиканский бюджет. Доля продаж из Национального фонда составила 17% от общего объема торгов или около 40 млн долларов США в день.
По предварительным прогнозным заявкам Правительства на выделение трансфертов в республиканский бюджет в июле Национальным Банком ожидается продажа валюты из Национального фонда в размере от 600 до 700 млн долларов США.
В рамках операций зеркалирования в июне было стерилизовано 213 млрд тенге. В течение июля в этих целях ожидается продажа валюты в эквиваленте 290 млрд тенге.
***
Объем продажи валютной выручки по итогам прошедшего месяца в рамках нормы по обязательной продаже части валютной выручки субъектами квазигосударственного сектора составил около 322 млн долл. США.
В целях поддержания валютной доли пенсионных активов ЕНПФ в долгосрочном периоде на уровне не менее 40% Национальный Банк в июне осуществлял покупки иностранной валюты на биржевых торгах, общая сумма которых составила 188 млн долларов США или около 4% от общего объема торгов.

ВАП: Несмотря на рост количества медалей, эффективность затрат на спорт снижается. По 11 видам спорта за 2022-2024 годы не завоевано ни одной медали при затратах около 4 млрд тенге. Система подготовки резервов остается недостаточно эффективной: нет прозрачного отбора в ДЮСШ, не ведется единый цифровой учет спортсменов и тренеров, а медицинское сопровождение устарело и не охватывает всех.
На премии административному персоналу «Дирекции развития спорта» в 2021-2024 годах было направлено более 3,5 млрд тенге. В ряде случаев суммы выплат превышали фонд заработной платы, а средняя премия на человека в год составила 7,7 млн тенге. При этом доплаты за качество учебно-тренировочного процесса выдавались даже сотрудникам, не причастным к подготовке спортсменов.
Всего по итогам аудита выявлены нарушения на сумму порядка 17 млрд тенге.

S&P Global Ratings: ТОО «Тенгизшевройл» (ТШО) сообщило о завершении своего масштабного проекта расширения мощностей и успешном наращивании объемов производства. Это существенно снижает риски, связанные с обслуживанием долга, даже с учетом возможных перебоев в транспортировке нефти по трубопроводу Каспийского трубопроводного консорциума (КТК).
Принимая во внимание показатели почти на уровне безубыточности и ограниченный объем запланированных капитальных расходов, мы полагаем, что ТШО будет генерировать очень сильные денежные потоки в ближайшей перспективе даже при прогнозных ценах на середину цикла, продолжая без каких-либо трудностей выплачивать внешний долг и увеличивать дивидендные выплаты.
В связи с этим мы повысили кредитный рейтинг эмитента ТШО по глобальной шкале с «BB+» до «BBB-», а также рейтинг по национальной (казахстанской) шкале с «kzAA» до «kzAAА».

Николай Кузьмин: "24 июня, выступая на церемонии награждения особо отличившихся журналистов, Касым-Жомарт Токаев отметил: «Испытанию на прочность подвергается глобальная система безопасности. Нарастает противостояние сверхдержав, в ряде регионов обострились вооруженные конфликты. На международной арене происходят сложнейшие, не имевшие прецедентов процессы, нуждающиеся в глубоком осмыслении. По сути, происходит смещение понятий, связанных с международным правом. Культивируется право сильного».
Президент абсолютно верно указал на характерную черту политических процессов последнего времени. Международное право эффективно лишь в той степени, в какой оно отражает сложившийся баланс сил, то есть баланс между великими державами. От малых и средних государств их отличает ответственность за глобальный миропорядок, за стратегическую безопасность. Впрочем, сегодня на глобальное управление часто претендуют чиновники международных организаций, не отвечающие даже за целевое расходование бюджетных средств.... "
https://spik.kz/2298-pravo-silnogo-mezhdunarodnaja-sistema-bezopasnosti-v-krizise.html

S&P Global Ratings: За последние четыре года благодаря проведению последовательной политики снижения долговой нагрузки КМГ сократила объем чистого скорректированного долга более чем в два раза, и он составил около 3,8 млрд долл. США по состоянию на конец 2024 г. Это стало возможным ввиду благоприятных цен на нефть, высоких операционных показателей и более низких дивидендных выплат, чем у сопоставимых компаний.

История протеста, которого… не было. 1

Много лет было принято говорить о росте социального напряжения. С начала 90-х многие эксперты каждый год прогнозировали социальный взрыв и коллапс государства, но, как мы видим, за 30 с лишним лет ничего так и не произошло.
Были, правда, «январские события», которые и сверху, и со стороны оппозиционной лавочки получили оценку как массовый протест против социальной несправедливости, но так и оно было на самом деле?

Часть 1.

Давайте окунемся немного в историю. В 90-е было полно митингов с национал-патриотической, социальной и политической повесткой. Но к началу нулевых, по мере стабилизации социально-экономической обстановки и маргинализации политических и национально озабоченных радикалов эта волна стала сходить на нет. Можно даже сказать, что перестроечная волна всенародной политизации к концу 90-х стала иссякать, породив сегмент профессиональных политиков. Если посмотреть на политическую историю десятилетия, то, пожалуй, главным фактором был не социальный, а национальный, связанный с формой государственности. С одной стороны, в дискуссиях участвовали национал-демократы и национал-радикалы, выдвигавшие тезис о приоритете казахского содержания, с другой – интернационалисты и активисты славянских организаций, указывавшие на многонациональный характер государственности. Государство сближалось то с теми, то с другими, сдерживая общество от конфликтов и перехватывая инициативу. Вторым фактором был политический: во-первых, укрепление государственности вызывало противодействие «перестроечной волны», а во-вторых, в условиях отказа государства от идеологии и концепции правящей партии в первые годы независимости породило определенный плюрализм, который пытался навязать свои точки зрения обществу и власти.
Говоря о строительстве оппозиционных структур, нужно отметить несколько обстоятельств. Во-первых, в массе своей «чистые» политики не имели особых навыков к организационной работе и на выходе получались достаточно рыхлые структуры. Многие уже забыли, но в Алматы существовал «Дом демократии», в котором на нескольких этажах арендовали офисы десятки партий, общественных движений и коалиций, в каждой из которых фактически сидели по 2–3 человека. И это, отмечу, был важным фактором вовлечения общества в политику. СМИ любили бегать к обитателям «Дома демократии» за комментариями и практически все категории населения видели отображение своей проблематики.
Во-вторых, ушедшие в оппозицию чиновники быстро обнаруживали, что без бюджета и административного ресурса ничего создать невозможно. В итоге и те, и другие начинали искать и то, и другое в разных властных кабинетах. Помнится, в тот период в кулуарах обсуждалась история, когда шедшая в АП на переговоры о создании «эксклюзивной» главной оппозиционной партии группа вождей столкнулась в приемной с другой такой же группой лидеров.
В конце 90-х тему протеста пытался качать экс-премьер Кажегельдин, который после отставки сначала отрабатывал заказ тех металлургических баронов, которые потеряли контроль над своими активами в Казахстане и России, а затем пытался реализовать свои уже личные амбиции. Власть его переиграла, проведя досрочные выборы в январе 1999 г., а Кажегельдину не удалось создать оппозиционную коалицию: Абдильдин все равно пошел на выборы, а многие еще помнили, как экс-премьер «мочил» оппозиционные СМИ. Осенью коммунисты, «Азамат» и «Народный конгресс» не стали бойкотировать парламентские выборы после того, как список РНПК был снят. Коммунисты получили неплохие итоги, но Назарбаев решительно перехватил социальную повестку. Идеологи пытались сподвигнуть первого президента на использование лозунгов «декоммунизации» (сам тезис раскручивали с весны 1997 г.), но президент разумно не стал делать ставку на этот проект. Все обошлось созданием под эгидой АП «Либерального движения», но особого авторитета эта шумная, но малочисленная кампания не набрала.

Оппозиция, проиграв выборы, создала очередную аморфную структуру с большим количеством вождей и отсутствием рядовых бойцов, но информационную повестку перехватил на какое-то время экс-премьер. Последний сначала кинулся защищать права русскоязычного населения, потом – разыгрывать протест северян против «южан-трайбалистов», что не принесло ему никаких дивидендов. А после того, как его попросили свернуть проекты в России, он перебрался на Запад и стал отрабатывать тамошние информзаказы. К весне 2001 г. на Кажегельдина практически перестали обращать внимания, тем более что казахстанские бизнес-элиты обзавелись медийными структурами и начали яростную борьбу за передел собственности и сфер влияния, апеллируя к «общественному мнению». Ситуацию усугубило то, что у Астаны некоторое время не складывались отношения с Москвой, президент сильно устал от тяжелых 90-х и, когда летом 2000 г. был принят закон о первом президенте, некоторые фигуры решили, что близится транзит власти, и это вызвало первый серьезный конфликт.
Осенью 2001 г. борьба приняла особо ожесточенную форму, которые некоторые расценили как попытку «буржуазно-демократической революции». Впрочем, если убрать весь фоновый шум, то борьба шла исключительно за посты премьера и главы администрации президента, которые занимали, соответственно, Касым-Жомарт Токаев и Сарыбай Калмурзаев, выполнявшие в какой-то степени функции «коллективного регента». Оба, отдадим им должное, выдержали напор. Любопытно, что многие ключевые фигуры в тот период куда-то срочно пропали с поля зрения, а основной шум исходил по большому счету от второстепенных актеров.
Назарбаев по итогам осенней кампании 2001 г. отправил в отставку и «молодых реформаторов», и ставшего одиозным Рахата Алиева, но спокойно забрал инициативу в свои руки. В итоге премьером стал Тасмагамбетов, а главой АП – Абыкаев.
«Новая оппозиция» попыталась сблизиться со «старой», но в итоге сама раскололась и через какое-то время маргинализировалась. Помнится, на одном из митингов сам наблюдал наличие всего пары сотен человек, считая журналистов, полицейских и зевак, но уже вечером профильные СМИ сообщили сначала о 500, затем о 2000 «сторонниках демократии». Власть использовала различные сомнительные элементы в карьерах «повстанцев» и вскоре некоторые из них оказались осуждены за коррупционные преступления. Отмечу и то обстоятельство, что существенная часть бизнеса, имевшего свои политические и медийные структуры, не слишком симпатизировала тем банкам, которые стояли за «новой оппозицией» и с удовольствием занималась информационным противодействием их попыткам передела собственности.
Назарбаев восстановил отношения с ключевыми внешними игроками и плотно закрепил за собой лидерство во внутренней сфере.

История протеста. Часть 2.

В 2003–2004 гг. начались очередные конфликты в элите, но в итоге очередная порция новых «демократов» пополнила ряды оппозиции (включая бывшего министра информации, написавшего в свое время статью под характерным названием «Парламент – не место для дискуссий»). Нужно отметить, что исправным источником пополнения рядов «контрэлиты» стала сама власть, откуда регулярно вылетали премьеры, спикеры, министры, акимы. Население в целом бывших жалело, но воспринимало их в качестве аутсайдеров, которые проиграли в аппаратной борьбе. А само общественное мнение, хоть и ворчало, но ориентировалось на авторитетного и сильного лидера, который хорошо чувствовал общественные настроения и социальные проблемы и оперативно на них реагировал.
Заметим, что в тот период первого президента в разговорах и переписке называли исключительно «папа», что фиксировало его статус и авторитет.
Оппозиционный лагерь того периода был разделен на несколько групп, которые забавным образом были связаны с аппаратно-политическими группами во власти и спецслужбами и отрабатывали их повестку. «Оппозиционная пресса» превратилась в инструмент информационных войн и регулярно «сливала» компромат на тех или иных фигур, который ей поставляли власть и бизнес.
Достаточно модным явлением стал «национал-патриотический» дискурс, который также патронировался сверху и представлял собой очередное воплощение старой идеи, по которому казахов по мере роста их численности будут волновать вопросы языка, истории, религии, традиций.
Ранее, с конца 80-х, крайне модным и шумным направлением был «национал-демократический» дискурс, но его лидеры хронически конфликтовали друг с другом, а широкой поддержки после митинговщины и ряда острых инцидентов (вроде чуть было не состоявшегося конфликта с казаками в Уральске, захвата алматинской мечети и сноса памятника Дзержинскому) у них особо не было. Власть в те годы легко перехватила тему национального возрождения и языковой политики, встроила их в единую систему идеологии и инкорпорировала наиболее вменяемых в свои ряды. Ко второй половине 90-х национал-демократы практически маргинализивались, и на выборах 1999 г. последняя их структура с треском проиграла. Дебаты вокруг Земельного кодекса вернули этот тренд, но уже с новым содержанием. В какой-то степени быть национал-патриотом стало достаточно модно: с одной стороны, пребывание на виду в качестве политика, а с другой – не вызывало резкой реакции властей и силовиков.

История протеста. Часть 3.

В 2005 г. начался очередной этап борьбы между властными группами, поводом для которого стал передел сфер влияния на Хоргосской таможне. По сути, тогда, как и в 2001 г. речь шла о двух коалициях, претендующих на ключевые посты в стране, и, если убрать весь информационный шум, второй удалось взять частичный реванш над первой и заодно добиться частичного разгрома конкурирующих силовиков.
В результате был несколько испорчен эффект от триумфальных выборов 2005 г., которые прошли на фоне «оранжевых революций» на постсоветском пространстве, но в Казахстане вызвали скорее отторжение. Население страны слишком ценило стабильность и согласие, которые связывались с именем и политикой Назарбаева, чтобы бросаться в прозападные сценарии дестабилизации. К тому же власть воспользовалась ростом цен на нефть и серьезно увеличила социальные программы, исходя из того, что население должно пользоваться плодами реформ.
В 2007 г. вспыхнул очередной псевдо-кризис, вновь связанный с именем Алиева, но по сути завершавший процесс деолигархизации. Власть воспользовалась процессом политического диалога, начатого в 2003 г., и представила проект политической реформы, которая увенчалась досрочными парламентскими выборами. К тому времени власти надоело наличие двух партий, которые были как бы оппозиционными, но в то же время были представлены во власти («Ак Жол» и «Асар»). После кризиса, вызванного убийством Алтынбека Сарсенбаева, когда те или иные группы использовали эту ситуацию в своих интересах, власть методично пошла на очередную деолигархизацию и деполитизацию. СМИ были взяты под усиленный контроль, а центристские партии были объединены в пропрезидентский «Нур Отан» (бывший «Отан», созданный в 1999 г. на базе предвыборного штаба Назарбаева и имевшихся к тому времени центристских партий). В новый Мажилис по итогу только он и прошел. Накануне была принята модель, по которой нижняя палата избиралась только по партийным спискам, которая затем была распространена и на маслихаты. Но уже в 2007 г. «Нур Отан» применил на местных выборах систему праймериз. Эти действия были вызваны выборами 2003 и 2004 гг., когда оказалось, что в округах конкурирует не власть и оппозиция, а местные элиты и между собой – причем очень жестко, а местами и с применением родовых элементов. Саму же правящую партию превратили на какое-то время в инструмент президентской власти, который занялся перехватом проблем у оппозиции и решением социальных проблем на местах. Впрочем, чрезмерное усиление «Нур Отана» устраивало не всех, и периодически партию в этом качестве «выключали».
Той же осенью в мировой экономике начался очередной кризис, который достаточно быстро добрался до Казахстана. У нас, напомним, приток нефтедолларов прошел через банки в строительный сектор и привел к быстрому надуванию огромного пузыря. И в этом пузыре оказались переплетены интересы чиновничества, банкиров, крупного бизнеса и... оппозиции.
Власть перехватила инициативу и взяла под свой контроль банковский сектор, что вновь привело экс-хозяина БТА Аблязова в оппозицию. Дополнительным фактором стало то, что его деловых партнеров выкинули из «Казатомпрома». В итоге с весны 2009 г. началась очередная «борьба» за демократию и против коррупции, которая совпала с очередным витков противостояния между силовыми структурами и стоящими за ними властными кланами. Через несколько лет начался очередной виток войны за Хоргос, утопивший репутации и победителей и проигравших.

Впрочем, здесь хотелось бы обратить внимание на два других вопроса. Во-первых, национал-патриоты накинулись на проект Доктрины национального единства, представленный зам. руководителя АП Мауленом Ашимбаевым и делавший упор на гражданскую идентичность. Второй раз после дебатов вокруг Земельного кодекса (2003 г.) национал-популисты попытались показать свое политическое влияние и немного восстановить репутацию после комических дебатов о роли Чингисхана в истории. Национал-популисты представили себя как творческую интеллигенцию, хранителей «национального духа» и радетелей за статус государственного языка. Впрочем, институализироваться они так и не смогли, поскольку вопрос: а кто будет главным патриотом так и не смогли решить
Выносить в качестве лозунга «Шанырак» большинство не захотело. Напомню, что речь идет о нескольких алматинских пригородах, в которых бедные мигранты из других регионов самовольно захватили земельные участки. В 2006 г. аким города Тасмамгамбетов попытался провести зачистку «Шанырака» и «Бакая», что привело к протестам жителей трущоб и столкновению с властями, при котором был убит полицейский. За это был осужден активист Арон Атабек (в свое время создатель партии «Алаш», которая в конце 1991 г. захватила столичную мечеть и верхового муфтия, после чего несколько лет поэт скрывался за границей).
Идею защиты прав «бедных казахов» на прецеденте «Шанырака» оппозиция мусолила несколько лет, но часть интеллигенции симпатизировала Тасмагамбетову, которого Назарбаев через несколько лет сменил и направил мэром Ахметжана Есимова, который успокоил страсти и интегрировал новые районы в город. Конфронтационный сценарий был отвергнут и власть взяла курс на умиротворение.
Вторым вопросом стали митинги ипотечников и дольщиков, которые требовали от государства достроить проблемные объекты на фоне банкротства и уголовных дел в отношении многих строительных компаний. Отчасти за протестами стояли банки и строительные компании, которые использовали их для решения своих финансовых проблем. Отчасти, как можно сделать вывод, митинги подпитывали силовики – чтобы «сбросить пар», а заодно помочь союзным банкам. Ну и третьим фактором стали алматинские рантье: раздраженный акимат несколько раз выдавал информацию о том, что некоторые митингующие – никак не бедные люди, оставшиеся без жилья, а теневые бизнесмены, владеющие не одним десятком квартир каждый.
Схожие митинги, кстати, гремели и несколькими годами ранее, когда некоторые водители устраивали акции протеста против запрета на праворульные автомобили (2006 г.). И государство опять пошло по пути умиротворения, не желая политизации социальных проблем.
***
На фоне «протестов», связанных с элитными разборками, рантье и праворульщиками, и отсутствия реальных социальных конфликтов, возникли две новые линии. Во-первых, серия межнациональных конфликтов в густонаселенных южных областях, впрочем, быстро локализованных властью. Отметим, что казахско-русских конфликтов история страны не фиксирует, не считая попыток провокаторов придать такой одной или двум разборкам в ресторанах и ночных клубах. Конфликты 2006–2007 гг. затрагивали казахов с одной стороны и уйгуров, чеченцев и курдов – с другой. Но нужно особо подчеркнуть, что речь шла о конфликтах не национального, а локального, поселкового уровня. Некоторые добавляют в тот же список драку между казахскими и турецкими рабочими на месторождении Тенгиз в 2006 г., но здесь несколько иные причины. Впоследствии схожие местные конфликты были с таджиками (2015 г.), турками (2016 г.), дунганами (2020 г.).

Второй линией стали несколько попыток терактов, предпринятых религиозными радикалами в 2011 г. в Актюбинской, Атырауской и Жамбылской областях. Власть на это ответила принятием нового, более жесткого закона о религиях, созданием специального агентства и усилением агитационной и агентурной работы. Отметим, что спецслужбы достаточно эффективно громили попытки создания радикальных ячеек; указанные случаи являются скорее проявлениями не системного терроризма, а местной самодеятельности. Радикалы в казахстанских условиях больше ориентированы на сращивание с криминалитетом и проникновением на крупные производства для вытягивания средств из местных трудовых коллективов. В то же время нетрадиционные религиозные взгляды стали своего рода «элитарным» явлением – вспомним про конфликты, связанные с «суфистами», «коранитами» и салафитами, а также модный тогда словесный оборот про того или иного чиновника или бизнесмена – «присел на коврик».

История протеста. Часть 4.

После политического кризиса, состоявшегося на 10-ю годовщину независимости, следующий юбилей принес очередной «сюрприз». Речь идет о событиях 2011 г. в Жанаозене. Этот город стали с тех пор называть «родиной казахского протеста», напоминая о событиях 1989 г. Но волна тех событий закончилась уже в 1992 г. и следующие 16 лет регион о себе ничем не напоминал.
Митинги 2006 г. против назначения акимом Актау местного бизнесмена Виктора Коха относятся несколько к другой теме. А вот говоря о Жанаозене, нужно напомнить ход событий.
Первые трудовые конфликты начались в 2008 г. и в нарушение трудового законодательства местные и отраслевые власти быстро пошли на удовлетворение требований коллективов, чтобы не портить настроение Астане. В итоге у жанаозенцев выработался своего рода условный рефлекс: митинги и быстрое удовлетворение их требований.
В 2011 г. тема вылезла уже в новом качестве: местные элиты захотели восстановить свой контроль над «Озенмунайгазом», который ранее потерял статус юрлица и его налоги (и закупки) перешли в ведение столичных элит. На фоне очередной забастовки, причем в преддверии выборов, возник конфликт между КМГ и акиматом, в который втянулись различные политические группы, решавшие свои политические и экономические задачи, а также электоральные проблемы.
Практически все попытки урегулировать конфликт методично срывались, даже те, которые начинали давать успех. Кому-то надо было утопить акима Крымбека Кушербаева, кому-то – главу «Самрука» Тимура Кулибаева, а в итоге в день независимости начали беспорядки, столкновения с полицией, мародерство и селективные поджоги. Людей в черных масках, которые начали столкновения, никто не нашел, что дало повод валить все на некие «третьи силы». Справедливости ради отметим наличие теневых интересов местных элит, заинтересованных в контроле над финансовыми потоками и контрабанде.
Полиции пришлось применить оружие, чтобы разблокировать подожженное здание акимата и спасти окруженных там людей, но в итоге полицейских за это и наказали, а погибших (в том числе и тех, кто погиб при разграблении горящего магазина) объявили «жертвами режима».
Назарбаев отправил в отставку руководство и региона, и отрасли, а также поручил правительству заняться проблемой моногородов. В 2012–2020 гг. действовала даже аналогичная программа, заброшенная уже по мере реализации (также, как и программа развития сельских территорий на 2004–2010 гг.).
Напряжение на какое-то время было снято, но затем население Жанаозена вновь стало расти, а местные элиты и группировки вновь вернулись к практике шантажа властей «протестной тематикой». В марте 2014 г. правительство решило ограничить расселение оралманов хотя бы 7 областями, но уже через три месяца капитулировало под напором «аксакалов», депутатов и «творческой интеллигенции» и расширило список вдвое, вернув в него в Мангистау…
Тематика «трудовых конфликтов» регулярно всплывала и в других регионах, но в весьма специфических формах. Так, на одном из металлургических предприятий Западного Казахстана произошла забастовка из-за интервью видного деятеля культуры, который на страницах популярной газеты оговорился, заявив, что рабочие этого завода получают 500 тыс. в месяц (а не 150 тыс.). Трудовой коллектив прочитал и пошел требовать повышения. Другой конфликт произошел несколько лет спустя в Жамбылской области, где один завод сменил собственника и проходил перепрофилирование. Когда выяснилось, что рабочие втихую сдают старое оборудование на металлолом, менеджмент выставил на складах охрану. На следующий день началась «забастовка». Это, конечно, не отменяет других случаев, связанных с плохими условиями труда, аварийностью или задержками зарплаты, но речь о том, что каждый случай надо разбирать отдельно.

История протеста. Часть 5.

Избранный в январе 2012 г. новый Мажилис перестал быть однопартийным; была создана конструкция, в центре которой был «Нур Отан», справа «Ак Жол», а слева – КНПК. Лояльные и конструктивные НПО были объединены еще 2005 г. в Гражданский альянс, а через несколько лет был принят закон о общественных советах, который создал системные диалоговые площадки в отраслях и регионах (другое дело, что реально работать стали далеко не все).
Осенью того же года в рамках очередного витка элитарных разборок начался разгром группы Аслана Мусина, который потерял пост главы АП, а его выдвиженец Бергей Рыскали – должность акима Атырауской области. Когда-то приход Мусина из Актюбинска в Атырау вызвал протесты местных элит, а в 2012 г. смещения Рыскали вызвало протесты, организованные, понятно, самим акиматом. Впрочем, решительность Астаны и массовые уголовные дела в отношении работников акимата быстро привели всех в чувство.
В 2014–2015 гг. «жертвой политических репрессий» стал экс-премьер Серик Ахметов, вместе с которым под уголовные дела о коррупции попала большая группа руководящих работников Карагандинской области. Протестов не последовало; их компенсировала информационная война против руководства АП и антикоррупционной службы.
Параллельно вследствие санкционного противостояния, начавшегося после очередной «оранжевой революции» на Украине и присоединения Крыма к России последовали две девальвации тенге. Первая из них даже вызвала небольшие митинги протеста, разогнанные полицией, впрочем, протестующие устроили из протеста клоунаду, сделав символом кружевные трусы, которые якобы были запрещены в рамках Таможенного союза.... Кроме того, вновь появились те же самые дольщики и ипотечники, которые переключили на себя внимание,
Другим, более важным следствием событий 2014 г. стало то, что активизировалась западная пропагандистская сетка, направленная если не на смену курса Астаны, то хотя бы на подрыв российского влияния в регионе, в том числе и провоцированием казахско-русских конфликтов.
Ранее эти кампании шли под двум линиям: продвижение пантюркизма через турецкие структуры (закончилась после конфликта Эрдогана с Западом) и пропаганда либерализма и демократии через всевозможные правозащитные и прочие НПО, сидящие на западных грантам. Последнее, впрочем, давало нулевой эффект в силу того, что большая часть средств уходила на содержание самих правозащитников, а также в силу одиозности главных пропагандистов, из которых один отсидел за ДТП со смертельным исходом, а другой – за изнасилование несовершеннолетней.
Так что прозападная сетка начала перезагрузку, подбору протестной молодежи и прямому вещанию на казахстанскую аудиторию, добавим в перечень своих приоритетов продвижение идей «деколонизации» и борьбу с китайским влиянием.

История протеста. Часть 6.

Весной 2016 г. в Казахстане прошли т.н. «земельные митинги», вызванные протестом против якобы имеющихся планов правительства то ли продать, то ли сдать в аренду миллион гектаров земель китайцам.
Социальные причины, названные в качестве главного мотива, вызывают тут известные вопросы, поскольку после девальвации прошло достаточно много времени. Среди организаторов отмечается интересная смесь национал-популистов и прозападных активистов, но и те, и другие не обладали достаточным мобилизационным ресурсом для организации массовых митингов в нескольких регионах. Вспомним не давшие особого эффекта акции «Антигептил» против запусков российских ракет с Байконура или «Антиевразийский форум» против создания ЕАЭС.
Тут вновь сгодился и бренд аблязовской ДВК, которую периодически стали использовать для очередных митингов или протестов.
Но это опять-таки фон. Новая редакция Земельного кодекса затрагивала интересы многочисленных агробаронов, которым невыгодно было изменение статус-кво (это подтвердила и последующая работа т.н. Земельной комиссии, созданной после президентского моратория и прошедших митингов). Ну и нельзя исключать традиционной руки спецслужб, которые несколько лет занимались «сбросом пара» и осуществляли менеджмент различных политических проектов. А тут выдавалась возможность утопить правительство Карима Масимова, тем более что дело в преддверии ожидавшегося транзита шло к усилению конкуренции среди возможных финалистов.
Правительство действительно пало осенью того же года, но Масимов в последний момент был назначен не советником президента, а главой КНБ. Там он моментально начал сложную интригу против некоторых своих коллег. Вскоре были арестованы и осуждены замрук АП Баглан Майлыбаев и экс-председатель КНБ Нартай Дутбаев. Ранее последовала отставка Тасмагамбетова с поста вице-премьера и его ссылка в Москву, а летом пост сенатора демонстративно потерял Нуртай Абыкаев.
Последовали разоблачения о том, что КНБ при прежнем руководстве патронировал и получил деньги от Аблязова, «отмазал» его от обвинений в убийстве банкира Татишева и еще много чего веселого.
Параллельно, последовал арест финполом экс-министра Бишимбаева, входившего в окружение Масимова, но тот показаний против бывшего шефа не дал.
По факту можно сделать вывод, что никакой реальной оппозиции, ни особой протестности в стране толком не было. У Назарбаева не нашлось сколько-нибудь реальных конкурентов, а те, кто себя таковым и называл, в основном боролся за возвращение в обойму или к рычагам бюджетного процесса.
Оппозицию и «конкурсную массу» постоянно приходилось придумывать. К моменту, когда Назарбаев решил уйти, фактически имел место только финансируемый извне курс на смену политику казахстанского руководства.

История протеста. Часть 7.

Государство наращивало социальные программы с одной стороны, а с другой вело поэтапную борьбу с социальным иждивенчеством и пыталось втянуть многочисленный сегмент самозанятых в какой-либо легальный оборот. Нужно отметить, что активная социальная политика нулевых и десятых годов дала большой приток рождаемости, а также существенный прирост дотаций в густонаселенные южные области. Демографическое давление привело к миграции в мегаполисы (что, кстати, «аукнулось» уже упомянутой историей в «Шаныраке»), а также к растущему запросу на патернализм. В качестве противовеса власть инициировала пропаганду ценностей труда и расширению налогооблагаемой базы за счет «теневой» экономики (кстати, эту политику пытаются повторить и в наши дни).
Тема борьбы с иждивенчеством возникла еще в 2011 г., а к началу 2019 г. комиссия во главе с вице-премьером Бердибеком Сапарбаевым ездила по регионам, проверяла правомочность начисления АСП и проводила изъятие незаконно выданных пособий.
В феврале 2019 г. произошел инцидент: в столице при пожаре погибли пять девочек, родители которых ушли на работу и оставили их одних. На следующий день в ряде городов прошли акции протеста многодетных матерей, требовавших пособий и решения жилищного вопроса. Главным виновником было объявлено правительство Сагинтаева, вскоре отправленное в отставку. Претензии были озвучены в адрес акимата и МТСЗН; о махинациях при получении АСП тут же забыли, а вопрос об ответственности родителей никто поднимать не стал (хотя аналогичные ситуации с малоимущими, но весьма многодетными семьями происходили и происходят регулярно).
Регулярные акции многодетных матерей стали проходить в течение следующих трех с половиной лет, в основном – в Шымкенте и Астане, причем от предложений арендного жилья или микрокредитов на развитие бизнеса большинство активисток упорно отказывались, требуя жилье в собственность и денежные пособия. Сам процесс производил впечатление определенной организованности, да и прекратился в конце 2022 г. словно по команде.
Не успели разобраться с многодетными, как произошли беспорядки после президентских выборов 2019 г.

История протеста. Часть 8.

К моменту транзиту, как уже говорилось, особой оппозиции в стране не было: были две конструктивно оппозиционные парламентские партии и несколько незарегистрированных радикальных групп, выступавших под зонтичным брендом запрещенной партии ДВК.
Нужно отметить, что усиление президентской власти, исторически обусловленное необходимостью проведения реформ, укрепления и развития государственности, противодействия центробежным тенденциям и радикализму, в последующий период аргументировалось борьбой с олигархатом, клановостью, трайбализмом и внешней пропагандой. Следствием стала определенная утрата мобильности, а также закрытость от критики: любой чиновник завел привычку отметать любые претензии как «покушение на устои». Вместе с тем, общий курс, который можно было назвать «просвещенным авторитаризмом», обеспечил согласие и стабильность, внешнеполитическую гармонию и социально-экономическое процветание в стране – т.е. решил задачи, которые казались непреодолимыми несколькими десятилетиями ранее, но с другой стороны породил определенные проблемы и потребность в частичной либерализации. Политическая система нуждалась в перезагрузке, что и привело к транзиту власти весной 2019 г.
Смене власти предшествовала зачистка элитного поля и создание системы, при которой Назарбаев сохранил за собой часть полномочий и поэтапно передавал их новому президенту по мере укрепления его авторитета и власти.
Логика приближающегося транзита власти требовала наличия более или менее систематизированной оппозиции для легитимизации выборов. В апреле 2018 г. министром по делам религии и гражданского общества (затем – министром общественного развития) стал сенатор Дархан Калетаев – специалист по общественно-политическим мероприятиям. В мае возникает форум «Жана Казахстан», претендующий на роль «конструктивной оппозиции» и привлекший «светлые образы» Саакашвили и Кажегельдина к своей работе.
На выборы 2019 г. в качестве независимого кандидата был брошен активист форума Амиржан Косанов, которого подали избирателю не только как старого оппозиционера, но и «почти» национал-патриота. Неожиданно началась агитация за данного кандидата со стороны радикалов и «гражданских активистов» (новый термин, внедренный западной пропагандой вместо надоевших всем «оппозиционеров»). Туда же подтягивается и новый проект фонда Сороса в лице «молодежных» активистов «Оян, Казахстан» и прочие.
Косанов получает на выборах 16,2% – даже больше, чем получил Абдильдин в 1999 г. (11,7%) и после выборов несколько тысяч человек вышли на акции протеста, причем вели себя достаточно агрессивно: МВД сообщала о том, что толпа кидала камнями в полицейских и применяла перцовые баллончики. В организации незаконных митингов обвинили Аблязова, а сам Косанов отмежевался от этих акций и поздравил Токаева с победой.
Форум «Жана Казахстан» после выборов заявил о прекращении своей деятельности, а часть его активистов вошла в созданный президентом Национальный совет общественного доверия.
Впрочем, скучать не пришлось. Через несколько дней произошли взрывы на складе боеприпасов в Арыси и эвакуированные в Шымкент жители города устроили митинг с требованиями материальной помощи, погашения кредитов и предоставления жилья в Шымкенте. Ситуацию отрегулировали акиматы города и области при участии вице-премьера Сапарбаева.

История протеста. Часть 9.

В сентябре вдруг на карте протестов вновь появился Жанаозен, где прошли акции протеста против «строительства 55 китайских предприятий на территории страны». Митинговая волна против «китайской экспансии» тут же переключилась на другие города, в том числе и в Алматы. Одновременно бурно развернулась кампания против т.н. «китайских концлагерей для казахов» и «китайских репрессий против казахов». Указанные лагеря долго назывались в западной прессе «уйгурскими», но где-то в конце 2017 г. в разгар торговой войны Трампа против КНР, вдруг стали называть их «казахскими» (особенно усердствовал «Азаттык» – казахская редакция американского «Голоса свободы»). Появились слезные истории про казахов и казашек – беженцев из Китая, в которых, правда, умалчивалось много интересного о личности этих самых беженцев, в защиту которых тут бросились многочисленные правозащитные организации, ДВК и национал-популисты, не забывая, впрочем, и о борьбе с «экспансией КНР».
Интересно, что некоторые активисты успели даже основать общественные движения в защиту китайских казахов, а кое-кто договорился о необходимости воевать с Пекином для освобождения «казахских земель», но затем без лишнего шума уехали в Европу и Америку.
Токаев в сентябре 2019 г. заявил: «Наш народ не должен вестись на подобные вещи. Подобного рода слухи исходят от недоброжелателей, которые умело манипулируют патриотическими настроениями людей, в том числе используют эмоциональных, эпатажных людей, чтобы достичь своих определенных целей. Такая манипуляция является частью геополитики, цель которой подорвать единство народа, дестабилизировать ситуацию в Казахстане».
Через три месяца Токаев выразился еще более резко: «В Синьцзяне проживают граждане КНР. Многие сообщения, которые предоставляются международными правозащитными организациями, не соответствуют действительности. Во всяком случае, в отношении этнических казахов идет какое-то намеренное нагнетание вокруг этой темы. Мы понимаем, что это часть геополитики, поскольку Китай и США столкнулись друг с другом в торговой войне. Как закончатся переговоры, будут ли сняты санкции против Китая, покажет время. Но Казахстан не должен стать территорией так называемого глобального антикитайского фронта».
Впрочем, волна митингов, правда, в уже меньших масштабов, продолжалась еще два года.

История протеста. Часть 10.

В мае 2020 г. вскоре после завершения карантина и ЧП, которые вызвали сильное раздражение в обществе и нанесли немалый ущерб экономике, был принят закон о мирных собраниях, после чего разрешенные и не очень митинги начали проходить постоянно. Запевалами выступали прозападные либерасты и национал-популисты, которые активно начали лезть и в социальную тематику. Отметим, что запевалой провокаций был все тот же Аблязов, взявший за моду регулярно призывать людей на митинги, в том числе и на чужие. Но помимо него желающих выступить по тому или иному поводу хватало. Под видом митинга в защиту женщин в Алматы умудрились провести даже подобие гей-парада, но тут, кстати, опять отметились структуры, получающие западное финансирование.
Заметим ряд особенностей данного периода: во-первых, приучение людей к регулярным выходам на митинги протеста по широкому спектру вопросов. Во-вторых, бурное развитие национал-популистской и либеральной блогосферы и появление новых онлайн-СМИ, проводящий указанный курс. В-третьих, отказ от создания формальных организаций и выставление в качестве единого бренда то ДВК, то ее клона в лице Демпартии. В-четвертых, активная апелляция в казахской молодежи как основной целевой аудитории. В-пятых, постепенное внедрение лозунгов против обоих президентов (и их курса). В-шестых, появление кратких звучных лозунгов (типа «Шал, кет»), подробные репортажи о митингах и «жестоких репрессиях» против митингующих и обилие красочных эмоциональных фотографий с мест событий, особенно с молодыми протестующими девушками. Вновь резко активизировалась работа по выставлению тех или иных задержанных и осужденных «активистов» в качестве «политических заключенных» или «жертв репрессий».
Все это создавало впечатление классической методички по проведению «оранжевых революций», однако не было достигнуто сколько-нибудь серьезной массовости и расширения социальной базы, прежде всего за счет маргиналитета.
Подобным инструментом располагали разве что радикальные ячейки и связанный с ними криминалитет, а также спецслужбы, которые явно патронировали часть протестных акций.
Отметим здесь уровень мобилизации части митингующих в июне 2019 г., совершенно не схожих с традиционными активистами, а также массовые беспорядки в Сатпаеве (Карагандинская область) в июле 2020 г. после изнасилования педофилом 5-летней девочки. Некоторые эксперты расценивали эти события как репетиции будущих «массовых протестов».
И мы подходим к самому громкому событию – январским событиям 2022 г.

История протеста. Часть 11.

Нужно напомнить, что социальную проблематику, усиленную карантином 2020 г., власть достаточно энергично отработала, нарастив социальные выплаты и введя программы по поддержке МСБ. Митинговщина и медийное давление были основаны не столько на социальных причинах, сколько на внешней пропаганде.
В то же время Назарбаев взял курс на завершение периода двоевластия, передав Токаеву председательство АНК, согласовав ротацию первых руководителей ряда силовых структур и анонсировав передачу ему контроля над правящей партией «Нур Отан». В преддверии транзита первый президент удалил с поля ряд фигур, которые могли бы оспаривать выбор кандидатуры Токаева, но среди оставшихся было немало фигур, недовольных вторым президентом. Решение о передаче партии было встречено без энтузиазма – Назарбаев тем самым снял вопрос о том, что на выборах 2024 г. будет выдвинут другой кандидат.
Следующим шагом была бы передача Токаеву поста главы Совета безопасности, которая позволяла ему закончить расстановку своих фигур на столичной доске. По общему мнению, наиболее очевидной «жертвой» должен был стать глава КНБ Масимов, которого и самого когда-то называли в числе преемников. Масимов, что интересно, олицетворял как прокитайский вектор Астаны, так и прозападный, имея тесные связи с американским и британским истеблишментом.
Представляется, что в конце 2021 г. сошлись два фактора – во-первых, Масимов решил использовать последний шанс возглавить Казахстан, а во-вторых, нашим западным партнерам очень нужна была дестабилизация Центральной Азии на фоне надвигающегося военного конфликта на Украине – или хотя бы смена режима на более лояльный, поскольку Токаев показал себя приверженцем назарбаевского курса на стратегический союз с Москвой и Пекином. Да и сам Назарбаев продолжал доминировать в политической жизни и системе страны. Несмотря на многочисленные атаки подорвать его авторитет в обществе так и не удалось.
Задача заключалась таким образом в свержении обоих президентов, которую решено было обеспечить посредством организации массовых беспорядков по всей стране. Это вызвало бы коллапс системы управления, а затем можно было бы создать нужное «правительство народного доверия». Внутри КНБ Масимов не имел полного личного контроля, только служебный, а из представителей истеблишмента вряд ли мог кого-то заполучить в союзники. С другой стороны, по факту его власть элита бы затем приняла, напуганная беспорядками, а кроме того в силу привычки – Масимов больше 10 лет был премьером и главой АП,
В качестве основного инструмента был привлечен криминалитет, в т.ч. из-за рубежа. Поводом стало смена ценообразования на рынке сжиженного газа, которая больно затронула интересы все тех же мангистауских теневиков. Впоследствии в цепочке газового регулирования были проведены аресты, но доказать злой умысел следствие так и не смогло. Кроме того, на первые числа января была намечена смена премьера и госсекретаря, что создавало небольшой, но удобный вакуум власти.
Дальше события разворачивались по сценарию. Сразу после Нового года цены на газ ожидаемо скакнули, что тут же вызвало акцию протеста в искомом Жанаозене, а оттуда перекинулись на всю область, причем таким образом, чтобы максимально оттянуть прибывшие туда силы полиции, а также втянуть группу начальства, прибывшую на переговоры. Лозунги быстро перешли от газа к требованиям отставки правительства, которое и так собиралось уходить, но в тех условиях было воспринято как победа протестантов. Акции моментально начались в большинстве областных цен – была использована либеральная и национал-популистская информационно-пропагандистская сетка, а сами западные СМИ тут же возвестили о «мирных протестах» и требовали переговоров с «повстанцами».