Машины времени
Они методично движутся вокруг двора и в подчеркнуто замкнутом пространстве Института кажутся посторонними. Лишь изредка кто-то из героев исчезает в салоне автомобиля или выходит из него. Машины в ДАУ не средства передвижения, а символы незримой связи между «здесь» и «там».
При этом они еще и маркеры эпохи. По автомобилям, как по крою пальто и обшивке стула, можно с точностью определить время действия и атмосферу сюжета. Защитного цвета, с фарами-бойницами «эмки» и полуторки 40-х сменяются элегантными «Победами» 50-х, а затем и роскошными «Волгами» 60-х.
В финальных сценах «Дегенерации» и «Нового человека» (оба фильма доступны на www.dau.com) конец существования Института знаменует появление военной модели ГАЗ-63 со светомаскировочными прорезями на фарах. От цитадели знаний и жизни остается лишь размытая картинка в окошке крытого грузовика.
Они методично движутся вокруг двора и в подчеркнуто замкнутом пространстве Института кажутся посторонними. Лишь изредка кто-то из героев исчезает в салоне автомобиля или выходит из него. Машины в ДАУ не средства передвижения, а символы незримой связи между «здесь» и «там».
При этом они еще и маркеры эпохи. По автомобилям, как по крою пальто и обшивке стула, можно с точностью определить время действия и атмосферу сюжета. Защитного цвета, с фарами-бойницами «эмки» и полуторки 40-х сменяются элегантными «Победами» 50-х, а затем и роскошными «Волгами» 60-х.
В финальных сценах «Дегенерации» и «Нового человека» (оба фильма доступны на www.dau.com) конец существования Института знаменует появление военной модели ГАЗ-63 со светомаскировочными прорезями на фарах. От цитадели знаний и жизни остается лишь размытая картинка в окошке крытого грузовика.
Дорога к богу
«Смотрите все, пожалуйста, наверх, на самый верх, где окна горят. Это кабинет директора нашего Института. Смотрите, какая интересная лестница, ведущая к кабинету. Мы называем ее «дорога к богу». Конечно, никакого бога нет, но название прижилось», – объясняет ученый секретарь Зоя, встречая группу школьников-пионеров, пришедших спеть песню про верность науке немощному Дау (сцена из фильма «ДАУ. Дегенерация»).
Неудобная, с разными по длине и ширине скользкими ступенями, эта лестница будто специально задумывалась с единственной целью – сокрушить волю посетителя главного кабинета. Начинаясь торжественно и с размахом, после первого пролета она резко вздымалась вверх, сужалась, сдавливая своими мраморными плитами идущего по ней человека, все внимание которого на этом этапе и так сводилось к тому, чтобы не грохнуться вниз, гротескно и комично. С каким бы энтузиазмом ни начинал он свое восхождение, к моменту прибытия к тяжелым директорским дверям дыхание сбивалось, а физический дискомфорт не оставлял и следа от потенциально дерзких замыслов.
Парадные лестницы в тоталитарных обществах – особый жанр. Они строились, чтобы одновременно впечатлять и подавлять. Они становились, скорее, препятствием, нежели связующим звеном. И в Институте, как в уменьшенной модели такого общества, «дорога к богу» строго соответствовала принципу «все имперское – неудобное». Тоталитарные боги не строят для людей.
«Смотрите все, пожалуйста, наверх, на самый верх, где окна горят. Это кабинет директора нашего Института. Смотрите, какая интересная лестница, ведущая к кабинету. Мы называем ее «дорога к богу». Конечно, никакого бога нет, но название прижилось», – объясняет ученый секретарь Зоя, встречая группу школьников-пионеров, пришедших спеть песню про верность науке немощному Дау (сцена из фильма «ДАУ. Дегенерация»).
Неудобная, с разными по длине и ширине скользкими ступенями, эта лестница будто специально задумывалась с единственной целью – сокрушить волю посетителя главного кабинета. Начинаясь торжественно и с размахом, после первого пролета она резко вздымалась вверх, сужалась, сдавливая своими мраморными плитами идущего по ней человека, все внимание которого на этом этапе и так сводилось к тому, чтобы не грохнуться вниз, гротескно и комично. С каким бы энтузиазмом ни начинал он свое восхождение, к моменту прибытия к тяжелым директорским дверям дыхание сбивалось, а физический дискомфорт не оставлял и следа от потенциально дерзких замыслов.
Парадные лестницы в тоталитарных обществах – особый жанр. Они строились, чтобы одновременно впечатлять и подавлять. Они становились, скорее, препятствием, нежели связующим звеном. И в Институте, как в уменьшенной модели такого общества, «дорога к богу» строго соответствовала принципу «все имперское – неудобное». Тоталитарные боги не строят для людей.
Первые эскизы Института
«Постройке Института предшествовала долгая работа. Всегда есть соблазн схватиться за какой-то из вариантов и подумать, что вот именно этот – исключительный. Но понимание того, что «будет вот так, не иначе» не может родиться само, его можно только переработать, – рассказывает художник-постановщик Денис Шибанов. – Хржановский вспоминает, кажется, о двадцати вариантах проекта. По-моему, их было больше».
Самые первые эскизы были созданы под впечатлением от посещения Института теоретической физики имени Л.Д. Ландау в Москве. В этих рисунках присутствует особая атмосфера оторванности от мира, закрытости, казенной серости и – как совокупный эффект – безнадежности. Тут много узнаваемых советских маркеров: черный дым от проходящих где-то за горизонтом – и обязательно мимо – поездов, преобладание серого, силуэты тюремных вышек с громкоговорителями и, конечно, автомобиль-воронок, возникающий из сизого тумана.
Кстати, дым от паровоза не художественная выдумка. Шибанов «подсмотрел» его там же, на улице Косыгина. Тогда по Окружной железной дороге еще ходили товарняки, а сейчас это часть МЦК.
«Постройке Института предшествовала долгая работа. Всегда есть соблазн схватиться за какой-то из вариантов и подумать, что вот именно этот – исключительный. Но понимание того, что «будет вот так, не иначе» не может родиться само, его можно только переработать, – рассказывает художник-постановщик Денис Шибанов. – Хржановский вспоминает, кажется, о двадцати вариантах проекта. По-моему, их было больше».
Самые первые эскизы были созданы под впечатлением от посещения Института теоретической физики имени Л.Д. Ландау в Москве. В этих рисунках присутствует особая атмосфера оторванности от мира, закрытости, казенной серости и – как совокупный эффект – безнадежности. Тут много узнаваемых советских маркеров: черный дым от проходящих где-то за горизонтом – и обязательно мимо – поездов, преобладание серого, силуэты тюремных вышек с громкоговорителями и, конечно, автомобиль-воронок, возникающий из сизого тумана.
Кстати, дым от паровоза не художественная выдумка. Шибанов «подсмотрел» его там же, на улице Косыгина. Тогда по Окружной железной дороге еще ходили товарняки, а сейчас это часть МЦК.
«Оскар» и НКВД
«Как-то в процессе сбора исследовательского материала мы поднялись на крышу высотки на Котельнической набережной. И там, подойдя вплотную к статуе мужчины, я неожиданно оказался между складок его штанов и почувствовал себя таким маленьким, мизерным человечком, – вспоминает Денис Шибанов. – Потом я увидел где-то эмблему НКВД – там все крутится вокруг меча. Мы только-только начинали работу над фильмами, и я решил пошутить. В эскизе ландшафта, на фоне которого Дау встречается с Крупицей (сцена из фильма «ДАУ. Империя»), изобразил гигантские ступни статуи и кончик меча. Получились одновременно эмблема Народного комиссариата внутренних дел и аллюзия на «Оскар».
«Как-то в процессе сбора исследовательского материала мы поднялись на крышу высотки на Котельнической набережной. И там, подойдя вплотную к статуе мужчины, я неожиданно оказался между складок его штанов и почувствовал себя таким маленьким, мизерным человечком, – вспоминает Денис Шибанов. – Потом я увидел где-то эмблему НКВД – там все крутится вокруг меча. Мы только-только начинали работу над фильмами, и я решил пошутить. В эскизе ландшафта, на фоне которого Дау встречается с Крупицей (сцена из фильма «ДАУ. Империя»), изобразил гигантские ступни статуи и кончик меча. Получились одновременно эмблема Народного комиссариата внутренних дел и аллюзия на «Оскар».
Эксперимент Ромео Кастеллуччи
В 1966 году в Институт приехал Ромео Кастеллуччи, чей антропологический эксперимент можно увидеть в фильме «ДАУ. Дегенерация».
Суть сводилась к следующему: человек должен был копировать экспрессивные движения примата, при этом находились они отдельно друг от друга, шимпанзе – в своем стеклянном кубе, человек – в своем, совершенно идентичном. За ходом проведения эксперимента наблюдала группа ученых.
В основе опыта лежала концепция мимезиса, или «воспроизведения», восходящая еще ко временам античности. В самом широком смысле слова мимезис – принцип подражания искусства реальности.
«Эксперимент был направлен на то, чтобы изменить отношения между человеком и животным, – объясняет Кастеллуччи. – В данном случае бразды правления находились в лапах зверя: человек следовал его примеру и таким образом выходил за рамки собственного выразительного языка». Задачей человека было уподобиться зеркалу, стать точной копией обезьяны. Испытуемый как бы заново создавал в себе животное, которое существовало задолго до него, было его предком. «Так что это еще и путешествие во времени», – объясняет Кастеллуччи.
Человеческую способность воспринимать себя извне, как объект и даже как копию, он считает одним из ключевых базисов сознания.
В 1966 году в Институт приехал Ромео Кастеллуччи, чей антропологический эксперимент можно увидеть в фильме «ДАУ. Дегенерация».
Суть сводилась к следующему: человек должен был копировать экспрессивные движения примата, при этом находились они отдельно друг от друга, шимпанзе – в своем стеклянном кубе, человек – в своем, совершенно идентичном. За ходом проведения эксперимента наблюдала группа ученых.
В основе опыта лежала концепция мимезиса, или «воспроизведения», восходящая еще ко временам античности. В самом широком смысле слова мимезис – принцип подражания искусства реальности.
«Эксперимент был направлен на то, чтобы изменить отношения между человеком и животным, – объясняет Кастеллуччи. – В данном случае бразды правления находились в лапах зверя: человек следовал его примеру и таким образом выходил за рамки собственного выразительного языка». Задачей человека было уподобиться зеркалу, стать точной копией обезьяны. Испытуемый как бы заново создавал в себе животное, которое существовало задолго до него, было его предком. «Так что это еще и путешествие во времени», – объясняет Кастеллуччи.
Человеческую способность воспринимать себя извне, как объект и даже как копию, он считает одним из ключевых базисов сознания.