Мое отношение к США. Я был там в 1999, 2007, 2008, 2010 (три недели) и 2020 годах. Красивейшая и богатейшая страна, с прекрасными людьми, последние 80 лет жировавшая сначала за счет того, что нагнула бритешей в Бреттон-Вуде, а после 1990 пожиравшая обломки СССР (просто посмотрите статистику миллиардеров). К 2020 жрать стало нечего, и она принялась пожирать саму себя. Если в 2010 я наслаждался поездкой, то в 2020 я думал когда этот кошмар закончится. Больше туда ни ногой.

Автор Феликс Носов. Коллаж с боекомплектом. Скажу честно, я не очень большой сторонник эстетизации оружия, но получилось объективно заметно, сильно и брутально (а это несомненно часть эстетики России). Так что это хорошая работа, к тому же ребята из бренда 111 сразу придумали для неё особый концепт одежды, поэтому мы решили дать ей второе место.

С приходом Трампа окно возможностей возглавить мировую борьбу за традиционные ценности для России закрывается. Наступают тяжелые времена для наших пропагандистов доказывать, что наши традиционные ценности лучше трамповских.

Панигирик Гудкова российской экономике.

Какие ж мать его стихи!!!

Андрей Дмитриев:

***
Это шахтный ствол, это клеть дрожит.
Это я спускаюсь, разинув рот,
в горном деле тёмный, что антрацит, –
услыхать струенье подземных вод.
Нам – довольно Пруста среди зимы.
Нам бы – лишь боярышника кусты...
Но придём к шахтёрам – просить взаймы,
исчерпав лексические пласты.
Чтоб, когда им скажут: «Всему хана.
Трепыхаться дальше – какой резон?», –
коногонки луч натыкался на
запредельный угольный горизонт.
Это мой Вергилий, седой шахтёр,
сапогами чавкая, месит грязь,
воспевая лаву и транспортёр,
лишь мужскою рифмою обходясь.
Горнякам знаком ядовитый газ
и взрывная взвесь распирает грудь.
Я хотел бы с ними нащупать лаз,
ускользнуть отсюда – куда-нибудь.
И когда всё станет огнём гореть,
их чумазый ангел проявит прыть –
на поверхность где-то поднимут клеть:
...и цветёт боярышник, так и быть

*
Шахтёрский город – поперёк пути кривого
из отмороженных варяг в худые греки.
Как всё запущено, дружок, как всё хреново.
И дым отечества теперь – не слаще редьки.
Ещё не убраны поля, но одиноко, – 
как если убраны уже. Скудеет личность.
Зато капустные ряды – само барокко.
Зато горняцкая среда – сама тактичность.
             ___
Я брёл по штрекам и сигал
                                            с каких-то сходней, – 
где люциферовым огнём грозит разруха,
сочится гибельный метан из преисподней
и мечет чёрную икру земное брюхо.
Я окончательно догнал: течёт недаром
конвейер угольный одним привычным руслом, – 
когда в чистилище стоял, объятый паром,
и кафель брал меня в расчёт – с мерцаньем тусклым.
И хохотали мужики в шахтёрской бане.
Им всё равно – что Элиот, что Эзра Паунд – 
и не приходится слова искать в кармане.
А забухать – хоть в огород, хоть в андеграунд.
Нам станет всем не до бумаг и фотографий,
когда степные города сойдут на убыль.
...И неразборчивый портрет впечатан в кафель,
как древний папоротник был впечатан в уголь.
 
Трубный завод
Разливы технических вод. 
Напутственный пар теплотрассы.
Стоял себе трубный завод.
На практику шли лоботрясы.
Стоял, как последний редут.
Злорадствовал голос из хора,
что варвары скоро придут – 
и трудно представить, как скоро!
С провинции спрос невелик.
Теперь и не вспомнится толком,
когда этот трубный возник
в степи за шахтёрским посёлком.
Казалось, он выдержит всех.
Подробности давят на жалость.
В громадный формовочный цех
подшефная школа вмещалась.
Пригодный для выпуска труб
железобетонных конструкций,
пейзаж убедительно груб – 
другие детали сотрутся…
И где протекает Коцит,
и что нам проблемы Гекубы, – 
донецкая степь насвистит
в железобетонные трубы.
На этом имперском ветру,
когда разлетаются карты, 
сидят и играют в буру,
к трубе прислонясь, практиканты. 
Сидят и не знают утрат 
печальней, чем гибель Патрокла…
Густой многослойный закат 
цехам размалёвывал стёкла. 
Такой был простор и размах,
такая случалась фактура,
что юность – на птичьих правах – 
чихала на бредни авгура:
о жутких размерах трубы
и в ней заседавших подростках;
о дальнем прицеле судьбы,
грядущих её отголосках.
                   *
Стоял, никому не мешал,
но вынесен был подчистую…
Кто мыслил: «кирпич и металл
исчезли, а я существую», – 
тому и поставят на вид,
насколько Юпитер рассержен,
когда арматура торчит
наглядней, чем внутренний стержень.

Пейзаж назидательно строг.
За лишнее слово удавят. 
Разруха подводит итог. 
Быльём зарастает фундамент. 
Плацдарм для обильного зла
и варварских скудных наречий.
Наверное, карта легла
не так, как положено лечь ей.
Не самый смертельный исход:
развалины, рвы, арматура – 
летейских ландшафтов штрихкод,
суровая правда авгура. 
Очки торопливо протру:
на фоне закатной полоски,
к трубе прислонившись, в буру 
играют всё те же подростки…
 

Даже не знаю как это прокомментировать. С одной стороны это такая форма электронного бессмертия… Надо ли сохранять активным телефон умершего человека? Сколько времени? А контакт умершего удалять?

Вчера был еще одна дата, не круглая. Семь лет с выступления «Коли с Уренгоя» в Бундестаге. Этот позор нельзя забывать.

Премию просветитель получает Иван Курилла, активист нетвойняшка. А еще жалуются, что у нас тирания.

Краткий комментарий к текущим событиям; и одновременно универсальный закон мировой политики.

Фильм Иван Грозный. Режиссер Сергей Эйзенштейн.

Хорошо прошло

Летом погиб наш кот. Он рвался из дома на волю и, будучи отпущен, за пару месяцев превратился из домашнего питомца в дикую кошку. Приходил домой только пожрать. К несчастью «мокрый асфальт и черная «Волга» сокрушили музыку ту. И вот две недели назад из леса пришло вот это чудо. Из дома не выходит. Совсем.

Погибший был славным котом и нам его очень не хватает.