Нанси Мунир: прогулка с призраками Каира-1922

Есть разные способы обращения к традиции и работы с ней. В XX веке американский этномузыколог Алан Ломакс ездил по Штатам и записывал фолк и блюз для Библиотеки конгресса США, а венгерский композитор Бела Барток собирал музыкальный фольклор родной Венгрии, а ещё Румынии, Болгарии, Словакии, Югославии и других балканских стран, стран Центральной и Восточной Европы и других регионов, но также сочинял собственную музыку, опираясь на традиционный материал, порой даже прибегал к стилизации (послушайте, например, сочинения из корпуса «балканские» танцы). В нашем столетии французский документалист Венсан Мун путешествует по планете, заглядывает в самые её потаённые уголки, отыскивает невероятную музыку и фиксирует в видеоформате её сокровенные исполнения, а мои любимые панк-этнографы из @ored_recordings стремятся сохранить культуру и звуковое разнообразие Северного Кавказа и познакомить с этим наследием как можно больше людей вне сообщества, выпуская релизы на лейбле и организовывая концерты, лекции и туры исполнителей адыгейской, черкесской музыки и проч.

Родившаяся в Александрии и живущая и работающая в Каире скрипачка и композитор Нанси Мунир выбрала свой способ разговора с традицией и на своем дебютном альбоме «Nozhet El-Nofous» стала проводницей в мир музыки Египта начала XX века, конкретно 1920-х годов.

В прошлом активная участница метал- и независимой каирской сцены, последние пять с лишним лет Мунир провела в архивах, изучая таких же как она аутсайдеров, только вековой давности, — исполнителей-инноваторов, которые отказались встраиваться в мейнстрим арабской музыки начала XX века и потому были исключены из канона как недостойные народной памяти: в 1932 году первый король Египта и Судана Фауд I провёл в Каире Конгресс арабской музыки, или «первый научный симпозиум неевропейской музыки», с целью задокументировать искусство арабского мира, а заодно модернизировать и стандартизировать канон.

В результате модернизации из макама исключили все «чужеродные» элементы, в том числе стилистические оттенки, мотивы и манеры, привнесённые в звучание арабской музыки различными меньшинствами, и закрепили в качестве «традиционного» для региона определённый строй. Микротоновая музыка и неконвенциональные размеры или отсутствие размера как такового — всё это осталось за бортом. А вместе с этим и такие необыкновенные исполнители египетских двадцатых, как Хаят Сабри (Hayat Sabry), Заки Мурад (Zaki Mourad) и Мунира Эль-Махдейя (Mounira El Mahdeya). Их и других музыкантов, которых можно услышать на «Nozhet El-Nofous», на Конгресс просто не пригласили.

На «Прогулке призраков» — так переводится с арабского название альбома — Нанси Мунир даёт им слово и зовёт нас пройтись по Каиру образца 1922 года, когда эти голоса звучали в концертных залах и когда они были записаны. Мунир намеренно сохранила в аранжировках песен вековой давности каждую неровность и шероховатость, чтобы подчеркнуть эффект присутствия, но вместе с тем добавила эмбиент и партии некоторых инструментов, например, скрипки. Получилась абсолютно магическая пластинка, на которой традиция говорит с современностью, а 1922-й вглядывается в 2022-й — будто издалека, но всё так узнаваемо, так близко.

​Zaliva-D “Misbegotten Ballads” (2022)

В ноябре 2019 года дуэт Zaliva-D завершил европейский тур и приехал в родной Пекин. Возвращение оказалось болезненным — продюсер Ли Чао (он отвечает в Zaliva-D за музыку, в то время как художница Айсин-Джиоро Юаньцзинь работает с визуалом) месяц не мог нормально дышать. Из-за того, что заново пришлось привыкать к смогу, у него открылся страшный кашель. Чтобы хоть как-то отвлечься от физических мучений, Чао засел за оборудование. Так начал рождаться звук “Misbegotten Ballads” — самого причудливого, ушибленного и крутого альбома в дискографии группы.

“Misbegotten Ballads” — типичный слоубёрнер как в музыкальном, так и в кинематографическом смысле. Повествование тут ведется медлительно, плавно. Важно, чтобы слушатель постепенно погрузился в атмосферу напряжения и беспокойства и перестал различать реальность и мифы, которые генерирует музыка. Здесь нет ни хуков, ни ярких мелодий, ни мрачной танцевальности, как в предыдущих работах Ли Чао. И тем не менее, эта музыка к себе приковывает.

Вот вещь “Hun Shou Quiang Quiang”. Она работает с ритмом 60 BPM — средним пульсом человека в состоянии покоя. За саспенс тут, как и во всем альбоме, отвечает традиционная китайская перкуссия. Пухлый, объемный звук ударных укладывается в постиндустриальные ритмы вполне западнического толка. Четкость Front 242, ломаная геометрия Matmos. Но что-то все равно не так. Сознание впервые замечает странность происходящего. Что это вообще за музыка? Почему она звучит так, словно предвещает какой-то древний и возможно жуткий ритуал? Почему она буквально вползает под кожу, вытесняет кислород из легких? А этот дурацкий мяукающий голос — это что еще за девиация?

Больше всего на "Misbegotten Ballads" поражает то, как вообще можно было придумать звуки, из которых собран этот альбом. Это рай для синестетиков — ты воспринимаешь каждую деталь не столько ушами, сколько глазами, на ощупь, на запах. Вот “Shang Lu Xing Xing” — столько образов! Вместо ударных тут как будто резиновый мяч бьет по металлической стене. Синтезаторы складываются из мычания заклеенного скотчем рта. Вокал подрезан в караоке-кафе, где исполняют китайские народные песни.

Такой же супер яркий эффект метафоричности музыки я наблюдала у Кристобаля Тапии де Веера, в саундтреке к гениальному сериалу “Utopia”. Усильте паранойю, добавьте сироп-замедлитель — и получите “Misbegotten Ballads”.

◾️Spotify ◾️Apple ◾️YouTube Music◾️Bandcamp

​Gaye Su Akyol “Anadolu Ejderi” (2022)

Королева турецкой психоделии Гайе Су Акьол перебирает жанровый гардероб — и от этого зрелища трудно оторваться. “Анатолийский дракон”, а именно так переводится название ее нового альбома, вышел по-настоящему эклектичным. Гайе примеряет на себя диско, фолк, арабеск, европоп, стоунер, блюз, хип-хоп. Никогда прежде она не выпускала ничего настолько пестрого, сверкающего глиттером, с перекрученной контрастностью в аранжировках. От воинственной перкуссии до театрального голоса с тяжелой поступью — все тут действительно исторгает мощь и пламя, как огнедышащий дракон.

“В карантин я написала около сотни песен в разных жанрах, — объясняет она, как родился “Anadolu Ejderi”, — самым трудным было отобрать, какие из них попадут на пластинку, и решить в каком порядке их ставить".

Гайе легко записать в подвижники анатолийского психоделического рок-ривайвла, что, в целом, не будет ошибкой. В своем звуке она много опирается на гитарный рок образца Барыша Манчо и Эркина Корая и точно так же использует вкрапления традиционных турецких инструментов — саза, перкуссии. Но чисто мелодически ее музыка больше напоминает репертуар турецких див прошлых лет: Тюлай Герман, Нур Йолдаш, Седы Сайян и особенно Сельды Баджан, исполнительницы протестных песен 1970-х и 1990-х (в восьмидесятые, после госпереворота, она в основном сидела в тюрьме). И, наконец, Су Акьол, не стесняется цитировать западную условно-альтернативную сцену — от Курта Кобейна до Ника Кейва. Последнему на “Anadolu Ejderi” даже посвящена песня с лирическим названием “Ты моя пещера” (“Sen Benim Mağaramsın”).

Но лучше всего Гайе Су Акьол удается вставать в красивые позы. Тут это происходит не только за счет вокала и общей драматургии, но и посредством текстов (их можно почитать и попереводить, например, на джиниусе). “Я — Сид Барретт из Pink Floyd, Я — Брайан Джонс из Rolling Stones” поет она, щедро пересыпая строчки трагичностью. Даже в стенаниях разбитого сердца Гайе удается показать поэтический нерв; особенно хороша метафора про олимпийского пловца в бассейне, полном бритвенных лезвий.

Мне всегда казалось, что музыка у Гайе Су Акьол гораздо скучнее, чем ее визуальный образ, но “Anadolu Ejderi” это изменил. Очень круто, учитывая, что практически все песни на альбоме она написала сама.

◾️Spotify ◾️Apple ◾️YouTube Music◾️Bandcamp

Дружественный паблик “где твой хиджаб, сестра” делает выставку вместе с благотворительным фондом “Игра” — путешествие по ближневосточному городу Сукуну. 3 декабря в 18:00 — открытие в хумусии “Абу Гош” в Москве, загляните! Часть вырученных средств пойдет на поддержку программ фонда. Подробности здесь.

​30+ хороших альбомов новой музыки Востока в 2022 году. Часть первая.

В спотифае и на бэндкемпе у меня за год накопилась тысяча “сердечек” — лайкнутых песен и альбомов. Но при этом музыку я в 2022-м слушала в разы меньше, чем прежде, а сюда доносила и вовсе крохи. Так что вместо того, чтобы подводить итоги и составлять списки какого-то “лучшего”, давайте я просто покажу, что слушала целый год.

Вот 30 с хвостиком хороших альбомов новой музыки условного Востока. Часть первая — из Египта, Марокко, Турции и некоторых других стран.

Kadef Abgi “Diva of Deva Loka” (Марокко / Египет / Канада)

Вязкий психоделический джаз-рок, который отталкивается от североафриканской гнауы и уходит в Забриски-эксперименты. Прямо сильно интереснее, чем примерно любой туарегский пустынный блюз (в котором тоже много гнауы), благодарить за что надо нестандартный вокал марокканца Зияда Кулаила и гитару канадо-египтянина Сэма Шалаби. Для меня Kadef Abgi внезапно — акустический побратим моей любимой воронежской группы “Царство У”; это, если что, комплимент обоим.

◾️ слушать

Taxi Kebab تاكسي كباب “Visions al 2ard” EP (Марокко / Франция)

Еще одна — крайне удачная — попытка скрестить электронику разной степени кислотности с североафриканской и ближневосточной традицией (см. также Acid Arab, Bedouin Burger, Guedra Guedra). Taxi Kebab звучат одновременно собранно и страстно. За собранность отвечает техно- и EBM-бит, за страсть — тлеющие переборы струн на бузуке и голос Лейлы Джиккир, которая поет на дарижа, магрибском диалекте арабского, языке своего отца; ему запись и посвящена. Пять песен, каждая — чистейшее золото.

◾️ слушать

Abadir “Mutate” (Египет)

Джангл берет в оборот традиционную арабскую перкуссию и обретает вторую жизнь стараниями каирского продюсера Абадира. Забавно, что тут много используется характерный ритм “максум”, под который обычно исполняют беллиданс. Дословный перевод этого термина — “сломанный пополам”. Вот такая пасхалочка, египетский привет брейкбиту.

◾️ слушать

Abdullah Miniawy, HVAD “Notice a Tiny Scratch for the Blue Behind” (Египет / Дания)

Про этот альбом я написала за день до начала войны — и многие последующие недели слушать не могла ни его, ни вообще ничего. А недавно снова включила, и снова восхищение — и ритуальным звуком трайбл-барабанов, и дерганым, бьющим током вокалом, и тем, как Абдулле Миниави, куда бы он ни приложил руку и голос, каждый раз удается попадать точно в самый нерв реальности.

◾️ слушать

Sam Shalabi “Shirk” (Египет / Канада)

Импров-чертовщина года. Гитарист Сэм Шалаби с помощью еще одного гитариста Эрика Шено и египетской певицы Нады эль-Шазли пускается во все тяжкие в безумном саунд-коллаже, где в эфир прорываются AOR, мелодекламации, нойз, глитч, мемные фразы (“Музыкальное сообщество без доступа к энергетикам — никакое не сообщество”), странные электронные эффекты и еще более странные сюжетные истории про привилегии белых людей. Ощущение, как будто смотришь видео в галерее современного искусства, но экран выключили, и остался только звук.

◾️ слушать

Lalalar “Bi Cinnete Bakar” (Турция)

Турки Lalalar долго запрягали с выпуском своего первого альбома, но зато результат не подкачал — скорость на “Bi Cinnete Bakar” развивают как на немецком автобане. Любопытно, что от анатолийского рока, по статье которого Lalalar проходили в прошлом, троица двинулась куда-то в сторону дэнс-панка и добавила в свой звук сильно больше электроники. Видела где-то меткую метафору их музыки — как будто в каталог лейбла Ed Banger влили галлон ракы.

◾️ слушать

Anadol “Felicita” (Турция)

Моя любимая турецкая девушка с синтезатором Гёзен Атила новый альбом превратила в «проект» — наняла стамбульских джазовых музыкантов и попросила их сыграть написанный ей материал и чуток поимпровизировать. И без того сюрреалистичная музыка отъехала куда-то совсем уже в космос, а точнее, в kosmische musik — вышла очень расслабленная, праздношатающаяся и даже местами фри-джазовая версия краут-рока, в которой, тем не менее, и османские гены дают о себе знать.

◾️ слушать

​30+ хороших альбомов новой музыки Востока в 2022 году. Часть вторая.

Y Bülbül, Yumurta “Not One, Not Two” (Турция / Великобритания)

Турецкий ответ Валентине Магалетти — вся фабула альбома завязана на моторизованной перкуссии и ее невероятных приключениях в спектре от постминимализма до краут-рока и даба. Продюсер Йиит Бюльбюль живет в Лондоне, ударник Ямурта — в Стамбуле. “Not One, Not Two” они записывали по удаленке, что удивительно вдвойне, так много тут пресловутой химии между участниками. Потрясающий в своих оттенках альбом, который, правда, надо очень внимательно слушать — влюбляет он в себя не с первого раза.

◾️ слушать

Derya Yıldırım & Grup Şimşek “DOST 2” (Турция / Германия)

Вторая часть релиза, выпущенного год назад, — и та же воронка солнечного фанкового ретрогрува, в которую закручивает с первого трека. Есть что-то такое в голосе Дерьи Йылдырым, что одновременно и обнимает, и примиряет, и обнадеживает; а тут еще и флейта — совершенно джетроталловская — помогает. И в целом от женевского лейбла Bongo Joe, который всю эту красоту издает (и Lalalar, кстати, тоже), ощущение как от включенной на полную мощность теплопушки.

◾️слушать

Evdeki Saat “Huzursuzluğun Meyvesi” (Турция)

Восходящая звезда турецкого попа (у вышедшего пару лет назад хита “Uzunlar — V1” больше 100 млн прослушиваний на спотифае), кудрявый 26-летний Джихат Акбель сочиняет прямодушные танцевальные бэнгеры, которые прямо-таки светятся любовью к родной эстраде 90-х (читай: Таркану). Модные урбанистические синты, соло на уде, выдающийся кавер на легенду арабеска Ибрагима Татлысеса — одним словом, гилти-плэжа года. Очень хочется дождаться мирного времени и поорать эти песни толпой в какой-нибудь мейхане.

◾️слушать

Fungistanbul “Trash Oriental” (Турция)

Про группу Fungistanbul гораздо чаще пишут экологические вестники, чем музыкальные издания. Дело в том, что играют ее участники на пластиковых канистрах и прочих DIY-инструментах, сделанных из найденных по свалкам предметов. Из-за этого звук получается глухим и лоу-файным, как будто слушаешь через толстую перину. Но музыкальная часть, а не техническая, тоже стоит внимания — у Fungistanbul выходит очень качовый, легкий и занимательный анатолийский блюз-фолк, я ничего подобного не слышала.

◾️слушать

Tokio Ono “Individuals” (Япония)

Образцовый то ли эмбиент, то ли вапорвейв для фанатов Ясуаки Симидзу и особенно его альбома с котиком на обложке. Мне очень нравится, как Токио Оно работает с акустикой — у каждого звука тут есть эхо, дымка, едва уловимый какой-то шлейф; все эти звукопродолжения наслаиваются друг на друга и просят собой любоваться. Мощнейшая работа, особенно для дебютанта.

◾️слушать

Zaliva-D “Misbegotten Ballads” (Китай)

Семейный подряд из Пекина (муж сочиняет и поет, жена делает видеоперформансы для концертов) записал самый медленный и тревожный свой альбом — и вместе с тем самый же убедительный. Центральное место тут отдано ритму, но все самое интересное происходит вне его. Приглушенные, утробные удары бочки распахивают китайское поле экспериментов, где произрастают зловещие постиндастриал-синтезаторы, надрывно мяукающий голос, много-много реверба и ноющих звуков неясного происхождения. Баллады романтиков в мире, где что-то крепко сломалось.

◾️ слушать

Pan Daijing “Tissues” (Китай)

Эмбиент-опера для четырех голосов и электроники, изначально созданная как часть мультисенсорной иммерсивной инсталляции китайско-германской художницы Пан Дайцзинь в Tate Modern в 2019 году. Лишившись визуала и воздействия на другие органы чувств, сочинение как будто даже набрало дополнительных очков. Оказалось, что в самой музыке тоже есть на что посмотреть; например, как переливается звук из одного состояния в другое или как стихийно рождается хоровая полифония (поклонникам Мередит Монк должно понравиться).

◾️слушать

​30+ хороших альбомов новой музыки Востока в 2022 году. Часть третья

Park Jiha “The Gleam” (Южная Корея)

Аскетичный корейский фолк про созерцание света — звучит скучно, но на самом деле, как всегда у Парк Чжихи, безжалостно красиво. Мне в этом альбоме как раз не хватило нерва и противоречий (как в ее же гениальном “Communion”), но зато радует, что Чжиха, кажется, обрела внутреннюю гармонию. Сыграно все в одиночку на четырех инструментах: лютне пири, корейских цимбалах янгыме, глокеншпиле и удивительной штуке под названием сэнхван — она похожа на курительную трубку, в которую натыкали разных флейт.

◾️слушать

Taeko Kunishima “Dictionary Land” (Япония)

У пианистки Таэко Кунисимы любопытный жизненный путь — начинала как академический музыкант, услышала Майлза Дэвиса по радио и влюбилась в джаз, перебралась в Йемен, поездила по Аравийскому полуострову, наконец, осела в Великобритании. Этот ее альбом — свидетельство редкой встречи одновременно азиатских и арабских мотивов в современном джазе; мне казалось, такое только Амир эль-Саффар умеет.

◾️слушать

Sote “Majestic Noise Made in Beautiful Rotten Iran” (Иран)

У иранцев в этом году своя большая трагедия и свои попытки ей противостоять. Альбом Sote помогает если не разобраться в ней, то хотя бы прочувствовать на невербальном уровне. Никакого нойза тут, правда, нет; вместо него — монументальный IDM и красивейший синти-прог. Вообще, Sote в последние годы движется от деконструкции звука в сторону кристально ясной композиционной структуры — и этим альбомом отправляет себя в пантеон великих куда-то рядом к почившему Клаусу Шульце.

◾️слушать

Saint Abdullah & Eomac “Patience of a Traitor” (Иран / Канада / Ирландия)

Братья Мехрабани-Йеганех на этом альбоме объединились с ирландским электронщиком Иэном Макдоннеллом (мне в свое время очень нравился его проект Lakker), и их звуковые коллажи стали сильно доступнее для слушателя, чем раньше. Политический месседж никуда не делся, а вот звук тут приобрел особую какую-то сентиментальность, хонтологическую дрему как у Тима Хекера или Plaid. Или как у Николаса Джаара, который эту пластинку и выпустил.

◾️слушать

Tegh, Adel Poursamadi “Ima ایما” (Иран)

Тегеранский электронный продюсер Tegh задумал серию альбомов с исполнителями классической персидской музыки — это первый номер, со скрипачом Аделем Пурсамади. Мне кажется, в Иране электроника в принципе прямо наследует классике (вспомним Сабу Ализаде и его отца Хусейна), которая, в свою очередь, крепко вросла в фолк. Тут очень любят именно электроакустические эксперименты, эмбиент и дроун, исследования природы звука, его последовательностей. На “Ima” занимаются ровно этим; получается неимоверно красиво.

◾️слушать

Hesam Inanlou “Back Then, We Also Had Been Vol. 1-5" (Иран)

А вот те же красоты, только без экспериментов — кеманчист Хесам Инанлу выпустил ледяную и горькую неоклассическую поэму в пяти частях, где проскальзывают и традиционные песни, и стихи Ахмада Шамлу, и контрабас, и аккордеон, и флейты. Пронзительная вещь и памятник великой культуры. Слушать, правда, можно только по отдельным синглам, что страшно неудобно.

◾️слушать

Maral “Ground Groove” (США / Иран)

Все детство и юность американка с иранскими корнями Марал ездила в Тегеран на лето — гостить у родственников, изучать культуру и заодно пополнять винилово-кассетную коллекцию. Собственно, от этих артефактов она последние несколько лет отталкивается в своей музыке. Из сэмплов иранской эстрады, персидской классической и фолковой музыки вырастают загадочные танцы на стыке эмбиента и постиндастриала, хорошо подходящие, cкажем, к эстетике фестиваля GAMMA.

◾️слушать

​30+ хороших альбомов новой музыки Востока в 2022 году. Часть четвертая

Julmud “Tuqoos” (Палестина)

Протеже рэпера Мукаты, крестного отца палестинского хип-хопа, продюсер Джалмуд подхватывает метод старейшины — он напитывает свои биты сэмплами соул- и фолк-записей из Йемена и Ливана, а ритмический скелет конструирует на основе западной басовой музыки. Очень классный и разнообразный хип-хоп, сводящий эстетику лейбла Brainfeeder с музыкальной культурой Аравийского полуострова.

◾️слушать

Maya Al-Khaldi “Other World” (Палестина)

Певица Майя аль-Халди делает с палестинским фольклором примерно то же, что лейбл Ored Recordings — с черкесским: копается в архивах, ищет людей, хранящих традиционные мелодии в памяти, воспроизводит музыку с легким изменением в аранжировках, чтобы придать актуальность. “Other World” — отличная иллюстрация того, что результат этой важной работы еще и страшно интересно слушать; такие футуристические баллады в шаге от Фатимы аль-Кадири к Холли Херндон.

◾️слушать

Haya Zaatry “Rahawan” (Палестина / Израиль)

Хайя Заатри пытается легитимизировать палестинскую музыку в Израиле — где, как она объясняет, концерты палестинцев часто запрещают, их песни не берут в эфир радио и ТВ, а тексты подвергаются цензуре. Активизм активизмом, но на ее альбоме "Rahawan" больше нежности, чем политических лозунгов; это невесомый инди-поп с изящными аранжировками и выпадами в сторону арт-рока.

◾️слушать

El Khat “Albat Alawi Op.99” (Йемен / Израиль)

Разгильдяйский йеменский фолк-рок, сыгранный на самодельных инструментах. Я в декабре попала на сольное выступление фронтмена группы Эяля эль-Вахаба — он, похоже, знатно обкуренный, закончил его тем, что просто включал невпопад сэмплы скрипящего трехногого кресла, которое тащат по полу, или ударов ложкой по мусорному баку. Вот и у El Khat музыка такая — “я его слепила из того, что было”, но результат выходит очень обаятельным.

◾️слушать

Sababa 5 “Sababa 5” (Израиль)

Цветастая фанковая психоделия, которую очень хорошо умеет делать продюсер Kutiman, — но только с еще большим ретро-вайбом. Альбом, заряженный на выработку витамина С, серотонина и фотосинтез. Лично мне в 2022-м, правда, музыку с такой концентрацией радости слушать было совсем сложно.

◾️слушать

Şatellites “Şatellites” (Израиль / Турция)

В ту же копилочку — очередное ретроманское исследование анатолийского фолк-рока, исполненное на багламе и прочих аутентичных инструментах. Все участники живут в Хайфе и помимо заявленной “а ля тюрк” тематики смело пускают в ход интернациональные диско и глэм-рок; получается довольно бодро.

◾️слушать

Maya Youssef “Finding Home” (Сирия)

Сирийская исполнительница на кануне (арабская 78-струнная цитра), Майя Юссеф записала альбом про поиски ощущения дома — тут есть песни, передающие чувство потери, тоску по разрушенной родине, печаль и страдания целого народа; разумеется, сразу переносишь весь этот болезненный опыт и на украинцев. Юссеф играет в компании фортепиано, перкуссии, виолончели и контрабаса и иногда поет. Она рассказывает о тяжелых вещах, но к финалу неспешно плывущий “Finding Home” производит целительный эффект — в нем появляется и примирение, и надежда.

◾️слушать

Use Knife "The Shedding of Skin" (Ирак / Бельгия)

Мой любимый жанр — арабское прочтение канонов постпанка, индастриала и колдвейва. Тут силами двух бельгийцев и одного иракца вместе сходятся полиритмичная перкуссия, как будто укушенная бешеной собакой, ледяные синты и имам-вокал, накачивающий в треки воздуха. Паническая атака года.

◾️слушать

​30+ хороших альбомов новой музыки Востока в 2022 году. Часть финальная

Maltash “Barki” (Ливан)

Наконец, главное мое музыкальное открытие прошлого года — ливанец Мальташ; его альбом “Barki” помог озвучить и даже прореветь все непроговариваемо-тяжелое, что было на душе. Жанрово это такой предельно арабский привет металу и альтернативе начала 2000-х — очень много грузных гитарных запилов, грязных вокальных эффектов, грозных барабанов. А мелодически это все восходит к Умм Кульсум, халиджи, раи, шааби и прочему тарабу.

◾️слушать

Moving Still “Kalam Hub” (Ливан / Ирландия)

Развеселое итало-диско (а иногда и техно), каким его танцуют в пустыне. Трюк по сведению разной европейской танцевальной музыки с арабскими битами каждый год исполняют десятки раз, но в случае с Moving Still на эту дискотеку действительно хочется зайти.

◾️слушать

Nader Khalil “Nader Khalil” & “Nader Khalil 2” (Египет / Иран)

Еще один громкий дебютант со злоязыкой рефлексией на тему своих арабских корней. Когда-то Надер Халил под псевдонимом записывал прото-гипер-поп (и даже что-то делал с 100 Gecs), а теперь переключился на трэп с поправкой на жесткую уличную музыку Египта и Алжира вроде махраганата. Самое кайфовое — это когда он пытается синтезировать цифровым образом звук иранской волынки ней-анбана; ее нервический вой, как выясняется, трэпу и клауд-рэпу очень идет. За год вышло две EP, с палитрой эмоций от сатиры (“Wahda Wahda”) до гнева (“War & Peace”).

◾️слушать тут и тут, вторая часть мне понравилась больше

Ali Doğan Gönültaş “Kiğı” (Турция)

Когда я впервые включила этот альбом, никак не могла понять несостыковку — имя исполнителя очевидно турецкое, а поет он почему-то на… фарси? Полезла читать; выяснилось, что Али Доган Гёнюльташ почти 15 лет посвятил восстановлению традиционных песен на языке своей матери — зазаки — диалекте курдского, который действительно относится к группе иранских языков. Мало того что язык редкий, он еще удивительно красивый фонетически. Да и поет Гёнюльташ не как турок, не как курд, не как перс, а как все они сразу. Эпическая работа, и по содержанию, и по форме..

◾️слушать

Panstarrs “Batee2” (Египет)

Новый проект Юсефа Абузаида — исполнительного директора египетского андеграунда, человека дикой работоспособности и обладателя завидной придури в голове. Именно последний фактор помогает ему сочинять поразительную в своей эклектичности музыку. “Batee2” звучит как продукт творчества Xiu Xiu, Dirty Beaches и Animal Collective, запертых вместе в темной пирамиде и играющих наощупь.

◾️слушать

Julia Sabra, Fadi Tabbal “Snakeskin” (Ливан)

Ливанский тейк на Карлу даль Форно, созданный по следам трагедии в бейрутском порту, — дрим-поп, в котором что-то постоянно шебуршит, томится, мерцает, тает, отлетает от тела и никак не хочет умирать. Продюсер и гитарист Фади Таббаль приложил руку к половине инди-записей, созданных в Бейруте; на этом альбоме хочется особенно внимательно слушать и изучать звук.

◾️слушать

Дайджест-формат на этом пока ставлю на стоп. Пусть 2023-й нас всех обнимет и помирит, пожалуйста.

​Cut it out and start again: история китайского дакоу

Последнее время много читаю про китайский рок и его невероятную эволюцию в 1990-х — по сути, произошедшую благодаря издержкам западного капитализма. История эта тесна связана с прелюбопытным явлением “дакоу”, определившим музыкальные вкусы, карьеры и судьбы миллионов китайцев, но за пределами страны почти неизвестным.

Дакоу — это кассеты и компакт-диски, которые с начала 1990-х отправляли в Китай, Тайвань и Гонконг на переработку лейблы из Европы и США. Рекорд-индустрия так устроена, что выгоднее было печатать альбомы каждого из музыкантов с большим запасом, огромными тиражами, а потом ждать, что какой-то из них выстрелит и отобьет затраты. При таком подходе у крупных лейблов, от Universal до 4AD, скапливались гигантские остатки нераспроданных кассет, а позже и дисков. Их продавали в Юго-Восточную Азию по бросовым ценам как пластиковый мусор, привозили по морю и особым образом маркировали — делали прорезь пилой в каждой кассете, чтобы ее невозможно было слушать или перепродавать. Термин “дакоу”, собственно, и переводится как “прорезанный” или “пропиленный”.

Но даже испорченные таким образом кассеты при желании можно было восстановить — развинтить, склеить пленку и переставить в новый корпус. С компакт-дисками еще проще: проигрыватель читает информацию от центра диска к краю, так что если прорезь не слишком глубокая, диск все еще можно слушать, потерянными окажутся только последние треки.

Чтобы понимать, что произошло дальше, потребуется немного социо-культурного экскурса. В 1989 году в Пекине на площади Тяньаньмэнь началась акция протеста; участники требовали демократизации политического режима. Студенты поставили палаточный городок и на полтора месяца устроили маму-анархию с выступлениями ораторов, стихийными концертами, голодовкой и периодическими столкновениями с властями. В июне протестующих жестоко разогнали (счет убитых и раненых шел по неофициальным данным на тысячи). А рок-музыку, как опасную для коммунистической идеологии, фактически запретили, она ушла в подполье. Ходят байки, что кассета Цуй Цзяня с песней “一无所有” (“У меня ничего нет”), гимном протестов на площади Тяньаньмэнь, была в те годы пропуском для китайской молодежи на первое свидание. Если у тебя ее не было, ни одна уважающая себя девушка пойти с тобой в свет не соглашалась.

В то же время китайцы пожинали плоды реформ Дэна Сяопина и по чуть-чуть разворачивались к взаимодействию с капиталистическими странами. Рок-музыка была под запретом, но баржи, груженные ненужными западным слушателям кассетами, прибывали в порты страны — оседая, кстати, главным образом в Пекине и небезызвестном городе Ухань.

Китайская предприимчивость легла на острый культурный дефицит. В полусекретных магазинчиках или прямо на улице люди начали продавать дакоу-кассеты. Причем продавать сразу тоннами — их было так много и они поначалу были так дешевы, что позволить себе их мог практически кто угодно. Буквально за год в стране родилась новая серая индустрия: с большими и маленькими боссами, оптовыми поставщиками, перекупщиками, “байерами”, которые советовали, что продавать в первую очередь и по какой цене. И, конечно же, колоссальным уровнем коррупции — выигрывал тот, кто мог скупить груз напрямую у таможенников.

Самое интересное в дакоу — это то, что огромное количество музыки свалилось на китайскую молодежь абсолютно без контекста. У слушателей не было доступа ни к какой западной музыке; в громкоговорителях по стране транслировали в основном одни и те же восемь одобренных партией национальных опер. И вдруг этой музыки стало с избытком везде вокруг — но не было о ней никакой информации. Китайцы знакомились с ней с чистого листа, непредвзято, без предпочтений по жанрам, да и без представления, что какие-то жанры существуют в принципе. Дрим-поп, панк, метал, фолк, хип-хоп — все для них было едино. Поэтому, например, The Beatles и Боб Дилан не вызвали среди молодежи большого ажиотажа, а вот финская симфо-метал-группа Sonata Arctica стала сверхпопулярной. Для тех, кто торговал записями, это “no context” тоже сыграло роль — известна история про то, как один из оптовиков дакоу по незнанию выбросил кассеты группы Nirvana на свалку на сумму достаточную, чтобы купить дом.

Дакоу привело к взрыву в музыкальной жизни Китая. Как говорит Ли Чао из группы Zaliva-D, половина покупателей дакоу стала рекорд-коллекционерами, вторая — начала исполнять музыку. Свое становление в качестве музыканта он, как и, скажем, гитарист Мамер, лейбл Old Heaven Books и сотни других, связывает именно с дакоу. Экспериментальная природа китайского рока во многом проистекает из этого же явления. Мне очень понравился подкаст Radiolab, где появляется группа Demerit. Очевидец рассказывает, как она выходит на сцену — вся в кожанках и тяжелых ботинках — и начинает играть типичную очень панковскую песню, со ска-ритмом. А потом вдруг два гитариста принимаются пилить два длиннющих виртуозных соляка в метал-традициях, а под кожанками оказываются футболки Iron Maiden. Для сочинителей и исполнителей такая эклектика была совершенно естественной, никакого конфликта интересов или хронологических референсов в ней они не видели.

Говорят, людей, выросших в 1990-х на испорченных кассетах, в Китае так и называют — поколение дакоу. А прямо сейчас по тем временам в стране дико ностальгируют, хотя купить кассеты и диски с прорезями можно до сих пор.

Послушайте классный подкаст Radiolab на тему — а потом включите вот этот трек, где певица Фэй Ван перепевает Cocteau Twins, чего без дакоу тоже бы не случилось. Ван тут так хороша, что Элизабет Фрейзер и Робин Гатри с ней потом даже немножко поработали.

​UNDR INFLNCE "Navbahor" (2023)

Сегодня в это сложно поверить, но в 1970-х и 1980-х годах Узбекистан был важной точкой на советской джазовой карте. Фергана, где регулярно проходили крупные музыкальные фестивали, носила негласный статус джазовой столицы Средней Азии.

Да и Ташкент не стоял в стороне — в городе даже был свой джаз-клуб, солисты которого записали в 1978-м "Восточную сюиту", важнейший опус в истории центральноазиатского джаза. Имелись и свои локальные звезды — ансамбли "Сато" Леонида Атабекова и "Радуга" Бориса Сметанова, выдающийся гитарист Энвер Измайлов.

Московскую группу UNDR INFLNCE (ранее — Under Influence), собранную тремя выходцами из Ташкента — саксофонистом Игорем Теном, клавишником Санжаром Турсуновым и басистом Германом Тигаем, — очень хочется записать в продолжатели дела великих предшественников. Прежде всего потому, что они тоже отталкиваются от корней и пытаются интегрировать традиционную узбекскую музыку в джазовую импровизацию. Разумеется, с поправкой на современность: там, где "Сато" заигрывали с роком, UNDR INFLNCE кокетничают с хип-хопом и электроникой. Но придется сдержать импульс. Хотя бы потому, что несправедливо вешать ярлык "продолжателей" на совсем молодых музыкантов, которые явно еще ищут себя, свой язык и свою культурную идентичность.

Поиски себя — главное, что бросается в глаза, когда слушаешь альбом "Navbahor". Ташкентский костяк группы, основанной в 2016 году, к его записи сильно разросся. Среди прочих в ряды участников вошли два кубинца, братья Вейтиа Эчаварриа — трубач Карлос Энрике и перкуссионист Фидель Алехандро. Стартовая композиция "Chunga", пронизанная афро-кубинскими ритмами, — открытка их корням. Сразу отмечаешь старательность и воздушность исполнения, но, что называется, за душу эта вещь не берет, а настраивает на фоновое прослушивание легкого, обаятельного и совсем не обязательного джаза. Впрочем, уже следующий номер "Bomber" обнажает обманчивость первого впечатления. Здесь UNDR INFLNCE экспериментируют с фанком, хип-хопом и наложением синтезаторных слоев в духе передовиков британской джазовой волны (скажем, GoGo Penguin) — и создают музыку куда более фактурную, с нетривиальными соло духовых и заводным басовым риффом.

И совсем иначе группа звучит, когда ступает на родную землю. Она как будто прибавляет в весе; звук становится более округлым, насыщенным, свободным. В "Sarbozcha" солирует танбур (на нем мастерски играет Юнус Ражабий, выписанный из Узбекистана) — традиционный струнный инструмент, который исполняет народную мелодию, ничуть не отклоняясь от оригинала. Тему подхватывают и развивают в духе современного Гласпер-фьюжна, и узбекскому фолку модные аранжировки оказываются как нельзя к лицу. На "O’rik Gullaganda" и "Bukhara" группа повторяет прием еще раз. Вначале четко и ясно она представляет слушателям аутентичную мелодическую тему, а потом отклоняется в сторону и исполняет свой авторский материал, улавливая лишь настроение первоисточника.

Именно в эти моменты — когда UNDR INFLNCE слегка отпускает свою (несомненно, важную) миссию по ликбезу публики и включает фантазию — музыка и начинает по-настоящему сверкать. А музыканты, пусть всё еще ищущие, совершенно точно дают понять, что им есть что сказать.

◾️ Spotify ◾️Apple Music◾️ VK Музыка ◾️ Yandex Music

​Le Cri du Caire & Abdullah Miniawy "Le Cri du Caire" (2023)

"Крик Каира" — название, которое лучше бы подошло группе, играющей панк или рэп, чем джазовому трио. Но лидера Le Cri du Caire, египетского вокалиста Абдуллу Миниави, этим не смутишь. Он действительно готов доходить до крика, лишь бы достучаться до сердец слушателей. Как свидетельствуют очевидцы, Миниави в этом преуспевает: у многих зрителей во время выступления трио наворачиваются слезы на глаза. И это несмотря на языковой барьер, ведь поет Миниави на арабском, а выступает чаще всего в Европе.

Старая египетская мудрость гласит: кто познал музыку, тот познал космос. Доподлинно неизвестно, с какими такими космическими каналами напрямую соединен Абдулла, но ощущение этой трансцендентальной связи пронизывает любой проект, к которому он прикасается. Le Cri du Caire — его первый и единственный джазовый ансамбль; чаще всего он работает с электроникой. Но именно в акустическом формате, в окружении виолончели и саксофона, а также трубы Эрика Трюффаза, который присоединяется к трио, исступленный, перенасыщенный эмоциями вокал Миниави находит подобающее музыкальное обрамление и подкрепление.

Миниави вырос в Саудовской Аравии в консервативной семье профессора арабского языка. Учился он дома, почти все науки осваивал самостоятельно. С детства постигал суфизм под присмотром отца и поэзию — вопреки его воле. А когда достиг совершеннолетия и вернулся в Египет, то попал в самый разгар событий Арабской весны, развернувшихся на площади Тахрир в Каире. Окрыленный духом перемен, Миниави сдружился с электронными музыкантами, стал читать протестный рэп и немедленно снискал славу одного из самых ярких голосов каирского андеграунда. В этом статусе его и обнаружил Блез Мерлен — создатель фестиваля La Voix est Libre, посвященного свободе слова во всех видах искусства. Мерлен познакомил Миниави с саксофонистом Питером Корсером и, когда стало ясно, что революция провалилась, а гайки на родине закручивают всё туже, помог ему перебраться в Париж, где к музыкантам присоединился виолончелист Карстен Хохапфель. Трио сразу нашло поклонников — в их числе Эрик Трюффаз, который с тех пор выступает с Le Cri du Cairo так регулярно, что ансамбль даже принимают за квартет. Но до записи альбома дело дошло только сейчас.

Что сразу впечатляет на "Le Cri du Caire", помимо любопытной конфигурации трио (виолончель, саксофон и голос — нечасто такое встречается), так это ощущение внутреннего пространства, пронизывающего музыку. Композиции тут объемные, словно их изнутри накачали воздухом. Отчасти причина в акустике помещения, где шла запись — музыканты выбрали для этого аббатство Нуарлак постройки XII века, и стены средневекового монастыря добавили в звук мистического эха. Еще одна разгадка лежит в подходе Корсера и Хохапфеля к сочинительству. Каждый из них по-барочному лаконично и строго разворачивает драматургию в пределах своей мелодической линии, предпочитая смолчать, чем сказать слишком много. Всё это помогает не отвлекаться от главного — невероятно виртуозного голоса Абдуллы Миниави, который насыщает сдержанную музыку интенсивной палитрой от гнева до всепрощения.

Этот голос, несомненно, — большое приобретение для европейского джаза. В нем нет светского шика, ни вежливой точности, с которым обычно исполняют стандарты, зато есть боль и желание прожить ее через творчество. Он то обрушивается ураганом, то застывает в гипнотическом трансе. Он нащупывает самый нерв и давит на него, пока в глазах не потемнеет и не замаячат звезды. Возможно, именно этот космос и имели в виду египтяне, говорившие о познании музыки.

◾️ Spotify ◾️ Apple Music ◾️ Bandcamp Yandex Music

​Faraj Suleiman “Upright Biano” (2023)

Если попытаться ухватить суть творчества палестинского пианиста Фараджа Сулеймана в одном слове, то этим словом будет «игра». Сулейман любит играть и играться — в его музыке много лихого веселья, бесшабашности, сценического апломба и азарта. В его биографии этого всего еще больше. Чего стоит эпизод, когда двадцатилетний Фарадж купил орган чтобы выступать с ним на свадьбах, а потом понял, что не может отличить одну свадебную песню от другой, и через два месяца продал его за полцены. Родители были в ярости.

Сулейман — возможно, один из самых популярных новых палестинских артистов, которых не крутят на радио. Полторы тысячи билетов на его шоу в Хайфе разлетелись за три часа. Он ставил мюзиклы (причем первые были абсолютно провальными) и сам же в них участвовал, выпустил альбом детских песен и написал музыку для перформанса в знаменитом вифлеемском отеле Бэнкси с видами на бетонные стены. Огромная часть обаяния Сулеймана как раз объясняется тем, что он — жуир и трикстер, от которого не знаешь, чего ждать. Эти его черты проявляются во всем, от политической позиции (Сулейман выступает в защиту прав женщин, но отрицает глобальное потепление) до музыки, в которой неожиданность и непредсказуемость — ключевые элементы.

Новый его альбом “Upright Biano” стартует с 13-минутного мини-мюзикла, в котором уже есть все, что можно желать: хор, бравурные духовые, гитарные соляки, традиционные арабские распевки, фортепианные пассажи для выдавливания слезы, джаз и прог-рок. Остальные треки на альбоме в целом продолжают эту линию “все, везде и сразу” — послушайте, как в “Anthem of Arabisrael” сирийские дудки, перкуссия и канун замечательно дополняют свингующее фортепиано Сулеймана или как “A Study In Pain” превращается из арабского романса во вполне себе европейскую эстрадную песню со струнными "под старину".

Но моя любимая вещь на альбоме — это сравнительно ровная и бесхитростная “Unnamed Street”, с простой, западающей в душу мелодией и аранжировкой из арсенала лиричных шестидесятнических рокеров. По ней видно, что Сулейман прежде всего не шоумен — хотя да, развлекать людей с дефицитом внимания он умеет здорово, — а выдающийся сонграйтер.

◾️Spotify ◾️Apple Music ◾️YouTube

​Barış Demirel “Bi' Aralar İyiydim” (2023)

До пандемии стамбульский трубач Барыш Демирель пытался построить джазовую карьеру. Шла она ни шатко ни валко; заметными достижениями можно считать разве что выступления с бэндом в лондонском Cafe OTO и на джазовом фестивале в Монтрё. А взяв вместе с миром вынужденную паузу, Демирель, наконец, решил дать ход другому своему таланту — и написал песен на целый альбом “Mutluluklar” (2021).

И слава всем причастным, потому что иначе так бы и прозябал в числе второсортных трубачей. Оказалось, что у Демиреля выходит замечательный инди-поп, а его труба вне джазового контекста начинает сиять и создавать совершенно воздушную текстуру звука; эти песни постоянно куда-то летят. Новый альбом Барыша “Bi' Aralar İyiydim” вышел уже на Universal Turkey, а в продюсерах оказались большие на локальной сцене люди вроде электронщика Islandman. Но воздух и пронзительная романтика из его песен никуда не делись.

Чем удивительна музыка Демиреля? По своей сути и структуре это довольно универсальные поп-песни, но в них то и дело проскальзывают его анатолийские корни — то в гармонии, то в интонациях голоса, то в микротональных наслоениях партии трубы. Да даже в том, как плавлено звучат синтезаторы или как используется хип-хоповый бит, можно уловить турецкую традицию — именно такой звук конструируют ее современные протагонисты, скажем, Hey! Douglas.

А еще это звук хорошего настроения. С трудом переношу гастрономические метафоры в текстах о музыке, но тут не удержусь сама. Есть такой десерт в турецкой кухне — пишмание; плод любви сахарной ваты и халвы, тончайшие сахарные волосы из обжаренной муки и фисташек. Альбом “Bi' Aralar İyiydim” ровно такой: легкий, нежнейший поп, который растворяется и бесконечно тает в своей собственной сладости. Глюкоза работает безотказно. Я уже пару недель включаю этот альбом, иду гулять и непременно ловлю себя на том, что как бы паршиво не было на душе, в какой-то момент начинаю подпевать и улыбаться. Саша Аношин недавно придумал глагол “офилгудиться” — идеальный тег для этого альбома. Если вам нужна волшебная пилюля, вот она.

◾️Spotify ◾️Apple ◾️YouTube Music ◾️TIDAL

Yalla Miku “Yalla Miku” (2023)

Штаб-квартира женевского лейбла Bongo Joe, где вышел этот альбом, расположена в колоритном месте — на узкой островной полоске, омываемой лазурными водами Роны. Отсюда открывается открыточный вид на первую линию часовых бутиков и офисов богатейших банков; в Москве аренду здесь могли бы позволить себе только очень богатые организации. Но слава у этого островка немного сквоттерская. Сюда приходят сидеть на траве, выпивать шабли и курить косяки все подряд: и экономные экспаты, и клошары, и левомыслящая молодежь.

Даже неудивительно, что группа Yalla Miku зародилась именно в этой точке города — в Женеве не так много мест, где свободно сталкиваются культуры, социальные группы и мнения. Сирил Йетерян, ее основатель и совладелец того самого лейбла Bongo Joe (а также одноименных винилового магазина и кафе), позвал в команду других европейцев — ударника Сирила Бонди, клавишницу Симону Обер и басиста Венсана Бертоле из хорошего ансамбля Orchester Tout Puissant Marcel Duchamp. И (где просыпается мой интерес) трех музыкантов-мигрантов — марокканца Анвара Бауна, играющего на гембри, перкуссиониста Али Бучаки из Алжира и Самюэля Адеса из Эритреи с диковинным инструментом крар, потерянным звеном эволюции между теркой для моркови по-корейски и электрогитарой.

Команда получилась разношерстная и разноголосая, причем до обескураживающей степени. Когда музыканты репетировали, “западное крыло” обычно задавало простой ритм 3/4 или 4/4 и синтезаторные пассажи, а “восточное”, ну или точнее африканское, работало с этой подложкой как считало нужным — иногда вообще от нее абстрагируясь.

Поэтому когда в первый раз слушаешь "Yalla Miku", надо привыкнуть к тому, что звук тут иногда как будто исходит из разных источников — ну как бывает, когда музыка играет одновременно в двух закладках браузера. А когда обе эти “закладки” вдруг органично сходятся в единой точке, поражаешься, насколько много у них на самом деле общего.

Хороший пример — композиция “Être Astre”, где из краут-рока и прог-фолка постепенно вырастает североафриканская гнауа. Сходства тут построены на медитативной ритмической основе всех этих жанров, а различия — на массе деталей, от языка (поют тут на французском и арабском) до инструментов.

Катарсис случается ровно тогда, когда контрастный душ Запада и Востока заканчивается, все участники ловят одно настроение и усиливают друг друга. Очень сильный, красочный и какой-то свободный духом альбом.

◾️Spotify ◾️Apple ◾️Bandcamp

​Praed “Kaf Afrit” (2023)

Вещи, которые я делала, слушая “Kaf Afrit” последние три дня:
— гуляла;
— HIIT-тренировку;
— трепала по голове подбежавшего ко мне щенка спаниеля;
— запекала брокколи с сыром;
— смотрела на цветущие каштаны;
— читала “Бобо” Линор Горалик и “Шамс аль-Маариф”, средневековый учебник по исламской магии.

Нет, серьезно, это музыка, которую невозможно остановить, раз включив и впустив в себя. Она несется и озвучивает любой твой шаг, и ты несешься вместе с нею, этот самый шаг ускоряя. Praed — берлино-ливанец Раэд Яссин и швейцарец Паэд Конка — лучше всего умеют передавать состояние угара, чехарды и свистопляски, и на “Kaf Afrit” они снова это делают мастерски.

Состояние это рождается в их музыке органически. Ведь в ее основе — подобранные на арабских улицах и свадьбах ритмы и мелодии, развинченные и пересобранные так, чтобы уложиться в задуманный дуэтом концепт. Чаще всего Раэд работает с египетским плясовым жанром чааби, гипертрофированной и скоростной поп-музыкой, которую он разгоняет еще сильнее и дополнительно укрепляет перкуссией. А кларнетист (и басист) Паэд делает движение этого локомотива менее линейным — его дудки льются свободным фри-джазовым потоком и рассказывают истории.

На “Kaf Afrit”, впрочем, Praed звучат несколько по-новому для себя. Возможно, дело как раз в концептуальных коннотациях альбома с “Шамс аль-Маариф” — книгой XIII века, где описываются связи между человеческим познанием и сознанием, Богом и вселенной. Один из моих любимых треков на альбоме, “Djinn Dance”, стартует с наполненного таинственностью синтезаторного аккорда и разворачивается в ядовитый, ломаный танец, который танцуется поневоле; вспышку страсбургской танцевальной чумы. Где, как не в таком танце, случаться духовным просветлениям — или смерти?

И в “Djinn Dance”, и в “The Spell”, и в финальной “Kaf Afrit” важную роль играют обложенные ревербом синтезаторы — мне кажется, на этом альбоме они стали центрифугой, в которой закручивается вся психоделическая атмосфера. Попискивающий кларнет, лютые саксофоны, дарбука с ее увесистыми гроздьями ритма — здешняя музыка собрана из десятков разбегающихся прочь звуковых слоев, она нарочно перегружена и избыточна, но при этом потрясающе интересна. Ее хочется разглядывать в лупу как страдающесредневековых персонажей на полотнах Босха. Praed, конечно, тоже художники. Прежними своими кистями и красками сумели нарисовать картину совсем другого характера — мистическую, головокружительную, интроспективную.

◾️Spotify ◾️Apple ◾️Bandcamp ◾️Яндекс Музыка ◾️YouTube Music ◾️Tidal

Африканская музыка может звучать непривычно для нашего уха, но она стоит того, чтобы быть услышанной. К письму Kit, которое посвящено Африке, мы подготовили плейлист с современными песнями континента. Его составила Наташа Югринова, главный редактор издания «Джазист» и автор телеграм-канала Eastopia. Вот что она рассказывает:

〜(^‿^〜）♪♪

Обычно в канале я затрагиваю музыку нескольких стран Северной Африки — Туниса, Алжира, Египта, Ливии и Марокко. При этом в остальных частях африканского континента происходит не меньше всего интересного — правда, к сожалению, музыка из этого региона далеко не всегда доходит до западного слушателя и выходит за рамки локального феномена.

Этим плейлистом я хотела показать огромное и многообразное музыкальное наследие Африки. Оно сегодня не только сохраняет традиции, но и открывается музыке со всего мира, переосмысляя свой звук. Поэтому в подборку я включила треки в разных стилях и жанрах — например, здесь есть камерунский хип-хоп, магрибский бас, конголезский афрофутуризм, руандийский фолк-рок и южноафриканский джаз.

Африканская музыка часто излучает энергию и радость. Она известна своим коллективным характером: в группах часто много участников, которые поют, как правило, хором и играют на десятке разных инструментов. Центральное место почти всегда занимают барабаны. Музыканты нередко исполняют сложные ритмические рисунки, играя на ударных инструментах одновременно друг с другом. Так рождается полиритмия, которая побуждает нас танцевать. Именно такой настрой всеобщего танца я хотела передать всем слушателям этого плейлиста.

Приятного прослушивания и погружения в африканскую атмосферу!

Слушайте плейлист для Spotify по ссылке.

В понедельник умер Эркин Корай — батя анатолийского рока, психоделический властелин Турции, человек, без которого современная музыка этой страны звучала бы совсем-совсем иначе. Ему было 82; умер он в Торонто, где жил последние годы, от заболевания легких. «Даже не удивительно, что у него неизлечимая болезнь, — написала его дочь Дамла Корай. — Папа всегда во всем оставался человеком крайностей» (ох, нелегкие видимо у них были отношения).

Биографию Корая часто излагают в ключе его революционного характера и новаторства. И тут действительно есть что вспомнить: он первым в Турции начал играть рок-н-ролл, первым подключил к усилителю электрогитару, а позже и багламу (большой саз), первым издал рок-пластинку на турецком языке, первым открыл рок-клуб в Стамбуле, первым стал носить длинные волосы как у битников — и одним из первых же получил за это ножом по ребрам. Но самое главное, он первым же понял, что турецкая музыка не должна стремиться к западному звучанию. Бездонный колодец с вдохновением обнаружился прямо рядом с домом, в родном турецком фолке и в музыке арабеск, сентиментальной эстраде с арабскими влияниями, которую обожал рабочий класс.

Корай стартовал как человек привилегированный. Подростком он ходил в престижный лицей, после армии уехал в Гамбург, собрал там группу, ходил на концерты обожаемых рок-музыкантов, жил духом и словом европейской богемы. Но потом вернулся, чтобы стать пророком в своем отечестве. Корай начинал с перепевок западных хитов, но потом стал писать песни сам и аранжировать народные мелодии (а с 1970-х и арабеск-шлягеры). Именно благодаря ему в томительные песни о любви, которые так любят анатолийцы, пришла темная и мощная энергия рок-н-ролла. Причем у Эркина-баба получилось невероятное: самые его психоделические, мелодически сложные, перетянутые саунд-эффектами песни становились хитами и продавались колоссальными тиражами. Вот, например, песня, у которой больше всего прослушиваний на Spotify — практически сидбарреттовская «Seni Her Gördüğümde».

Есть известная история про то, как он хотел познакомиться с Джоном Ленноном, и ему это удалось в 1970 году в Каннах. Эркин Корай догнал Леннона, сопровождаемого папарацци, на улице, что-то шепнул ему на ухо — и тот пригласил его на завтрак к себе в отель. На фотографии, сделанной в тот день, довольный Корай сидит вместе с Йоко Оно и Ленноном, показывает «Викторию» пальцами; он только что сыграл главному битлу на планете свою песню «Mesafeler». Вот таким и хочется его запомнить.

​Оказывается, в японской концертной индустрии существует странная практика норума ノルマ — когда музыканту, чтобы где-либо выступить, нужно заранее выкупить определенное количество билетов на свой собственный концерт. Это обеспечивает минимальную выручку для площадки, даже если ни один зритель не придет. В крупных городах вроде Токио к такому механизму прибегают практически все площадки, даже андеграундные райбухаусу (“живые дома”, крохотные бары со сценой и аппаратурой). Обычно музыканты вынуждены выкупать 15-20 билетов, и при цене от 3000 йен (около 20 долларов) за вход общая сумма составляет минимум $300-400 за получасовой слот в расписании.

Из-за этой практики в мегаполисах невозможен, скажем, британский или американский сценарий, когда плохонькая группа постепенно набирает аудиторию и совершенствует навыки игры за счет постоянных выступлений (а заодно сразу понимает, какая музыка той заходит, а какая нет; см. весь постпанк или гранж). Если ты молодая и неизвестная группа в Токио, — не big in Japan — ты должна все время держать в голове риск пустого зала. Да и в целом тебе приходится до последнего сидеть на репетиционной точке, а не выступать, ведь частые концерты ложатся на музыкантов тяжелым финансовым грузом. Любопытная деталь: слово “норума” пришло в японский корпоративный язык из русского — это “норма”, некая рабочая или производственная квота.

Разумеется, у этой практики появились и свои антагонисты, например, токийская группа Kikagaku Moyo. В 2012 году, когда группа едва сформировалась, она стала принципиально выступать только на улицах. Так она повышала шансы быть услышанной и не попасть в долговую яму. Группа играла психоделический фолк-рок и ее джемы растягивались на несколько часов. На улицах музыканты постепенно знакомились с промоутерами из других стран — и вместо того, чтобы копить деньги на покорение локальной сцены, решили отправиться в мировой тур.

Десять лет спустя, издав пять альбомов и объездив весь мир, включая фестивали «Боль» и Glastonbury (да, выяснилось, что в других странах площадки платят артисту, а не наоборот), группа распалась. Сейчас она хочет, чтобы мир услышал других представителей азиатской психоделии, и открыла под эту задачу собственный лейбл Guruguru Brain. В следующем посте — чуть подробнее про последние релизы лейбла.

​maya ongaku “Approach to Anima” (2023) / Mong Tong “Tao Fire 道火” (2023)

После прошлого поста подписчики из разных городов сообщили, что норума (это когда площадки в Токио и других японских метрополиях заставляют музыкантов выкупать билеты на собственные концерты) до сих пор практикуется и в российских клубах, особенно если исполнители молодые и неизвестные и гарантировать, что придет толпа, не могут. Немножко дичь, потому что главное отличие японской модели вот в чем: площадки, помимо того что требуют депозиты, предоставляют все необходимое для выступления — от какого-нибудь редкого кабеля до звукорежиссера, который не исчезнет после саундчека. Но, понятно, и денег они берут больше.

Настолько больше, что многих музыкантов в Японии это ужасно бесит и они пытаются придумать альтернативы. Лейбл Guruguru Brain, который создали участники Kikagaku Moyo, появился как раз в противовес норума. В 2013-2014 годах музыканты раз в месяц устраивали в Токио тематические вечеринки Tokyo Psych Fest, куда звали играть как других японцев, так и группы из Индонезии и Таиланда. А потом решили опубликовать сборник с их треками и открыли под это дело лейбл. Сейчас он размещается в Амстердаме и выпускает музыку, которая, по ощущениям, прямо продолжает психоделический саунд Kikagaku Moyo. Вот, например, две группы, которые издали свои альбомы на Guruguru Brain этим летом, а в прошлом обе они открывали концерты Kikagaku Moyo.

maya ongaku “Approach to Anima” (2023)

Небольшой остров Эносима — излюбленный маршрут выходного дня для многих токийцев, примерно как Бююкада для стамбульцев: идиллическая гавань в 50 км от Токио с ботаническим садом, маяком и пещерами. Группа maya ongaku (саксофон, гитара, всяческая традиционная перкуссия) отсюда родом, и ее звук как будто тоже эндемик — разморенный на солнце фолк-джаз, в котором все время что-то тихо плещется, журчит и незаметно расцветает. Мне эти песни напоминают о группе ifwe, только с дзен-принятием вместо светлой грусти между строчек.

◾️Spotify◾️Apple ◾️Яндекс Музыка ◾️YouTube Music ◾️Tidal ◾️ Bandcamp

Mong Tong “Tao Fire 道火” (2023)

Братья Хом Ю и Джиун Чи из Тайбэя играют на дешевых винтажных синтезаторах и гитаре, сэмплируют старые телешоу и видеоигры, зачитываются бульварными журналами 1980-х про мистику и оккультизм и выступают с завязанными повязками глазами — словом, делают все, чтобы не смотреть в глаза современности. При этом музыка их, наоборот, вполне подчиняется призыву carpe diem, точнее говоря, бесцеремонно хватает этот самый diem за шиворот и тащит куда-то в будущее. “Tao Fire 道火” — это пландерфонический коллаж тайваньского фолка и тай-попа, неопсиходелии в духе Sun Araw и Magic Lantern, рока и брейкбита. Звучит он слегка параноидально — как если бы в пустом караоке-баре вдруг ожил экран и заиграл минус. Ощущения усиливают полевые записи с типичных тайваньских похорон с нанятыми плакальщиками и стриптизершами (есть такая традиция), или, например, сэмпл радиопередачи Ханны из Ханоя, вьетнамской пропагандистки, убеждавшей американских солдат сложить оружие (к солдатам она обращается как к G.I. Joe, а ведь G.I. — это еще и Ghost Island, остров призраков, как называют Тайвань китайцы). Очень интересная запись, хорошо описывающая настроения людей, всю жизнь проживших на пороховой бочке.

◾️Spotify◾️Apple ◾️Яндекс Музыка ◾️YouTube Music ◾️Tidal ◾️ Bandcamp