переключение скоростей в интервью

Шкалы в интервью, мне кажется, работают также как рисунки - это быстрый способ снять какое-то впечатление, чтобы дальше уже раскручивать разговор. Микро-скрининг. Получается как у Тарковского - монтаж скоростей.

Ещё могут быть ситуации со сложными или не структурированными ассоциациями, восприятиями, где такая быстрая оценка даёт четкий вектор и задаёт полуструктурированность в неструктурированном хаосе жизни.

И именно этими быстрыми эффектами шкалы так интересны - как они задают направление, куда они направляют внимание, систему ориентации / разметку для чего они дают. В обратном виде это слышно на записях при анкетных опросах, когда разговор крутится вокруг конкретной шкалы / измерения как в случае с доходами / расходами (см. ранние статьи ДМ Рогозина).

Переключение скоростей очень естественная вещь, она облегчает коммуникацию, если не делает вообще возможным естественное течение разговора или приближение к нему в интервью. Или в ТГ канале - например, название поста или реакции тоже элемент убыстрения.

(вынесла из комментов)

Вебер, понимание и зазеркалье

Социологию Вебера принято называть понимающей, хотя для него самого понимание мотивов действий было большой проблемой - мотивы не наблюдаемы прямым образом. Социология имеет дело с наблюдаемым и взяла эту позицию у Канта. Шопенгауэр на это чуть раньше предположил, что у каждого человека есть черный ход доступа к чужим мотивам - через проведение аналогии с собой, то есть, фактическое отзеркаливание.

У меня есть любимая книга "Почерк Леонардо" Рубиной, где она пишет про девочку-девушку-женщину, которая одинаково пишет обоими руками и может зеркалить написанное слева-направо-справа-налево. Героиня занимается зеркалами и создает зеркальные шоу, но в конечном итоге зеркала показывают свою опасную силу - теряясь в них ты начинаешь не-быть собой, не выражать себя.

Здесь кажется возникает проблема понимания и его границ - до какой степени надо стремиться понять, надо ли понимать только то, что выражено явно, какая цена понимания неявного и зазеркаливания, что происходит, когда зеркала стоят с двух сторон и возникает лабиринт снов, образов, и чего-то менее приятного. Зеркала сложно отделить от снов, и те, и другие плодят иллюзии.

Кажется, Вебер был прав, что не лез в эту бездну. Зазеркалье опасно, как и попытка понять максимально другого, максимально в нем раствориться. Или надо как у альпинистов - иметь снаряжение, чтобы не потеряться.

...я прошел обширную, плодородную, но слабо населенную область до реки Оби. Жители все язычники, за исключением ссыльных из России; сюда ссылают преступников из Московии, которым дарована жизнь, ибо бежать отсюда невозможно.

Даниэль Дефо

Живые традиции, свободные от догматизма, поддерживают устойчивость и человечность. Этому меня учат Алматы и знакомые здесь

Слова о двух хороших книгах - Зоры Херстон «Мулы и люди» и Яна Чипчейза «На самом видном месте», обе нестандартно антропологические, первая про Африку, вторая про корпорации

Не могу вам не рассказать, что в российских исследованиях этничности произошёл прямо прорыв, и в журнале (внезапно) Социологическое обозрение вышла статья Евгения Варшавера Что именно исследуется, когда исследуется этничность? Дескриптивная модель для конструктивистских исследований этничности в контексте когнитивного поворота. С тех пор как этнос оттеснили от мейнстрима, на русском про этничность и её исследование мало пишут (точнее много, но основная масса - проходные статьи "чем отличается этнос от нации"), а тут не просто про этничность, а представлена готовая исследовательская модель, с которой прямо сейчас можно идти в поле и ловить этническое.

Ну и очень рад, что удалось принять участие в обсуждении статьи Евгения, да ещё в хорошей компании: написал кое-что про необходимость учёта аффективных аспектов и аспектов силы/слабости этнических проявлений.

А ещё есть ответ автора нам, дискуссантам, который не поместился в журнал, но уточняет многие исходные позиции - что называется, для самых стойких!)

Танцуя с призраками

В начале 90-х антрополог Эрик Мюгглер делал полевую работу в одном из сел на Юго-Западе Китая, среди лоло – одного из не-ханьских китайских народов. Помимо контролеров из минкульта, там его все время преследовал один местный старик. Пожилой китаец то и дело поджидал американца и когда тот появлялся на улице в деревне, набрасывался на него и принимался тащить к себе домой, попутно крича ему в лицо маоистские лозунги про вождя и социализм. Антрополог сбегал, бесился от происходящего и пытался не попадаться старику на глаза. Что с этим мужчиной и почему он обращается к социалистическому государству в своих истошных криках было не ясно, но жители деревни уверенно могли сказать в чем дело.

Ли Юнь, тот самый старик, обезумел, потому что в прошлом работал чиновником и теперь стал одержим. В "эпоху диких призраков" - одержимость стала частым явлением. Мертвые приходили к живым в виде призраков и нападали на них, убивая, либо захватывая их тела. По рассказам местных все началось 30 лет назад: во времена голода и культурной революции, когда сельский Китай стал одним из очагов войны с ревизионизмом, пережитками и остатками капитализма. Разрушения, голод и массовые убийства, в ходе которых тысячи людей погибли "дурной смертью". Теперь умершие общие предки одичали, объединяются в банды призраков и нападают, расправляясь с теми, кто был ответственен за проникновение государства в самые интимные сферы жизни.

Запутанность и горечь эпохи состояла в том, что эти проникновения часто осуществлялись руками самых близких к умершим людей. Рупорами требований государства – далекого, иллюзорного, непрозрачного, но проникающего в самые интимные глубины сообщества и человеческих тел – становились соседи, друзья, родственники и собственные дети. Призраки предков приходили мстить не только абстрактным чиновникам, но и своим близким, ставшими при жизни одержимыми магией государства. В ходе культурной революции и событий, последовавших за ней, массовое насилие привело к слому старой системы социального воспроизводства: ее материальные воплощения были стерты, а многие культурные практики, в т.ч и погребальные, оказались под запретом.

Мюгглер показывает, что посредством рассказывания историй о призраках китайцы создавали альтернативное "стратегическое время", как его называл Мишель де Серто, противоречащее видению социалистического государства, его политикам времени и стиранию прошлого в них. Истории о призраках, которые все рассказывали друг другу - коллективный этический ответ на пережитое насилие. Там, где магическая бюрократия Пекина представляет историю как движение к прогрессу без оглядки назад, призрачные сказы не дают прошлому насилию быть просто забытым.

Правда, призраки здесь – это не только истории и слова. Это еще и буквально приходящие из другого мира существа, с которыми китайцам каким-то образом необходимо было научиться жить. В 90-е, когда контроль со стороны партии над «традиционной культурой» спал, местные стали массово проводить ритуальные церемонии экзорцизма, общаться с призраками и успокаивать их. Чтобы поймать и успокоить одичавших призраков необходимо было не только уметь говорить с ними, но и сопровождать это говорение телесными действиями, отсылающими своей формой к словам. Волшебные слова ритуальных песнопений выстраиваются по спирали, в них прошлое проговаривается событие за событием и связывается с ходьбой: напевая слова необходимо идти, танцуя по спирали, от дерева к дереву, вниз по долине от высокогорной деревни, провожая того с кем говоришь. Слова связываются с шагами и призраки оказываются пойманы, успокоены и выпровожены туда, где они должны быть.

По прошествии 30 лет насилия, люди не видели смысла в поиске справедливости или виноватых, которые здесь оказываются иллюзорными и неуловимыми. Возвращение мертвых понуждает живых к примирению. Призраки приходят, чтобы напомнить, что все ответственны за произошедшее в прошлом, не только далекие и невидимые чиновники за небесами Пекина. В этой ситуации помнить, танцевать и разговаривать с призраками в поисках общего покоя – не самый худший ответ.

воронка методов: академия + ИИ + рынок

1/7. ИИ служит мостиком между {академическими исследованиями и основанной на них экспертизой} -- {массовыми опросами и эксресс-тестированием отдельных фич}: он обладает широтой первых и скоростью последних. Таким образом, возникает воронка, которая идет от академии к коммерческим и пользовательским исследованиям, между ними возникает переводчик.

2/7. В основании воронка имеет простое желание - сделать небольшую фичу, которая перевернет рынок. Таким остается Lego, который используют для серьезных игр, так завоевал сердца Miro, синхронизировав коммуникацию. В исследованиях также работают фрейворки и дашборды, которые позволяют делать синхронные срезы данных и процессов. И тогда основой исследований становится "сквозное кодирование", которому не важен тип анализируемого материала.

3/7. ИИ в этой системе работает двояко. Первое, он позволяет любой материал в зависимости от глубины кодирования превратить в (полу) формализованную модель, на основе которой можно анализировать скрытые тренды. Второе - он дает возможность моделировать, какие скрытые тренды могут возникнуть на основе синтетических панелей и респондентов.

4/7. Это существенно меняет работу в поле - массовые опросы можно проводить на синтетических панелях с периодическими замерами для корректировок и контрольным сплошным сбором информации для обновления данных.

5/7. Но и массовые опросы и синтетические панели дают базовые сценарии поведения. Задача поля тогда меняется - это выход на наиболее отличных, нишевых респондентов, которые будут показывать смещение позиций. И на основе анализа этих ниш и их сравнения с базой делать гипотезы о том, что именно и как будет иметь влияние.

6/7. Это и есть небольшие фичи, которые меняют рынок, они всегда начинаются с ниш. При этом для исследований наиболее существенным станет не только моделирование синетических респондентов, но также способность установить контакты и взаимодействие с нишами - работа с пользовательской экспертизой практики, не знания.

7/7. Это очень бутиковый подход, бутики станут очень технологичными и/или полевыми: любые инновации лишь усиливают контрасты. При этом академия будет с вероятностью уходить не только к вопросам управления ИИ, но и что интереснее - к разработкам систем кодировок и переходов между ними и, соответственно, к работе с текучестями, индексальностью и мерцающими / скрытыми объектами.

Я попробовал выстроить краткую историю автоматического письма — в своем новом тексте на «Теллере». Она начинается с доалгоритмических практик — когда в машину для письма превращалось живое человеческое тело (спиритические сеансы и сюрреалистские компульсии). За ними следуют первые попытки формализации языка — от механической языковой машины Джона Кларка до хомскианских моделей языка как набора синтаксических правил. Последняя остановка — вероятностное письмо: когда машины учатся писать сами, опираясь на сочетаемость слов друг с другом. Это и простейшие цепи Маркова, и рекуррентные нейронные сети, и большие языковые модели.

Вот три оси, по которым проходят ключевые различия между этими типами письма:

(1) письмо и значение
(2) письмо и бессознательное, или психический аппарат языковой машины
(3) письмо и тело

Основной тезис в том, что автоматическое письмо отчуждает язык от тела — выводя его вовне как абстрактную функцию. Но, одновременно с этим, в машинном письме неизменно присутствует телесное измерение — или, вполне буквально, тело поэта, фиксирующего собственное бессознательное; или тела краудсорсеров, которые продают техногигантам свой языковой труд.

Из разных рабочих разговоров (очень упрощённо):

(0) есть ситуация взаимодействия, со своим сценарием / ритуалом,
(1) есть концептуализация и коды из нее со своим упорядочиванием,
(2) есть гайд, где должен появиться повседневный язык (и чем более неструктурирован разговор, тем больше отдается на спонтанную речь),
(3) есть сценарий разговора / опроса, который строится под логику коммуникации,
(4) есть (не)формализованная база данных с кодированным интервью / переменными,
(5) есть новые факторы / параметры, которые появляются при наложении связей базы на концептуализацию,
(6) есть нарратив / рекомендации, в котором эти параметры встраиваются в сеть других фактов,
(7) есть рассказ об этом нарративе, который начинает фреймировать ситуацию.

Скоординировать шаги 1...5 — минимум необходимый для хорошего исследования и чем сложнее проект, тем сложнее переводы между отдельными шагами, особенно переходы 2...3 и 3...4 менее всего обсуждаются