Беньямин написал свою диссертацию в 1928 про барочную драму . Член и не член Франкфуртской школы, в тексте Trauerspiegel он спорит с Фрейдом, противопоставляя работе горя - игру как способ его проговорить. Один из самых серьезных философов, которого, как и Зиммеля при жизни считают скорее литератором и журналистом, чем учёным и социологом. Он был не настолько ницшеанцем (примерно так его читают в русскоязычной традиции), как его часто позиционируют, а гораздо больше - кантианцем, работал с идеями позднего Канта. Диссер, как вы помните защищен не был. Да и время было такое, что не до этого.

Оценочные суждения выше строго субъективны и не претендуют на всеобщность

цветные тени

У Павловского в "Слабых" было описание технологии эффективности (в его понимании) - идти на опережение, предугадывать события, а не ждать их.

Наконец поняла при каких условиях работает: если понимаешь всю цепочку принятия решений / технологию работы и как она меняется от тех или иных изменений, тогда можно предлагать изменения и предполагать какие будут последствия - в краткосрочной перспективе.

Играть так в долгосрочной - нужно быть очень трезвым скептиком и социологом, гибко меняться, сохраняя общую концепцию. Выглядит как феникс восстающий из пепла. И это уже про выживание и устойчивость

просто жить свою жизнь

Коллеги делают хорошее

«Это бывает, если ты рассматриваешь стены, запачканные разными пятнами, или камни из разной смеси. Если тебе нужно изобрести какую-нибудь местность, ты сможешь там увидеть подобие различных пейзажей, украшенных горами, реками, скалами, деревьями, обширными равнинами, долинами и холмами самым различным образом; кроме того, ты можешь там увидеть разные битвы, быстрые движения странных фигур, выражения лиц, одежды и бесконечно много таких вещей, которые ты сможешь свести к цельной и хорошей форме».

Леонардо

социально-бережливый трактат

Забота и бережливые исследования - care-ful research - это работа с нецельностью и хрупкостью, по середине разлома / между, сглаживая его, но не пряча, давая доступ, но не выставляя напоказ.

Нецельность объекта - условие его действия, но Латур с коллегами молчат об этом. Только нецельный объект может стать частью сети.

Все социальные объекты нецельны. Иначе им бы не нужны были другие. Другой - это начало социального действия или причина воздержания от него.

Молчание - предел социальности.

"ПРОВОЦИРУЮЩИЕ ЛАНДШАФТЫ" должны будут выйти примерно к августу. Мы поехали в первую экспедицию по этому проекту в начале 2020 года, пандемия уже началась. Когда мы были в Заболотье, пришла новость о китайской студентке, которая заболела в Тюмени. Не мне судить, что получилось в научном плане, но для меня этот проект - личная вещь. Последние месяцы я много раз редактировал этот сборник и много раз вспоминал места, где побывал, людей, с которыми там был, и многое еще. Прекрасные воспоминания о довольно печальных временах. https://www.nlobooks.ru/books/studia_urbanica/28537/

Ещё одна книжечка в серии Studia Urbanica выходит, что очень радует, исследование про аффордансы и восприятие пространства Урала и Зауралья

Обложка Денис Русаков «Баржа 2» (2019)

Радостный момент, когда рождается коллективная работа! В журнале РАНХИГСа «Шаги» вышел номер с разбором последних достижений в исследованиях архитектуры 1920—1930-х. Мы тоже внесли туда свои 5 копеек, и вообще получилось ожидаемо увлекательно и ценно. Момент ощущения команды и того, что перед нами ещё много завалов для разгребания и всяких открытий. Ниже тизеры:

Евгения Конышева делится по-настоящему глубоким анализом последних исследований истории советской архитектуры, оптимистично отмечая движение от традиционного искусствоведения в сторону междисциплинарных методов. Эта статья особенно ценна тем, что многие упомянутые тексты не прочитаны в России и их влияние ограничивается узким кругом специалистов.
Илья Печёнкин как всегда методично препарирует дискуссии вокруг феномена «сталинского» в истории архитектуры.
Вадим Басс рассказывает историю, как ленинградские архитекторы оказались участниками войны памяти сразу на двух постколониальных полях — местном (Ленинград как провинция) и национальном (советская архитектура освобождается от западной зависимости).

Далее снова Вадим Басс предлагает целую серию интервью с исследователями архитектуры 1920—1930-х с широким набором вопросов. Инсайд: эта идея спасла нескольких занятых исследователей, которые никак не могли закончить собственные статьи. Мы выделили мысли, которые больше всего отозвались нам самим, будем долбить в эти точки:
* Лев Масиель говорит о важности исследования роли заказчика в советской архитектуре (ура! наша любимая тема) и о том, как же осмыслить зарождение сталинского дискурса в архитектурной среде;
* Юлия Старостенко рассуждает, сколько ещё может оказаться уточняющих деталей и фактов, и куда эта архивная правда нас может привести;
* Ксения Малич делится идеями, как микроисторические подходы способны (и добавим, должны!) выходить на сложные общие вопросы. Замечательное исследование связей советских и британских архитекторов говорит не только о том, как устарел нарратив «заимствований», который так въелся в язык историков архитектуры, но и что сравнение это всегда способ увидеть белые пятна в наших знаниях о собственной истории;
* Николай Васильев ждёт от исследований глубины понимания практических аспектов проектирования и социальной жизни;
* Иван Невзгодин разбирает, как исследование местных немосковских сюжетов выводит на международный уровень;
* Александра Селиванова радуется, что уходит в прошлое песня о необходимости «отказа от политизации» истории архитектуры;
* и наконец, авторы этого канала, Константин Гудков и Александр Дуднев, говорят о доминировании (пока ещё, но мы это победим!) фокуса на архитекторах и стилях среди широкого круга исследователей, и особенно, популяризаторов авангарда, что хорошо видно на примере выставок. Мы также раскрываем секретный план большой публикации про архитектуру 1917—1941 Москвы, в которую мы закладываем потенциал для новых перспектив исследований, и которая совсем скоро (ххх) улетит в печать.

В этом году магистерский курс по методологии социологических исследований в Шанинке состоял из двух частей. Первую, которая была посвящена философии науки и разбору базовых теоретических текстов, читал Степан Козлов, добрейший. Вторую, где рассказ шел о чуть более приземленных вещах, а именно о том, как собирать исследования руками, читал я.

Есть несколько проблем, связанных с тем, как говорить об исследованиях с практической точки зрения, а уж тем более -- как этому обучать. Основных проблем, как мне кажется, две: 1) ремесленный характер исследовательской работы и 2) догматичность, с которой обычно об этой работе говорят.

Ремесленность предполагает, что научиться делать исследования по учебникам и лекциям нельзя; их просто надо идти и делать. Догматика, с которой мы сталкиваемся, когда читаем учебники или слушаем некоторых так называемых коллег, напротив, опирается на представление о том, будто бы существуют единственно правильные методические рецепты, а следовательно -- их можно без особых проблем воспроизвести, однажды почерпнув из "пособий", наслушавшись "докторов наук", а также "пройдя практику". Первая установка, которая связана с методическим воображением, обычно приводит к тому, что люди углубляются в теорию и критику метода; вторая, догматическая, -- к разговорам об исследовательской этике.

Чтобы обойти проблему догматики, я предложил слушателям сезона 2024-2025 релятивизировать исследовательские методики. Показать относительность и изменчивость конкретных исследовательских практик можно как минимум двумя путями.

Первый заключается в их историко-институциональном анализе. Тут все довольно просто: чтобы продемонстрировать, что нет такой вещи как единственно правильный способ ведения, например, глубинного интервью, достаточно разобрать условия, которые вообще привели к его появлению в качестве легитимного социологического инструмента. Если это сделать, то окажется, что позавчера про него прекрасно знали, но оно было никому не нужно вообще, вчера оно резко понадобилось (скажем, в середине ХХ века, когда потребовалось разговорить пособников нацистов в послевоенной Германии в рамках исследования природы тоталитарных режимов), сегодня уже как-то прижилось и все с ним хорошо, а, главное, что завтра -- чем чорт не шутит -- может быть опять все станут к нему равнодушны. Цель -- показать конкретные исторические и институциональные (например, контекст задач Минобороны США, которые решал Мёртон, для чего понадобилось изобрести "фокусированное интервью") условия, которые приводят к появлению того или иного метода. Будут другие задачи -- появятся новые методики или будут изменены старые. И на самом деле это происходит постоянно, прямо сейчас. Поэтому никакого одного правильного способа делать что-либо нет ("на ваших фокус-группах нет групповой динамики, все исследование коту под хвост, аааааа!!!!11"), а есть прагматика, под которую метод подстраивается.

Второй способ релятивизации метода связан с введением понятия фреймворка. Я не знаю, использует ли его в этом смысле кто-то еще, но мне кажется, что этим словом вполне можно обозначить замкнутые пространства методических операций. Таким фреймворком будет, например, обоснованная теория или автоэтнография. Далее делается простой ход: а давайте подумаем, вот выборка в обоснованной теории -- это то же самое, что выборка в "стандартном" качественном исследовании, как его описывают в гайдбуках? Нет? А интервью в автоэтнографической практике -- это что вообще? А наблюдение в мультимодальных исследованиях? А анализ данных в партисипаторных проектах? Методика мутирует всякий раз, когда мы погружаем ее в очередной фреймворк.

Такой подход, конечно, не решает проблему трансляции ремесленного знания (или "метиса" по Скотту). Тем не менее, есть надежда, что именно релятивизация метода поможет развитию того типа воображения, которое необходимо, по Миллсу, для того, чтобы исследователь вернулся из поля (которое непременно будет очень некомфортным, в этом весь его смысл) с самым главным -- собственной методологией.

(в продолжение к предыдущему посту)

иногда мне кажется, что исследовательский подход - это способ задавать вопросы к здесь и сейчас, докручивать на ходу свою оптику и понимать свои и чужие слепые зоны, и соотноситься с опытом - тогда и там & умение эти вещи фиксировать (а это и есть ремесло)

НОВАЯ КНИГА: Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья / Под ред. Ф. Корандея. М.: НЛО, 2025.

Издательство "Новое литературное обозрение" ("НЛО") принесло радостную весть. В легендарной книжной серии "Studia Urbanica" (где раньше вышли такие культовые монографии, как "Не-места" Марка Оже, "Третье место" Рея Ольденбурга, "Культуры городов" Шарон Зукин и конечно же "Пространственное воплощение культуры" Сеты Лоу) вышла первая книга 2025 года. И это коллективная монография под названием "Провоцирующие ландшафты: городские периферии Урала и Зауралья". Хочется отметить, что у серии Studia Urbanica теперь новые редакторы. Первые 10 лет книги для серии отбирал и готовил Олег Паченков, но с этого года у штурвала Ната Волкова и Марат Невлютов.

В основе первой книги, запущенной новой командой редакторов, материалы серии исследовательских экспедиций по местам Урала и Западной Сибири, которые в 2020–2022 годах провели социальные антропологи, географы и историки из Тюмени и Екатеринбурга. В центре внимания команды был повседневный ландшафт и то, как люди представляют себе и воплощают на практике возможности мест, в которых проживают.

На выходе получилось что-то среднее между серией полевых очерков и научным путеводителем по повседневным ландшафтам Урала и Западной Сибири, где объектами вдумчивой исследовательской рефлексии становятся плавучие магазины на Оби, сельские мечети, болота, деревенские пустыри, термальные источники Тюменской области, места археологических раскопок, зимники, пространства на периметре промплощадок и т.д.

На сайте издательства можно посмотреть оглавление и бесплатно прочитать "Введение" от редактора книги Федора Корандея, географа, историка и антрополога, знакомого многим по самобытному авторскому телеграм-каналу "(Не)изящный хинтерланд". В магазинах книга еще не появилась, но уже можно оформить предзаказ, причем со скидкой 25%.

И по делу, ключевой человек в издании серии - Марат, а я скорее помогаю, чем могу

Идея для мема: «Яблоко» это «Apple», если дословно переводить. Два настолько разных мира с одним именем.

Книга, с которой началось мое осознанное знакомство с социологией в далёком 2011 году. До - был Флорида, потом - целая жизнь

Хорошее ощущение, когда в интервью докапываешься до живого нерва ситуации, и появляется возможность его раскрутить: не сухие рациональные цифры, а как выстраиваются человеческие отношения вокруг материальных благ и техники