Глава первая. Религиозный круг романтического искусства.
Романтическая формация искусства зарождается на основе христианства, а это означает, что глубочайшее вдохновение черпается из фундаментальных положений этой "абсолютной религии". Это верно не только в чисто историческом смысле (при анализе первоистоков романтического искусства), но и сейчас, в эпоху распада романтической формации - поскольку огромный пласт образов, идей, сюжетов и категорий создан в современном искусстве под прямым или косвенным влиянием христианской системы ценностей.
Глава вторая. Рыцарство.
Это понятие Гегель использует в предельно широком значении, описывая набор категорий романтического искусства, связанный с мирской жизнью. Речь идет, таким образом, о рассмотрении светского искусства, созданного на почве христианства, и о выявлении наиболее важных его характерных черт. Поскольку христианская религия охватила все стороны жизни, став универсальной, то она неизбежно порождает новую общественную реальность, которая обладает совершенно иной исторической динамикой, чем эпоха символического или классического искусства. В этом новом мире искусство утверждает новые идеалы, давая более полное и глубокое понимание человеческой природы, а значит - и субъективной свободы.
Глава третья. Формальная самостоятельность индивидуальных особенностей.
Наконец, диалектика Истории приближает Человека к Революции, создающей универсальное и гомогенное Государство, в котором (принципиально) удовлетворена жажда признания всех и каждого. Эстетическим коррелятом этой исторической динамики выступает медленный, но неизбежный распад романтической формации - Искусство во все большей степени теперь игра форм и стилей, чем фундаментальный способ познания Человеком самого себя. Конечным итогом такого процесса становится разрушение тотальности романтического искусства и возникновение бесчисленного множества тенденций, основанных на переосмыслении, игровом воспроизведении прошлого: резервуар культуры становится поистине бездонным, однако также и бесформенным.
Но прежде чем касаться этих вопросов, необходимо пояснить, что такое Романтическое в искусстве вообще - именно это Гегель и делает во введении в третью часть своей эстетики.

Что представляет из себя романтическое начало в искусстве? Если символическое искусство еще не достигает гармонии Формы и Содержания, а классическое искусство в ней пребывает, то романтическое искусство уже выходит за границы этой гармонии. Романтическое Искусство – это искусство, которое ставит в центр бесконечную духовную свободу субъекта, бездонный внутренний мир Человека, для которого внешняя среда – область самореализации. Баланс нарушается в пользу внутреннего мира, для которого внешнее (тело, история, общество, и так далее) – лишь форма выражения, но отнюдь не что-то фундаментальное; важнее «самость», внутреннее «Я», которое не обязательно может находиться в полной гармонии с внешним началом.
И эта ключевая предпосылка становления романтической формации связана с приходом христианской религии, задающей новые эстетические горизонты. Целью человека становится не телесная жизнь как таковая, а спасение бессмертной души, достигаемое через возвращение к Богу, трудоемкий – и зачастую мучительный – процесс обретения внутренней свободы. Эта борьба за постижение свободной субъективности, реализацию своего потенциала, и составляет основополагающий сюжет романтического искусства (да, миллион книжек про саморазвитие и принятие себя – прямое следствие этой установки, возникшей пару тысяч лет назад).
Такое смещение эстетических приоритетов неразрывно связано с коренными преобразованиями в античном мире, начало которым кладет победа христианства в Римской Империи. Это сейчас плохо понимают, но именно христианская религия произвела величайшую в истории духовную революцию, указав на бесконечную ценность отдельно взятого индивида, наделяя Человека доселе невиданной степенью (внутренней) свободы – свободы совершать моральный выбор, в равной степени присущей всем людям, а отнюдь не только отдельно взятым народам или слоям общества.
Как следствие, Искусство все больше и больше фокусируется на внутренней жизни индивида во всем ее бесконечном многообразии: на первый план выходит моральная проблематика, абсолютно неизвестная (или неважная) для прежних эпох. Круг основных тем для романтической формации – поиск и обретение себя, противостояние страданиям, борьба за истину – возникает благодаря христианским ценностям, которые медленно, но необратимо преобразуют всю сферу отношений между людьми.
Здесь важнейший сюжет – жизнь, смерть и воскрешение Христа – становится «абсолютной историей»: это рассказ об индивиде, который сталкивается с глубочайшим внутренним кризисом и преодолевает его, возвышаясь тем самым до единства с Богом и обретя примирение с собственной природой. Это универсальный сюжет, следы которого мы найдем почти в любой знаковой сценарной схеме поп-культуры, от ромкомов (герои которых тоже проходят через кризис и отчуждение, чтобы в итоге оказаться в объятиях друг друга) до хорроров (любая «последняя девушка» в слэшерах переживает колоссальный травматический опыт, и, преодолевая его, обретает внутреннюю силу, помогающую выжить в борьбе с маньяком). Но конечный исток этого содержания – история, рассказанная в Евангелиях, самая важная история из всех когда-либо рассказанных.
И если основное содержание романтического искусства – внутренняя жизнь индивида, духовный мир субъекта и его свобода – то внешняя жизнь становится поистине неисчерпаемым источником для художественной фантазии. В этом смысле именно романтическая формация Искусства предоставляет людям бесчисленное множество форм для выражения Абсолюта – от живописи и архитектуры до комиксов и видеоигр. Ведь теперь все многообразие как природного, так и человеческого ( = общественного, исторического, эстетического) Мира может служить материалом для иллюстрации жизни души, помогая Человеку понять самого себя.

Глава первая. Религиозный круг романтического искусства.
( 1 ) История искупления Христа
Первое (по хронологии и значимости) содержание романтическое искусство находит в области христианской религии вообще, и в жизнеописании Христа в частности. Если в классическом искусстве Человек становился божеством (вспомните подвиги Геракла или египетский поход Александра Великого, провозглашенного сыном Солнца), то в искусстве романтическом Бог становится человеком, т.е. (всеобщий) Абсолют воплощается в (единичном) индивиде. Этот переход опосредован (особенным) сюжетом – жизненной историей Христа, его становлением, его страданиями, и, наконец, его воскрешением, примиряющим его с Богом (от «Почему Ты меня оставил?» до «Свершилось!»). Вновь и вновь обращаясь к этой «абсолютной истории», Искусство не просто напоминает о важности примера Христа в человеческой жизни, но и помогает человеку понять собственный духовный мир. С приходом христианства для Искусства раскрывается бездонная область внутренней жизни, различные аспекты которой найдут свое выражение в бесчисленном множестве художественных форм, от картин и скульптур до романов и поэм, описывающих становление личности. Но абсолютным ориентиром для этих историй обретения себя будет именно сюжет о Христе – эталонная история духовного поиска и обретения себя в связи с Богом, история преодоления смерти.
( 2 ) Религиозная любовь
Если пример Христа теперь служит образцом для темы и структуры художественного произведения (будь то картина, церковь, построенная во славу Божию, или книга), то содержание романтической формации Искусства определяется в первую очередь категорией Любви – преображающей силы, доступной каждому индивиду, способной победить время, пространство и даже смерть. Благодаря становлению христианской религии зарождается интерес к душе – этой «бесконечной субъективности». Эстетические идеалы смещаются от (внешней) телесной красоты к (внутренней) духовной красоте. Сообразно с этим художественное воображение определяется теперь рассмотрением внутреннего мира людей, для которого внешняя среда выступает более или менее случайным фоном: таким образом романтическое искусство приобретает универсальный характер, доступный пониманию людей из разных эпох и культур – ведь в христианской религии люди равны перед Богом, независимо от их происхождения, языка или прошлого. Любовь есть идеал романтической формации Искусства, и значение этого идеала сохраняется даже сейчас, в эпоху постмодерна, когда накоплен огромный опыт эстетической рефлексии, а искусство превратилось в игру стилей и форм.
( 3 ) Дух общины
Последний (но отнюдь не малозначимый) тематический круг романтического искусства связан с идеей Духа, связывающего христианскую общину как сообщество верующих. В широком смысле это все сюжеты, касающиеся духовного поиска, не связанные напрямую с историей Христа – рассказы о мучениках, сказания и легенды о чудесах, а также истории о покаянии и обращении. Каждый из них показывает различные формы жизни духа, необходимые для понимания Человеком самого себя, но важно помнить, что речь идет не столько об узко-религиозной трактовке этих категорий, сколько о том, что они составляют одну из опор всей романтической формации искусства – и, конечно, их связь с христианской религией со временем становится все более условной. Мученичество отвечает за телесный аспект в религиозных корнях романтического искусства: это истории о преодолении страданий и сохранении внутренней силы даже перед лицом неминуемой смерти. Темы покаяния и обращения связаны с предельным (часто травматичным) опытом, преображающим человеческую жизнь (напомню, что идеей становления христианство отличается от язычества: античный человек «есть», но христианином необходимо «стать», принять эту веру, этот новый опыт, в себя – и осознанно). Наконец, чудеса и легенды – это жанр, показывающий славу Бога, утверждающий новый порядок мира, в котором центральным понятием становится не (слепая и беспощадная) Судьба, но (различимая божественная) Воля, направленная к человеческому благу.

Глава вторая. Рыцарство.
( 1 ) Честь
Честь – это первое – и основополагающее – для светского романтического искусства понятие, неразрывно связанное с раскрытием бесконечной внутренней субъективности в христианской религии. После того как христианство выходит за пределы погибшей Римской империи и постепенно складывается система феодальных ценностей, мотив защиты чести становится важнейшим в искусстве. Если античный господин, живший в языческом мире, заботился прежде всего о чести рода или защищал свою партикулярность (будь то полис или круг местных богов), то христианский воин имеет совершенно иные обязательства. Его честь – это честь, тесно связанная со служением Всеобщему (Богу и сюзерену), и здесь особенно важно то, что предметом этой чести может быть, в общем, все что угодно. Мотив защиты чести, характерный для огромного числа романтических произведений, примечателен именно тем, что он охватывает огромное число явлений: герой может защищать честь прекрасной дамы, своего господина, королевства, своих друзей – и так до бесконечности. (Отсюда – особая важность дуэли как инструмента защиты чести). В современной (постромантической) форме истории о чести – это сюжеты о том, как индивид достигает поставленных перед собой целей, превозмогая тяжелые обстоятельства (Рокки Бальбоа в «Рокки» - персонаж, движимый чувством собственного достоинства: он сражается не ради денег или славы, но ради того, чтобы доказать себе, что он чего-то стоит; еще один хороший пример – Скотт Пилигрим, который выигрывает финальный бой против Гидеона благодаря силе самоуважения). Это, пожалуй, едва ли не единственная чисто светская категория романтического искусства: ее возникновение – своего рода побочный продукт утверждения внутренней свободы индивида в христианстве: возникает новое понимание человеческого достоинства, а вместе с нею – и осуждение тщеславия, которое становится скорее (допустимой) слабостью, чем примером для других.
( 2 ) Любовь
Любовь в светском контексте романтической формации – это, в первую очередь, чувственная, эмоционально окрашенная страсть, поглощающая индивидов целиком и полностью. Для до-романтического искусства любовь не играет настолько значимой роли: в античном мире важнее брак как социальный институт, а вот в романтическую эпоху брак, напротив, все чаще рассматривается как союз любящих друг друга людей. При этом любовь, как и честь, становится царством свободной субъективности: ее порыв может охватить любого человека, независимо от социального статуса или возраста (вспомните историю в «Ромео и Джульетте»). Но если честь сконцентрирована на личной репутации и борьбе за собственное достоинство, то любовь, напротив, означает самозабвение и придание бесконечной ценности не своим интересам, а другому человеку. Этот идеал романтической любви сохраняется и в постромантической формации, несмотря на многочисленные поправки и дополнения – но в его основании, конечно, лежит чисто христианское понимание любви как преодоления эгоизма и нахождения собственного «Я» в сердце другого человека. «You complete me», говорит Тони Старк Пеппер Поттс в (вырезанной) сцене из «Железного Человека 2», и это – прекрасная иллюстрация понимания того, что такое (пост)романтическая любовь.
( 3 ) Верность
Третий круг тем рыцарства связан с верностью – понятием, которое сейчас может показаться наиболее архаичной частью романтической формации, однако это впечатление ошибочно. Для романтического искусства верность связана в первую очередь с идеей свободно избранного служения. Иными словами, это не рабская преданность господину или покорность перед лицом вышестоящего начальства, но выбор определенного типа отношений и обязательств, связанных с этими отношениями. (Напомню, что феодальная клятва верности порождает взаимные гарантии сюзерена и вассала). Сюжеты, связанные с верностью, рассказывают о сохранении собственных идеалов, о нерушимой дружбе и ценности человеческих связей вообще. В наше время каждый второй боевик 1980-х дает изобилие подобного рода примеров: от классического «Рэмбо 3» до ревизионистского «Жить и умереть в Лос-Анджелесе».

Глава третья. Формальная самостоятельность характера.
( 1 ) Самостоятельность индивидуального характера
Сфокусированность романтического искусства на внутренней жизни человека неизбежно ведет к утверждению нового типа персонажей – индивидов, духовное развитие которых изображается в динамике, отражая не только их борьбу с внешними обстоятельствами, но и постижение глубин собственной души. Здесь выделяются два основных подхода к изображению персонажей: показывается (a) формальная твердость характера, либо (b) характер как оформление внутренней целостности. В первом случае речь идет о том, что духовный мир индивида определяется его устремленностью к реализации той или иной частной цели – неважно, благородной или эгоистической. Твердость характера, его упорство перед лицом испытаний и тягот, здесь выступают как иллюстрация различных сторон человеческой личности, подчеркивающая интенсивность жизни души – как в самых возвышенных, так и в жалких или даже чудовищных поступках. Наиболее яркие из таких персонажей – будь то шекспировский Макбет (честолюбие, переходящее в безумие самомнения) или майор «Датч» из первого «Хищника» (смелость, хитроумие и воля к выживанию в борьбе с инопланетным монстром) – вызывают интерес именно благодаря своей последовательности, и само их движение к достижению цели здесь помогает лучше раскрыть те или иные качества персонажей. Во втором случае мы говорим о персонажах, которые, напротив, погружены во внутренние переживания и еще не знают себя, но обнаруживают свой потенциал лишь в ходе развития событий. И предметом интереса искусства здесь служат не столько события, сколько их воздействие на становление личности – показываются возвышение или деградация отдельно взятого индивида, опыт которого можно рассматривать как значимый. Гегель называет в качестве примера Джульетту из всем известной трагедии, но понятно, что здесь подойдет и Роб Гордон из романа Ника Хорнби «Hi-Fi», и Майкл Корлеоне из «Крестного Отца», и Том Хансен из «500 дней лета».
( 2 ) Мир приключений
Если содержанием романтической формации является внутренний мир духа, то формой – все необозримое богатство случайностей и коллизий внешнего мира, от подвигов во имя прекрасной дамы и борьбы за вечные идеалы до нюансов частной жизни. Эта совокупность моментов образует то, что Гегель называет «миром приключений». И, в отличие от прочих формаций, романтическая эпоха в искусстве знает лишь один абсолютный подвиг – распространение христианства, то есть, осуществление Универсальной Истории рода человеческого, поскольку в христианской религии (и посредством ее) становится возможным понимание свободы Человека и неотчуждаемого человеческого достоинства. Это величайшее приключение, однако, включает в себя множество эпизодов – от деяний отцов Церкви и мучеников до побед рыцарства и колонизации Америки – в дающих материал для искусства. После завершения Истории, когда значение религии сокращается, мир приключений постепенно приобретает все более комический оттенок (начало этого процесса мы видим в «Дон Кихоте» Сервантеса, предвосхитившего гибель классического рыцарства – и связанной с ним аристократической этики). В этом смысле нынешние блокбастеры про супергероев – своего рода постскриптум «абсолютного подвига»: супергерои - носители универсальных ценностей, основанных на признании личной свободы и равного достоинства всех людей. Идеал супергероя (возьмите хоть Супермена, хоть Бэтмена, хоть Человека-Паука) – это сверхчеловек, использующий свое превосходство не для утверждения собственной воли к власти, но применяющий (и смиряющий) свою силу ради блага других.

( 3 ) Разложение романтической формы искусства
По мере того как сознание все более глубоко усваивает абсолютные истины субъективной свободы и взаимного признания, диалектика общественных формаций (в том числе эстетических) движется к завершению Истории, то есть – созданию общественного строя, в котором возможно всеобщее и равное признание, охватывающее всех людей (революция 1789 года и далее). Конец Истории в этом смысле возвещает и начало разложения романтической формации – последней великой эпохи в развитии Искусства. Теперь в эстетике все большее внимание уделяется игре фантазии и воображения, на передний план все более активно выступают юмор и субъективность художника, а также категория «приятного» (в противовес эстетике возвышенного или благоговейного трепета). Подобно тому, как распространение христианства уничтожило античный мир, расширение постисторического мира (мира устойчивых либеральных демократий) постепенно превращает искусство в сферу, где процветают ирония и ностальгия, а художник приобретает невиданную доселе степень свободы. Расцвет постмодернизма (и всех схожих феноменов вроде «метамодерна») – прямое следствие постисторической ситуации: Искусство теперь представляет собой прежде всего замысловатую игру форм и стилей, в которой возможно все, но ничто не всерьез. Да, остаются произведения, притязающие на выражение больших смыслов и указывающие на серьезные вопросы (от «Войны и мира» до «Заводного апельсина», от «Рождения нации» до «Настоящего детектива»), однако теперь их социальное значение имеет иной характер – это в большей степени напоминание об истине, чем открытие новых границ познания. История завершилась, и вслед за этим процессом завершения возникает и постромантическая формация Искусства – сохранившая все важные ее моменты, но снявшая их в свободном синтезе жанров, стилей и образов.

Итак, мы живем в эпоху разложения романтической формации Искусства – это период, когда субъективность художника все более активно выступает на передний план, а произведения искусства не столько познают, сколько сохраняют универсальную истину человеческой природы. Отсюда – расцвет эклектики, торжество иронии и отсылки к прошлому: теперь Искусство все больше уподобляется игре, нежели открытию новых горизонтов.

Но это великое движение эстетических формаций в Истории происходит за счет развития отдельных искусств. Подобно тому, как в экономическом развитии важны не столько отдельные изобретения, сколько их внедрение в производство, в развитии эстетическом имеет значение то, как меняется роль конкретных искусств по ходу познания Человеком самого себя. Гегель отмечает, что в развитии отдельных видов искусства прослеживается определенная логика, связанная прежде всего с расцветом и упадком больших эстетических форм. Для каждой эпохи в истории Искусства есть наиболее знаковые виды искусств, которые позже хоть и сохраняются, но уступают место другим. Эта динамика отнюдь не случайна: как архитектура и скульптура были наиболее фундаментальной формой искусства в классической эпохе Искусства, так поэзия (и вообще литература) являются ключевыми для понимания эпохи романтической.

При этом виды искусства сами по себе образуют систему: живопись, скульптура или музыка не есть случайное скопление культурных артефактов. Напротив, это множество организовано в различные «большие стили»: строгий, идеальный и приятный. Но динамика развития этих стилей лишь приблизительно совпадает с взлетом и падением трех крупных формаций Искусства. Поскольку речь идет о больших исторических периодах и общем векторе развития, можно с известной степенью условности соотнести строгий стиль с символической формацией, идеальный – с классической, а приятный – с романтической. В реальности же эти стили по мере развития отдельных искусств скорее накладываются друг на друга и сосуществуют, речь идет скорее о том, что тот или иной стиль в отдельную эпоху превалирует над остальными.

Все это означает, что мы переходим к третьему – пожалуй, самому обширному – разделу гегелевской эстетики, к системе отдельных искусств. И начать ее обзор необходимо с рассмотрения тех самых трех стилей, которые формируют эстетическое восприятие Человека в ходе истории.

(1) Строгий стиль

Строгий стиль в основе своей характеризуется тем, что произведение искусства указывает на трансцендентное начало – будь то облик божества, место обитания духов или сцена из мифологических преданий. Иными словами, в центре строгого стиля – божественная, а не человеческая природа. Поэтому неудивительно, что этот стиль оформляется раньше всех прочих, и связан в первую очередь с религиозными образами.
И, разумеется, в рамках строгого стиля обычно нет места «автору» как творческой субъективности: поскольку художник (неважно, живописец, скульптор или архитектор) изображает Всеобщее – образы божеств, храмы для поклонения им, сцены из легенд и преданий – его личный взгляд на эти предметы должен оставаться незаметным. Строгий стиль существует там, где автор, по выражению Гегеля, «хочет, чтобы проявилась суть вещей, а не его собственный замысел».
Как исторически, так и логически строгий стиль соотносится в первую очередь с символической формацией искусства – но, конечно, не исчерпывается периодом ее расцвета. Элементы этого стиля мы легко найдем прежде всего в искусстве великих культур Востока. Вспомните о величественных пирамидах Египта, или о китайской живописи, изображающей Будду, пейзажи мирной природы – все это указывает на абстрактно-всеобщие категории Духа. Искусство раннего христианства тоже во многом оформлено в рамках строгого стиля: образы распятия Христа или рисунки ангелов не столько показывают существующий мир, сколько отсылают к универсально значимым для каждого верующего сюжетам. Аналогично с церквями – средневековые храмы в первую очередь должны указывать человеку на связь с Богом, это их ключевая эстетическая функция. Короче говоря, строгий стиль опирается в основном на религиозный символизм и предполагает минимальное значение субъективности художника.

( 2 ) Идеальный стиль
Идеальный стиль – средоточие жизненной силы в форме спокойного величия; это красота прежде всего человеческого тела, изображенная в самых разнообразных – нередко даже трагических – ситуациях. В отличие от строгого стиля, который ориентирован на трансцендентное начало, идеальный стиль уже берет за основу Человека, хотя все еще указывает на его связь с божественным миром.
Здесь начинает все больше проявляться авторский подход к искусству: идеальность находит свое выражение в пестром разнообразии стилей, призванном как можно четче, ярче и глубже изобразить человеческий мир, деяния людей и страсти, бушующие в человеческой душе. В этом смысле идеальный стиль – своего рода золотая середина между отрешенной абстракцией строгого стиля и произвольной игрой воображения в приятном стиле.
С исторической точки зрения яркие образцы идеального стиля дает нам античная скульптура или живопись эпохи Возрождения, равно как и работы классицистов. Красота здесь – это результат соблюдения точных пропорций, элегантности в оформлении. Идеалистическая обработка действительности, конечно, имеет место, однако нацелена на достижение возможно большей выразительности, а не на максимизацию субъективного произвола художника. Короче говоря, автор здесь выступает в большей степени аккуратным (пусть даже гениальным в своей технике) подражателем реальности, чем полностью свободным в ассоциациях гением.

(3) Приятный стиль – стиль, нацеленный на то, чтобы произвести впечатление на аудиторию, стиль, целенаправленно созданный для того, чтобы понравиться публике. Здесь основой становится уже не трансценденция или даже подражание природе, но напротив – предельная свобода художника, искусство нацелено на выражение не столько объективного, сколько субъективного начала.
В наибольшей степени приятный стиль соотносится, конечно, с поздними стадиями романтической формации Искусства, а также с ее распадом. Едва ли не все сколь-нибудь значимые эстетические течения позднего XIX или раннего ХХ века, например – импрессионизм или сюрреализм – находятся в русле приятного стиля. Разумеется, своего апогея приятный стиль достигает уже во второй половине прошлого века, с появлением поп-арта, рекламного искусства и постмодернизма.

После того как обозначены основные различия трех больших стилей Искусства, необходимо перейти к уточняющему делению различных видов искусства сообразно общей логике гегелевской системы. Здесь основная трудность состоит в том, чтобы соотнести развитие отдельных искусств с динамикой развертывания трех великих эстетических формаций, в то же время подчеркивая, что каждое из искусств существует не только в прошлом, но и в настоящем. Ведь музыка или архитектура развивались сотни лет назад, развиваются и сейчас, находясь – в некотором смысле – вне времени. Эта проблема соотношения Истории и Вечности решается за счет весьма элегантной классификации системы искусств:
Первое из искусств, о котором говорит Гегель – архитектура. Это начало искусства, работа Человека с полностью недуховной материей (камни, дерево, и так далее), поиск надлежащей формы для Духа.
Вторая категория охватывает скульптуру, поскольку ее принцип – изображение духовной реальности (богов и людей в первую очередь), однако возникает оно при обработке все той же мертвой природной материи.
В третьей категории находятся искусства, имеющие дело с внутренним миром субъекта. Здесь располагаются живопись (использование внешних форм для выражения внутренней жизни – на картинках созерцается не столько внешняя реальность, сколько ее представление в восприятии художника), музыка (бесформенное, но отчетливое искусство создания гармонии, отражающейся в воображении субъекта) и поэзия (искусство речи, нацеленное на формирование в представлении динамических сюжетов, а не просто отдельных изображений или абстрактных гармоний звука).

Эти пять искусств образуют наиболее важные эстетические формы, и становление их более или менее соотносится с общим ходом развития художественного мышления вообще. Хотя каждое из искусств возникло на заре истории, по мере того, как сознание восходит ко все более сложным формам Духа (см. «Феноменологию Духа», особенно главу 6), все большее значение приобретают искусства из третьей категории, прежде всего поэзия. Конечно, кроме перечисленных существуют и другие искусства (от садоводства и танцев до видеоигр и кинематографа), однако гегелевская схема очерчивает лишь самые важные для развития Духа формы эстетической деятельности, вполне допуская множество смежных, гибридных и вспомогательных искусств, изучение которых – вопрос уже более специального исследования.
И легко заметить, что общий принцип систематизации различных искусств здесь отражает логику развития крупных эстетических формаций. Архитектура – основное искусство символической формации: это эпоха нащупывания невыразимого, попытка облечь (абстрактно-религиозное) мышление в (конкретно-материальные) формы. Скульптура – ключевой вид искусства в классической формации: Человек уже выдвинут в качестве высшего художественного идеала, однако внутренняя жизнь субъекта еще остается на заднем плане, вперед выступает телесная красота и буйство фантазии. Наконец, живопись, музыка и поэзия – важнейшие искусства романтической формации, поскольку имеют дело с бесконечной субъективностью Человека, его духовным миром per se.

Отдел первый: Архитектура
Искусство строительства в гегелевской Системе Искусств – древнейшее, оно предшествует глубокому развитию поэзии, скульптуры или живописи. Основная эстетическая задача архитектуры в том, чтобы придать материальное выражение духовным потребностям с помощью обработки элементов природного мира (камней, дерева, и т.д.). Разумеется, при этом архитектура имеет и сугубо практические цели – создание и украшение жилищ, возведение служебных зданий, например – но эти цели, строго говоря, не касаются собственно эстетической сферы, и лишь косвенно связаны с архитектурным искусством как таковым. Архитектура есть искусство, выражающее в постройках символическую реальность, и неудивительно поэтому, что наиболее грандиозные образцы этого искусства можно найти на ранних стадиях человеческой истории, когда религия играла определяющую роль в жизни древних народов. Уже в античную эпоху архитектура отодвигается на второй план в сравнении со скульптурой, а в современном мире ее значение почти целиком сводится к прагматике. Дома должны быть в первую очередь удобными, официальные здания – рационально спланированными, а торговые центры – организованными по правилам маркетинга. В таком историческом контексте архитектура, конечно, не перестает быть искусством, однако по своей значимости существенно уступает прочим его видам. Сообразно этой динамике выстраиваются и три главы, рассказывающие об архитектурной эстетике. В первой главе речь идет о символической архитектуре и связанной с нею исторической эпохе. В главе второй рассматривается роль архитектуры в классической формации, когда она постепенно утрачивает свою главенствующую роль. И в третьей главе говорится о романтической архитектуре, а также о переходе к постромантической стадии развития зодчества.

Глава первая. Самостоятельная, символическая архитектура.
Задолго до того, как возникли утонченные эстетические формы вроде эпической поэзии греков, или ренессансной живописи, архитектура была основополагающим искусством древних цивилизаций, главным выражением абстрактно-всеобщего начала в их мышлении. Наивысшего развития символическая архитектура достигает на Востоке, в регионе, где уже пробуждается интерес к духовной реальности, но еще нет понимания самостоятельности индивида. Здесь в рамках гегелевской системы совпадают эстетический канон и историческое развитие: восточные общества выдвигают на передний план Всеобщее, для них символическая архитектура есть форма выражения религии.
Символ всегда и везде есть некоторый знак, однако лишь в символической формации искусства он имеет самостоятельное значение, возвышаясь до статуса божества. Для средневековых христиан крест на могиле или готический собор – указания на значимые образы, эти здания или символы отсылают к более высокой сфере религиозного опыта, а для современных людей символическая архитектура имеет в основном сугубо декоративное значение (вроде Эйфелевой башни, выражающей дерзость инженерного гения и утонченность технического исполнения). Но для жителей Востока обелиски, сфинксы или подземные лабиринты с каменными воинами сами по себе являются теологическими манифестами в архитектурной форме. Эти образы призваны не столько подчеркнуть связь индивида с Богом, сколько растворить человека в трансценденции, возвысить его до единения с всеобщими силами природы. Отсюда – многообразие символической архитектуры, ее пластичность и бесформенность: человеческое сознание ухватывает лишь отдельные моменты Всеобщего, будучи не в силах вместить эту абстракцию в ограниченные формы.
И естественно, что по мере исторического развития и прогресса в самопознании роль символической архитектуры сокращается по сравнению с остальными видами искусства. Уже у греков и римлян на передний план выступают скульптура и поэзия, искусства, куда прочнее связанные с конкретно-человеческим духом, нежели со стихиями абстрактного космоса. Здесь архитектура переходит к своей классической ступени.

Глава вторая. Классическая архитектура.
Ключевой принцип классической архитектуры – ее служебный характер: греческие или римские постройки уже не воплощают богов самих по себе, но лишь обозначают места их почитания (храмы), указывают на статус владельца (частные виллы, отдельные дома) или выполняют сугубо практические функции (административные здания).
Это смещение акцентов с архитектуры на иные формы искусства отражает общую траекторию развития духовной жизни в процессе всемирной истории. В то время как на Востоке архитектура не просто имеет религиозное значение, но представляет собой образы бесформенного космоса либо анималистических богов (Сфинкс, пирамиды как гробницы, связывающие миры живых и мертвых), мышление греков и римлян уже сфокусировано на человеке и его духовной жизни. Как следствие, античная эстетика выдвигает на передний план скульптуру – искусство воплощения человеческого тела как высшего идеала, служащего ориентиром даже для изображения богов.
Тем не менее, архитектура сохраняет заметные остатки религиозного компонента как у греков, так и у римлян. Для классической архитектуры характерны строгость четких линий и выверенная простота (Акрополь, Колизей), составляющая резкий контраст с причудливыми подземными лабиринтами китайцев (терракотовая армия императора Цинь Шихуанди, anyone?) или гигантскими святилищами индусов. Та же тенденция наблюдается в частном секторе, особенно у римлян: дома до известной степени превращаются в произведения искусства, подчеркивающие индивидуальность хозяина. Зодчество, короче говоря, становится все более прикладным искусством, подчиненным практическим целям. Указанная тенденция отмирает лишь с приходом романтической формации, которая оформляется под воздействием христианства.

Глава третья. Романтическая архитектура

Эпоха романтического искусства с архитектурной точки зрения представляет собой синтез религиозного и служебного подходов к зодчеству. Расцвет романтической архитектуры нашел выражение в готическом стиле, однако его элементы формировались задолго до Средних Веков, и во многих регионах (прежде всего в Византии) был "предготический" период в строительстве. Но лишь в зените средневекового периода готика была в эпицентре романтической фазы архитектуры. Душой романтического зодчества был храм (место единства человека с Богом), а сердцем - замок (символ феодальной власти и произведение христианского искусства одновременно).
По мере того как значимость религии в сфере эстетики сокращалась, романтическая архитектура становилась все более и более утонченной в плане визуального оформления, и на передний план выступает бесконечная духовная жизнь субъекта: здания все чаще выглядят не символами универсальной религии, но формой выражения личности, идёт ли речь о таланте архитектора или о желаниях заказчика. Эта тенденция становится определяющей в ходе медленного распада всей романтической формации искусства. Теперь здания чаще всего либо рационально организованные постройки (без особого декора), либо произведения искусства, подчеркивающие персональный стиль автора. Конечно, остаются еще церкви или значимые гражданские строения (парламенты, памятные места с особой организацией пространства, достопримечательности типа Эйфелевой башни), но облик постромантической архитектуры определяется больше точками Burger King или пестрыми постройками Антонио Гауди, нежели Берлинским кафедральным собором или Мемориалом Линкольна.

В ходе разбора эстетики Гегеля после архитектуры и до скульптуры хочется кое-что сказать о кинематографе.

В эти выходные в Москве проходит очередной НСТ хоррор-фест, и там немало интересных фильмов. Уже на открытии показывали, например, стильный якутский слоубернер "Кукушка" (в гегелевской перспективе это, конечно, мощный пример (пост)христианского искусства, переосмысляющего языческое наследие), а вчера давали внезапно стильный малобюджетный слэшер "Крик. Сезон призраков" (здесь уже типичное - в лучшем смысле - постисторическое искусство: ирония и не всегда безупречная игра с канонами жанра, но в целом - бодро, весело и на удивление изобретательно).

Но самая (мясная) мякотка, на мой взгляд - сегодня. Во-первых, очень интересный чисто концептуально триллер "Кара", в котором минимум действия должно генерировать максимум саспенса. (А еще это яркий пример хоррора как формы социальной рефлексии о проблемах насилия). Во-вторых, это "Астрал. Медиум", детективный мистический триллер о связи с потусторонним миром. Подозреваю, что это самый гегелевский фильм на фесте: форма хоррора здесь используется для того, чтобы показать сложную диалектику прошлого и настоящего (впрочем, тем там затронуто еще больше, но это отдельный разговор). В-третьих, сегодня же дают секретный фильм, про который известно только то, что начнется он, как и подобает хоррору, в полночь.

Завтра тоже будет любопытное кино - турецкая мистика, британский хоррор про монстра и мальчика, ну и кое-что из России тоже. В общем, отличный способ подготовиться к Хэллоуину. Вся информация (включая билеты) - по ссылке. Выбирайте, смотрите, осмысляйте страхи. Помните: эстетика имеет дело с красотой, но красота не ограничивается лишь созерцанием приятного, есть мрачные и жуткие вещи, которые образуют неотъемлемый и важный пласт искусства.

https://horrorfestival.ru/?utm_source=referral&utm_medium=promo&utm_campaign=horrorfestival

Отдел второй: скульптура
Скульптурное искусство, будучи связано с архитектурой (как исторически, так и логически), все же стоит на более высокой ступени развития Духа, поскольку выражает уже не просто потребности человека в познании Всеобщего (божественных или стихийных сил), но внутренний мир субъекта, хотя и взятый прежде всего в телесном выражении. В этом отношении скульптура есть переходная форма искусства: она еще опирается на грубый природный материал (дерево или камень, например), но уже обращается не к абстрактной природе или божествам, а к утонченному человеческому образу: скульптура, короче говоря, выражает душу через тело.
И если архитектура есть важнейшее искусство символической формации, то скульптура – ключевое искусство для понимания формации классической. Общий ход развития эстетики, как показывает Гегель в своей Системе Искусств, соответствует логике развертывания Духа в Истории: от смутных абстракций к углубленной конкретности. На заре своего бытия Человек использует подручные материалы, чтобы создавать простейшие образцы искусства, и зодчество есть поэтому не только техника строительства, но способ выразить духовные стремления (через строительство религиозных сооружений, будь то пирамиды или Парфенон) в материальной форме. Затем, когда образ человека обнаружен в качестве исходной точки для искусства, наступает классическая эпоха – скульптура замещает архитектуру, став основной эстетической формой для осознания людьми собственной природы. С исторической точки зрения этот переход связан с расцветом Эллады и Рима, великих культур античного мира, где пластическое искусство достигает своих великих (и несравненных) вершин.
Учитывая такой взгляд, Гегель выдвигает следующее тематическое деление на традиционные три главы. В первой обсуждается фундаментальный принцип скульптуры как эстетической формы вообще. Во второй исследован идеал скульптуры как определяющего образца искусства классической эпохи. В третьей показан ход исторического развития скульптурного искусства, ведущий через восточные общества к греческой и римской эстетике, а затем – к уходу скульптуры на второй-третий план по мере развития романтической формации искусства, опирающейся на христианство.

Глава первая. Общий принцип скульптуры.
Скульптура как форма искусства основана на принципе выражения (безграничного и объективного) духа в (ограниченной и субъективной) телесной форме. Пластическая эстетика призвана подчеркнуть наиболее значимые общие черты того или иного идеала в том или ином конкретном облике.
Смысл этого принципа легче всего пояснить примером из античного искусства. Зевс – это стихия всеобщего: он возвышается над остальными богами, карает и милует их (даже если им порой удается ускользнуть от его взора) – но в качестве божества он обладает вполне определенным обликом, воплощенным в многочисленных скульптурных формах.
Или вот возьмем пример из истории поближе. Статуя Линкольна в Вашингтоне, округ Колумбия – это изображение конкретного жившего когда-то человека, однако во всем ее исполнении отражается не только характерные особенности одного отдельно взятого президента США, но и его историческое значение как человека, положившего конец эпохе рабовладения и при этом объединившего страну. Линкольн огромен, сидит в огромном кресле (сам размер скульптуры неявно намекает на важность персоны), он в одиночестве, и пространство вокруг него организовано так, чтобы ощущался масштаб – вспомните, что к статуе ведет лестница, т.е. зрители должны невольно смотреть на него снизу вверх и восходить к изображенной личности.
Скульптура, в общем, объединяет абстрактное и конкретное в телесной форме. Это искусство, в котором впервые Человек осознает свою духовную природу, познает собственную внутреннюю жизнь. Там, где архитектура соединяет Человека с богами и потусторонним миром, скульптура уже указывает ему – сначала через статуи человекоподобных божеств, а затем политиков, поэтов и т.д. – на его собственный жизненный мир, хотя знание этого мира еще долго остается смутным. Баланс индивидуального и универсального в изображении критично важен для скульптуры, однако независимо от частных особенностей стиля, руководящий принцип в пластическом искусстве остается неизменным: выразить духовную реальность в конкретно-телесной форме. Да, с течением времени важность этого принципа ослабевает, а после распада классической формации искусства (с приходом христианства) скульптура уступает лидерство другим художественным формам, но в античном мире пластическая эстетика является определяющей.

Глава вторая. Идеал скульптуры.
Если основополагающий принцип скульптуры заключается в том, чтобы выразить духовную жизнь в зафиксированной телесной форме, то эпохой несравненного идеала в пластическом искусстве является античность. До нее в искусстве господствует символический принцип (образ тяготеет к абстракции, стихии Всеобщего), после нее вперед выступает романтический подход (образ углубляется во внутренний мир отдельного человека). Но в античном мире скульптура – важнейшее из искусств в том смысле, что она придает осязаемый характер богам и героям, мифам и легендам, став связующим звеном между игрой воображения и конкретной реальностью.
Идеал здесь означает, напоминаю, воплощение идеи, то есть, сознательную реализацию высшего принципа, лежащего в основе искусства. Для греков и римлян идеал – это уже не безмерные абстракции фантазии (как для индусов или китайцев), и не потусторонние образы, смешанные с животными (как у египтян), но Человек; даже боги античного мира имеют чисто человеческий облик. Отсюда – стремление к точности пропорций, отображению динамики внутренней жизни даже в позах, одежде и прочих атрибутах. Пластическое искусство античности в этом отношении идеально, поскольку оно выходит далеко за пределы конкретной эпохи и отдельных народов, задав некий фундаментальный образец на многие поколения вперед (а мы знаем, что статуи греческих богов и бюсты римских политиков действительно стали референсом для бесчисленного множества подражаний, имитаций и стилизаций).
Но, по законам диалектики, осуществление идеала скульптуры в истории ведет именно к тому, что сам этот идеал оказывается превзойденным более высоким художественным принципом – идеей раскрытия бесконечного духовного мира индивида (а не только героев или богов). Поэтому вместе с приходом христианства заканчивается идеальная эпоха в истории развития скульптуры, само это искусство постепенно отодвигается на второй (а потом и на третий) план