Черная кошка
Немного предыстории.
Лет 35 тому назад в моем беззаботном уличном детстве ходила такая байка: какая-то непутевая мамаша бросила младенца около мусорной кучи, а когда его нашли, лица у него уже не было.
Я услышала эту историю на улице и с чувством пересказала ее дома. За что тут же мне прилетело от мамы: если еще принесешь с улицы подобную мерзкую небылицу, больше туда носа не высунешь. Ну, раз небылицу дома обсуждать не стали, то и я ее быстро забыла.
А теперь сама история.
Не помню, сколько мне было лет, но в школу я точно уже ходила. Наверное, лет 7-8.
Жили мы тогда в городе в частном секторе, дом наш стоял на краю улицы, обнесенный высоким деревянным забором.
Был летний солнечный денек, я сидела на лавочке перед домом и скучала. Почему-то в тот день не было со мной моих обычных друзей-подруг.
Вдруг смотрю — идет мимо меня кошка. Черная, гладкая, здоровая. На бездомную совсем не похожа, а чья – не знаю; хотя мы – ребятня считали своим долгом знать всех собак и кошек в окрестностях.
Кошка дошла до угла дома, остановилась в задумчивости, потом повернула назад, дошла до моей скамейки, села напротив и уставилась на меня. Я сижу, ногами болтаю. Игрушек у меня с собой не было, еды – тоже, потому что животных мы не держали. Чем я могла привлечь ее внимание, понятия не имею.
Полюбовавшись на меня немного, кошка как-то плавно и вкрадчиво пересела рядом на скамейку и даже передние лапы положила мне на колени. Все бы ничего, но она выпустила когти и на моих голых ногах тут же появились красные отпечатки. Я хотела ее отодвинуть, повернулась к ней, и вздрогнула: ее морда с разинутой пастью оказалась в нескольких сантиметрах от моего лица. Мне стало жутко.
Я вскочила, забежала во двор, хлопнув калиткой. И добежав до середины двора, зачем-то оглянулась. И вижу, что кошка уже вскарабкалась на забор и бодро идет по его кромке в мою сторону. Остановившись напротив, она пригнулась, сгруппировалась для прыжка и тут я понимаю, что целится прыгнуть эта тварь не на землю (забор высокий около 2-х метров), а именно мне на голову. И пасть опять разинула. И все это в полной тишине.
Тишину нарушил мой пронзительный визг и бегство домой. На крыльцо я взлетела за пару прыжков. И закрыла дверь на все замки.
К счастью, эту кошку я никогда больше не видела. Но одна мысль с тех пор не дает мне покоя: а что если бы этой кошке попался беспомощный младенец?
Автор - ninikka
Немного предыстории.
Лет 35 тому назад в моем беззаботном уличном детстве ходила такая байка: какая-то непутевая мамаша бросила младенца около мусорной кучи, а когда его нашли, лица у него уже не было.
Я услышала эту историю на улице и с чувством пересказала ее дома. За что тут же мне прилетело от мамы: если еще принесешь с улицы подобную мерзкую небылицу, больше туда носа не высунешь. Ну, раз небылицу дома обсуждать не стали, то и я ее быстро забыла.
А теперь сама история.
Не помню, сколько мне было лет, но в школу я точно уже ходила. Наверное, лет 7-8.
Жили мы тогда в городе в частном секторе, дом наш стоял на краю улицы, обнесенный высоким деревянным забором.
Был летний солнечный денек, я сидела на лавочке перед домом и скучала. Почему-то в тот день не было со мной моих обычных друзей-подруг.
Вдруг смотрю — идет мимо меня кошка. Черная, гладкая, здоровая. На бездомную совсем не похожа, а чья – не знаю; хотя мы – ребятня считали своим долгом знать всех собак и кошек в окрестностях.
Кошка дошла до угла дома, остановилась в задумчивости, потом повернула назад, дошла до моей скамейки, села напротив и уставилась на меня. Я сижу, ногами болтаю. Игрушек у меня с собой не было, еды – тоже, потому что животных мы не держали. Чем я могла привлечь ее внимание, понятия не имею.
Полюбовавшись на меня немного, кошка как-то плавно и вкрадчиво пересела рядом на скамейку и даже передние лапы положила мне на колени. Все бы ничего, но она выпустила когти и на моих голых ногах тут же появились красные отпечатки. Я хотела ее отодвинуть, повернулась к ней, и вздрогнула: ее морда с разинутой пастью оказалась в нескольких сантиметрах от моего лица. Мне стало жутко.
Я вскочила, забежала во двор, хлопнув калиткой. И добежав до середины двора, зачем-то оглянулась. И вижу, что кошка уже вскарабкалась на забор и бодро идет по его кромке в мою сторону. Остановившись напротив, она пригнулась, сгруппировалась для прыжка и тут я понимаю, что целится прыгнуть эта тварь не на землю (забор высокий около 2-х метров), а именно мне на голову. И пасть опять разинула. И все это в полной тишине.
Тишину нарушил мой пронзительный визг и бегство домой. На крыльцо я взлетела за пару прыжков. И закрыла дверь на все замки.
К счастью, эту кошку я никогда больше не видела. Но одна мысль с тех пор не дает мне покоя: а что если бы этой кошке попался беспомощный младенец?
Автор - ninikka
Напасть.
Квартира мне нравилась. Уютная и светлая, аккуратная и чистая, она производила приятное впечатление, казалась новой, хотя в ней уже жили.
— Предыдущий владелец умер, а его наследник живет за рубежом, — объяснил мне риэлтор. — Переезжать сюда он не собирается, а квартиру хочет продать побыстрее, поэтому и цена не слишком высокая.
Квартира однозначно была лучше всех остальных, которые я осматривал. Удобное расположение, развитая инфраструктура, все в шаговой доступности. Я недолго раздумывал. Уладили формальности, я перевел деньги; переезд, разбор вещей – и вот я сижу на своей новой кухне и пью кофе.
За окном вечерело. Последний глоток, и я отправился в комнату немного посмотреть телевизор. Взял пульт, удобно расположился, и тут мое внимание привлекло движение у стены.
Сначала я ничего не понял. Но потом на стене вспух выпуклый след ладони с пятью пальцами. Еще один, и вот уже ожил целый рельефный силуэт. Как будто стена была резиновая, и кто-то рвался из-за нее ко мне в комнату. Перебирал руками, открывал рот в беззвучном крике, давил, напирал, стремясь порвать преграду.
Так сильно я еще никогда не боялся. Я смотрел на все это в каком-то ступоре. Кто это, что это? Как это возможно? И что он будет делать, когда ворвется сюда?
Я встал и, не спуская глаз с фигуры, отступил в прихожую. Смотрел из-за двери, готовясь удрапать, и в то же время боясь хоть на минуту выпустить явление из поля зрения. Наконец силуэт перестал растягивать стену.
Через некоторое время я вошел в комнату, осторожно приблизился к стене и с опаской прикоснулся к ней.
Твердая, самая обычная стена.
Я не верил в то, что видел. Однозначно, это была галлюцинация. Но чем она вызвана? В моем роду вроде бы не было сумасшедших, психоактивных веществ я тоже не употреблял. Списать же такое явное и реалистичное видение на усталость или «показалось» я тоже не мог. Словом, я продолжал чувствовать страх, уже за свое ментальное здоровье.
Я пошел в ванную и умыл лицо холодной водой. Обнаружил, что забрызгал зеркало и стал протирать его тряпочкой. И стер вместе с брызгами верх своего отражения.
Пока я пялился на зеркало, остатки моего отражения стекли вниз и пропали из виду. Потрясенный, я придвинулся ближе, заглядывая в зеркало под разными углами. Я видел в ней ванную, во всех подробностях и во всех ракурсах, но не видел себя самого.
Я вернулся в комнату. Неужели мне придется обращаться к психиатру?
В тот вечер больше ничего странного не случилось. Некоторое время я просидел просто так, затем отложил обдумывание и включил телевизор, чтобы отвлечься.
На следующий день я гнал от себя мысли о произошедшем. Сварил уху, позавтракал. Мне не надо было никуда идти, так что я остался дома.
Я был в комнате, когда услышал звонкий удар из кухни. Заглянув туда, я увидел, что на полу валяется крышка от кастрюли, из которой лезет рыба. Вареная, черт подери, рыба! Но уже не совсем рыба.
Существо шлепнулось на плиту, а оттуда на пол, вытянулось и увеличилось в размерах. Выглядело оно, как рыбоподобный гуманоид. Прямоходящее, стоящее на двух лапах, все в чешуе, с отростками-плавниками. И с белыми глазами.
Я побежал в комнату, когда оно зашлепало прочь из кухни. Закрыл дверь и придвинул к ней шкаф. Некоторое время я слышал, как оно расхаживает по квартире, затем звуки прекратились. Еще через часок я отважился отодвинуть шкаф и выглянуть в коридор. Вооружился шваброй и обследовал весь дом.
Никаких следов чудовища. Кстати, крышку я нашел на кастрюле, а внутри – свою вареную рыбу.
Может быть, дело в квартире? Я где-то читал или слышал, что в так называемых домах с привидениями на самом деле были банальные утечки токсичных газов, которые вызывали у людей плохое самочувствие, галлюцинации, неадекватное поведение и искажения сознания. Но одно дело частный дом и совсем другое – квартира. Могло ли здесь быть что-то такое?
Есть способ, впрочем, проверить, во мне дело, или в этом месте. Если я весь день проведу вне квартиры, и ничего странного не случится, то я укреплюсь во мнении, что со мной все в порядке.
Я вышел из дома и весь день гулял.
Квартира мне нравилась. Уютная и светлая, аккуратная и чистая, она производила приятное впечатление, казалась новой, хотя в ней уже жили.
— Предыдущий владелец умер, а его наследник живет за рубежом, — объяснил мне риэлтор. — Переезжать сюда он не собирается, а квартиру хочет продать побыстрее, поэтому и цена не слишком высокая.
Квартира однозначно была лучше всех остальных, которые я осматривал. Удобное расположение, развитая инфраструктура, все в шаговой доступности. Я недолго раздумывал. Уладили формальности, я перевел деньги; переезд, разбор вещей – и вот я сижу на своей новой кухне и пью кофе.
За окном вечерело. Последний глоток, и я отправился в комнату немного посмотреть телевизор. Взял пульт, удобно расположился, и тут мое внимание привлекло движение у стены.
Сначала я ничего не понял. Но потом на стене вспух выпуклый след ладони с пятью пальцами. Еще один, и вот уже ожил целый рельефный силуэт. Как будто стена была резиновая, и кто-то рвался из-за нее ко мне в комнату. Перебирал руками, открывал рот в беззвучном крике, давил, напирал, стремясь порвать преграду.
Так сильно я еще никогда не боялся. Я смотрел на все это в каком-то ступоре. Кто это, что это? Как это возможно? И что он будет делать, когда ворвется сюда?
Я встал и, не спуская глаз с фигуры, отступил в прихожую. Смотрел из-за двери, готовясь удрапать, и в то же время боясь хоть на минуту выпустить явление из поля зрения. Наконец силуэт перестал растягивать стену.
Через некоторое время я вошел в комнату, осторожно приблизился к стене и с опаской прикоснулся к ней.
Твердая, самая обычная стена.
Я не верил в то, что видел. Однозначно, это была галлюцинация. Но чем она вызвана? В моем роду вроде бы не было сумасшедших, психоактивных веществ я тоже не употреблял. Списать же такое явное и реалистичное видение на усталость или «показалось» я тоже не мог. Словом, я продолжал чувствовать страх, уже за свое ментальное здоровье.
Я пошел в ванную и умыл лицо холодной водой. Обнаружил, что забрызгал зеркало и стал протирать его тряпочкой. И стер вместе с брызгами верх своего отражения.
Пока я пялился на зеркало, остатки моего отражения стекли вниз и пропали из виду. Потрясенный, я придвинулся ближе, заглядывая в зеркало под разными углами. Я видел в ней ванную, во всех подробностях и во всех ракурсах, но не видел себя самого.
Я вернулся в комнату. Неужели мне придется обращаться к психиатру?
В тот вечер больше ничего странного не случилось. Некоторое время я просидел просто так, затем отложил обдумывание и включил телевизор, чтобы отвлечься.
На следующий день я гнал от себя мысли о произошедшем. Сварил уху, позавтракал. Мне не надо было никуда идти, так что я остался дома.
Я был в комнате, когда услышал звонкий удар из кухни. Заглянув туда, я увидел, что на полу валяется крышка от кастрюли, из которой лезет рыба. Вареная, черт подери, рыба! Но уже не совсем рыба.
Существо шлепнулось на плиту, а оттуда на пол, вытянулось и увеличилось в размерах. Выглядело оно, как рыбоподобный гуманоид. Прямоходящее, стоящее на двух лапах, все в чешуе, с отростками-плавниками. И с белыми глазами.
Я побежал в комнату, когда оно зашлепало прочь из кухни. Закрыл дверь и придвинул к ней шкаф. Некоторое время я слышал, как оно расхаживает по квартире, затем звуки прекратились. Еще через часок я отважился отодвинуть шкаф и выглянуть в коридор. Вооружился шваброй и обследовал весь дом.
Никаких следов чудовища. Кстати, крышку я нашел на кастрюле, а внутри – свою вареную рыбу.
Может быть, дело в квартире? Я где-то читал или слышал, что в так называемых домах с привидениями на самом деле были банальные утечки токсичных газов, которые вызывали у людей плохое самочувствие, галлюцинации, неадекватное поведение и искажения сознания. Но одно дело частный дом и совсем другое – квартира. Могло ли здесь быть что-то такое?
Есть способ, впрочем, проверить, во мне дело, или в этом месте. Если я весь день проведу вне квартиры, и ничего странного не случится, то я укреплюсь во мнении, что со мной все в порядке.
Я вышел из дома и весь день гулял.
В обед перекусил в кафе. А вечером отправился обратно.
Все было нормально. Я зашел в ванную, начал умыться и, взглянув в зеркало, заметил за собой силуэт. В диком ужасе обернулся и ничего не нашел. Снова обернулся. И увидел в раковине, в отверстии слива, глаз.
Я попятился от раковины, и тут канализационная труба оторвалась от раковины и повернулась ко мне отверстием, полным зубов, как у миноги. Змеиный бросок, и вот она вцепилась мне в бок. Острая боль пронзила меня. Кое-как оторвав от себя трубу, я выскочил в коридор и захлопнул дверь.
В комнате я осмотрел себя. Несколько дырок на кофте, там, куда меня укусила тварь, и несколько ран на боку. Я ощупал их, затем продезинфицировал и заклеил пластырем.
Если раньше вставал вопрос, что могло вызвать столь лютые глюки, то теперь я уже вовсе не знал, что и думать. Эти раны – не могли же они быть галлюцинацией? Или могли? Ведь я ощупал их. Сомнений в их реальности как будто не было. Мог ли я сам себе их нанести? Но как и чем?
Больше в этот вечер инцидентов не было. Я заснул.
Я бежал по темному лесу, меня били ветви сосен, я спотыкался и перепрыгивал через коряги, продирался через чащу, нигде не находя выхода и признаков цивилизации.
Вот я выбежал на поляну, в центре которой было озеро. Внезапно что-то тряхнуло, и вдруг поверхность земли, вместе с озером стала вертикально. Направление, куда я бежал, стало верхом, а противоположное – низом, и я начал падать, больно ударился спиной о дерево. Сел на ствол, обхватив его ногами. Передо мной была земля, чуть выше в ней – озеро, а за спиной – темное небо. Вдруг вектор притяжения опять изменился, инвертировался, и я снова начал падать. Когда я пролетал мимо озера, оно внезапно оказалось подо мной, и я со всплеском рухнул в него. Тут же поверхность озера вновь стала вертикально, я видел ее перед собой, вися в воде. Я протянул руку и дотронулся до границы воды. Она была твердая, словно стекло. Я начал бить в нее и вдруг она потянулась, стала как будто резиновой, а за ней вместо леса и неба я увидел свою комнату. Я продолжал давить, напирать руками, головой, всем телом, крича и изо всех сил пытаясь прорваться. Выдохнул остатки воздуха. Задержал дыхание, насколько мог. И когда уже начал терять сознание, очнулся у себя на кровати.
Я был весь мокрый, так же, как и простыня, подушка и одеяло.
Я доспал эту ночь без происшествий, а потом напросился пожить к своему другу, а сам тем временем позвонил риэлтору и сказал ему искать покупателя на квартиру, а мне – новую.
Через несколько дней мы оформили сделку, и я наконец-то опять переехал.
Зашел в ванную и, подойдя к зеркалу, обнаружил, что мое отражение подалось вперед, схватило меня за затылок и с силой ударило лицом об раковину.
— Ты же не думал, что так просто все закончится? — глумливо, хриплым голосом спросило оно. — Я не был привязан к квартире, а просто поджидал там, и дождался – тебя!
Автор - mr Andy
Все было нормально. Я зашел в ванную, начал умыться и, взглянув в зеркало, заметил за собой силуэт. В диком ужасе обернулся и ничего не нашел. Снова обернулся. И увидел в раковине, в отверстии слива, глаз.
Я попятился от раковины, и тут канализационная труба оторвалась от раковины и повернулась ко мне отверстием, полным зубов, как у миноги. Змеиный бросок, и вот она вцепилась мне в бок. Острая боль пронзила меня. Кое-как оторвав от себя трубу, я выскочил в коридор и захлопнул дверь.
В комнате я осмотрел себя. Несколько дырок на кофте, там, куда меня укусила тварь, и несколько ран на боку. Я ощупал их, затем продезинфицировал и заклеил пластырем.
Если раньше вставал вопрос, что могло вызвать столь лютые глюки, то теперь я уже вовсе не знал, что и думать. Эти раны – не могли же они быть галлюцинацией? Или могли? Ведь я ощупал их. Сомнений в их реальности как будто не было. Мог ли я сам себе их нанести? Но как и чем?
Больше в этот вечер инцидентов не было. Я заснул.
Я бежал по темному лесу, меня били ветви сосен, я спотыкался и перепрыгивал через коряги, продирался через чащу, нигде не находя выхода и признаков цивилизации.
Вот я выбежал на поляну, в центре которой было озеро. Внезапно что-то тряхнуло, и вдруг поверхность земли, вместе с озером стала вертикально. Направление, куда я бежал, стало верхом, а противоположное – низом, и я начал падать, больно ударился спиной о дерево. Сел на ствол, обхватив его ногами. Передо мной была земля, чуть выше в ней – озеро, а за спиной – темное небо. Вдруг вектор притяжения опять изменился, инвертировался, и я снова начал падать. Когда я пролетал мимо озера, оно внезапно оказалось подо мной, и я со всплеском рухнул в него. Тут же поверхность озера вновь стала вертикально, я видел ее перед собой, вися в воде. Я протянул руку и дотронулся до границы воды. Она была твердая, словно стекло. Я начал бить в нее и вдруг она потянулась, стала как будто резиновой, а за ней вместо леса и неба я увидел свою комнату. Я продолжал давить, напирать руками, головой, всем телом, крича и изо всех сил пытаясь прорваться. Выдохнул остатки воздуха. Задержал дыхание, насколько мог. И когда уже начал терять сознание, очнулся у себя на кровати.
Я был весь мокрый, так же, как и простыня, подушка и одеяло.
Я доспал эту ночь без происшествий, а потом напросился пожить к своему другу, а сам тем временем позвонил риэлтору и сказал ему искать покупателя на квартиру, а мне – новую.
Через несколько дней мы оформили сделку, и я наконец-то опять переехал.
Зашел в ванную и, подойдя к зеркалу, обнаружил, что мое отражение подалось вперед, схватило меня за затылок и с силой ударило лицом об раковину.
— Ты же не думал, что так просто все закончится? — глумливо, хриплым голосом спросило оно. — Я не был привязан к квартире, а просто поджидал там, и дождался – тебя!
Автор - mr Andy
Кто стучал?
История у меня простая и, я б даже сказала, скучная по сравнению с тем, что тут пишут. Но было такое вот.
В начале подобных историй положено рассказывать, что ты вообще закоренелый материалист и ни во что подобное не веришь. Я такого сказать не могу. Вполне верю в «подобное», но оно меня лично никогда не посещало. Даже эту историю знаю с чужих слов, но слова принадлежат человеку, которому я полностью доверяю.
Моя свекровь Надежда Сергеевна родилась в интеллигентной семье и росла в городе, но в зрелом возрасте начало «тянуть к земле». После выхода на пенсию она продала свою квартиру. Часть денег выделила моему мужу, он их вложил в наше нынешнее жилье. На оставшиеся купила и перестроила дом в деревне для себя и старшего сына Валеры. Валерке принадлежит пристройка к основному дому. Там отдельный вход, и они, случается, по нескольку дней не видятся, хоть и живут формально в одном доме.
Надежда Сергеевна уже пожилая, со здоровьем бывают проблемы, поэтому у них договоренность, что если вдруг что срочно потребуется, постучит в стенку.
Однажды стук раздался среди ночи. Валерка вскочил, натянул штаны и побежал прямо в тапках, хоть и зима была. Знает ведь, что мать зря беспокоить не будет. Вбегает, а мать лежит, смотрит в потолок пустыми глазами и бормочет что-то несвязное. Он по образованию фельдшер, сейчас уже лет двадцать, как другим делом занимается, но в свое время три года на скорой откатался. Инсульт распознавать научился слету. Врачи потом сказали, что он правильными действиями практически жизнь ей спас, если б не знал, что делать — она могла бы овощем остаться, а так обошлось всё, только речь немножко замедленная.
Так вот, что касается мистики — совершенно не ясно, кто тогда Валерке в стену стукнул: Надежда Сергеевна посреди комнаты лежала, до стены метра три. Мы с мужем спрашивали, может, это в голове мысль возникла, но он говорит, что спал, а удар был физический, такой сильный, что он, здоровый дядька, чуть с кровати не улетел. В общем, не знаем мы, может, домовой, а может и еще кто, но спасибо ему от всей нашей семьи.
Автор - inkakakkartinka
История у меня простая и, я б даже сказала, скучная по сравнению с тем, что тут пишут. Но было такое вот.
В начале подобных историй положено рассказывать, что ты вообще закоренелый материалист и ни во что подобное не веришь. Я такого сказать не могу. Вполне верю в «подобное», но оно меня лично никогда не посещало. Даже эту историю знаю с чужих слов, но слова принадлежат человеку, которому я полностью доверяю.
Моя свекровь Надежда Сергеевна родилась в интеллигентной семье и росла в городе, но в зрелом возрасте начало «тянуть к земле». После выхода на пенсию она продала свою квартиру. Часть денег выделила моему мужу, он их вложил в наше нынешнее жилье. На оставшиеся купила и перестроила дом в деревне для себя и старшего сына Валеры. Валерке принадлежит пристройка к основному дому. Там отдельный вход, и они, случается, по нескольку дней не видятся, хоть и живут формально в одном доме.
Надежда Сергеевна уже пожилая, со здоровьем бывают проблемы, поэтому у них договоренность, что если вдруг что срочно потребуется, постучит в стенку.
Однажды стук раздался среди ночи. Валерка вскочил, натянул штаны и побежал прямо в тапках, хоть и зима была. Знает ведь, что мать зря беспокоить не будет. Вбегает, а мать лежит, смотрит в потолок пустыми глазами и бормочет что-то несвязное. Он по образованию фельдшер, сейчас уже лет двадцать, как другим делом занимается, но в свое время три года на скорой откатался. Инсульт распознавать научился слету. Врачи потом сказали, что он правильными действиями практически жизнь ей спас, если б не знал, что делать — она могла бы овощем остаться, а так обошлось всё, только речь немножко замедленная.
Так вот, что касается мистики — совершенно не ясно, кто тогда Валерке в стену стукнул: Надежда Сергеевна посреди комнаты лежала, до стены метра три. Мы с мужем спрашивали, может, это в голове мысль возникла, но он говорит, что спал, а удар был физический, такой сильный, что он, здоровый дядька, чуть с кровати не улетел. В общем, не знаем мы, может, домовой, а может и еще кто, но спасибо ему от всей нашей семьи.
Автор - inkakakkartinka
— Вы по внутренностям гадаете?
— Птичьим? — хмуро поднял бровь хозяин. — Кроличьим, бараньим?
— Человечьим.
Владелец сувенирной лавочки, мужчина средних лет в потёртой жилетке, открыл рот и онемел. Человек в форме вперил в него каменный взгляд. За его спиной трое довольных клиентов, гогоча, передавали друг другу коричневую скляночку, на которой красовалась каллиграфическая надпись: «Алкоголизм. Вы сопьётесь за полгода!»
— В каком смысле?
— А лицензия на продажу алкогольной продукции у вас есть? — гость опёрся на прилавок, сделав вид, что ничего до этого не спрашивал.
— Какой там алкоголь? — тряхнул головой хозяин. — Змеиный яд на обезьяньем дерьме. Из Камбоджи заказывал. Говорят, от простатита помогает.
Один из парней случайно толкнул уборщика. Тот замычал, дёргая шеей, затоптался, едва не опрокинул ведро. Ребята даже не обернулись, выходя из лавки. Уборщик оглянулся на хозяина оловянными глазёнками, вжал кривую голову в плечи и, тихонько блея, продолжил свой хромоногий танец со шваброй.
— И зачем людей обманываете? — вздохнул следователь, изучая табличку «Чёрный маг Сергей Белов» над прилавком.
— Они сами этого хотят, — пожал плечами Белов. — Не хотели бы — сюда бы не пришли.
— Магазин чёрной магии «За Стеной»? Злая сувенирная лавка? Вы серьёзно?
— Пф-ф, конечно, нет. Злым быть весело. Чёрная магия в моде. Как чёрный юмор, и сомнительные комплименты. Если я скажу той девушке, что красота её глаз скрывает кривизну ног, она сочтёт меня интересным.
— Хм, нет, это никогда не работало.
Хозяин сделал скучные глаза, следя за уборщиком, капавшим слюной на пол с прижатой к груди шваброй.
— Так вы по делу или просто поболтать? У меня тут слабоумный парень завис.
Гость вынул удостоверение:
— Елецкий, — представился он. — Старший следователь.
Затем водрузил на прилавок портфельчик, щёлкнул, выудил папку и протянул хозяину. Заложив палец на нужной странице, серьёзно спросил:
— Так вы по внутренностям гадаете?
***
Чёрт, все эти убитые… Пропавшие… Вырезки человечины в окрестных мусорках, корпуса тел с вынутыми органами… Ужасно. Ужасно, что я ничего не чувствую. Мне не жаль. Пальцем не шевельну, чтобы помочь с поисками — делать мне больше нечего. Сами найдут убийцу — пусть даже он успеет разобрать по частям ещё парочку горожан.
Сегодня опять придёт цыганка, она всегда приходит по четвергам. Накупит глазастых оберегов на верёвочках, пару колод Таро и масел. Будет лязгать железнозубым смехом и рассыпаться цветистыми предсказаниями. Будет громко и утомительно.
Пока ещё тихо. С утра стриженный парнишка купил кулончик с единорогом, якобы хранящим девственность — дурак. Хочешь, чтоб дождалась — купи лучше пояс верности.
… Вечером я поднимусь к себе в комнату и спокойно почитаю. А этот дурачок опять полезет в подвал играть в свои игрушки. Сидит там, возится в грязи — потом от него так несёт дерьмом, что даже благовония не спасают, приходится проветривать. Ну хоть помыться ему мозгов хватает.
А вообще… Неужели я настолько прочно отгородился от них? Эта стена, выстроенная по кирпичику за все эти годы. С чего же… с чего же началось? Ах, как всегда, отец. Сволочь.
***
— Если без шуток, то я очень сожалею, но ничем не могу помочь. — Белов протёр очки и развёл руками. — У вас же есть судмедэксперты. Спросите у них. Я обыкновенный шарлатан. Да и мы не в кино, чтобы расследование так работало.
— Тогда всего один вопрос, — проскрипел Елецкий, выкладывая ещё пару фотографий. — Что на вашем крыльце делают пятна крови?
— К-крови? — у Белова задёргалась щека. — Как? Где?
Он вперился глазами в фотографии, разворачивая и присматриваясь. Наконец вздохнул с облегчением.
— А я-то думал… Мне и не сказал никто. Тут же всего пара капель. Я бы даже и не разглядел.
— У нас работа такая, — отчеканил Елецкий. — Разглядывать то, что другие не видят. Вы не ответили на вопрос.
— Я не знаю ответа! — растерянно выдохнул маг. — Может, у кого-то кровь носом пошла — от благовоний такое бывает. Или порезался кто… Но прошлой ночью я спокойно спал в своей постели.
— Это может кто-то подтвердить?
— Птичьим? — хмуро поднял бровь хозяин. — Кроличьим, бараньим?
— Человечьим.
Владелец сувенирной лавочки, мужчина средних лет в потёртой жилетке, открыл рот и онемел. Человек в форме вперил в него каменный взгляд. За его спиной трое довольных клиентов, гогоча, передавали друг другу коричневую скляночку, на которой красовалась каллиграфическая надпись: «Алкоголизм. Вы сопьётесь за полгода!»
— В каком смысле?
— А лицензия на продажу алкогольной продукции у вас есть? — гость опёрся на прилавок, сделав вид, что ничего до этого не спрашивал.
— Какой там алкоголь? — тряхнул головой хозяин. — Змеиный яд на обезьяньем дерьме. Из Камбоджи заказывал. Говорят, от простатита помогает.
Один из парней случайно толкнул уборщика. Тот замычал, дёргая шеей, затоптался, едва не опрокинул ведро. Ребята даже не обернулись, выходя из лавки. Уборщик оглянулся на хозяина оловянными глазёнками, вжал кривую голову в плечи и, тихонько блея, продолжил свой хромоногий танец со шваброй.
— И зачем людей обманываете? — вздохнул следователь, изучая табличку «Чёрный маг Сергей Белов» над прилавком.
— Они сами этого хотят, — пожал плечами Белов. — Не хотели бы — сюда бы не пришли.
— Магазин чёрной магии «За Стеной»? Злая сувенирная лавка? Вы серьёзно?
— Пф-ф, конечно, нет. Злым быть весело. Чёрная магия в моде. Как чёрный юмор, и сомнительные комплименты. Если я скажу той девушке, что красота её глаз скрывает кривизну ног, она сочтёт меня интересным.
— Хм, нет, это никогда не работало.
Хозяин сделал скучные глаза, следя за уборщиком, капавшим слюной на пол с прижатой к груди шваброй.
— Так вы по делу или просто поболтать? У меня тут слабоумный парень завис.
Гость вынул удостоверение:
— Елецкий, — представился он. — Старший следователь.
Затем водрузил на прилавок портфельчик, щёлкнул, выудил папку и протянул хозяину. Заложив палец на нужной странице, серьёзно спросил:
— Так вы по внутренностям гадаете?
***
Чёрт, все эти убитые… Пропавшие… Вырезки человечины в окрестных мусорках, корпуса тел с вынутыми органами… Ужасно. Ужасно, что я ничего не чувствую. Мне не жаль. Пальцем не шевельну, чтобы помочь с поисками — делать мне больше нечего. Сами найдут убийцу — пусть даже он успеет разобрать по частям ещё парочку горожан.
Сегодня опять придёт цыганка, она всегда приходит по четвергам. Накупит глазастых оберегов на верёвочках, пару колод Таро и масел. Будет лязгать железнозубым смехом и рассыпаться цветистыми предсказаниями. Будет громко и утомительно.
Пока ещё тихо. С утра стриженный парнишка купил кулончик с единорогом, якобы хранящим девственность — дурак. Хочешь, чтоб дождалась — купи лучше пояс верности.
… Вечером я поднимусь к себе в комнату и спокойно почитаю. А этот дурачок опять полезет в подвал играть в свои игрушки. Сидит там, возится в грязи — потом от него так несёт дерьмом, что даже благовония не спасают, приходится проветривать. Ну хоть помыться ему мозгов хватает.
А вообще… Неужели я настолько прочно отгородился от них? Эта стена, выстроенная по кирпичику за все эти годы. С чего же… с чего же началось? Ах, как всегда, отец. Сволочь.
***
— Если без шуток, то я очень сожалею, но ничем не могу помочь. — Белов протёр очки и развёл руками. — У вас же есть судмедэксперты. Спросите у них. Я обыкновенный шарлатан. Да и мы не в кино, чтобы расследование так работало.
— Тогда всего один вопрос, — проскрипел Елецкий, выкладывая ещё пару фотографий. — Что на вашем крыльце делают пятна крови?
— К-крови? — у Белова задёргалась щека. — Как? Где?
Он вперился глазами в фотографии, разворачивая и присматриваясь. Наконец вздохнул с облегчением.
— А я-то думал… Мне и не сказал никто. Тут же всего пара капель. Я бы даже и не разглядел.
— У нас работа такая, — отчеканил Елецкий. — Разглядывать то, что другие не видят. Вы не ответили на вопрос.
— Я не знаю ответа! — растерянно выдохнул маг. — Может, у кого-то кровь носом пошла — от благовоний такое бывает. Или порезался кто… Но прошлой ночью я спокойно спал в своей постели.
— Это может кто-то подтвердить?
— Только Хая, — он кивнул на уборщика.
— Хая?
— Ну, кхм, не Игорем же мне его звать… Он тут вроде талисмана. Создаёт имидж. Живёт, как и я, тут же, при магазине. Только вот Хая — дурачок. То есть, совсем. Да, Хая?
— Умымамф! — радостно закивал Хая, подняв на них своё асимметричное рыльце, измятое в улыбке. — Ыгорф!
Стальным переливом сыграла открытая дверь. Заголосили цветастые юбки, вспорхнули шали, затараторила, звеня браслетами, чернобровая:
— … Мой дорогой, всё разобрали, все твои амулетики, счастливая твоя рука! Рахиба хорошую судьбу тебе нагадает! Долгих лет тебе, да воссияет над тобой солнце, ты мой удачливый, мой казённый, мой червовый валет…
— Гражданочка, потише, — повысил голос Елецкий, буравя глазами Белова. — Значит, единственный, кто может подтвердить, что вы спали в квартире при магазине — это полоумный уборщик? Вы с ним спите вместе?..
***
Да что этот гад себе позволяет?!
Бардак. Цирк. Балаган.
Ладно, выяснили, что спим раздельно. Допрос продолжается. Он говорит, есть и другие пропавшие. Говорит, это очень важно, их эксперты нагадали по внутренностям, что людей резали и пытали ещё живыми. Отрезали им языки и конечности, пускали кровь десятками порезов…
Это делал кто-то… Совсем рядом и совсем недавно. Он был на моём пороге. Психопаты — они мыслят символами. Это наверняка связано с лавкой, я даже догадываюсь как.
Дурака моего жалко. Ему ж тоже на нервы действует это всё, а ведь и так мозги набекрень. Голова болит от вони сандала и ладана, трещотки-цыганки, в глазах рябит от этих юбок, какой-то расхлябанный растаман шаркает по ушам подошвами. О страдание…
А где-то мычат безъязыкие обрубки людей. Сухо рыдают, скребут культями кирпичи, слёз у них не осталось, кровь на исходе. Слишком живо представил картину. Замутило.
Интересно об убийствах. Зачем это? Безразличие к людям не грех. Но что заставляет их убивать? Никогда этого не пойму. Я всё-таки строил стену — не гильотину.
***
— Повторяю: вы видели вчера Сергея Белова в его комнате?
— Ыблоа! — нервно прогудел Хая, пятясь назад.
— Бе-ло-ва! Чёрный, мать его, маг! В своей комнате! Ночью! Был?! — уже крепко надрывался Елецкий, отчаянно жестикулируя.
Кривое лицо Хаи сморщилось, как раздавленный помидор. Жалобный скулёж вырывался откуда-то из недр этого помидора. Швабру он выставил перед собой, точно прячась за неё.
Следователь махнул рукой.
— Я же говорю, ай-кью как у кирпича, — подытожил Белов. — Ничегошеньки не соображает, что вокруг происходит.
— Он пропадал когда-нибудь надолго?
— Порченое семя, гнилая кровь! — зловеще процедила Рахиба, тыча бурым пальцем в кретина.
— В каком смысле? — вскинул брови хозяин, не обращая внимания на её цыганские фокусы. — Днём — нет. Я за ним не слежу, но если бы уходил по ночам, я бы слышал. Лавку запираю. Ключ у меня один, всегда при себе.
— … Проклят и обречён гореть в аду!
— Он отлучается из лавки? — поморщился следователь. — В магазин, например?
— Нет, покупать он сам не умеет. Я хожу в магазин по мере надобности. А он может готовить простые блюда. Яичницу поджарить, макароны, простенький суп…
— … Дьяволово отродье! Кривая рожа твоя несёт черноту и проклятье!
— То есть, на улице не бывает?
— Ну… Он гуляет. Сидит на скамеечке в парке или ходит кругами. Далеко не уходит — боится потеряться.
— Что ж, и то верно, — вздохнул Елецкий, делая пометку в блокноте. — Если увидите что-то подозрительное, дайте знать.
— Конеч…
— ФАМАГЫЫФТЫ!
Они обернулись. Рахиба размашисто хлестала Хаю связкой бус. Тот жалобно рыдал, пятясь назад. На роже его вспухли несколько алых полос, он мотал головой и хлипковатой поступью семенил в сторону подсобки.
— Бесов приплод, грязь человечья, скот бессловесный, зачем на свет Божий народился такой, сукин сын!
— Ай-ааа! Ай-йааа! Ах-йааа! — выл, задыхаясь от плача, дурачок. — Хай-йааа, хай-йаааа!
Как будто представлялся.
— Да уберите ж вы её! — взревел хозяин.
Следователь бросился разнимать драку.
— Хая?
— Ну, кхм, не Игорем же мне его звать… Он тут вроде талисмана. Создаёт имидж. Живёт, как и я, тут же, при магазине. Только вот Хая — дурачок. То есть, совсем. Да, Хая?
— Умымамф! — радостно закивал Хая, подняв на них своё асимметричное рыльце, измятое в улыбке. — Ыгорф!
Стальным переливом сыграла открытая дверь. Заголосили цветастые юбки, вспорхнули шали, затараторила, звеня браслетами, чернобровая:
— … Мой дорогой, всё разобрали, все твои амулетики, счастливая твоя рука! Рахиба хорошую судьбу тебе нагадает! Долгих лет тебе, да воссияет над тобой солнце, ты мой удачливый, мой казённый, мой червовый валет…
— Гражданочка, потише, — повысил голос Елецкий, буравя глазами Белова. — Значит, единственный, кто может подтвердить, что вы спали в квартире при магазине — это полоумный уборщик? Вы с ним спите вместе?..
***
Да что этот гад себе позволяет?!
Бардак. Цирк. Балаган.
Ладно, выяснили, что спим раздельно. Допрос продолжается. Он говорит, есть и другие пропавшие. Говорит, это очень важно, их эксперты нагадали по внутренностям, что людей резали и пытали ещё живыми. Отрезали им языки и конечности, пускали кровь десятками порезов…
Это делал кто-то… Совсем рядом и совсем недавно. Он был на моём пороге. Психопаты — они мыслят символами. Это наверняка связано с лавкой, я даже догадываюсь как.
Дурака моего жалко. Ему ж тоже на нервы действует это всё, а ведь и так мозги набекрень. Голова болит от вони сандала и ладана, трещотки-цыганки, в глазах рябит от этих юбок, какой-то расхлябанный растаман шаркает по ушам подошвами. О страдание…
А где-то мычат безъязыкие обрубки людей. Сухо рыдают, скребут культями кирпичи, слёз у них не осталось, кровь на исходе. Слишком живо представил картину. Замутило.
Интересно об убийствах. Зачем это? Безразличие к людям не грех. Но что заставляет их убивать? Никогда этого не пойму. Я всё-таки строил стену — не гильотину.
***
— Повторяю: вы видели вчера Сергея Белова в его комнате?
— Ыблоа! — нервно прогудел Хая, пятясь назад.
— Бе-ло-ва! Чёрный, мать его, маг! В своей комнате! Ночью! Был?! — уже крепко надрывался Елецкий, отчаянно жестикулируя.
Кривое лицо Хаи сморщилось, как раздавленный помидор. Жалобный скулёж вырывался откуда-то из недр этого помидора. Швабру он выставил перед собой, точно прячась за неё.
Следователь махнул рукой.
— Я же говорю, ай-кью как у кирпича, — подытожил Белов. — Ничегошеньки не соображает, что вокруг происходит.
— Он пропадал когда-нибудь надолго?
— Порченое семя, гнилая кровь! — зловеще процедила Рахиба, тыча бурым пальцем в кретина.
— В каком смысле? — вскинул брови хозяин, не обращая внимания на её цыганские фокусы. — Днём — нет. Я за ним не слежу, но если бы уходил по ночам, я бы слышал. Лавку запираю. Ключ у меня один, всегда при себе.
— … Проклят и обречён гореть в аду!
— Он отлучается из лавки? — поморщился следователь. — В магазин, например?
— Нет, покупать он сам не умеет. Я хожу в магазин по мере надобности. А он может готовить простые блюда. Яичницу поджарить, макароны, простенький суп…
— … Дьяволово отродье! Кривая рожа твоя несёт черноту и проклятье!
— То есть, на улице не бывает?
— Ну… Он гуляет. Сидит на скамеечке в парке или ходит кругами. Далеко не уходит — боится потеряться.
— Что ж, и то верно, — вздохнул Елецкий, делая пометку в блокноте. — Если увидите что-то подозрительное, дайте знать.
— Конеч…
— ФАМАГЫЫФТЫ!
Они обернулись. Рахиба размашисто хлестала Хаю связкой бус. Тот жалобно рыдал, пятясь назад. На роже его вспухли несколько алых полос, он мотал головой и хлипковатой поступью семенил в сторону подсобки.
— Бесов приплод, грязь человечья, скот бессловесный, зачем на свет Божий народился такой, сукин сын!
— Ай-ааа! Ай-йааа! Ах-йааа! — выл, задыхаясь от плача, дурачок. — Хай-йааа, хай-йаааа!
Как будто представлялся.
— Да уберите ж вы её! — взревел хозяин.
Следователь бросился разнимать драку.
Рахиба уже успела загнать Хаю в подсобку, где среди неотделанных стен из рыжего кирпича лупила его по чём попало, впав в какое-то бешенство.
— Врёшь, не проведёшь! — вопила она. — Чую в тебе паскуду! Чую чёрта! Это ты, дрянь, людей изводишь, а ну признавайся!
— Ивымааффуй! Хаый, аыйяя! — гудел, скорчившись за шваброй исполосованный Хая. Бусы разлетались по каморке, весело перестукиваясь. Дурак всё голосил на вдохе и на выдохе: — Хый-йяя! Хай-йяяя!
Елецкий наконец догнал гадалку, схватил за локти. Взбешенная цыганская баба далась непросто. Вырвалась, укусила следователя за палец, отпихнула, споткнулась о ногу, врезалась в стену головой.
Они боролись ещё с минуту, пока не выдохлись. Елецкий всё же защёлкнул наручники на запястьях Рахибы. Пока он приходил в себя, его внимание привлекли две детали.
Первой были кирпичи. То, что он принял за голые стены, при взгляде в упор оказалось верхней отделкой. Одна из панелек-кирпичей торчала из кладки — видно, кто-то из них ткнул локтем в борьбе.
Второй деталью был запах. До подсобки не дотягивал царивший в лавочке густой аромат благовоний. Здесь пахло иначе. Запыхавшийся следователь дышал часто и глубоко. Ещё пара секунд ушла на то, чтобы понять: именно от фальшивого кирпичика тянуло тленом, испражнениями и подгнившим мясом.
Он встал и заглянул за панель. Ну конечно. Замочная скважина в железной двери. На пороге подсобки стоял бледный трясущийся хозяин. Елецкий достал табельное, направив на «чёрного мага», и прохрипел:
— Открывай.
***
Однако я выстроил крепкую стену.
Когда-нибудь и это должно было закончиться, как заканчивалось всё хорошее. Что бы ни радовало меня: мать, сестра, хорошие книги, магическая лавка — всё заканчивается. Кроме кирпичей.
Так что же было первым? Ну конечно, как всегда, отец.
Он не любил меня и пил как сволочь. Маму, конечно, не бил, но скандалы трясли стены каждую неделю. Зато он был без ума от моей младшей сестрёнки Лины. Она то и дело сваливала на меня сломанные игрушки, мебель и разбитую посуду. Мои попытки объясниться только бесили отца, и он вколачивал в мою маленькую голову ржавыми гвоздями мысль, что мне абсолютно нельзя доверять.
Что ж, многие годы мне доверяли слишком многое, слишком верили в мой обман. Но это потом. А в то время я узнал главное: оправдываться нельзя. Нужно покорно принимать все тумаки и ругань — тогда они кончаются быстрее.
Это был первый кирпич в той стене.
… В школе нельзя было отвечать, не подняв руки. Ещё помню слёзы в глазах однокашников, когда за выкрик с места их хлестали линейкой по пальцам. Тянуть руку было бессмысленно — спрашивали лишь тех, кто не знал.
Нельзя было сдать того, кто подложил кнопку — тогда другие били больно и бросали в лужи тетради. Нельзя было сказать, что не знаешь виновного — снова линейкой по пальцам. Нельзя было наговорить на себя — уши лопались от криков, потом вызывали мать, отчитывали её за моё воспитание, она ходила молчаливой и холодной, а отец рвал мои книжки — и это было стократ больнее линейки.
Я привык молчать, когда меня допрашивали — это стало очередным кирпичом в стене.
… Мы росли разными людьми. Я — нелюдимым книжным червём без друзей, Лина — первой красавицей школы, а потом и института. Однажды я забирал её с какой-то вечеринки. Сестра была сильно пьяна, и я почти на себе волок её домой. На полпути силы покинули её, и она рухнула без чувств.
Одному было не утащить. Звал на помощь, докричался до единственного ночного прохожего. Он оглядел бесчувственное тело Лины, смерил взглядом меня — и воткнул мне в ухо кулак. Я ничего не успел заметить — даже не понял, что вырубился. Когда очнулся, Лина лежала на обочине со спущенными штанами, вымазанными кровью и калом. Ублюдка так и не нашли.
Всё это стало новым кирпичом в стене.
Именно после этого отец избил меня так, что не все кости срослись как следует. Его посадили, сестра и мать со мной больше не разговаривают. Я, впрочем, тоже. Челюсть деформирована так, что членораздельно говорить почти не получается. Один глаз смотрит выше другого. Нос свёрнут набок.
— Врёшь, не проведёшь! — вопила она. — Чую в тебе паскуду! Чую чёрта! Это ты, дрянь, людей изводишь, а ну признавайся!
— Ивымааффуй! Хаый, аыйяя! — гудел, скорчившись за шваброй исполосованный Хая. Бусы разлетались по каморке, весело перестукиваясь. Дурак всё голосил на вдохе и на выдохе: — Хый-йяя! Хай-йяяя!
Елецкий наконец догнал гадалку, схватил за локти. Взбешенная цыганская баба далась непросто. Вырвалась, укусила следователя за палец, отпихнула, споткнулась о ногу, врезалась в стену головой.
Они боролись ещё с минуту, пока не выдохлись. Елецкий всё же защёлкнул наручники на запястьях Рахибы. Пока он приходил в себя, его внимание привлекли две детали.
Первой были кирпичи. То, что он принял за голые стены, при взгляде в упор оказалось верхней отделкой. Одна из панелек-кирпичей торчала из кладки — видно, кто-то из них ткнул локтем в борьбе.
Второй деталью был запах. До подсобки не дотягивал царивший в лавочке густой аромат благовоний. Здесь пахло иначе. Запыхавшийся следователь дышал часто и глубоко. Ещё пара секунд ушла на то, чтобы понять: именно от фальшивого кирпичика тянуло тленом, испражнениями и подгнившим мясом.
Он встал и заглянул за панель. Ну конечно. Замочная скважина в железной двери. На пороге подсобки стоял бледный трясущийся хозяин. Елецкий достал табельное, направив на «чёрного мага», и прохрипел:
— Открывай.
***
Однако я выстроил крепкую стену.
Когда-нибудь и это должно было закончиться, как заканчивалось всё хорошее. Что бы ни радовало меня: мать, сестра, хорошие книги, магическая лавка — всё заканчивается. Кроме кирпичей.
Так что же было первым? Ну конечно, как всегда, отец.
Он не любил меня и пил как сволочь. Маму, конечно, не бил, но скандалы трясли стены каждую неделю. Зато он был без ума от моей младшей сестрёнки Лины. Она то и дело сваливала на меня сломанные игрушки, мебель и разбитую посуду. Мои попытки объясниться только бесили отца, и он вколачивал в мою маленькую голову ржавыми гвоздями мысль, что мне абсолютно нельзя доверять.
Что ж, многие годы мне доверяли слишком многое, слишком верили в мой обман. Но это потом. А в то время я узнал главное: оправдываться нельзя. Нужно покорно принимать все тумаки и ругань — тогда они кончаются быстрее.
Это был первый кирпич в той стене.
… В школе нельзя было отвечать, не подняв руки. Ещё помню слёзы в глазах однокашников, когда за выкрик с места их хлестали линейкой по пальцам. Тянуть руку было бессмысленно — спрашивали лишь тех, кто не знал.
Нельзя было сдать того, кто подложил кнопку — тогда другие били больно и бросали в лужи тетради. Нельзя было сказать, что не знаешь виновного — снова линейкой по пальцам. Нельзя было наговорить на себя — уши лопались от криков, потом вызывали мать, отчитывали её за моё воспитание, она ходила молчаливой и холодной, а отец рвал мои книжки — и это было стократ больнее линейки.
Я привык молчать, когда меня допрашивали — это стало очередным кирпичом в стене.
… Мы росли разными людьми. Я — нелюдимым книжным червём без друзей, Лина — первой красавицей школы, а потом и института. Однажды я забирал её с какой-то вечеринки. Сестра была сильно пьяна, и я почти на себе волок её домой. На полпути силы покинули её, и она рухнула без чувств.
Одному было не утащить. Звал на помощь, докричался до единственного ночного прохожего. Он оглядел бесчувственное тело Лины, смерил взглядом меня — и воткнул мне в ухо кулак. Я ничего не успел заметить — даже не понял, что вырубился. Когда очнулся, Лина лежала на обочине со спущенными штанами, вымазанными кровью и калом. Ублюдка так и не нашли.
Всё это стало новым кирпичом в стене.
Именно после этого отец избил меня так, что не все кости срослись как следует. Его посадили, сестра и мать со мной больше не разговаривают. Я, впрочем, тоже. Челюсть деформирована так, что членораздельно говорить почти не получается. Один глаз смотрит выше другого. Нос свёрнут набок.
Я выгляжу и говорю как кретин. Никто не воспринимает меня всерьёз. Это стало последним кирпичом в моей стене.
Теперь я могу работать за еду у психопата с полным подвалом мычащего человечьего мяса и спокойно читать по вечерам книги. Он не лезет в мои дела, я не лезу в его. Очень мне нужно знать, зачем и как пытает людей какой-то сумасшедший владелец мрачной магической лавки. Хотя я давно догадывался, что всё это ради его «колдовства», в которое он на самом деле почему-то верит.
А я? Во что верю я? Эх, Хай-йя...
***
— Ты понимаешь, что здесь было?
Целая армия полицейских, фотографов, судмедэкспертов и медиков толпилась в запертой лавке. Рахибу увезли. Хозяин сидел тут же, закованный в стальные браслеты, жалкий в этих разбитых очках и засаленной жилетке. Хая как ни в чём не бывало, забыв об иссечённом лице, тёр шваброй пол и начинал реветь, едва кто-то пытался ему в этом помешать.
— Лавка чёрной магии? — мрачно скривил рот коллега Елецкого. — Со всеми этими мертвецами и калеками в подвале… Создаёт зловещую ауру, а? Я уже почти верю, что на этих вещах висят реальные проклятия. Купите и умрите.
— А так и было, Иван, — отрешённо буркнул Елецкий. — Злые подарки. Он в них верил. Люди приходили к нему за смешными штуками, чтобы в шутку проклясть ближних. Все эти руны и амулеты для гадалок — зуб даю, мы на них найдём следы крови жертв.
— Глянь-ка, настойки с порчами, — Иван присел, изучая содержимое стеллажа. — Ипотенция, депрессия, диарея… Хочешь заговор на понос? Боюсь представить, из чего он их делает.
— Из Камбоджи… — Елецкого передёрнуло. — Белов, что на самом деле было в той настойке с алкоголизмом?
— Циррозная печень, — прозрачным голосом выдавил «чёрный маг», не поднимая головы.
— Ох…
Эксперт в перчатках поставил на прилавок книгу — здоровенный рукописный фолиант под старину. Ручной работы. Кропотливой, долгой, любовной. Открыл на середине. Удовлетворённо кивнул.
— А как же иначе. Или оригинал «Некрономикона» может быть написан томатным соком? Будем выяснять, чья кровь… Я бы ещё материал переплёта изучил… Нет, ну ты только глянь на ценник!
Елецкий смерил его таким взглядом, что эксперт стушевался и пошёл за пакетом для улик. Мимо проволокся, кивая распухшей глыбой носа, довольный Хая. Он всё так же возил своей шваброй, радостно пялясь на всю суету асимметричными заплывшими глазками. Тряпка на швабре давно была сухая.
***
Вот и всё, закрылась лавочка «За Стеной». Найду, куда ещё пристроиться. Дурак — он же дурак, от него скрывать нечего. Я даже не прячу улыбку: все думают, что я ничего не понял, а если понял, то уже забыл.
Елецкий поворачивается ко мне и вздыхает.
— Понимаешь, браток, с кем ты жил всё это время? И ведь не убил же он тебя… Эх, будь у тебя мозги на месте… Вот ведь чёрт, он же вообще не соображает, что вокруг него происходит!
— Мыммым! — киваю я, скалясь кривой своей малозубой пастью. — Нмне уммбимл!
— Именно.
Вся эта история только что стала ещё одним кирпичом. За ней будет другая, потом следующая. Они никогда не закончатся. Я никогда не перестану строить свою стену. За ней уютнее. За ней безопаснее.
Насилие не порождает насилие. Оно порождает бездействие. Это они не соображают, что вокруг них происходит. А вот я давно понял кое-что, о чём они не догадываются. Одну очень важную свою особенность.
У меня есть рот, но я должен мычать.
Теперь я могу работать за еду у психопата с полным подвалом мычащего человечьего мяса и спокойно читать по вечерам книги. Он не лезет в мои дела, я не лезу в его. Очень мне нужно знать, зачем и как пытает людей какой-то сумасшедший владелец мрачной магической лавки. Хотя я давно догадывался, что всё это ради его «колдовства», в которое он на самом деле почему-то верит.
А я? Во что верю я? Эх, Хай-йя...
***
— Ты понимаешь, что здесь было?
Целая армия полицейских, фотографов, судмедэкспертов и медиков толпилась в запертой лавке. Рахибу увезли. Хозяин сидел тут же, закованный в стальные браслеты, жалкий в этих разбитых очках и засаленной жилетке. Хая как ни в чём не бывало, забыв об иссечённом лице, тёр шваброй пол и начинал реветь, едва кто-то пытался ему в этом помешать.
— Лавка чёрной магии? — мрачно скривил рот коллега Елецкого. — Со всеми этими мертвецами и калеками в подвале… Создаёт зловещую ауру, а? Я уже почти верю, что на этих вещах висят реальные проклятия. Купите и умрите.
— А так и было, Иван, — отрешённо буркнул Елецкий. — Злые подарки. Он в них верил. Люди приходили к нему за смешными штуками, чтобы в шутку проклясть ближних. Все эти руны и амулеты для гадалок — зуб даю, мы на них найдём следы крови жертв.
— Глянь-ка, настойки с порчами, — Иван присел, изучая содержимое стеллажа. — Ипотенция, депрессия, диарея… Хочешь заговор на понос? Боюсь представить, из чего он их делает.
— Из Камбоджи… — Елецкого передёрнуло. — Белов, что на самом деле было в той настойке с алкоголизмом?
— Циррозная печень, — прозрачным голосом выдавил «чёрный маг», не поднимая головы.
— Ох…
Эксперт в перчатках поставил на прилавок книгу — здоровенный рукописный фолиант под старину. Ручной работы. Кропотливой, долгой, любовной. Открыл на середине. Удовлетворённо кивнул.
— А как же иначе. Или оригинал «Некрономикона» может быть написан томатным соком? Будем выяснять, чья кровь… Я бы ещё материал переплёта изучил… Нет, ну ты только глянь на ценник!
Елецкий смерил его таким взглядом, что эксперт стушевался и пошёл за пакетом для улик. Мимо проволокся, кивая распухшей глыбой носа, довольный Хая. Он всё так же возил своей шваброй, радостно пялясь на всю суету асимметричными заплывшими глазками. Тряпка на швабре давно была сухая.
***
Вот и всё, закрылась лавочка «За Стеной». Найду, куда ещё пристроиться. Дурак — он же дурак, от него скрывать нечего. Я даже не прячу улыбку: все думают, что я ничего не понял, а если понял, то уже забыл.
Елецкий поворачивается ко мне и вздыхает.
— Понимаешь, браток, с кем ты жил всё это время? И ведь не убил же он тебя… Эх, будь у тебя мозги на месте… Вот ведь чёрт, он же вообще не соображает, что вокруг него происходит!
— Мыммым! — киваю я, скалясь кривой своей малозубой пастью. — Нмне уммбимл!
— Именно.
Вся эта история только что стала ещё одним кирпичом. За ней будет другая, потом следующая. Они никогда не закончатся. Я никогда не перестану строить свою стену. За ней уютнее. За ней безопаснее.
Насилие не порождает насилие. Оно порождает бездействие. Это они не соображают, что вокруг них происходит. А вот я давно понял кое-что, о чём они не догадываются. Одну очень важную свою особенность.
У меня есть рот, но я должен мычать.
Забытые дети
Еду в Псков забирать машину с таможни. Солнечный летний день, на небе ни облачка, в багажнике – еда, напитки, спальник. Вполне возможно, придется переночевать в дороге. Останавливаюсь на перекур, сон минут на тридцать, бутерброды, и снова за руль. Стабильно 150 км/ч. Ровная прямая автострада.
К вечеру приехал на таможню. Оформление бумаг. Скучные лица. Ксерокс. Оплата пошлины. Водители огромных фур. Перекуры, очереди, часы ожидания. Только за полночь – в обратный путь. Дорога в это время почти свободна. Встречные водители вежливо переключают дальний свет на ближний. Вдруг свет фар выхватывает на обочине сидящего деда с ведрами, видимо, что-то продает. Останавливаю машину, выхожу. В ведрах ничего нет. Дед сидит на стульчике, хихикает и смотрит куда-то в лес, на вопросы не отвечает. Кидаю в ведро, двадцать рублей, сажусь за руль, еду дальше.
Сказывается усталость, сон берет свое, знаю, что в этом случае продолжать движение нельзя. Спустя пару километров осторожно сворачиваю с трассы. Грунтовая дорога приводит на какой-то странный пустырь. По краям лес, площадка покрыта асфальтом с глубокими ухабами. Ставлю машину в центре, раскладываю сиденья, расстилаю спальник. Вокруг тишина. Почему-то не хочется выключать освещение в машине. Докуриваю сигарету, ложусь, выключаю лампу и фары. Несколько минут ворочаюсь, но потом проваливаюсь в забытье, сон темный как лес вокруг.
Просыпаюсь оттого, что машина раскачивается и слышен смех. Детский смех, веселый и зловещий одновременно. Стекла к тому времени запотели, изнутри ничего не видно. Прислоняюсь к окну, пытаюсь что-нибудь разглядеть. Вдруг с противоположной стороны по стеклу бьет детская ладошка и сползает вниз, оставляя за собой чистый след. Закричал что есть силы и, не переставая кричать, сажусь за руль. Судорожно ищу ключи, хлопаю себя по карманам – нигде нет. Смех не прекращается, машина раскачивается все сильнее, откуда-то начало пахнуть гарью. Оказывается, ключ был в замке зажигания. Поворачиваю ключ. Ревет мотор. Машинально включаю фары. Перед капотом плотным рядом стоят дети. Их человек пятнадцать. Одетые в старые, еще советского образца, казенные пижамы. На их лицах и одежде черные пятна. Включаю заднюю передачу. Лечу по ухабам, завывая движком. Детские фигуры удаляются, одна из них помахала рукой.
Выезжаю на трассу, газ до упора, несусь как сумасшедший. И только сейчас обращаю внимание, что льет сильный дождь. Впереди показался пост ДПС. Подъезжаю к нему, чуть не врезаюсь в стену, выскакиваю из машины, бросаюсь к удивленному постовому, сбивчиво рассказываю, что случилось. Он смеется и не верит. Проводит проверку на алкоголь. После уводит меня к себе, предлагает отдохнуть. Наливает чаю, закуривает, спрашивает, где это произошло. Я рассказываю. Он внимательно слушает, потом мрачнеет, переглядывается с напарником. Потом они рассказывают мне такую историю, что в том месте был детский интернат, в конце восьмидесятых там случился пожар, и он сгорел, почти все воспитанники погибли. Несмотря на это, милиционеры меня уверяют, что мне просто приснился кошмар. Я соглашаюсь. Здесь, в тепле, в компании вооруженных гаишников все кажется действительно сном. Через некоторое время я благодарю их, собираюсь и выхожу к машине. На капоте, почти уже смытые дождем, видны отпечатки перепачканных сажей маленьких детских ладошек.
Еду в Псков забирать машину с таможни. Солнечный летний день, на небе ни облачка, в багажнике – еда, напитки, спальник. Вполне возможно, придется переночевать в дороге. Останавливаюсь на перекур, сон минут на тридцать, бутерброды, и снова за руль. Стабильно 150 км/ч. Ровная прямая автострада.
К вечеру приехал на таможню. Оформление бумаг. Скучные лица. Ксерокс. Оплата пошлины. Водители огромных фур. Перекуры, очереди, часы ожидания. Только за полночь – в обратный путь. Дорога в это время почти свободна. Встречные водители вежливо переключают дальний свет на ближний. Вдруг свет фар выхватывает на обочине сидящего деда с ведрами, видимо, что-то продает. Останавливаю машину, выхожу. В ведрах ничего нет. Дед сидит на стульчике, хихикает и смотрит куда-то в лес, на вопросы не отвечает. Кидаю в ведро, двадцать рублей, сажусь за руль, еду дальше.
Сказывается усталость, сон берет свое, знаю, что в этом случае продолжать движение нельзя. Спустя пару километров осторожно сворачиваю с трассы. Грунтовая дорога приводит на какой-то странный пустырь. По краям лес, площадка покрыта асфальтом с глубокими ухабами. Ставлю машину в центре, раскладываю сиденья, расстилаю спальник. Вокруг тишина. Почему-то не хочется выключать освещение в машине. Докуриваю сигарету, ложусь, выключаю лампу и фары. Несколько минут ворочаюсь, но потом проваливаюсь в забытье, сон темный как лес вокруг.
Просыпаюсь оттого, что машина раскачивается и слышен смех. Детский смех, веселый и зловещий одновременно. Стекла к тому времени запотели, изнутри ничего не видно. Прислоняюсь к окну, пытаюсь что-нибудь разглядеть. Вдруг с противоположной стороны по стеклу бьет детская ладошка и сползает вниз, оставляя за собой чистый след. Закричал что есть силы и, не переставая кричать, сажусь за руль. Судорожно ищу ключи, хлопаю себя по карманам – нигде нет. Смех не прекращается, машина раскачивается все сильнее, откуда-то начало пахнуть гарью. Оказывается, ключ был в замке зажигания. Поворачиваю ключ. Ревет мотор. Машинально включаю фары. Перед капотом плотным рядом стоят дети. Их человек пятнадцать. Одетые в старые, еще советского образца, казенные пижамы. На их лицах и одежде черные пятна. Включаю заднюю передачу. Лечу по ухабам, завывая движком. Детские фигуры удаляются, одна из них помахала рукой.
Выезжаю на трассу, газ до упора, несусь как сумасшедший. И только сейчас обращаю внимание, что льет сильный дождь. Впереди показался пост ДПС. Подъезжаю к нему, чуть не врезаюсь в стену, выскакиваю из машины, бросаюсь к удивленному постовому, сбивчиво рассказываю, что случилось. Он смеется и не верит. Проводит проверку на алкоголь. После уводит меня к себе, предлагает отдохнуть. Наливает чаю, закуривает, спрашивает, где это произошло. Я рассказываю. Он внимательно слушает, потом мрачнеет, переглядывается с напарником. Потом они рассказывают мне такую историю, что в том месте был детский интернат, в конце восьмидесятых там случился пожар, и он сгорел, почти все воспитанники погибли. Несмотря на это, милиционеры меня уверяют, что мне просто приснился кошмар. Я соглашаюсь. Здесь, в тепле, в компании вооруженных гаишников все кажется действительно сном. Через некоторое время я благодарю их, собираюсь и выхожу к машине. На капоте, почти уже смытые дождем, видны отпечатки перепачканных сажей маленьких детских ладошек.
Похороненный заживо
С детства я удивлял окружающих крепким здоровьем. Меня не брали ни детские хвори, ни сезонные вирусы, бывало даже, что весь класс мой уже заболеет — а мне хоть бы хны. Врачи даже говорили папеньке, что я — феномен!
Местные светилa науки предлагали ему отвезти меня в столицу, в исследовательский институт, чтобы понять, как у меня организм устроен. Мол, вдруг я помогу ученым изобрести эликсир здоровья. Но папенька, не будь дурак, отказался — не позволил ковыряться в Богом созданном мне. Сказал: "Знаем мы вас, вам дадим целого ребенка, а вы его а запчасти разберете". Одним только богатырским здоровьем моя удачливость не ограничивалась. Маменька говорила, что меня Боженька в темечко поцеловал. И в учебе, и в деле я был всегда первым среди лучших. Конечно, в масштабах нашего городка, потому что в других масштабах не пробовался: папенька говорил — где родился, там и пригодился.
Вот я и пригождался. Выбился, можно сказать, в верхние эшелоны власти со всеми ее привилегиями. И квартирку в центре города заимел, и дачку отстроил, и почет получил, и уважение. Женился, опять же, на первой красавице города. Аллочка умом была не шибко богата, зато красой по полной компенсировала. Плюс нрава тихого и мужебоязненного оказалась — редкое сочетание. И борщи, и рубашки, и в доме ни пылинки, и на ласку для мужа, то есть меня, не скупилась.
Я Бога не гневил — всей родне помогал. Например, тетю Клаву перевез из деревни, устроил к себе в горсовет уборщицей, а мужа ее, дядю Сеню подсуетил грузчиком на овощебазу к своему другу. Коммуналку им выбил — целых 40 метров на семью из двух взрослых и двоих детей. Не понимаю только, чего они на меня всё время волком смотрели? Ведь каждому по способностям. Хотя Ильич и говорил, что кухарка может и государством править, я с этим не соглашался. Править - не борщи варить. Аллочкиным родителям помог, своим помог, дядькам и братьям помог, кого куда смог - пристроил. Конечно, проку от них мало было, способностей моих им не досталось. Потому, наверно, и съедала их зависть на моё благосостояние. Но о том, какой клубок змей я на груди пригрел, я узнал слишком поздно...
Всё случилось, когда в горсовете устроили банкет в честь моего пятидесятилетия. Полвека достойно человек прожил, потому и не поскупились сослуживцы. Столы ломились от деликатесов, а выпивка текла рекой. Я, зная, что мой богатырский организм меня не подведет, ел и пил вволю — благо не пьянею я. Отгулявшись, стали разъезжаться по домам. И тут я обнаружил, что мой шофер (кстати, родственник, Илья, сын той самой Клавы) пьяный, как свинья, и везти меня никак не может. Знал же я, что Илья запойный и ненадежный, но посочувствовал Клавдии. Платил ему чуть-чуть, за то, что взял поближе к себе и вел его по жизни твердой рукой. А он со мной так вот...
Я махнул рукой на пьяницу и решил — сяду за руль сам. Ибо богатырский организм не сломят пара бутылок французского коньяку. Да и до дому близко. И доехал бы я, если бы не зима, не гололед и не Ванька, Алкин брат. Эта сволочь угнал у нас из гаража нашу же машину и на ней на скорости вылетел на встречную, где как раз ехал я. Я даже понять ничего не успел. Страшенный удар — и темнота.
…Очнулся я в больнице. Сел. А вокруг толпища родственников, и все собачатся. А как заметили, что я в сознание пришел, чуть в обморок не повалились. Только радости от моего возвращения я на их лицах не заметил. Оказалось, что я лежал в коме целых полгода. Сильная ЧМТ, проще — черепушка моя бедная весь удар на себя приняла. Благо - организм у меня богатырский. У иного бы не выдержала, треснула. И с того момента, как я оклемался, жизнь моя покатилась под горку.
С должности меня выперли по инвалидности. Заменили, кстати, еще одним Аллкиным братом — Мишкой Иванычем, которого я по доброте душевной сделал своим помощником. А эта гадюка меня подсидела. Дула всем в уши, что я вряд ли выживу, а если и выживу — какой из меня управленец? Я протестовал — мол, врачи говорят, что я абсолютно здоров, организм-то богатырский! Куда там, даже слушать не стали.
С детства я удивлял окружающих крепким здоровьем. Меня не брали ни детские хвори, ни сезонные вирусы, бывало даже, что весь класс мой уже заболеет — а мне хоть бы хны. Врачи даже говорили папеньке, что я — феномен!
Местные светилa науки предлагали ему отвезти меня в столицу, в исследовательский институт, чтобы понять, как у меня организм устроен. Мол, вдруг я помогу ученым изобрести эликсир здоровья. Но папенька, не будь дурак, отказался — не позволил ковыряться в Богом созданном мне. Сказал: "Знаем мы вас, вам дадим целого ребенка, а вы его а запчасти разберете". Одним только богатырским здоровьем моя удачливость не ограничивалась. Маменька говорила, что меня Боженька в темечко поцеловал. И в учебе, и в деле я был всегда первым среди лучших. Конечно, в масштабах нашего городка, потому что в других масштабах не пробовался: папенька говорил — где родился, там и пригодился.
Вот я и пригождался. Выбился, можно сказать, в верхние эшелоны власти со всеми ее привилегиями. И квартирку в центре города заимел, и дачку отстроил, и почет получил, и уважение. Женился, опять же, на первой красавице города. Аллочка умом была не шибко богата, зато красой по полной компенсировала. Плюс нрава тихого и мужебоязненного оказалась — редкое сочетание. И борщи, и рубашки, и в доме ни пылинки, и на ласку для мужа, то есть меня, не скупилась.
Я Бога не гневил — всей родне помогал. Например, тетю Клаву перевез из деревни, устроил к себе в горсовет уборщицей, а мужа ее, дядю Сеню подсуетил грузчиком на овощебазу к своему другу. Коммуналку им выбил — целых 40 метров на семью из двух взрослых и двоих детей. Не понимаю только, чего они на меня всё время волком смотрели? Ведь каждому по способностям. Хотя Ильич и говорил, что кухарка может и государством править, я с этим не соглашался. Править - не борщи варить. Аллочкиным родителям помог, своим помог, дядькам и братьям помог, кого куда смог - пристроил. Конечно, проку от них мало было, способностей моих им не досталось. Потому, наверно, и съедала их зависть на моё благосостояние. Но о том, какой клубок змей я на груди пригрел, я узнал слишком поздно...
Всё случилось, когда в горсовете устроили банкет в честь моего пятидесятилетия. Полвека достойно человек прожил, потому и не поскупились сослуживцы. Столы ломились от деликатесов, а выпивка текла рекой. Я, зная, что мой богатырский организм меня не подведет, ел и пил вволю — благо не пьянею я. Отгулявшись, стали разъезжаться по домам. И тут я обнаружил, что мой шофер (кстати, родственник, Илья, сын той самой Клавы) пьяный, как свинья, и везти меня никак не может. Знал же я, что Илья запойный и ненадежный, но посочувствовал Клавдии. Платил ему чуть-чуть, за то, что взял поближе к себе и вел его по жизни твердой рукой. А он со мной так вот...
Я махнул рукой на пьяницу и решил — сяду за руль сам. Ибо богатырский организм не сломят пара бутылок французского коньяку. Да и до дому близко. И доехал бы я, если бы не зима, не гололед и не Ванька, Алкин брат. Эта сволочь угнал у нас из гаража нашу же машину и на ней на скорости вылетел на встречную, где как раз ехал я. Я даже понять ничего не успел. Страшенный удар — и темнота.
…Очнулся я в больнице. Сел. А вокруг толпища родственников, и все собачатся. А как заметили, что я в сознание пришел, чуть в обморок не повалились. Только радости от моего возвращения я на их лицах не заметил. Оказалось, что я лежал в коме целых полгода. Сильная ЧМТ, проще — черепушка моя бедная весь удар на себя приняла. Благо - организм у меня богатырский. У иного бы не выдержала, треснула. И с того момента, как я оклемался, жизнь моя покатилась под горку.
С должности меня выперли по инвалидности. Заменили, кстати, еще одним Аллкиным братом — Мишкой Иванычем, которого я по доброте душевной сделал своим помощником. А эта гадюка меня подсидела. Дула всем в уши, что я вряд ли выживу, а если и выживу — какой из меня управленец? Я протестовал — мол, врачи говорят, что я абсолютно здоров, организм-то богатырский! Куда там, даже слушать не стали.
"Вот вам, - говорят, - Григорий Максимович, ваша заслуженная пенсия заслуженного работника и идите с Богом".
Дачку отобрали — мол, построена она на нетрудовые доходы и принадлежит государству. Отобрал тот же Мишка. И из квартиры выселили — мол, она правительственная. А взамен вот вам хоромы в экологически чистом районе. То есть малометражная «двушка» на окраине. Присные, иуды, как поняли, что мой золотой краник больше не работает, так все и разбежались. Но самый большой нож мне в спину вонзила Аллка. Сказала, что на фиг я ей сдался, старый нищий импотент (и как только язык повернулся сказать такое про мой богатырский организм!). И ушла к молодому хахалю, с которым, как я узнал, она давно крутила за моей спиной. Все валилось из рук, на новую работу меня не брали, люди меня словно не замечали.
Так я и жил, сетуя на судьбу-злодейку, в полной резервации, пока не повстречал Ирину. Она оказалась моей соседкой по подъезду. Познакомились, разговорились, симпатия зародилась. И буквально через неделю Ирина прибежала ко мне в ужасе. «Я, — говорит, — ясновидящая, хоть и немного, не как моя покойная маменька. И вот этой ночью я ясно видела, что с тобой приключилось, и почему на тебя посыпались беды». Оказалось, что, пока я валялся в коме, родственники меня уже мысленно хоронили да наследство делили, а Аллка, та даже траур начала носить по мне. И эта похоронная энергия вмешалась в течение моей судьбы. Ведь когда оплакивают еще живого человека, пусть даже и серьезно недужащего, этим призывают к нему злые силы. Я вообще должен был умереть, если бы не мой богатырский организм.
Поэтому, если вы не хотите укокошить своих близких, не хороните их раньше времени! Вот и вышло, что я живой — но как бы мертвый. Жизнь замерла, меня не замечают, родня отвернулась. Умер я для общества. И надо меня воскрешать.
Ирина провела обряд. В новолуние ночью велела мне стать в шайку нагим и начала лить на темечко из деревянной же миски воду, приговаривая: «Живой воде течь, от зла раба Божьего (имя) уберечь. Как жизнь в водице родится, так и он воскресится. Вода не проста, взята у Калинова моста, она мертва, она жива, она раны исцелит, жить по-новому велит! Так по-такову, Марене на откуп!». Извела целое ведро воды, поливая меня. Вода та была родниковая да в церкви освященная. Она смыла с меня похоронную энергию. Ирина сказала, что такой обряд надо проводить и тем, кто сильно недужит, и тем, кто после страшного недуга к жизни вернулся. Он поворачивает человека к жизни.
Жизнь моя и вправду повернулась. Мы с Ириной открыли бизнес — булочную. Хлеб — всему голова, он — жизнь. Вполне себе процветаем, на хлеб с маслом хватает. И что самое интересное, не подвел мой богатырский организм — Ира беременна. В 45 лет, после многих годов лечения от бесплодия! А что стало с родственниками-иудами, мне неинтересно. Бог им судья.
Дачку отобрали — мол, построена она на нетрудовые доходы и принадлежит государству. Отобрал тот же Мишка. И из квартиры выселили — мол, она правительственная. А взамен вот вам хоромы в экологически чистом районе. То есть малометражная «двушка» на окраине. Присные, иуды, как поняли, что мой золотой краник больше не работает, так все и разбежались. Но самый большой нож мне в спину вонзила Аллка. Сказала, что на фиг я ей сдался, старый нищий импотент (и как только язык повернулся сказать такое про мой богатырский организм!). И ушла к молодому хахалю, с которым, как я узнал, она давно крутила за моей спиной. Все валилось из рук, на новую работу меня не брали, люди меня словно не замечали.
Так я и жил, сетуя на судьбу-злодейку, в полной резервации, пока не повстречал Ирину. Она оказалась моей соседкой по подъезду. Познакомились, разговорились, симпатия зародилась. И буквально через неделю Ирина прибежала ко мне в ужасе. «Я, — говорит, — ясновидящая, хоть и немного, не как моя покойная маменька. И вот этой ночью я ясно видела, что с тобой приключилось, и почему на тебя посыпались беды». Оказалось, что, пока я валялся в коме, родственники меня уже мысленно хоронили да наследство делили, а Аллка, та даже траур начала носить по мне. И эта похоронная энергия вмешалась в течение моей судьбы. Ведь когда оплакивают еще живого человека, пусть даже и серьезно недужащего, этим призывают к нему злые силы. Я вообще должен был умереть, если бы не мой богатырский организм.
Поэтому, если вы не хотите укокошить своих близких, не хороните их раньше времени! Вот и вышло, что я живой — но как бы мертвый. Жизнь замерла, меня не замечают, родня отвернулась. Умер я для общества. И надо меня воскрешать.
Ирина провела обряд. В новолуние ночью велела мне стать в шайку нагим и начала лить на темечко из деревянной же миски воду, приговаривая: «Живой воде течь, от зла раба Божьего (имя) уберечь. Как жизнь в водице родится, так и он воскресится. Вода не проста, взята у Калинова моста, она мертва, она жива, она раны исцелит, жить по-новому велит! Так по-такову, Марене на откуп!». Извела целое ведро воды, поливая меня. Вода та была родниковая да в церкви освященная. Она смыла с меня похоронную энергию. Ирина сказала, что такой обряд надо проводить и тем, кто сильно недужит, и тем, кто после страшного недуга к жизни вернулся. Он поворачивает человека к жизни.
Жизнь моя и вправду повернулась. Мы с Ириной открыли бизнес — булочную. Хлеб — всему голова, он — жизнь. Вполне себе процветаем, на хлеб с маслом хватает. И что самое интересное, не подвел мой богатырский организм — Ира беременна. В 45 лет, после многих годов лечения от бесплодия! А что стало с родственниками-иудами, мне неинтересно. Бог им судья.
