О ЧЕМ ПИСАЛ ВЯЙНО ЛИННА ?
В предверии Дня Независимости Финляндии, государственная телерадиокомпания Юлейсрадио публикует маршрут героев культового романа Линны «Неизвестный солдат» на протяжении военных лет.
Из опубликованных материалов мы видим, что все указанные события происходят на территории нашей Республики.
Сам Линна, рабочий по происхождению, всегда был против войны и ненавидел любой милитаризм.
Это касалось и вопросов ответственности за войну и её мотивов, жёсткие слова на эту тему Линна вложил в уста героя романа коммуниста Лахтинена:
«Властям надо повысить цены на зерно, а лесозаводчикам нужны эти русские леса. Большим господам нужно уважение, а их бабам – драгоценности да шубы. Вот за что тут люди умирают».
Выросший в доме, где не увлекались политикой, Линна стал важным писателем для рабочего движения за счёт своей целеустремлённости. Ещё в школе он был одержим чтением и продолжал развиваться, пока работал в Тампере на заводе Finlayson.
Собственно в рабочем движении Линна не участвовал, но в 1974 он заявил, что Финляндия станет социалистической страной, поскольку это единственный верный путь в этом мире.
В предверии Дня Независимости Финляндии, государственная телерадиокомпания Юлейсрадио публикует маршрут героев культового романа Линны «Неизвестный солдат» на протяжении военных лет.
Из опубликованных материалов мы видим, что все указанные события происходят на территории нашей Республики.
Сам Линна, рабочий по происхождению, всегда был против войны и ненавидел любой милитаризм.
Это касалось и вопросов ответственности за войну и её мотивов, жёсткие слова на эту тему Линна вложил в уста героя романа коммуниста Лахтинена:
«Властям надо повысить цены на зерно, а лесозаводчикам нужны эти русские леса. Большим господам нужно уважение, а их бабам – драгоценности да шубы. Вот за что тут люди умирают».
Выросший в доме, где не увлекались политикой, Линна стал важным писателем для рабочего движения за счёт своей целеустремлённости. Ещё в школе он был одержим чтением и продолжал развиваться, пока работал в Тампере на заводе Finlayson.
Собственно в рабочем движении Линна не участвовал, но в 1974 он заявил, что Финляндия станет социалистической страной, поскольку это единственный верный путь в этом мире.
УРОКИ ИСТОРИИ
День в истории : признание независимости Финляндии.
31 декабря 1917 года глава Советского правительства Владимир Ильич Ленин в Смольном вручил главе финского буржуазного кабинета Свинхувуду акт признания независимости Финляндии.
Это была любопытная сцена, ведь Свинхувуд был не просто буржуазным политиком, а одним из тех, кто позднее утопил в крови восстание финских рабочих.
И Ленин прекрасно сознавал его роль. Позднее в одной из речей Владимир Ильич рассказывал:
«Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду, — что значит в переводе на русский язык «свиноголовый», — представителю финляндской буржуазии, который сыграл роль палача. Он мне любезно жал руку, мы говорили комплименты. Как это было нехорошо! Но это нужно было сделать, потому что тогда эта буржуазия обманывала народ, обманывала трудящиеся массы тем, что москали, шовинисты, великороссы хотят задушить финнов. Надо было это сделать».
Большевик Александр Шлихтер вспоминал:
«Скромно и смиренно стояла в конце ноября 1917 года у дверей кабинета председателя Совнаркома Владимира Ильича Ленина специальная делегация финляндского буржуазного правительства со Свинхувудом во главе. Они приехали, чтобы получить из рук Советской власти документ о признании Финляндии самостоятельным и независимым от России государством. Чистенькие, крахмальные, чопорные, в сюртуках с иголочки, они как-то странно и чаще, чем следует, улыбались и, видимо, были смущены.Что их смущало? Эта ли наскоро сколоченная, простая, деревянная вешалка у дверей главы государства, где им самим, без швейцаров и лакеев, пришлось повесить свои меховые пальто? Или эта диковинно простая приёмная, где им надо стоять и ожидать? Или, наконец, их смущал и коробил самый факт оказаться в роли просителей у порога рабочей власти?..»
Ленин в итоге сдался, уступил, вышел к финнам.
Вспоминает Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Бонч-Бруевич :
«Открылась дверь, и тут же, у порога кабинета, произошла эта характерная по новизне и необычайности церемония дипломатической встречи двух миров: изысканно сшитых буржуазных сюртуков с простеньким темноватого цвета советским пиджачком...
Владимир Ильич пожал руку Свинхувуду.
— Надеюсь, товарищи финны... то есть, простите, господа финны теперь довольны? — спросил Ленин.
— Очень даже довольны, — пробормотал Свинхувуд»
День в истории : признание независимости Финляндии.
31 декабря 1917 года глава Советского правительства Владимир Ильич Ленин в Смольном вручил главе финского буржуазного кабинета Свинхувуду акт признания независимости Финляндии.
Это была любопытная сцена, ведь Свинхувуд был не просто буржуазным политиком, а одним из тех, кто позднее утопил в крови восстание финских рабочих.
И Ленин прекрасно сознавал его роль. Позднее в одной из речей Владимир Ильич рассказывал:
«Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду, — что значит в переводе на русский язык «свиноголовый», — представителю финляндской буржуазии, который сыграл роль палача. Он мне любезно жал руку, мы говорили комплименты. Как это было нехорошо! Но это нужно было сделать, потому что тогда эта буржуазия обманывала народ, обманывала трудящиеся массы тем, что москали, шовинисты, великороссы хотят задушить финнов. Надо было это сделать».
Большевик Александр Шлихтер вспоминал:
«Скромно и смиренно стояла в конце ноября 1917 года у дверей кабинета председателя Совнаркома Владимира Ильича Ленина специальная делегация финляндского буржуазного правительства со Свинхувудом во главе. Они приехали, чтобы получить из рук Советской власти документ о признании Финляндии самостоятельным и независимым от России государством. Чистенькие, крахмальные, чопорные, в сюртуках с иголочки, они как-то странно и чаще, чем следует, улыбались и, видимо, были смущены.Что их смущало? Эта ли наскоро сколоченная, простая, деревянная вешалка у дверей главы государства, где им самим, без швейцаров и лакеев, пришлось повесить свои меховые пальто? Или эта диковинно простая приёмная, где им надо стоять и ожидать? Или, наконец, их смущал и коробил самый факт оказаться в роли просителей у порога рабочей власти?..»
Ленин в итоге сдался, уступил, вышел к финнам.
Вспоминает Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Бонч-Бруевич :
«Открылась дверь, и тут же, у порога кабинета, произошла эта характерная по новизне и необычайности церемония дипломатической встречи двух миров: изысканно сшитых буржуазных сюртуков с простеньким темноватого цвета советским пиджачком...
Владимир Ильич пожал руку Свинхувуду.
— Надеюсь, товарищи финны... то есть, простите, господа финны теперь довольны? — спросил Ленин.
— Очень даже довольны, — пробормотал Свинхувуд»
ТЕМА ДНЯ
Независимая Финляндия возникла не на пустом месте – основа для новой государственности создавалась в годы автономии
Большое значение для процесса обретения независимости имел примерно столетний период нахождения Финляндии в составе Российской империи в статусе Великого Княжества.
В историографии его называют «временем автономии» (autonomian aika 1809-1917) или «временем Великого Княжества» (suurruhtinaskunnan aika).
«Автономия» и «независимость» являются устоявшимися терминами финской историографии, хотя иногда в них и вкладывают несколько разный смысл»-, сообщает профессор истории университета Тампере Пертти Хаапала.
В составе Российской Империи Финляндия была отдельной административной территорией. Великое княжество имело свою внутреннюю автономию, свои отдельные законы. Правда, император пользовался высшей властью также в Финляндии, поскольку он утверждал законы и назначал Сенат, то есть правительство. 6 декабря 1917 года финский парламент провозгласил независимость, которая была признана правительством Ленина 31 декабря того же года. Таким образом Финляндия отделилась от России после нахождения в ее составе на протяжении 108 лет. При этом неправильно считать, что Финляндия приобрела независимость в 19-ом веке или в годы Второй мировой войны, как иногда заявляют или думают.
Годы в составе Российской империи стали временем формирования и подъема национального духа, строительства государственных институтов, бурного развития экономики и промышленности. Финскому языку был придан равный со шведским статус, и финская литература и культура начали бурно развиваться. Благосклонное отношение ко всему этому со стороны властей в Петербурге преследовало определенные цели, считает профессор Хаапала.
«Финляндия стала единой административной и экономической территорией только в 19-ом веке. К началу 20-го века общественное строительство было практически завершено. Финский язык стал господствующим языком страны. При этом Россия поддерживала развитие финской идентичности и автономию, так как все это отдаляло Финляндию от Швеции»-,говорит Хаапала.
Для создания независимого финляндского государства потребовалась нематериальная база, идея о существовании некой единой общности людей, осознающих себя «финнами». По мнению историков, до 19-го века главным фактором, определяющим идентичность людей, была их принадлежность к определенной местности, следовательно, люди говорили о себе «житель Саво», «житель Хяме», «житель Карелии». Финский национальный дух возник только в 19-ом веке в результате осознанной деятельности «феннофилов», выступающих за укрепление позиций финского языка и народных традиций. Здесь финны, конечно же, не были исключением среди европейских народов, говорит профессор Хаапала.
«Фенномания», «карелианизм» были идейными движениями, придуманными интеллигенцией. Такую же роль интеллигенция играла и в других странах. Эти идеи находили широкую поддержку, так как благодаря им поднималась ценность простого народа и возникала надежда о будущем равноправии. Фенномания не ставила целью достижение государственной независимости, но когда такая перспектива стала казаться реальной в начале 20-го века, то идейная конструкция национального государства была уже готова.
Профессор Хаапала отмечает, что история всегда имеет две стороны: то, что происходило в действительности, и то, что позже стали считать событиями прошлого. Когда для народов и государств придумывают предысторию, то возникает миф о том, что они существовали до того, как они в действительности появились, говорит профессор. Это – методологический национализм, превращающий явления прошлого, не имеющие отношения к национальности, в события национального характера. Данная проблематика изучается в возглавляемом профессором Хаапала научном проекте «История общества: контекстуальный анализ структуры и идентичности финского общества 1400-2000».
Финская историография едина во мнении о том, что период автономии был в целом благоприятным временем для развития финского общества.
Независимая Финляндия возникла не на пустом месте – основа для новой государственности создавалась в годы автономии
Большое значение для процесса обретения независимости имел примерно столетний период нахождения Финляндии в составе Российской империи в статусе Великого Княжества.
В историографии его называют «временем автономии» (autonomian aika 1809-1917) или «временем Великого Княжества» (suurruhtinaskunnan aika).
«Автономия» и «независимость» являются устоявшимися терминами финской историографии, хотя иногда в них и вкладывают несколько разный смысл»-, сообщает профессор истории университета Тампере Пертти Хаапала.
В составе Российской Империи Финляндия была отдельной административной территорией. Великое княжество имело свою внутреннюю автономию, свои отдельные законы. Правда, император пользовался высшей властью также в Финляндии, поскольку он утверждал законы и назначал Сенат, то есть правительство. 6 декабря 1917 года финский парламент провозгласил независимость, которая была признана правительством Ленина 31 декабря того же года. Таким образом Финляндия отделилась от России после нахождения в ее составе на протяжении 108 лет. При этом неправильно считать, что Финляндия приобрела независимость в 19-ом веке или в годы Второй мировой войны, как иногда заявляют или думают.
Годы в составе Российской империи стали временем формирования и подъема национального духа, строительства государственных институтов, бурного развития экономики и промышленности. Финскому языку был придан равный со шведским статус, и финская литература и культура начали бурно развиваться. Благосклонное отношение ко всему этому со стороны властей в Петербурге преследовало определенные цели, считает профессор Хаапала.
«Финляндия стала единой административной и экономической территорией только в 19-ом веке. К началу 20-го века общественное строительство было практически завершено. Финский язык стал господствующим языком страны. При этом Россия поддерживала развитие финской идентичности и автономию, так как все это отдаляло Финляндию от Швеции»-,говорит Хаапала.
Для создания независимого финляндского государства потребовалась нематериальная база, идея о существовании некой единой общности людей, осознающих себя «финнами». По мнению историков, до 19-го века главным фактором, определяющим идентичность людей, была их принадлежность к определенной местности, следовательно, люди говорили о себе «житель Саво», «житель Хяме», «житель Карелии». Финский национальный дух возник только в 19-ом веке в результате осознанной деятельности «феннофилов», выступающих за укрепление позиций финского языка и народных традиций. Здесь финны, конечно же, не были исключением среди европейских народов, говорит профессор Хаапала.
«Фенномания», «карелианизм» были идейными движениями, придуманными интеллигенцией. Такую же роль интеллигенция играла и в других странах. Эти идеи находили широкую поддержку, так как благодаря им поднималась ценность простого народа и возникала надежда о будущем равноправии. Фенномания не ставила целью достижение государственной независимости, но когда такая перспектива стала казаться реальной в начале 20-го века, то идейная конструкция национального государства была уже готова.
Профессор Хаапала отмечает, что история всегда имеет две стороны: то, что происходило в действительности, и то, что позже стали считать событиями прошлого. Когда для народов и государств придумывают предысторию, то возникает миф о том, что они существовали до того, как они в действительности появились, говорит профессор. Это – методологический национализм, превращающий явления прошлого, не имеющие отношения к национальности, в события национального характера. Данная проблематика изучается в возглавляемом профессором Хаапала научном проекте «История общества: контекстуальный анализ структуры и идентичности финского общества 1400-2000».
Финская историография едина во мнении о том, что период автономии был в целом благоприятным временем для развития финского общества.
Во время Боргоского сейма в 1809 году российский император Александр I cделал заявление о том, что поднимает Финляндию до уровня «нации среди наций», а другой император, Александр II, в 1869 году издал указ о регулярном созыве законодательного органа, сейма.
В 1811 году был учрежден Финляндский банк, в 1856 году появились финские почтовые марки, в 1860 году – финская марка, до начала 20-го века Финляндия имела свою армию, основанную на воинской обязанности. Развивалась промышленность, появились мануфактуры. Стержнем экономики стала деревообработка, экспорт бумаги и пиломатериалов приобрели невиданный доселе масштаб.
«Таким образом, события 1917 года были довольно случайными и произвольными с точки зрения финнов, и обретение независимости нельзя было предсказать.
Решающими факторами в этом процессе оказались Первая мировая война и революции в России, которые привели к хаосу, впоследствии уничтожившему Россию.
Финских политиков можно было бы благодарить, если бы они не загоняли страну в гражданскую войну сразу в начале 1918 года»-, подчеркивает Хаапала
В 1811 году был учрежден Финляндский банк, в 1856 году появились финские почтовые марки, в 1860 году – финская марка, до начала 20-го века Финляндия имела свою армию, основанную на воинской обязанности. Развивалась промышленность, появились мануфактуры. Стержнем экономики стала деревообработка, экспорт бумаги и пиломатериалов приобрели невиданный доселе масштаб.
«Таким образом, события 1917 года были довольно случайными и произвольными с точки зрения финнов, и обретение независимости нельзя было предсказать.
Решающими факторами в этом процессе оказались Первая мировая война и революции в России, которые привели к хаосу, впоследствии уничтожившему Россию.
Финских политиков можно было бы благодарить, если бы они не загоняли страну в гражданскую войну сразу в начале 1918 года»-, подчеркивает Хаапала
ТЕМА ДНЯ
Вспоминает советский писатель Федор Абрамов, встречавшийся с Линной, полюбивший его талант и написавший об этом очерк :
«Жизнь моего поколения,- читаем в этом очерке,- была дважды омрачена военными распрями с Финляндией, и это, конечно, не могло не сказаться на моем отношении к северному соседу.
Финны, люди Суоми, представлялись мне (да и только ли мне?) жестокими и коварными вояками, не знающими ни жалости, ни пощады. И напрасно я, филолог по образованию, пытался воскресить в памяти миролюбивый эпос «Калевалы» — пережитые войны, ленинградская блокада, из которой я чудом вышел живым, не оставляли места для сказок.
И так продолжалось, пожалуй, до тех пор, пока я не прочитал книгу Вяйнё Линны «Здесь, под северной звездой».
Книга эта за одну ночь (а я помню, как ее читал) промыла мне глаза, начисто вымела из головы весь мусор прежних представлений, и я увидел Финляндию истинную, страну неповторимо самобытную, со своей историей, со своими нравами и обычаями, заселенную очень близкими и понятными мне людьми, у которых те же печали и радости, те же заботы и тревоги, что у нас, русских…»
Федор Абрамов упомянул и о том, что Линна в свою очередь прочитал в финском переводе его роман «Две зимы и три лета», после чего сказал: «Если бы я писал своего «Неизвестного солдата» после чтения вашей книги, я, возможно, кое-что написал бы иначе, потому что одно дело стрелять в абстрактных, неизвестных тебе людей, и другое дело — в Михаила и Лизу».
Для финского общества Линна своим романом тоже открывал правду о войне, правду жестокую, для многих непривычную и шокирующую, но выношенную опытом жизни.
«Неизвестный солдат» впервые с блеском продемонстрировал возможности Линны-реалиста. И вместе с тем появление этого «традиционного», как охарактеризовала его модернистская критика, романа, было равносильно шоку.
Следует, однако, сказать, что при всей сенсационности обстоятельств выхода романа Линны он не был единичным явлением в послевоенной финской литературе. Его можно понять глубже именно в ряду однородных с ним книг, с которых началось критическое осмысление недавнего прошлого, трагедии войны и связанного с нею идеологического наследия. Естественно, что о войне стали писать, и в числе первых значительных произведений были повесть Пентти Хаанпяя «Сапоги девяти солдат» (1945), военный дневник Олави Пааволайнена «Мрачный монолог» (1946), некоторые публицистические книги. Они вызвали определенный общественный резонанс, хотя и не такой, как «Неизвестный солдат» Линны.
Правая печать встречала эти книги, в том числе и культовый роман Линны, с особой злобой, не стесняясь в выборе средств, и некоторых авторов ей удалось сокрушить открытой травлей.
Даже наиболее фанатичные приверженцы милитаристской политики, выведенные в романе, вынуждены убедиться в том, что простой солдат далек от тех национал- шовинистических «идеалов», в духе которых старалась воспитать его военная пропаганда. Молоденькому офицеру Карилуото финская армия еще недавно представлялась железным кулаком стремительных штурмовых отрядов, а на фронте он столкнулся со сборищем зубоскалов, не признающих как будто ничего святого. Такие слова, как «отечество», «религия», «освободительная миссия», не производят на них никакого впечатления, они смеются над выступлениями министров и приказами Маннергейма, а вместо патриотических гимнов залихватски поют фривольную песенку о «девках из Корхолы».
Но почему же все-таки воюют эти солдаты, вчерашние крестьяне, даже теперь занятые мыслями о доме, сенокосе, урожае? А воюют они с остервенением, с бесшабашной храбростью, когда нужно — и с находчивостью. Все они в своем роде «строптивцы» и не прочь досадить офицерам, но дерутся мужественно. Линна настойчиво ищет для этого «неказенные мотивировки». Солдаты храбры по любой причине, но только не потому, что господам захотелось учредить «Великую Финляндию». Оказавшись на войне не по своей воле, солдаты, однако, должны считаться с нею и убивать хотя бы затем, чтобы самим не быть убитыми. Когда Хиетанен подрывает танк, им руководит инстинкт самосохранения.
Вспоминает советский писатель Федор Абрамов, встречавшийся с Линной, полюбивший его талант и написавший об этом очерк :
«Жизнь моего поколения,- читаем в этом очерке,- была дважды омрачена военными распрями с Финляндией, и это, конечно, не могло не сказаться на моем отношении к северному соседу.
Финны, люди Суоми, представлялись мне (да и только ли мне?) жестокими и коварными вояками, не знающими ни жалости, ни пощады. И напрасно я, филолог по образованию, пытался воскресить в памяти миролюбивый эпос «Калевалы» — пережитые войны, ленинградская блокада, из которой я чудом вышел живым, не оставляли места для сказок.
И так продолжалось, пожалуй, до тех пор, пока я не прочитал книгу Вяйнё Линны «Здесь, под северной звездой».
Книга эта за одну ночь (а я помню, как ее читал) промыла мне глаза, начисто вымела из головы весь мусор прежних представлений, и я увидел Финляндию истинную, страну неповторимо самобытную, со своей историей, со своими нравами и обычаями, заселенную очень близкими и понятными мне людьми, у которых те же печали и радости, те же заботы и тревоги, что у нас, русских…»
Федор Абрамов упомянул и о том, что Линна в свою очередь прочитал в финском переводе его роман «Две зимы и три лета», после чего сказал: «Если бы я писал своего «Неизвестного солдата» после чтения вашей книги, я, возможно, кое-что написал бы иначе, потому что одно дело стрелять в абстрактных, неизвестных тебе людей, и другое дело — в Михаила и Лизу».
Для финского общества Линна своим романом тоже открывал правду о войне, правду жестокую, для многих непривычную и шокирующую, но выношенную опытом жизни.
«Неизвестный солдат» впервые с блеском продемонстрировал возможности Линны-реалиста. И вместе с тем появление этого «традиционного», как охарактеризовала его модернистская критика, романа, было равносильно шоку.
Следует, однако, сказать, что при всей сенсационности обстоятельств выхода романа Линны он не был единичным явлением в послевоенной финской литературе. Его можно понять глубже именно в ряду однородных с ним книг, с которых началось критическое осмысление недавнего прошлого, трагедии войны и связанного с нею идеологического наследия. Естественно, что о войне стали писать, и в числе первых значительных произведений были повесть Пентти Хаанпяя «Сапоги девяти солдат» (1945), военный дневник Олави Пааволайнена «Мрачный монолог» (1946), некоторые публицистические книги. Они вызвали определенный общественный резонанс, хотя и не такой, как «Неизвестный солдат» Линны.
Правая печать встречала эти книги, в том числе и культовый роман Линны, с особой злобой, не стесняясь в выборе средств, и некоторых авторов ей удалось сокрушить открытой травлей.
Даже наиболее фанатичные приверженцы милитаристской политики, выведенные в романе, вынуждены убедиться в том, что простой солдат далек от тех национал- шовинистических «идеалов», в духе которых старалась воспитать его военная пропаганда. Молоденькому офицеру Карилуото финская армия еще недавно представлялась железным кулаком стремительных штурмовых отрядов, а на фронте он столкнулся со сборищем зубоскалов, не признающих как будто ничего святого. Такие слова, как «отечество», «религия», «освободительная миссия», не производят на них никакого впечатления, они смеются над выступлениями министров и приказами Маннергейма, а вместо патриотических гимнов залихватски поют фривольную песенку о «девках из Корхолы».
Но почему же все-таки воюют эти солдаты, вчерашние крестьяне, даже теперь занятые мыслями о доме, сенокосе, урожае? А воюют они с остервенением, с бесшабашной храбростью, когда нужно — и с находчивостью. Все они в своем роде «строптивцы» и не прочь досадить офицерам, но дерутся мужественно. Линна настойчиво ищет для этого «неказенные мотивировки». Солдаты храбры по любой причине, но только не потому, что господам захотелось учредить «Великую Финляндию». Оказавшись на войне не по своей воле, солдаты, однако, должны считаться с нею и убивать хотя бы затем, чтобы самим не быть убитыми. Когда Хиетанен подрывает танк, им руководит инстинкт самосохранения.
Каптенармус Мякиля идет умирать потому, что солдаты посмеялись над его трусостью. Сержант Лехто обижен судьбой, и его садистская жестокость — это его личная месть миру. При всей неопределенности этих мотивов Линна хочет подчеркнуть их сугубо личную природу.
Впрочем, то же относится и к офицерам. Капитану Каарне война нужна для продвижения по служебной лестнице. Она для него такое же непременное условие его личного благополучия, как для земледельца хорошая погода.
Звание лейтенанта Каарна получил еще за участие в походе на Олонец, но потом войны долго не было — не прибавлялось и звезд на петлицах. Капитаном он стал только в войну 1939-1940 годов и тогда же получил батальон, но с наступлением мира батальонов стало меньше, чем капитанов, и Каарну опять понизили до ротного командира. А он мечтает о карьере и поэтому жаждет не какой- нибудь, а «крепкой войны», при этом твердо усвоив из окружающей милитаристской шумихи, что Финляндия — естественная союзница гитлеровской Германии.
Своя личная причина воевать есть и у младшего сержанта Рокки, образ которого можно считать одним из центральных в романе.
Для него это крестьянская привязанность к своей земле. У Рокки был хутор на Карельском перешейке, на территории, отошедшей к Советскому Союзу, и этот хутор он мечтает вернуть. Пока в нем еще теплится надежда, война имеет для него конкретный смысл, а потом он дерется уже с отчаянием обреченного.
Известны случаи, когда целые подразделения финской армии, в основном рядовые солдаты, в 1941 году отказывались наступать дальше на восток, за пределы прежней государственной границы,- это было их пониманием восстановления справедливости.
Герои романа подчеркнуто бравируют своим равнодушием ко всякой идеологии.
Хиетанена приводит в недоумение упрек в том, что он повторяет домыслы, выгодные капиталистам : «…Про капиталистов я, брат, ничего не знаю. Вот если старик мой отдаст богу душу прежде меня, тогда мне достанется девять с половиной гектаров никудышной земли — такой я капиталист. Но спину свою гнуть ни перед кем не стану: какой бы капиталист в поле ни встретился, я суну руки в брюки и только поплевывать буду дальше любого дьявола. Вот я каков». Но когда солдат Лехтинен, выступавший в романе носителем левых настроений и сочувствующий коммунизму, понимаемому им в весьма упрощенном виде, пытается как-то обобщить и развить эту крестьянскую неприязнь к господам, другие солдаты встречают его усилия с открытым пренебрежением. Именно здесь, подчеркивается в романе, проходила черта, отделявшая строптивость солдат от действительного бунтарства. В любую минуту они были готовы смеяться над господами и их патриотизмом, но если кто- нибудь хотел придать этому острословию некий «программный характер», солдаты и на это отвечали насмешкой.
Причина такой позиции коренится в том, что за «неизвестным» солдатом с его будничными, предельно «заземленными» интересами стоит финский крестьянин, сохранивший традиционную непрязнь к «господам», к которым он в своей ограниченности причисляет всех людей не его круга, не его образа мыслей.
Впрочем, то же относится и к офицерам. Капитану Каарне война нужна для продвижения по служебной лестнице. Она для него такое же непременное условие его личного благополучия, как для земледельца хорошая погода.
Звание лейтенанта Каарна получил еще за участие в походе на Олонец, но потом войны долго не было — не прибавлялось и звезд на петлицах. Капитаном он стал только в войну 1939-1940 годов и тогда же получил батальон, но с наступлением мира батальонов стало меньше, чем капитанов, и Каарну опять понизили до ротного командира. А он мечтает о карьере и поэтому жаждет не какой- нибудь, а «крепкой войны», при этом твердо усвоив из окружающей милитаристской шумихи, что Финляндия — естественная союзница гитлеровской Германии.
Своя личная причина воевать есть и у младшего сержанта Рокки, образ которого можно считать одним из центральных в романе.
Для него это крестьянская привязанность к своей земле. У Рокки был хутор на Карельском перешейке, на территории, отошедшей к Советскому Союзу, и этот хутор он мечтает вернуть. Пока в нем еще теплится надежда, война имеет для него конкретный смысл, а потом он дерется уже с отчаянием обреченного.
Известны случаи, когда целые подразделения финской армии, в основном рядовые солдаты, в 1941 году отказывались наступать дальше на восток, за пределы прежней государственной границы,- это было их пониманием восстановления справедливости.
Герои романа подчеркнуто бравируют своим равнодушием ко всякой идеологии.
Хиетанена приводит в недоумение упрек в том, что он повторяет домыслы, выгодные капиталистам : «…Про капиталистов я, брат, ничего не знаю. Вот если старик мой отдаст богу душу прежде меня, тогда мне достанется девять с половиной гектаров никудышной земли — такой я капиталист. Но спину свою гнуть ни перед кем не стану: какой бы капиталист в поле ни встретился, я суну руки в брюки и только поплевывать буду дальше любого дьявола. Вот я каков». Но когда солдат Лехтинен, выступавший в романе носителем левых настроений и сочувствующий коммунизму, понимаемому им в весьма упрощенном виде, пытается как-то обобщить и развить эту крестьянскую неприязнь к господам, другие солдаты встречают его усилия с открытым пренебрежением. Именно здесь, подчеркивается в романе, проходила черта, отделявшая строптивость солдат от действительного бунтарства. В любую минуту они были готовы смеяться над господами и их патриотизмом, но если кто- нибудь хотел придать этому острословию некий «программный характер», солдаты и на это отвечали насмешкой.
Причина такой позиции коренится в том, что за «неизвестным» солдатом с его будничными, предельно «заземленными» интересами стоит финский крестьянин, сохранивший традиционную непрязнь к «господам», к которым он в своей ограниченности причисляет всех людей не его круга, не его образа мыслей.
Его мышление не выходит за пределы того узкого, эмпирического осязаемого мирка, который его непосредственно окружает и в котором все можно потрогать своими руками: участок собственной земли, дом с пристройками, хлеб в амбаре, марки в кошельке. Абсолютизируемый им вещественный мир мелкого собственника дает ему призрачное чувство независимости от большого мира, от политики, от классовой борьбы. Поскольку банки и монополии могут разорить его, постольку ему хочется «плевать» на капиталистов и позубоскалить над их высокопарными речами, а в той мере, в какой он сам остается собственником, ему неприемлем социализм, в котором он тоже видиг угрозу для себя.
Естественно, что герои романа не могут понять истинного смысла войны, в которой борются две противоположные общественные системы — капиталистическая и социалистическая.
Герои Линна могут иметь «личные мотивы» в войне, но война в целом кажется им просто безумием.
В романе есть эпизодический, но по-своему сложный образ советской девушки Веры из Петрозаводска.
Сложность эта опять-таки определяется неразрешимым для Линны противоречием между «человеком» и «идеологией». Наблюдая проснувшуюся в финских солдатах жалость к голодным детям, Вера начинает видеть в них не врагов, но людей. Солдаты, эти циники и зубоскалы, невольно робеют перед девушкой, за ее физической красотой они смутно угадывают красоту духовную, внутреннюю гордость и независимость. Она смотрит на них с чувством превосходства, но это не оскорбляет солдат — напротив, если бы она раболепствовала перед ними, они перестали бы уважать в ней человека. И в то же время Вера чужда им как носительница иного, непонятного им мировоззрения, они и ее считают «жертвой пропаганды», на этот раз коммунистической. Как люди они могут вместе с нею заботиться о детях, слушать русские песни, но как только вмешивается «пропаганда», она тотчас разрушает эти простые человеческие отношения. В споре о том, кто виноват в развязывании войны, каждая сторона остается при своем мнении. Рокка сразу же вспоминает о своем хуторе, и бесплодный спор завершается очередным взрывом солдатского зубоскальства по поводу возможного сватовства Хиетанена и «соединения единоплеменных братьев».
Когда герои романа, при всей их «беспрограммности», смеются над теми милитаристскими лозунгами, которые десятилетиями вдалбливаются в сознание масс, этот смех имеет вполне определенный антишовинистический, антимилитаристский характер.
Однако при отрицании «всяких идей», как мы уже говорили, тщетно ждать от героев романа серьезной попытки осмыслить те события, участниками которых они были.
Даже прапорщик Вилхо Коскела — один из центральных персонажей романа, наиболее близкий автору, наследник революционных традиций 1918 года (двое его дядей-красногвардейцев были расстреляны белыми, а отец сидел в концлагере),- не идет дальше стихийного «бунта», в пьяном виде избивая офицера, напевающего немецко-фашистский марш.
Война для героев Линны, да и для самого автора,- следствие «всеобщего безумия людей».
И это не просто стилистический оборот, а определенный взгляд на войну, запечатлевшийся во всей художественной структуре романа. Не случайно описание конца военных действий завершается символической картиной усмирения обезумевшего солдата; то есть конец безумию — конец войне.
Но если война есть «всеобщее безумие», то и винить в ней можно либо всех, либо никого в отдельности.
Общественный резонанс, вызванный романом Линны, был настолько значительным, что писателя не без основания называли выразителем народной совести. Не раз высказывалось мнение, что его романы содействовали духовному здоровью нации в гораздо большей мере, чем усилия иных политиков.
Да и сами политические деятели подтверждали это, причем весьма авторитетные, как, например,
Президент Кекконен, который писал:
«Наверное, не ошибусь, если скажу, что Линна помог финнам как народу избавиться от многих душевных травм периода их детства и отрочества. Способность беспристрастно судить о своей истории, о заблуждениях и успехах, несчастьях и достижениях является признаком повзросления нации»
Естественно, что герои романа не могут понять истинного смысла войны, в которой борются две противоположные общественные системы — капиталистическая и социалистическая.
Герои Линна могут иметь «личные мотивы» в войне, но война в целом кажется им просто безумием.
В романе есть эпизодический, но по-своему сложный образ советской девушки Веры из Петрозаводска.
Сложность эта опять-таки определяется неразрешимым для Линны противоречием между «человеком» и «идеологией». Наблюдая проснувшуюся в финских солдатах жалость к голодным детям, Вера начинает видеть в них не врагов, но людей. Солдаты, эти циники и зубоскалы, невольно робеют перед девушкой, за ее физической красотой они смутно угадывают красоту духовную, внутреннюю гордость и независимость. Она смотрит на них с чувством превосходства, но это не оскорбляет солдат — напротив, если бы она раболепствовала перед ними, они перестали бы уважать в ней человека. И в то же время Вера чужда им как носительница иного, непонятного им мировоззрения, они и ее считают «жертвой пропаганды», на этот раз коммунистической. Как люди они могут вместе с нею заботиться о детях, слушать русские песни, но как только вмешивается «пропаганда», она тотчас разрушает эти простые человеческие отношения. В споре о том, кто виноват в развязывании войны, каждая сторона остается при своем мнении. Рокка сразу же вспоминает о своем хуторе, и бесплодный спор завершается очередным взрывом солдатского зубоскальства по поводу возможного сватовства Хиетанена и «соединения единоплеменных братьев».
Когда герои романа, при всей их «беспрограммности», смеются над теми милитаристскими лозунгами, которые десятилетиями вдалбливаются в сознание масс, этот смех имеет вполне определенный антишовинистический, антимилитаристский характер.
Однако при отрицании «всяких идей», как мы уже говорили, тщетно ждать от героев романа серьезной попытки осмыслить те события, участниками которых они были.
Даже прапорщик Вилхо Коскела — один из центральных персонажей романа, наиболее близкий автору, наследник революционных традиций 1918 года (двое его дядей-красногвардейцев были расстреляны белыми, а отец сидел в концлагере),- не идет дальше стихийного «бунта», в пьяном виде избивая офицера, напевающего немецко-фашистский марш.
Война для героев Линны, да и для самого автора,- следствие «всеобщего безумия людей».
И это не просто стилистический оборот, а определенный взгляд на войну, запечатлевшийся во всей художественной структуре романа. Не случайно описание конца военных действий завершается символической картиной усмирения обезумевшего солдата; то есть конец безумию — конец войне.
Но если война есть «всеобщее безумие», то и винить в ней можно либо всех, либо никого в отдельности.
Общественный резонанс, вызванный романом Линны, был настолько значительным, что писателя не без основания называли выразителем народной совести. Не раз высказывалось мнение, что его романы содействовали духовному здоровью нации в гораздо большей мере, чем усилия иных политиков.
Да и сами политические деятели подтверждали это, причем весьма авторитетные, как, например,
Президент Кекконен, который писал:
«Наверное, не ошибусь, если скажу, что Линна помог финнам как народу избавиться от многих душевных травм периода их детства и отрочества. Способность беспристрастно судить о своей истории, о заблуждениях и успехах, несчастьях и достижениях является признаком повзросления нации»
СРОЧНО ‼️
Сотрудники Пограничного управления ФСБ по Республике Карелия спасли финского нарушителя, который собирался незаконно перебраться из Финляндии в Россию.
Мужчина обморозил руки и ноги, его вовремя доставили в больницу, сообщили в ФСБ.
«Сотрудниками Пограничного управления ФСБ России по Республике Карелия в лесном массиве Муезерского района Республики Карелия задержан гражданин Финляндии, прибывший с территории сопредельного государства в обход установленных пунктов пропуска. Ввиду обнаруженных у иностранца обморожений верхних и нижних конечностей, а также наличия признаков алкогольной интоксикации, он доставлен в медицинское учреждение, где ему оказана квалифицированная помощь», - говорится в сообщении.
Впоследствии нарушителя привлекли к административной ответственности и передали назад финской стороне.
Сотрудники Пограничного управления ФСБ по Республике Карелия спасли финского нарушителя, который собирался незаконно перебраться из Финляндии в Россию.
Мужчина обморозил руки и ноги, его вовремя доставили в больницу, сообщили в ФСБ.
«Сотрудниками Пограничного управления ФСБ России по Республике Карелия в лесном массиве Муезерского района Республики Карелия задержан гражданин Финляндии, прибывший с территории сопредельного государства в обход установленных пунктов пропуска. Ввиду обнаруженных у иностранца обморожений верхних и нижних конечностей, а также наличия признаков алкогольной интоксикации, он доставлен в медицинское учреждение, где ему оказана квалифицированная помощь», - говорится в сообщении.
Впоследствии нарушителя привлекли к административной ответственности и передали назад финской стороне.
Helsingin Sanomat освещает празднование Дня Независимости в Хельсинки и дает комментарии обычных финнов к происходящему.
Делаем выводы.
Делаем выводы.
Forwarded from РИА Новости
Спецпредставитель МИД России по гуманитарным связям Стивен Сигал пожелал россиянам на Новый год мира, победы и счастья.
По его словам, россиянам нужно "подняться и защитить" свою страну.
При этом он подчеркнул, что Россия побеждает на поле боя, а единственное, в чем победили все остальные - это пропаганда и фейки.
По его словам, россиянам нужно "подняться и защитить" свою страну.
При этом он подчеркнул, что Россия побеждает на поле боя, а единственное, в чем победили все остальные - это пропаганда и фейки.
СРОЧНО ‼️
Президент Беларуси Александр Лукашенко от имени белорусского народа и себя лично поздравил народ Финляндии с Днем Независимости.
«В многолетней истории отношений между нашими странами безусловную ценность имеют периоды конструктивного сотрудничества. Именно за время взаимодействия, а не ограничений добыт ценный клад человеческих контактов, развивались связи между предприятиями и учреждениями, происходил обмен опытом, реализованы проекты в сферах сельского хозяйства, деревообработки, транспорта и логистики, образования и культуры», - подчеркнул Александр Григорьевич.
Президент Лукашенко пожелал всем финнам крепкого здоровья, процветания и уверенности в завтрашнем дне.
Президент Беларуси Александр Лукашенко от имени белорусского народа и себя лично поздравил народ Финляндии с Днем Независимости.
«В многолетней истории отношений между нашими странами безусловную ценность имеют периоды конструктивного сотрудничества. Именно за время взаимодействия, а не ограничений добыт ценный клад человеческих контактов, развивались связи между предприятиями и учреждениями, происходил обмен опытом, реализованы проекты в сферах сельского хозяйства, деревообработки, транспорта и логистики, образования и культуры», - подчеркнул Александр Григорьевич.
Президент Лукашенко пожелал всем финнам крепкого здоровья, процветания и уверенности в завтрашнем дне.