​В день рождения великого города напомним, что считаем верным разжигание петербургского шовинизма и принципиального противостояния Петербурга и Москвы. Эти города уникальны, их всего два - как гендера. Остальные не менее уважаемые регионы, города и сёла так или иначе тяготеют к одной из столиц. Экзистенциально важны только два.

С господством Москвы связаны не самые приятные исторические, культурные и эстетические традиции. Конструктивизм, красные звёзды и те ужасы, о которых пишет журнал, который (к сожалению) издает создатель легендарного «Птюча». С Петербургом же связано всё, что мы любим: имперский триумф, Невы державное теченье, лихой угар портового города и традиции андеграунда, меняющего культурный ландшафт всей страны. Против такой красоты бессильна любимая москвичами мантра о зависти нищих петербуржцев богатым и успешным москвичам.

Богатство Москвы в муравьиной эффективности. В том, что что-то есть. Самое московское, что вообще может быть, это джентрификация старых заводов: были станки пыльные, а теперь чистые - стоят себе в интерьере кормушки, где лавандовый раф цистернами разгружают. Всё успешно, прибыльно, обо всем профессиональные блогеры отчитались.

Богатство Питера - в том, что чего-то нет. Вот особняк в центре, а в нем НИЧЕГО. Ни офисов, ни грузинского ресторана, ни элитного жилья. Всё это встречается, конечно, в уродливом и неуместном виде. Но в целом огромный центр Петербурга возмутительно неэффективен - мы можем себе позволить быть неэффективными, а в этом и состоит настоящая роскошь. Город не принадлежит никому, и именно поэтому может принадлежать кому угодно. Нам.

Что же до денег - отбирайте их у москвичей, везите в Петербург. Будем обустраивать свой город так, как велит ситуация. А потом и за остальной мир возьмёмся. Очевидно, что русское жизненное пространство надо строить по петербургскому образу. Обустраивать его не для лавочников, а для творцов. Из города больше не вырваться. Вы больше никогда не увидите хасиенду. Её просто не существует.

Хасиенду надо построить.

Фото в контексте: мы готовим себе еду во дворе бывших гвардейских казарм, право на который заявил техно-кустарь. Потому что почему бы и нет? Кто ему (или нам) запретит?

Наш с сооснователем журнала «Петрополь» канал о Петербурге: ничего не обещаем, но подписывайтесь

Готовы вступить в Железную гвардию Железного Димитрия.

https://www.tgoop.com/medvedev_telegram/105

​Пока вы облачаетесь в доспехи и взнуздываете боевых коней, напомним, что ламы Иволгинского дацана хотели признать Дмитрия Анатольевича Медведева официальным воплощением Белой Тары, семиглазой боддхисатвы сострадания. От канонического обряда – то есть садиться на трон Белого царя перед простершимися ниц ламами – Дмитрий Анатольевич Медведев вежливо отказался, и все решили что он стесняется.

Но Дмитрий Анатольевич Медведев ничего не стесняется. Просто он воплощение совсем другого буддийского божества.

«В поднятой правой руке он держит меч, рукоятью которому служит скорпион, в левой – лёгкие и сердце врага веры, под мышкой – бунчук с трезубцем, лук и стрелу, с плеч свисает ожерелье из отрубленных человеческих голов. По другим версиям, у него корона с изображением черепов. Он попирает ногами человека и зелёную лошадь. Черты его лица искажены гневом, три его глаза пылают ненавистью ко всем врагам Учения, рот оскален. Его лицо и одежды красного цвета, жёлто-красные волосы, пламенеющие брови и усы (монг. Улаан сахиус — «красный хранитель»). Местом его обитания является море из крови.

По обеим сторонам Джамсарана едут его спутники: божество в доспехах (генерал) верхом на сером волке, грызущем грешника, и дакини (сестра Джамсарана) верхом на медведе, стоящем на грешнике. По краям – восемь краснотелых демонов смерти, терзающих грешников. На некоторых картинах эта свита вырастает многократно, превращая Джамсарана во владыку мира смерти. За его спиной в этом случае высится дворец, сделанный из человеческих костей».

Во дворце из костей, посреди моря из крови, Дмитрий Анатольевич Медведев сострадательным сознанием обращен ко всем существам.

Добавим: в глаза бросается фатальный недостаток амбиций у молодых русских дизайнеров и художников. В том что они делают часто есть искренность, иногда есть талант – но нет масштаба и самоощущения великого народа.

Либо резные наличники, либо панельки. Либо спортивки, либо вышитые рушники. Либо переизобретенная этника, либо советский модернизм. Все это вроде как считается ренессансом русскости в искусстве, но вообще-то говоря это буквально трактовка русской культуры (любой национальной культуры, они делались под ключ) в Союзе Советских Социалистических республик: Илья Муромец, потом сразу легендарный забор с ромбиками, между ними – ничего. Из деревенской архаики сразу в панельки – так могли бы осмыслять себя эстонцы, латыши, казахи, азербайджанцы, любой маленький постколониальный народ, которому советская власть сделала нацию. Украинцы так себя и осмысляют, и очень этим гордятся. Потому что так – из мазанки в пятиэтажку – у них все и было.

У русских было не так. Но советская оптика панелек и теремов до сих пор не преодолена, имперское наследство до сих пор не осознается как свое, и Пушкин, Крамской, библиотека Вольтера, петровское барокко, мозаики Врубеля, что там еще – все это наследство так и валяется на дороге никем не подобранное, а мимо идут на дизайн-выходные молодые дизайнеры в моднейших прикидах из перестроечного кино про бандитов.

Друзья, мы сейчас бросили вызов всему Западному миру. Сейчас наши солдаты умирают и убивают не за Херсонскую область, а за право на русскую самость. Войну мы выиграем, в этом нет никаких сомнений. Но дальше мы покажем – не чужакам, друг другу – что? Опять рубаху с узором и фильм «Брат 2»? Сейчас решается – не на войне решается, а вот на дизайн-выходных – где мы окажемся по итогам конфликта: в будущем или в евразийском Северном Иране. Евразийский северный Иран уже построен в собственно Иране и не интересен никому, в первую очередь самим его обитателям.

Русские больше этого и русские лучше этого. Нужно мыслить не как иранцы (китайцы, индусы, бразильцы) и прочие прекрасные люди на обочине цивилизации, остающиеся глубоко провинциальными даже с ядерным оружием, а как русские – последний выживший великий народ Европы, потомки ромеев и викингов, наследники самой блистательной и невероятной монархии на континенте, наследники святых, героев, гениев и утопистов.

Россия должна породить нечто свое, нечто новое, нечто масштабное – большой стиль 2020-х, обращенный в будущее – и она либо сделает это, либо прекратится. А панельки и народную вышивку отправьте, пожалуйста, в город Львов.

https://www.tgoop.com/aftericonproject/547

Нашему боту-секретарю со вчерашего дня пишут читатели, и со многими из них мы повели приятные беседы, неспешно прогуливаясь в садах габба-хана среди голубой листвы и металлических лотосов.

Отвечая на вопросы и чаяния, уточняем: мы презираем вульгарный пост- или метамодернизм, никогда не любящий безоговорочно того что делает. Теперь все время что-то цитируют, «перепридумывают», «актуализируют», «переосмысляют»и в целом говорят не от себя.

Спасением нам представляется метод, о котором по другому поводу писал Антон Беликов – «в каноне, но не копия». Это касается не только религиозного искусства (хотя оно в последнее время такое хорошее как раз потому что первым дошло до этого принципа). Принципиальное отличие здесь в том чтобы материал сделать подлинно своим, присвоить, полюбить и из отсылки к мертвому прошлому превратить в инструмент и оружие живой красоты. Канон при этом может быть любым. Хотя бы даже и воображаемым - как у давно любимого нами Сергея Паршакова и его археофутуристических масок, у Антона Фролова с его торжествующим византийским ретрофутуризмом, у афористических щитов нашего друга Пана Задорожнего, у античных летчиков и моряков Георгия Гурьянова, у петербургского дендизма «Строгого юноши», у великих Doping-pong и у многих других.

Первый шаг к подлинному искусству – делать вневременные и безссылочные вещи, и разговаривать не с аудиторией, не с контекстом, а с вечностью. Перестать сверяться с относительной шкалой и начать сверяться с абсолютной. Так, писать имеет смысл для Бога, для любимой женщины, в крайнем случае – для монарха или для друзей-философов. Иногда позволительно произнести пламенную националистическую речь с балкона гостиницы в приморском городе, который только что заняли ваши войска. Но не стоит работать для аудитории, для повестки или для мира, потому что мир лежит во зле, и зло это выражено в специфической форме безысходной посредственности.

У красоты нет сына, чтобы защитить ее. Будь сыном красоты. У красоты нет отца, чтобы вступиться за нее. Будь отцом красоты.

В уже не дружественном, но пока безальтернативном по масштабу Steam стартовал Next Fest - фестиваль игр, ещё не увидевших свет. Среди сотен проектов там есть интерактивная визуальная новелла «А горюшко вслед собакою». Добрая, немного печальная и родная история, основанная на воспоминаниях бабушки одного из авторов игры о соседях по деревне, к каждому из которых в 1942 году в дом пришла война, - а вместе с ней и письма с фронта. Десятки судеб обычных русских семей запечатаны в почтовых конвертах, которые разносит девочка Надя, поневоле ставшая вестником горя и надежды.

Это первая игра наших друзей (да и мы к ней руку приложили). Ценим ее за то, как она рассказывает о простых вещах, без морализаторства и переосмыслений. Говорить об обыденном сложнее всего, такое умение - большая редкость.

Демоверсия выложена в Steam на время фестиваля, сыграть в неё можно бесплатно. Если хотите поддержать дебют - добавьте игру в желаемое и расскажите о ней друзьям.

https://store.steampowered.com/app/1831800/

Один из щитов заказали мы, на нём наш девиз. Где ещё писать девиз, если не на щите? На выставке он тоже будет (и мы постараемся)

Пишут что какой-то отчаянный ублюдок попытался зарезать Салмана Рушди прямо на конференции в Нью-Йорке. Поздравляем наших внимательных читателей, которым еще три года назад предложили надежный способ разбогатеть. По возможности не работайте. Жить нужно морским пиратством, организацией военных переворотов в странах субсахарской Африки и истреблением писателей-постмодернистов.

Посетили «Дронницу». Довольны. Наконец что-то близкое к нашим представлениям об идеальном событии. На сцене - дронобойки, в фойе - травят байки и обсуждают прикручивание к коптерам кумулятивных снарядов. На Рюриковом городище - прямиком там, где некогда гудел сброд «Под корня» - обучают соколиной охоте хищными механическими птицами. Получился комик-кон для кшатриев, где вместо косплееров мужчины с позывными. Название, символика и выбор места проведения (из Новгорода начал поход на Киев князь Олег) прекрасны. Во многом из-за этого и поехали. Уважаем осознанность.

Надеемся, что со временем охота с коптерами и травля роботов Boston Dynamics станут русским аристократическим досугом. Ату его!

Студенты Москвы — вам нас не хватает.

Студенческая корпорация Fraternitas Ruthenica запускает новый набор в Москве.

Вы остаётесь. Остаётесь в России. Остаётесь русскими. И вас душит одиночество.

Исправьте это прямо сейчас — оставьте заявку.

​Начали обсуждать восстановление института замполитов и комиссаров. Выглядит это печально, как и весь остальной гуманитарный дискурс вокруг СВО, и говорить об этом мы не будем.

Поговорим о другом. Есть прекрасная книга, «Анабасис». Сюжет там, если кто не читал, такой: отряд греческих наемников оказывается посреди враждебной Персии. Офицеры мертвы, наниматель мертв, надо пробиваться домой или всех убьют. В конце там есть небольшой эпизод. Автору, который успешно вывел своих бойцов к морю, товарищи говорят: «Командир, ты о нас позаботился, а о своих делах забыл». Дальше автор берет два своих лучших взвода и грабит с ними дворец знатного перса (и, соответственно, рассказывает об этом читателю). Античность, эпоха великой простоты и честности.

Государства XX века были государствами принципиально внеидеологическими – в том смысле что задача мотивации людей была переложена с культуры, традиции, церкви, самих людей и пр. на механически действующий аппарат. Военкому было абсолютно наплевать во что ты веришь – ты получал повестку и без вариантов ехал на фронт. Такого аппарата больше не существует, и восстановить его невозможно – для этого пришлось бы реконструировать не только общество 1930-х с его и радиоточками и рабочими общежитиями (в теории можно, хотя и себе дороже), но и человека 1930-х (а этот фарш никак не провернешь назад, если нет под рукой пары десятков миллионов реликтовых украинцев).

Соответственно, вопрос который сейчас стоит перед государством – абсолютно любым – это «как мотивировать человека с оружием»?

Хорошие новости. Человек – существо простое и понятное. Если бы восточные мудрецы из администраций вместо «поиска смыслов», «медиатехнологий», «постправды» и прочего сектантского «кручу, верчу, обмануть хочу» прочли в своей жизни хотя бы Ксенофонта, они бы это понимали.

Участие в войне должно вести к резкому повышению статуса.

- Материального. «Я пошел на войну за расширение жизненного пространства моего народа, мы победили, я получил в награду поместье на б. Украине, могу продать, могу сдать в аренду, могу возделывать сам».
- Социального. «Я пошел на войну за расширение жизненного пространства моего народа и а) вернулся, все девки теперь мои, все парни с завистью смотрят вслед б) не вернулся, попал в Рай, золотыми буквами вписал имя своего рода в вечность».

ВСЕ. Все остальное – разговоры в пользу бедных.

В среднем русский мужчина воевать хочет. Не хочет он как раз работать работу («ночью снился мне кошмар, пятидневка и завод») ради того чтобы купить китайский телефон и смотреть по нему ставки на спорт. Если дать русскому мужчине хотя бы простые честные условия (как, прости Господи, Евгений Пригожин зекам: «все что надо мы вам дадим, командовать будут не дебилы, вы, главное, воюйте»), то у военкомата выстроится многодневная очередь.

Но русский мужчина при этом не мазохист, и за спасибо сидеть голым и босым в железной каске в яме в земле он не хочет (хотя в случае необходимости заставить его заниматься подобными вещами, вероятно, проще, чем немецкого мужчину). Никакой государственный дурак-замполит не убедит нормального психически здорового человека 2000 г. р. идти в нищий БАРС сражаться за деэскалацию, учебник украинского языка и старуху с красным флагом.

К счастью (и на этом пока что держится хрупкий механизм восьми лет русского добровольчества) человек может уговорить себя сам, так как в отличие от замполита разумен и как существо самопрограммируемое ставит себе личные цели (называется «культура»). Расскажет себе про выживание русских как нации, про героику, про восстание против современного мира, про то какие хохлы дегенераты, наконец. Завод к тому же и правда осточертел.

Но этот человек предпочел бы почет, уважение, баронский титул, поместье на освобожденной территории и штук десять рабов-галичан. И не надо рассказывать что галичане плохие рабы: поставить надсмотрщика-поляка – будут как шелковые. Согласитесь, что такая награда русским воинам была бы в первую очередь СПРАВЕДЛИВОЙ. А русские они же как – им ничего на самом деле не нужно кроме справедливости.

​Там, где Бог возводит мастерскую, дьявол строит завод. Дьявол тщится повторить Творение, но не чувствует тонкостей, ошибается, всегда делает мертвую механику, в которой нет человека и живой человеческой воли. Потому исключительно удачно, что украинская война – первая в новейшей истории, тон и характер которой задают добровольцы, люди, которые воевать ХОТЯТ, и хотят не потому что у них такая профессия или им за это заплатили денег, а просто потому что они к этому склонны. Новая культура русской войны за восемь лет уже сложилась, и ограниченная мобилизация тех кто при желании мог бы сбежать вряд ли поменяет в ней что-нибудь.

За новостями о штурмах деревень и очередях на границе этого, вероятно, не видно, но по мере того как заканчивается модерн с его мертвой механикой железного заводского принуждения, мир возвращается к своему естественному состоянию. Как и тысячу лет назад, добровольцы сами покупают себе доспех (причем доспех по-прежнему стоит как стадо коров) и сами решают к какому командиру им мобилизоваться. Как рыцарские ордена в начале своего существования, добровольческие отряды снаряжаются на пожертвования и комплектуются людьми, которыми движет не столько гражданский долг или профессиональные обязанности, сколько та смесь авантюризма и деятельной веры в идею, которая двигала когда-то средним крестоносцем.

Такая война должна сформировать рыцарский класс – прослойку людей, предрасположенных к насилию просто в силу личного опыта и душевной склонности, но при этом, в отличие от кадрового военного или от мобилизованного рекрута, встроенных в государственный механизм довольно условно, и как следствие сохраняющих свою личность, людей, насколько это возможно, суверенных – то есть, в строгом смысле этого слова, живых.

Теперь вопрос в том, какое общество из них получится и что из этого выйдет. Может не выйти ничего. Может случиться столкновение между этим новым социальным импульсом и попытками снова запустить ржавые модерновые институции – тогда получится унылый парафранкизм, «соединение казарменного духа с церковным». Но пока все выглядит так что русские снова обманули Сатану и в мертвую эпоху нашли источник живой жизни (то есть Бога) – и где нашли, на гражданской войне.

Может быть, дело в том что русские долго не хотели строить модерн, держались как могли за свою странную анархо-монархию, и когда модерн им наконец построили иностранные друзья руками латышских стрелков, получилось плохо (то есть в конечном итоге хорошо), а в щели между прутьями задул холодный ветер здравого смысла. В Европе тюрьма была выстроена на совесть, для себя, и с тех пор только совершенствовалась. В России турецкий подрядчик сэкономил, и клетка просто сгнила.

С тем, что было построено западным третьим сословием, задавившим все остальные, мы сейчас и воюем – с миром, где уже давно нет никаких отдельных людей, и где думают, желают и действуют не люди, а системы и институты, а отдельный человек превращен в их органический транзистор. Есть ли у транзистора бессмертная душа? Может ли он целеполагать? Сама постановка вопроса абсурдна. Главный враг – это сатанинская Машина, и победить, разрушить эту Машину можно только последовательно отбивая у нее каждую обесчеловеченную область существования – в том числе и войну (и даже в особенности войну).

Галковский зря ругает пиратов. Античный пират на море, как и средневековый рыцарь на суше – человек опасный, злой и веселый, и прежде всего суверенный. Русские спасутся и спасут человека как вид только если сами станут пиратской, рыцарской нацией, парадоксальной анархо-монархической политией, где источник воли и действия лежит внутри человека, а не вовне, и где каждый суверенен в меру жизненных сил своей бессмертной души.

На фотографиии – наш друг Унгерн Зеберг, доброволец, художник и врач. Здесь он совсем молодой, в 14-м. С весны 22-го он доставал осколки из гражданских в прифронтовой зоне, а сегодня снова надел форму и ушел на фронт. Потому что там, где дьявол строит казарму, Бог созывает рыцарское ополчение.