Когда я жил на этом свете
И этим воздухом дышал,
И совершал поступки эти,
Другие, нет, не совершал;
Когда помалкивал и вякал,
Мотал и запасался впрок,
Храбрился, зубоскалил, плакал –
И ничего не уберёг;
И вот теперь, когда я умер
И превратился в вещество,
Никто – ни Кьеркегор, ни Бубер –
Не объяснит мне, для чего...

Сергей Гандлевский

Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюблённый в белый, в бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.

Геннадий Григорьев

Сколько мооожноо)))) рабы? В какое время жили Оруэл и Хаксли?? С чего бы мы рабы? О каком будущем они там говорили??

Когда жил Оруэл, людей еще колонизировали, и они работали на плантациях и рудниках за минимальную оплату, несмотря на то, что рабство уж 100 лет как отменили. Плюс Оруэл писал о жизни в трущобах, о политзаключенных, о бедности. Хаксли жил примерно в то же время, то есть во время расцвета индустриализации, позднего потребительского общества и пр.пр.

Оруэл и Хаксли НЕ ПИСАЛИ про будущее. Они писали о своем настоящем в жанре антиутопии. Они гиперболизировали свое настоящие, делали аллюзии на реальность, в которой жили, именно поэтому под Большим Братом скрываются реальные исторические личности. А для Хаксли Конвейер Форда стал символом нового общества. Он увидел, как растет культура потребления, как развивается психология и реклама, манипулирующая желаниями.

И вообще рабство вы себе как представляете?? Это система, в которой человек является вещью, которую можно продать, купить или убить без суда. Сводить блага нового мира технологий к рабству через удовольствие это такая тупость, как по мне.

Прогноз, изложенный в «Дивном новом мире», был основан на фундаментальном недоверии к обычному человеку и его способности распорядиться свободой и комфортом. Технологический прогресс и экономическое благополучие впервые в истории стали служить не узкому классу, а миллиардам. И тот факт, что мы можем кайфовать от этих благ, спорить о них, критиковать их и использовать их для создания нового искусства, — самая яркая форма свободы, которую Хаксли, со своим пессимизмом, просто не смог распознать.

Соцсети, которые многие окрестили площадками для тупого досуга, стали для КАЖДОГО открытым микрофоном. Люди не просто потребляют контент, они создают его в невообразимых масштабах, делятся своим взглядом на мир, спорят и вдохновляются.

Ну и новые технологии, которые нас якобы оттягивают от настоящего погружения в реальность и глубинного понимания момента здесь и сейчас, наоборот усиливают эмоциональную связь с памятью. Вспомните, как дети оживляют своим родителям фотографии с помощью ИИ.

Смерть

Не снимая платка с головы,
умирает мама,
и единственный раз
я плачу от жалкого вида

её домотканого платья.

О, как тихи снега,
словно их выровняли
крылья вчерашнего демона,

о, как богаты сугробы,
как будто под ними –
горы языческих

жертвоприношений.

А снежинки
всё несут и несут на землю

иероглифы бога...

1960

Геннадий Айги

Мы умрём, и останется
тоска людей
по еле чувствуемому следу
какой-то волны, ушедшей
из их снов, из их слуха,
из их усталости.

По следу того,
что когда-то называлось
нами.

Геннадий Айги

Слишком сложная система, чтобы сказать точно).

Зарплата складывается из оклада + часы нагрузки + классное руководство + стимул + премии + доп. выплаты (выплаты молодым специалистам, специалистам со средним образованием, специалистам с высшим образованием, учителям с категориями, за различные награды) + стаж

В последний год у меня было 30 часов в неделю, классное руководство, всего лишь два балла стимула и доп выплаты специалисту с высшим образованием и молодому специалисту.

С высшим — 10 000р
Молодому – 7000р
Классное руководство — 5000 доп выплата и плюс к окладу тоже деньги добавляются, но я не знаю точной суммы
Стоимость одного балла в стимуле каждый месяц разная: от 100 до 1000 рублей

И плюс в Череповце районный коэффициент.

В мае я получила около 63 000.

У некоторых учителей ЗП может быть и 100 000, а у кого-то и 30 000. И все это в пределах одной школы из-за сложности в образовании зарплаты.

Рассказываю о произведении «Настя» Владимира Сорокина

«Приглашение на казнь» Набокова. Почему Цинциннат не может быть русским?

Ладно, тупое начало… Цинциннат — последний носитель субъективности в мире, где отменили не только совесть, но и национальную принадлежность как форму личного опыта.

Его тюремщики и судьи — интернациональные карикатуры. Их имена и речи похожи на фонетический винегрет: англизированный Родриг Иванович, гротескный Пьер. Их мир – что-то вроде пост-национального кошмара, идеала глобализации, доведенного до абсурда. Они просто порождения системы знаков, лишенные исторической памяти.

А что Цинциннат? Его преступление — «гносеологическая гнусность», непрозрачность. А что такое непрозрачность для тоталитарного режима? Это — память.

Набоков, писавший роман в эмиграции на чужом языке (роман написан по-русски, но уже в преддверии перехода на английский), вскрывает главную травму изгнания: тоталитаризм убивает не только инакомыслие, но и почву под ногами. Он вытравливает саму возможность быть откуда-то.

Цинциннат обречен не потому, что он мыслит иначе, а потому, что он помнит. А в его мире память, пожалуй, единственное, что нельзя симулировать.

Я живу. И какое-то дерево
доживает рядом свой срок.
А потом для меня сделают
гроб из его досок.

И там, где дерево было,
поселится человек.
А над его могилой
Встанет зелёный побег.

И новое дерево будет
листья свои менять.
Появятся новые люди,
и сменится всё опять,

как воды сменятся водами,
а ночь – сиянием дня.
И всё-таки жаль сегодня мне,
что там не будет меня.

1962
Юрий Грунин

Почему законы природы так слепы? Они не разбирают, хороший человек или плохой, был у него праздник или обычный день, они с равнодушием и тупостью забирают самых любимых и родных людей. И я просто в ярости каждый раз от слепоты вселенной к нашим чувствам, потому что в ее системе координат нет любви, тоски, ненависти и несправедливости. Сначала законы природы дарят нам чудо, а потом по своим бездушным и безличным правилам отнимают.

Короче говоря, я ненавижу эту суку смерть. И мне очень обидно, что у меня или у кого-либо еще никогда не получалось держать против нее удар. Походу только наша боль — цена за встречу с этим прекрасным миром, потому что вселенная абсолютно равнодушна, а мы нет.

Дырявая лодка, дырявая обувь,
и ноги как будто дырявые обе:
наполнены холодом ледяным...
А я ведь кому-то являюсь родным,
какие-то руки без рук моих хилы,
кому-то нужны мои нервы и жилы,
кому-то мой разум необходим,
пожизненно в ком-то я
неизгладим!
...А в лодке вода подступает к пределу,
а лодка ползет по болотному телу
и скоро зароется в дно этой лужи...
Но я доплыву,
потому что я нужен.

1960
Глеб Горбовский

Вспомните «Мцыри» Лермонтова и обратите внимание на эпиграф: «Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю» (1-я Книга Царств) . Эти слова произносит в Библии Ионафан, нарушивший несправедливый запрет своего отца, царя Саула. Лермонтов с первой же строки проводит параллель: его герой — бунтарь, восставший против царя-отца (в лице русского генерала и всей имперской системы).

Мцыри умирает не от ран, полученных в бою с барсом, а после возвращения в монастырь. Его трехдневный побег — это попытка вернуться не только в родной аул, но и в свое подлинное, неколонизированное «я». Поэма была написана в конце 1830-х, когда Кавказская война была в самом разгаре, и для современников Лермонтова история пленного горца, предпочитающего смерть жизни в плену, звучала как отчаянный политический манифест. Это была трагедия целого народа, упакованная в историю одного «душой дитя, судьбой монаха».

— за несколько минут
Между крутых и темных скал,
Где я в ребячестве играл,
Я б рай и вечность променял…

Два раза перечитала «Мцыри» за сегодня, заново открыла это произведение, когда изучали его с восьмиклассниками.

Прямо-таки пробило меня

Если учитывать, что «Станционный смотритель» — это не только история о Дуне и Вырине, но и часть цикла «Повести Белкина», задуманного как эксперимент с разными литературными стилями, то трагедия Самсона Вырина предстает в ином свете.

Все его несчастья начинаются с картинок, иллюстрирующих притчу о блудном сыне. Он видел в них прямое руководство к действию и утешение: согрешил —» вернись — » будешь прощен. Это была его настольная книга по этике, его единственный способ интерпретировать мир. Когда его собственная история пошла по этому сюжету, и Дуня сбежала с гусаром, Вырин ждал, что сюжет должен завершиться так же, как на картинках, — возвращением.

Но жизнь оказалась сложнее лубочной морали. Дуня не вернулась. И когда рассказчик посещает станцию в последний раз, он видит, что комната Вырина заново оклеена новыми картинками с тем же сюжетом. Это ключевая деталь. Система (в лице нового смотрителя или просто жизни) не отменила старый сюжет, она его подредактировала. Она предлагает новый, официальный взгляд на ту же историю, который так же далек от реальной боли Вырина, как и старый.

Вырин умер не только от тоски по дочери, еще и от буквального прочтения жизни с той сложной, циничной и безразличной реальностью, где счастливый конец — не закономерность,, а всего лишь редкая случайность.

Н. В. Гоголь в молодости писал своей матери:

«Правда, я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно. У вас почитают меня своенравным, каким-то несносным педантом, думающим, что он умнее всех, что он создан на другой лад от людей. Верите ли, что я внутренно сам смеялся над собой вместе с вами. Здесь меня называют смиренником, идеалом кротости и терпения. В одном месте я самый тихий, скромный, учтивый, в другом угрюмый, задумчивый, неотесанный и прочее, в третьем – болтлив и докучлив до чрезвычайности. У иных – умен, у других – глуп… Но только с настоящего моего поприща вы узнаете настоящий мой характер».