Сегодня нам тоже дали поносить магнитометры. Лика сделала измерения на 800 кв. м, я на 480. Вроде бы нашей работой наши геофизики остались довольны) На втором снимке - "мои" данные с уже исправленными ошибками (пропустил линию или пропустил метку на линии). Все когда-то бывает первый раз!
Большое преимущество нашей ямутбальской деревни - что вечерние облака можно наблюдать над головой непосредственно из душа)
(Я называл раньше наш лагерь "шумерской деревней", но во времена города Телля Дехайлы здесь по-шумерски говорили только в школе, как у нас гимназистов учили латыни. Территория это была царством города Ларсы, а Ларсу связывают с племенем Ямутбала. Поэтому наша деревня - не шумерская, а ямутбальская)
(Я называл раньше наш лагерь "шумерской деревней", но во времена города Телля Дехайлы здесь по-шумерски говорили только в школе, как у нас гимназистов учили латыни. Территория это была царством города Ларсы, а Ларсу связывают с племенем Ямутбала. Поэтому наша деревня - не шумерская, а ямутбальская)
Все подходит к концу. Набожный рабочий, насмотревшись на наше хождение, сказал "бисмилла!", когда Йорг собрался нажать на заветную кнопку и пересечь базовую линию.
На втором снимке Ямутбальская деревня, которую скоро придется разбирать. Вы ее видите? А она есть.
На втором снимке Ямутбальская деревня, которую скоро придется разбирать. Вы ее видите? А она есть.
Сейчас долго обсуждали результаты магнитной разведки и магнитные карты других памятников Южного Двуречья. Самое поразительное - несколько затонувших куффаров, которые видны на дне высохшей реки в Шуруппаке, городе Утнапишти. Помните:
- Хижина, хижина! Стенка, стенка!
Слушай, хижина! Стенка, запомни!
Шуруппакиец, сын Убар-Туту!
Оставь богатство, спасай свою жизнь!
Оставь жилище, построй корабль!
Вот в этом Шуруппаке документально засвидетельствованы на магнитной карте затонувшие куффары - небольшие круглые суда. Разумеется, от них не осталось ничего, кроме глинистого грунта, который в них накопился. Но он имеет другой минеральный состав, чем окружающий грунт. И поэтому затонувшие круглые посудины видны на карте магнитной напряженности.
Надеюсь, что это прочтут в Тульском отделении Русского географического общества, и порадуются: не только нам удалось конкретизировать возможность сплава по Евфрату, но и нашлось такое неожиданное подтверждение их выбору судна.
- Хижина, хижина! Стенка, стенка!
Слушай, хижина! Стенка, запомни!
Шуруппакиец, сын Убар-Туту!
Оставь богатство, спасай свою жизнь!
Оставь жилище, построй корабль!
Вот в этом Шуруппаке документально засвидетельствованы на магнитной карте затонувшие куффары - небольшие круглые суда. Разумеется, от них не осталось ничего, кроме глинистого грунта, который в них накопился. Но он имеет другой минеральный состав, чем окружающий грунт. И поэтому затонувшие круглые посудины видны на карте магнитной напряженности.
Надеюсь, что это прочтут в Тульском отделении Русского географического общества, и порадуются: не только нам удалось конкретизировать возможность сплава по Евфрату, но и нашлось такое неожиданное подтверждение их выбору судна.
Центральное Болото pinned «Шумерская генетика, и вообще откуда они пришли В Южном Двуречье не проводились генетические исследования древних усопших. Это связано и с очень плохой сохранностью органики, и с разными техническими проблемами. Надо вспомнить, помимо всего прочего, что с…»
Я стою на остатках юго-восточных городских ворот - они возвышаются метра на три над равниной и отсюда получше связь. Минут через 20 я сменю одного из наших геофизиков в хождении с инструментом. А пока сделаю то, чего на Болоте ещё никогда не делал: попрошу вас помочь моему близкому человеку.
Моё отрочество и юность связаны с деревней на юге Ленинградской области. Соседская девочка - тяжёлый инвалид с рождения, с трудом удалось ей вообще уцелеть и вырасти, она никогда не ходила, ей трудно разговаривать. Но вот появились компьютеры, появился ВКонтакте - и у Лены началась новая жизнь. Говорить очень трудно, но можно пользоваться клавиатурой. У Лены появились друзья в разных городах. Благодаря ее самоотверженной маме и ее собственным организаторским способностям, ей удается, взяв с собой кого-то из деревенских или городских знакомых, пару раз в год выехать из деревни - или в святые места, или на концерт кого-то из любимых певцов. А потом снова дом с крайне скудным бытом, на устройство которого нет никаких сил. Зимой в деревне остаются жить 3-4 человека.
Лена стала писать очень хорошие рассказы. Они простые и настоящие.
В первый день нашей работы на Дехайле Лена написала мне, что у нее обнаружили рак в 3-й стадии. Никакой медицинской помощи она не получает, потому что для этого нужно много всяких анализов и документов, а довезти ее до райцентра очень трудно. Машины у них нет, они живут вдвоем с совсем немолодой мамой, которая каким-то чудом удерживает себя от выгорания уже несколько десятилетий.
Лена почти не может есть. Я не смогу приехать к ним ещё как минимум дней 10. Помощь нужна сейчас.
В чем она должна заключаться? В том, чтобы неравнодушный человек, а лучше два, взяли на себя пробивание медицинской помощи и содействие в оформлении документов. Будет непросто. Нужно иметь навыки менеджера и социального работника. Не обязательно им быть, но нужно много терпения, понимания и энергии. Если кто-то готов реально помочь, пишите в предложку. Пожалуйста, только конкретику. Деньги если понадобятся, то только после того, как найдется человек. Но у нас есть шанс продлить Лене жизнь и если удастся добиться операции, и если это будет вовремя, и если она будет успешна, то Лена сможет побывать на море, о чем она всегда мечтала.
Действовать придется в Луге и Лужском районе Ленинградской области.
Пожалуйста, не давайте советов. Нужен человек, который возьмётся помочь.
Моё отрочество и юность связаны с деревней на юге Ленинградской области. Соседская девочка - тяжёлый инвалид с рождения, с трудом удалось ей вообще уцелеть и вырасти, она никогда не ходила, ей трудно разговаривать. Но вот появились компьютеры, появился ВКонтакте - и у Лены началась новая жизнь. Говорить очень трудно, но можно пользоваться клавиатурой. У Лены появились друзья в разных городах. Благодаря ее самоотверженной маме и ее собственным организаторским способностям, ей удается, взяв с собой кого-то из деревенских или городских знакомых, пару раз в год выехать из деревни - или в святые места, или на концерт кого-то из любимых певцов. А потом снова дом с крайне скудным бытом, на устройство которого нет никаких сил. Зимой в деревне остаются жить 3-4 человека.
Лена стала писать очень хорошие рассказы. Они простые и настоящие.
В первый день нашей работы на Дехайле Лена написала мне, что у нее обнаружили рак в 3-й стадии. Никакой медицинской помощи она не получает, потому что для этого нужно много всяких анализов и документов, а довезти ее до райцентра очень трудно. Машины у них нет, они живут вдвоем с совсем немолодой мамой, которая каким-то чудом удерживает себя от выгорания уже несколько десятилетий.
Лена почти не может есть. Я не смогу приехать к ним ещё как минимум дней 10. Помощь нужна сейчас.
В чем она должна заключаться? В том, чтобы неравнодушный человек, а лучше два, взяли на себя пробивание медицинской помощи и содействие в оформлении документов. Будет непросто. Нужно иметь навыки менеджера и социального работника. Не обязательно им быть, но нужно много терпения, понимания и энергии. Если кто-то готов реально помочь, пишите в предложку. Пожалуйста, только конкретику. Деньги если понадобятся, то только после того, как найдется человек. Но у нас есть шанс продлить Лене жизнь и если удастся добиться операции, и если это будет вовремя, и если она будет успешна, то Лена сможет побывать на море, о чем она всегда мечтала.
Действовать придется в Луге и Лужском районе Ленинградской области.
Пожалуйста, не давайте советов. Нужен человек, который возьмётся помочь.
После обеда, только мы собрались сделать групповое фото, как подъехал сельчанин с семьёй. Пригласили пить чай - он не стал. Кроме его сыновей, с ним ехала овца с двумя детьми. Отправили с ними повара, который собрался за две минуты.
Мы закончили работу с геофизиками. Сделали измерения на максимальной запланированной площади - 14,4 га. Это чуть меньше трети всего города. Из первоначально запланированного участка изъяли только небольшую, наиболее изрытую грабителями часть теменоса. Если Служба древностей впоследствии разрешит нам заполнить грабительские ямы их собственными отвалами, то можно будет пройти с измерениями и там. Это пока единственный возможный способ реставрации памятника. На перспективу.
Сейчас у нас наступил ожидаемый инцидент. Несколько дней назад WhatsApp предупредил меня, что его нужно обновить, потому что иначе он перестанет действовать. Но обновление не проходит, потому что мы на краю зоны приема и большие объемы данных не загружаются. А большинство иракцев продолжают пользоваться WhatsApp, хотя Telegram стоит на многих смартфонах. Но люди то ли отключают на нем оповещения, то ли не реагируют на них. Нам удалось дозвониться до нашего Гани в Уре, чтобы он открыл Telegram. Процесс пошел. Теперь надо как-то оповестить других наших корреспондентов: пока я не выеду в зону уверенного приема (т.е. не уеду с Дехайлы), связи по WhatsApp со мной не будет.
UPD. В середине дня внезапно улучшилось прохождение сигнала и мне удалось обновить WhatsApp, связь восстановилась. Чудаки они в WhatsApp, "чтоб не сказать хуже", как говорил подполковник Котрохов. Вдруг среди моих читателей кто-то его помнит?
UPD. В середине дня внезапно улучшилось прохождение сигнала и мне удалось обновить WhatsApp, связь восстановилась. Чудаки они в WhatsApp, "чтоб не сказать хуже", как говорил подполковник Котрохов. Вдруг среди моих читателей кто-то его помнит?
Закладка последнего в этом сезоне репера научным способом (т.е. без битья по нему кувалдой). Нужно много терпения и сколько-то воды)) Теперь у нас будет сеть постоянных реперов с сантиметровой точностью вокруг всего памятника. Надеюсь, что они долго простоят, а главное - долго и много послужат археологическим исследованиям.
В прошедшие дни в чате снова мелькнуло то ли удивление, то ли разочарование, что сейчас мы не копаем. Стоит снова вернуться к тому, как устроены современные археологические исследования.
Археологи, "строители наоборот", разрушают памятник в ходе своей работы. В начале месопотамской археологии в Мосуле, да и в других местах, рыли тоннели сквозь культурный слой в поисках клинописи или статуй, которые увозили за море или за океан.
В наше время даже раскопки Ура в 1920-е годы видятся варварскими, хотя последовательные хронологические периоды уже хорошо фиксировались (но не дневные поверхности и не координаты находок, и очень мало внимания уделялось вариациям массовой керамики).
Скорее всего, что-то из наших сегодняшних практик, которые мы считаем научными, археологи будущего сочтут варварскими.
Поэтому наша задача совсем не в том, чтобы достать из слоя побольше сокровищ. Она в том, чтобы получить как можно больше информации о памятнике и, главное, о людях, которые здесь жили в прошлом, с минимальными разрушениями.
Это и практически необходимо: многомесячные раскопочные сезоны с сотнями рабочих давно ушли в прошлое. Типичный сезон иностранной экспедиции в Ираке - полтора месяца, хорошо два, много три. Больше и в погодное окно не поместится.
Поэтому копают очень прицельно, только то, что действительно никак нельзя исследовать другим способом, кроме раскопок.
Значит ли это, что мы получаем меньше информации о памятнике, чем раньше? Наоборот! Уже в этом сезоне благодаря аэрофотосъёмкам в разных условиях и магнитометрии с высокой чувствительностью и детализацией мы узнаем о Телле Дехайла значительно больше, чем узнали бы за годы раскопок. (На основании этих данных мы начнем делать макет города для Пушкинского музея, о чем я уже писал.)
Чего нельзя узнать с помощью неразрушающих методов? Они, упрощая дело, дают совокупную, кумулятивную картину за всю историю накопления слоя. Конечно, иногда и на магнитной карте и на аэрофотоснимке видно, что что-то перекрыто чем-то, и можно догадаться, что было сначала, что потом.
Но с дистанционными данными в руках уже можно решить, где именно копать, какую часть памятника имеет смысл разрушить нашими исследованиями, чтобы вернуть его из небытия и, в нашем случае, постараться найти клинописные документы, которые, в числе прочего, могут указать древнее имя города и его датировку.
А остальное пусть покоится с миром; и пусть народные археологи и эрозия как можно меньше тревожат наш спящий город.
Археологи, "строители наоборот", разрушают памятник в ходе своей работы. В начале месопотамской археологии в Мосуле, да и в других местах, рыли тоннели сквозь культурный слой в поисках клинописи или статуй, которые увозили за море или за океан.
В наше время даже раскопки Ура в 1920-е годы видятся варварскими, хотя последовательные хронологические периоды уже хорошо фиксировались (но не дневные поверхности и не координаты находок, и очень мало внимания уделялось вариациям массовой керамики).
Скорее всего, что-то из наших сегодняшних практик, которые мы считаем научными, археологи будущего сочтут варварскими.
Поэтому наша задача совсем не в том, чтобы достать из слоя побольше сокровищ. Она в том, чтобы получить как можно больше информации о памятнике и, главное, о людях, которые здесь жили в прошлом, с минимальными разрушениями.
Это и практически необходимо: многомесячные раскопочные сезоны с сотнями рабочих давно ушли в прошлое. Типичный сезон иностранной экспедиции в Ираке - полтора месяца, хорошо два, много три. Больше и в погодное окно не поместится.
Поэтому копают очень прицельно, только то, что действительно никак нельзя исследовать другим способом, кроме раскопок.
Значит ли это, что мы получаем меньше информации о памятнике, чем раньше? Наоборот! Уже в этом сезоне благодаря аэрофотосъёмкам в разных условиях и магнитометрии с высокой чувствительностью и детализацией мы узнаем о Телле Дехайла значительно больше, чем узнали бы за годы раскопок. (На основании этих данных мы начнем делать макет города для Пушкинского музея, о чем я уже писал.)
Чего нельзя узнать с помощью неразрушающих методов? Они, упрощая дело, дают совокупную, кумулятивную картину за всю историю накопления слоя. Конечно, иногда и на магнитной карте и на аэрофотоснимке видно, что что-то перекрыто чем-то, и можно догадаться, что было сначала, что потом.
Но с дистанционными данными в руках уже можно решить, где именно копать, какую часть памятника имеет смысл разрушить нашими исследованиями, чтобы вернуть его из небытия и, в нашем случае, постараться найти клинописные документы, которые, в числе прочего, могут указать древнее имя города и его датировку.
А остальное пусть покоится с миром; и пусть народные археологи и эрозия как можно меньше тревожат наш спящий город.