1970–1990-е гг. Умберто Галимберти (Galimberti, 1999) назвал «технологическим обществом».

В таком обществе эмоции не важны, чувства заблокированы, производительность — превыше всего. Человек большую часть своего времени проводит вне семьи, почти целиком посвящая жизнь работе.

В семье же дети предоставлены сами себе, они растут и воспитываются самостоятельно. Родители для них — обожествленные профессионалы, нарциссические машины, идеал успеха и работоспособности.

У ребенка, рожденного и воспитываемого в нарциссическую эпоху, возникает расщепление: с одной стороны, он должен достичь непомерной планки идеала, божества, чтобы быть ближе к родителю, с другой — он не получил достаточной поддержки своих потребностей и желаний на пути поиска того, кем бы он хотел стать.


Такие дети выросли с иллюзией своей исключительности, с одной стороны, и с ощущением себя самозванцами — с другой. Это поколение уже не знает, каковы его ценности.

Родители, занятые каждый своей личной самореализацией, слепо верили в необходимость автономии для своих детей и поэтому намеренно им ее предоставляли (помня о том, как много им самим пришлось бороться с собственными родителями, чтоб получить автономию).

Выходя в интернет, человек теряет свои границы и растворяется в сети, сливаясь с единым потоком всеобщей глобальной информации. Одним из самых безобидных результатов становится так называемая прокрастинация — неспособность сконцентрироваться на текущей цели и распыление на внешние стимулы среды. Когда мы не заглядываем в себя, чтобы понять, в чем наша истинная мотивация и потребность, мы просто сливаемся со средой, хватаемся за стимулы, которые нам подбрасывают прямо сейчас.

Главные характеристики этой эпохи:

— телесная и эмоциональная замороженность, искажение картины тела;

— отсутствие близких отношений при наличии множества внешних контактов;

— неукорененность, отсутствие опор: много социальных связей, но они не перерастают в глубокие отношения;

— высокий фоновый уровень тревоги;

— основные психологические проблемы:
тревожные расстройства, панические атаки, депрессии, проблемы идентичности, диссоциативные расстройства;

Все эти факторы — отсутствие укорененности и стабильного фона принадлежностей, невозможность опираться на отношения, высокий уровень тревоги в сочетании с телесной замороженностью — выливаются в главный симптом нашего времени — панические атаки, всплеск которых начался в 1990-е и продолжается по сей день.

Интерес зрителя снова возвращается к драме. Невозможность близости, интимности, нехватка человеческого тепла, замороженность чувств, дистанция между людьми — вот феномены современного поля.

Депрессия — это не когда я тоскую о ком-то, это когда я перестал чувствовать даже эту тоску. Депрессия — это смутные тягостные отголоски памяти о тоске о ком-то.

- Дети, которые сейчас вырастают, это дети без наследства, но с родителями в долгах и с заботой и о старших, и о младших. Дети смотрят на своих родителей в хладном ужасе "как угодно, но не так, как угодно, но не так", потому что с первого класса обсуждали ипотеки, долги за стройки домов и все на свете. Они видели сколько стоит жизнь в капитализме и сколько они своим родителям стоили.


- И эти дети уже в долгах) хеллошеньки образовательным кредитам, если мама так или иначе не отложила ресурс (отложишь тут)


- Они родились в точке "неплохо" и все, что видели, подрастая - как все вокруг становилось хуже.


- Социальные лифты - блогерство и айти. Что делают с блогерами - тоже видели. Вывод, который был сделал: здесь тебе не пробиться, если ты не из кормушки.


- Идеологическое лицемерие они наблюдали все 11 школьных лет и впитали двоежизнь как родную.

Какая семья, какие детишки, какое свое жилье? Они метеорит ждут в гости, как родной. Метеорит, ВПН и раф соленая карамель - и все это на фоне развала, не, не страны, всего мира. Как будто на родителей пришелся первый метеорит, а на них второй (…)

Я бы сказала, что на поверхностном уровне это "Диско апокалипсис", а на глубинном - это выживальщики, которые понимают, что их все бросили.

Глобальные структуры мира протухли, политики поплыли головой, социальные институты трескаются, а им улыбается только ездить на лошади посреди зарастающего лианами Нью-Йорка и стрелять в зомби из арбалетов.


Потому что, черт возьми, так оно и ощущается.