Хочу осторожно прокомментировать новость про парламентские слушания по вопросу регулирования ИИ. Сама идея супер, просто потому что нам надо больше использовать сам инструмент парламентских слушаний. Однако, у нас очень мало информации о том, как и для чего используется ИИ даже в госсекторе, не говоря уже о частном. Что именно будут обсуждать депутаты, мне не понятно, потому что такое обсуждение должно базироваться на конкретных кейсах. Общие вещи вроде агентности людей? Она очень разная в кейсах, когда ИИ используют для коммуникации (чат бот) или для охраны порядка (автоматические штрафы).
Вопрос общественного аудита дизайна алгоритмов или данных, на которых они работают, тоже можно обсудить.
В общем, по моим ощущениям ещё рано. Мы ещё в зоне сознательного не-регулирования очень новой вещи, может есть смысл накопить больше опыта и знаний.
Вопрос общественного аудита дизайна алгоритмов или данных, на которых они работают, тоже можно обсудить.
В общем, по моим ощущениям ещё рано. Мы ещё в зоне сознательного не-регулирования очень новой вещи, может есть смысл накопить больше опыта и знаний.
Вот давайте разберём кейс внедрения ИИ в систему Е-Отиниш. Это же вообще не про ИИ история. Как говорят умные люди, это история про недостаток людей с нормальным гуманитарным образованием в нашей системе.
Салтанат Джаненова задала правильный вопрос: если в Е-Отиниш будут писать ответы ИИ-агенты, то не упадет ли доверие?
Ну то есть, не потеряет ли смысл вся система обращений?
У нас закрытая политическая конструкция, для которой жизненно важно не терять каналы обратной связи. При этом, они переоценивают социологию общественного мнения как инструмент. А постоянный поток обращений граждан недооценивают, просто дисконтируют их как "жалобы", "письма сумасшедших", "80% разъяснения".
Они не понимают до конца, что помимо текста там есть ещё сам акт обращения гражданина, который легитимизирует власть, закрепляет доверие. Этот акт прямого взаимодействия нельзя "расчеловечивать" ни в коем случае. Ну и что, что там 80% разъяснений, ради бога. Радуйтесь, что вы здесь власть и вам пишут. Уже не знаю, как ещё написать, сорри если грубо.
Так вот, мы как общество и государство, созданное для организации жизни этого общества, хотим, чтобы регулирование ограничивало использование ИИ в работе с обращениями граждан?
Е-Отиниш -- это не про корпоративность (жалобы клиентов, точно хорошо, когда их меньше), это про взаимоотношения людей и власти, уполномоченной на решение вопросов (когда обращений нет, ты не решаешь и не власть?).
Салтанат Джаненова задала правильный вопрос: если в Е-Отиниш будут писать ответы ИИ-агенты, то не упадет ли доверие?
Ну то есть, не потеряет ли смысл вся система обращений?
У нас закрытая политическая конструкция, для которой жизненно важно не терять каналы обратной связи. При этом, они переоценивают социологию общественного мнения как инструмент. А постоянный поток обращений граждан недооценивают, просто дисконтируют их как "жалобы", "письма сумасшедших", "80% разъяснения".
Они не понимают до конца, что помимо текста там есть ещё сам акт обращения гражданина, который легитимизирует власть, закрепляет доверие. Этот акт прямого взаимодействия нельзя "расчеловечивать" ни в коем случае. Ну и что, что там 80% разъяснений, ради бога. Радуйтесь, что вы здесь власть и вам пишут. Уже не знаю, как ещё написать, сорри если грубо.
Так вот, мы как общество и государство, созданное для организации жизни этого общества, хотим, чтобы регулирование ограничивало использование ИИ в работе с обращениями граждан?
Е-Отиниш -- это не про корпоративность (жалобы клиентов, точно хорошо, когда их меньше), это про взаимоотношения людей и власти, уполномоченной на решение вопросов (когда обращений нет, ты не решаешь и не власть?).
Forwarded from PRO КАДРЫ KZ
В InCites обновились данные по квартилям за 2024 год и появилась возможность подвести итоги года
▪️В 2024 году казахстанскими авторами опубликовано 3176 статей и обзоров в журналах из основных индексов Web of Science, что на 20% больше, чем в 2023 году (2639). По данному показателю наша страна поднялась на 72 место (2023 год – 75 место). Лидеры в мире – Китай (839329), США (435841), Соединенное Королевство (150228), Индия (131479) и Германия (128512).
▪️В 2024 году по естественным наукам опубликовано 1872 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 21% больше, чем в 2023 году (1552). По данному показателю наша страна поднялась с 71 на 66 место. Лидеры в мире – Китай (460557), США (172980) и Индия (80006).
▪️В 2024 году по инженерии и технологиям опубликовано 1133 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 20% больше, чем в 2023 году (942). По данному показателю наша страна поднялась с 67 на 66 место. Лидеры в мире – Китай (392230), США (76822) и Индия (54564).
▪️В 2024 году по медицине и здравоохранению опубликовано 533 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 19% больше, чем в 2023 году (447). По данному показателю наша страна поднялась с 85 на 81 место. Лидеры в мире –США (181298), Китай (167023) и Соединенное Королевство (51909).
▪️В 2024 году по сельскохозяйственным и ветеринарным наукам опубликовано 205 статей и обзоров в журналах из основных индексов Web of Science, что на 24% больше, чем в 2023 году (942). По данному показателю наша страна поднялась с 76 на 74 место. Лидеры в мире – Китай (60341), США (19351) и Бразилия (8872).
▪️В 2024 году по социальным наукам опубликовано 332 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 3,1% больше, чем в 2023 году (322). По данному показателю наша страна поднялась с 73 на 72 место. Лидеры в мире – США (66773), Китай (48574) и Соединенное Королевство (28225).
▪️В 2024 году по гуманитарным наукам и искусству опубликовано 94 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 16% больше, чем в 2023 году (81). По данному показателю наша страна поднялась с 64 на 62 место. Лидеры в мире – США (16287), Соединенное Королевство (8093) и Китай (5029).
▪️Среди ВУЗов РК наибольшее количество таких работ опубликовали Nazarbayev University (834; 1237 место среди ВУЗов в мире), Al-Farabi Kazakh National University (571, 1617 место), L.N. Gumilyov Eurasian National University (391, 2047 место), Satbayev University (233, 2719 место) и Asfendiyarov Kazakh National Medical University (123, 3602 место), а среди научных институтов – Институт ядерной физики (124), Институт математики и математического моделирования (81), Национальный центр биотехнологии (47), Институт информационных и вычислительных технологий (36) и Институт проблем горения (34).
Среди отечественных министерств наибольший вклад внесли Ministry of Science & Higher Education (1258), Ministry of Agriculture (12), Ministry of Energy (9) и Ministry of Healthcare (7).
▪️В журналах издательства MDPI казахстанскими авторами в 2024 году было опубликовано 798 статей и обзоров, что на 10% больше, чем в 2023 году. Среди 163 стран, опубликовавших в 2024 г. не менее 100 статей и обзоров в основных индексах WoS, наша страна по доле статей и обзоров в журналах MDPI (25%, было 28% в 2023 году) занимает 8 место. Выше нас располагаются страны Восточной и Южной Европы: Румыния (41%), Литва (30%), Болгария (30%), Хорватия (29%), Латвия (28%), Польша (28%) и Греция (26%).
🔻P.S. Достигнуто плановое значение индикатора 13.
Позиция Казахстана в страновом рейтинге InCites по общему количеству статей в индексируемых научных журналах (2024 г. – 72 место) в Концепции развития высшего образования и науки.
▪️Дальнейшие планы в концепции: 2025 г. – 71 место, 2026 г. – 70 место, 2027 г. – 69 место, 2028 г. – 67 место, 2029 г. – 65 место. Подробнее.
Подпишись на prokadrykz
▪️В 2024 году казахстанскими авторами опубликовано 3176 статей и обзоров в журналах из основных индексов Web of Science, что на 20% больше, чем в 2023 году (2639). По данному показателю наша страна поднялась на 72 место (2023 год – 75 место). Лидеры в мире – Китай (839329), США (435841), Соединенное Королевство (150228), Индия (131479) и Германия (128512).
▪️В 2024 году по естественным наукам опубликовано 1872 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 21% больше, чем в 2023 году (1552). По данному показателю наша страна поднялась с 71 на 66 место. Лидеры в мире – Китай (460557), США (172980) и Индия (80006).
▪️В 2024 году по инженерии и технологиям опубликовано 1133 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 20% больше, чем в 2023 году (942). По данному показателю наша страна поднялась с 67 на 66 место. Лидеры в мире – Китай (392230), США (76822) и Индия (54564).
▪️В 2024 году по медицине и здравоохранению опубликовано 533 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 19% больше, чем в 2023 году (447). По данному показателю наша страна поднялась с 85 на 81 место. Лидеры в мире –США (181298), Китай (167023) и Соединенное Королевство (51909).
▪️В 2024 году по сельскохозяйственным и ветеринарным наукам опубликовано 205 статей и обзоров в журналах из основных индексов Web of Science, что на 24% больше, чем в 2023 году (942). По данному показателю наша страна поднялась с 76 на 74 место. Лидеры в мире – Китай (60341), США (19351) и Бразилия (8872).
▪️В 2024 году по социальным наукам опубликовано 332 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 3,1% больше, чем в 2023 году (322). По данному показателю наша страна поднялась с 73 на 72 место. Лидеры в мире – США (66773), Китай (48574) и Соединенное Королевство (28225).
▪️В 2024 году по гуманитарным наукам и искусству опубликовано 94 статьи и обзора в журналах из основных индексов Web of Science, что на 16% больше, чем в 2023 году (81). По данному показателю наша страна поднялась с 64 на 62 место. Лидеры в мире – США (16287), Соединенное Королевство (8093) и Китай (5029).
▪️Среди ВУЗов РК наибольшее количество таких работ опубликовали Nazarbayev University (834; 1237 место среди ВУЗов в мире), Al-Farabi Kazakh National University (571, 1617 место), L.N. Gumilyov Eurasian National University (391, 2047 место), Satbayev University (233, 2719 место) и Asfendiyarov Kazakh National Medical University (123, 3602 место), а среди научных институтов – Институт ядерной физики (124), Институт математики и математического моделирования (81), Национальный центр биотехнологии (47), Институт информационных и вычислительных технологий (36) и Институт проблем горения (34).
Среди отечественных министерств наибольший вклад внесли Ministry of Science & Higher Education (1258), Ministry of Agriculture (12), Ministry of Energy (9) и Ministry of Healthcare (7).
▪️В журналах издательства MDPI казахстанскими авторами в 2024 году было опубликовано 798 статей и обзоров, что на 10% больше, чем в 2023 году. Среди 163 стран, опубликовавших в 2024 г. не менее 100 статей и обзоров в основных индексах WoS, наша страна по доле статей и обзоров в журналах MDPI (25%, было 28% в 2023 году) занимает 8 место. Выше нас располагаются страны Восточной и Южной Европы: Румыния (41%), Литва (30%), Болгария (30%), Хорватия (29%), Латвия (28%), Польша (28%) и Греция (26%).
🔻P.S. Достигнуто плановое значение индикатора 13.
Позиция Казахстана в страновом рейтинге InCites по общему количеству статей в индексируемых научных журналах (2024 г. – 72 место) в Концепции развития высшего образования и науки.
▪️Дальнейшие планы в концепции: 2025 г. – 71 место, 2026 г. – 70 место, 2027 г. – 69 место, 2028 г. – 67 место, 2029 г. – 65 место. Подробнее.
Подпишись на prokadrykz
Storytime о том, как Мамдани выиграл праймериз Демпартии в Нью-Йорке
Это история не только про выборы, а про то, как работает технология + стратегия. Продолжаем размышлять, что делать, если хочешь принимать участие в выборах, в общем.
Зохран Мамдани - сын иммигрантов из Уганды, мусульманин, ярый социалист, активист. На начало внутрипартийной гонки его знали менее 10% избирателей, а его оппонентом был бывший губернатор Эндрю Куомо, представитель политической элиты США. Понятно, бюджет Куомо и Мамдани был несопоставим. Если Куомо вел кампанию на $22 млн, то у Мамдани было всего $7 млн. Рейтинг Мамдани был около 1%, однако, даже при такой разнице в весе, Мамдани умудрился выиграть.
Рейтинги:
Январь:
Мамдани: ~1 %
Куомо: 35–39 %
Июнь: 1 тур
Мамдани: 43.5%
Куомо: 36,4%
1. Гипер-локализованная кампания Мамдани
Вместо того, чтобы продвигать какие-то общие лозунги, Мамдани сделал ставку на очень простые, точечные обещания – он все время передвигался по городу, говорил с людьми и обещал простые вещи типа садиков, социальных магазинов, регулирование ренты на жилье. Популизм? Да, конечно, но это все в духе его реальных политических взглядов. Они убрали из программы слово «социализм», чтобы не пугать американцев, но суть та же. Мамдани собирал много мелких пожертвований, поэтому ему нужна была самая широкая база избирателей. Кампания Куомо выглядела совсем иначе: ставка на крупных доноров, ноль уличной активности и фокус на узнаваемости и опыте.
2. Не "кампания", а движение
Через тик-ток, команда Мамдани собрала более 10 000 волонтёров, говорящих на 12 языках, и обошла более миллиона квартир. Причем, у волонтеров была задача не просто раздавать листовки и поговорить, а именно установить отношения с жителями районов. То есть они строили не группу поддержки, а сеть. Сеть эта сформировалась из ячеек, каждую курировал волонтер штаба. Логика Collective Action Problem – повышать значимость участия каждого (и волонтер, и член каждой группы). Что-то похожее сделали в России – и это работало относительно даже там.
3. Тик-ток мобилизация
Вместо дорогих роликов его команда делала песни и короткие видео на TikTok, добавляла к ним субтитры на всех языках. Например, видео с коротким объяснением, зачем нужен магазин с социальными ценами или как работает бесплатный транспорт. Social media fluency, как пишут про эту кампанию. В общем, вместо дорогих роликов и фильмов делали дешевые и сердитые шортсы, плюс активно ходили по подкастам.
4. Мамдани не избегал острых вопросов
Традиционно кандидаты уходят от вопросов, которые могут отпугнуть какую-то часть электоральной базы, а этому терять было почти нечего – он активно комментировал все острые вопросы и привлек большую долю молодежи, которой это понравилось. Это придало его позиции цельность: он не приспосабливался к повестке, он убеждал. И потом, значимость партийных повесток в неспокойные времена снижается, и именно четкая позиция по острым вопросам может стать более выигрышной тактикой.
Понятно, что он еще активно эксплуатирует мотивы противопоставления "старому миру" в лице Куомо, плюс еще у него была поддержка очень левой части Демпартии (АОС, Сандерс). Примерно так Мамдани и победил системного тяжеловеса.
Зачем это нам? Для нас это про новые сценарии городского политического участия, а еще про важность реальной прямой работы с избирателями.
Это история не только про выборы, а про то, как работает технология + стратегия. Продолжаем размышлять, что делать, если хочешь принимать участие в выборах, в общем.
Зохран Мамдани - сын иммигрантов из Уганды, мусульманин, ярый социалист, активист. На начало внутрипартийной гонки его знали менее 10% избирателей, а его оппонентом был бывший губернатор Эндрю Куомо, представитель политической элиты США. Понятно, бюджет Куомо и Мамдани был несопоставим. Если Куомо вел кампанию на $22 млн, то у Мамдани было всего $7 млн. Рейтинг Мамдани был около 1%, однако, даже при такой разнице в весе, Мамдани умудрился выиграть.
Рейтинги:
Январь:
Мамдани: ~1 %
Куомо: 35–39 %
Июнь: 1 тур
Мамдани: 43.5%
Куомо: 36,4%
1. Гипер-локализованная кампания Мамдани
Вместо того, чтобы продвигать какие-то общие лозунги, Мамдани сделал ставку на очень простые, точечные обещания – он все время передвигался по городу, говорил с людьми и обещал простые вещи типа садиков, социальных магазинов, регулирование ренты на жилье. Популизм? Да, конечно, но это все в духе его реальных политических взглядов. Они убрали из программы слово «социализм», чтобы не пугать американцев, но суть та же. Мамдани собирал много мелких пожертвований, поэтому ему нужна была самая широкая база избирателей. Кампания Куомо выглядела совсем иначе: ставка на крупных доноров, ноль уличной активности и фокус на узнаваемости и опыте.
2. Не "кампания", а движение
Через тик-ток, команда Мамдани собрала более 10 000 волонтёров, говорящих на 12 языках, и обошла более миллиона квартир. Причем, у волонтеров была задача не просто раздавать листовки и поговорить, а именно установить отношения с жителями районов. То есть они строили не группу поддержки, а сеть. Сеть эта сформировалась из ячеек, каждую курировал волонтер штаба. Логика Collective Action Problem – повышать значимость участия каждого (и волонтер, и член каждой группы). Что-то похожее сделали в России – и это работало относительно даже там.
3. Тик-ток мобилизация
Вместо дорогих роликов его команда делала песни и короткие видео на TikTok, добавляла к ним субтитры на всех языках. Например, видео с коротким объяснением, зачем нужен магазин с социальными ценами или как работает бесплатный транспорт. Social media fluency, как пишут про эту кампанию. В общем, вместо дорогих роликов и фильмов делали дешевые и сердитые шортсы, плюс активно ходили по подкастам.
4. Мамдани не избегал острых вопросов
Традиционно кандидаты уходят от вопросов, которые могут отпугнуть какую-то часть электоральной базы, а этому терять было почти нечего – он активно комментировал все острые вопросы и привлек большую долю молодежи, которой это понравилось. Это придало его позиции цельность: он не приспосабливался к повестке, он убеждал. И потом, значимость партийных повесток в неспокойные времена снижается, и именно четкая позиция по острым вопросам может стать более выигрышной тактикой.
Понятно, что он еще активно эксплуатирует мотивы противопоставления "старому миру" в лице Куомо, плюс еще у него была поддержка очень левой части Демпартии (АОС, Сандерс). Примерно так Мамдани и победил системного тяжеловеса.
Зачем это нам? Для нас это про новые сценарии городского политического участия, а еще про важность реальной прямой работы с избирателями.
Forwarded from Ак Жайык
Ақ Жайық
Суды стали смелее: только 63 % ходатайств о аресте получают «да»
Верховный суд РК подвёл итоги первого полугодия 2025 года: снижение судебных ошибок, рост примирительных процедур, повышение независимости судей и внедрение цифровых решений для прозрачности и эффективности правосудия.
Давайте разбираться, что там с антикором. Сегодня вышел указ Президента о том, что Антикоррупционная служба реорганизована путем присоединения к КНБ. Причем, там весь наш "антикор" разделили на репрессивную часть, которая ушла в КНБ, и более мягкую часть "политика/культура", которая отошла в АДГС.
На самом деле, это неожиданное решение. По всем международным стандартам, антикор агентство должно быть ультра -независимым, иначе риски "селективной справедливости" возрастают. И несколько лет Казахстан вкладывал значительные ресурсы -- финансовые и операционные, в создание этой "витрины" реформы по антикору. Там и независимое агентство, выплаты за информацию и защита "доносчиков", и открытость отчётов / данных, и цифровизация, и неизбежность наказания (медиа-террор, каждый день кого-то сажали). И это все дало немалый эффект.
В общем, теперь надо посмотреть, как отреагирует Corruption Perception Index на такие новости. И ещё World Governance Indicators.
Есть один неоспоримый плюс в решении -- это усиление операционных возможностей "антикора". Плюс этот смазывается подчиненностью "силовому блоку". Почему? Потому что я лично больше верю в несиловые методы снижения коррупции -- цифровизация, подотчетность, оценка результатов. Эти методы горизонтальные и должны проходить внутри всего госсектора.
Что касается "политики/культуры", тут АДГС сильно не расстроится. У них для этого есть и ресурсы, и прошлый опыт. Просто опять же, один АДГС в этом поле не воин, если бороться с коррупцией всерьез. АДГС там только только разворачивается в сторону более сложных "сервисных" вещей и стратегического GovHR.
В долгом сроке все должны понимать, что нельзя проводить консолидацию силовых ведомств в стране, где уже была попытка силового переворота режима и слабая культура выборности, партийная организация. В литературе много публикаций о том, почему это плохо, да и в целом понятно.
На самом деле, это неожиданное решение. По всем международным стандартам, антикор агентство должно быть ультра -независимым, иначе риски "селективной справедливости" возрастают. И несколько лет Казахстан вкладывал значительные ресурсы -- финансовые и операционные, в создание этой "витрины" реформы по антикору. Там и независимое агентство, выплаты за информацию и защита "доносчиков", и открытость отчётов / данных, и цифровизация, и неизбежность наказания (медиа-террор, каждый день кого-то сажали). И это все дало немалый эффект.
В общем, теперь надо посмотреть, как отреагирует Corruption Perception Index на такие новости. И ещё World Governance Indicators.
Есть один неоспоримый плюс в решении -- это усиление операционных возможностей "антикора". Плюс этот смазывается подчиненностью "силовому блоку". Почему? Потому что я лично больше верю в несиловые методы снижения коррупции -- цифровизация, подотчетность, оценка результатов. Эти методы горизонтальные и должны проходить внутри всего госсектора.
Что касается "политики/культуры", тут АДГС сильно не расстроится. У них для этого есть и ресурсы, и прошлый опыт. Просто опять же, один АДГС в этом поле не воин, если бороться с коррупцией всерьез. АДГС там только только разворачивается в сторону более сложных "сервисных" вещей и стратегического GovHR.
В долгом сроке все должны понимать, что нельзя проводить консолидацию силовых ведомств в стране, где уже была попытка силового переворота режима и слабая культура выборности, партийная организация. В литературе много публикаций о том, почему это плохо, да и в целом понятно.
Данияр Ашимбаев на тему дня:
"КНБ съел Антикор. В свое время чекисты поглотили Пограничные войска (1999) и Службу внешней разведки (дважды - в 1998 и 2019)."
"До недавнего времени курсировали слухи о слиянии Антикора и АФМ, но Токаев выбрал иной сценарий. В итоге были объединены две структуры, которые достаточно долгое время друг с другом конкурировали".
"КНБ съел Антикор. В свое время чекисты поглотили Пограничные войска (1999) и Службу внешней разведки (дважды - в 1998 и 2019)."
"До недавнего времени курсировали слухи о слиянии Антикора и АФМ, но Токаев выбрал иной сценарий. В итоге были объединены две структуры, которые достаточно долгое время друг с другом конкурировали".
Forwarded from PRO КАДРЫ KZ
С 1 июля банки и «Казпочта» начнут передавать данные о счетах казахстанцев в Нацбанк
С сегодняшнего дня банки второго уровня и «Казпочта» будут отправлять в Нацбанк отчёты о счетах граждан. Речь идёт о данных о владельцах счетов, самих счетах, договорах и всех операциях по ним.
Информация будет передаваться в зашифрованном и обезличенном виде. Но при необходимости Агентство по регулированию и развитию финансового рынка сможет получить ИИН или БИН владельца.
Система вводится для усиления финансового контроля и прозрачности операций (©shyndyk.kz).
Подпишись на prokadrykz
С сегодняшнего дня банки второго уровня и «Казпочта» будут отправлять в Нацбанк отчёты о счетах граждан. Речь идёт о данных о владельцах счетов, самих счетах, договорах и всех операциях по ним.
Информация будет передаваться в зашифрованном и обезличенном виде. Но при необходимости Агентство по регулированию и развитию финансового рынка сможет получить ИИН или БИН владельца.
Система вводится для усиления финансового контроля и прозрачности операций (©shyndyk.kz).
Подпишись на prokadrykz
Welfare chauvinism — что это и при чем тут Казахстан?
В политических дебатах Европы сегодня всплывает один термин — welfare chauvinism. Под ним понимается идея, что социальные блага государства (пособия, жильё, образование, здравоохранение) должны в первую очередь доставаться "своим" — гражданам, "коренному" населению, а не всем остальным. У них это ответ на наплыв мигрантов. Причем, это не всегда открытый расизм, скорее такой экономический национализм, потому что речь не о культуре, а о доступе к ресурсам и разделении "свои - чужие" (а не "мы лучше, чем все").
Если государство ограничивает доступ к системе соцпомощи по этническому или гражданскому признаку, то оно как бы говорит: "Мигрант, ты налогов не заплатил -- не жди бесплатной медицины". Или наоборот: "Ты здесь работаешь, но не "живёшь", ты не совсем "свой".
Казахстан в этом плане — интересный случай. С одной стороны, мы не наблюдаем институционализированного welfare chauvinism. Например, многие граждане РФ, переехавшие после 2022 года, спокойно получают ИИН, регистрируются в поликлиниках, оформляют детей в школы. По нашим правилам, дети иностранных граждан (при наличии ВНЖ у родителей) могут ходить в школы наравне с гражданами РК. Также, например, в системе ОСМС участвуют временно пребывающие иностранцы только если они платят взносы или имеют ВНЖ. Правда, не понятно, что им это даёт. Там ни своим, ни чужим часто. Женщина с ВНЖ, родившая ребенка, имеет право на пособие при рождении ребенка наравне с гражданкой Казахстана.
То есть у нас действует не этнический фильтр на "своих", а административно -документальный. Есть соответствие критериям, есть статус -- есть доступ.
Казахстан пока не сталкивался с массовой миграцией в таких объемах, как Европа. Но прогнозы по беженцам и мигрантам есть -- это и климат, и конфликты, и занятость. Вполне вероятно, что в будущем появятся группы "приезжих", не интегрированных в экономику и жизнь общества, но активно потребляющих общие социальные блага. Может, тогда политический дискурс станет меняться.
Другой вариант, что Минсоцзащиты доведет свою реформу до победного, и мы просто уйдем от административного фильтра (статус, документы, несколько критериев) к тому, о чем они говорят: более полное понимание социальной справедливости, где фильтрами работают детализированные оценки нужды. Но тогда никакого ограничения не получится: на нашей территории все бедные будут нуждаться в помощи: и "свои", и условно "чужие".
Просто плюсом ещё должна быть интеграционная политика, чтобы люди не оставались в стране надолго, вне систем администрирования государства. А ещё нужен реалистичный разговор о стоимости такого гостеприимства -- кто платит, как перераспределяются ресурсы и как сфера управляется.
В политических дебатах Европы сегодня всплывает один термин — welfare chauvinism. Под ним понимается идея, что социальные блага государства (пособия, жильё, образование, здравоохранение) должны в первую очередь доставаться "своим" — гражданам, "коренному" населению, а не всем остальным. У них это ответ на наплыв мигрантов. Причем, это не всегда открытый расизм, скорее такой экономический национализм, потому что речь не о культуре, а о доступе к ресурсам и разделении "свои - чужие" (а не "мы лучше, чем все").
Если государство ограничивает доступ к системе соцпомощи по этническому или гражданскому признаку, то оно как бы говорит: "Мигрант, ты налогов не заплатил -- не жди бесплатной медицины". Или наоборот: "Ты здесь работаешь, но не "живёшь", ты не совсем "свой".
Казахстан в этом плане — интересный случай. С одной стороны, мы не наблюдаем институционализированного welfare chauvinism. Например, многие граждане РФ, переехавшие после 2022 года, спокойно получают ИИН, регистрируются в поликлиниках, оформляют детей в школы. По нашим правилам, дети иностранных граждан (при наличии ВНЖ у родителей) могут ходить в школы наравне с гражданами РК. Также, например, в системе ОСМС участвуют временно пребывающие иностранцы только если они платят взносы или имеют ВНЖ. Правда, не понятно, что им это даёт. Там ни своим, ни чужим часто. Женщина с ВНЖ, родившая ребенка, имеет право на пособие при рождении ребенка наравне с гражданкой Казахстана.
То есть у нас действует не этнический фильтр на "своих", а административно -документальный. Есть соответствие критериям, есть статус -- есть доступ.
Казахстан пока не сталкивался с массовой миграцией в таких объемах, как Европа. Но прогнозы по беженцам и мигрантам есть -- это и климат, и конфликты, и занятость. Вполне вероятно, что в будущем появятся группы "приезжих", не интегрированных в экономику и жизнь общества, но активно потребляющих общие социальные блага. Может, тогда политический дискурс станет меняться.
Другой вариант, что Минсоцзащиты доведет свою реформу до победного, и мы просто уйдем от административного фильтра (статус, документы, несколько критериев) к тому, о чем они говорят: более полное понимание социальной справедливости, где фильтрами работают детализированные оценки нужды. Но тогда никакого ограничения не получится: на нашей территории все бедные будут нуждаться в помощи: и "свои", и условно "чужие".
Просто плюсом ещё должна быть интеграционная политика, чтобы люди не оставались в стране надолго, вне систем администрирования государства. А ещё нужен реалистичный разговор о стоимости такого гостеприимства -- кто платит, как перераспределяются ресурсы и как сфера управляется.
Очень хочется больше деталей по делу "ЦРТР / ПКБ". Там вопрос не только во взятках за особый доступ к госданным, но если рассуждать шире, это вообще вопрос модели работы всех этих госАОшек.
Сегодняшний кейс огого. Он сложный, потому что за внешней сенсационностью в нём переплелись сразу два системных слоя. Попробую их объяснить.
Первый слой -- это сами государственные данные. Суть конфликта в том, откуда они берутся и как устроен их сбор. Мы не передаём госорганам информацию о себе добровольно. У нас нет выбора: если не делиться данными, нас просто выключают из систем администрирования и мы не получаем доступ к госуслугам, не попадём в базу, не сможем участвовать в жизни в формальном смысле. С переходом на цифровые форматы, способность государства управлять этим потоком данных резко возросла. Это принудительный обмен: «данные» в обмен на «управление».
С переходом в цифровой формат этот поток данных стал гораздо более управляемым, и на фоне взаимной интеграции баз данных госорганов появились структуры вроде ЦРТР -- узлы, где данные накапливаются «естественным образом», по ходу движения административных процессов внутри госаппарата. Это принципиальный момент: они не производят и не собирают данные целенаправленно, они просто стали узлами в системе интегрированного электронного государства. Они -- операторы.
Проблема не в том, что данные продаются. Проблема в том, что мы до сих пор не выработали понимание: эти данные -- это public domain, общественное достояние. Мы уже заплатили за них, через свои налоги и через участие в адмпроцессах (часть приватности и прав). Поэтому коммерциализация таких данных -- вопрос тонкий. Даже если не затрагиваются персональные данные, а используются обезличенные массивы, всё равно остаются принципы, которые должны соблюдаться. Эти данные нельзя продавать по логике частного рынка: монополизировать доступ к данным и ставить цену подороже. Если данные открываются, то должен быть нормальный способ получить их для всех. Если оператор выставляет цену, он обязан объяснить её затратами на хранение, защиту, поддержку инфраструктуры. Всё, что сверх этого, это уже извлечение прибыли из общего ресурса, и оно требует как минимум политического обсуждения и законодательно установленных рамок.
Здесь и возникает главный риск кейса «ЦРТР / ПКБ». Из-за отсутствия рамок и норм силовой блок может начать действовать махать шашкой». Это приведёт не к развитию сферы, а к её закукливанию. Госструктуры, вместо того чтобы обсуждать регулирование и настраивать прозрачный доступ к данным, просто закроются еще больше. Исследовательский, общественный интерес их не убедит, да и доступ бизнесов к данным может быть парализован. Без чёткой границы между тем, что является злоупотреблением, а что результатом недорегулированности доступа к данным, мы получим очень нехороший эффект.
Первый слой -- это сами государственные данные. Суть конфликта в том, откуда они берутся и как устроен их сбор. Мы не передаём госорганам информацию о себе добровольно. У нас нет выбора: если не делиться данными, нас просто выключают из систем администрирования и мы не получаем доступ к госуслугам, не попадём в базу, не сможем участвовать в жизни в формальном смысле. С переходом на цифровые форматы, способность государства управлять этим потоком данных резко возросла. Это принудительный обмен: «данные» в обмен на «управление».
С переходом в цифровой формат этот поток данных стал гораздо более управляемым, и на фоне взаимной интеграции баз данных госорганов появились структуры вроде ЦРТР -- узлы, где данные накапливаются «естественным образом», по ходу движения административных процессов внутри госаппарата. Это принципиальный момент: они не производят и не собирают данные целенаправленно, они просто стали узлами в системе интегрированного электронного государства. Они -- операторы.
Проблема не в том, что данные продаются. Проблема в том, что мы до сих пор не выработали понимание: эти данные -- это public domain, общественное достояние. Мы уже заплатили за них, через свои налоги и через участие в адмпроцессах (часть приватности и прав). Поэтому коммерциализация таких данных -- вопрос тонкий. Даже если не затрагиваются персональные данные, а используются обезличенные массивы, всё равно остаются принципы, которые должны соблюдаться. Эти данные нельзя продавать по логике частного рынка: монополизировать доступ к данным и ставить цену подороже. Если данные открываются, то должен быть нормальный способ получить их для всех. Если оператор выставляет цену, он обязан объяснить её затратами на хранение, защиту, поддержку инфраструктуры. Всё, что сверх этого, это уже извлечение прибыли из общего ресурса, и оно требует как минимум политического обсуждения и законодательно установленных рамок.
Здесь и возникает главный риск кейса «ЦРТР / ПКБ». Из-за отсутствия рамок и норм силовой блок может начать действовать махать шашкой». Это приведёт не к развитию сферы, а к её закукливанию. Госструктуры, вместо того чтобы обсуждать регулирование и настраивать прозрачный доступ к данным, просто закроются еще больше. Исследовательский, общественный интерес их не убедит, да и доступ бизнесов к данным может быть парализован. Без чёткой границы между тем, что является злоупотреблением, а что результатом недорегулированности доступа к данным, мы получим очень нехороший эффект.
Второй слой — это сами АОшки и логика, по которой устроен квазигоссектор. Здесь стоит вспомнить теорию институциональных логик. В литературе описывают семь базовых логик — семь разных способов, по которым организуются сферы: логика рынка, логика государства, логика профессий и так далее (Thornton et al., 2012). Каждая из них работает по своим принципам. У государства — это логика служения общественному благу и регулирования через бюрократию. У корпораций — логика прибыли, конкуренции и акционерной стоимости. У профессий — стандарты и экспертное признание.
Эти логики могут сосуществовать, но они всегда конкурируют. И в этом кейсе — как раз конфликт логик. С одной стороны, госсектор с его задачей собирать и защищать данные. С другой — оператор с корпоративной логикой. Эти центры же в рамках реформ сделали АО, пообещали корпоративное управление, обязали зарабатывать и даже платить дивиденды государству. Но в отсутствие чётких правил, что делать с публичным ресурсом, корпоративизм извращает госсектор. Они используют ресурсы адммашины, действуют как бизнес, но не несут публичной ответственности.
По сути, мы сталкиваемся с институциональной ошибкой: попыткой вшить рыночную логику в государственную инфраструктуру без создания системы норм и подотчётности. И пока мы не научимся отделять институциональные интересы от задач извлечения прибыли, такие кейсы будут повторяться. Только каждый раз с чуть большей ценой — для доверия граждан, для прозрачности госаппарата и самой идеи "цифрового государства".
Жалко, если госаппарат сейчас, вместо того чтобы формировать правила и корректировать такие свои внутренние организационные конфликты, кинется в сторону карательной реакции. Это не разрешает конфликт логик, а усугубляет его.
Эти логики могут сосуществовать, но они всегда конкурируют. И в этом кейсе — как раз конфликт логик. С одной стороны, госсектор с его задачей собирать и защищать данные. С другой — оператор с корпоративной логикой. Эти центры же в рамках реформ сделали АО, пообещали корпоративное управление, обязали зарабатывать и даже платить дивиденды государству. Но в отсутствие чётких правил, что делать с публичным ресурсом, корпоративизм извращает госсектор. Они используют ресурсы адммашины, действуют как бизнес, но не несут публичной ответственности.
По сути, мы сталкиваемся с институциональной ошибкой: попыткой вшить рыночную логику в государственную инфраструктуру без создания системы норм и подотчётности. И пока мы не научимся отделять институциональные интересы от задач извлечения прибыли, такие кейсы будут повторяться. Только каждый раз с чуть большей ценой — для доверия граждан, для прозрачности госаппарата и самой идеи "цифрового государства".
Жалко, если госаппарат сейчас, вместо того чтобы формировать правила и корректировать такие свои внутренние организационные конфликты, кинется в сторону карательной реакции. Это не разрешает конфликт логик, а усугубляет его.
Интересно, если кто-то оформил подписку на этот сервис ПКБ и запросил мои данные, мне как физлицу приходит запрос от имени ПКБ или там указано, что это доступ для третьих лиц, пользователей их сервиса?
Кто знает?
Где владелец ГБД ФЛ и ГБД ЮЛ, как они могут прокомментировать? Я ещё раз повторю, эти данные собираются с граждан в принудительном порядке и мы идём на это ради реализации функций государственного управления, а не для того, чтобы кто-то получал за это деньги.
Кто знает?
Где владелец ГБД ФЛ и ГБД ЮЛ, как они могут прокомментировать? Я ещё раз повторю, эти данные собираются с граждан в принудительном порядке и мы идём на это ради реализации функций государственного управления, а не для того, чтобы кто-то получал за это деньги.
Вообще, очень сильно нарастает ассиметрия доступа к данным между государством и гражданином. У госорганов, благодаря цифровизации и ИИ, есть уже даже микро-данные о наших действиях в режиме реального времени. А у нас ЕПИР ГО, закрытие сайтов с архивами, и укороченные open legal acts.
Нужна политика открытости госсектора, а то мы так из цифровой трансформации попадём в цифровой тоталитаризм.
Нужна политика открытости госсектора, а то мы так из цифровой трансформации попадём в цифровой тоталитаризм.
В будущем, наверно, за использование личных данных госсектора в коммерческих целях люди будут получать какие-то деньги, примерно как артисты получают проценты от стриминговых платформ. Тогда смысл в этом появляется.