Контролируемое бесстыдство

Странно всё-таки, что маменька моя считалась красавицей, а психология у неё была женщины обыкновенной.
Это, конечно, мои личные критерии — я определяю рейтинг дамы по её высказываниям о мужчинах. «Просто женщина» скорей скажет «мужики сволочи», а красотка — «мужчины такие дурачки». Ну потому что самцы обращены к ним разными боками, в смысле, разными аспектами своей натуры. Первая точно знает, что у них на уме только одно, поматросить, разбить сердце и коварно бросить. А вторая вообще не понимает, какое коварство может быть у существ, живущих писькой наружу. Красавица уверена, что мужчина прост и уязвим, потому что она умеет с ними управляться.

Так вот, мама хотя и умела, считала их грязными животными, и даже о симпатичных типах вспоминала с осуждением в голосе. А я из всех её зоологических рассказов почему-то запомнила безымянного бабника, который здоровался с ней «салфет вашей милости, честь вашей красоте».
И давеча наконец-то погуглила, это, оказывается, переделанный фрагмент куртуазного диалога со времён Петра Первого. Если дама чихнула, то говорили этот самый салфет:
— Салфет вашей милости!
— Красота вашей чести.
— Любовью вас дарю.
— Покорнейше благодарю.
Господи, с нежностью подумала я, это же ебать как мило. И архаический, даже для шестидесятых, подкат. И то, что из-за него через столько лет я зачем-то помню неизвестного дурачка, наверняка давно мертвого (и вы теперь тоже запомните). И то, как сквозь времена кавалер кружит пышную девицу в долгом вальсе, который я совершенно не умею танцевать — и всё-таки: «— Я розу вам дарю. – Покорнейше благодарю»

www.tgoop.com/ketro/823

7.0K viewsAug 8 at 07:20

Странно всё-таки, что маменька моя считалась красавицей, а психология у неё была женщины обыкновенной.
Это, конечно, мои личные критерии — я определяю рейтинг дамы по её высказываниям о мужчинах. «Просто женщина» скорей скажет «мужики сволочи», а красотка — «мужчины такие дурачки». Ну потому что самцы обращены к ним разными боками, в смысле, разными аспектами своей натуры. Первая точно знает, что у них на уме только одно, поматросить, разбить сердце и коварно бросить. А вторая вообще не понимает, какое коварство может быть у существ, живущих писькой наружу. Красавица уверена, что мужчина прост и уязвим, потому что она умеет с ними управляться.

Так вот, мама хотя и умела, считала их грязными животными, и даже о симпатичных типах вспоминала с осуждением в голосе. А я из всех её зоологических рассказов почему-то запомнила безымянного бабника, который здоровался с ней «салфет вашей милости, честь вашей красоте».
И давеча наконец-то погуглила, это, оказывается, переделанный фрагмент куртуазного диалога со времён Петра Первого. Если дама чихнула, то говорили этот самый салфет:
— Салфет вашей милости!
— Красота вашей чести.
— Любовью вас дарю.
— Покорнейше благодарю.
Господи, с нежностью подумала я, это же ебать как мило. И архаический, даже для шестидесятых, подкат. И то, что из-за него через столько лет я зачем-то помню неизвестного дурачка, наверняка давно мертвого (и вы теперь тоже запомните). И то, как сквозь времена кавалер кружит пышную девицу в долгом вальсе, который я совершенно не умею танцевать — и всё-таки: «— Я розу вам дарю. – Покорнейше благодарю»

BY Контролируемое бесстыдство