То, что мы проживаем, еще не имеет смысла в тот миг, когда мы это проживаем, вот почему вариантов письма так много. Память о написанном здесь уже стирается. Я не знаю, что это за текст. Даже то, ради чего я писала эту книгу, растаяло. Среди своих бумаг я нашла что-то вроде пояснительной записки: "Исследовать пропасть между ошеломляющей реальностью происходящего в тот момент, когда оно происходит, и странной нереальностью, которая спустя годы окутывает произошедшее."

Когда я их пишу, то порой задаю себе вопрос: чего я хочу? И ответ часто такой: сохранить что-то, что было раньше или происходит сейчас и ис-чезнет потом. В конце «Годов» так и сказано: "Сберечь крупицу времени, где нас не будет уже никогда». Это не поиски утраченного времени, это попытка сделать ход времени ощутимым, показать, как оно ускользает и как увлекает нас всех за собой."

Вы правы, фотография играет всё более важную роль в моей работе, и это касается даже тех снимков, которые никак со мной не связаны, снимков совсем не личных.

Фотография — это активатор не столько памяти, сколько письма. Когда я вижу фото, мне сразу хочется его расшифровать, то есть выяснить, что оно означает или может означать, хотя я знаю, что могу ошибиться. Такая тяга к фотографии объясняется тем, что Ролан Барт называл «пунктумом» — время, застигнутое на месте, миг без прошлого и будущего; фотография - это присутствие в чистом виде. И это завораживает, такое захваченное время.

И я не знаю, что мы видим на фото - жизнь или смерть. Возможно, и то и другое одновременно. Люди на снимках говорят нам: «Я жив». И в то же время мы знаем, что даже если они не умерли, они больше не те, кем были в тот миг, когда их сфотографировали. Фотографии (фотоальбом), с которых начинается «Описание жизни», — это вехи безвозвратно ушедшего времени, а еще они призваны наглядно показать разнообразие общественной среды, в которой проходила отдельно взятая жизнь, изобразить места, в которые было вписано мое существование, особенно в детстве и юности, в кругу семьи.

Теперь мне уже сложно сочинить текст, в котором в какой-то момент не появилось бы фотографии и я хоть немного не описала бы ее. Но надо отметить, что чаще фотографии присутствуют в моих книгах в письменном, а не в материальном виде: в «Годах» нет ни одного снимка. А вот в последнюю книгу, «Другая...», я включила реальные фотографии. Два снимка домов. Мой родной дом в Лильбоне и домик в Ивто, вид сзади, с улицы Де-л'Эколь. На них нет людей, нет живых существ, как и в книге «Применение фотографии», где тоже представлены снимки без людей — просто разбросанная одежда в комнатах, спальнях, гостиных. Как будто другим я могу показывать только фотографии пустующих мест...

Анни Эрно

Грузинская режиссерка Деа Кулумбегашвили в ее дебютной картине «Начало» (2020) воплощает многое из метода Акерман. Её работа также включает в себя статичные кадры, работу с пространством и временем. Фильм исследует женскую идентичность и религиозное давление, обращая внимание на мелочи повседневной жизни, быта, рутины и проблемы патриархального общества, которые становятся метафорами внутреннего депрессивного состояния главной героини выходом из которого было убийство, как и в “Жанне Дильман”.

Позже мне сказали, что фильм перекликается с Жанной Дильман, особенно сцена на кухне, и да, это так. Я не знаю, дань ли это уважения или моя любовь к Шанталь Акерман, но да, эта сцена особенно перекликается с ее творчеством.

Деа Кулумбегашвили