Forwarded from Митин журнал
1 декабря (день смерти Алистера Кроули) я всегда ритуально фотографирую свой велосипед — в знак завершения сезона.
Но, поскольку ад становится ближе с каждым часом и атмосфера от его дыхания нагревается, я не завершаю сезон, а фотографирую свой велосипед просто так.
Должен еще сообщить, что нашел сегодня в лесу масленок, две лисички и шесть серых говорушек.
Но, поскольку ад становится ближе с каждым часом и атмосфера от его дыхания нагревается, я не завершаю сезон, а фотографирую свой велосипед просто так.
Должен еще сообщить, что нашел сегодня в лесу масленок, две лисички и шесть серых говорушек.
Forwarded from Горький
Недавно исполнилось 130 лет со дня рождения Георгия Иванова (1894–1958) — поэта, творчество которого вернулось в Россию с большим запозданием, но за истекшие годы ничуть не устарело. В честь этой даты предлагаем вашему вниманию статью Игоря Болычева, подготовленную к публикации Анной Грибоедовой.
https://gorky.media/context/sovremennyj-poet/
https://gorky.media/context/sovremennyj-poet/
Forwarded from буквы на синем камне 碧巖錄
#grief_column #suicidology
⚫️ 🖤 ⚰️
Эссе о самоубийстве как задание терапевта. Пародийная сцена демонстрирующая, что мы живем в эпоху. Не понимаю, как написать о своем опыте, не рассказав самые триггерные моменты. Возможно, нужны именно триггеры — толчок к освобождению. Никакой пропаганды — пропаганды не существует. «Логико-суицидальный трактат» Германа Бургера — попытка рационализировать mortido в mortology — неудачная — и заведомо дурная логика бесконечности смерти.
Кажется, касание смерти сильнее разума и поэтому опасно, но, в то же время, книга Бургера как будто обещает закрытие гештальта — чтение философской предсмертной записки. Записки, которую не получила в жизни. Suicidarian мог бы постараться и задать вопрос, дать задание, тем самым смертью смерть поправ. Мог бы вспомнить собственное стихотворение «Предатели игры» или нерассказанный доклад о практике МГ как о лечении депрессии шизофренией. К сожалению, МГ распались, потому что это не сработало. В. оставил блокнот с благодарностями, которые невыносимо читать — оледеневаешь и остается только смотреть на мраморную урну с прахом. Как написано в книжке П.П. «Воскрешение Пабло Пикассо в 3111 году» — «Виктор Осипов, профессор, известный танатолог». Там, конечно же, что-то трансгрессивное и про А.М.
Заразна ли смерть? Передается ли по наследству? Или каждый совершает грех внутри сингулярности? Это не поставишь ни кому в вину, в отличии от урны. Страх окончательности, конца смысла, в котором ты можешь участвовать. Это выражается в страхе начала и в застревании на стадии черновика. Созерцание просторов тьмы — 1 час для профилактики. Депрессивная акцентуация требует к себе внимания (акцентуирует). Тень этого суицида как некий не-объект, отсутствие света, лежит на мне, затемняя будущее. Очевидна — феноменально очевидна — и в этом смысле, аподиктична многогранность насилия направленного на первый взгляд на себя. Усыхание социальных связей, структурно-институциональное давление, уязвимость и огромный труд, который необходимо проделывать, чтобы вступить в наследство в буквальном и символическом плане. Горе — это моя вторая смена и неоплачиваемые сверхурочные.
Эссе о самоубийстве как задание терапевта. Пародийная сцена демонстрирующая, что мы живем в эпоху. Не понимаю, как написать о своем опыте, не рассказав самые триггерные моменты. Возможно, нужны именно триггеры — толчок к освобождению. Никакой пропаганды — пропаганды не существует. «Логико-суицидальный трактат» Германа Бургера — попытка рационализировать mortido в mortology — неудачная — и заведомо дурная логика бесконечности смерти.
«To advance from suicidarian to suicidal is, in mortological terms, a promotion».
Кажется, касание смерти сильнее разума и поэтому опасно, но, в то же время, книга Бургера как будто обещает закрытие гештальта — чтение философской предсмертной записки. Записки, которую не получила в жизни. Suicidarian мог бы постараться и задать вопрос, дать задание, тем самым смертью смерть поправ. Мог бы вспомнить собственное стихотворение «Предатели игры» или нерассказанный доклад о практике МГ как о лечении депрессии шизофренией. К сожалению, МГ распались, потому что это не сработало. В. оставил блокнот с благодарностями, которые невыносимо читать — оледеневаешь и остается только смотреть на мраморную урну с прахом. Как написано в книжке П.П. «Воскрешение Пабло Пикассо в 3111 году» — «Виктор Осипов, профессор, известный танатолог». Там, конечно же, что-то трансгрессивное и про А.М.
Заразна ли смерть? Передается ли по наследству? Или каждый совершает грех внутри сингулярности? Это не поставишь ни кому в вину, в отличии от урны. Страх окончательности, конца смысла, в котором ты можешь участвовать. Это выражается в страхе начала и в застревании на стадии черновика. Созерцание просторов тьмы — 1 час для профилактики. Депрессивная акцентуация требует к себе внимания (акцентуирует). Тень этого суицида как некий не-объект, отсутствие света, лежит на мне, затемняя будущее. Очевидна — феноменально очевидна — и в этом смысле, аподиктична многогранность насилия направленного на первый взгляд на себя. Усыхание социальных связей, структурно-институциональное давление, уязвимость и огромный труд, который необходимо проделывать, чтобы вступить в наследство в буквальном и символическом плане. Горе — это моя вторая смена и неоплачиваемые сверхурочные.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from СДВГ 🇵🇸
Решил написать зарисовку в стиле Сергея Минаева.
Была глубокая ночь. Он нюхал кокаин. «Какой плохой кокаин», — подумал он.
Вдруг раздался звонок. Ему звонил бывший главный редактор модного журнала «Педик» Сергей Аркадьевич.
— Слушай, надо встретиться, — начал Сергей Аркадьевич. — Кафе «Ностальгия», полчаса.
— Занят, — буркнул он, разглядывая смятую купюру в руке.
— Ты всегда занят, — хмыкнул Сергей. — Но ты мне нужен.
Следующим утром Петя сидел за барной стойкой в «Ностальгии», стилизованной под ранние двадцатые. Неоновые вывески светились над головой, официанты — живые, не роботы, фетиш старой школы — разносили напитки в стаканах из настоящего стекла. Всё это было ужасно дорогим, но Петя привык: в Москве 2045 года пафос стоил столько же, сколько воздух.
В телефоне, точнее, в глазном интерфейсе, мигали уведомления. 385 дедлайнов — не преувеличение, а реальность медийщика в эпоху бесконечных инфопотоков. ИИ давно выполнял за Петю всю реальную работу, но симуляцию занятости перед инвесторами никто не отменял.
— Петя, ты помнишь, что ты человек? — Катя, его бывшая любовница и главный редактор новостного портала, уселась рядом, заказав что-то зелёное с дымом.
— Мы все давно уже не люди, — отмахнулся он. — Мы контент.
— Глубоко, — она закатила глаза, активировав AR-линзы. — Слушай, тебе до завтра нужно написать текст. Лонгрид про то, как роботы страдают от выгорания. Надо креативно, с душой.
— С душой? Ты серьёзно? — он хмыкнул. — В 2045 году душа — это новый тренд?
— Петя, — Катя понизила голос, наклоняясь ближе, — у нас проблема. Система упала. Все данные на облаке — шифрованные. Нужен хакер.
Петя выдохнул.
— Слушай, может, проще начать с нуля? — предложил он.
— Мы не можем, — она сделала глоток. — В тех файлах интервью с главным редактором «Педика».
Петя поморщился. Журнал «Педик», отголосок малопопулярного телеграм-канала двадцатых, перезапущенный как сатирический медиа-бренд, был токсичен, как грязный воздух в метро. Но его цитировали все, от школьников до Совета Федерации.
— Ладно, — он встал, разминая плечи. — У меня есть один знакомый.
Знакомого звали Стас, и он жил в киберсквоте на окраине. Его лицо было наполовину заменено биомеханикой — последствия очередной «модернизации».
— Петя, тебе что надо? — спросил Стас, не отрываясь от настройки какого-то блестящего устройства.
— Достать данные с облака.
— Что за облако?
— Бывшее ведомственное.
— Забудь, — Стас фыркнул. — Это самоубийство.
— А если три миллиарда?
Стас повернулся. В его глазах загорелись красные диоды.
— Три миллиарда чего?
— Рублей, — Петя пожал плечами.
— Слушай, иди ты, — хакер снова отвернулся.
В Москве 2045 года три миллиарда рублей не значили ничего. Да и вообще, смысла в них не было. Это где-то пять долларов по тогдашнему курсу, если не меньше. Но эти рубли упорно пытались доказать обратное — клубы, гламур, медийный шлак, всё это существовало вопреки здравому смыслу уже лет 35.
Эти пять долларов, сегодняшним утром наспех обменянные в банке, он вертел в руках ещё вчера, попеременно во время двух разговоров. Один — с бывшей любовью, во время которого она окончательно превратилась в бывшую. Другой — с Сергеем Аркадьевичем, который влип в какую-то мутную схему со спойлерством на выборах, ради которой нужно было во что бы то ни стало уничтожить то интервью.
Петя вышел на улицу. Москва сверкала рекламными голограммами и грязным светом. Он выдохнул и сказал вслух:
— Мы точно ошиблись эпохой.
В этот момент его нахуй сбила машина.
Была глубокая ночь. Он нюхал кокаин. «Какой плохой кокаин», — подумал он.
Вдруг раздался звонок. Ему звонил бывший главный редактор модного журнала «Педик» Сергей Аркадьевич.
— Слушай, надо встретиться, — начал Сергей Аркадьевич. — Кафе «Ностальгия», полчаса.
— Занят, — буркнул он, разглядывая смятую купюру в руке.
— Ты всегда занят, — хмыкнул Сергей. — Но ты мне нужен.
Следующим утром Петя сидел за барной стойкой в «Ностальгии», стилизованной под ранние двадцатые. Неоновые вывески светились над головой, официанты — живые, не роботы, фетиш старой школы — разносили напитки в стаканах из настоящего стекла. Всё это было ужасно дорогим, но Петя привык: в Москве 2045 года пафос стоил столько же, сколько воздух.
В телефоне, точнее, в глазном интерфейсе, мигали уведомления. 385 дедлайнов — не преувеличение, а реальность медийщика в эпоху бесконечных инфопотоков. ИИ давно выполнял за Петю всю реальную работу, но симуляцию занятости перед инвесторами никто не отменял.
— Петя, ты помнишь, что ты человек? — Катя, его бывшая любовница и главный редактор новостного портала, уселась рядом, заказав что-то зелёное с дымом.
— Мы все давно уже не люди, — отмахнулся он. — Мы контент.
— Глубоко, — она закатила глаза, активировав AR-линзы. — Слушай, тебе до завтра нужно написать текст. Лонгрид про то, как роботы страдают от выгорания. Надо креативно, с душой.
— С душой? Ты серьёзно? — он хмыкнул. — В 2045 году душа — это новый тренд?
— Петя, — Катя понизила голос, наклоняясь ближе, — у нас проблема. Система упала. Все данные на облаке — шифрованные. Нужен хакер.
Петя выдохнул.
— Слушай, может, проще начать с нуля? — предложил он.
— Мы не можем, — она сделала глоток. — В тех файлах интервью с главным редактором «Педика».
Петя поморщился. Журнал «Педик», отголосок малопопулярного телеграм-канала двадцатых, перезапущенный как сатирический медиа-бренд, был токсичен, как грязный воздух в метро. Но его цитировали все, от школьников до Совета Федерации.
— Ладно, — он встал, разминая плечи. — У меня есть один знакомый.
Знакомого звали Стас, и он жил в киберсквоте на окраине. Его лицо было наполовину заменено биомеханикой — последствия очередной «модернизации».
— Петя, тебе что надо? — спросил Стас, не отрываясь от настройки какого-то блестящего устройства.
— Достать данные с облака.
— Что за облако?
— Бывшее ведомственное.
— Забудь, — Стас фыркнул. — Это самоубийство.
— А если три миллиарда?
Стас повернулся. В его глазах загорелись красные диоды.
— Три миллиарда чего?
— Рублей, — Петя пожал плечами.
— Слушай, иди ты, — хакер снова отвернулся.
В Москве 2045 года три миллиарда рублей не значили ничего. Да и вообще, смысла в них не было. Это где-то пять долларов по тогдашнему курсу, если не меньше. Но эти рубли упорно пытались доказать обратное — клубы, гламур, медийный шлак, всё это существовало вопреки здравому смыслу уже лет 35.
Эти пять долларов, сегодняшним утром наспех обменянные в банке, он вертел в руках ещё вчера, попеременно во время двух разговоров. Один — с бывшей любовью, во время которого она окончательно превратилась в бывшую. Другой — с Сергеем Аркадьевичем, который влип в какую-то мутную схему со спойлерством на выборах, ради которой нужно было во что бы то ни стало уничтожить то интервью.
Петя вышел на улицу. Москва сверкала рекламными голограммами и грязным светом. Он выдохнул и сказал вслух:
— Мы точно ошиблись эпохой.
В этот момент его нахуй сбила машина.
👍1
Forwarded from sacred violence
Вчера для работы наконец-то пришлось всерьез полистать Дугина и Гейдара Джемаля. Дугин – Бог с ним, единственное отметил, что пишет он совершенно с теми же гэгами, что говорит. То есть там книжка, например, «Радикальный Субъект и его дубль», вроде адовый пафос, а внутри – опять про сакральность папиросных бычков, ненависть к евроремонту, Чебурашку и прочее
А вот Джемаль удивил. С ним я был знаком из рук вон совсем плохо и это, пожалуй, самые фашизоидные и некрофильские тексты, которые я видел в жизни. Ну то есть у меня было ТЗ – «найти, что Джемаль думает про сакральное». Заглядываю в книжку «Ориентация – Север» (1981), а там сотни пунктов чудовищной эволианской шизофазии, пропитанной фаллической смертью и небесно-голубыми фашистами. Вот, например, про «священную войну» (раздел «СМЕРТЬ»):
Следующий раздел, что логично, – «ВАГИНА», который начинается и заканчивается такими вот двумя максимами:
Между тем и другим утверждается, что вся реальность – это, короче, вагина, которую нужно как-то фаллически пронзить смертью. Как это сочетается с утверждениями, например, из кино «Сакральная география» (1996), что все пространство сакрально, я лично не понимаю (кстати, там тоже крест превращается в свастику и т.д.). Что характерно: эту книжку он написал еще относительно молодым, в 34, но и в последнем его автобиографическом сборнике, «Сады и Пустоши» – все то же самое: «Мужские ценности – это борьба, насилие, смерть, героизм, воля к смерти». Соответственно, все остальное – это женские ценности, которые нужно изничтожить, и все эти насилие, бунт и тотальная революция – очень сакральные
В общем, ничего удивительного, что автор на протяжении всей жизни поддерживал буквально любые исламские теракты, типа взятия заложников или операций смертников, потому что главное – это что «в последний путь по Via Dolorosa шагает вдаль дивизия СС», а все остальное уже – детали и средства
А вот Джемаль удивил. С ним я был знаком из рук вон совсем плохо и это, пожалуй, самые фашизоидные и некрофильские тексты, которые я видел в жизни. Ну то есть у меня было ТЗ – «найти, что Джемаль думает про сакральное». Заглядываю в книжку «Ориентация – Север» (1981), а там сотни пунктов чудовищной эволианской шизофазии, пропитанной фаллической смертью и небесно-голубыми фашистами. Вот, например, про «священную войну» (раздел «СМЕРТЬ»):
20. Дух истинной смерти есть дух чистого фаллицизма.
21. Фаллос может вступить в брак только со смертью, как своей собственной сущностью.
22. Лишь этот брак ведет к духовному рождению. (…)
24. Духовное рождение есть обретение титанической власти над истинной смертью. (…)
26. Это растворение есть великая священная война против всеобъемлющего имманентизма, проводимая на всех уровнях реальности.
27. Единственным оружием этой войны является универсальный растворитель – тотальный ужас.
Следующий раздел, что логично, – «ВАГИНА», который начинается и заканчивается такими вот двумя максимами:
2. В сфере объективной реальности безраздельно правит вагинальный принцип.
72. Только встреча с истинной смертью несет освобождение из мертвого царства вагины.
Между тем и другим утверждается, что вся реальность – это, короче, вагина, которую нужно как-то фаллически пронзить смертью. Как это сочетается с утверждениями, например, из кино «Сакральная география» (1996), что все пространство сакрально, я лично не понимаю (кстати, там тоже крест превращается в свастику и т.д.). Что характерно: эту книжку он написал еще относительно молодым, в 34, но и в последнем его автобиографическом сборнике, «Сады и Пустоши» – все то же самое: «Мужские ценности – это борьба, насилие, смерть, героизм, воля к смерти». Соответственно, все остальное – это женские ценности, которые нужно изничтожить, и все эти насилие, бунт и тотальная революция – очень сакральные
В общем, ничего удивительного, что автор на протяжении всей жизни поддерживал буквально любые исламские теракты, типа взятия заложников или операций смертников, потому что главное – это что «в последний путь по Via Dolorosa шагает вдаль дивизия СС», а все остальное уже – детали и средства
Forwarded from Кровавая барыня
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Рамзан Кадыров спросил у пленного, готов ли он застрелиться, если он даст ему пистолет. Пленный отказался.
— Я тебе дам сейчас пистолет, застрелишься?
— Нет.
— Почему?
— Ну, жить хочу.
— Война...убивают же. Ты вышел убивать, умирать. Я дам тебе пистолет, ты застрелишь себя, умрёшь как герой.
— Нет.
— Нет, не хочешь, да?
— Я тебе дам сейчас пистолет, застрелишься?
— Нет.
— Почему?
— Ну, жить хочу.
— Война...убивают же. Ты вышел убивать, умирать. Я дам тебе пистолет, ты застрелишь себя, умрёшь как герой.
— Нет.
— Нет, не хочешь, да?
Forwarded from буквы на синем камне 碧巖錄
Entropy_and_complexity_unveil_the_landscape_of_memes_evolution_2022.pdf
2.4 MB
анализ 2х миллионов мемов с реддита в период с 2011 по 2020, который показал, что мемы энтропийно усложняются (you don`t say?)
🤩1
Forwarded from Всратоскоп (Таня Коэн)
Привет, меня зовут Таня, и до сегодняшнего дня я была главредом «Ножа» (knife.media).
Кто теперь будет там главредом, я не знаю. Вся наша редакционная команда больше не имеет никакого отношения к тому, что выходит на сайте и в соцсетях издания с 6.12.24. Без нас, вероятно, происходить там будет нечто совершенно другое — не в смысле, что там ролики Монти Пайтона будут вешать, ну вы поняли. Посмотрим.
Я люблю «Нож», как можно любить только то, что ты начинаешь делать на коленке в составе пары безработных молодоженов, вообще ни в чем себе не отказывая. Мы предлагали узнать, Насколько вы поехавший, покекать над описаниями животных 18 века, который составлял граф Бюффон, побороть в Средневековье Сатану, почитать самую пронзительную и странную русскую лирику. Ну а потом подключились друзья-товарищи, экспертные эксперты, и так мы стали рупором психпросвета и квир-культуры, поработали с такими гуру андеграунда Леонид Котельников и Фил Волокитин, взяли лютейшее интервью у Михаила Елизарова и много раз побеседовали с Романом Михайловым… Из научпопа я обожаю статью Коли Кукушкина про доброту как модный наркотик, а из профайлов икон — оду Ромы Королева несравненному Пророку Санбою.
В общем, вы поняли, на «Ноже» много легендарного контента, хотя достаточно и проходного (попробуйте выпускать по три лонга в день семь лет подряд и посмотрю я на ваш контент-план). Но сейчас речь не об этом. Речь о том, что в общем-то, никакого смысла грустить нет, потому что вот этот вышеупомянутый «Нож» — это люди, которые никуда не делись, и которых я надеюсь собрать под новой крышей уже скоро и дальше делать то, что умею лучше всего: не мешать им быть восхитительными людьми и прекрасными специалистами.
Вот они, слева направо:
М., без которого не было бы ничего, что я делала и буду делать
К., мой маленький отважный солдат разума в бесконечной битве с машиной безумия
СФ, культуртрегерка невиданной мощи и замечательной широты экспертизы
Стас, который придал редактуре гармонию античности
Иван, на которого можно положиться как на себя
Марина, которая каждый день творила порядок из нашего хаоса
Тимур и Женя, придумавшие постеры «Ножа», которые до сих пор все копируют
Аня, благодаря художественному вкусу которой наши статьи имели свое симпатичное лицо
Елена, чьи статьи о фильмах могли сравниться с киносеансами
Ксюша, самая быстрая, веселая и ответственная редакторка новостей в мире
Артем, Аня, Саша, Настя — оперативные поставщики вестей о голубиной вертячке и фэшн-саммите БРИКС, за которые вы так любите «Нож»
Марина, Катя, Алеша, Анна — прелестные литреды, превращавшие косноязычное блеяние в человеческую речь
Настя, Игорь — переводчики, которые несли нам живое слово из-за колышащегося железного занавеса, пока из скрепочек
Агата, автор живых и веселых интервью даже из хосписов
Алеся, Этери и Настя — наши гении коммуникации, благодаря которым мы подзаработали и не ели землю из горшка
Антон — наш киберслон, ни разу ни уронивший сайт
Антон К. — отец Рунета
Данила — крейзи
Бот от канала сломался, потому что я не писала сюда тысячу лет, так что можете прислать мне что-нибудь сюда: tania@tigers.family.
Кто теперь будет там главредом, я не знаю. Вся наша редакционная команда больше не имеет никакого отношения к тому, что выходит на сайте и в соцсетях издания с 6.12.24. Без нас, вероятно, происходить там будет нечто совершенно другое — не в смысле, что там ролики Монти Пайтона будут вешать, ну вы поняли. Посмотрим.
Я люблю «Нож», как можно любить только то, что ты начинаешь делать на коленке в составе пары безработных молодоженов, вообще ни в чем себе не отказывая. Мы предлагали узнать, Насколько вы поехавший, покекать над описаниями животных 18 века, который составлял граф Бюффон, побороть в Средневековье Сатану, почитать самую пронзительную и странную русскую лирику. Ну а потом подключились друзья-товарищи, экспертные эксперты, и так мы стали рупором психпросвета и квир-культуры, поработали с такими гуру андеграунда Леонид Котельников и Фил Волокитин, взяли лютейшее интервью у Михаила Елизарова и много раз побеседовали с Романом Михайловым… Из научпопа я обожаю статью Коли Кукушкина про доброту как модный наркотик, а из профайлов икон — оду Ромы Королева несравненному Пророку Санбою.
В общем, вы поняли, на «Ноже» много легендарного контента, хотя достаточно и проходного (попробуйте выпускать по три лонга в день семь лет подряд и посмотрю я на ваш контент-план). Но сейчас речь не об этом. Речь о том, что в общем-то, никакого смысла грустить нет, потому что вот этот вышеупомянутый «Нож» — это люди, которые никуда не делись, и которых я надеюсь собрать под новой крышей уже скоро и дальше делать то, что умею лучше всего: не мешать им быть восхитительными людьми и прекрасными специалистами.
Вот они, слева направо:
М., без которого не было бы ничего, что я делала и буду делать
К., мой маленький отважный солдат разума в бесконечной битве с машиной безумия
СФ, культуртрегерка невиданной мощи и замечательной широты экспертизы
Стас, который придал редактуре гармонию античности
Иван, на которого можно положиться как на себя
Марина, которая каждый день творила порядок из нашего хаоса
Тимур и Женя, придумавшие постеры «Ножа», которые до сих пор все копируют
Аня, благодаря художественному вкусу которой наши статьи имели свое симпатичное лицо
Елена, чьи статьи о фильмах могли сравниться с киносеансами
Ксюша, самая быстрая, веселая и ответственная редакторка новостей в мире
Артем, Аня, Саша, Настя — оперативные поставщики вестей о голубиной вертячке и фэшн-саммите БРИКС, за которые вы так любите «Нож»
Марина, Катя, Алеша, Анна — прелестные литреды, превращавшие косноязычное блеяние в человеческую речь
Настя, Игорь — переводчики, которые несли нам живое слово из-за колышащегося железного занавеса, пока из скрепочек
Агата, автор живых и веселых интервью даже из хосписов
Алеся, Этери и Настя — наши гении коммуникации, благодаря которым мы подзаработали и не ели землю из горшка
Антон — наш киберслон, ни разу ни уронивший сайт
Антон К. — отец Рунета
Данила — крейзи
Бот от канала сломался, потому что я не писала сюда тысячу лет, так что можете прислать мне что-нибудь сюда: tania@tigers.family.
Нож
Тест: насколько вы поехавший?
Быть ненормальным – опасно, быть нормальным – скучно. Проверим, на какой вы стороне. Выбирайте варианты, которые наиболее соответствуют вашему характеру.
Forwarded from Bulatov Dmitry (Dmitry Bulatov)
Черти в аду кормят ядовитыми жабами авторов телеграм-каналов о современном искусстве. Неизвестный художник, 1493 г. Национальная библиотека Франции, Париж.
👍4