Терминология

Один из частых вопросов к моим постам касается терминологии. Некоторые утверждают, что «прогрессивизм» — это исключительно левое движение, а для либертарианского рынка идей следует найти или придумать другие термины. Иными словами, речь идёт о споре о терминах. В этом посте я разъясню используемую мной терминологию с двух точек зрения — академической и политической.

С академической точки зрения, использование терминов в философии всегда зависело от контекста конкретного автора. В отличие от математики и физики, где термины имеют устоявшиеся определения, философы часто придают одним и тем же словам разные значения в рамках своей дисциплины. На первый взгляд это кажется затруднительным, поскольку приходится каждый раз выяснять, что именно автор имеет в виду, употребляя тот или иной термин. Однако в философии такой подход считается допустимым: разные мыслители, придерживающиеся различных философских позиций, могут вкладывать в одни и те же слова разный смысл в контексте своих метатеорий.

Я использую слово «прогресс» в том же академическом смысле, что и Карл Поппер, Имре Лакатос и Дэвид Дойч в своих работах. Цитируя Имре Лакатоса о конкуренции идей в виде исследовательских программ: «исследовательская программа считается прогрессирующей тогда, когда её теоретический рост предвосхищает её эмпирический рост, то есть когда она с некоторым успехом может предсказывать новые факты». Карл Поппер об эволюции идей говорит: «эволюция научного знания представляет собой в основном эволюцию в направлении построения всё лучших и лучших теорий; это — дарвинистский процесс: теории становятся лучше приспособленными благодаря естественному отбору; они дают нам всё лучшую и лучшую информацию о действительности (всё больше и больше приближаются к истине)». Дэвид Дойч о прогрессе утверждает: «есть только один способ осуществления прогресса: выдвижение гипотез и их критика; и единственная система моральных ценностей, допускающая устойчивый прогресс, — объективные ценности, которые начали открывать в эпоху Просвещения».

С политической точки зрения, я не вижу ничего плохого в том, чтобы «отвоевать» («реклеймить») слово «прогресс» у лево-авторитарных сил. Академическое исследование прогресса показывает, что нет никаких предпосылок для его лево-авторитарной природы. Напротив, прогресс достигается через свободную конкуренцию на рынке идей, а следовательно, и на рынке товаров и услуг, что политически максимально близко либертарианству. Прогресс через принуждение не создаёт системного эффекта открытого общества, о котором писали упомянутые ранее авторы, и по сути является очередной опровергнутой левацкой утопией. Только свободное развитие идей в либертарианском смысле приводит нации к процветанию.

К тому же не все люди погружены в американский политический карго-культ, где все термины бездумно присваиваются демократами и республиканцами, безо всякого их понимания. Существует множество потенциальных избирателей, которые вполне обоснованно не интересуются перипетиями лево-правых культов. При этом они, осознанно или нет, выбирают прогресс вместо закостенелого консерватизма. Мы, либертарианцы, должны предложить им достойную альтернативу, а не отдавать их лево-авторитарным силам лишь потому, что где-то на другом конце света так решили маркетологи демократической партии. В этом нет ни смысла, ни логики, ни стремления к истине. Если вас привлекают идеи прогресса — либертарианство является единственной политической системой, воплощающей их в современном академическом понимании.

Сегодня хочу чтобы вы почитали авторское предисловие к русскому изданию 2009-го года книги «Открытое общество и его враги» Карла Поппера на вполне себе интересную тему:

«Капитализм» Маркса никогда не существовал

Все знают, что открытые общества Запада являются «капиталистическими». Даже те экономисты, которые сознают значительные преимущества открытого общества перед социально-экономическими системами Востока, усвоили эту терминологию и часто называют нашу социальную систему «капитализмом». Важно, однако, то, что «капитализм» в том смысле, в каком Маркс употреблял этот термин, нигде и никогда не существовал на нашей прекрасной планете Земля — он реален не более, чем дантовский Ад.

Для марксизма (и в еще большей мере для ленинизма) «капитализм» — это прежде всего такая фаза общественного развития, когда рабочие живут в нищете, труд их изнурителен и тягостен, зачастую очень опасен, а заработка едва хватает, чтобы не умереть с голоду. Однако история и реально существующие общества пошли иным путем. Общество, которое Маркс именовал «капитализмом», неуклонно совершенствовалось. Благодаря прогрессу техники труд рабочих становился все более производительным, а их реальные заработки постоянно росли.

«Капитализм» в марксовом понимании представляет собой неудачную теоретическую конструкцию. Это всего лишь химера, умственный мираж. Подобно Аду, он никогда не существовал где-либо на Земле. В то время как капитализм марксистов был всего лишь миражом, в действительности существовало и по сей день существует стремительно изменяющееся общество, ошибочно названное «капиталистическим», с внутренним механизмом самореформирования и самосовершенствования. В наших западных открытых обществах у рабочих есть реальная перспектива. Им не требуется иллюзорная надежда на то, что коммунистическая диктатура избавит их от зла — от ненавистного железного закона обнищания.

Открытые общества Запада разительно отличаются от того, как они изображаются в коммунистической иллюзорной идеологии. Открытые общества, в которых мы живем сегодня, — самые лучшие, свободные и справедливые, наиболее самокритичные и восприимчивые к реформам из всех, когда-либо существовавших. И действительно, много доброго, прекрасного и самоотверженного делается сегодня не только здесь, на Западе, но и в России.

Новый Американский Альянс
сокращенный перевод статьи Гари Уинслетта — доцента кафедры политических наук в колледже Вермонта

Политические коалиции и их позиции постоянно меняются. Однако этот процесс происходит не плавно, а скорее напоминает смену узоров в калейдоскопе: долгий период напряжённого вращения — и вдруг возникает новая конфигурация. Сейчас мы переживаем именно такой переломный момент. Ещё недавно либертарианцы ассоциировались с Республиканской партией и правыми политиками, а прогрессисты — с Демократической партией и левыми. Однако это противостояние между прогрессистами и либертарианцами утратило свою актуальность — если оно вообще когда-либо имело смысл.

Тревожные тенденции нарастают как слева, так и справа. Демократическая партия всё больше склоняется к антикапиталистической этике, что угрожает экономической жизнеспособности Америки. Достаточно посмотреть один из современных сериалов с явной левой повесткой, чтобы увидеть этот менталитет в его наиболее грубом проявлении — мелочный, завистливый, агрессивный, фанатичный, экономически безграмотный и социально деструктивный. Но если Демократическая партия увязла в опасных левых идеях, то Республиканская, похоже, утонула в правых. Даже не учитывая странный культ личности вокруг Дональда Трампа, республиканцы сейчас проповедуют агрессивный национализм в сочетании с всеобъемлющим популизмом.

Между тем политическая дисфункция страны разочаровывает огромную часть граждан. Многие опытные политике не испытывают особой любви к «системе» или «истеблишменту». Похоже, что власть сейчас скорее на стороне фанатиков, жаждущих всё разрушить, а не у институционалистов-пожарных.

Выход из тупика существует — новая коалиция между прогрессистами и либертарианцами. Эти две группы и их интеллектуальные подходы взаимно дополняют друг друга, и между ними уже есть больше общего, чем многие осознают.

Либертарианцы и прогрессисты уже давно не входят в общий политический блок в Соединённых Штатах. На это, разумеется, есть свои причины. Во время холодной войны либертарианцы противостояли коммунистам, что побудило их придавать больше эмоционального веса вопросам, отделявшим их от прогрессистов, и примкнуть к республиканской коалиции. Однако времена меняются, и калейдоскоп поворачивается.

Прогрессисты и либертарианцы могли бы усилить достоинства и смягчить недостатки друг друга. Либертарианцы привнесли бы сдержанность в политику и внимание к базовым имущественным правам, а прогрессисты — амбициозность в решениях и внимание к социальным проблемам. Без взаимного влияния прогрессисты рискуют увязнуть в перераспределении и критике бизнеса, а либертарианцы — в абстрактных философских аргументах, далёких от реальных проблем граждан.

Прогрессисты и либертарианцы имеют значительное согласие во многих областях политики. Обе группы критикуют ужесточение полицейского контроля, обеспокоены эрозией гражданских свобод и поддерживают международную торговлю. В отличие от марксистов и альт-райтов, им свойственен оптимизм в отношении человеческой природы и технологических инноваций. Разумеется, есть области разногласий, но, цитируя Рональда Рейгана, «тот, кто согласен со мной на 80%, — мой союзник, а не на 20% мой враг». Несмотря на разногласия, они могут сотрудничать по многим вопросам, что особенно важно в условиях угрозы демократии со стороны нелиберальных сил.

Современная Америка стремится быть великой, процветающей и разнообразной демократией, вдохновляющей мир. Её успех как идеи раскрывает позитивное в человеческой природе, а неудача будет тревожным знаком. Без изменения курса политики цикл экстремизма, популизма и недовольства может усугубиться, что грозит мрачным будущим.

Я надеюсь, что формирование новой коалиции поможет избежать этого, и лучшие дни Америки ещё впереди. Опираясь на фундамент нового прогрессивно-либертарианского альянса, мы сможем раскрыть свой потенциал и сделать ещё один шаг к созданию более совершенной страны.

Эпистемологический анархизм Фейерабенда и либертарианство

Эпистемологический анархизм — философская позиция, предложенная Полом Фейерабендом, отвергающая существование универсальных и неизменных правил научного метода. Фейерабенд утверждает, что следование жёстким методологическим предписаниям ограничивает научный прогресс. По его мнению, учёные должны иметь свободу использовать любые методы, способствующие достижению знаний.

Основные идеи эпистемологического анархизма:

- «Anything goes» (всё сойдёт). Фейерабенд утверждает, что не существует единого правильного пути к знанию. По его мнению, любые методы, даже те, которые в определённый период считаются ненаучными, могут быть полезны в познании.

- Против методологического принуждения. Фейерабенд критикует идею о том, что наука должна подчиняться строгим методологическим правилам. Он утверждает, что такой подход ограничивает свободу мысли и препятствует развитию новых идей.

- Историческая изменчивость научного метода. Фейерабенд утверждает, что наука не придерживается неизменных методов. Подходы учёных эволюционируют с течением времени и варьируются в зависимости от культурного контекста. По его мнению, само понятие «научного» также подвержено изменениям. То, что раньше считалось неоспоримой научной истиной, сегодня может быть поставлено под сомнение или даже опровергнуто. Исходя из этого, Фейерабенд призывает критически оценивать устоявшиеся научные концепции и проявлять открытость к новым методам познания мира.

Связь с либертарианством:

Эпистемологический анархизм Фейерабенда имеет много общего с либертарианской философией, основанной на индивидуальной свободе.

- Свобода выбора методов познания. Как либертарианцы выступают за свободу выбора в экономической и социальной сферах, так и эпистемологические анархисты выступают за свободу выбора методов познания.

- Децентрализация знания. Оба направления скептически относятся к централизованному контролю и делают ставку на децентрализованные системы, где индивиды свободны действовать и принимать решения на основе своих собственных знаний и убеждений.

- Скептицизм к авторитету. Как либертарианцы критикуют государственную власть, так и эпистемологические анархисты критикуют авторитет научного истэблишмента, призывая к открытости и критическому мышлению.

- Фокус на индивидуализм. Эпистемологический анархизм, подобно либертарианству, фокусируется на индивидуальной свободе и автономии в познании. Вместо следования предписанному сверху методу, каждый человек свободен выбирать свой путь к знанию.

И Фейерабенд, и либертарианцы выступают за свободную конкуренцию на рынке идей, где различные теории, гипотезы и точки зрения борются за признание. Они против искусственных монополий и регуляций этого рынка, считая, что вмешательство в этот процесс тормозит поиск истины.

Фейерабенд, критикуя догматизм и строгое следование научному методу, призывает к открытости и плюрализму в науке. Он считает, что новые знания часто появляются в результате столкновения различных идей, даже тех, которые кажутся «ненаучными» с точки зрения устоявшихся парадигм.

Либертарианцы же видят свободный рынок идей как необходимое условие для прогресса общества. Они уверены, что именно свободная конкуренция точек зрения, без вмешательства государства, позволяет выявлять наиболее эффективные и справедливые решения проблем.

Эпистемологический анархизм Фейерабенда можно рассматривать как форму либертарианства в сфере познания. Он призывает к свободе мысли, отказу от догматизма и к критическому осмыслению принятых норм и авторитетов. В политическом контексте это направление созвучно с либертарианским стремлением к децентрализации власти и расширению индивидуальной свободы.

Задать вопросы о прогрессивном либертарианстве теперь можно анонимно в боте @liberprog_bot

Если ваш вопрос покажется интересным, и не отвеченным в предыдущих постах, то я сделаю пост с подробным ответом на него в канале.

Прогрессивизм в либертарианском контексте

Прогрессивизм в либертарианском понимании — это прежде всего прогресс, основанный на принципах свободного рынка, индивидуальной свободы и ограниченной роли государства. Либертарианцы рассматривают прогресс как непрерывный процесс накопления и естественного отбора полезных знаний, происходящий в условиях рыночной конкуренции. Этот отбор основывается на субъективной оценке пользы знаний участниками свободного рынка.

Основные аспекты прогрессивного либертарианства:

- Свободный рынок как двигатель прогресса. Либертарианцы считают, что свободный рынок, а не государственное регулирование, — наиболее эффективный механизм стимулирования инноваций и создания новых ресурсов. Рыночная конкуренция побуждает людей искать новые решения и создавать более качественные товары и услуги, что в итоге повышает общее благосостояние.

- Прогресс знаний как основа материального прогресса. Прогрессивные либертарианцы рассматривают развитие знаний как ключевой фактор, который впоследствии стимулирует технологический и экономический рост, что в итоге ведёт к улучшению качества жизни людей.

- Децентрализация и индивидуальная инициатива. Либертарианцы отдают предпочтение децентрализованной системе вместо централизованного планирования. В такой системе каждый человек волен выбирать свой путь и воплощать свои идеи. По их мнению, этот подход обеспечивает большую гибкость и адаптивность, что в итоге ведёт к ускоренному прогрессу.

- Мирное сотрудничество. Прогрессивное либертарианство неразрывно связано с идеей мирного сосуществования и взаимовыгодного сотрудничества — как внутри общества, так и на международном уровне. Свободная торговля, открытые границы и невмешательство в дела других стран — вот ключевые элементы либертарианского подхода к глобальному прогрессу.

Важно отметить, что прогрессивное либертарианство — не утопическая концепция. Либертарианцы признают: прогресс нелинеен и не лишён ошибок. Тем не менее, они убеждены, что именно свободное общество, построенное на принципах личной ответственности и ограниченной роли государства, обладает наибольшим потенциалом для адаптации к переменам, исправления ошибок и достижения устойчивого прогресса.

Конструктивная критика

Свободная критика — один из важнейших инструментов прогресса. Критика помогает идеям развиваться и совершенствоваться, поэтому ни одну критику нельзя запрещать. Любая идея должна быть открыта для критического анализа и сравнения с другими.

Однако критика без предложения решений или конструктивных альтернатив может оказаться бесполезной и даже вредной. Суть критики не сводится к простому указанию на недостатки и ошибки. Её цель — помочь улучшить ситуацию, определить возможные изменения и пути к совершенствованию. Без конкретных предложений критика рискует превратиться в пустословие, не приносящее пользы ни одной из сторон. Именно поэтому ключевой признак конструктивной критики — наличие альтернативного решения.

Рынок идей основывается на конкуренции идей за умы людей. Критика служит ключевым инструментом в этой конкуренции — она позволяет предлагать одни идеи с позиции обсуждения проблем других. При этом критика выступает либо как способ продвижения альтернативного предложения, либо как основа для его разработки.

Таким образом, критика по-настоящему ценна только тогда, когда она сопровождается альтернативным предложением — желательно с конкретной идеей и планом её внедрения. Можно бесконечно критиковать и сомневаться в какой-либо идее, но без реальной альтернативы, ради продвижения которой эта критика существует, она останется бесплодной. Всё что может выиграть от хорошей критики — это, всегда, альтернативное решение.

Так либертарианство является конструктивной, более лучшей, альтернативой для авторитаризма и лево-либерализма. А прогрессивизм — реальной, более лучшей, альтернативой консерватизма и традиционализма. И именно поэтому в этом канале я занимаюсь критикой конкурирующих с прогрессивным либертарианством позиций.

Развитие культуры критики и дискуссии — ключ к более эффективному обмену идеями и их совершенствованию. Современный интернет переполнен противоречивыми и непроработанными идеями. Повышение культуры критического мышления и конструктивного диалога поможет не только отсеять слабые концепции, но и будет способствовать общественному прогрессу во всех сферах жизни.

Pale Blue Dot («бледно-голубая точка») — фотография планеты Земля (в лучах Солнца), сделанная космическим зондом «Вояджер-1» с рекордного расстояния, показывающая её на фоне космоса.

Американский астрофизик Карл Саган об этой фотографии:

Взгляните ещё раз на эту точку. Вот здесь. Это наш дом. Это мы. Все, кого вы любите, все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, все когда-либо существовавшие люди прожили свои жизни на ней. Множество наших наслаждений и страданий, тысячи самоуверенных религий, идеологий и экономических доктрин, каждый охотник и собиратель, каждый герой и трус, каждый созидатель и разрушитель цивилизаций, каждый король и крестьянин, каждая влюблённая пара, каждая мать и каждый отец, каждый способный ребёнок, изобретатель и путешественник, каждый преподаватель этики, каждый лживый политик, каждая «суперзвезда», каждый «величайший лидер», каждый святой и грешник в истории нашего вида жили здесь — на соринке, подвешенной в солнечном луче.

Земля — очень маленькая сцена на безбрежной космической арене. Подумайте о реках крови, пролитых всеми этими генералами и императорами, чтобы, в лучах славы и триумфа, они могли стать кратковременными хозяевами части песчинки. Подумайте о бесконечных жестокостях, совершаемых обитателями одного уголка этой точки над едва отличимыми обитателями другого уголка. О том, как часты меж ними разногласия, о том, как жаждут они убивать друг друга, о том, как горяча их ненависть.

Наше позёрство, наша воображаемая значимость, иллюзия о нашем привилегированном статусе во вселенной — все они пасуют перед этой точкой бледного света. Наша планета — лишь одинокая пылинка в окружающей космической тьме. В этой грандиозной пустоте нет ни намёка на то, что кто-то придёт нам на помощь, дабы спасти нас от нас же самих.

Для сравнения — фотография ближайшей к нам галактики Андромеда, сделанная с Земли. Это галактика располагается в миллионы раз дальше от нас, чем Земля от места предыдущего фото, и содержит в несколько раз больше звёзд чем наша галактика Млечный Путь. Вполне может быть, что и там есть свои «бледные голубые точки», на которых живут свои политики, диктаторы и учёные.

Кажется, я нашла причину, по которой левые идеологии хотят установить контроль над экономикой, личностью и всем до чего могут дотянуться. Как мне кажется, они считают, что ресурсы ограничены, а значит, необходимо ограничивать людей, чтобы обеспечить более равномерное распределение благ.

На эту мысль меня натолкнул комментарий, что наше постиндустриальное общество "летит в пизду". Ну да, и правда, с этой точки зрения капитализм и рыночные отношения действительно выглядят как тупое расточительство - мнимые кризисы перепроизводства, уничтожение продукции и прочее. Я, конечно, не Конор, но на самом деле, это не более чем когнитивное искажение, затуманивающее разум. Щас поясняю почему.

Мальтузианская ловушка, в которой человечество якобы обречено на бедность из-за нехватки ресурсов, давно осталась в прошлом. Экономическая наука сделала шаг вперед, и сегодня мы понимаем, что ресурсы не просто ограничены — они могут быть использованы более эффективно, благодаря как инновациям, так и рыночным механизмам. Мы живем в эпоху, когда новые технологии позволяют нам находить альтернативы традиционным материалам. Изделия, которые когда-то изготавливались из слоновой кости, теперь создаются из полимеров, а это лишь один из примеров того, как мы адаптируемся к вызовам времени.

Более того, современные технологии открывают перед нами горизонты, о которых наши предшественники могли лишь мечтать. Исследования в области космических ресурсов уже сейчас позволяют нам задуматься о том, как мы можем извлекать полезные ископаемые из астероидов и других небесных тел. Это означает, что в случае необходимости человечество сможет черпать ресурсы не только с Земли, но и из окружающего космоса.

Так что паника по поводу ограниченности ресурсов выглядит излишней. И никуда наше общество не летит, оно вполне себе развивается. И "кризисы перепроизводства" возникают только из-за интервенций государства в экономику. Так может, вместо того, чтобы стремиться к контролю и ограничению свобод, нам следует сосредоточиться на развитии инновационных подходов к использованию ресурсов? Потому что левые идеологи, настаивающие на плановой экономике и ограничении личных свобод, игнорируют тот факт, что именно свобода творчества и предпринимательства способна привести к прогрессу и улучшению качества жизни. Ведь по сути, большая часть привычных нам вещей создана именно в рыночных условиях, а не в социалистических.

Сибирская ПолитТопка | Подписывайтесь!

К этому репосту стоит так же добавить, что весь рынок «ресурсов» на самом деле является рынком идей. Ландшафт вокруг нас наполнен возможностями, но, чтобы извлекать из него полезные человеку ресурсы, нужны идеи о том как это делать. Мой подробный пост про мальтузианскую ловушку, ресурсы и геополитику можно прочесть здесь.

Конкуренция идей в науке и экономике на примере работ Лакатоса

Имре Лакатос, венгерско-британский философ науки XX века, разработал теорию конкуренции исследовательских программ, которая внесла значительный вклад в понимание развития научного знания. Лакатос утверждал, что наука прогрессирует не путём простого накопления фактов или опровержения отдельных теорий. Вместо этого наука развивается через конкуренцию исследовательских программ, каждая из которых представляет собой совокупность теорий, объединённых общим «ядром» фундаментальных предположений. Программа считается прогрессивной, если она способна предсказывать новые факты и расширять свою объяснительную базу. Регрессивная программа, напротив, характеризуется застоем и неспособностью генерировать новые знания. Конкуренция между исследовательскими программами приводит к тому, что наиболее успешные, прогрессивные программы получают признание научного сообщества и вытесняют менее успешные.

Сравнение системы конкуренции исследовательских программ Лакатоса с экономической конкуренцией выявляет глубокие сходства между этими, на первый взгляд, различными процессами. В обеих сферах конкуренция служит движущей силой прогресса, ведёт к отбору эффективных решений и основывается на системе обратной связи. В системе Лакатоса научные теории объединяются в исследовательские программы, которые соперничают между собой. Подобно компаниям, борющимся за потребителей на рынке, эти программы конкурируют за признание научного сообщества, стремясь предложить наиболее полное и убедительное объяснение наблюдаемых явлений. Такая конкуренция, как в науке, так и в экономике, стимулирует развитие, побуждая учёных искать новые идеи и совершенствовать существующие теории.

Как в науке, так и в экономике действует своеобразный «естественный отбор», вытесняющий менее эффективные решения более эффективными. Исследовательские программы, не способные объяснить новые факты или содержащие внутренние противоречия, постепенно утрачивают привлекательность для учёных и уступают место более успешным конкурентам. Схожий процесс наблюдается в экономике: фирмы, которые не могут удовлетворить потребительский спрос или предложить конкурентоспособные цены, несут убытки и покидают рынок. В обоих случаях неэффективные решения замещаются теми, что лучше справляются с поставленными задачами — будь то объяснение природных явлений или удовлетворение потребностей потребителей.

Важную роль в обеих системах играет система обратной связи. В науке для оценки и сравнения исследовательских программ необходимы данные о результатах экспериментов, наблюдений и теоретических исследований. В экономике ключевым фактором для принятия решений служит информация о спросе, предложении, ценах и качестве товаров и услуг. Доступ к достоверной и своевременной информации в обеих сферах становится необходимым условием эффективной конкуренции и, как следствие, прогресса.

Исторически и наука, и экономика достигали наибольшего расцвета в условиях свободной конкуренции, а не государственного планирования. Когда учёные вольны выбирать направления своих исследований, а потребители — товары и услуги на свободном рынке, такая свобода выбора стимулирует развитие обеих сфер, позволяя выявлять наиболее эффективные и перспективные идеи и решения.

Прежде чем пытаться дать определение прогрессивному либертарианству, пожалуй стоит сначала понять что такое либертарианство в наиболее широко понимаемом определении.

Либертарианство — это политическая философия, в основе которой лежит идея самопринадлежности, то есть права каждого дееспособного гражданина на самого себя (в т. ч. на своё тело, имущество и плоды своего труда) и вытекающий из неё запрет на агрессивное насилие, то есть на инициацию применения физической силы (или явно исполнимой угрозы этого) к другому лицу или его имуществу вопреки воле этого лица. Либертарианцы стремятся максимизировать политическую свободу и автономию, делая упор на свободу выбора и ассоциации, свободу слова и неотчуждаемое право частной собственности для каждого гражданина. Либертарианство — это убеждение в том, что каждый человек имеет право жить так, как хочет, если соблюдает при этом аналогичные права других. Либертарианцы считают, что вышеперечисленными правами и свободами люди обладают изначально, вне зависимости от существования государства.

С точки зрения либертарианца, все отношения между людьми должны быть добровольными. Единственные действия, которые должны быть запрещены законом, — это всё то, что подразумевает применение силы против тех, кто сам не применял силу: убийство, насилие, грабёж, похищение людей, мошенничество.

Больше про основы либертарианства — можно почитать в канале Либертаранство для чайников

#Цитата

Капитализм означает прогресс, так как ведет к прогрессивному улучшению материальных условий жизни постоянно увеличивающегося населения. Он предоставляет людям определенные удовольствия, которых они не получали прежде и которые удовлетворяют их стремления.

Людвиг фон Мизес

Переопределение самопринадлежности через конкуренцию

Либертарианство традиционно основывается на принципах самопринадлежности и запрета агрессивного насилия. Однако эти идеи можно рассматривать не как постулаты, а как следствия, взяв за аксиому иной принцип — фундаментальные механизмы эволюции и прогресса.

Эволюция во всех её проявлениях — формировании звёзд, развитии жизни, знаний и человеческого общества — основана на взаимодействии двух универсальных принципов: конкуренции и спонтанного порядка. Эти силы определяют динамику развития во Вселенной, и из их природы можно вывести ключевые либертарианские идеи самопринадлежности и запрета агрессивного насилия.

Конкуренция — это фундаментальный механизм, через который эволюция естественным образом отбирает, совершенствует и адаптирует структуры — от звёздных систем до живых организмов и идей. Во Вселенной силы гравитации и энергии конкурируют между собой, создавая галактики, звёзды и планеты. В биологии организмы соревнуются за ресурсы, что ведёт к естественному отбору и разнообразию видов. В человеческом обществе конкуренция идей, технологий и институтов движет прогресс, позволяя отсеивать неэффективные решения и развивать успешные. Этот процесс требует децентрализации и свободы действий, где каждый участник может реализовывать свои стратегии.

Спонтанный порядок — это явление самоорганизации, когда сложные структуры и системы возникают без централизованного управления через взаимодействие множества независимых агентов. Галактики формируются путём спонтанной организации материи под действием физических законов. Экосистемы обретают равновесие через миллионы лет взаимодействия видов. Рыночные экономики и языки служат яркими примерами спонтанных порядков в человеческом обществе, рождаясь из бесчисленных индивидуальных решений. Главная особенность таких порядков в том, что их сложность и эффективность превосходят возможности любого централизованного планирования. Они демонстрируют, как взаимодействие множества агентов, преследующих собственные цели, создаёт структуры, которые никто не проектировал.

И конкуренция, и спонтанные порядки требуют независимых участников, способных свободно взаимодействовать. Такая независимость означает, что каждый человек должен обладать контролем над своей жизнью, действиями и плодами своего труда. Когда отсутствует свобода распоряжения собой, конкуренция теряет смысл — если действия индивида принудительно направляются извне, он перестаёт быть активным участником процесса. Следовательно, самопринадлежность становится необходимым условием для поддержания конкурентной среды. Если один участник может насильственно навязывать свои условия, это не только лишает других возможности участвовать в процессе, но и подрывает сам механизм отбора лучших решений. Добровольность взаимодействия становится фундаментом, на котором конкуренция может приносить плоды, а насилие — фактором, разрушающим этот фундамент.

Рыночная экономика — яркий пример того, как добровольное взаимодействие стимулирует развитие через конкуренцию. Когда производители конкурируют между собой, это ведёт к созданию более качественных товаров и услуг, что повышает благосостояние всего общества. И наоборот: политические и социальные системы, ограничивающие свободу, подавляют конкуренцию и замедляют прогресс. Свобода действий и обмена мнениями, напротив, ускоряет развитие и открывает дорогу инновациям.

Прогрессивное либертарианство — не просто идеология свободы, но система, поддерживающая и защищающая конкуренцию как универсальный механизм эволюции и прогресса. Либертарианские принципы (самопринадлежность, добровольность и отказ от агрессивного насилия) становятся выражением универсальных законов Вселенной в контексте человеческой жизни. Они создают условия для движения общества вперёд, минимизируя искусственные ограничения и позволяя каждому человеку максимально раскрыть свой потенциал. Конкуренция как центральная сила этого процесса обосновывает необходимость самопринадлежности и добровольности в качестве базовых условий развития и процветания общества.

Социальный прогресс

В канале «Сибирская политтопка» задали отличный вопрос: можно ли надеяться, что научно-технический прогресс действительно приведёт к лучшему? Как изменится общество в ответ на прогресс, и что можно сделать, чтобы оно изменилось не как в произведениях киберпанка?

Ответ на этот вопрос кроется в понимании типов развития общества, а главное — институтов, необходимых для воплощения всеобъемлющего прогресса. Моя теория прогрессивного либертарианства является, по сути, институциональной. По моему мнению, эффективное самоуправление невозможно без действенных гражданских институтов. Чтобы разобраться в этом, начнём с типов общества.

По Попперу, человеческие общества можно разделить на два типа — открытые и закрытые.

Закрытые общества — это общества «с нулевой суммой», в которых изменения, если и происходят, то незаметно для многих поколений. Закрытые общества основаны на принципе индукции (то, что работало раньше, будет работать и впредь) и наборе табу. Новые идеи в таком обществе могут возникать, но подавляются властными структурами — в том числе потому, что большинство этих идей действительно способно изменить жизнь общества к худшему.

Парадоксально, но в опасениях закрытого общества есть доля истины — любые изменения действительно чаще приносят вред, чем пользу. Без жёсткого контроля закрытое общество постоянно рискует быть повреждённым или уничтоженным новой дисфункциональной идеей. Поэтому выживание закрытого общества напрямую зависит от подавления конкуренции идей и свободного рынка.

Проблемы такого типа обществ заключаются в ложности их исходных посылок. Индуктивный подход, строго говоря, неверен: всегда возможен катаклизм, к которому такое общество не готово. Нет никакой гарантии, что то, что работало раньше, будет работать и в изменившихся условиях. Возможно, вырастет население, и старые схемы управления не смогут с этим справиться. Возможно, упадёт метеорит, а технологий будет недостаточно, чтобы это предсказать и предотвратить. Выживание закрытого общества — результат по большей части случайный.

Современное общество западного типа — открытое. Оно уникально в истории своей способностью поддерживать долгосрочные, быстрые и мирные изменения. Это стало возможным благодаря появлению принципиально нового класса идей — идей, способных существовать длительное время в быстро меняющейся среде. Наибольшие шансы на выживание в череде поколений здесь имеют глубокие истины с широкой сферой применения. Возьмём, к примеру, законы Ньютона — они позволяют лучше строить и соборы, и мосты, и артиллерийские орудия. Именно благодаря такой универсальной применимости их запоминали и воспроизводили самые разные люди на протяжении многих поколений, даже те, чьи цели были противоположны.

Такие идеи не только способны выживать при быстро меняющихся критериях критики, но и опираются на неё для точного воспроизведения. Они не нуждаются в защите через соблюдение существующего порядка или подавление критического мышления. Их критикуют наравне с конкурирующими идеями, однако последние оказываются менее жизнеспособными и не воспроизводятся. Без критики и конкуренции истинные идеи утрачивают своё преимущество и рискуют деградировать или уступить конкурентам.

Таким образом, общества открытого типа — это общества, способные создавать и поддерживать институты, которые способствуют свободному производству, критике и конкуренции идей. Подобно свободному рынку товаров и услуг, рынок идей в таких обществах ограничивается не директивами сверху, а саморегулируемыми организациями, и общественными институтами. Экономика «с ненулевой суммой» и рыночная гибкость позволяют «невидимой руке рынка» преодолевать внешние кризисы и обеспечивать постоянное развитие. И поэтому мы можем быть уверены, что такое открытое прогрессивное общество наилучшим образом способно создавать новые знания для преодоления любых проблем и вызовов.

Более подробно о пользе прогресса вообще я писал здесь.

Более подробно о пользе прогресса для либертарианства — здесь.

А подробнее про оптимизм прогрессивного либертарианства вы можете прочесть в этом посте.

Чтения Платона

Предлагаю окунуться в серию чтений работ известнейшего философа Древней Греции — Платона (427–347 до н. э).

Платон в своей работе «Государство» описывает цикл смены форм правления, который отражает упадок морали в обществе. Этот цикл можно удивительно точно проиллюстрировать на примере истории России конца XX и начала XXI века. Рассмотрим, как идеи Платона находят отражение в событиях, происходивших в нашей стране.

Согласно Платону, олигархия — это правление богатых, где власть сосредоточена в руках небольшой группы, а остальные лишены политического влияния. Советская номенклатура, правившая СССР, ярко воплощала эту систему. Хотя социализм формально провозглашал равенство и общее благо, власть и ресурсы фактически принадлежали партийной элите. Эта элита существовала по собственным законам, пользовалась дефицитными благами и привилегиями, в то время как большинство граждан боролось с повседневными трудностями. Подобное устройство неизбежно порождало недовольство и разобщённость, что впоследствии привело к краху Советского Союза.

Распад СССР положил начало периоду, который соотносится с демократическим этапом в цикле Платона — этапом, неизбежно вырождающимся в анархию. В 1990-е годы Россию охватили хаос и неуверенность. Общество, пережившее кризис, жаждало свободы, но не было готово к её разумному использованию. Экономические реформы породили колоссальное имущественное неравенство: немногие сумели обогатиться за счёт приватизации, тогда как большинство населения оказалось в бедственном положении. Власть в этот период принадлежала тем, кто обладал деньгами, влиянием и связями. Однако, в отличие от олигархии, эта власть легко переходила из рук в руки, что олицетворяло состояние мягкой анархии.

Как описывает Платон, демократия и анархия приводят к возвышению демагога — лидера, который обещает восстановить порядок и справедливость. В России начала 2000-х таким лидером стал Владимир Путин. Он начал свою карьеру как «демократический преемник», подчёркивая свою близость к идеалам либерализма и деомкратии вместе со стремлениями укрепить страну и «навести порядок». Его приход к власти сопровождался восстановлением контроля над ресурсами, борьбой с олигархами 1990-х и обещаниями стабильности. Эти шаги завоевали ему определённую поддержку широких слоёв общества.

Однако, как замечает Платон, демагог после получения власти стремится её укрепить, постепенно превращаясь в тирана. Со временем Путин всё больше концентрировал власть в своих руках, подавляя оппозицию и устанавливая контроль над медиа. Демократические институты превратились в формальность, а сам он стал центральной фигурой, от которой зависит вся политическая система. Свободу, обретённую людьми в 1990-е, сменила стабильность, но её ценой стала утрата гражданских прав и возможностей самоуправления.

История России конца XX и начала XXI века демонстрирует воплощение цикла Платона в реальности. Олигархия уступает место анархии, анархия приводит к возвышению демагога, который затем превращается в тирана. Этот процесс показывает, насколько важен баланс между свободой, равенством и разумным управлением. По мнению Платона, такой баланс достижим лишь в государстве, где правят не те, кто движим жаждой богатства или власти, а мудрые и добродетельные лидеры. Эти «цари-философы», как их называл Платон, ставят общественное благо выше личных интересов и основывают свои решения на разуме, а не на популизме.

Такая система экспертократии, видимая Платоном, находит отклик у современных лево-либеральных политиков. Для них решением цикла Платона является использование инструментов насилия демократического государства для насаждения определенных порядков права и справедливости.

Почему экспертократия не работает и какие рецепты предлагает прогрессивное либертарианство вы можете прочитать в этом моём посте, а также, вероятно, в следующих постах серии «Чтения Платона».

В канале «Сибирская политтопка» вышел занимательный ответ на мой пост о социальном прогрессе. В нём ставится под сомнение идея прогресса как нечто объективно положительного, подвергается критике концепция открытого общества, а также задаётся вопрос о том, насколько либертарианские принципы способны обеспечить устойчивый социальный прогресс. Этот ответ вдохновил меня на более детальный анализ основ прогрессивного либертарианства, которые я собрал в одной большой статье.

https://telegra.ph/Libertarianskij-socialnyj-progress-12-04

Основные тейки:

Прогрессивное либертарианство рассматривает прогресс как процесс непрерывной конкуренции идей на свободном рынке, где общество адаптируется к изменениям через добровольное взаимодействие, а не через принуждение.

Социальный прогресс - это процесс трансформации общества, связанный с его способностью адаптироваться и открываться новым идеям. Прогресс рассматривается как накопление полезных знаний через естественный отбор идей в условиях свободной конкуренции.

История Рима и Китая показывает, что технологические достижения сами по себе не гарантируют устойчивого развития общества. Необходимы институты и ценности, способствующие открытости и критическому мышлению. Запад эпохи Просвещения создал уникальную культуру свободной конкуренции идей, что стало основой социального прогресса.

Инклюзивность в либертарианстве означает создание условий для свободной конкуренции различных идей без принуждения. Это должно происходить через добровольное участие, а не через государственные квоты или обязательное представительство.

Открытое общество создает условия, в которых экономика становится "игрой с ненулевой суммой" через конкуренцию идей и защиту прав, вместо перераспределительных конфликтов.

Прогрессивное либертарианство стремится к созданию институтов, поддерживающих динамичное и открытое общество, где расширение пространства свободы является социальным прогрессом.

Чтения Платона: Протагор, Платон и Поппер

Сегодня мы читаем диалог Платона «Протагор». Рекомендую перед прочтением поста прочитать сам диалог или хотя бы ознакомиться с его кратким содержанием.

В «Протагоре» Платон через диалог между Сократом и софистом Протагором поднимает важный вопрос: можно ли научить человека быть добродетельным? Протагор убеждён, что добродетель (в контексте политики) — не врождённое качество, а то, чему можно научиться. Этот вопрос особенно актуален в условиях демократии, где каждый гражданин участвует в управлении государством. По мнению Протагора, при правильном воспитании люди способны стать справедливыми, мудрыми и готовыми к принятию решений. Он рассматривает демократию как систему, где каждый может развиваться и приносить пользу обществу.

Сократ, напротив, скептически относится к этому оптимистичному взгляду. Он ставит под сомнение саму идею о том, что добродетель — единое качество, которому можно научить всех одинаково. По его мнению, разные люди обладают разным уровнем способностей, и не каждый способен достичь мудрости и справедливости. Через этот спор Платон раскрывает ключевую проблему демократии: способно ли общество быть эффективным, если все имеют равные права на участие, но при этом обладают разным уровнем знаний и навыков? Этот диалог во многом лёг в основу современных концепций представительной демократии.

Карл Поппер внёс важный вклад в этот спор. По его мнению, ценность демократии заключается не в мудрости или добродетельности людей, а в её способности исправлять ошибки. Главное преимущество демократической системы — не равенство способностей граждан, а её открытость к критике и изменениям. В отличие от Сократа, сомневавшегося в способностях большинства, Поппер считал важным не поиск идеальных лидеров, а создание системы, где власть можно ограничивать и менять. В своей книге «Открытое общество и его враги» он критиковал Платона за авторитарные идеи. Поппер утверждал, что Платон, рисуя картину идеального государства, предлагал систему, где власть принадлежит элите философов — экспертократию, угрожающую свободе и демократии.

Экспертократия — идея о том, что обществом должны управлять эксперты из разных областей, поскольку именно они обладают знаниями и компетенциями для принятия сложных решений. На первый взгляд это звучит разумно: если у нас есть специалисты, лучше всех разбирающиеся в экономике, медицине или экологии, почему бы не доверить управление им? Однако такая система способна нанести серьёзный вред демократии.

Основная проблема экспертократии заключается в подрыве принципа равного участия граждан в принятии решений. Когда право определять курс развития общества принадлежит только экспертам, голос обычных людей теряет значимость. В результате граждане чувствуют себя отчуждёнными от власти, лишёнными возможности влиять на собственную жизнь. Более того, концентрация власти в руках небольшой группы «знающих» создаёт систему, невосприимчивую к критике и изменениям, что неизбежно ведёт к ошибкам и злоупотреблениям.

Карл Поппер критиковал подобные идеи, связывая их с утопическими проектами вроде платоновского «Государства», где философы, обладающие «истинным знанием», получают абсолютную власть. По его мнению, никакое знание, каким бы глубоким оно ни было, не может служить оправданием для подавления свободы или отстранения людей от политического процесса. Ключевая задача — создать систему, в которой даже самые компетентные подвергаются проверке, а ошибки исправляются через активное участие всех граждан.

Таким образом, демократия ценна прежде всего своей открытостью и способностью к изменениям. Экспертократия же противоречит этим принципам, создавая жёсткую иерархию, в которой голос большинства утрачивает вес, а власть концентрируется в руках избранных. Хотя совершенных систем не существует, демократия остаётся оптимальным выбором — она позволяет обществу учиться на своих ошибках и предотвращать установление тирании.