На улице Успенского дурдом,
который огибал я ежедневно,
пока шел в школу. Оказалось, в нём
моя любовь лежала внутривенно,

теряясь, когда в поисках палат
шатались недобитыши смурные,
меня туда не взяли, говорят,
поэты нам нужны еще живые.

Похожий сюр Добрынинского склада,
но честность, неприкаянность притом.
Миров стезя, исповедальность гада
на небе, изрешёченным стеклом.

Там не прошел, туда не взяли, правда,
туда вот взяли на полставки лишь,
когда сгниет чернеющая рада,
мне без вариантов: карьерюга — мышь,

предатель — пидор, казнокрад — убийца,
фальшьмётчику расстрел или тюрьма.
Когда наступит время возвратиться,
я не уверен, что сойду с ума.

2024

Короче, внезапно понял, что выхожу из пубертатного возраста.
Пора бы, а то уже 3й год на службе гудит.
Всему свое время, или как там?

Замоленные хаты, глохнет день,
сквозь кроны пропуская пар дремучий;
я выжил, потому что выпал случай,
так приданное счастье не разлей.

Там ров на рве, где небо отвело,
где лесополки в степи превращались —
по котелкам разлитый суп со щами,
и осенью хранимое тепло

остались в белых стенах на крови,
в накрытых окнах пуховой периной,
остался мир, который не любимый,
но выживший благодаря любви.

2024

Нет, ну, Дюжев в мультикаме с ик-шевроном это что-то новое.

Продолжаю публиковать на бусти то, что в медиа-сфере показывать не хочется.
Подписываясь, вы меня поддерживаете.

https://boosty.to/sabirovamir/posts/fb9c5179-6fbf-445d-9016-c99330417d8d?share=post_link

Я исповедывался, глядя в окоём,
заложенный полетами гнилыми,
окна, где вышкаблены позывные
и города попавшимся углём

разбросанные Богом по стране;
нам остается — заново родиться,
когда мироточат на стенах лица,
дрожащие, как воздух в феврале.

А над донецкой степью рой идёт,
вороны кружат паводком у солнца,
которое сквозь зимнесвод проснётся;
и встанет снова горлу поперёк,

и террикона дым за тентом поднятым,
и штурмовик в броне, словно в исподнем;
в лесу горит, теряясь, уголёк.

2024

Медяки загремят по стаканам,
потолпится народ и уйдет,
И мулла на сухие ладони
свои смотрит, читая дуа,
а родня сходит вниз по ступеням,
исчезает в пролёте двора.
Кареглазой синицей отпето,
сохнет утро на пыльном плече,
был июнь, толстокожее лето,
я тогда у казармы тайком
корешей угощал огоньком.
И готовился к первой отправке.
А мулла смуглолицый, почтенный,
первым вывел лицо твое к Богу,
и на собранное содоха
он уехал под вечер до дому.
Я пинал этот чёрный июнь
и в плацкарте пил с проводниками,
узнавая, как часто солдаты,
с ними пьют, и вдогонку стихами
разукрашивал выцветший тюль
и смотрел на стекло между нами.

2024

Горбатые дымы уходят вертикалью,
мы пасынки смурного духовенства,
проплешиной зимы и рваной ранью,
отпущенной немного отогреться
на век вперед, уснув на три часа,
встаешь, поправив ручкой небеса
и растворяя взглядом щель бетона,
так вот он я — лежу перед тобой,
не проронив ни слова.

Так горло драло, что не зареветь;
останешься, да помирать придётся,
другому не давая умереть
на глубине донецкого колодца.
Тепло, окутав мягко, соскребёт,
как перочинным лезвием, одежду,
а пальцы — этих линий переплёт —
забыли как притрагиваться между.
И гончий дым, и время, и зима,
и пряди крон немеют, как колонна,
которая, отъехав с блокпоста,
останется безопытна, бескровна:
хватило бы креста.

2024

Одно из любимых, пожалуй.


День победы.

Я полон гулов детства моего,
Народа бесшабашного и злого,
Орущего прекрасно-бестолково,
О, пьяного народа торжество!

Безногие мордатые орлы,
На пьедесталах, бюстов вдруг ансамбли!
Летящие за водкой (им до баб ли!)
Подшипники визжат как кандалы...

Теперь вас нет. Смирились под землей,
Но я, ваш младший современник дикий,
Вам подношу кровавые гвоздики,
С упавшими: слезинкой и соплей...

Амиру Сабирову

"твое", "мое" – к чему перетирать
лихое время в сколотую стружку,
я не желал кому-то умирать,
но и убить теперь уже не струшу,

поскольку долг превыше нежных чувств,
заветных догм и их предначертаний,
я воевать не шибко и хочу,
но не сбегу от боевых заданий,

моя стезя – коль нужно, джазу дам,
насыплю, затопчу или срисую,
я не злодей, но рядовой солдат
и Господа не поминаю всуе,

живу еще взрослеющим умом
и то пишу, что ежеденно вижу,
я ворочусь когда-нибудь домой
и обо мне хорошее напишут…

В этот год случилось многое.
Случилась первая книга стихов и даст Бог не последняя.

Случились знакомства с товарищами-поэтами, художниками, авторами, которые мне близки и которым не всё равно.

Случились два отпуска и пару увольнительных на несколько дней.
Я побывал под Белгородом, но по ряду причин не остался надолго, хотя готовился, что выйду уже в следующем году.
Во мне снова случилась Россия и любовь к своей стране, хотя после ряда ситуаций моральный дух перебивало напрочь.
Не судите строго, я живой человек.

И каждое поворотное событие —
" удар, как великий дар ", как пел Александр Николаевич.

Спасибо большое читателям этого канала, что своим количеством и поддержкой держите в определенном тонусе, не давая писать в стол. Да и вообще — не давая забыться.
Хочу, чтобы в следующем году меньше погибало русских людей на всех четырёх сторонах света.
Даст Бог вывезем.

С новым годом, родные люди.

У этой усталости сосенной,
торчащей, как пики забора,
смотрел на тебя в Подмосковном
расеянном, свежем лесу,
держась то ли за руку, то ли
за дом, за счастливую кровлю,
не веря себе, не развидя
того, что вплотную лежит —
твоё светоносное имя.

Есть срок, есть закат соболиный,
придуманный будто бы наспех —
глядят на тугие осины
глаза, осиянные мглой
и белой нескрытой тоской.

Спускается осень в курилку,
я помню, как ты целовала
меня перед выездом утром,
а сна трехсекундного — мало;
размыта дорога безлюдная.

2024

Оклемались — распутица спит
под безножными тучами в ссылке,
чернозём, будто детской присыпкой
припорошен.
Зима.
Антрацит.

Тыл глубокий. Колышется ночь,
и в зените раскиданы вспышки,
эту нёбную сушь растолочь
папиросы помогут и спички.

"Вы проездом, а мы — до конца
тут на службе " — скребут тыловые,
подметая сугробы с крыльца
и все лица суровые, злые.

Да и сам я почти тыловик,
фронт усердное дело, братуха,
где от сердца до резкого звука
только миг;

где гоняла судьба задарма
целовала в макушку и каску;
там во рве — лишь лопата, кирка
и цыганское небо раскраской.

Только тело своё донести
и забыться в уюте, как прежде,
в этой польской, китайской одежде:
я уже не на фронте, прости,

Злой отдушины крик не впервой,
— мерно тонут порывы и юность —
говоришь, что фельдмаршал Кутузов
не знавал, где состав рядовой?...

где главнее докладами взять
и отрезать на тяге собачьей,
что осталось — в палатке забрать:
есть ли толк видит он или бачит?

Возводились и плавились сны
и соломенной смерти навстречу
мы идём на последнюю сечу
полуживы и полумертвы.

2025

Эта девушка рисовала глазами
на портьере какого-то бархата
хаотичные контуры
в один из таких вечеров,
когда небо пушистее прежнего;
эта девушка
— тонкий стан, укладка русых волос,
походка княгини и чистопробный
серпентиновый взгляд,
отпечатавшийся в голове,
вперемешку с донбасскими терриконами —
очень редко, но будто бы
смотрела в мою сторону.

Впереди было множество месяцев запойного одиночества,
бесконечных выездов,
зудящих костей,
пейзажа поломанного;
позади — ровно столько же
солдатского пота и летних кусливых клопов,
промокших носков
и невысушеной надежды.

Я запомнил ее,
потерявши в толпе,
а когда встретил снова,
она стала моей женой.

2025

ПЕСНЯ ВЫШЛА! «Слепой перформанс» в VK Музыке и на Яндекс Музыке! Возможно для вас это неожиданный стиль, и я намеренно к этому шла. Счастье артиста в его самовыражении, в этом и суть. Приятного прослушивания!

VK Музыка: https://share.boom.ru/track/e579fa9062b2e00baab8fdec572e0c22?share_auth=02aed975dd6191e657831a678000900000

Яндекс Музыка: https://music.yandex.ru/album/34930827/track/135094321

А еще когда-то давно оно было так.
Период, когда я хотел поступать на режиссёра или на актера. Пожалуй, если бы сохранилось мирное время, то оно так и было.

Я сейчас вспомнил этот период (раньше жил воспоминаниями, сейчас осознал, что ежели жить ими — они тебя, как волчок, скушают) и удивляюсь общему состоянию тяжести, когда в декабре 2021 наши войска начали стягиваться на учения.

Тогда будто землёй зажало.

шеврончик такой надо бы оформить

Закончилось мое новогоднее и рождественское чтение собрания сочинений Павла Шубина,
с детским и грустным знанием она оставила меня на пороге своей жизни.
Всмотришься — какой путь, какая сила, какая уникальная вера в свою страну.
Именно человека, знавшего ее со всех сторон в качестве рабочего, а не управленца.
Это собрание сочинений ушло на ближайшее время в карманный способ успокоиться, порадоваться, выдохнуть.
Открыть что-то новое.
Сейчас это всем надо — понять, что худые времена когда-то кончаются, становясь более лояльными к человеческому дыханию. Но сменяются они на другие.
Важно, пожалуй, что книга вышла именно на третий год войны (или одинадцатый?), адресат ее может быть и солдат, и офицер: сейчас, как по мне, все мы выровнялись.
Спасибо товарищам из КПД — погружение в жизнь Павла Шубина стало благодушием.
Иногда чувствовал, словно ныряю в то состояние, когда попадаешь на случайную лекцию и заслушиваешься ведущим.
А тут еще и с картинками.
И в целом, когда описываются некоторые моменты из фронтовой жизни, то ярко их видишь. Русские просторы всё те же.

Ощущается, будто Шубин герой сказки, который пройдя все испытания, умирает с папиросой в руке за местом, где ныне стоит ЦУМ, с сердцем старика.
И сильно давит от этого внутри.