С момента наката администрации Трампа на USAID в сети много говорят о грантах. Вот и я вспомнил историю и сейчас расскажу.

Году в 1996-м, кажется, приехал в Россию один американский лингвист. Он изучал какой-то северокавказский язык, общаясь с американскими его носителями, и даже придумал для него алфавит. А тут вдруг узнал, что для российских носителей алфавит придумали давно, что здесь на этом языке даже литература есть и т.п. Ну и приехал в Карачаево-Черкесию, что ли, или в Дагестан, не помню точно, чтобы разобраться и приобщиться. Заодно его пригласили на заседание творческого семинара в ставропольский универ. Ну типа рядом же, почему нет.

На этом самом семинаре он много и увлечённо рассказывал о занимательных особенностях изучаемого им языка, после чего, как это обычно бывает, предложил задавать вопросы. Присутствующие сначала спрашивали что-то по собственно теме доклада, а потом стали интересоваться, как что там у них, в американских науке и системе образования, устроено. И вот профессор Клара Эрновна Штайн просит заморского гостя:

— А расскажите нам, пожалуйста, про гранты...

Гость не успел начать отвечать, потому что внезапно вмешался один молодой местный доцент:

— Клара Эрновна, простите, — сказал он, — Но зачем тратить на это время? Тут все и так прекрасно знают, кто такие гранды.

Водитель такси жалуется на засыпанную снегом дорогу:

— Всего одна, — говорит, — колея! А как быть, если кто навстречу будет ехать? И горб этот посредине, машина по нему днищем прямо ползёт! Хорошо ещё, что у этой весь ливер снизу металлической крышкой прикрыт...

— Да, — киваю, — у нас тут во второй половине февраля, когда снег, обычно сурово. И курьеры не любят сюда ездить, и такси. Даже мусор неделю не вывозят.

— Ну я, — отвечает таксист, — ваш заказ не мог не взять.

— Почему?

— Это первый заказ за день. Примета такая: от первого заказа нельзя отказываться, а то весь день наперекосяк пойдёт. Можно даже в ДТП погибнуть.

Сегодня в аптеке на районе. Делаю заказ, собираюсь расплачиваться, но тут мигает свет — и, насколько я понимаю, вырубается кассовый компьютер. Провизорица извиняется и убегает в заднюю комнату. Дверь открыта, поэтому я вижу, как она сперва включает бесперебойник, потом какую-то башню, потом возвращается к кассе, нажимает что-то под ней и начинает ждать, нервничая и ежесекундно умоляя не сердиться.

— Простите, — говорю, — что лезу не в своё дело, но правильно ли я понял, что у вас бесперебойник был выключен?

— Что? — спрашивает.

— Бесперебойник. Вон та штуковина слева, что на столе пониже. Вы его только сейчас включили?

— А, — отвечает, — да, мы его включаем, когда что-то случается. Вот как сейчас.

— Прошу, — продолжаю, — меня ещё раз извинить, но, если позволите мне объяснить, это не так работает...

В общем, за пару минут рассказал и даже несколько раз повторил.

Она на меня смотрит-смотрит — и вдруг аж всхлипнула.

— Ой, — говорит, — мужчина, спасибо вам большущее! А то у нас этот, знаете, который компьютеры настраивает... он с нами вообще не разговаривает! Цедит что-то через губу и ничего не объясняет! Поставили этот ящик, сказали, что теперь лучше будет... Ну теперь я понимаю, почему лучше... Но никто же не объяснил!

Расплатился, поблагодарил, ушёл и теперь весь день пытаюсь успокаивать себя мыслью, что когда сам был когда-то эникейщиком в краевой библиотеке, вёл себя получше, чем упомянутый "этот, знаете, который компьютеры настраивает". Я вроде обычно старался всё объяснять, быть понятным и терпеливым, даже занятия проводил, но ручаться, что никогда не выступал, как мудак, не могу: не помню. Наверняка были случаи.

26 февраля, уже две недели идёт снег, мороз 14 градусов, женщина идёт по улице и громко говорит в телефон:

— Ну купила солнечные очки — и что? Да знаю я, какое число! И что теперь — солнца никогда больше не будет? Нет... Нет... Нет, это не дорого! Нет, у тебя не очки, а кусок пластика с помойки, а это очки!

Ранний весенний вечер, окраина Ставрополя, две ученицы средней школы стоят у поворота с тихой узкой улочки в ещё более тихий и глухой тупик и тупят в смартфоны. Вдруг одна отвлекается от экрана, суетливо вертит головой туда-сюда, потом резво вскарабкивается на толстенную, выше её роста, трубу канализационного коллектора и, заглянув с неё за сплошной металлический забор частного участка, говорит подруге:

— Это... Там уже закат. Нам, наверно, домой пора.

Звонок. Причём не по телефону, а в какое-то приложение. В вотсап, что ли? Беру трубу. Мужской голос:

— Здравствуйте, меня зовут Александр, я из домофонной компании...

На самом деле, уже тут можно было класть трубку, потому что всё понятно. Но решил чуть ещё послушать. Продолжает:

— Я звоню вам, потому что завтра у вас на адресе будут менять домофон...

— Из какой, блять, компании???

— А что вы кричите, не кричите, пожалуйста. Из домофонной компании. Завтра у вас на адресе будут менять домофон...

— На каком, блять, адресе???

Называет адрес. Мой. Правильно.

Послал нахер. Великие, блять, комбинаторы херовы. Хоть бы на карту посмотрели, что ли. Домофонная, сука, компания. У меня на калитке даже звонка нет. А тех, кто подошёл или подъехал, мне из окна видно. И даже если бы у меня был домофон, с какого пререпугу "домофонная компания" решила вдруг его поменять в частном доме, если хозяин дома ничего такого не заказывал? Ещё бы сообщили, что завтра будут замки в моих дверях менять, дебилы.

Я уж молчу о том, что в многоквартирных домах домофонные сервисы, как правило, работают не напрямую с жильцами, а с управляющими компаниями.

Кто им придумывает такие убогие скрипты?

Покупаю в одном там магазинчике всякое, в т.ч. кусок мяса в вакуумной упаковке. Продавщица считает, потом видит мясо и спрашивает:

— А вот за это можно наличными?

— Не, — говорю, — У меня нету. Могу переводом.

— Нет, — говорит, — Переводом не надо. Пойдёмте со мной.

И пошла в узенький коридор. Я за ней. Зашли в какую-то подсобку. Там в углу табуретка, на ней обычный кассовый аппарат со сканером и терминалом.

— Поставили нам это мясо, а продавца к нему не поставили... Хоть бы кассу рядом с нашей, так нет — запихнули чёрт знает куда... Это другая контора вообще, с этим мясом...

Продавщица пробила мой отруб и, указывая на терминал, сказала:

— Всё, можете платить улыбкой.

— Улыбкой, — ответил я, доставая карту, — не могу: у меня губа трескается.

— Правильно, — кивнула она и неожиданно продолжила, — Пусть Путин улыбкой платит.

— Почему Путин? — интересуюсь.

— Да ну... Понапридумывали всякой херни... Улыбкой платить...

— Вы думаете, это Путин придумал?

— Ну а кто? Кто у нас вообще всё придумывает?

Лицо её было непрошибаемо серьёзным. Я не придумал, что ответить. Просто сказал спасибо.

Втискиваюсь в небольшой таксомотор. Водитель предупредительно отодвигает кресло. Усевшись, благодарю.

— Да не за что, — говорит. — А вы, если не секрет, сколько весите?

— Не секрет. Сто пятьдесят.

— Гм... Сто пятьдесят... Гм...

— Если что, не советую. Не самый комфортный вес, мягко говоря.

— Да не... Это понятно... Я просто думаю: часто вожу одного парня молодого, так он раза в полтора больше вашего, это сколько же он-то весит?

— Ну посчитайте: сто пятьдесят кило на полтора.

— Да что-то у меня на полтора не получается...

— Попробуйте в рублях.

— А?

— В рублях попробуйте. Вот что-то стоит сто пятьдесят рублей, а что-то в полтора раза больше.

— Э-э... А! Двести двадцать пять тысяч!

— Почему тысяч?

— Ну в смысле рублей... Рублями же обычно тысячи называют...

— Ну вот. То же самое, только килограммов.

— Какой полезный способ, слушайте... Спасибо.

— Пользуйтесь, на здоровье.

— В рублях, надо же... Только подумал в рублях — как будто какие-то дополнительные мозги включились!

— Ну дай бог пригодится.

— Да конечно пригодится! Ещё бы!

Спускаюсь на кухню сделать чай. Мама сидит там и смотрит по телеку что-то вроде новостей. Из телека рассказывают, что комиссия минкульта Украины вместе в полицией проникла в ближние пещеры Киево-Печерской лавры с какими-то там целями. Мама встревоженно смотрит на меня.

— Что? — спрашиваю.

— А вот помнишь, ты ещё в школу не ходил, кажется, мы под Псковом в Печерский монастырь ездили?

— Ну?

— А эти же, псковские, пещеры напрямую соединены с киевскими. Эта самая их полиция и что похуже оттуда в Псков не проберётся?

— Э-э... Подожди... Что?

— Пещеры Киевской лавры, говорю, с пещерами псковского Печерского монастыря же соединены...

— Мам, погоди... Откуда ты взяла эту дичь? Ты вообще представляешь, где Киев, а где Псков? Какое нахер "соединены"? Ты о чём? Ты же инженер, ну ёлки-зелёные, как ты это себе вообще представляешь? Это же как подкоп из Лондона в Кремль или наоборот...

— Ну, моря здесь точно нет... Откуда-откуда... Вот тогда ещё, когда ты мелкий был, экскурсовод в псковском монастыре рассказывал.

— Мам, советские экскурсоводы времён застоя постоянно несли радостную чушь, основанную в лучшем случае на городских легендах. Ну чёрт побери... Ну это же... Это же, блять... Это как букварь.

— Ну не знаю. Я думала: не просто так же их на эту работу взяли, должны рассказывать, как что, как устроено...

— Но не подземный ход же от Киева до Пскова!

— Да откуда я знаю! Это Киев сейчас всё время на карте показывают! А Псков нет! Откуда я знаю, насколько он далеко?

Покупаю на базаре овощи и фрукты.

— И вот этот виноград, пожалуйста.

— Тиктоковский? — Переспросила продавщица, женщина чуть старше меня. — Он очень вкусный. Мне тоже нравится.

Я чуть воздухом не поперхнулся.

— Как вы его назвали?

— Тиктоковский... А что? Его тут все так называют. Про него же все из тиктока узнали.

— Гм... Ну я вот не из тиктока.

— А откуда?

— Из фейсбука.

— А что это?

— Ну это вроде "В контакте".

— "В конта-а-акте"... Это с буквами?

— С буквами.

— С буквами — это... это не... У нас тут все тикток смотрят.

Разговорились с таксистом сперва о погоде, потом об огородах, потом о том, что в них растёт, потом об овощах и фруктах вообще. А я как раз только что видел в "Магните" свежие финики. Раньше не встречал. Посмотрел на них: ну фиг знает, жёлтые, ровные, по внешнему виду, не имея никакого опыта, сложно предположить, каковы на вкус. Позвонил маме — она тоже никогда не пробовала и не знает. В общем, не стал брать. Рассказал о них таксисту, а он и говорит:

— Я в Туркмении вырос. Думаю, они невкусные.

— Вы их ели?

— Нет. Но они у нас там всегда продавались. И я никогда не видел, чтобы их покупали. Всегда все брали вот эти, которые сушёные-вяленые. А свежие ну кто-то брал, наверное, но я не видел. И я думаю, что, раз я их не пробовал, хотя они всегда были, это говорит не в их пользу.

У калитки частного дома машина с открытым багажником, молодая черноволосая женщина что-то оттуда достаёт, ставит рядом на асфальт и негромко матерится. Стоящая рядом женщина постарше качает головой и говорит:

— Ужас...

— Ужас? — переспрашивает молодая. — Конечно, ужас! Твоя баночка мёда по моему всему багажнику растеклась!

— Я говорю, ужас, как ты разговариваешь...

— Так, мама! Не доводи меня!

— Ну как можно...

— Я сказала, не испытывай моё терпение!

Старшая женщина всплёскивает руками, ещё раз качает головой и скрывается во дворе.

У соседей, видимо, какая-то размолвка. Мужчина через дом от нас тяжело колотит в дверь и в стены, слышно на весь тупик. А когда он устаёт и отходит, женщина, которая внутри, дверь открывает, орёт что-то резкое, что-то из двери выбрасывает и опять закрывает.

Удивительно, как в тихом тупике ночью могут звучать обычные удары кулаком в дверь не очень рядом с тобой.

Пошёл ранним субботним утром в ближайшую круглосуточную забегаловку. Прохожу мимо ближайшей же пирожковой и вижу возле неё очередь человек в семь. Удивляюсь: вроде, когда я прошлый раз здесь в это же время (7:15 утра) шёл, было закрыто. Я ещё недоумевал, почему овощные магазины открываются раньше пекарен и пирожковых. Вроде она открывается в восемь. Ну не за 45 минут же до открытия люди за пирожками выстроились!

Подошёл ближе и понял: рядом с пирожковой, в том же доме, открылась медицинская лаборатория. Начинает работать в 7:30 утра. Люди выстроились сдавать анализы.

Тихая одноэтажная улочка, вечер воскресенья, прохладно, только что прошёл дождь, навстречу мне идёт худой пьяный мужчина лет шестидесяти в видавшем виды очень старом летнем камуфляже нараспашку и грязноватой красно-белой тельняшке. Перед самым лицом, практически закрывая себе обзор, он держит большой телефон, в который громко говорит:

— Слышь, ты... это... черпак, заткнись!..

В ответ из телефона, по громкой связи, слышится что-то неразборчиво-возмущённое.

— Ну а кто ты? — продолжает мужчина. — Черпак и есть. Черпачок. У вас только год был службы, а у меня два. Я мужик, а ты кусок мужика.

И мужчина радостно и довольно засмеялся.

Пятница. Вечер. В винном магазине двое продавцов, юноша и девушка, оба очень молодые. Заходит девушка чуть старше их:

— А вот и я! У меня закончилась рабочая неделя — и я опять у вас! Как всегда!

Продавщица выскакивает из-за прилавка с визгом "Ленка!" и бежит к вошедшей обниматься. Ну и они, собственно, обнимаются.

Потом посетительница оборачивается к продавцу и говорит:

— Ну? Привет? Давай, выходи оттуда! Поцелуемся!

— Я болею, — ответил продавец, начавший с появлением этой девушки нервно пересчитывать пачки тонких сигарет в длинной открытой сверху коробке.

— Да ла-адно! Зараза через поцелуи не передаётся!

— Вообще-то именно через них она и передаётся.

— Ну иди хоть обниму!

— Я болею.

— Что — и через обнимашки зараза передаётся?

— Не знаю... Добрый вечер... Добрый вечер, Лена...

Видео. Русская мама пытает дочку, с очень малого возраста росшую и учившуюся в Америке, типа сленгом своей молодости. Мол, я тебе буду говорить слова, а ты будешь угадывать их сленговое значение, ок? Дочка-билингва говорит: "Ок!"

Мама говорит:

— Мыльница.

Дочка:

— Мыльница?

Мама:

— Как думаешь, что на сленге означало слово "мыльница"?

Дочка:

— А мыльница — это вообще что такое?

— Ну, это куда ставят мыло. Вот ты едешь куда-то, берёшь с собой мыло. И, чтобы оно ничего не испачкало, кладёшь его в мыльницу.

Дочка:

— А ты мне в ботинок его кладёшь.

— Ну это... ой, ладно... Мыльница — это фотоаппарат.

Дочка:

— Фотоаппарат?