strawberry-ethereal
Дамы, хотеть больше есть или хотеть шоколада во время месячных — это не «женское мышление» или странная постыдная акушерская байка: это реальная вещь.
Например, я считаю, должно быть общеизвестно, что во время менструации ваше тело работает при более высокой температуре и, следовательно, нуждается в большем количестве калорий. Я оставлю ссылку об исследовании*, которое показало, что у некоторых женщин скорость метаболизма в состоянии покоя (количество энергии, которое они потребляют, когда буквально просто существуют) увеличивается на 10% во время месячных.
Так что! Перестаньте ругать себя за то, что едите больше во время месячных! Скорее всего, ваше тело просит больше еды, потому что она ему нужна!

* Henry CJ, Lightowler HJ, Marchini J. Intra-individual variation in resting metabolic rate during the menstrual cycle. Br J Nutr. 2003 Jun; 89(6):811-7. doi: 10.1079/BJN2003839. PMID: 12828798.
https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/12828798/

omnivore-odyssey
Лично мне хочется во время месячных не шоколада, а красного мяса. Это потому, что у меня, как правило, низкий уровень железа.
Если вы замечаете определённые специфические пристрастия во время месячных, возможно, стоит поговорить об этом с врачиней и, возможно, сдать кровь на анализы, проверить, нет ли у вас анемии.
И да, кормите своё тело, особенно во время менструации!!

«Иммунная и гормональная системы мужчин и женщин работают по-разному, и, соответственно, мужской и женский организм по-разному реагирует на химические вещества. Женщины обычно меньше ростом, чем мужчины, а кожа у них тоньше, поэтому их организм более чувствителен к воздействию токсинов. И без того более низкий порог чувствительности снижается из-за более высокого содержания в женском организме жира, в котором могут накапливаться некоторые химические вещества.

В результате уровень радиации, безопасный для Референтного Индивида, может оказаться далеко не безопасным для женщины. Это относится и к целому ряду широко используемых химикатов. Но, несмотря на это, при определении безопасных уровней радиации и предельно допустимых концентраций (ПДК) химических веществ до сих пор преобладает подход, по умолчанию опирающийся на особенности мужского организма, который считается универсальным для всех представителей человеческого рода. Ситуация усугубляется методами тестирования химикатов. Начать с того, что их, как правило, тестируют по отдельности, причем только при однократном применении. Но женщины контактируют с ними практически постоянно (моющие средства, косметика), причем как дома, так и на работе.

В маникюрных салонах работают почти исключительно женщины (зачастую мигрантки). Они ежедневно подвергаются воздействию огромного количества химических веществ, которые "обычно входят в состав лаков для ногтей, жидкостей для снятия лака, гелей, шеллака, дезинфицирующих растворов и клеев, без которых немыслима работа мастериц". Среди этих химических веществ немало канцерогенных, а также вызывающих выкидыши, легочные заболевания и нарушения гормональных функций организма. По окончании рабочей смены женщины отправляются домой, где заступают на вторую, неоплачиваемую, смену, снова подвергаясь воздействию различных химических веществ, содержащихся в моющих средствах. Воздействие этого химического коктейля на организм практически не изучено, хотя исследования показывают: смесь химических веществ может быть гораздо более токсичной, чем каждое вещество в отдельности.

Большая часть исследований рассматривает в первую очередь вредное воздействие химикатов, проникающих в организм через кожу. Помимо того, что более тонкая, чем у мужчин, кожа облегчает проникновение химических веществ в женский организм, она не является единственными "воротами" для токсичных соединений, с которыми работают мастерицы маникюра. Многие жидкости летучи, то есть испаряются при комнатной температуре, и женщины вдыхают их вместе с обильной пылью, образующейся при обработке акриловых ногтей. Воздействие жидкостей и пыли на их здоровье практически не изучено.

(1/4)

Но данные, пускай даже разрозненные и неполные, постепенно накапливаются. Энн Рошон Форд, занимающаяся изучением женских заболеваний, рассказывает, как в Канаде начали осознавать, что это серьезная проблема. "В Торонто в один крупный медицинский центр поблизости от китайского квартала стало обращаться множество женщин с жалобами, типичными для пострадавших от вредного воздействия химических веществ", – говорит она. Оказалось, что все эти женщины работали в маникюрных салонах. Анализ проб воздуха, взятых в нескольких салонах, показал, что содержание химических веществ почти не превышает ПДК, принятые в отрасли. Но дело в том, что ПДК устанавливались исходя из данных, не учитывающих последствий длительного воздействия химикатов на организм. А оно особенно опасно, если речь идет о химических веществах, разрушающих эндокринную систему (ХВРЭС), потому что, в отличие от большинства токсинов, они могут нанести ущерб здоровью даже в очень малых дозах, и к тому же содержатся во многих пластиках, а также косметических и моющих средствах.

ХВРЭС имитируют – и поэтому нарушают – действие женских половых гормонов, "вызывая изменения в функционировании клеток и органов и механизмов обмена веществ и роста, а также нарушая репродуктивные функции". Данных об этих веществах и их воздействии на женский организм очень мало. Однако этих данных достаточно, чтобы понять: надо остановиться, задуматься и начать систематически собирать сведения, чтобы закрыть информационную дыру.

Известно, что ХВРЭС могут вызывать рак молочной железы. Результаты ряда исследований показали, что косметологини подвержены особенно высокому риску таких заболеваний, как лимфома Ходжкина, множественная миелома и рак яичников. Когда специалистки по охране труда и профессиональным заболеваниям Джим и Маргарет Брофи изучили химикаты, применяемые в производстве пластиковых деталей автомобилей, они "не обнаружили ни одного вещества, которое не вызывало бы подозрений с точки зрения вредного воздействия на организм" в плане провоцирования рака молочной железы и нарушений функций эндокринной системы. "Представьте, что вы отдыхаете на природе, сидя с друзьями у костра, и вдруг кто-то бросает в огонь пластиковую бутылку или одноразовый стаканчик. Людини вскакивают и разбегаются, – говорит Джим Брофи. – Одной только едкой вони достаточно, чтобы понять: материалы, из которых сделаны эти предметы, токсичны. Но женщины, которые их делают, вдыхают яды каждый день. Они работают на формовочных машинах, нагревающих пластмассовые гранулы, содержащие множество ХВРЭС".

У женщин, работающих на производстве, где используются либо канцерогены, вызывающие рак молочной железы, либо ХВРЭС, риск развития рака молочной железы увеличивается на 42 %. Джим и Маргарет Брофи также обнаружили, что после десяти лет работы на предприятии по производству пластиковых деталей автомобилей этот риск становится еще выше. "А для женщин моложе 50 лет (у которых еще не наступила менопауза), работающих на таком производстве, риск получить это заболевание в пять раз выше", – указывают они. Даже год работы увеличивает вероятность развития рака молочной железы на 9 %.

(2/4)

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), Европейский союз и Международное эндокринологическое общество опубликовали подробные доклады об опасности ХВРЭС, причем эндокринологини особо подчеркивают, что использованием таких веществ обусловлен значительный рост заболеваемости раком молочной железы в экономически развитых странах. Но до сих пор во многих странах регулирование использования ХВРЭС носит в лучшем случае спорадический характер. Некоторые фталаты – химические вещества, используемые для размягчения пластиков и нарушающие работу эндокринной системы, – содержатся в "самых разных потребительских товарах – от детских игрушек до штор для ванных, а также в лаке для ногтей, парфюмерии и увлажняющих кремах, и даже в оболочке лекарственных препаратов и пластиковых трубках различных медицинских устройств".

В Канаде их использование "напрямую регулируется только в производстве мягких виниловых изделий для детинь; в канадской косметической промышленности регулирование практически отсутствует". В ЕС с 2015 г. запрещено производство ХВРЭС (за немногими исключениями), но разрешен импорт содержащей их продукции. В США нет федеральных законов, обязывающих производительниц моющих средств указывать на упаковке их состав (а между тем в этой стране женщины выполняют 70 % работы по уборке жилья, а их доля в общей численности работниц, занимающихся уборкой чужого жилья и отелей, достигает 89 %; при этом среди них много представительниц этнических меньшинств). В недавно опубликованном докладе подчеркивается, что ХВРЭС содержатся даже в считающихся "экологически чистыми" моющих средствах. Когда в 2014 г. были протестированы женские гигиенические прокладки Always, в них обнаружили "ряд химических веществ, либо канцерогенных, либо негативно влияющих на репродуктивные функции и развитие плода, включая стирол, хлороформ и ацетон".

Ясно, что нам нужно больше достоверных данных о влиянии химических веществ на женский организм. Нам нужны данные об их воздействии именно на женский организм, в том числе на репродуктивные функции. Необходимо оценивать их воздействие на женщин, а не только на эмбрионы и новорожденных, как это чаще всего делается. Нам нужно, чтобы исследовательницы понимали, что из-за неоплачиваемой трудовой нагрузки в виде работы по дому женщины часто бросают работу и уходят с рынка труда или работают по совместительству (подвергаясь, по выражению Рори О’Нила, воздействию "коктейля из химических веществ"), а это означает, что изучение воздействия химикатов на женское здоровье только на одном рабочем месте и в один определенный момент может стать причиной серьезной нехватки гендерных данных.

(3/4)

Нет никаких сомнений в том, что нехватка гендерных данных в области охраны труда становится причиной гибели женщин. И нет сомнений, что нужно срочно начать систематически собирать данные о женщинах, погибающих из-за плохих условий труда. Но требуется кое-что еще, потому что, как показывает живучесть мифа о меритократии, мало ликвидировать нехватку гендерных данных. Это всего лишь первый шаг. Следующий, главный шаг – сделать так, чтобы государство и бизнес использовали эти данные при разработке соответствующей политики. Пока этого не происходит.

В Канаде, даже когда данные о воздействии химических веществ на человеческий организм в разбивке по половому признаку имеются, государство "продолжает применять усредненные, не учитывающие половую принадлежность дневные нормы безопасного потребления многих веществ". В Великобритании, где около 2000 женщин ежегодно заболевают раком молочной железы, вызванным воздействием химических веществ на работе и дома, "эта разновидность рака молочной железы даже не включена в официальный перечень заболеваний". Также воздействие асбеста не связывают с раком яичников, несмотря на то, что это вещество стоит на первом месте в списке факторов риска возникновения заболевания, составленного Международным агентством по изучению рака, а рак яичников – самое распространенное гинекологическое онкологическое заболевание в Великобритании. Более того, Управление по вопросам здравоохранения, техники безопасности и охраны труда даже не отслеживает случаи заболевания раком яичников, вызванного воздействием асбеста, и не включает их в статистику».

— Кэролайн Криадо Перес "Невидимые женщины: Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных" – Часть II: На рабочем месте. Глава 5: Эффект Генри Хиггинса.

Перевод Валерии Башкировой, ред. le mot de la fin

(4/4)

#первые_слова

🚺 Женский кризисный центр «Китеж» с трудом выживает и нуждается в помощи 🚺

Независимый центр «Китеж» появился в 2013 году для помощи женщинам, пострадавшим от насилия. Это один из немногих низкопороговых центров в Московской области, у которого также появился филиал в Ярославской области. Они помогают тем, кого не принимают в государственных организациях с высоким порогом вхождения: женщинам, у которых нет на руках нужных документов или нет регистрации по месту нахождения центра, женщин из любых регионов и любого вероисповедания, женщин с положительным ВИЧ-статусом.

В последние годы «Китеж» вынужденно хранит медийное молчание, но при этом продолжает работать. 8 марта директриса центра Алёна Ельцова рассказала о том, что организация переживает нелёгкие времена и едва справляется с трудностями. Международный женский день — хороший повод, чтобы поддержать классный кризисный центр, который принёс много пользы. Если у вас есть возможность, помогите «Китежу» оставаться на плаву и помогать самым уязвимым женщинам, которых не принимают в других местах.

Помочь «Китежу»

Источник изображения: Анастасия Ермолаева

#ДействуйСестра

📘 Личный опыт переживания дисфории и детранзишена от нашей подписчицы:

«Мне было 14 лет, когда я задумалась, что я “не такая, как другие девочки”. Мои одноклассницы начали краситься и носить красивые вещи, а я куталась в оверсайз и мечтала о короткой стрижке. Я была аутичной подросткой, и у меня почти не было подруг, но даже с теми, что были, я чувствовала колоссальное различие. Самым главным стало то, что “другие девочки” начали интересоваться мальчиками, а я, так вышло, всегда смотрела только на девочек. И из-за гомофобно настроенных членов семьи думала, что это неправильно, и как огня боялась, что семья узнает о моей влюблённости в подругу по переписке.

В этом же возрасте я узнала об лгбт-сообществе, и наиболее сильно моё внимание привлекла буква “т”. Я симпатизировала опыту транс-парней в интернете, перешла на мужской род в общении с подругами, выбрала себе нейтральное имя. Выпросила у матери короткую стрижку и поездку в магазин за “мужским” гардеробом. Я была всего лишь семиклассницей.

Интерес к транс-сообществу развивался во мне быстро, как вирус, и я, от природы слишком честная — из-за аутизма, наверное — быстро разболтала о своей “трансгендерности” всем, кого знала. Эта тема стала моим особым интересом, сейчас я понимаю это, когда оглядываюсь назад. У меня была ужасная дисморфофобия, я ненавидела своё тело и лицо, каждую часть себя, и я была убеждена, что это гендерная дисфория, ведь транс-парни в интернете описывали очень похожий на мой опыт. Только сейчас я понимаю, что это вполне себе девичий опыт, а никакой не мужской. Я ненавидела свою грудь, потому что хотела остаться ребёнкой, а не потому что должна была родиться мужчиной.

Мне было 16 лет, когда я начала откладывать деньги на комиссию по транс-переходу и на операцию по удалению груди. Я накопила. Я отказывала себе во всех радостях
жизни, в поездках и концертах, покупках любимых книг и мерча художниц, лишь бы отложить каждую копейку на переход. И мне было всего лишь 18, когда я сделала это — легла под нож. Причём ни когда я меняла документы, ни когда начинала приём гормонов, ни когда очнулась после операции — я не была счастлива. Я была уверена, что это всё сделает меня счастливой, но ничего из этого меня такой не сделало. Оно сделало меня более несчастной, потому что дело было не в груди и не в женском имени.

Я не успела вырасти. Я жила, как транс-парень, семь лет, и искалечила себя до такой степени, что мне ещё долго предстоит восстанавливать своё здоровье. Я не сбрасываю вину за свои поступки с себя на мифических людей из интернета, но я считаю, что ни врачи не должны были допускать к переходу и тем более операции вчерашнюю ребёнку 18-летнюю девушку, к тому же аутичную, ни интернет-“советчики” не имели права подталкивать к такому решению незрелую личность, психически нездоровую. Я заметила и продолжаю наблюдать, как транс-переход изображают в интернете обычным простым экспериментом со внешностью, как покраска волос или временная переводная татуировка. Но это серьёзное и страшное изменение в организме, последствия от которого придётся собирать до конца жизни.
Мне повезло, что я не успела удалить матку и яичники — благодаря этому я могу без дополнительных препаратов вернуть своё здоровье, в отличие от несчастных женщин, которые прошли через эту ненужную операцию и обрекли себя на зависимость от гормонов до конца жизни.

Мне 21 год, а я уже чувствую себя сломанной и разрушенной. Я никогда не верну свою грудь, у меня навсегда низкий голос, из-за которого меня принимают за мужчину, у меня жуткие анализы крови, облысение по мужскому типу, на лечение которого я трачу бешеные деньги. Я перестала принимать гормоны в конце осени и теперь жду, когда мой организм восстановится после того, что я с ним натворила. Я знаю, что отголоски этой страшной ошибки будут преследовать меня всегда.

(1/2)

Что теперь? Я увидела, каким транс-сообщество может быть, когда ты прекращаешь быть в их рядах. Ты становишься той, кто предала их и теперь угрожает быть использованной консерваторами для аргумента против транс-переходов. Из-за этого опыт детранс-людей, особенно детранс-девушек, замалчивается, нам закрывают рты, врачеям не позволяют называть реальные цифры. Ведь мне врали, что процент детранзишенов всего 0,1%, в то время как в реальности это 30% и выше. Я стала свидетельницей того, как в тиктоке над детранс-девушками смеются и пародируют нас, насмехаясь над тем, что мы проживаем настоящее горе. Большинство роликов про людей в детранзишене наполнены ненавистью и злостью за то, что мы просто существуем. Я думала, что я была юной, когда подверглась всем этим изменениям, но ужаснулась, увидев, что большинству детранс-девушек было от 13 до 17, когда они подверглись операциям и увечьям от тестостерона. И теперь меня никто не сможет переубедить, что врачей, толкающих подростков на переход, интересуют только деньги — живые людини им не интересны».

(2/2)