Короче, в сеть можно несколько дней не заходить.

Две недели. Есть время написать даже роман, правду говорю

Две недели до дедлайна.
За государственный счет можно будет приехать в подмосковные "Лесные дали", поработать с мастерами над своей рукописью, поразбирать чужие тексты, послушать лекции, поиграть на тренингах, пообщаться с единомышленниками на "Симпозиумах", а еще и застать начало "Роскона" в тех же "Лесных далях"...
НАДО ТОЛЬКО ПРИСЛАТЬ ДОСТОЙНЫЙ ТЕКСТ!
Мастера групп:
- Научная фантастика и конструирование будущего - Oleg Divov
- Фэнтези и мистика -Мария Семенова
- Фантастика для детей и подростков Сергей Лукьяненко
И впервые на Литмастерских будет группа "Романтическая фантастика и фэнтези", мастер Милена Завойчинская

Понаблюдал я в интернете за молодыми писателями... сетевыми писателями... в процессе обсуждения текстов и выкладки оных..
И пригрезилось мне такое...

"Александр Сергеевич вбежал в курительную и, разжигая трубку, воскликнул:
— Друзья, сегодня стартану! Надоели стихи, запускаю цикл прозы! Под псевдонимом Иван Петрович Белкин!
Он захихикал, призывая друзей повеселиться.
— Ну и зря, — сказал Дельвиг веско. — Теряешь наработанную фан-базу. У тебя сколько постоянных читателей? То-то! А тут «Белкин»... Кто он, хоть князь какой?
— Помещик, молодой. Помер уже.
— Совсем глупо, — покачал головой Кюхля. — Кто ж будет читать помещика, да ещё и покойника... Тебе видней, конечно...
Пушкин побагровел, и Кюхля осекся. Чуть что – и его лучший друг мог потребовать стреляться. Он быстро поправился:
— Ты лучше стишки скабрезные выложи, а? «Царь Никита жил когда-то...» Огонь ведь, а не стихи!
— Времена нынче изменились, — мрачно сказал Пушкин. — С девкам баловаться можно, а вот писать про это... Синод сразу на дыбы встаёт. Нет! Только проза! Повести Белкина. Первая – про дуэлянта, «Выстрел».
— Это ничего, — кивнул Кюхля. — Это в моде. И ты материал знаешь хорошо!
— Там такой аристократ, поссорился с крутым стрелком, который всегда попадал в цель...
— Про попаданца — шикарно! — согласился Вяземский. - Всегда в моде!
— Вторая, — сказал ободренный Пушкин, — «Метель», про девицу, которая в метель случайно не с тем обвенчалась, а потом оказалось, что не зря, короче — чувства, страсти...
— Ромфант, — согласился Вяземский. — Романтическая фантасмагория. Девицы оценят!
Пушкин закивал. Уселся, выпустил из трубки клуб дыма.
— Третья история — «Гробовщик». Мертвецы ожившие...
— Зомби всех давно достали, — пробормотал Пущин. — И Синод не одобрит.
— А это всё по итогу дурной сон будет!
Друзья уставились на Пушкина.
— Друг мой, — сказал Пущин. — Читатели такого не прощают. Тебе виднее, но... Что дальше?
— «Станционный смотритель», — мрачно сказал Пушкин. — У станционного смотрителя красавица-дочка четырнадцати лет, рассказчик целуется с ней в сенях, а потом её тайно увозит гусар...
В курительной повисла тишина.
— Сашка, ты с ума спятил? — спросил Кюхля. — Это вообще педофилия!
— Нет-нет, — вступился Дельвиг. — Если зло будет наказано, а девица возвращена к отцу...
— Она приехала на его могилу богатой счастливой барыней с тремя детьми! — рявкнул Пушкин.
— В ссылку загремишь, — кивнул Кюхля. — Ей-Богу... В Сибирь или на Кавказ. Просись на Кавказ, там подобные нравы менее порицаемы...
Друзья засмеялись, пытаясь скрыть неловкость.
— И пятая история, — мрачно сказал Пушкин. — Самая лучшая. «Барышня-крестьянка». Значит, есть одна барышня бойкого нрава...
— Совершеннолетняя? — осторожно уточнил Пущин.
— Вполне, ей семнадцать! Она переодевается крестьянкой, общается с соседом, тот влюбляется, не сразу узнаёт её в истинном облике...
— Ну, в духе итальянского карнавала, — пробормотал Давыдов. — Это тебя рассказы Надежды Дуровой вдохновили? Пусть уж тогда переодевается девица в юношу,

а потом уходит на войну под видом корнета... Всё веселее и правдоподобнее! Все ценят храброго юношу, но вздыхают и говорят: «Ах, девкой был бы краше...» И вот однажды...
Пушкин ожёг Давыдова суровым взглядом и тот замолчал. Вызывать Давыдова на дуэль Пушкин побаивался, но Давыдов всё же понял, что перегнул палку.
— Короче, стартую у Сытина, поглавно, — сказал Пушкин. — Проду буду выдавать раз в неделю. Поддержите репостами?
— Да! Конечно! Непременно! Всяко сразу! — заголосили друзья.
Пушкин встал, выбил трубку и гордо вышел из курительной.
— Ну-ну, — сказал старик Жуковский. Все ценили его за мудрость и то радушие, с которым старец относился к юным авторам. Хоть Жуковскому и стукнуло уже сорок, но он был ещё крепок и не чурался молодежи. — Не взлетит!
— Не взлетит, — поддержал Кюхля.
— Ещё и псевдоним дурацкий, — вздохнул Пущин. — Белкин, ну надо же такое удумать!
И коллеги Александра Сергеевича, не сговариваясь, потянулись за бокалами".

С днем Защитника Отечества!

Каждый год в эти дни вспыхивали споры в сети - это "мужской день", "день служивших", "день военнослужащих мужчин и женщин"...
Теперь споров нет.
Это день тех, кто защищает Родину. Тех, кто бьется сейчас на фронте и за линией фронта. В первую и главную очередь! Работников оборонки, идеологического фронта, волонтеров - уверен, не обидятся, поздравим вторым тостом.

Победы, мужества, стойкости вам. И - вернуться живыми!

Мне, в честь 23 февраля, жена подарила старинное оружие писателя.
Точнее, модель старинного оружия писателя.

Вот соберу - и поставлю на полочку. Кто чем владеет, тем Родину и защищает. :)

Снился сон про то, что смотрю фильм о СВО
Действие происходило в блиндаже, где командир и сержант вели философские беседы о России. Сержант, говорящий на лютом суржике, объяснял, чем хороший украинец отличается от бандеровца лютого, командир внимал и кивал. Командир был похож на Василия Чапаева и Захара Прилепина одновременно, не спрашивайте, как это.
В дальнем углу блиндажа - вот не вру! - дагестанец Расул ковал финки на маленькой наковальне.
Потом в блиндаж вбежал солдат и захлопнул дверь перед самым вражеским фпв-дроном, который разбился о дверь.
Тут я проснулся, перекрестился, выдохнул.
И подумал о том, что вполне возможно съемки такого фильма уже идут полным ходом.

А кого сейчас слушает молодежь в возрасте 14-20 лет?
Моя молодежь не показатель, так что тут спрошу.
Накидайте названий исполнителей и групп - только не рэп, не мат, не "я тебя люблю, ты меня тоже любишь, а-а-а-а..."?

Собрал модель пишущей машинки.
Чуть уступает Лего по крепости сборки, но весьма оригинально.
Поставлю на полку к своим пишущим машинкам.

Не пропустите

Сегодня, 29 февраля, последний день подачи рукописей на конкурс. По многочисленным просьбам не успевающих дописать/вычитать/отредактировать свои тексты оргкомитет дает время время на доработку рукописей до 5 марта.
Доработанные тексты принимаются до 5 марта только при наличии поданных в срок до 29 февраля заявки, синопсиса и текущего рабочего варианта рукописи (полного или отрывка).

Выбираем актеров на роли в "Смешарики. Космос" и "Рыцари сорока островов"
Со "Смешариками" проще. Там двое детей, двое подростков, остальные - опытные хорошие актеры.
А в "рыцарях" - толпа детей и подростков. Там взрослых-то чуть-чуть...

Ну, понятно, что выбирает режиссер.
А я по инету его дергаю и говорю - "вот, эта подходит на Ингу!" или "не, ну это не Димка"... "Крис должен быть старше..."... "Тимур должен выглядеть красивым и опасным..."
Иногда режиссер ругается и говорит: "эх, жаль прототип родил дочку, а не сына, я бы его попробовал!"
В общем, очень смешно.
В глазах рябит от юных дарований, от видеовизиток в агентствах. А еще в личку пишут. Даже мне.
Вначале с людьми, которых отобрал режиссер, работает кастинг-директор, потом сам режиссер смотрит.
И жалуется мне: "дети в принципе играть не умеют! только если сам ребенок попадает в образ персонажа". "вот эта хорошая, но она только современных может играть".
А нам нужно чтобы и современных - и тех... Чтобы срослось воедино. Советская традиция и современность. Рыцари 90 годов и нынешних. Тридцать пять лет - пропасть!
Старшие подростки - даже если умеют играть - они привыкли играть другие характеры и роли. Они не виноваты. Их так научили.

Вот нашёл парня - хочу его на роль Димки, кулаки зажал, надеюсь, что справится. У него типаж - хоть Олега Кошевого играть. Любого комсомольца-героя (уже не пионера, но только-только комсомольца). Тот образ, что нужен. Но это внешне. А сможет ли он сыграть такую роль? Чтобы при словах "мальчик в клубе склеил модель" читался исходный смысл, а не современный? А лучше - чтобы оба, но нужный превалировал. Чтобы было понятно, это современный парень, но... вот такой.
Как были.
И как будут, никуда мы не денемся.
Только надо нынешнюю реальность править, она мне сильно не нравится. Но мы работаем. Каждый на своём месте.

Хорошо, что с режиссером на одной волне. Да в общем и с продюсерами.

Справимся.

А вообще я вот что вам скажу, и лет через десять сами убедитесь
Фильмы с живыми актерами станут редкостью.
Останется профессия режиссера. Сценариста. Звукорежиссера.
А "снимать" будет нейросеть.

Сценарист будет рассказывать историю. Режиссер отсекать лишнее, добавлять нужное и переводить из формата в формат.

А потом выбирать из картотеки актеров и комбинировать.

"Что там у нас? Линия Грез? Кея Дача будет играть актер с внешностью Пабло Шрайбера, улыбкой Бельмондо и взглядом побитой собаки... ну, Николас Кейдж пойдет... А голос - пусть будет от Андрея Миронова, мы же русские киношники..."

И так далее. Потом получившаяся химера начинает двигаться. Режиссер, высунув от усердия язык, двигает ползунки: "скорость движений... порывистость... степень хмуренья бровей... допуск на импровизацию..."

Ну и поехало. Все настроено, нейросеть урчит и выдает первый драфт. Подправили. Поехали. Вот вам версия для кинотеатров, вот телесериал, вот детский мультсериал с насилием на минималках. А сейчас соединим эту киновселенную с какой-нибудь другой...

Нет, разумеется, останется и фестивальное кино. И ретрофильмы. С живыми актерами и снятыми на натуре.

Но массовый продукт для 90% зрителей будет создаваться нейросетями. :)

Не удержался. :)

С праздником, дорогие женщины!
Без лишних слов - спасибо вам за жизнь, которую вы не только даёте, но и придаёте ей смысл!

Подумал, что у меня прискорбно мало произведений в жанре постядерного апокалипсиса и юмористических
А может быть, совместить?
Как-то сама собой родилась история... ну или начало истории...

НАШИ ЛЮДИ В ГОЛЛИВУДЕ

1

Ярослав опустил поверх рубашек скатанные в рулон галстуки, подумал, проложил пижамой и положил сверху новенький ОЗК.
Теперь чемодан был полон. Но закрываться отказывался.
Несколько минут Ярослав давил на него коленом, пыхтел и ругался. Крышка упорно не защелкивалась. В этот момент в дверь и постучали.
Радуясь возможности передохнуть, Ярослав поспешил в прихожую и открыл. Взгляд его уперся в парадный мундир с новенькими, поблескивающими медалями «За освобождение Варшавы» и «За освобождение Берлина». Ярослав медленно задрал голову. Рост у него был не богатырский, сто семьдесят шесть сантиметров, и при встрече с рослыми людьми он до сих пор комплексовал.
Впрочем, перед этим парнем смутился бы любой.
Метра под два ростом, русоволосый, широкоплечий, с веснушчатым улыбчивым лицом он выглядел как образцовый солдат с плаката.
— Старший сержант Павел Нырок в ваше распоряжение прибыл, товарищ... — тут парень на мгновение запнулся, — товарищ режиссёр.
— Павел? — Ярослав кивнул. — Давайте без церемоний. Я человек штатский...
— У вас временное звание капитана, — напомнил Павел.
Ярослав досадливо махнул рукой.
— Да это... так... для солидности. Зовите меня просто Ярославом? Ярослав Кочетов. Без церемоний!
— Я с радостью, — ответил Павел и как-то ловко прошёл мимо Ярослава в квартиру. Посмотрел на чемодан. Присел, надавил на крышку ладошкой, защёлкнул. Встал, уже с чемоданом в руках, в другую руку взял здоровенный кофр и рюкзак. — Весь скарб? Или ещё что-то берём? Машина у подъезда.
— Весь... — пробормотал Ярослав. — Я готов.
Павел целеустремленно двинулся на выход, по пути поинтересовавшись.
— А вы не еврей, товарищ Кочетов?
— Я? Не... не довелось, — Ярослав смутился. — Это важно?
— Да спросить всё хочу, — смущённо произнёс Павел. — Зачем Израиль-то в замес ввязался?
Ярослав помотал головой. Вышел на лестничную площадку вслед за Павлом, стал закрывать дверь. Спросил:
— А если бы я был еврей, то откуда бы это знал? Про Израиль-то?
— Ну... — Павел ухитрился почесать нос, не выпуская из рук чемодана. — Евреи умные, должны про Израиль всё знать...
— Откуда ж ты такой, старший сержант Нырок, — пробормотал Павел.
— Деревня Верхние Защипки, товарищ режиссер. Это в низовьях Енисея. Наш род там со времён государя-императора живёт. Семья большая, одних братьев четверо...
— Здорово, — Ярослав пошёл вслед за Павлом. Лифт не работал уже второй день. — Все живы?
— Благодарю, все, — ответил Павел. — А как ваши?
— Я из Саратова, — мрачно ответил Ярослав.
— Вот же несчастье-то какое, — вздохнул Павел. Будто порыв ветра пронесся по подъезду. — А зачем по Саратову-то ракетами били, ему и так несладко было? Завод у вас какой?
— Заводы у нас тоже есть. Но говорят, что с Самарой перепутали.
— Это бывает, — вздохнул Павел. — Так вы н

е знаете насчёт Израиля, получается... Я-то думал все режиссёры...
— Слушайте, Павел, в Голливуде нас будет встречать Семён Сергеевич Сахаровский, продюсер, одессит. Наш человек на месте. Вы его спросите, — Ярослав мстительно улыбнулся. Сахаровский был скользкий тип, вечно затевал кинопроекты на постсоветском пространстве и всех кидал, чем и жил.
— Вот спасибо, так и сделаю! — обрадовался Павел.

Летели долго. Шли на запад, с дозаправкой на Кубе, огибали Прибалтику, чтобы не сильно фонило, потом быстро на максимальной высоте проскочили над Британией. Пилот позвал в кабину, уверял, что можно будет разглядеть верхушку Биг Бена, но потом признал, что та уже скрылась в холодных, зловеще мерцающих водах Нового Ла-Манша. Из пассажиров Ярослав с Павлом были вдвоём, всё остальное пространство старенького транспортника было забито гуманитаркой — мука, сахар, тушёнка, серые колючие одеяла. Павел, не спрашивая соорудил себе из одеял гнездо и уснул в нём. Его могучий храп заглушал даже рёв двигателей.
Ярослав нервничал, ходил по салону, потом к нему заглянул штурман, подмигнул, налил стакан дрянного коньяка — и вскоре Ярослав уже спал рядом с сержантом, чей храп совершенно перестал мешать.
В Гаване было тепло и влажно. Обязательное ношение противогазов уже отменили, хотя некоторые кубинцы упрямо ходили в респираторах и повязках. Ярослав и Павел умылись на взлётном поле, весёлый темнокожий техник угостил их ромом, на ломанном русском рассказал об истории советско-кубинской дружбы и дал с собой целую бутылку и пару спелых манго.
Дальше летелось веселее.
За ромом наведался штурман — объяснив, что после контузии ему это помогает контролировать приступы агрессии. Потом заглянул второй пилот и посоветовал штурману больше не наливать, если «товарищ режиссер» хочет увидеть Голливуд. Но зато выпил сам.
В Лос-Анжелес прилетели ранним утром.
Несколько вертолетов кружило в воздухе. Заходил на посадку Боинг. Вообще Лос-Анжелес удивительным образом совершенно не пострадал.
Транспортник приземлился, долго выруливал по полю аэродрома. Ярослав с жадным любопытством смотрел в иллюминатор — в Голливуде он ни разу не был. Вначале был слишком молодым и неизвестным, потом пандемия, потом война...
Когда самолёт опустил пандус, на поле уже ждали несколько грузовых автомобилей. Мрачные люди, большей частью негры, в военной форме, но без знаков отличий, принялись выгружать мешки, ящики и коробки. На Ярослава они смотрел с безразличием, на едва проснувшегося и потягивающегося Павла — неприязненно и с опаской.
— На Кубе снова, что ли? — спросил сержант.
— Нет, прилетели, сержант.
— О, так это америкосы! — расцвел Нырок. — Привет, хау ду ю ду?
Он добродушно рассмеялся и похлопал по плечу чернокожего здоровяка. Сказал:
— Ты не парься, братан. Мы обид не держим!
Негр что-то прошипел себе под нос и вздернул на плечи два мешка. Нырок ухмыльнулся, и, каким-то удивительным образом, потащил вниз сразу четыре.
Ярослав вздохнул и решил не участвовать в этом соревновании. Спуст

ился вниз по ребристому железному пандусу. Было жарко, даже жарче, чем в Гаване, а ведь солнце только начало всходить.
— Ярослав! Ярослав Романович! — внизу его уже ждал Сахаровский. Толстенький, невысокий, лысый, в цветастой панамке, ярких голубых шортах и оранжевой рубашке-поло он выглядел чудовищно.
— Педераст что ли? — шепотом произнёс над ухом Ярослава сержант.
— Нет, мимикрирует, — так же тихо ответил Ярослав. — Бабник ещё тот...
Сахаровский тем временем засеменил навстречу. Облапил Ярослава и трижды расцеловал.
— По-нашему, по-русски! — радостно уточнил он. Глянул на Павла и робко протянул тому руку. — А вы, простите...
— Ассистент, — мрачно сказал сержант. — Старший.
Сахаровский понимающе закивал и снова перенёс внимание на Кочетова.
— Рад вам сообщить, что решение принято и единогласно утверждено всеми заинтересованными лицами! — сообщил он. — Только что были подписаны все бумаги. Отныне вы — военный комендант Голливуда. Ну, в части кинопроизводства.
— Так быстро... — растерялся Кочетов.
— А что вы хотите? Бизнес! Война-войной, но она закончилась, надо строить новый мир! И Голливуд готов внести свой вклад!
Сахаровский подмигнул и добавил:
— Жадины они тут все! Но вы не беспокойтесь, Славик. Я с вами и всё будет хорошо! Сегодня отдохнёте с дороги, я договорился, а завтра — приступите к службе!
— А это ещё кто? — пророкотал сверху Нырок.
Ярослав повернул голову и увидел стоящего за спиной Сахаровского человека — тощего, страшненького, узколицего, с чахлыми волосёнками. Человеку было под пятьдесят. Он неловко улыбался и стоял на полусогнутых ногах, горбясь, будто старался стать меньше ростом.
— Это... — Сахаровский смутился. — Вы уж простите, прибился на днях... жалко стало... подкармливаю, спит у меня в саду...
— Лицо знакомое... — прошептал Ярослав. — Кажется... нет, не может быть...
— Каколей Малкин, — кивнул Сахаровский. — Он с ума сошёл, как война началась. Считает себя маленьким потерявшимся мальчиком. С ума сошёл, в роль вошёл... эх, война-война, что ж ты, подлая, наделала...
Ярослав оторопело смотрел на Каколея.
Тот доверчиво улыбнулся.
— Ёшкин кот, — вздохнул Нырок. — Вот беда-то. У нас в деревне так однажды бабка Дуня с ума тронулась. Решила, что снова юная девица и ко всем приставала... Гражданин Сахаровский...
— Товарищ! Товарищ Сахаровский, я настаиваю! — Семён Сергеевич прижал ручки к груди.
— Вы не еврей?
— Ах, если бы! — Сахаровский помотал головой. — А с какой целью интересуетесь?
— Хочу обсудить политическую ситуацию на Ближнем Востоке.
— Как-нибудь потом, непременно, — кивнул Сахаровский и осторожно похлопал Нырка по бицепсу. — Да что ж мы стоим? У меня супруга с утра на ногах, жарит, варит, печёт! Ждём дорогих гостей, по-нашему, по-русски, за столом! Мне разрешили машину подогнать, только не к трапу, ну да тут недалеко, метров сто, вон за тем боингом...
И они двинулись по лётному полю.

Машина у Сахаровского была огромная, ярко-голубая, лимузин с откидывающейся крышей. Павел с грудой багажа и

случайно прихваченным мешком гуманитарной муки занял заднее сиденье. Малкин, к удивлению Ярослава, забрался в багажник и прикрыл его за собой.
— Делайте вид, что не замечаете! — шепотом велел Сахаровский. — Иначе начнёт плакать, это невыносимо!
Ярослав представил себе плачущего Каколея и его замутило. Он быстро сел на переднее сиденье, несмотря на укоризненный взгляд Семен Сергеича и машина тронулась.
— Постарайтесь в дальнейшем садиться на заднее сиденье! Так вы сразу обозначаете своё главенствующее положение!
— Почему так?
— Впереди принято сидеть охраннику! — отчаянно жестикулируя и почти не держа руль, объяснял Сахаровский. — Тогда он принимает на себя основной удар!
Позади железно клацнуло. Павел опустил на борт автомобиля невесть откуда взявшийся пулемёт, выставил толстый ребристый ствол по ходу движения. Спросил:
— Часто шалят?
— Господи, уберите свою пушку! — взмолился Сахаровский. — Днём точно не шалят, мамой клянусь!
— И правда, Павел, — укоризненно сказал Ярослав. — Мы же не на войне, в конце концов! У нас специальная гуманитарная операция!
— Оно-то так, — с сомнением сказал Нырок. Но пулемёт спрятал. Непонятно куда.
Ехали недолго — машин на многочисленных магистралях, исчиркавших весь город, было мало. Всю дорогу Ярослав поглядывал на багажник, который временами приоткрывался — то ли Малкину хотелось подышать, то ли выпрыгнуть. Потом он заметил, что из багажника каждый раз вылетают разноцветные шоколадные драже и успокоился — впавший в детство актёр просто помечал дорогу.
— Весело тут у вас! — добродушно выкрикнул Павел.
— Чего? — не расслышал Сахаровский.
— Весело! — гаркнул сержант. — Очень рад, что меня к товарищу режиссеру прикомандировали! Очень уж я кино люблю!
— Да? — развеселился продюсер. — И что больше нравится? «Человек-паук»? «Железный человек»? «Стражи галактики»?
— Не, они быстрые очень, всё мельтешит, взрывается, я такое не люблю, — смущённо отозвался Павел. — Я что-нибудь попроще! «Двадцать один грамм» Алехандро Иньяриту, «Джерри» Ван Сента, «Шизополис» Содерберга... Извините...
Машина вильнула, Сахаровский с опаской оглянулся на Павла и остаток пути ехали молча.
Проживал известный голливудский продюсер одесского происхождения в небольшом двухэтажном домике, стоявшим стена к стене с такими же домишками, в линию выстроившимся вдоль потрескавшейся асфальтовой дороги. По другую сторону были холмы и торчащая среди них небольшая церковь неправославной внешности.
— Замечательный район! — бодро выбираясь из машины, сообщил Сахаровский. — Живу здесь временно, наблюдая за буднями простых лосанджелесцев и лосанджелесок...
На последнем слове он слегка запнулся, но всё-таки договорил его до конца.
Павел нахмурился. Спросил с обидой:
— А мы ж в Голливуд летели!
— Так Голливуд — часть Лос-Анджелеса! — белозубо улыбнулся Сахаровский. Зубы у него были хорошие, все искусственные.
— Не Сан-Франциско?
Сахаровский покачал головой.
— Вот вечно русские путают! Как Самару и Саратов! Совершенно разные города! Сан-Фра