Скульптура древнеудмуртской девушки с городища Учкакар по материалам I Кушманского могильника Шайвыл (Чепецкая археологическая культура). Реконструкция Е.В. Веселовской, О.М. Григорьевой.

Височные «славянские» кольца, «славянские» подвески. Вятичи? Кривичи? Нет, какое там, аутентичные финно-угры.

Чепецкая культура (IX—XIV вв..) возникла на основе Поломской культуры (V—IX вв..). Под давлением булгар поломцы ушли с верхней Чепцы на среднее её течение, где образовали компактное образование поселений, удобное для обороны.

С XIII века Чепецкая культура приходит в упадок, городища запустевают. В. В. Напольских связывает закат культуры с разгромом монголо-татарами Булгарии (1236 год), и прекращением пушной торговли, которой Чепецкие городища были обязаны расцветом. По мнению В.С. Чуракова, после этого не только городища, но и вообще всё среднее течение Чепцы запустевает вплоть до XVI века, когда его начали заселять удмурты с Вятки.

Но никто и ничто не исчезает в пустоту. 👇

Никто и ничто не исчезает в пустоту.

☝️ Лингвист и этнолог С. К. Белых считает, что основная масса финно-угорского населения на Чепце всё же осталась, просто это население не оставило после себя значимых археологических следов, а затем было полностью ассимилировано пришедшими сюда удмуртами. В топонимических легендах северных удмуртов, записанных в конце XIX века, чепецкие городища фигурируют как покинутые жилища древних богатырей — сыновей Донды. Данные краниологических исследований подтверждают этот вывод — антропологический облик среднечепецких удмуртов выделяется на общеудмуртском фоне.

Особо отметим версию С. К. Белых, согласно которой финно-угры Чепецкой культуры продолжили проживать на средней Чепце и после исчезновения следов Чепецкая культуры.

В российской историографии обычно считается, что в так называемые «темные века» (VII-X вв.) в истории Подмосковья после угасания Дьяковской культуры «Москворецких городищ» исчезло и само финно-угорское население, пока через 300 лет на совершенно свободные территории не подселились славяне.

Очевидно что это не так. О чем, собственно, не раз говорил сергиево-посадский археолог В.И. Вишневский, напрямую связывающий ранних меря севера Подмосковья с дьяковским населением, и коломенский археолог А.С. Сыроватко в одной из своих лекций на фестивале «Времена и эпохи» утверждавший, что позднедьяковское население в низовьях Москвы-реки продолжает проживать в своем историческом ареале даже после появления первых славян в Верхнем Поочье.

Фото: Удмуртские детки с скульптурным портретом своей прародительницы с городища Учкакар.

Ваш Kirbäs.

Увидел карту блокировок YouTube в России

Теперь вы знаете, куда двигать досматривать YouTube канал Merjamaa https://www.youtube.com/@MerjamaaRu

#youtube #костромскаяобласть #меря

Меря, марийцы и прибалтийские финны. Историко-культурный контакт.

☝️Начало. Сопоставление мотивов преданий о переселении марийцев с запада с другими материалами фольклора, этнографии, языка, топонимии показывает: между предками марийцев и прибалтийскими финнами существовал историко-культурный контакт. Он мог иметь место на территории, которую занимала меря.

Вопрос об общности марийцев и мери может быть решен на основе изучения контактов между финскими волжскими и прибалтийскими племенами.

Эстонский археолог Х.А. Моора, сопоставляя их материалы, писал, что предки ливов были связаны с волжскими финнами через посредство племен, обитавших вдоль Даугавы (Моора, 1956). Л.Е.Ефимова доказала, что у прибалтийских финнов, мери, муромы, марийцев и мордвы были единые принципы ткачества (Ефимова, 1966). Это подтвердили исследования С.В. Ошибкиной, которая, изучив ткани из Могильника Пески на берегу Белого озера в Вологодской области, пришла к выводу, что ткани саржевого переплетения типичны не только для мери, муромы, мордвы, марийцев, прибалтийских финнов, но и для веси (Ошибкина, 1973).

Ткачество прибалтийских и волжских финнов отличалось от древнепермского, древнеугорского, славянского, эта технологическая общности могла существовать лишь при тесном соседстве племен, а его возможность предполагал П. Аристэ. Он считал, что связь прибалтийских и волжских финнов продолжала существовать, пока меря находилась в соседстве со всеми ими (Аристэ, 1956). Она была связующим звеном между двумя группами народов.

Вопрос о зоне контактов финно-угорских племен помогают решить археологические находки, сделанные по Вычегде, Сухоне, Югу, Костроме, верховьям Ветлуги, устью Вычегды: они сочетают элементы, принадлежащие вепсам, марийцам, мере, пермским народам (Савельева, 1971). О непосредственном контакте костромской мери с ветлужскими марийцами пишет и Е.И. Горюнова (Горюнова, 1961).

Родственная связь мерянских племен с марийцами прослеживается в лексических параллелях, относящихся к материальной и духовной культуре марийцев и вепсов. См.: Меря, мари, балты и прибалтийский финны. Этнолингвистика.

Этнография религии.

Обнаруживается сходство и религиях. У горных марийцев жрец назывался «арвуй», у карел, эстонцев и вепсов «arvi» (в новгородских поучениях против язычества упоминаются чудские «арбуи»). Генетически связаны обрядовые игры, драматизорованные действия, святочные маски марийцев, мордвы, карелов, эстонцев, вепсов (Акцорин, 1972). Это говорит о том, что общими были земледельческие календарно-обрядовые культы, мифологические образы, воззрения и поверья на основе почитания предков.

Марийцы верили, что начинающая прясть девочка, если хочет этому научиться быстро и хорошо, должна в полночь прясть вместе с выходящей из подполья старухой-пряхой. Та же тема присутствует в вепской сказке: из-под пола ночью выходит старуха, чтобы прясть вместе с хозяйкой (Зайцева, Муллонен, 1969). Сходные образы распространены в новогодних представлениях русского населения Костромы, Галича-Мерьского, Дмитровского района Московской области (Зернова, 1932), известны в Нижегородском и Марийском Поветлужье.

Духи покровительницы прядения и ткачества восходят к дославянскому периоду, прослеживаются в эпосе эстонцев и финнов. У марийцев и вепсов он имеет ярко выраженные патриархальные черты — это мифологический женский образ, домашнее божество, возникающее с переходом от кочевого образа жизни к оседлости, к земледелию с ткачеством и прядением у женщин.

Общие образы, характерные также для прибалтийских финнов, содержит и марийская народная демонология. Злой дух «пери» известен у карелов, финнов и восточных марийцев.

Сходные генетические черты проявляются и в похоронном и поминальном обрядах, В рязанских (Ефименко, 1937), муромских (Городцов, 1916), литовских (Куликаускас, 1952) могильниках 1 тыс. н.э. имеются богатые убором конские сбруи, что свидетельствует о культе коня и воина-конника.

Цитируется по В.А. Акцорин «Прошлое марийского народа в его эпосе», 2000.

#меря #марийцы #прибалтийскиефинны #история