Сегодняшний гость Ереванского балкона (в который снова возвращаются прекрасные джинглы Евгения Никитина) -- литератор, историк и редактор Кирилл Кобрин. Кирилл прочтет свое эссе "Киерлинг", посвященное творчеству, жизни и смерти Франца Кафки.

https://youtu.be/yTUwqMLd7YI

Фёдор Сваровский

ЗАМБОАНГА

в середине ночи
дирижабль заберет меня в Замбоангу

там на борту корабля
окажется у руля
сам матрос Рыженко
назначенный каперангом

мы отправимся дальше
на изысканный и блаженный юг
на остров полный друзей, подруг

уютной ночью под вспышки пляшущего огня
она
начертит в песке уравнение
докажет что любит/любила
всегда меня

и я так счастлив

но это только в моём мозгу
образы скачут и рвутся
на райском острове на берегу
откуда вернуться я уже не могу

так и останусь
дождусь последнего дня
а в последний день:
Иисус Навин, давай, на страшной трубе играй!

из земного рая мы с радостью выйдем в небесный Рай
где ужасные волки кротки и плачут
о том что сде
лали

и Бог будет всяческая во всех
от края до края новой Его земли
там суда не будет

даже палач не судим
и замученные христиане обнимутся с харидим

мы же только надеемся на прощение
и из этого мира в незнакомый нам мир бежим

невидимый квантовый
наблюдатель останавливает часы
невооруженным глазом прерывает хищный полет осы
нацелившейся в этот глаз

пилоты слепнут от квантов света обволакивающих нас

#выбор_Влады_Баронец

Замбоанга, в которую совершает путешествие Фёдор Сваровский, вряд ли имеет хоть что-то общее с настоящим городом, его географией и обитателями. Это нам подсказывают "дирижабль" и "матрос Рыженко", внезапно оказавшийся на корабле. Но путешествие на этом не заканчивается, и Замбоанга - лишь промежуточный пункт. Прибытие на "остров, полный друзей, подруг", эпитеты "блаженный" и "райский" подтверждают, что проделанный путь находится в сознании субъекта. Райскость противоречива: блаженство омрачается невозможностью вернуться, но и забыться тоже невозможно. Надежда на будущее прощение связана здесь с образом небесного Рая, противопоставленного земному даже графически.

Всё во второй части стихотворения указывает на Страшный суд, но субъект отказывается принимать его в общепринятом смысле, как момент осуждения грешников и награждения праведников: "там суда не будет / даже палач не судим". Время останавливается, и "кванты света" кажутся физической формой надежды.

#комментарий_Влады_Баронец

ꕸ1. Выложил на Сигму большую статью про поэтические телеграм-каналы.

Из введения:

Массовая миграция в ТГ после 24 февраля создала новые условия для литературного быта и новый комплекс факторов, влияющих на форму и содержание текстов. Если раньше исследователи могли заострить внимание на характеристиках поэзии, которую выкладывают в Фейсбуке и Инстаграме, теперь можно задаться серией вопросов об особенностях стихов в
Телеграме.

В статье подведены итоги пристального чтения поэтических тг-каналов в 2022-2024 годах. Текст состоит из четырех частей:

I. «Троянский конь телеграм-революции»: медиаисход и медиарефлексия

II. Телеграм-паратекст: названия, описания и мультимедийная аура каналов

III. Влияние ТГ на содержание поэтических текстов

IV. Влияние ТГ на форму и формат стихов

Статья носит обзорный характер и будет полезна для знакомства с феноменом поэтических тг-каналов и медиа-специфичной поэзии, то есть текстов, не переводимых на «язык» других медиа.

P.S. Иллюстрации для статьи нарисовала замечательная Ксения Пройдисвет, за что ей большое спасибо. ꘢ ꔢ ꗖ

Заворожённые землеройки, близняшки, брат и сестра (Дарья Данилова)

ЧЁРНЫЙ КРЕМЛЬ
(фрагмент)

<...>

МЕРТВЫЕ ПРАВИТЕЛИ И НЕУГОМОННЫЕ ПТИЦЫ

А — в тоже время, подмечая алхронизмы
в птичьем замысле зрела она революцая
обращенная отчаянным словоточаем
нежная заповедная новая власть
.
А — в шахтах, как в карманах шорт,
можно было найти лицо новой власти.

СОЗВЕЗДИЕ ПТИЦЫ РЕВАНШ В ФОРМЕ КОВША

законодатель не понимает
есть ли что-то общее между
переплетами и лестничными пролетами

но что-то было
и чувствовалось на языке как песок

тогда он сочиняет новый закон

СЛОВА АНАРХИЯ И АНАФЕМА ПОЧТИ РИФМА
И ПОТОМУ ИЛИ ОБЛАДАЮТ ОБЩИМ СМЫСЛОМ
ИЛИ СОВСЕМ ЛИШЕНЫ ЕГО

— синонимия страшнее чем реваншизм

 говорит ведьма в домике на отшибе

не понаслышке зная что такое оборотничество

она протягивает господину Тсс
лукавый напиток, настоянный на ревне (горькой траве)

господин Тсс делает глотк

первая мысль:

если бы меня звали Меценат, от меня пошло бы слово меценат

вторая мысль, отменяющая первую:

наконец-то смерть — её тень на ладони трясется как мышь

господин Тсс боится
что перестав быть мечтателем
он останется физиологически бесполезным

мышцы обтягивают кости
с новой энергией
кожу охватывает юркая шерсть

до того как волосы стали цвета мышиной возни
госпожа Тсс обладала бархатистой непроницаемостью
на подобии птичьего пера
свежего постельного белья

— каково вам обладать человеком-тайной

его третья мысль.

<...>

читать целиком на Сверхновом Карфагене

тгк авторки

#выбор_нико_железниково

Лиза Хереш

* * *

Доковидные, довоенные снимки Любови Поповой и Варвары Степановой. Дешёвый чартерный рейс в Париж.

Поля до химического оружия, до петлиц в пиджаках леса, до похорон, скарлатинного карантина, до пота на лбу и других ожерелий. Я постараюсь написать их, как пар от трактора, гудение сердца в оленьих заморозках.

Широкое как зевок небо до войны, петухи со скипидарными хохолками, лежащие на небе, как на заевших прищепках, до войны; оспа и паводки.

Месячные до войны, бухты, засыпанные пыльцой и мехом. Двухдневные семена чабреца, отжатые в наших руках.

Гвидо да Сиена после войны, беженцы в сиенских закусочных, Награбленные животные, бычьи артерии и ослиные хвосты, обмотанные во флаги.

Сны до войны, отходящие от головы, как жёлтая малина от колпачка куста. Глаза, которые щипали хвойные кисти, потом длинный свет в ванной, умершие тельца в перчатках.

Атомы до ядерной реакции, стеснённые синяками земли. Их ядра, плавающие, как лимфа, в яблочной скорлупе.

Порох, облокотившийся на фитиль.

Доковидные лыжники, собравшиеся на латинском мосту. Берега Аппеля – вот тебе и лыжня. В июне между ногами моста плавают дрожжи и дротики, гвозди и чёрная рвота.

Довоенная платформа. Незнакомые города, чёрточки букв, как пирсинг бровей.
Люба Попова держит себя за руки, замыкая целое море.

20.12.2024

Источник: личный блог автора

#выбор_Оли_Скорлупкиной

Перечень сцен в артхаусном сценарии, стопка экспериментальных фотоснимков, таймлайн зыбкого сновидения — коллекция неких событий последовательно разворачивается в этом тексте. Упоминание снимков в начале, назывные конструкции и деление на отрезки настраивают на визуальное восприятие: кажется, что сейчас перед мысленным взором читателя пройдёт ряд картин, что представить себе/вообразить — именно то, что пригласит сделать стихотворение. Но всё оказывается сложнее и интереснее: «картинки» по большей части не складываются; как можно увидеть гудение сердца в оленьих заморозках или скипидарные хохолки петухов? Это столь же невозможно, как и невооружённым глазом — атомы (до ядерной реакции, стеснённые синяками земли). Непрозрачность письма, сосредоточенная на парадоксальных складках материи языка, занавешивает зрение — чтобы открыть иные способы умозрительной работы.

В результате в тексте образуются своего рода передышки — длительности, во время которых невозможно что-то себе представить, увидеть внутренним зрением; но только следить за упоительными движениями и трансформациями самой речи. Здесь можно отметить сразу два момента. Во-первых, это инновативно возражает устойчивым ожиданиям от поэтического текста, чью способность нарисовать в голове картинку принято воспринимать как безусловное достоинство и даже, возможно, условие художественной удачи. Во-вторых, сейчас визуальный канал восприятия предельно перегружен фото- и видеоконтентом во главе с кадрами военных действий, разрушений, мёртвых тел, катастроф, стихийных бедствий: калейдоскоп их образов не только беспрестанно окружает, но и вращается в памяти, продолжает вставать перед глазами, проникает в бессознательное и сны. Поэзия открывает лазейки в инобытие, чтобы вернуть нас по истечении текста в бытие не такими, как прежде, — и здесь по тому же принципу даёт утешительную передышку. Подожди, сейчас можно не видеть и не представлять — но открывать иные, полные фантастической внутренней свободы возможности взаимодействия с языком, миром и собой. (Как до войны?) Ненадолго прикрыть глаза, припасть к этой свободе — и снова идти и смотреть.

Кстати о времени: разнообразные точки его отсчёта рассыпаны по всему стихотворению; перефразируя Блока, на их остриях и растянуто пространство для языкового и перцепционного эксперимента. До войны, до ковида, до химического оружия, до ядерной реакции, после войны. Персонажи из 1920-х оказываются в доковидном времени — и ведь не поспоришь; а настойчивый предлог «до» перетекает в иную свою ипостась, доводя до пота на лбу. Из каждой точки отсчёта внахлёст простираются «до» и «после», их волны набегают друг на друга, и где-то между ними и везде, на пересечении электромагнитных полей — этот самый момент «сейчас», момент решимости: я постараюсь написать их.

#комментарий_Оли_Скорлупкиной

А вот и подарок нам всем в утешение. Монография Stephanie Sandler The Freest Speech in Russia: Poetry Unbound, 1989–2022 (Princeton University Press, 2024; 408 страниц). Список поэтов, чьи имена вынесены в названия главок:

Елизавета Мнацаканова
Геннадий Айги
Михаил Ерёмин
Иосиф Бродский
Дмитрий А. Пригов
Лев Рубинштейн
Аркадий Драгомощенко
Ольга Седакова
Елена Шварц
Владимир Аристов
Фаина Гримберг
Борис Херсонский
Сергей Магид
Елена Фанайлова
Григорий Дашевский
Лида Юсупова
Сергей Круглов
Мария Степанова
Дмитрий Голынко
Фёдор Сваровский
Анна Глазова
Ника Скандиака
Михаил Гронас
Кирилл Медведев
Екатерина Симонова
Дарья Суховей
Кети Чухров
Мара Маланова
Павел Арсеньев
Василий Бородин
Галина Рымбу

И послесловие: «Поэзия и свобода после 24 февраля 2022 года».

Егор Лау

мало кто понимает красоту

девушка роняет глобус в могилу
думает
где хоронить место

если я хожу всюду
кладбищ не существует
если меня нет
кладбищ не существует

она такая милая
очень нравится её свитер

часть первая
где люди смотрят фильмы
что ненавидят

фильмам свойственно ненавидеть людей
подобно больному
что вынужден есть

зритель проходит перед экраном
унося часть изображения на лице
белое полотно корчится
от пустоты на себе

часть третья
где все оказываются связаны

в груди парня нашли додекаэдр
ржавый металл
фигура умеет запрещать заполнять
и конечно же размножаться

когда парнем говорит что-то
похуже сердца
он вынужден прикрывать рот
время от времени
плоть от плоти

часть вторая
где мы оказываемся свободны
и шьём себе свитеры
называем их одинаковыми
заранее зная
что ржавчина –
это просто оранжевый
а глобус остался в воздухе

включился свет
фильм увидел зрителя и закончился

Источник: личный тг-канал поэта

#выбор_Валерия_Горюнова

Чтобы разобраться в стихотворении Егора Лау, нужно развязать и связать заново все возникающие в произведении нити. Самая простая из них: это стихотворение о природе кино, где фильм и субъект, и пространство. О последнем, на мой взгляд, автор говорит с помощью метафоры похорон глобуса: героиня кладёт изображение Земли в землю, точно так же, как и фильм проецирует карту жизни или её воображаемые фрагменты на жизнь человека (меньшее в большее). Субъектность фильма — первый твист стихотворения ("где люди смотрят фильмы что ненавидят"). Оказывается, что фильм ненавидит людей, хотя эти чувства явно взаимны: кино остаётся на лицах, рождая зависть из-за несоответствия мира в кадрах и повседневности, а фильм завидует людям, потому что не может стать жизнью, а является полотном-свитером, сшитым из монтажных решений и непроживаемых событий, т. е. кино отражает других, не проживая себя. Фильм — субъект-призрак, об этом говорит второй твист (здесь вмешивается и словесная многозначность): "подобно больному что вынужден есть" — к очевидному значению последнего слова добавляется "есть" = "быть". В отличие от человека фильм вынужден существовать и воспроизводиться не по своей воле, как дух не может покинуть землю.

Вторая нить стихотворения — фабула киноленты, похожей на мелодраму вроде "Куда приводят мечты": герой умирает и переживает встречу с любимой в качестве призрака ("если меня нет кладбищ не существует"). Но сюжет сложнее: мы начинаем смотреть с похорон и постепенно касаемся жизней героев через флешбэки (часть 2, 3), что появляются непоследовательно (часть 3 находится перед 2 частью). Сначала становится ясно, что все связаны, и возникает третий и главный твист, что связь — не только свитеры и любовь героев, а герои связаны, как свитеры, друг с другом, с природой кино и со зрителями. Последние "уносят часть изображения на себе", заставляя "полотно корчиться" от боли из-за вырезанной дыры (фильм влияет на зрителя, а тот оставляет на нём только мгновение своей тени).

Появление "фигуры" (геометрического и металлического "додекаэдра" вместо сердца и мистического "что-то", "запрещающего" и говорящего парнем), возможно, раскрывает нам природу "красоты", что стремится преобразить жизнь, пренебрегая естественностью в угоду гармонии, что не заметно персонажам, но видится со стороны (зрителями) и при преодолении 4-й стены (героем). Смерть, таким образом, становится выходом персонажа за пределы фильма и пониманием замысла, и, вероятно, встречей с режиссёром. Во второй части ничего подобного нет, в ней герои идиллически наслаждаются жизнью и любовью.

Третья нить, на мой взгляд, связывает первую и вторую в размышление о предопределенности (как формы несвободы) фильма, о которой не знают персонажи и зрители в кинотеатре, и о предопределенности жизни, о которой мы тоже ничего не знаем, пока не досмотрим себя до конца. А после включения света, возможно, обнаружим, что за нами всё это время следили призрачные "другие", создавая и наблюдая сюжетные повороты.

Если связать заново все эти нити, получится бесконечное зеркало. Замысел и герои фильма раскроются в конце, и зрители уйдут из кинотеатра в свои собственные фильмы, которые, может быть, смотрят другие зрители, а те, возможно, тоже являются персонажами. Субъектность творческой материи при этом остаётся проигнорированной. Но интереснее всего, что весь этот свитер связей воплощён в форме стихотворения, следовательно и оно может смотреть на читателя и автора и их ненавидеть. А это уже заявка на сиквел.

#комментарий_Валерия_Горюнова

Даня Соболева

Рыцарь берёзы
баллада

Подбитые густой снежной плесенью тучи
пронеслись над равнинами
и выстроились над мерцающими городскими кварталами.
Готовые к бою порядки
соответствовали пожелтелым прожилкам улиц.

Слишком многие граждане развели у себя в головах многоногие и тонкоусые мысли,
Слишком многие намертво замарали кухонные конфорки невкусной едой,
Слишком многие заварили в себе завистливое презрение к ближнему и презрительную ненависть
к лицам средней и большой дальностей.
Правительственный указ
мог бы спасти положение,
Но атомизированное усоносное и конфоромаркое общество не прислушивается к словам правительства —
Точно так,
как оно не приглядывается
к числам термометра
и показаниям старенького спидометра.
И вот окаменевшие над головами войска
Приступают к движению,
Спускаются вниз,
С треском брони приземляясь на плитку,
Игнорируя дорожные указания,
Следуя раннее полученным распоряжениям.

———
——— ветер распахивает окно,
——— вместе с туманом и сыростью в него вносятся листья,
——— они говорят:
———
——— я рыцарь берёзы
——— я латник одетый в кору
——— ногами асфальт перерезав
——— ступаю в сырую траву
———
——— отправил коня своего
——— по улицам жёлтой столицы
——— с седлом из серёжек зелёных
——— в витрины лягаться и биться
———
——— на мне золотящийся шлем
——— и воском блестит рукоятка
——— меча над твоей головой
——— сыграем желтушечка в прятки
———

Разлепить глаза тяжело —
В отсыревшей за ночь комнате
начинается конъюнктивит.
Утро.
На моей конфорке
ржавые вчерашние пятна.
Небо глядит в окно.

источник: личный блог (@shestikrilje)

#выбор_Лизы_Хереш

Стихотворение Дани Соболевой, как положено балладе, боится природы и считает её источником опасностей – в данном случае оно, становясь еще одной ветвью (pun intended) государственной власти, осуществляет репрессии против инакомыслящих (мыслящих многоногих и тонкоусых) граждан.

Интересным мне тут кажется и то, что общественное непослушание, глухота к постановлениям правительства, стоит в одном ряду с равнодушием к показателям температуры или скорости ветра (Точно так, / как оно не приглядывается / к числам термометра / и показаниям старенького спидометра). В рецензии на “Дневник погоды” Алексея Конакова критик Александр Марков замечает две “школы” ведения погодного дневника – московский, противостоящий абсурду действительности; ленинградский, запечатляющий “уязвимость, хрупкость, уничижение человека”. В любом случае фиксация естественного помогала обозреть и как бы присвоить часть мира, являющуюся “внеидеологическим остатком”, будь это землетрясения в заметках Леона Богданова или изучение созвездий в дневниках Елены Шварц.

Стихотворение Соболевой действует противоположным образом – термометры, градусники и прогнозы погоды оказываются такими же ограничивающими инструментами оценки среды, как и правительственный указ. Эти инструменты регламентируют пространство, создают особый язык его описания (температура по цельсию или фаренгейту; миллиметры ртутного столба) и заставляют остальных вести себя в соответствии с предсказанной погодой или показателями атмосферного давления. Равнодушие жителей городских кварталов к этим показателям – последняя степень деполитизации, после которой природа начинает своё согласованное с правительством телесное вторжение на уровне человеческого тела – аллергических реакций, конъюнктивита, крапивницы.

Разлинованная строфа, помещающая строчки рядом со стволом берёзы, может быть проинтерпретирована как пространственный указатель постепенного спуска рыцаря берёзы от кроны деревьев вниз, к окнам жителей. Эта же строфа даёт голос самому рыцарю – он говорит стихами, часто трёхстопным амфибрахием, и балладным, и воинственным, и шуточным размером, связанным с традицией перевода текстов Гейне. Расплата за атомизацию на риторическом уровне приходит с помощью метра, соединяющего в себе культурную память о множестве текстов.

#комментарий_Лизы_Хереш