Forwarded from Новая Каллипига
Искусство Николая Полисского... которое мы потеряли
Реплика «Лихоборских ворот», созданная Николаем Полисским специально для Музея PERMM и установленная в 2011 году близ центрального железнодорожного вокзала, в сквере 250-летия Перми, не является самоцитированием, как может показаться на первый взгляд.
Полисский, создавая свои «народные тетрапилоны», манифестирующие гармонию природного и рукотворного, в том числе исследует влияние материала на восприятие масштаба скульптуры. И «Лихоборские ворота», и «Пермские ворота» имеют одинаковые габариты – 12х12х12 м, но при этом первый арт-объект кажется более легким и вытянутым, а второй – более массивным и приземистым. Все благодаря использованным стройматериалам: арка в Перми сконструирована из 5200 еловых бревен, хаотично скрепленных между собой.
В интервью «Российской газете» Николай Полисский так прокомментировал идею своего произведения: «Меня поразили две вещи – красивейшая река Кама и обилие лесов. Я узнал, что когда-то лес сплавляли по Каме, и у меня родился образ, как структурированная масса леса из воды поднимается наружу и материализуется в хаотичную структуру. Поэтому и сделал “Пермские ворота” из грубой ели, которая структурирована в виде ворот. Выглядит все это как висящие в воздухе бревна, словно вознесшиеся из воды на небо».
«Пермские ворота» изначально задумывались как временный арт-объект с расчетным сроком службы в пять лет,однако они до сих пор украшают пермский сквер – музей считает важным сохранить их как ценное произведение искусства.
Реплика «Лихоборских ворот», созданная Николаем Полисским специально для Музея PERMM и установленная в 2011 году близ центрального железнодорожного вокзала, в сквере 250-летия Перми, не является самоцитированием, как может показаться на первый взгляд.
Полисский, создавая свои «народные тетрапилоны», манифестирующие гармонию природного и рукотворного, в том числе исследует влияние материала на восприятие масштаба скульптуры. И «Лихоборские ворота», и «Пермские ворота» имеют одинаковые габариты – 12х12х12 м, но при этом первый арт-объект кажется более легким и вытянутым, а второй – более массивным и приземистым. Все благодаря использованным стройматериалам: арка в Перми сконструирована из 5200 еловых бревен, хаотично скрепленных между собой.
В интервью «Российской газете» Николай Полисский так прокомментировал идею своего произведения: «Меня поразили две вещи – красивейшая река Кама и обилие лесов. Я узнал, что когда-то лес сплавляли по Каме, и у меня родился образ, как структурированная масса леса из воды поднимается наружу и материализуется в хаотичную структуру. Поэтому и сделал “Пермские ворота” из грубой ели, которая структурирована в виде ворот. Выглядит все это как висящие в воздухе бревна, словно вознесшиеся из воды на небо».
«Пермские ворота» изначально задумывались как временный арт-объект с расчетным сроком службы в пять лет,
Forwarded from Деньги в искусство
#чтогдекогда
Пермские ворота. Наиля Аллахвердиева о феноменологии объекта и реакции пермчан на его разрушение:
— В чем заключается феномен Пермских ворот?
— Это необычное, уникальное и, наверное, самое значительное произведение Николая Полисского с точки зрения его масштаба и энергии. Дело не только в размерах, но и в том, что в качестве материала были использованы еловые бревна, воспроизводящие образы пермских сплавов и тяжелого труда и жизни на территории города. Важно, что объект, вызывающий довольно мощные эмоции и переживания, стал символом города.
Он растиражирован на тысячах сувениров, которые продаются в городских магазинах, на железнодорожном вокзале и в порту Большое Савино. Кроме того, он работал всегда как символ города на проходящие поезда Трансибирской магистрали, давая возможность маркировать территорию. В этой зоне нет никаких образных идентификаторов, которые можно было бы опознавать как пермские знаки.
Помимо символической функции, это большой тактильный средовой объект: туда можно было попасть внутрь, в нем можно было погулять, сквозь него можно посмотреть на небо. Эти свойства позволили воротам открыться в качестве архетипа писания на дереве – все бревна нижнего яруса были полностью исписаны: люди вырезали свои имена, города, откуда они приехали. Это превратилось в очень открытую поверхность, где каждый мог оставить своё.
— Как бы вы охарактеризовали реакцию общественности на произошедшее?
— Судя по реакции в социальных сетях и по тому, как городские медиа об этом писали, то видно, что город пережил демонтаж довольно драматично. Многие из тех, кто находились в этот момент на площадке, говорили о том, что это было довольно тягостное зрелище. Возможно, сам факт демонстративного разрушения, невзирая на все аргументы, связанные с необходимостью такого процесса, стал довольно жёстким визуальным образом.
Кроме того, город не успел подготовиться к этой ситуации несмотря на то, что был опубликован городскими чиновниками релиз, в котором объяснялась необходимость этого действия. Пермские ворота находятся на территории будущей городской развязки, которая и правда строится довольно стремительно. Ситуация довольно объективная, поэтому с ней сложно что-то сделать.
Я думаю, что проблема больше находится в обсуждении: ключевой эмоциональный фактор связан с тем, что последние 10 лет в Перми исчезают довольно значительные, знаменитые арт-объекты. С наших улиц исчезли красные человечки, хотя художник Андрей Люблинский до сих пор позиционируется как автор «тех самых» пермских человечков. У нас постепенно руинируются и исчезают какие-то другие объекты из пермской паблик-арт программы. И вот настало время Пермских ворот – самого монументального произведения.
На горизонте не появляются пока альтернативы, которые бы успокаивали горожан, которые неравнодушны к современному искусству. Пока не нарисован некий горизонт, в котором подобные произведения будут повторяться или создаваться новые истории.
— Почему важно замечать лэнд-арт (и его отсутствие) в городе?
— С одной стороны, такие памятники проявляют уникальность территории, а с другой – помогают работать на развитие городского воображения. В этом смысле это очень гибкий инструмент творчества, гораздо более гибкий, чем архитектурное проектирование. Конечно важно, чтобы современное искусство имело возможность дальше быть представленным в городской среде, поскольку это мощнейший инструмент популяризации – всё-таки это тот опыт, который люди не получили в течение XX века.
Последнее, что выдали в соцсети – прощальную речь Пермских ворот, которую невозможно читать без слез. Совершенно неожиданно получился массовый флешмоб, где люди стали разбирать бревна со шпильками на память. Потом они стали и появляться на авито. Я очень надеюсь, что весь этот резонанс, который сейчас происходит, все-таки повлияет на решение городских и краевых чиновников. С Колей мы это обсуждали, и Коля не против. Но для того, чтобы дальше художник мог думать, позиция региона должна быть совершенно конкретной, потому что нет ничего хуже, чем просто что-то фантазировать в стол.
Пермские ворота. Наиля Аллахвердиева о феноменологии объекта и реакции пермчан на его разрушение:
— В чем заключается феномен Пермских ворот?
— Это необычное, уникальное и, наверное, самое значительное произведение Николая Полисского с точки зрения его масштаба и энергии. Дело не только в размерах, но и в том, что в качестве материала были использованы еловые бревна, воспроизводящие образы пермских сплавов и тяжелого труда и жизни на территории города. Важно, что объект, вызывающий довольно мощные эмоции и переживания, стал символом города.
Он растиражирован на тысячах сувениров, которые продаются в городских магазинах, на железнодорожном вокзале и в порту Большое Савино. Кроме того, он работал всегда как символ города на проходящие поезда Трансибирской магистрали, давая возможность маркировать территорию. В этой зоне нет никаких образных идентификаторов, которые можно было бы опознавать как пермские знаки.
Помимо символической функции, это большой тактильный средовой объект: туда можно было попасть внутрь, в нем можно было погулять, сквозь него можно посмотреть на небо. Эти свойства позволили воротам открыться в качестве архетипа писания на дереве – все бревна нижнего яруса были полностью исписаны: люди вырезали свои имена, города, откуда они приехали. Это превратилось в очень открытую поверхность, где каждый мог оставить своё.
— Как бы вы охарактеризовали реакцию общественности на произошедшее?
— Судя по реакции в социальных сетях и по тому, как городские медиа об этом писали, то видно, что город пережил демонтаж довольно драматично. Многие из тех, кто находились в этот момент на площадке, говорили о том, что это было довольно тягостное зрелище. Возможно, сам факт демонстративного разрушения, невзирая на все аргументы, связанные с необходимостью такого процесса, стал довольно жёстким визуальным образом.
Кроме того, город не успел подготовиться к этой ситуации несмотря на то, что был опубликован городскими чиновниками релиз, в котором объяснялась необходимость этого действия. Пермские ворота находятся на территории будущей городской развязки, которая и правда строится довольно стремительно. Ситуация довольно объективная, поэтому с ней сложно что-то сделать.
Я думаю, что проблема больше находится в обсуждении: ключевой эмоциональный фактор связан с тем, что последние 10 лет в Перми исчезают довольно значительные, знаменитые арт-объекты. С наших улиц исчезли красные человечки, хотя художник Андрей Люблинский до сих пор позиционируется как автор «тех самых» пермских человечков. У нас постепенно руинируются и исчезают какие-то другие объекты из пермской паблик-арт программы. И вот настало время Пермских ворот – самого монументального произведения.
На горизонте не появляются пока альтернативы, которые бы успокаивали горожан, которые неравнодушны к современному искусству. Пока не нарисован некий горизонт, в котором подобные произведения будут повторяться или создаваться новые истории.
— Почему важно замечать лэнд-арт (и его отсутствие) в городе?
— С одной стороны, такие памятники проявляют уникальность территории, а с другой – помогают работать на развитие городского воображения. В этом смысле это очень гибкий инструмент творчества, гораздо более гибкий, чем архитектурное проектирование. Конечно важно, чтобы современное искусство имело возможность дальше быть представленным в городской среде, поскольку это мощнейший инструмент популяризации – всё-таки это тот опыт, который люди не получили в течение XX века.
Последнее, что выдали в соцсети – прощальную речь Пермских ворот, которую невозможно читать без слез. Совершенно неожиданно получился массовый флешмоб, где люди стали разбирать бревна со шпильками на память. Потом они стали и появляться на авито. Я очень надеюсь, что весь этот резонанс, который сейчас происходит, все-таки повлияет на решение городских и краевых чиновников. С Колей мы это обсуждали, и Коля не против. Но для того, чтобы дальше художник мог думать, позиция региона должна быть совершенно конкретной, потому что нет ничего хуже, чем просто что-то фантазировать в стол.
Forwarded from Деньги в искусство
#чтогдекогда
Пермские ворота. Николай Полисский о разрушении своих объектов и будущих проектах:
Последние дни в социальных сетях распространились ужасные кадры с разрушением Пермских ворот Николая Полисского. Мы решили обратиться с интересующими нас вопросами к первоисточникам и поговорили с Николаем Полисским и Наилей Аллахвердиевой о случившемся и его последствиях:
– Как вы узнали о том, что ваши объекты разрушают?
— Про снос Пермских ворот я уже знал какое-то время — Наиля говорила, что собираются там что-то строить. Я не знал когда это точно произойдет, но в принципе был готов. Более того меня просили уже придумать нечто новое. Когда удастся реализовать не ясно, но я надеюсь что-то будет. Пока очевидно одно — власть не знает, как с такими вещами обращаться. В Москве, например, ворота стояли черные, их не могли помыть. Это не бронзовые Ленин или Пушкин, которых уже научились оттирать от голубиного помета. Современная культурная жизнь должна быть более заметной и более активной, но это, к сожалению, не скорый процесс.
— Вы сказали, что к вам обращались с запросами, чтобы придумать что-то новое, но насколько действительно этот диалог ведётся?
— Такой диалог есть. Сейчас, например, ведутся переговоры, когда мне поехать в Нижний Новгород для проекта. Инициаторы не из власти, но они есть и готовы такие обсуждения создавать. Например, Шалва Бреус, у которого там завод.
Я верю, что в Никола-Ленивце мы держим свечу и не даем ей погаснуть, чтобы молодые художники приезжали и видели, что они могут делать, а чиновники приезжали и начинали хотеть себе что-то из увиденного. Мы живем в огромной стране, где необходимо воспитывать больше авторов, с чьими проектами мы сможем выходить в мир. Нужно воспитывать поколение вне малогабаритных квартир, а на бескрайней природе, которую бы они чувствовали и понимали.
Раньше я охватывал огромные физические пространства – просто хотел и ставил объекты. А сейчас, конечно, требуется связь с хозяевами земли. Один я с таким освоением справиться не смогу, нужно больше заинтересованных для преображения нашей не сильно ухоженной территории.
— Вы начали рассказывать про малогабаритные квартиры и бескрайние пространства. А нет ли у вас такого места, где бы вы хотели что-то создать?
Всегда стараюсь мечтать о чем-то реальном. Я много где успел поставить свои объекты — и во Франции, и в Японии, где я, кстати, недавно был для обсуждения нового проекта. Вниманием я сам не обижен, обычно мне что-то предлагается и я исхожу из места.
У меня есть предложения, но я один со всем не справлюсь. Я всегда привожу дурацкий пример про черепашек — в какой террариум их посадить, такого размера они и вырастят. Так и с нашими художниками, им надо дать простора. Обществу выгодно их воспитать, чтобы сами люди могли свободно видеть объекты в открытых пространствах. У нас в Никола-Ленивце сейчас теплое время — вокруг большое количество людей, которые ходят, смотрят, щупают. Но мы одни, а надо больше.
— Где вам органичнее работать — в городской среде или на природе?
Наверное, все-таки на природе. У меня был опыт удачной работы в Тайване на металлургическом предприятии, а в Новосибирске аналогичная история не получилась. В обоих случаях была своя среда, созданная человеком, куда я пытался с разной степенью успеха вписаться. Если я делаю что-то в городе, то, конечно, учитываю большее количество обстоятельств.
Я работал и в галереях — там еще больше ограничений по весу и по размеру. Осенью с Ольгой Свибловой готовим выставку — это тоже отдельная лаборатория. Всегда важно соединиться с местом и где-то это получается лучше, а где-то хуже.
– В одном из своих старых интервью вы говорили: «Место моих произведений – в памяти». Что для вас означает не естественное разрушение объектов, а насильственное?
— Кому-то суждено быть создателем, кому-то свойственно разрушать. Мне ломать что-либо сложно, особенно свое. Однажды мы сжигали объект и я понял, что просто не смогу это сделать своими руками, тогда я попросил одного парня из нашей команды побыть Геростратом, и он с радостью взялся. Каждому своя задача.
Пермские ворота. Николай Полисский о разрушении своих объектов и будущих проектах:
Последние дни в социальных сетях распространились ужасные кадры с разрушением Пермских ворот Николая Полисского. Мы решили обратиться с интересующими нас вопросами к первоисточникам и поговорили с Николаем Полисским и Наилей Аллахвердиевой о случившемся и его последствиях:
– Как вы узнали о том, что ваши объекты разрушают?
— Про снос Пермских ворот я уже знал какое-то время — Наиля говорила, что собираются там что-то строить. Я не знал когда это точно произойдет, но в принципе был готов. Более того меня просили уже придумать нечто новое. Когда удастся реализовать не ясно, но я надеюсь что-то будет. Пока очевидно одно — власть не знает, как с такими вещами обращаться. В Москве, например, ворота стояли черные, их не могли помыть. Это не бронзовые Ленин или Пушкин, которых уже научились оттирать от голубиного помета. Современная культурная жизнь должна быть более заметной и более активной, но это, к сожалению, не скорый процесс.
— Вы сказали, что к вам обращались с запросами, чтобы придумать что-то новое, но насколько действительно этот диалог ведётся?
— Такой диалог есть. Сейчас, например, ведутся переговоры, когда мне поехать в Нижний Новгород для проекта. Инициаторы не из власти, но они есть и готовы такие обсуждения создавать. Например, Шалва Бреус, у которого там завод.
Я верю, что в Никола-Ленивце мы держим свечу и не даем ей погаснуть, чтобы молодые художники приезжали и видели, что они могут делать, а чиновники приезжали и начинали хотеть себе что-то из увиденного. Мы живем в огромной стране, где необходимо воспитывать больше авторов, с чьими проектами мы сможем выходить в мир. Нужно воспитывать поколение вне малогабаритных квартир, а на бескрайней природе, которую бы они чувствовали и понимали.
Раньше я охватывал огромные физические пространства – просто хотел и ставил объекты. А сейчас, конечно, требуется связь с хозяевами земли. Один я с таким освоением справиться не смогу, нужно больше заинтересованных для преображения нашей не сильно ухоженной территории.
— Вы начали рассказывать про малогабаритные квартиры и бескрайние пространства. А нет ли у вас такого места, где бы вы хотели что-то создать?
Всегда стараюсь мечтать о чем-то реальном. Я много где успел поставить свои объекты — и во Франции, и в Японии, где я, кстати, недавно был для обсуждения нового проекта. Вниманием я сам не обижен, обычно мне что-то предлагается и я исхожу из места.
У меня есть предложения, но я один со всем не справлюсь. Я всегда привожу дурацкий пример про черепашек — в какой террариум их посадить, такого размера они и вырастят. Так и с нашими художниками, им надо дать простора. Обществу выгодно их воспитать, чтобы сами люди могли свободно видеть объекты в открытых пространствах. У нас в Никола-Ленивце сейчас теплое время — вокруг большое количество людей, которые ходят, смотрят, щупают. Но мы одни, а надо больше.
— Где вам органичнее работать — в городской среде или на природе?
Наверное, все-таки на природе. У меня был опыт удачной работы в Тайване на металлургическом предприятии, а в Новосибирске аналогичная история не получилась. В обоих случаях была своя среда, созданная человеком, куда я пытался с разной степенью успеха вписаться. Если я делаю что-то в городе, то, конечно, учитываю большее количество обстоятельств.
Я работал и в галереях — там еще больше ограничений по весу и по размеру. Осенью с Ольгой Свибловой готовим выставку — это тоже отдельная лаборатория. Всегда важно соединиться с местом и где-то это получается лучше, а где-то хуже.
– В одном из своих старых интервью вы говорили: «Место моих произведений – в памяти». Что для вас означает не естественное разрушение объектов, а насильственное?
— Кому-то суждено быть создателем, кому-то свойственно разрушать. Мне ломать что-либо сложно, особенно свое. Однажды мы сжигали объект и я понял, что просто не смогу это сделать своими руками, тогда я попросил одного парня из нашей команды побыть Геростратом, и он с радостью взялся. Каждому своя задача.
#естьчто-тохорошее Хорошие новости из «Гаража» https://www.theartnewspaper.ru/posts/20240624-nbdg/
The Art Newspaper Russia
«Гараж» покажет свою коллекцию в формате открытого хранения
Музей современного искусства «Гараж», который приостановил работу над выставками два года назад, объявил о старте проекта «Открытое хранение. Пролог» этой осенью
#естьчтотохорошее и из усадьбы Останкино https://www.theartnewspaper.ru/posts/20240624-jakp/
The Art Newspaper Russia
Усадьбу Останкино отреставрируют к 2028 году
В Останкинском дворце — с его единственным в своем роде деревянным театром XVIII века с подлинными интерьерами — полным ходом идет реставрация. Первые результаты работ, которые планируют завершить к 2028 году, показали журналистам
#всяжизньсплошнойперформанс Мне прислали красивые фотографии ужина-перформанса в честь открытия выставки Ирины Затуловской в Суздале. Всю эту гастрономию-как-искусство придумывает команда Applied Ingredients Ивана Дубкова. Чудесное действо происходило чуть больше недели назад в волшебном месте - ГЭС на Нерли. Владимирская область. На одном из фото меня можно узнать по полосатой кофте. Больше всего я жалела, что не взяла купальник. Между переменами блюд некоторые гости успевали искупаться в речке. Эх!
Forwarded from @Isyumskaya (Marina Iziumskaia)
Сегодня в нью-йоркском госпитале скончался хороший поэт Бахыт Кенжеев (1950-2024).
***
Возвращаясь с поминок, верней, с похорон,
подбираешь к ним рифму (допустим, харон,
ахеронт, или крылья вороньи),
обернёшься и ахнешь: голы тополя.
Как кружится над ними сухая земля,
как сгущается потусторонний
холодок! Передёрнешь плечами. Вздохнёшь.
Ах, как режет капусту хозяйственный нож –
тонко-тонко. Притихла? Что, грустно?
Не беда, мы ещё поживём, не умрём,
не взойдём, уходя, на ахейский паром,
будем моцарта слушать, искусством
наслаждаться. Ау, тополя, для чего
превращали вы солнечный свет в вещество
деревянное? Ветр завывает,
и внезапно, что пушкинский поп от щелчка,
понимаешь, как здешняя жизнь – коротка,
а другой не бывает
***
Возвращаясь с поминок, верней, с похорон,
подбираешь к ним рифму (допустим, харон,
ахеронт, или крылья вороньи),
обернёшься и ахнешь: голы тополя.
Как кружится над ними сухая земля,
как сгущается потусторонний
холодок! Передёрнешь плечами. Вздохнёшь.
Ах, как режет капусту хозяйственный нож –
тонко-тонко. Притихла? Что, грустно?
Не беда, мы ещё поживём, не умрём,
не взойдём, уходя, на ахейский паром,
будем моцарта слушать, искусством
наслаждаться. Ау, тополя, для чего
превращали вы солнечный свет в вещество
деревянное? Ветр завывает,
и внезапно, что пушкинский поп от щелчка,
понимаешь, как здешняя жизнь – коротка,
а другой не бывает