Я люблю Алана Касоева. И с удовольствием повторю когда-то родившийся во мне текст. Не знаю, смогу ли я что-то когда-нибудь к этим словам добавить. Наверное, нет, потому что я это выдохнула за минуту или две. Ну, ладно, за три, но не больше. Если читали, то простите, пожалуйста, за повтор. Просто мне захотелось всем вам напомнить о том, какие у нас есть таланты. Они на прямой связи с ТЕМИ, которые… С ТЕМИ, которые!
Итак. Алан Касоев. Сын художника Лаврентия Касоева. Поцелованный Богом и предками, исключительно одаренный и невозможно талантливый художник.
Его творчество — это эпос! Причем, уровня нартского, античного, не дошедшего до нас и нереального, казалось бы, в наше время… Но вот же! Есть! Существует! Можно посмотреть…
Итак. Алан Касоев. Сын художника Лаврентия Касоева. Поцелованный Богом и предками, исключительно одаренный и невозможно талантливый художник.
Его творчество — это эпос! Причем, уровня нартского, античного, не дошедшего до нас и нереального, казалось бы, в наше время… Но вот же! Есть! Существует! Можно посмотреть…
Работы Алана — это состояние, когда нет границ, когда лист и дерево — единое целое, когда мать и дитя врастают друг в друга, когда Человек и созданное им — часть природы, а природа — родина творчества… Это когда низ и верх — одно, когда все стремится в центр, а центр непрерывно расширяется и распадается на атомы… Это когда Творец ищет Бога, а Бог реализуется через Творца.
Художник так глубоко ныряет и так высоко взлетает, что мелкие детали обретают вселенский масштаб, а мир отражается в капле воды или в прожилках самого неказистого цветка.
Художник так глубоко ныряет и так высоко взлетает, что мелкие детали обретают вселенский масштаб, а мир отражается в капле воды или в прожилках самого неказистого цветка.
Складывается ощущение, что автор сжал всю осетинскую культуру и историю в своих сильных ладонях, смял, скрутил, сделал бусину (цыкурайы фæрдыг?), обернул белоснежной ватой, которую так ценили наши предки, а потом пронес ее по всем вершинам, искупал во всех озерах и родниках, подержал над дымом костра, который развели пастухи, чтобы поужинать шашлыком, ополоснул в молоке, а потом, когда бусина вобрала в себя всю красоту и мудрость нашего прошлого, бросил ее высоко вверх, к звездам… И оттуда, с неба, к художнику стали приходить образы, которые он взахлеб переносит на бумагу или холст, чтобы ничего не забыть.
Это СО-ТВОРЕНИЕ мира, вот что это такое! Это чудо и потрясение. Такого просто не может быть! И земных слов для этого точно нет. Только молитва и эпос, который очень на молитву похож.
Эта ниша находится в мастерской Аслана Дзиова. Она крохотная: примерно двадцать сантиметров на тридцать. И все, что там внутри, надо в миллиметрах измерять. А под нишей - волшебный краник, откуда льется арака. Тоненькой струечкой))) Это же надо было такое соорудить... Гении - они такие. Как напридумывают!
Напротив ЦУМа продают то ли шаурму, то ли что-то в этом роде. И такие ладошки поставили для денег. Необычно. Улыбательно.
Слежу потихонечку за тем, как хорошеет будущее кафе на проспекте Мира. Люстры - "чашечные", плитка - обалденная... Про лестницу уже писала... Будет светло и уютно. Скоро-скоро...
- Тамир Салбиев. «Коста. Моление о чаше».
Отражением смены места и роли Коста Хетагурова в общественном поле можно считать другой памятник, не так давно установленный во Владикавказе и вызвавший жаркую полемику. Это городская скульптура, выполненная нашим современником В.Б.Соскиевым, которая фактически знаменует новый этап в понимании потомками наследия их великого земляка… Эта скульптура в некоторых своих деталях перекликается с описанным выше памятником, поскольку на поэте тот же привычный уже национальный костюм, включающий войлочную бурку. Однако она имеет ряд принципиальных отличий, в которых можно видеть отражение коренной перемены в восприятии его образа.
Следует заметить, то здесь поэт сошел с пьедестала, и это делает его таким же земным человеком, любого из тех, кто, гуляя по аллее, проходит мимо его памятника. Теперь мы имеем дело не с монументальным, а с камерным произведением, ставшим частью городской среды и по своему масштабу соразмерную человеку. Хотя теперь он лишен своей прежней физической мощи, заметны пульсирующие вены, отражающие напряженную внутреннюю сосредоточенность: духовное начало явно превалирует над физическим…
Отражением смены места и роли Коста Хетагурова в общественном поле можно считать другой памятник, не так давно установленный во Владикавказе и вызвавший жаркую полемику. Это городская скульптура, выполненная нашим современником В.Б.Соскиевым, которая фактически знаменует новый этап в понимании потомками наследия их великого земляка… Эта скульптура в некоторых своих деталях перекликается с описанным выше памятником, поскольку на поэте тот же привычный уже национальный костюм, включающий войлочную бурку. Однако она имеет ряд принципиальных отличий, в которых можно видеть отражение коренной перемены в восприятии его образа.
Следует заметить, то здесь поэт сошел с пьедестала, и это делает его таким же земным человеком, любого из тех, кто, гуляя по аллее, проходит мимо его памятника. Теперь мы имеем дело не с монументальным, а с камерным произведением, ставшим частью городской среды и по своему масштабу соразмерную человеку. Хотя теперь он лишен своей прежней физической мощи, заметны пульсирующие вены, отражающие напряженную внутреннюю сосредоточенность: духовное начало явно превалирует над физическим…
Заслуживает внимания и то, что в публичном месте поэт сидит с непокрытой головой… Неоднозначная оценка этой скульптуры общественностью Осетии и развернувшиеся вокруг ее установки горячие споры (вплоть до требований ее демонтажа), в целом являются ясным свидетельством того, насколько важную роль образ Коста продолжает играть в пространстве национальной культуры…
Этот памятник представляет нам поэта уже не с парадной, торжественной стороны, величественного и непоколебимого, а в сугубо человеческом измерении, когда присутствуют и боль, и страдание, и беззащитность, и телесная немощь. Его взгляд обращен в себя, он погружен в свои размышления, хотя и открыт миру, на что указывает сама его поза: правая рука лежит на верхней планке спинки скамейки, место рядом с поэтом свободно. Хотя скульптура не несет в себе никаких религиозных символов, она открывает новый этап в восприятии Коста, а именно, духовный, который с неизбежностью предполагает постановку вопроса о его религиозности.
Этот памятник представляет нам поэта уже не с парадной, торжественной стороны, величественного и непоколебимого, а в сугубо человеческом измерении, когда присутствуют и боль, и страдание, и беззащитность, и телесная немощь. Его взгляд обращен в себя, он погружен в свои размышления, хотя и открыт миру, на что указывает сама его поза: правая рука лежит на верхней планке спинки скамейки, место рядом с поэтом свободно. Хотя скульптура не несет в себе никаких религиозных символов, она открывает новый этап в восприятии Коста, а именно, духовный, который с неизбежностью предполагает постановку вопроса о его религиозности.