Ну в завершение —  всем, кто разделяет мнение про музейные экспонаты, Качао напоминает: el son no ha muerto.

Как обычно упустил новый альбом любимых, прекрасных L'Arpeggiata и как обычно с трудом могу подобрать слова про него. Вместе с ансамблем, отдельным именем — такой же великий Жаруски.

В этот раз вместо неаполитанской песни слышим air de cour, светскую музыку, царившую при французском дворе с конца 16 по середину 17 века. Могу отметить лишь несколько вещей: во-первых, кажется что L'Arpeggiata — не совсем про точную историческую реконструкцию, хоть их традиционно и характеризуют как представителей аутентистского движения, их метод (чуть) более ярок и доступен, позволяют они себе (чуть) больше свободы, за что и любимы нами, обывателями; во-вторых, L'Arpeggiata не были бы собой, не подчеркнув лишний раз южные корни пассакальи: кастаньеты, две песни из испаноязычного репертуара французских композиторов (Y soy la locura, например, наверняка в первую очередь известна слушателям династии Саваллей), импровизация на фолию (в том же направлении, да) и т.д.
Короче говоря, южные страсти под барочными белилами.

Умер Петер Брёцманн

^ немного о Брецманне. Давние читатели канала знают, что Брецманна я всегда уважал и любил, люблю и сейчас, несмотря на мой значительно погасший в последние годы энтузиазм к фри-джазу. В этом предельно анонимном и зачастую весьма шарлатанском жанре Брецманн всю свою карьеру был чуть ли не главный не-анонимом, узнаваемым с первых нот.

В этом было и его проклятие: трудно спорить, что за пределами фирменного рыка на внушительном арсенале язычковых у Петера был слабоват вокабуляр, и в целом вся эта тема с европейским фри-джазом из контркультурной вспышки превратилась в параллельный мейнстриму, но такой же конъюнктурный анти-мейнстрим (про это хорошо пару лет назад писал Александр Аношин на своем канале), где десятилетиями властвовали одни и те же лица и игралась одна и та же музыка, что хорошо прослеживается по монструозной и в целом монотонной дискографии Брецманна.

Но: Брецманн все равно был гигантом вопреки всем своим объективным ограничениям. Этим он в чем-то похож на олдовых блюзменов — когда я сравнивал его с Альбертом Эйлером, меня пару раз попрекнули, мол непохоже же — но ведь он как раз и был наиболее близким по сути своей его последователем, они оба черпали идеи из корневого примитива, но Брецманн пошел дальше. И в целом вот этот интерес к архаичному игровому началу в музыке у него повсюду, что выливалось как и в очевидные коллабы с африканскими музыкантами (последний вот недавно вышел совсем), так и в замечательные вещи вроде моей любимой озорной записи Schwarzwaldfahrt или серии концертов с Беннинком, Ван Ховом и Мангельсдорффом, живых, остроумных, полностью без свойственных европейской импровизационной музыке высоколобых претензий; выливалось в любовь к крутейшим ритм-секциям: с Дрейком и Паркером Петер записал лучшие свои пластинки — концерт-посвящение Ковальду и записи в рамках группы Die Like a Dog; и так далее.

Можно конечно долго ломать копья, на тему того, что из этого всего он делал на серьезных щщах, до последнего момента пытаясь быть панком-фриджазером из шестидесятых, а где все же больше иронии и игры. Мне же кажется, что этот тот случай, когда интерпретация переживет творца, и скованный техническими и творческими ограничениями Петер Брецманн останется для многих слушателей самым живым и узнаваемым фриджазером своего поколения.

Узнал, что еще в апреле в 92-летнем возрасте скончался один из моих самых любимых мейнстримных трубачей Душко Гойкович, выходец из Югославии (нынешней Боснии и Герцеговины) с парадоксальной 60-летней карьерой, на всем протяжении которой он так и оставался неизвестным широкой публике, играя при этом с топовейшими музыкантами, некоторые из которых сухо перечислены на его маленькой вики-страничке: играл он и с Гиллеспи, который вроде как исключительно положительно о нем отзывался, и с Гетцом, и с Роллинсом, и в уже изрядно позабытом европейском биг-бенде Кларка и Боланда, и в каких-то других совершенно забытых европейских бендах.

Его, пожалуй, самый известный альбом — Swinging Macedonia, о котором я уже когда-то писал, такой Balkan-tinged кул-джаз, выдержанный, бархатный, с совершенно неожиданным лайнапом (Мэл Уолдрон и ритм-секция из New Jazz Trio); с очень хорошим мелодическим чутьем, которое даже в мире джаза — довольно большая редкость; ну и конечно техника — Гойкович безупречный трубач с чистой и не острой интонацией, я такое очень люблю.

Потом он просто продолжал играть первоклассный честный в основном мейнстрим (как и бигбендовый, так и небольшими комбо). Одна из моих любимых таких его пластинок — Soul Connection с (!) Флэнаганом, Эдди Гомесом и Джимми Хитом. Очень хорош совсем недавний архивный бигбендовый Sketches of Yugoslavia, и т.д., в дискографии есть что послушать.

Вообще мне въелась в память одна история, которую прочитал несколько лет назад на каком-то форуме (иногда думаю, что мне привиделось, потому что найти снова не смог): автор поста встретил Гойковича играющим в кафе где-то в глубокой японской провинции, посреди нигде, и это конечно очень показательно — чистая любовь к искусству и ничего лишнего.

Еще о позабытом и о том, как все перекликается (вечные два лейтмотива этого канала, правда?). У Гойковича есть совместная запись-бутлег 1970 года с секстетом некоего Эрика Кляйншустера, сделанная на студии Austrophon (так и называется), никогда не была полностью нормально издана.

Во-первых — не поленитесь найти эту запись на просторах интернета, она весьма и весьма хороша — примерно в том же ключе, что и Swinging Macedonia, но многослойнее, версия Sega Se Karame хороша особенно (нет на ютубе, но есть в soulseek).

Во-вторых — тут интерес представляет сама фигура австрийского тромбониста Кляйншустера. Как я понял, локально это какая-то очень известная история и это чуть ли вообще не один из отцов австрийского джаза, но много ли мы знаем об истории австрийского джаза? А у него, между тем, присядьте, есть цикл первоклассных записей (в формате секстет + гость) с Джо Хендерсоном, Кармеллом Джонсом, Клиффордом Джорданом, Артом Фармером, Джимми Хитом. Вот они удобно объединены в две компиляции — раз, два. Жарящий бенд, безошибочный набор композиций, сет с Джо Хендерсоном особенно хорош! Версия Recorda Me на нем — одна из лучших мне известных.

В целом у Кляйншустера еще хватает интересных записей (в т.ч. совместные с Толливером и Сёрманом, например), но вот этот набор был прям приятным откровением для меня. Вот так-то.

Валентину Сильвестрову сегодня 86.

Фотографія Bouquet Kyiv Stage

Немного о любимом плавильном котле культур Старой Европы.

Известно, что Телеману довелось поработать капельмейстером в польских Жарах, вернулся полон впечатлений; сохранилась его цитата про "варварскую красоту" местной музыки. Beauté Barbare — озаглавлена новая запись Les Musiciens de Saint-Julien, уже можно догадаться.

Сейчас не совсем очевидно, что именно услышал Телеман: понятно, что это была музыка поляков, моравов (не зря же он потом написал Польский концерт, где полонез и мазурка вполне очевидны), всевозможных бродячих музыкантов, в т.ч., весьма вероятно, и цыган, но как это звучало тогда, конечно, вопрос. Поэтому никакого исторически информированного взгляда в записи совершенно точно нет, что вполне открыто признается худруком ансамбля. Помимо Телемана на запись поместили избранные отрывки из Угровского манускрипта — это эдакий сонгбук примерно той же эпохи странствующих музыкантов, главным образом вероятно цыганских, музыкальный собирательный образ Восточной/Центральной Европы, как ее видели современники Телемана (там и в моменте было не разобрать, кто есть кто, а спустя сотни лет тем паче). Сама музыка записана в манускрипте в основном в одноголосом виде, создание всего вокруг основной мелодии отдается на импровизацию музыкантам.

Именно тут Les Musiciens de Saint-Julien берут разгон и обрамляют все в типично лэутарскую музыку с цимбалами и характерным свингом; "свинг фольклорного танца" по собственному заявлению они ищут у Телемана — находят на мой взгляд не всегда, но находят. Трюк подлый, но на меня действует безошибочно; а вот главная жемчужина, как водится на подобных альбомах, вовсе не Телеман, а безымянная композиция из манускрипта, на альбоме третья, в оборот берет не сразу, но без вариантов (Телемана временами совсем уж беззастенчиво отправляют в ту же степь).

Эжени де Мей (меццо, поучаствовала в записи многих значимых для меня релизов последних пяти лет: Graindelavoix — The Liberation of the Gothic и Tenebrae, La Tempête — Vespro della beata Vergine и Azahar) выпустила очень интересный альбом Exils. Celles qui restent, Celles qui partent…, посвященный осмыслению опыта изгнания (преимущественно политического), оставленности (преимущественно любовной), забвения (какого угодно) и так дальше. Сентябрьский релиз бельгийского лейбла Fuga Libera (подразделение Outhere Music). Разумеется, это одна из лучших пластинок года.

В программе — помимо Чиконии и Энсины, анонимных песен труверов, традиционных сефардских и иберийских песен, произведений Тьери де Мей — две пьесы Гийома де Машо: баллада De Fortune me doy pleindre (B23) и рондо Puis qu'en oubli (R18). И если забыть о его мессе и мотетах (а заодно и о Вечери Монтеверди) — это едва ли не моя самая любимая музыка на свете (которую увы играют/поют очень редко, поскольку вся музыка Машо (a) очень сложна и (b) передовыми коллективами прошлого заданы запредельно высокие стандарты её исполнения).

Пару слов о рондо R18 как о самой большой удаче записи: исполнение аскетичное, негромкое и медленное, в нём много пауз, затуханий и воздуха. Из трех голосов спет голосом только супериус (де Мей), партия тенора исполнена на флейте (безжизненный глуховатый бас без украшений, гаснущий к концу каждой фразы), альтус отсутствует.

Эжени де Мей поёт нарочито безыскусно, как бы в народном стиле. Ее голос человечен, ясен, очень печален, но невыразителен (она может и по-другому, см., например, антифоны в Вечере Монтеверди в исп. La Tempête). Однако при внимательном прослушивании проявляются тончайшие едва уловимые ориентальные украшения (медленное вибрато/длинное глиссандо), которыми отмечены наиболее неустойчивые части партитуры ("oubli", "amis", все рифмы к этим словам) и каденции. Тем самым вокалистка продолжает (уже огромную) традицию исполнения Машо в ориентальном стиле, но делает это чрезвычайно тонко.

Третий голос в исполнении – перкуссия, и это очень интересно: интепретации музыки композитора с использованием ударных инструментов мне не известны (а мне, смею надеяться, известны все существующие записи, включая самые древние и плохие). Партия Жульена Лаэ (иранский томбак) очень хороша, продуманна и непромолинейна: барабан подчёркивает гармоническое напряжение, возникающее в конце каждой нечётной строки, но это происходит образом, противоположным ожидаемому: партия затухает, растягивая паузу, в которой локализовано напряжение, что приводит к его усилению и, соответственно, усилению воздействия этого напряжения на слушателя.

О поэтической и гармонической структуре рондо я коротко писал ранее в связи с выступлением Лабиринтуса. Здесь же повторю: Машо один из первых мастеров полифонии (если не первый), кто целенаправленно и осознанно макал музыкальную кисть в банку с драгоценнейшей из красок — меланхолией, то есть не боролся с неустоем как с чем-то нежелательным в гармонии, а использовал его в качестве самостоятельного и сильнейшего средства музыкальной выразительности, окрашивая им наиболее драматичные образы своих поэтических произведений.

Spotify: ▼ | Apple Music: ▼ | Flac (7 дней): ▼

ps1: Эжени де Мей исполняет баллату Чиконии Merçe o Morte в переложении для голоса, музыкальной шкатулки и перфокарты: тихий авангард, чистая и ясная красота.

ps2: плейлист в спотике с лучшей музыкой Машо.

Недавно услышал в совершенно неожиданном месте в качестве фоновой музыки Os Tincoãs, и вспомнил, что хотел в прошлом году написать про их свежевышедший архивник. Материал тут состоит частично из того, что ранее не издавалось, но в основном из уже известных композиций, переаранжированых (иногда) с добавлением хора. В основном, как я понял, материал был записан незадолго до фактического развала группы, поэтому все эти годы провел на полке.

Это вообще удивительный коллектив, даже в пестром мире MPB они всегда на мой взгляд стояли особняком. Их музыка представляет что-то вроде пересаженного на афробразильские рельсы госпела, вместо Иисуса воспеваем ориша (писал уже немного про это, когда писал про Бадена Пауэлла); в итоге получается примерно в том же направлении, в котором The Abyssinians двигали регги — сладкоголосая госпельная гармонизация. Но больше вкуса, меньше прямолинейности, гораздо более интересная перекличка культур: см. например афро-твист на католическую мессу в Misericórdia. Что важно, и что любим тут — никакой exotica, естественная синкретичность, которая получается, когда старое (Африка) уходит не до конца, а новое (христианство, например) наслаивается на местную специфику.

Сахар, патока, мед, слишком частым прослушиванием можно заработать диабет, вы предупреждены.

​​Написал для «Джазиста» про нового Камаси Вашингтона. Кратко: новый Камаси — с косметическими изменениями на поерхности, но в основном — как старый Камаси. Громко, много инструментов, мелодии как из спиричуэл-джаза 70-х, блекло и бессмысленно. У человека до сих пор нет своего индивидуального голоса как инструменталиста. В его игре есть только выученная и ученическая печаль имитатора. И ничем это не исправить. Проявил слабину: поставил три звездочки. Надо было меньше.

долго пытался сформулировать, что именно мне кажется неправильным в этом альбоме (не то что бы это имеет какой-то смысл, но) — в итоге пришел к такой вот мысли:
проблема даже не в том, что это посредственный джаз, а в том, что это крайне посредственная музыка в принципе. Да, Вашингтон ниже среднего, скучный солист, а остальные музыканты вне зависимости от их навыков зажаты в тиски перепродюссированной и очевидно расписанной посекундно музыки; но этот альбом не работает, даже если забыть что это вроде как джаз, и думать об этом просто как об ансамблево-композиторской музыке в приджазованном стиле. Набор клише маскируют суетливым бестолковым нагромождением звуков, электронных примочек и фитами. Ни сколько-нибудь яркого мелодического мышления, ни интересных аранжировок, плоско, стерильно, безжизненно.

Это все канеш звучит резко и в целом в этот канал я давно уже стараюсь брюзжание не тащить, но такой хлам всерьез на щит могут поднимать люди не то что с джазом плохо знакомые, но в принципе плохо знакомые с музыкой за пределами жвачных наборов "100 альбомов, которые вы должны услышать в своей жизни" и ведущиеся посему на дешевые приемы, и бесит меня не то, что кто-то не прав и слушает неправильную музыку (сейчас за критику Камаси обычно обзывают в англосфере элитистом, гейткипером и пуристом) — ей б-гу, личное дело каждого. Что реально бесит — перекрытие этим хламом всего информационного поля, в т.ч. и прежде авторитетного и вроде бы компетентного. Я вот практически перестал мониторить джазовое новье за пределами нескольких избранных лейблов именно поэтому — просто нет уже времени и сил фильтровать поток вторичного мусора (тут не только в Камаси проблема конечно, просто он такой показательный пример перетиражированной вторичности, как и какой-нибудь Шабака Хатчингс хз).

​​Слушаю вечером такую вещь. Это три диска концертных записей Арта Тэйтума и его трио, сделанные в Чикаго в 1953 году и изданные только сейчас. Если вы знаете Арта Тэйтума — то вам ничего объяснять не нужно. Если не знаете, то я поясню: Арт Тэйтум — легендарный слепой джазовый пианист, считающийся одним из лучших в истории музыки. Если не лучшим вообще, то точно самым виртуозным. Про его пальцы, скорость, идеальный слух существуют сотни легенд. Чтобы понять, о чем я говорю, можно послушать «Begin the Beguine» в исполнении Тэйтума. Обещаю, что до вас очень быстро дойдет.

Так вот, слушаю я чикагские концерты Тэйтума — и у меня две мысли:

1) Тэйтум — не просто уникум или самородок. Он из рода «американских мавериков». Есть такой термин в академической музыке, им обычно принято описывать американских композиторов, которые шли против течения, не вписывались в конкретную традицию, находились вне традиции вообще. Чарльз Айвз, Генри Кауэлл, Джон Кейдж, Гарри Парч, Алан Хованесс, Лу Харрисон, прочие, прочие и прочие. Так вот, Тэйтум — это маверик джаза. Его манеру игры не отнести к какому-либо джазовому стилю. Он слишком дико и слишком лихо импровизировал; совершенно не похоже на остальных джазменов. Исполнял — на момент 1953 года — в основном беспрецендентно старомодный репертуар. В момент соло других музыкантов одновременно аккомпанировал и как будто сам тоже солировал. Его общий подход к музыке сильно больше просто виртуозности. Он крайне оригинально мыслил насчет джаза вообще.

2) Нет людей, которых можно назвать предтечами Тэйтума, и нет тех, кого можно назвать его последователями. Это увтерждение верно еще и потому, что Тэйтум слишком хорошо изучил фортепиано и обладал невероятными для пианиста физическими данными. Его невозможно точно сымитировать, потому что такая задача не решается исключительно усидчивостью и прокачкой мастерства. Тэйтум, его манера игры и его музыка задают нам вопрос о том, где кончается умение и начинается нечто большее. Назовите это «большее» как хотите: удачей, талантом, божественным провидением.

Арт Тэйтум — это бесконечный аргумент в пользу человечности творчества. Он был идеальным носителем загадочной энергии человеческого естества, которую не может заменить ни одна машина.

увидел, что примерно месяц назад умер Бенни Голсон ((

Товарищ приводит текст Айверсона (как обычно замечательный). А что имею сказать я? На самом деле особо ничего, я не то что бы сильно знаток творчества (надо бы наверстать). Могу лишь отметить, что Бенни Голсон был из (очень небольшого) числа саксофонистов с уникальным, всегда безошибочно считываемым тоном, не надо подглядывать в credits, и так все слышно. А что в 59 году всех волновал Орнетт и не волновал Джазтет (см. текст по ссылке) — так сейчас уже какая разница? все одно великая история, и последние свидетели уходят

https://youtu.be/K83xM6gOp74

под конец года у меня всегда появляется чуточку больше свободного времени и можно неторопливо посмотреть/послушать что там вообще навыходило. Очень понравился новый Торд Густавсен. Саша Горбачев написал про него что-то типа "образцовое скандинавское трио", мы с друзьями похихикали, что совсем максимально коротко.

Ну и позволю себе поспорить с воздухом чуть-чуть, да, как обычно. Скандинавский извод джаза я за редкими исключениями скорее не люблю, для меня это как современная скандинавская же архитектура — формально круто, аккуратненько, если и с риском, то в меру, никогда нельзя пожаловаться на отсутствие вкуса и т.д., но в целом все одно и об одном. Собственно и скандинавский джаз (тут говорю о мейнстримном понимании этого термина, такую же обычно самоподобную фряху опустим) это чет проезжающее мимо, стильно-аккуратный расфокус. А вот Густавсена люблю. Эстетически это как бы та самая холодная скандинавщина, но вот что мне нравится: во-первых, он очень последовательно-логичный, я со временем все больше и больше в джазе это начал ценить — здесь есть поступательное движение мысли, за которое цепляешься даже без дополнительных действий, эта музыка не про саундскейпы. Вообще кажется, что это должно быть базовым требованием к джазу, но мы все знаем, что в реальности это не так (еще одна моя претензия к скандиджазу)) Во-вторых, в музыке Густавсена очень заметно просвечивает молитвенное начало (и всегда просвечивало, но особенно начиная с The Other Side 2018 года). Не нью-эйджевая "spiritual jazz"-пошлость, которой сейчас внезапно завалило все прилавки, конечно. Выдержанная, спокойная молитвенность, на это тут работают и интерпретации Баха и традиционных хоралов, и оригинальные композиции; вдобавок Густавсен умеет круто это все оттенять блюзовыми штришками. В совокупности ловлю местами эффект как от лучших работ Джарретта — что-то почти госпельное катится на слушателя волнами. Не совсем корректная ассоциация, конечно, но как есть.

Ну т.е. мысли в итоге две: трио конечно образцовое, но не образцово-скандинавское; альбом очень рождественский, надо было выпускать в декабре

Раз уж Рождество, то и подарки под елочкой тут как тут. Мне кажется, что есть какое-то проклятие в том, что я всегда узнаю о новых релизах L'Arpeggiata спустя полгода

фанфары

Нувыпоняли. У Кристины Плюхар новая запись, все как заведено — пиршество для души и тела. Мотивация у Wonder Women лаконичная: посвящение женщинам. В программе: женщины-композиторы 17 века (из известных мне — Строцци, Каччини, например, но не только) и традиционные песни (мексиканские и итальянские) про женщин.

Дальше в целом можно не продолжать, если вы слышали подобные записи L'Arpeggiata, то понимаете, чего ожидать. Это самый бесстыдно яркий, самый дионисийский (даже если музыка этого не предполагает) коллектив из себе подобных. Особенно радует вновь услышать в их исполнении латиноамериканскую музыку, которой невероятно к лицу приходится барочная колористика. Понятное дело, что эта музыка вроде бы не то что бы authentic Early Music performance в полной мере... но по крайней мере мы-то здесь понимаем, что такое аутентичность на самом деле, да?)

увидел в какой-то рецензии очень меткую характеристику, которую дали Кристине Плюхар и тому, что она делает с музыкальным материалом — larger-than-life. Это, конечно, абсолютная правда

еще утащил буклетик с сайта лейбла (тексты песен, историческая справка и все такое)