Радость: Cute Ecologies, он же Aww-Struck семинар теперь на ютьюбе. Пять видео включают панели с 15-минутными презентациями, 5-минутными sparkle talks и круглый стол, который я пропустила 🐇 🐹
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
YouTube
AWW-STRUCK Seminar
Share your videos with friends, family, and the world
Cute Ecologies symposium programme.pdf
1.9 MB
Программа с абстрактами для ориентации 😨 Осторожно: too much cuteness!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Очень понравился новый текст Джоди Берланд о цифровых питомцах и питомцах-роботах Playing with Pets, Playing with Machines, Playing with Futures. Не задумывалась, что рынок игрушек и рынок животных-компаньонов настолько похожи. Оба ориентированы на производство все более удобных животных, которые, независимо от своей исходной стоимости, становятся долгосрочной статьей расходов после «вхождения» в семью, а также каналом слива личных данных компаниям-производителям.
Берланд пишет о буме «технологически продвинутых и номадически мобильных» зооморфных игрушек и приводит примеры плюшевых игрушек и роботов, которые служат пропуском в виртуальные миры, где можно бесконечно тратить родительские зарплаты на игрушки и сервисы для таких игрушек — например, чтобы вызволить от ветеринара цифрового щенка, который заболел, по аналогии с выкупом автомобиля со штрафной стоянки.
Но самое интересное — мысли, а точнее вопросы о том, как подобные питомцы влияют на детей и множество возможных будущих, которые будут им принадлежать. Берланд подчеркивает, что переход от живых питомцев к виртуальным, таким как тамагочи, а позже к еще более привлекательным, интерактивным роботизированным или цифровым питомцам, которые уже не умирают, если их временно забросить, необходимо рассматривать не только как процесс технической инновации, но и как проект социальной инженерии.
Ссылаясь на исследование Шерри Таркл Alone Together: Why we Expect More from Technology and Less From Each Other, Берланд подчеркивает, что «гиперконсьюмеристский» дизайн и предельное обмиление внешности зооморфных игрушек побуждают детей испытывать к ним чувства и чувствовать вместе с ними.
Читая о Nintendogs, узнала, что для подобных игр уже есть термин — love in a box. В таких виртуальных пространствах, куда дети приходят за положительным эмоциональным опытом, цифровые питомцы не только культивируют привязанность но и обмиляют сам процесс потребления.
Берланд спрашивает: «Сможет ли практика ухода за цифровыми питомцами заставить молодых людей более или менее смириться с перспективой будущего без питомцев и других животных?» А значит и перестать горевать по ним.
Меня здесь волнует еще и вопрос «удобства» цифровых питомцев, которые по умолчанию настроены удовлетворять потребности своих опекунов. Такие настройки идут вразрез с поведением животных из приютов, частно «неудобных» из-за пренесенных травм. #cuteness
Берланд пишет о буме «технологически продвинутых и номадически мобильных» зооморфных игрушек и приводит примеры плюшевых игрушек и роботов, которые служат пропуском в виртуальные миры, где можно бесконечно тратить родительские зарплаты на игрушки и сервисы для таких игрушек — например, чтобы вызволить от ветеринара цифрового щенка, который заболел, по аналогии с выкупом автомобиля со штрафной стоянки.
Но самое интересное — мысли, а точнее вопросы о том, как подобные питомцы влияют на детей и множество возможных будущих, которые будут им принадлежать. Берланд подчеркивает, что переход от живых питомцев к виртуальным, таким как тамагочи, а позже к еще более привлекательным, интерактивным роботизированным или цифровым питомцам, которые уже не умирают, если их временно забросить, необходимо рассматривать не только как процесс технической инновации, но и как проект социальной инженерии.
Ссылаясь на исследование Шерри Таркл Alone Together: Why we Expect More from Technology and Less From Each Other, Берланд подчеркивает, что «гиперконсьюмеристский» дизайн и предельное обмиление внешности зооморфных игрушек побуждают детей испытывать к ним чувства и чувствовать вместе с ними.
Читая о Nintendogs, узнала, что для подобных игр уже есть термин — love in a box. В таких виртуальных пространствах, куда дети приходят за положительным эмоциональным опытом, цифровые питомцы не только культивируют привязанность но и обмиляют сам процесс потребления.
Берланд спрашивает: «Сможет ли практика ухода за цифровыми питомцами заставить молодых людей более или менее смириться с перспективой будущего без питомцев и других животных?» А значит и перестать горевать по ним.
Меня здесь волнует еще и вопрос «удобства» цифровых питомцев, которые по умолчанию настроены удовлетворять потребности своих опекунов. Такие настройки идут вразрез с поведением животных из приютов, частно «неудобных» из-за пренесенных травм. #cuteness
Работа кипит и я не успеваю рассказывать о тех проектах, которые закончились. На прошлой неделе опубликован десятый юбилейный выпуск научного журнала Pulse, который я редактировала вместе с Шибон Ледди, художницей и исследовательницей из Freie Universität Berlin. Шибон исследует искусство как пространство для поиска методологий межвидового общения и за время нашей работы над журналам стала доктором!
В нашем выпуске шесть статей, которые исследуют аспекты нечеловеческой агентности с позиций разных дисциплин. Все статьи опубликованы в открытом доступе, а я буду рассказывать о каждой здесь как только появится минута.
Сегодня хочу представить статью Яны Фишовой, создательницы канала Vegan Studies and Critical Animal Studies и соорганизаторки секции «Котики и коровы» на конференции в Шанинке. С Яной мне посчастливилось заочно подружиться на пути в Новую Зеландию и обратно, а сейчас она начинает свой путь докторантки с проектом о педагогике веганства.
Статья Яны “Speciesism, Subjectivity, and Becoming-Other in Michel Faber’s Novel Under the Skin” будет интересна всем, кто занимается научной фантастикой как инструментом социальной критики. Яна обращается к роману Мишеля Фабера «Под кожей» как источнику знаний о природе видовой дискриминации, универсальных механизмах дегуманизации и угнетения. «Под кожей» — любимая книга моего супервайзера Энни Поттс, по словам которой, не меньше десяти студентов в год выбирают этот роман для своих курсовых работ, в частности, как историю об угнетении женщин. Яна идет дальше и, используя концепцию Делеза и Гваттари becoming-other, исследует, что роман Фабера говорит нам о положении нечеловеческих животных в антропоцентричном мире и тех культурных конструктах, которые мешают людям видеть в них самоценных существ, а не ресурс удовлетворения своих потребностей 🐥🐄
На картинке афиша одноименного фильма Джонатана Глейзера, который я еще не посмотрела, но собираюсь!
В нашем выпуске шесть статей, которые исследуют аспекты нечеловеческой агентности с позиций разных дисциплин. Все статьи опубликованы в открытом доступе, а я буду рассказывать о каждой здесь как только появится минута.
Сегодня хочу представить статью Яны Фишовой, создательницы канала Vegan Studies and Critical Animal Studies и соорганизаторки секции «Котики и коровы» на конференции в Шанинке. С Яной мне посчастливилось заочно подружиться на пути в Новую Зеландию и обратно, а сейчас она начинает свой путь докторантки с проектом о педагогике веганства.
Статья Яны “Speciesism, Subjectivity, and Becoming-Other in Michel Faber’s Novel Under the Skin” будет интересна всем, кто занимается научной фантастикой как инструментом социальной критики. Яна обращается к роману Мишеля Фабера «Под кожей» как источнику знаний о природе видовой дискриминации, универсальных механизмах дегуманизации и угнетения. «Под кожей» — любимая книга моего супервайзера Энни Поттс, по словам которой, не меньше десяти студентов в год выбирают этот роман для своих курсовых работ, в частности, как историю об угнетении женщин. Яна идет дальше и, используя концепцию Делеза и Гваттари becoming-other, исследует, что роман Фабера говорит нам о положении нечеловеческих животных в антропоцентричном мире и тех культурных конструктах, которые мешают людям видеть в них самоценных существ, а не ресурс удовлетворения своих потребностей 🐥🐄
На картинке афиша одноименного фильма Джонатана Глейзера, который я еще не посмотрела, но собираюсь!
В книге «Социальные жизни животных» (2022) профессора Сиднейского университета Эшли Уарда встретила любопытный пример social learning (социального обучения) у птиц.
Около ста лет назад появились сообщения о том, что синицы открывают восковые крышки молочных бутылок, которые молочники оставляли на порогах домов недалеко от Саутгемптона на южном побережье Англии. Продырявив крышку, птицы собирали сливки. Как пишет Уард, необходимость — мать всех изобретений: синицы чаще всего открывали бутылки зимой, когда еды не хватало и жирные сливки могли спасти их жизни.
Всего за несколько лет умение открывать бутылки с молоком распространилось по Британским островам, передаваясь от птицы к птице. В стремлении выяснить, насколько типично такое поведение и можно ли его считать случаем социального обучения, Британский фонд орнитологии разослал анкеты своим членам по всей стране, спрашивая, видели ли они подобные трюки в исполнении синиц и, если да, когда заметили такое поведение впервые.
Анкеты заполняли на протяжении первой половины двадцатого века, способствуя сравнительному изучению распределенных популяций. Синицы, как правило, — домоседки (живут близко к месту, где они выросли), однако вспышки «воровства» молока происходили по всей стране.
В некоторых городах, например, Ковентри и Лланелли, небольшое количество отдельных случаев переросло в широкомасштабные ежедневные «ограбления», которые распространялись по основным дорогам между пригородами, то есть птицы летали от дома к дому, чтобы вкусно поесть. В каких-то частях страны синицы оставались «законопослушными» и на молоко внимания не обращали, зато в других местах вели себя «бесстыдно», следовали за тележкой с молоком и нападали на бутылки еще до того, как их доставляли к дверям.
Молочники стали оставлять на бутылках камни или перевернутые банки, но это редко задерживало синиц надолго. Решив исходную задачу — как сломать пробку, синицы учились преодолевать новые препятствия. Они освоили навык вскрытия бутылок в разных частях страны, а затем и за ее пределами. Этот процесс начался с единственной вспышки и постепенно набирал темп, поэтому ученые предположили, что молочное «воровство» — результат социального обучения.
К сожалению, синицы клюют не только пробки. В Венгрии они питаются мозгами летучих мышей 🤯. Когда летучие мыши пробуждаются от долгого сна в пещерах, их крики привлекают синиц. Дремлющие после спячки, летучие мыши становятся легкой добычей: синицы проклевывают их тонкие черепа, чтобы добраться до «сочных» мозгов. Как и в случае с молоком, есть предположение, что такое поведение передается из поколения в поколение.
На фото не очень хорошая керамика Джо Уиллиса, в которой меня привлекла увлеченность сюжетами питания городских животных, не опекаемых людьми.
Около ста лет назад появились сообщения о том, что синицы открывают восковые крышки молочных бутылок, которые молочники оставляли на порогах домов недалеко от Саутгемптона на южном побережье Англии. Продырявив крышку, птицы собирали сливки. Как пишет Уард, необходимость — мать всех изобретений: синицы чаще всего открывали бутылки зимой, когда еды не хватало и жирные сливки могли спасти их жизни.
Всего за несколько лет умение открывать бутылки с молоком распространилось по Британским островам, передаваясь от птицы к птице. В стремлении выяснить, насколько типично такое поведение и можно ли его считать случаем социального обучения, Британский фонд орнитологии разослал анкеты своим членам по всей стране, спрашивая, видели ли они подобные трюки в исполнении синиц и, если да, когда заметили такое поведение впервые.
Анкеты заполняли на протяжении первой половины двадцатого века, способствуя сравнительному изучению распределенных популяций. Синицы, как правило, — домоседки (живут близко к месту, где они выросли), однако вспышки «воровства» молока происходили по всей стране.
В некоторых городах, например, Ковентри и Лланелли, небольшое количество отдельных случаев переросло в широкомасштабные ежедневные «ограбления», которые распространялись по основным дорогам между пригородами, то есть птицы летали от дома к дому, чтобы вкусно поесть. В каких-то частях страны синицы оставались «законопослушными» и на молоко внимания не обращали, зато в других местах вели себя «бесстыдно», следовали за тележкой с молоком и нападали на бутылки еще до того, как их доставляли к дверям.
Молочники стали оставлять на бутылках камни или перевернутые банки, но это редко задерживало синиц надолго. Решив исходную задачу — как сломать пробку, синицы учились преодолевать новые препятствия. Они освоили навык вскрытия бутылок в разных частях страны, а затем и за ее пределами. Этот процесс начался с единственной вспышки и постепенно набирал темп, поэтому ученые предположили, что молочное «воровство» — результат социального обучения.
К сожалению, синицы клюют не только пробки. В Венгрии они питаются мозгами летучих мышей 🤯. Когда летучие мыши пробуждаются от долгого сна в пещерах, их крики привлекают синиц. Дремлющие после спячки, летучие мыши становятся легкой добычей: синицы проклевывают их тонкие черепа, чтобы добраться до «сочных» мозгов. Как и в случае с молоком, есть предположение, что такое поведение передается из поколения в поколение.
На фото не очень хорошая керамика Джо Уиллиса, в которой меня привлекла увлеченность сюжетами питания городских животных, не опекаемых людьми.
More-than-human Aesthetics: Lessons from Enrichment — еще одна статья, которую нельзя пропустить в нашем номере Pulse. Это исследование художницы Алинты Краут, которая семь лет работала в австралийском реабилитационном центре с летучими лисицами. Сейчас Алинта адъюнкт-профессор по цифровым культурам в Университете Бергена в Норвегии, где она продолжает исследовать возможность межвидового будущего интерактивного искусства.
Статья основана на опыте создания Quantum Enrichment Entanglers — серии объектов 2021-2022, призванных расширить когнитивный опыт летучих лисиц в неволе (перед реинтеграцией в дикую природу) и побудить их к социализации друг с другом.
Пытаясь концептуализировать нечеловеческую эстетику, Алинта развивает понятие sensory affordances и описывает процесс проб и ошибок, через который ей пришлось пройти, чтобы создать «привлекательные» для летучих лисиц объекты (несмотря на годы волонтерства в центре, предсказать реакцию животных на разные элементы скульптур было невозможно, а потому они постоянно видоизменялись). Работа над объектами продолжается и сегодня, показывая, что попытки творить, проектировать и строить для нечеловеческих животных — это номадическая практика без образа конечного результата, требующая радикальной децентрации и готовности к порой изнурительному соавторству. #искусство
Статья основана на опыте создания Quantum Enrichment Entanglers — серии объектов 2021-2022, призванных расширить когнитивный опыт летучих лисиц в неволе (перед реинтеграцией в дикую природу) и побудить их к социализации друг с другом.
Пытаясь концептуализировать нечеловеческую эстетику, Алинта развивает понятие sensory affordances и описывает процесс проб и ошибок, через который ей пришлось пройти, чтобы создать «привлекательные» для летучих лисиц объекты (несмотря на годы волонтерства в центре, предсказать реакцию животных на разные элементы скульптур было невозможно, а потому они постоянно видоизменялись). Работа над объектами продолжается и сегодня, показывая, что попытки творить, проектировать и строить для нечеловеческих животных — это номадическая практика без образа конечного результата, требующая радикальной децентрации и готовности к порой изнурительному соавторству. #искусство
Готовлю последнюю лекцию курса о постгуманистической архитектуре, а значит шалость удалась! К моему удивлению, самым интересным для меня оказалось занятие о рыбах и других водных животных, а самый любимый проект теперь — устричный риф от художников Something & Son в Северном Кенте 😨
Cкрепленные друг с другом тележки из супермаркетов создают идеальные условия для устриц. Устричные рифы, в свою очередь, очищают воду и замедляют ее течение (именно поэтому в Нью-Йорке строят живой (устричный) волнорез). Но самое важное — устричный риф привлекает других животных, чему будут способствовать каркасы тележек, зарастая водорослями и создавая необходимые укрытия для рыб и крабов.
Художников вдохновило обычное для местного ландшафта зрелище — ножки тележек, выброшенных в водоемы, и они решили развернуть ситуацию в пользу деградирующей экосистемы.
Тележки из супермаркетов как конечная точка глобальных сельскохозяйственной и промышленной отраслей, которые разрушают экосистемы по всему миру, в проекте Trolley Reef меняют свою функцию и из символа пренебрежения к природе становятся средством ее поддержки и обогащения. (А в свете умирания торговых центров поиск альтернативных способов использования тележек видится еще более актуальным занятием).
А еще Trolley Reef — пример номадической художественной практики (работа над проектом началась в 2020 и продолжается сегодня) и новой многовидовой эстетики — подвижной, формирующейся в соответствии с культурными условиями и динамическими моделями взаимоотношений разных человеческих и нечеловеческих агентов (согласно концепции «Нового европейского Баухауса», которую я страшно рекомендую). #постгуманистическая_архитектура
Cкрепленные друг с другом тележки из супермаркетов создают идеальные условия для устриц. Устричные рифы, в свою очередь, очищают воду и замедляют ее течение (именно поэтому в Нью-Йорке строят живой (устричный) волнорез). Но самое важное — устричный риф привлекает других животных, чему будут способствовать каркасы тележек, зарастая водорослями и создавая необходимые укрытия для рыб и крабов.
Художников вдохновило обычное для местного ландшафта зрелище — ножки тележек, выброшенных в водоемы, и они решили развернуть ситуацию в пользу деградирующей экосистемы.
Тележки из супермаркетов как конечная точка глобальных сельскохозяйственной и промышленной отраслей, которые разрушают экосистемы по всему миру, в проекте Trolley Reef меняют свою функцию и из символа пренебрежения к природе становятся средством ее поддержки и обогащения. (А в свете умирания торговых центров поиск альтернативных способов использования тележек видится еще более актуальным занятием).
А еще Trolley Reef — пример номадической художественной практики (работа над проектом началась в 2020 и продолжается сегодня) и новой многовидовой эстетики — подвижной, формирующейся в соответствии с культурными условиями и динамическими моделями взаимоотношений разных человеческих и нечеловеческих агентов (согласно концепции «Нового европейского Баухауса», которую я страшно рекомендую). #постгуманистическая_архитектура
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM